Зачем людям псевдонимы - Игорь Иртеньев - Дилетанты - 2014-03-27
С. БУНТМАН: Добрый вечер. Начинаем очередной выпуск нашей программы «Дилетанты», совместной программы телеканала «Дождь», который представляет Карина Орлова. Карина, добрый вечер.
К. ОРЛОВА: Здравствуйте.
С. БУНТМАН: Радиостанции «Эхо Москвы» и журнала «Дилетант». Оба эти заведения представляю я, Сергей Бунтман. В гостях у нас виновник торжества, потому что мы сегодня будем говорить о псевдонимах, поэт Игорь Иртеньев. Здравствуйте, Игорь.
И. ИРТЕНЬЕВ: Здравствуйте.
С. БУНТМАН: Вот попались вы.
И. ИРТЕНЬЕВ: Да уж. Уж попали, так попали.
С. БУНТМАН: Повеяло тогда. Обязательно прочитал, как какой-нибудь кадровик Голупупенко или, наоборот, автор статьи в какой-нибудь газете 48/51 года. А Иртеньев – настоящая-то его фамилия Рабинович.
И. ИРТЕНЬЕВ: Знаете, я подумал, что если бы автор, заваривший всю эту кашу, с довольно странной пластикой человек Дмитрий Киселев, если он был бы человеком других (предположим, либеральных) взглядов, каковых он некогда и был, если бы нужно было как-то по-хорошему замочить, наверняка бы сказали, что у него настоящая-то фамилия Кисельман.
С. БУНТМАН: У меня предложение послушать, как всегда в начале программы, Кирилла Михайлова.
К. ОРЛОВА: А тему-то мы объявили?
С. БУНТМАН: Псевдонимы и зачем люди берут псевдонимы. Самое интересное еще, зачем их разоблачают. Послушаем досье, вводящее нас в курс дела, от Кирилла Михайлова.
ДОСЬЕ
КИРИЛЛ МИХАЙЛОВ: Кампания по разоблачению космополитов, которые прикрываются псевдонимами, началась с коллективной статьи в «Правде» об одной антипатриотической группе театральных критиков 28 января 1949 года. Новый советский патриотизм был сформулирован в тосте Сталина «За русский народ» сразу после Победы. Этот патриотизм приобретают национальные черты, русский народ теперь становится старшим и могучим братом в семье советских народов.
Сталин готовил страну к войне с империалистическим окружением, к третьей мировой, к шельмованию врагов, как это бывает и по сию пору, это дезориентировало людей и целиком подчиняло их государственной пропаганде. Ну а враги – вот они, безродные космополиты, которые ничего не понимают в русском народе, да еще норовят им управлять, создавать ему науку и искусство, лечить и вообще норовят быть проводниками чуждых идей Запада. Под первую раздачу попали 7 театральных критиков, пятеро из которых были евреи. Антисемитизм получил государственную санкцию.
«Вот мы говорим «космополитизм». А что это такое, если сказать по-простому, по-рабочему? Это значит, что всякие мойши и абрамы захотели занять наши места», - говорит, выступая перед партактивом подмосковного Подольска, заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКПБ Федор Головенченко. Ну что же, вполне закономерное выступление. Что-то похожее уже было. В «Окаянных днях» Иван Бунин описывает, как перед крестьянскими депутатами выступает комиссар, обещая скоро советскую власть во всем свете. «Сего не буде! Жидив не хвате», - раздается голос из толпы депутатов.
Добрая традиция шельмования людей с намеком на их национальность в наши дни, как выясняется, без всяких последствий воспроизводится одним из главных государственных телеведущих на всю страну. Дмитрий Киселев в программе «Вести недели» объяснил телезрителям, что поэта Игоря Иртеньева на самом деле зовут Игорь Моисеевич Рабинович. А всё потому что поэт смеет проводить аналогии с гитлеровской Германией. Современные политические практики в нашей стране часто называют имитационными или постмодернистскими. То ли клюквенным соком рисованная карикатура на советское прошлое, то ли игра ума, которую теперь называют троллинг. Правда, с реальными уже увольнениями за идеологию.
С. БУНТМАН: Спасибо Кириллу Михайлову. Жалко, картинки нет, потому что у нас сейчас чисто радийная передача, плюс сетевизор. Но Кирилл так читает – видно, что телевизионный человек, - кажется, что идет картинка, которую мы не замечаем. Итак, взяли вас к ногтю, Игорь.
И. ИРТЕНЬЕВ: Вынужден объясниться. Покаяться, во-первых, как водится. Дело в том, что настоящая моя фамилия как раз Иртеньев, потому что настоящей считается та фамилия, которая записана у человека в паспорте. А у меня с 1984 года в паспорте записано Иртеньев.
К. ОРЛОВА: А до 84-го?
И. ИРТЕНЬЕВ: А до 84-го была Рабинович, чего я никогда не скрывал.
К. ОРЛОВА: С позиции Дмитрия Киселева выступаете.
И. ИРТЕНЬЕВ: Мы не были знакомы в 84 году, к счастью.
С. БУНТМАН: А мы были. Классный парень был.
И. ИРТЕНЬЕВ: Чудный, ангелочек.
О. БЫЧКОВА: На 8-м этаже, вот звукорежиссер Наташа Селиванова помнит.
И. ИРТЕНЬЕВ: История происхождения этого псевдонима такова. Я опять же никогда этого не скрывал, в очень многих интервью говорил об этом. Фамилия Рабинович не очень удачна для поэта. Это герой анекдотов.
С. БУНТМАН: Да, она анекдотична.
И. ИРТЕНЬЕВ: Хотя был замечательный поэт – его нет сейчас среди живых – Вадим Рабинович, он был поэт, доктор наук, занимался алхимией, блестящего ума человек.
С. БУНТМАН: Он написал замечательную книгу об алхимии и алхимиках. Он очень интересный исследователь.
И. ИРТЕНЬЕВ: Он эту фамилию с достоинством нес. И я решил, что одного Рабиновича для советской поэзии достаточно и взял фамилию своей бабки Веры Константиновны Иртеньевой, взял ее в качестве псевдонима сначала, а потом она просто ко мне перекочевала в 84 году в паспорт. Вот такие были мои мотивы. Кроме того, с чисто технической стороны довольно хлопотно иметь псевдоним. Каждый раз приходится с бухгалтерией объясняться. Тебе приходит перевод на псевдоним – тебе нужно брать какую-то справку. Это довольно большая волынка.
С. БУНТМАН: А вот как Горький жил? Алексей Максимович Пешков, потом Максим Горький. А все обращаются Алексей Максимович Горький.
И. ИРТЕНЬЕВ: Я думаю, его не сильно донимало бюро пропусков на Капри, да и в России тоже, и с бухгалтерией он, наверное, разбирался через секретарей своих. У меня не было секретаря, поэтому я в этом смысле испытывал большие затруднения, чем классик соцреализма. Вообще, псевдоним – это очень длинная, давняя история.
С. БУНТМАН: Она столько существует, сколько существует любая деятельность. По прозвищу мы и знаем. Цезарь, Август и так далее, это тоже псевдонимы.
И. ИРТЕНЬЕВ: Причем они давались из самых разных соображений, только отнюдь не с целью скрыть свою позорную национальность. Многие революционеры или революционные писатели выбирали себе романтические псевдонимы: Михаил Голодный, Демьян Бедный (который был Ефим Придворов), Артем Веселый. Видимо, они символизировали некую связь со временем. Кстати, в этом отношении очень повезло Маяковскому – ему не было нужды брать псевдоним, потому что у него была блистательная поэтическая фамилия.
С. БУНТМАН: Готовая фамилия у человека была.
И. ИРТЕНЬЕВ: Багрицкий, на мой взгляд, довольно безвкусный псевдоним, но поэт он замечательный. Но под фамилией Дзюбин ему было бы сложнее существовать. Вот мы сейчас говорим про Рабиновича. Очень тяжело существовать в русской поэзии фамилией Иванов, это беда, ты теряешься в этом лесу. Есть известный всем поэт серебряного века. И Георгий Иванов был, потом еще один Иванов был, по-моему, Вячеслав Иванов.
С. БУНТМАН: Да.
И. ИРТЕНЬЕВ: Есть замечательный современный поэт, которого я очень люблю, он молодой человек, он был когда-то у меня на семинаре, я очень люблю его стихи. Живет он в Костроме. Володя Иванов. Но когда ты в журнальном зале ищешь его стихи, там вот такой столбец Ивановых. Это фамилия, ты растворяешься с ней.
С. БУНТМАН: И потом появляется поэт Иванов в 70-е годы у нас. А у нас существует главный человек, который пишет стихи, по фамилии Иванов. Это пародист Иванов. И если ты поэт Иванов в 70-е годы, то уже сразу начинают хихикать. Помнишь Александра Иванова?
К. ОРЛОВА: Нет.
И. ИРТЕНЬЕВ: Это другое поколение.
С. БУНТМАН: Вечера «Вокруг смеха» без Иванова никогда не обходились. Замечательные пародии были.
К. ОРЛОВА: Игорь Моисеевич, может быть, вам уже задавали этот вопрос, не знаю. Что вы почувствовали, когда увидели эту программу?
С. БУНТМАН: Повеяло.
К. ОРЛОВА: В 2014 году вот так раз – и разоблачают.
И. ИРТЕНЬЕВ: По-моему, я смотрел ее не в прямом эфире. По-моему, меня на это натолкнули.
К. ОРЛОВА: Так обычно и происходит.
С. БУНТМАН: Первое, что хочется сказать, я Карузо не слышал, мне Рабинович по телефону спел.
И. ИРТЕНЬЕВ: Я тут же в Интернете это дело поймал. Много чего я уже наслушался за последний год. Понимаете, какая история?.. У нас же время сгустилось фантастическим образом за последние месяца полтора. Вот та памятная всем эскапада Вити Шендеровича, когда он берлинскую Олимпиаду сравнил с сочинской, в чем, на мой взгляд, ничего криминального не было, потому что можно сравнивать всё со всем. Приравнивать, наверное, не всё можно, а сравнивать можно всё со всем. Так вот буквально за месяц, истекший с той поры, мы нормальным образом вползли в такой полноценный фашизм. Если называть вещи своими именами, ребята, то мы сейчас живем при зарождении, а может быть, даже и развитии фашизма. Я знаю, что у Умберто Эко есть 10 признаков того, что ты фашист.
С. БУНТМАН: Ур-фашизм, первоначальный, базовый фашизм. Культ героев, культ прошлого, архаика, превосходство…
И. ИРТЕНЬЕВ: Государства над личностью. У нас всё это есть в чистом виде. Я просто сейчас думаю, потянет ли… Я совершенно неожиданно прочел пост отнюдь не героя моего романа Александра Невзорова. Отличный материал. Человек, с которым у меня не было никаких идеологических точек соприкосновения, он написал пост о патриотизме, четкий совершенно, выверенный, очень литературный, лаконичный, где поставил диагноз этому явлению. Он сказал, что патриотизм – это такая вещь, которая, как рамка у автомата, она годится только в военное время, а в мирное время эта деталь не нужна. И он сказал, что российскую государственную машину заправляли разным топливом за время существования новой России. Там была демократия, там был консюмеризм, потребительство.
С. БУНТМАН: И не работает.
И. ИРТЕНЬЕВ: И никак она не едет. Она не едет, что ты в нее ни вливай.
С. БУНТМАН: И вдруг залили…
И. ИРТЕНЬЕВ: И она так с места рванула, со свистом.
К. ОРЛОВА: Просто думали, что это иностранная машина, ей нужен супер, 98-й, а оказалось-то – 76-й.
С. БУНТМАН: Вот он, родимый, дымит и едет. Еще есть одна такая вещь. Слушатели пишут: «Что на самом деле имел в виду Дмитрий Киселев?» Киселев хотел донести простую мысль: как может этот украинский нацизм поддерживать человек, у которого на самом деле еврейские корни? Как он может поддерживать? Но это же высосано из пальца. Сами высосали из пальца свой нацизм.
И. ИРТЕНЬЕВ: Бандеровский нацизм, у нас человек с такими взглядами, слава богу, третье лицо в парламенте, он вице-спикер, Владимир Вольфович Жириновский, который несет вещи, за которые любой другой автоматически оказался бы на скамье подсудимых за разжигание национальной розни. Нам ли об этом говорить? Не у нас ли проходят «Русские марши» здесь, в Москве? Не у нас ли здесь зигуют? Не у нас ли, когда ты едешь в электричке – а я часто езжу в электричке со своей Фирсановки, - видишь это граффити вдоль путей «бей жидов и хачей»?
С. БУНТМАН: По Ленинградке это любимые надписи.
К. ОРЛОВА: Уже последние года полтора у Дмитрия Киселева, у Аркадия Мамонтова постоянно появляются передачи, в которых поносят на чем свет стоит либералов, креаклов. И тут, когда конкретный человек попадает. Интересно, какая ваша реакция. Смех, ужас.
И. ИРТЕНЬЕВ: То, что у меня не было ужаса, я могу поручиться.
К. ОРЛОВА: Нет, не страх, а именно ужас.
И. ИРТЕНЬЕВ: Легкий шок. Чувство, что слишком далеко запрыгнули.
С. БУНТМАН: И безнаказанно запрыгнули. И не кажется уже чем-то удивительным.
И. ИРТЕНЬЕВ: Я ответил на это в стихах. И за меня вступился Еврейский конгресс, который такие вещи сканирует.
С. БУНТМАН: Игорь, здесь еще есть один моментов насчет псевдонимов. Наш шеф журнала «Дилетант» Виталий Дымарский из прекрасного далека…
И. ИРТЕНЬЕВ: Я бы ему посоветовал взять псевдоним.
С. БУНТМАН: Он горд фамилией.
И. ИРТЕНЬЕВ: Мы знаем отца.
С. БУНТМАН: Прекрасного отца Наума Дымарского. Виталий написал, что при вступлении в Союз журналистов обязательно надо было указывать псевдоним.
И. ИРТЕНЬЕВ: Да, это было.
С. БУНТМАН: Даже если ты им не пользуешься. Я никогда не вступал в Союз журналистов.
И. ИРТЕНЬЕВ: А я вступал в Союз журналистов, но у меня в это время не было псевдонима Иртеньев, и я себе написал Никулин. Потому что жил я в микрорайоне Никулино. Но я ни одного материала этим псевдонимом не подписал.
С. БУНТМАН: Забавно люди пишут: «А ведь у Пушкина был дядя поэт – Василий Львович. Почему он не взял себе другую фамилию, чтобы не мешаться?» Мне кажется, Александр Сергеевич об этом и стишок написал соответствующий: «Вы дядя мне и на Парнасе». Человек был горд своими предками. Каждая история по-разному. Вот как тогда запустили антисемитский такой ароматизатор. Или если уж в эстетике горючего мы существуем, то это такая присадка к топливу, она заставляет еще лучше патриотическое наше топливо работать, солярку.
И. ИРТЕНЬЕВ: Еврейский вопрос в России, в принципе, решен. В основном все, кто хотел, уехали.
К. ОРЛОВА: Вы тоже уезжали.
И. ИРТЕНЬЕВ: Наши радиослушатели будут сейчас каких-то блох ловить. Да, я живу половину года в России, половину года живу в Израиле.
К. ОРЛОВА: Т.е. вы не до конца вернулись.
И. ИРТЕНЬЕВ: Нет.
С. БУНТМАН: Что тут удивительного? Кто мешает жить и там, и здесь, и где угодно.
И. ИРТЕНЬЕВ: В Москве всё осталось. И, конечно, я себя считаю русским поэтом, а не израильским. Я практически всю жизнь прожил здесь. Хотя в Израиле очень много живет русских. Какую вещь я еще хотел сказать относительно псевдонимом? Многие революционеры брали красивые псевдонимы.
С. БУНТМАН: А почему они брали?
И. ИРТЕНЬЕВ: Джугашвили – язык сломаешь. А Сталин как звучит? Ленин.
С. БУНТМАН: Только мне не понятно, зачем Скрябин надо было на Молотов менять?
И. ИРТЕНЬЕВ: В свое время с этим делом не рассчитал замечательный в свое время поэт Эдуард Лимонов. Он, наверное, не предполагал, что на склоне лет он ударится в политику, и, будучи Савенко от рождения, взял себе фамилию Лимонов.
С. БУНТМАН: Не надо. Он ее обыграл великолепно, по-боевому. Газета-то как называлась? «Лимонка».
И. ИРТЕНЬЕВ: Теперь слушай. Человек выдвигался в президенты. Представь себе, человек с фамилией Лимонов выдвигается в президенты России. Допустим, Наполеон – император французов. Допустим, лев – царь зверей. Допустим, Виннету – вождь апачей. А Эдуард – президент лимонов. Мы что, лимоны?
С. БУНТМАН: Это было. Я мэр Лужков. Ну и давай в свои Лужки.
И. ИРТЕНЬЕВ: Тем более что еще страна Лимония.
С. БУНТМАН: Не надо. Мы фамилиями никогда не играем и правильно делаем. Чудесно Владимир в бане пишет: «Бунтман, какая ваша настоящая фамилия? Подозрительно красивая – явно псевдоним».
И. ИРТЕНЬЕВ: Не говори! Мне это напомнило замечательную историю. Когда я еще работал в «Московском комсомольце», в отделе фельетонов работал Лева Новоженов, человек прислал рассказик и к нему приложил свою биографию. А фамилия у него была типа Козлов, что ли, не помню. Он написал, что печатался там-то, там-то и там-то, плюс к тому в журнале «Шахматы в СССР» под псевдонимом Гуревич.
С. БУНТМАН: С псевдонимом Ленин была чудесная история. Потянули соседа нашего. Жил актер через два переулка, в Серебряном переулке жил актер Михаил Францевич Ленин, актер Малого театра.
И. ИРТЕНЬЕВ: Да, я знаю, очень известный.
С. БУНТМАН: Его же потянули после Октября. Зачем он взял себе имя вождя мирового пролетариата? Он сказал: «Помилуйте, да я взял раньше, чем г-н Ульянов». Ленин, может быть, по созвучию, после ленских событий. Николай Ленин сначала у Ульянова было. Потом забыли – Владимир Ильич Ленин. Псевдонимы – это нормальная интересная штука. Мы к этому вернемся через 5 минут. Уже постараемся поглубже разобраться не в разоблачении, а во взятии псевдонимов и в историях, которые с этим связаны.
НОВОСТИ
С.БУНТМАН – Ну, что ж, мы продолжаем. Мы говорим о псевдонимах. Берем гораздо шире, потому что хватит, действительно, идти на поводу у этой мути, которая тогда, в 40-е года расцветала и никак не увянет, потому что это всегда легко подхватить. Эта программа «Дилетанты» и связана она и с публикаций, конечно, в вашу честь, Игорь Иртеньев, и с подачей нашего друга Димы Киселева; здесь про компанию разоблачения, раскрытия псевдонимов в свое время. Это совместная программа «Дождя», «Эха» и «Дилетанта». Карина Орлова, Сергей Бунтман ее ведут. А сейчас к нам еще присоединяться тоже в записанном виде… я с удовольствием использую фрагмент старой программы уже примерно 9-летней давности, программы «Школа злословия», где Дуня Смирнова и Татьяна Толстая пытаются вспомнить перед разговором с Борисом Акуниным - когда они впервые сопоставили реального человека, которого знали и этого Б. Акунина, нового писателя, который появился. Вот давайте послушаем ход их выступления, их воспоминаний расследования.
Т.ТОЛСТАЯ – Я помню, как я впервые услышала, что есть такой писатель. Это наш приятель Шура Тимофеевский – мы с ним работали в «Телеграфе» тогда – он сказал: «Знаете, такая странная история произошла. Я не знаю, что тут сказать. Мне какой-то пакет положили в почтовый ящик. И там, в этом пакете, на мое имя подписанном, был какой-то детективный роман. Видимо, издательство рассылает. Я не понимаю, кто». А я запомнила и заинтересовалась. Потом я от кого-то еще это слышала.
Д.СМИРНОВА – В 98-м Лева Данилкин был первым нашим литературным критиком, который открыл Акунина.
Т.ТОЛСТАЯ – Это позже!
Д.СМИРНОВА - Нет. Еще, когда Акунин еще, вообще, не разошелся и так далее. Он знал с самого начала, то есть, он один из первых, как только издали, познакомился с Чхартишвили. Я пытала Данилкина в течение нескольких месяцев, кто такой Акунин.
Т.ТОЛСТАЯ – Курицын пытал тоже.
Д.СМИРНОВА – Было совершенно бесполезно, и тут, наконец, признался: «Там есть одна подсказка. Его фамилия есть в одном романе». И, когда я увидела там фамилию Чхартишвили, - там какая-то княжна грузинская – я поняла, в чем там дело.
Т.ТОЛСТАЯ – А я подумала: «Черт! Мне не хватило несколько дней». Потому что все там было сведено: и Япония, и эта княжна Чхартишвили, и более того, портреты – там же портрет изображался, хоть и в котелке и со всеми делами, но это был Гриша. Потрясающе, замечательно! Вот такая мистификация! Когда доживем до следующей.
С.БУНТМАН – Причем Татьяна Толстая произнесла слово «мистификация» замечательное. Вот эти элементы игры: сначала был Б. Акунин, который читался, как Бакунин.
И.ИРТЕНЕВ – Это значит по-японски, по-моему, «плохой человек» - Акунин.
С.БУНТМАН – Причем идейный плохой человек – «акунин». Он объяснял потом в блогах своих, что есть другое название для человека циничного. Вот акунин – это человек идейно нехороший. Это разрослось уже в «Алмазной колеснице» тогда. И это замечательно все обыгрывается, и все это соответствует. От начала, от Бакунина, где вся эпоха была Александра II в первых романах об Эрасте Фандорине. Вот здесь мне говорят о псевдонимах. Псевдонимы – это сложная замечательная вещь. Вот расскажите про псевдоним Инина, это же замечательная история.
И.ИРТЕНЕВ – Насколько я помню, история была такая. Настоящая фамилия Аркашина Гуревич, по-моему, если я не ошибаюсь даже по сию пору. В честь свое жены Инны он себе взял псевдоним Инин. Инна, выйдя за него замуж, как честная, настоящая жена взяла себе фамилию мужа, она Гуревич. Сын у них Гуревич. И вот, собственно, он один только в семье присутствует как… Кстати, он, по-моему, себе записал в паспорте, у Инина. Да, точно – у него в паспорте Инин написано, и двое Гуревичей у него как бы висят двумя гирями – жена и сын, абсолютно русских.
К.ОРЛОВА – Слушайте, а у меня знаете, какой вопрос появился? Еще возвращаясь к Лимонову – мне очень понравилась эта история про президента Лимонова – вот в наши дни это возможно, чтобы президентом стал человек с псевдонимом? Не Лимонов конкретно, как персонаж…
И.ИРТЕНЕВ – Я не знаю. Думаю, что нет. Объясню, почему. Потому что, я думаю, с чисто юридической точки зрения, человек должен регистрироваться под своей паспортной фамилией.
С.БУНТМАН – Инин мог бы.
И.ИРТЕНЕВ – Инин – какой он президент? Ты посмотри на него. Ну, хотя, в общем, да – потянул бы.
К.ОРЛОВА – А Лимонов как же?
И.ИРТЕНЕВ – А Лимонов, насколько я знаю… нет, я думаю, что Лимонов, по-моему, себе эту фамилию в паспорт вписал.
С.БУНТМАН – Конечно.
И.ИРТЕНЕВ – Конечно. Савенко остался у него в историческом прошлом.
С.БУНТМАН – Да, так что это вполне может быть. Здесь вспоминают удивительные истории псевдонимов. Здесь непонятно… революционеры себе брали псевдонимы и так далее, и несколько псевдонимов.
И.ИРТЕНЕВ – Организации себе брали псевдонимы. Вот смотри, представь себе: ЧК было сначала, потом стала ОГПУ, потом НКВД, потом МГБ, потом КГБ, потом ФСБ – это же все псевдонимы.
С.БУНТМАН – Да, ФСК не забудь. И там много чего было МБ еще было. Вот смотрите, вспомнили Ромена Гари и Эмиля Ажара. Вот Ромен Гари, вообще, псевдоним был и существовал писатель, это его псевдоним.
И.ИРТЕНЕВ – Он был Эмиль Ажар…
С.БУНТМАН – Нет!
И.ИРТЕНЕВ – А, он себе потом взял второй как бы…
С.БУНТМАН – Гори – это как «гори» - от русского глагола «гореть»
И.ИРТЕНЕВ – У него Мозжухин отец был – это известно.
С.БУНТМАН – Ромен Гари. И пишет себе человек романы под псевдонимом Ромен Гари, и все знаю писателя Ромена Гари…
И.ИРТЕНЕВ – Становится лауреатом Гонкуровской премии, по-моему.
С.БУНТМАН – Дальше параллельно появляется писатель Эмиль Ажар, который пишет совершенно по-другому. Никто не знает, что это он же. Пишет абсолютно по-другому и тоже получает Гонкуровскую премию. Так не бывает: одному и тому же человеку никогда не дают Гонкуровскую премию.
И.ИРТЕНЕВ – Он поэтому, собственно, и решил взять.
С.БУНТМАН – Он и поэтому, и потом ему захотелось написать совершенно по-другому, абсолютно по-другому.
И.ИРТЕНЕВ – Ну, это просто другая жизнь началась просто.
С.БУНТМАН – И только, когда Ромен Гари умер, узнали, что он же Эмиль Ажар. А там был какой-то таинственный человек, какой-то псевдородственник нанятый, который приносил рукописи Эмиля Ажара. Экранизировали одного, экранизировали другого. Сравнивали их. Вот два писателя современности – сравнивали: какие замечательные французские прозаики существуют.
И.ИРТЕНЕВ – А вспомни, Черубина де Габриак, которая явилась…
С.БУНТМАН – А это, вообще, подставили человека. А еще придуманный композитор украинский, извините, Овсяннико-Куликовский.
И.ИРТЕНЕВ – Он придуманный, да?
С.БУНТМАН – Он придуманный! Помещик какой-то и за него придумали. Потому что Яша Хейфец написал замечательную эту украинскую музыку в пику всем абсолютно, всей этой гнусной патриотико-антисемитской компании 40-х годов и, когда признали, вошли в энциклопедии, а потом из всех энциклопедий выкидывали этого несчастного Овсянико-Куликовского. Просто так помещик – меломан, и вдруг ему пришпилили прекрасную, замечательную, чуть пародийную музыку такую. Потому что тогда бы, действительно, никто бы не понял, что, действительно, в советско-украинское время может быть классиком украинским какой-то Хейфец, извините меня.
И это было странно. И в Российской империи и в Советском Союзе это было странно тогда. Вот еще: «Самый нечитаемый псевдоним ВЧК МБ РФ. Да, Министерство безопасности Российской Федерации. - «Я по матери Морозова, по отцу Шувалова. Что мне делать? Тут боярыня…» А вы из тех Морозовых?
И.ИРТЕНЕВ – Либо из тех Шуваловых.
С.БУНТМАН – Да. И те Шуваловы, да. Что же делать-то?
И.ИРТЕНЕВ – Ты знаешь, у Морозовой была не самая счастливая судьба, насколько я знаю.
С.БУНТМАН – Ну, у Шувалова была разная судьба.
И.ИРТЕНЕВ – Ну, уж не такая все-таки.
С.БУНТМАН – Ну, уж не такая, да.
И.ИРТЕНЕВ – Его в санях-то не везли.
С.БУНТМАН – Кстати, Морозова она по мужу была, так что… В санях не везли – мало ли в чем Шуваловых везли при советской власти, разных Шуваловых везли…
И.ИРТЕНЕВ – Ну, одного аж в Думу привезли сейчас…
С.БУНТМАН – Привезли, да. И в правительство, да.
К.ОРЛОВА – Слушайте, я вспомнила тут про ныне живущих писателей, которые берут псевдонимы – вот Натан Дубовицкий – сразу же все знали, по-моему, что это…?
И.ИРТЕНЕВ – Ну, это как бы да, нигде не подтверждается…. Он не плохо прикрыт, а сознательно приоткрытый, конечно. Мы упоминаем эту фамилию здесь или как?
К.ОРЛОВА – Что такого? Конечно.
С.БУНТМАН – Ну, а почему не упоминаем?
И.ИРТЕНЕВ – Просто… Стены имеют уши.
С.БУНТМАН – Ну, естественно…
И.ИРТЕНЕВ – Можно сказать, что Владислав Сурков, ничего? Я сказал, я решился…
С.БУНТМАН – Да, я хвалю за мужество.
И.ИРТЕНЕВ – Кстати говоря, я должен сказать, не будучи, мягко говоря, поклонником человеческих качеств этого субъекта, я преодолевая очень сильное предубеждение, все-таки решил прочесть «Около нуля»…
С.БУНТМАН – Ну, и?
И.ИРТЕНЕВ – Я тебе скажу: вполне кондиционная вещь. Она вполне могла в какой-нибудь Букеровский список войти. Он человек профессиональный, написана она довольно лихо, очень способный человек. Конечно, это не большая литература, но то, что этот человек владеет пером, для меня вне всяких сомнений.
С.БУНТМАН – Фаддей Булгарин был отличный беллетрист, очень хороший.
И.ИРТЕНЕВ – Ну, не знаю, насколько был отличный беллетрист, я его не читал.
С.БУНТМАН – Фабулу крутил замечательно, очень хорошо, очень хорошо делал, такое хорошее чтиво, действительно, классная литература… Это ничего.
И.ИРТЕНЕВ – Да?
С.БУНТМАН – Вы знаете, писатель Флобер был отвратительный человек. Мы его любим не только за это просто.
И.ИРТЕНЕВ – Ну, в общем, да.
К.ОРЛОВА – Сергей Александрович, а вы еще интересную историю рассказывали про Джоан Роулинг.
С.БУНТМАН – Вот здесь ее упоминают – Джоан Роулинг.
И.ИРТЕНЕВ – Напомните мне сейчас историю одну про Джоан Роулинг.
С.БУНТМАН – Здесь даже эсэмеска №1625, мне говорит…. Вышел тоже новый никому непонятный детективщик Роберт Гэлбрейт. И все смотрят: что такое? И первое подозрение, что ну, не может человек сразу так классно писать. Видно, что крепкий литератора, но первый детектив.
И.ИРТЕНЕВ – Что, оказалась она? Я просто не знал.
С.БУНТМАН – Это она – Джоан Роулинг. Ее продали, ну, может, из пиар-соображений, но она потом объясняла: «Я хотела бы подольше, потому что я хотела, - после «Гарри Поттера», после этого акта необычайного мужества, на мой взгляд, написала эту «Вакансию» свою – очень хороший роман, но нам, по-моему, четверо: Коля Александров, еще кто-то и сама Джоан Роулинг - кому нравится, никому больше не нравится этот роман, - я хочу посмотреть, как то, как я пишу…»
К.ОРЛОВА – Хотела непредвзятости.
С.БУНТМАН – Непредвзято. Чтобы не сравнивали ни с «Гарри Поттером»… Сравнили, нашли словечки и разоблачили по-быстрому, и читают с удовольствием.
И.ИРТЕНЕВ – Пока не забыл. Два года назад мы с женой были в Шотландии, в Эдинбурге, и зашли в это знаменитое кофе «Элефант», где, по-моему, она и писала, эта бедная училка, потому что там какой-то у нее родственник работал, а дома у нее очень холодно было. И она там сидела в уголке, притулившись, и писала свой роман первый еще. И я, прошу прощения, какое-то время там проведя, зашел в туалет, и что же я увидел в туалете? Все стены туалета были исписаны благодарностями, какими-то невероятными комплиментами: «Мисс Роулинг, вы открыли мне новый мир, мне, моим детям…». Весь сортир был от потолка до пола этим исписан. Я говорю: «Алла, пойди, посмотри – там в вашем, как?» Она пришла тронутой – то же самое!
С.БУНТМАН – Ну, конечно. Ну, представляете, там нормально висит доска, там указано и во всех путеводителях сказано, вот гостиницы, где она последние книги писала рядом с вокзалом Уэверли, в Эдинбурге, видел своими глазами.
Дальше. А как вам Ильф и тем более Петров? Я думаю, что в 20-е годы, когда Ильф стал Ильфом – Илья Файнзильберг. А, когда Петров, чтобы не путали…
И.ИРТЕНЕВ – С Катаевым, да.
С.БУНТМАН – … С Катаевым - Евгений Петрович Катаев, они имели в виду только, с одной стороны, легче этим владеть в случае Файнзильберга, а в случае с Катаевым – не путать с братом.
И.ИРТЕНЕВ – Ильф, кстати… вот только что похоронили замечательную совершенно Сашу, нашу подругу Александру Ильиничну Ильф, буквально месяц прошел с тех пор. Мы дружили очень с ней, замечательная была женщина. А с внучкой Катаева мы просто соседи по даче, с Катей – мы тоже с ней дружим. Я хочу сказать, фамилия Ильф, конечно, она покрепче, как псевдоним, чем фамилия Петров.
С.БУНТМАН – Ильф – отличная фамилия.
И.ИРТЕНЕВ – Ильф – отличная фамилия, просто классная. Петров – такой немножко подразмазанный…
С.БУНТМАН – Выдумать хороший псевдоним… Эти расхожие псевдонимы революционные… У Бедного было хорошо. У Веселого – уже как-то там… Они же пошли на поток эти псевдонимы тогда абсолютно. Каждый считал себя… И не зря Булгаков сочинил своего Ивана Бездомного.
И.ИРТЕНЕВ – Да-да-да, конечно, явно пародия была, конечно.
С.БУНТМАН – Это целый мир. Что тут заниматься с этими глупостями с товарищами жданными, бубенными, которые писали все эти глупости, и Дима Киселев в хвосте пристроился. Господи, ну, что же это такое?! «Не убедили. Либо трусость, либо быть знаменитым неприлично – но это единицы», - пишет Таня.
К.ОРЛОВА – Это, что имеется в виду?
С.БУНТМАН – Ну, псевдоним берут из трусости…
И.ИРТЕНЕВ – Ну, давайте успокоим Таню и скажем, что я взял из трусости.
С.БУНТМАН – Вот! Вот, пожалуйста – Иртеньев струсил.
И.ИРТЕНЕВ – Дал слабину, да.
С.БУНТМАН – Среди всего этого компота мозгового, который идет…
И.ИРТЕНЕВ – Киселя мозгового, я бы сказал…
С.БУНТМАН – Мозговой кисель, кисель мозговой, да…
К.ОРЛОВА – Вязкий.
С.БУНТМАН – Вязкий.
К.ОРЛОВА – Противный.
И.ИРТЕНЕВ – Пахучий.
С.БУНТМАН – Да, там еще ингредиенты… Я сразу себе представляю, извините меня, вот тоже Карина, наверное, не знает – кисель в брикетах, не помнишь?
К.ОРЛОВА – Который разводить надо.
И.ИРТЕНЕВ – Да. А, если сильно голодный – съесть можно.
С.БУНТМАН – Да, конечно – откусывали мы, так же, как и сухой кофе…
И.ИРТЕНЕВ – Какао было замечательное.
С.БУНТМАН – И кофе «бурденко».
И.ИРТЕНЕВ – Какую страну потеряли – а, Сережа?
К.ОРЛОВА – Скоро вернется.
С.БУНТМАН – Но этого уже не будет, этого не будет, это потеряно. Потеря компетенции…
К.ОРЛОВА – Про кисель…
С.БУНТМАН – Так вот, в этом киселе была замечательная фразка. Вы знаете, когда я читаю публицистику человека, который подписывается своей фамилией, любой - Каценеленбоген, я не знаю – и пишет и критикует страну и так далее, я думаю: «Вот молодец!», а когда я узнаю, что его настоящая фамилия Каценеленбоген, а он пишет Сидоров, мне кажется, да, все правильно пишет, здорово пишет, но что-то в этом есть…
И.ИРТЕНЕВ – Червоточинка.
С.БУНТМАН – Червоточинка, да. Вот это устойчивое психологическое тоже наследие. И не только у нас, во Франции было в 19-м веке все эти разоблачения.
К.ОРЛОВА – Кстати, Сергей Александрович, про трусость…
С.БУНТМАН – Хотелось бы задать вопрос еще. Что в этом все-таки, псевдоним когда.... смелость и псевдоним, когда человек идет в открытую атаку, предположим?
И.ИРТЕНЕВ – Ну, что значит в открытую атаку? Я думаю, что, во-первых, все эти псевдонимы элементарно совершенно… не обязательно быть Киселевым, чтоб так сказать, псевдоним раскрыть. Ничего себя человек никаким образом не защищает. Ну, кстати говоря, фамилия Каценеленбоген длинновата на самом деле для произнесения, я честно тебе скажу. Я могу взять фамилию… у меня у другой бабки по отцовской линии – это была русская бабка, а по еврейской линии у бабки была фамилия Ревуцская. Ну, был бы я Ревуцкий, допустим? Ничего бы страшного не было – нормальная фамилия: Ревуцкий, Ревуцкий - не хуже, строго говоря, чем Иртеньев.
С.БУНТМАН – Ну, да, абсолютно.
К.ОРЛОВА – Мне просто интересно, когда очевидно наступление на свободу слова, усиленное многократно, и вот уже хотят всячески ввести цензуру в интернете, будет ли это причиной зарождения, порождения большого количества псевдонимом, в интернете том же самом?
И.ИРТЕНЕВ – Там ники сплошные.
К.ОРЛОВА – Все-таки какие-то блогеры – они все известные.
С.БУНТМАН – Какая разница между ником, между кличкой, псевдонимом…
К.ОРЛОВА – Вот, как был Kermlin Russia - они же долго не раскрывались. Вот таких персонажей больше станет. Пока не становится. Вот президент Роиссии Kermlin Russia – мы же реально не знали, кто это.
С.БУНТМАН – Мне кажется, это игра.
К.ОРЛОВА – Нет, это была не игра. Они, кстати, действительно скрывали. Игра – это была у Суркова.
И.ИРТЕНЕВ – Вы знаете, я считаю, честно говоря, что ни в коем случае нельзя поддаваться этому страху, это нужно просто из себя пылесосом высасывать. Совершенно «никакой поддержки Временному правительству», грубо говоря. Прогибаться нельзя ни в коем случае, потому что, как только они слабину почувствуют они просто нам…
С.БУНТМАН – Конечно.
К.ОРЛОВА – Это да. Но как бы нельзя-нельзя, но одно дело нельзя, а другое дело, как происходит…
С.БУНТМАН – Способ поведения: смотреть в глаза вожаку и говорить спокойно, когда мы встречаемся на всяких задворках, а? С собачками, когда встречаемся? Кто у вас главный? – смотреть в глаза вожаку.
И.ИРТЕНЕВ – Я в свое время, честно скажу, отбоялся, потому что я просто помню, когда я еще в каком-то 86-87 году свои стихи, какую-нибудь «Елку в Кремле» читал, допустим, и чувствовал, что у меня некоторый холодок бежит за ворот. Я преодолевал это в себе и преодолел и совершенно не собираюсь в себя этот холодок пускать обратно.
К.ОРЛОВА - Ну, это история - уйти в подполье, интернет-подполье, мне кажется.
И.ИРТЕНЕВ – Почему в подполье? Нет.
К.ОРЛОВА – Ну, я не знаю…
И.ИРТЕНЕВ – Интернет – «гуляй-поле», а не подполье.
С.БУНТМАН – А потом мне иногда очень нравится и очень интересно себя… понятно, что хочет Роулинг, что хотел Ромен Гори, что хотели люди… например, трагическая история мальчика 18-го века, поэта Чаттертона, который придумал поэта 15-го века и от его имени писал, говорил, что находил он в архивах. Его разоблачили – он покончил с собой в 18 лет. Но есть такое – ты другой человек.
И.ИРТЕНЕВ – Конечно.
С.БУНТМАН – И тебе легче. А, гендерные псевдонимы, извините меня? Так же Жорж-Санд и так далее.
И.ИРТЕНЕВ – Ну, да – Боцман Жорж.
С.БУНТМАН – Да, Боцман Жорж, ну это не зря… штурман Жорж она, по-моему, была.
И.ИРТЕНЕВ – Да, штурман Жорж.
С.БУНТМАН – Да, это не зря все это у Булгакова было сделано. Но все равно это игры, это очень интересно, и даже, когда в Живом Журнале, когда я его еще вел, была смешная игра слов, и все было вокруг курения и трубок. Смешная игра слов была, и это был ник именно такой у меня. У Сережи Пархоменко, который здесь самые громоподобные здесь произносит, как Сергей Борисович Пархоменко, а у него Живой Журнал был не менее громоподобный, да еще ко всему он «cook», потому что он, действительно, прекрасный кулинар и так далее. Вот отравили, все-таки не зря говорят: не плюй в колодец – вылетит, не поймаешь, действительно. Мы не можем поймать плевок в колодец, который был еще в 40-е годы. Это ужасно совершенно.
К.ОРЛОВА – Что вы имеете в виду, я не поняла.
С.БУНТМАН – Компанию с разоблачениями псевдонимов. И очень много таких вещей отравили.
И.ИРТЕНЕВ – Ну, если бы знал, сколько я получаю в каждом комменте, который на "Эхо Москвы"…
К.ОРЛОВА – Сколько мы получаем с Виталием Наумовичем постоянно. Сергею Александровичу не пишут гадости. Вот нам с Дымарским…
С.БУНТМАН – Да, отчего это не пишут? Пишут тоже – не надо меня обижать.
К.ОРЛОВА – Кстати, Дымарскому пишут ровно про национальную принадлежность.
И.ИРТЕНЕВ – Почему это и такая помойка «эховская».
С.БУНТМАН – Просто, я признаюсь, что, когда получаем эсэмески – здесь есть замечательная клавиша мышки, которая отправляет интересных людей в черный список. Самое замечательно, что здесь у нас пришло, когда Игорь говорил об организациях с псевдонимами…
К.ОРЛОВА – Да, вспомнили там Кукрыниксы…
С.БУНТМАН – Да, организации с псевдонимами, которые меняли псевдонимы всякие своды НКВД… Так вот, Советский Союз взял псевдоним Российская Федерация.
К.ОРЛОВА – О, хороший!
С.БУНТМАН – Это, как всякий псевдоним, друзья мои, это большая-большая игра здесь. Но игра становится грустной.
К.ОРЛОВА – Кажется, сейчас Российская Федерация пытается сама себя разоблачить и вернуться к настоящему имени, не таясь.
С.БУНТМАН – Ну, да, может быть. Как ТАСС, например.
К.ОРЛОВА – Кстати, да, хороший пример, возвращали старое название ИТАР ТАСС.
С.БУНТМАН – ИТАРа убили.
И.ИРТЕНЕВ – А вы знаете, что сейчас ВДНХ…
С.БУНТМАН – ВДНХ, но мне, честно говоря, ВВЦ никогда не нравилось. Выставка достижений народного хозяйства…
И.ИРТЕНЕВ – Ну, какое у нас, на хрен, народное хозяйство?
К.ОРЛОВА – Какое народное и, какие достижения, главное?
С.БУНТМАН – Достижения будут показывать, честно зато показывать – вот, какие достижения.
К.ОРЛОВА – А ТАСС уже все?
С.БУНТМАН – ТАСС да, все - ИТАРа убили. Это история: их волчица вскормила ИТАРа и ТАСС…
И.ИРТЕНЕВ – И Торквата еще.
С.БУНТМАН – И Торквата еще. Хорошо, спасибо большое! Игорь Иртеньев, мы говорили о псевдонимах. Карина Орлова и Сергей Бунтман вели эту программу. Встречаемся по четвергам в 21 час. Спасибо большое!
И.ИРТЕНЕВ – Спасибо большое, всего доброго!
К.ОРЛОВА – До свидания!