Код доступа - 2017-01-07

Ю.Латынина

Но я хочу использовать это новогоднее время для того, чтобы поговорить о более важных вещах, о деструктивных мемах и об информационных каскадах, то есть о том, как организована в современном обществе информационная сфера.

Информационный каскад – это очень модное сейчас понятие. Он происходит тогда, когда человек наблюдает за действиями других людей, и затем, несмотря на то, что эти действия противоречат его личному опыту, повторяет эти действия. Каскад происходит, я цитирую Дэвида Изли, когда люди отказываются от имеющейся у них информации в пользу выводов, основанных на действиях других людей.

Вот, собственно, когда историю про рухнувший самолет подменяют травлей Божены и когда факт проигрыша Хиллари Клинтон подменяют рассказом о том, что российские спецслужбы вскрыли серверы Демпартии (что, конечно, имело место, но просто на выборы не повлияло), это, кстати, типичный информационный каскад.

Ю. Латынина: И так было ясно, что серверы Демпартии взломали российские спецслужбы

Но я буду о более общих вещах. В экономике с XIX века известен закон, который называется «Законом Грешема», который гласит, что плохие деньги всегда вытесняют хорошие деньги из обращения.

Вот, я хотела бы постулировать аналог закона Грешема для информации и показать, что в человеческом обществе плохая социальная информация всегда вытесняет из обращения информацию хорошую.

Я хочу сразу сказать, что мышление – это, ведь, способность строить модели. А способность строить модели – это и есть способность ошибаться. То есть мышление есть ошибка. в принципе, ничего плохого в мышлении как в ошибке нет. Кто не ошибается, тот не мыслит.

Вот, допустим, когда древние египтяне считали, что солнце – это лодка бога Ра, они, строго говоря, ошибались. Но сам факт этой ошибки и был свидетельством того, что они были способны построить модель мира. И способность построить модель мира, и сказать, что солнце – это лодка, гораздо более важна, чем ошибочность этой модели.

В этом смысле любая модель выполняет две функции. Она хороша, пока она работает. И модель мира, которая утверждает, что солнце – это лодка, кстати, прекрасно выполняет свою функцию до тех пор, пока вам не нужно изучать возмущения фотосферы с целью предсказания магнитных бурь.

А во-вторых, модель хороша до тех пор, пока она играет роль метаязыка, который объединяет представителей культуры. В этом смысле не важно, солнце – это лодка или не лодка, а важно, что все египтяне разделяют это представление, а, скажем, все эскимосы считают, что солнце – это сани.

И вот, собственно, к информационным каскадам и деструктивным мемам. Я для начала возьму 2 происшествия, случившихся в очень разных культурах. Первое, мое любимое, случилось в середине XIX века в Южной Африке, когда девочка из племени кхоса по имени Нонгкавусе пришла на берег реки Гксара и услышала пророчество.

Духи предков пообещали ей, что если кхоса зарежут весь свой скот, то после этого будут уничтожены белые, в мире настанет изобилие, а предки вернутся в мир и с собой приведут новый скот.

Девочка рассказала об этой истории дяде, тот рассказал вождю. Вождь поверил в пророчество, кхоса начали убивать скот. А скот новый всё не появлялся, белые не исчезали. И тогда стало ясно, кто в этом виноват – виноваты были те кхоса, которые отказывались убивать скот. Стали убивать тех, кто отказывается.

Кончилось всё через пару лет. Было убито около 400 тысяч голов скота, 40 тысяч человек погибли от голода и, в общем, можно сказать, что эта история случилась в примитивном обществе среди неграмотных людей, и можно предположить, что процветающее общество будет защищено от подобных историй.

Рассмотрим другую историю. В июне 2015 года британский биохимик и нобелевский лауреат сэр Тим Хант – приглашают его в Южную Корею. Он выступает на журналистском семинаре перед преимущественно женской аудиторией. На следующий день разразился скандал. Некая мисс Конни Сент-Луис, которая присутствовала на семинаре, она сообщила в своем Twitter’е, что сексистский монстр Тим Хант в своем спиче предложил создать сегрегированные лаборатории для мужчин и женщин. По ее словам, он предложил всё это совершенно всерьез. Цитирую: «Никто не смеялся, у всех были каменные лица».

Ю. Латынина: Мышление есть ошибка

Потом выяснились новые подробности преступления сэра Тима Ханта. Он, оказалось, поблагодарил женщин за приготовленный ланч, тем самым указав, что только на это они и годятся. А на следующий день ему предложили на панели объясниться в своих оскорбительных высказываниях, а он просто презрительно заложил руку за голову и улыбнулся.

Собственно, эти сведения стали известны, когда к мисс Сент-Луис присоединилась другая феминистка Дебора Блюм, которая возглавляла журналистскую программу в MIT. Утверждения обеих дам были не очень правдоподобны. Ну, согласитесь, трудно себе представить, чтобы химик и нобелевский лауреат, женатый на другом, кстати, известном ученом, профессоре-иммунологе Мэри Коллинз, научный руководитель десятков обожающих его женщин-ученых, чтобы он, действительно, всерьез настаивал на создании сегрегированных лабораторий.

Во-вторых, ну, согласитесь, если уж столь знаменитый человек загорелся столь странной идеей, все-таки, странно как-то он выбрал место ее высказать – несколько секунд спич на ланче, феминистском ланче в Южной Корее. Ну, мог бы хотя бы где-нибудь во время Нобелевской лекции своей это сказать.

Кроме того, трудно себе представить, что после такого странного спича организаторы ланча поблагодарили сэра Тима Ханта и тут же попросили его выступить вечером с другим спичем (а именно это и произошло).

Кроме этого быстро выяснилось, что всё, что сказали чиновницы-феминистки, было, попросту говоря, враньем. Речь сэра Тима Ханта была шуточной, он говорил несколько секунд. После речи, как показала обнародованная впоследствии запись, раздался смех и аплодисменты. Ни за какой ланч сэр Тим Хант женщин не благодарил – это сделала присутствующая тут же кореянка. Феминистки просто перепутали.

И особенно доставляет фантастический эпизод с семинаром, на котором сэр Тим Хант отказался пояснить причину своей сексистской речи. Дело в том, что сэра Тима Ханта на этом семинаре не было. Просто две эти дамы, которые им руководили, Блюм и Сент-Луис, они просто задали этот вопрос другому человеку, которого они приняли за сэра Тима Ханта.

Не очень высокое качество журналистики, которое продемонстрировано было профессором журналистики Конни Сент-Луис, не должно нас удивлять. Дело в том, что как впоследствии выяснилось, госпожа Сент-Луис была патологическая лгунья. Ее собственное CV провозглашало ее ведущей журналисткой множества изданий, в которых она ни разу в жизни не печаталась. В чем она преуспела, так это в бюрократии от феминизма. Она заведовала Кафедрой научного журнализма в City University, кстати, не очень успешно, потому что через год после этого скандала пришлось ее лекции сократить просто потому, что студенты их не посещали.

Собственно, бюрократом, а не ученым, и тем более не журналистом была и другая организатор скандала Дебора Блюм из MIT. И все они занимали высокие посты в той созданной конференции, мировой конференции научного журнализма вот этой международной бюрократической феминистской организации, которая, собственно, всю эту встречу и организовала.

Вот, несмотря на все эти обстоятельства, скандал разразился такой силы, что сэр Тим Хант потерял всё – уважение, доброе имя, работу. Вот, он улетал из Сеула Нобелевским лауреатом с мировым именем. Когда он приземлился в Хитроу, он узнал, что он уволен со своего поста в University College London и что Научное королевское общество исключило его из членов одной из комиссий. Госпожа Блюм даже потребовала лишить Ханта Нобелевской премии. А когда сэр Тим Хант честно сказал, что он же шутил, то «The Washington Post» присудила ему звание «Non-apology of the year», «Неизвинение года».

Вот, несмотря на совершеннейшую разницу между двумя культурами (культурой кхоса в середине XIX века и субкультурой международного бюрократического феминизма в 2015-м), мы видим много общего. Прежде всего это абсолютная исходная неправдоподобность утверждения, которая компенсируется психологической необходимостью. Потому что, ну вот, 13-летней девочке Нонгкавусе, вероятно, хотелось отличиться. А госпожа Конни Сент-Луис – это такая полная пожилая негритянка с многочисленными косичками-дредами. Вот, заставляет ее вид предполагать, что если кто-то в этой истории и был сексистом и нацистом, то им был не белый ученый-самец, как говорила Конни Сент-Луис о сэре Тиме Ханте, а совсем другой человек.

Но самое главное, что вот эти личные психологические проблемы обеих этих дам так бы и остались личными психологическими проблемами, если бы по какой-то причине они не нашли гигантский резонанс у аудитории. В случае кхоса, понятно, не очень они любили белых, в случае бюрократов-феминисток это, опять же, созданная ими атмосфера тоталитарной политкорректности.

И самой важной частью деструктивного мема было поведение мема в столкновении с реальностью, потому что каждый раз, когда оказывалось, что реальность противоречит мему, виноватой оказывалась реальность, а не мем. Когда выяснилось, что скот убит, а нового скота нет, виноватыми оказались те, кто не призывал убивать скот.

Ю. Латынина: Монотеизм был великим консервантом

В случае сэра Тима Ханта было то же самое, потому что очень удивительно развивался скандал. На семинаре присутствовало сначала довольно большое количество людей, которые написали: «Да что вы! Он пошутил». А потом эти люди резко стали сворачиваться и говорит: «Да нет! Мы в шоке! Да это ужасно!» И происходило это просто потому, что эти люди – они, да, были, собственно, обыкновенные грантососы, которые зависели от госпожи Деборы Блюм и Конни Сент-Луис.

То есть беда сэра Тима Ханта была в том, что он неосторожно пошутил не просто на конференции, а на конференции, организованной феминистской бюрократической организацией. А статус госпожи Блюм и госпожи Сент-Луис в свою очередь впрямую зависел от их способности создавать и разрушать репутации.

Рассмотрим еще несколько примеров информационных каскадов. В IV веке до нашей эры в своей работе «Физика! Аристотель заявил, что скорость падения на землю двух физических тел прямо пропорциональна их весу: кто больше весит, тот быстрее падает. Чтобы убедиться, что это не так, достаточно просто пнуть два камня ногой у края пропасти и убедиться, что достигнут они дна одновременно. Однако, утверждение Аристотеля считалось абсолютной научной истиной в течение 2-х тысяч лет, пока его не опроверг в конце XVI века Галилео Галилей.

В XIX веке в австрийских госпиталях бушевала эпидемия послеродовой горячки, жертвами которой становилось от 10 до 40 процентов рожениц. В 1847-м году венгерский врач Игнат Земмельвайс, который работал в одном из госпиталей, предложил простое решение – обеззараживать руки и помещение хлоркой. Приняты были меры антисептики, смертность в госпитале упала до 1%, идеи Земмельвайса тут же были признаны не соответствующими господствующим научным теориям, он был высмеян как шарлатан. Кончил Земмельвайс жизнь в сумасшедшем доме. Только после открытий Пастера его рекомендации были признаны само собой разумеющимися.

То есть подумайте, что в течение нескольких тысяч лет человечество имело дело с раной, инфекциями и загрязнениями. Ни разу до Земмельвайса никто не додумался, что рану можно бы дезинфицировать.

Точно так же в течение нескольких тысяч лет человечество знало о родах посредством Кесарева сечения. Если женщина не могла родить естественным путем, можно было рассечь живот и матку, и вынуть плод. При этом по предоставлениям хирургов матку нельзя было зашивать. В результате уже в XIX веке, даже уже когда изобрели анестезию, Кесарево сечение кончалось стопроцентной смертностью рожениц. Вот, в 100% случаев умирали роженицы, но матку зашивать было нельзя.

В 1882 году хирург по имени Макс Зенгер взял и зашил матку. С тех пор Кесарево сечение стало рутинной операцией, занимает она 15 минут, практически не влечет риска для рожениц.

Вот, все эти случаи могут показаться на первый взгляд чудовищными. Ну, вот, как можно в течение 2 тысяч лет ученым (не простым людям) повторять утверждение Аристотеля о том, что скорость падения зависит от веса тела, если в том, что это не так, можно убедиться в любую секунду? Как можно было практиковать операцию, которая гарантирует стопроцентную смерть роженицы, но при этом считать, что «Не, матку зашивать нельзя»?

На самом деле, я хочу сказать, что все эти случаи, наоборот, очень положительно говорят об ученых. Они говорят, что там, где речь идет о науке, ученые пусть через 2 тысячи лет способны отказаться от фактически неправильного учреждения, даже если это сказал Аристотель.

Еще один пример (тоже очень люблю) – это история компании Theranos. История эта началась лет 12 назад, когда студентка Стэндфордского университета Элизабет Холмс решила создать прибор, который сможет ставить диагноз по капле крови. Элизабет Холмс очень хотела стать вторым Стивом Джобсом. Она создала компанию, которая имела все атрибуты успешного стартапа.

Во-первых, Элизабет Холмс всегда одевалась одинаково в черную водолазку. Это, кстати, довольно теплая вещь, и чтобы глава компании чувствовала себя нормально, в офисах компании всегда поддерживалась температура 18 градусов. Сотрудники мерзли.

Элизабет также придерживалась очень интересной диеты – она пила соки только зеленого цвета и только в определенное время суток. Ее всегда сопровождали 4 телохранителя, которые именовали своего шефа «Орел-1». Компания была помешана на корпоративной солидарности и секретности. Сотрудников наказывали за малейшее разглашение информации, даже если они просто постили, где они работают, на LinkedIn.

Когда один из ведущих ученых компании Ян Гиббонс совершил самоубийство, первое, что сделали юристы компании, позвонили его вдове с угрозами.

Ю. Латынина: Человек – существо коллективное. Он, как правило, не знает, что он видит, пока ему не сказали

Единственная проблема компании Theranos заключалась в том, что несмотря на все эти важные составляющие успеха (такие как зеленые соки, черная водолазка, культ личности Элизабет Холмс), технология не работала. Технологии просто не было. Результаты, которые давал прибор, были недостоверны чуть ли не в половине случаев, что не помешало компании иметь пик капитализации в 9 миллиардов долларов, Элизабет Холмс быть мегазвездой Кремниевой долины.

И всё это накрылось медным тазом в октябре 2015 года, когда журналист Джон Каррейру из «The Wall Street Journal» опубликовал статью о том, что технологии нет. Причем, первая реакция компании была совершенно естественна. Мисс Холмс собрала сотрудников, произнесла перед ними речь о том, что она меняет мир, а журналист решил на нее напасть. Раздался дружный крик пятиминутки ненависти «К черту Каррейру! К черту Каррейру!» Кричали не хуже, чем у Оруэлла.

Случай может показаться, опять же, на первый взгляд чудовищным. Ну, как так? Прям в сердце американского капитализма (не где-нибудь, а в Кремниевой долине) процветала компания, по организации похожа на секту, с зелеными соками, черными водолазками, несуществующими технологиями, отсутствие которых компенсировалось культом вождя. С промыванием мозгов, с запугиванием сотрудников. И, вот, несмотря на всё это, солидные инвесторы, которых, вроде бы, на мякине не проведешь, давали этому деньги, капитализация этого фейка была 9 миллиардов долларов. Наверное, чего-то с рынком не так? Наверное, чего-то не так с капитализмом?

На самом деле, на мой взгляд, случай компании Theranos ровно о противоположном. Он свидетельствует о том, что рынок кроме науки – это единственный механизм, который способен покончить с информационным каскадом и деструктивным мемом.

Потому что представьте себе, что Элизабет Холмс возглавляла бы не технологическую компанию, а, скажем, секту, которая претендует на то, чтобы давать людям трансцендентное здание. И чем бы ей помешала статья «The Wall Street Journal»? Представьте себе, что она возглавляла бы не компанию, а государство, которое утверждает, что оно встало с колен, а проклятый Запад только и думает, как его разрушить. Ну и чем бы такому государству, опять же, помешала бы статья в «The Wall Street Journal»?

Кстати о племени кхоса. Я часто цитирую этот пример, потому что, на мой взгляд, он наиболее совершенный. Но чтоб вы понимали, таких примеров в человеческой истории вагон и маленькая тележка.

Было, например, два Крестовых похода бедняков, в один из которых в 1095 году отправилось европейское крестьянство, и второй такой же Крестовый поход пастушков был, спустя 200 лет, во Франции. Значит, каждый раз этими походами руководило 2 товарища, которые предъявляли бумаги от непосредственно Девы Марии, которая написала им письмо. Значит, каждый раз эти бедные несчастные люди совершенно как племя кхоса продавали всё и с голыми руками отправлялись путешествовать. Каждый раз дело кончалось погромами евреев, и, естественно, абсолютным тотальным провалом вот этого полностью невооруженного восстания.

Были очень похожие восстания в Китае. Желтые повязки, красные войска, восстание тайпинов, восстание ихэтуаней.

Было совершенно аналогичное движение в 1890 году среди американских индейцев, называлось «Пляска духов». Тоже надо было плясать. Белые в результате Пляски духов должны были исчезнуть, рубашки духов, освещенные с подобающими церемониями, защищали от пуль белых. Дело кончилось бойней при Вундед-Ни, во время которой опытным путем выяснилось, что рубашки духов от пуль не защищают. Через 15 лет движение, аналогичное Пляске духов, вспыхнуло среди алтайцев в Советской России, называлось «Вера в Белого Бурхана». Вот, всё абсолютно деструктивные мемы, информационные каскады, в ходе которых их носители предпочитали расстаться с жизнью, но не с деструктивным мемом.

Это я всё к чему? К тому, что человек – существо коллективное. Он, как правило, не знает, что он видит, до тех пор, пока ему не сказали, что именно он видит. Способность человека к ошибочному запоминанию фактов совершенно поразительна. Поскольку у меня мало времени, я процитирую только 2 эксперимента.

В 1999 году два психолога – Дэниел Саймонс и Кристофер Чабрис – поставили простой эксперимент. Они показали участникам эксперимента фильм. В фильме две команды играли в баскетбол. Зрителей попросили определить и запомнить, сколько раз кто бросил мяч. Фильм продолжался около минуты. В середине фильма к камере выходила горилла (ну, это был переодетый человек), горилла подходила, била себя в грудь, уходила. Приблизительно 9 секунд всё длилось. После просмотра фильма участников спрашивали, не заметили ли они чего-нибудь необычного? Выяснилось, что примерно половина зрителей гориллы не видели вовсе.

Саймонс и Чабрис, цитирую, пишут: «Мы видим и замечаем лишь те объекты и детали, на которых фокусируется наше внимание».

Другая история, еще более поразительная – это эксперимент 2011 года господ Эдельсона, Шарот, Долан и Дудаи.

Группа людей, первоначально составлявшая 30 человек, была разбита на пятерки, каждой пятерке показали документальный фильм. Через 3 дня после просмотра каждый член пятерки заполнил опросник, в котором содержались вопросы по содержанию фильма. А через 4 дня был новый тест. Однако, на этот раз перед тем, как предъявить опросник, каждому респонденту показали ответы других четырех членов группы. При этом все эти 4 ответа были фальшивые. И, вот, как показал опыт, в 70% случаев, ну, точнее говоря, в 68% респондент отвечал так, как по его мнению ответили другие 4 респондента.

Цитирую авторов: «Люди могут быть предрасположены доверять суждениям группы даже тогда, когда эти суждения противоречат их первоначальным убеждениям».

Ю. Латынина: Рынок устроен так, что он рано или поздно учитывает хорошую информацию

Вот, на мой взгляд, это совершенно поразительный опыт, тем более поразительный, что в данном случае расхождение с мнением группы не несло никакого наказания. За личное мнение человек не попадал в ГУЛАГ, его не ставили к стенке, даже не лишали стипендии в MIT. Для него не существовало риска посмертно попасть в ад, погубить свою душу, даже стать изгоем. Тем не менее, даже в этом случае почти 70% людей честно помнили, что они видели не то, что видели, а то, что видели другие.

Есть очень известная статья, которая называется «Теория поветрия, обычаев и культурных изменений как информационных каскадов». Ее написали экономисты UCLA Сушил Бихчандани, Дэвид Хиршлейфер и Иво Велш. Они определяют в ней информационный каскад как ситуацию, при которой, цитирую, «оптимальной стратегией для индивидуума, наблюдающего за действиями своих предшественников, является следование этим действиям вне зависимости от его собственной информации».

Эта статья очень интересная. С одной стороны, она основополагающая такая. А с другой стороны, это словосочетание применяется только для описания довольно таких, знаете, очевидных пустяков вроде изменений в мире моды или, скажем, привычки школьника употреблять наркотики, если их употребляют его товарищи.

В другой статье, например, Дэвид Хиршлейфер обратил внимание, что на китайской бирже компании, которые выходят на IPO и получают счастливые с точки зрения китайской нумерологии номера при листинге, они стоят дороже несчастливых. То есть, вот, очень удивительное слово «информационный каскад», который, в общем, сейчас чаще всего употребляется тогда, когда надо объяснить какой-нибудь заведомо деструктивную или очень не релевантную информационную технологию, всем очевидные фобии, эпидемии ненависти в интернете, теории заговора. Вот, либералы сейчас уже даже начали им объяснять победу ужасного Дональда Трампа.

На самом деле, проблема информационных каскадов не в том, что в солнечный день фондовый индекс нью-йоркской биржи оказывается выше. А если информационный конформизм настолько распространен в человечестве, что 70% людей готовы отказываться от своего личного мнения в пользу коллектива без всяких штрафных санкций, то, в общем, это значит, что информационные каскады не ограничиваются неприятными происшествиями со скотом кхоса или травлей Божены Рынски.

Вот, рассмотрим по этому случаю несколько более важный чем история со скотом кхоса информационный каскад. А если он кого-то шокирует или разочарует, я заведомо прошу прощения.

В VIII веке до нашей эры на Ближнем Востоке существовали 2 небольших царства – Северный Израиль и Южная Иудея. Оба царства были населены семитским народом, который назывался «евреями». Оба царства, особенно Южная Иудея, не были чем-то выдающимся, особенно по сравнению с соседними сверхдержавами Египтом и Ассирией. Язык, обычаи и религии народа, населяющего эти царства, ничем не отличались от языка, обычаев и религий окружающих семитских народов – моавитян, аммонитян, эдомитян, угаритов из соседнего Рас-Шамра и так далее. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю.Латынина

Так вот это я к тому, что еще в IX-м, даже в VIII-м веке евреи не знали никакого централизованного культа Яхве в Иерусалиме, собственно, как мы это видим по Книге бытия, где Авраам ставит жертвенники где угодно – в Сихеме, в Вефиле, в Февроне. В общем, там, где ему является бог.

Они приносили жертвы под деревнями. Книга бытия, 12, строка 6-я. Отмечали священные места столпами – бытие 28-18. Их бог был нисколько не трансцендентен, лично гулял с Адамом по раю, кушал шашлык под Мамврийским дубом с Авраамом, лично закрывал дверцу Ноева ковчега. И если вы посмотрите Книгу чисел 23-22, то вы увидите, что этот бог имел рога быка.

Молились евреи идолам – см. бытие 31-19, где Рахиль убегает с Иаковом, забирает с собой идолов отца. Священник Миха поставил в своем доме ефод, терафим, истукан и литый кумир – это Судей, 18-14. Супруга Давида, чтобы обмануть убийц, посланных Саулом, положила в постель Давида истукан (1-е Царств 19-23). Даже пророк Осия пророчествовал, что, цитирую, «долгое время сыны израилевы будут оставаться без царя и без князя, и без жертв, и без жертвенников, без ефода и терафима, то есть идола. Осия 3-4.

Ничего не имели евреи против изображения, они почитали бронзового змея Нехуштана, которого сделал Моисей (смотри Четвертую книгу царств, 18-4). Поклонялись Яхве и его супруге Ашрату, изображения которых во множестве найдены в (НЕРАЗБОРЧИВО).

Херувимы стояли в первом храме. Те же самые херувимы (смотри книгу Исход, 25-20) были вытканы на покрове Скинии.

Есть очень интересная цитата из так называемой Песни Моисея, которая содержится во Второзаконии, в первоначальном варианте которой он сохранился в Коране, он сохранился в Септуагинте. Вот в этой Песне Моисея говорилось, что всевышний бог сотворил число народов по числу своих сынов, и одним из этих сынов является Яхве, господь Израиля. В общем, это то же самое представление о верховном боге, который творит 70 своих сынов к числу 70-ти своих народов, которое было свойственно угаритам из соседнего Рас-Шамра. И, собственно, еще в конце XIX века Джулиус Велльхаузен, в общем, предельно ясно это сформулировал: Моав, Аммон и Эдом, ближайшие родственники и соседи Израиля, были монотеистами ровно в том смысле, каким в этот момент был Израиль.

Это был, условно говоря, не монотеизм, а моногамия. Да, был один бог Яхве, которому надо было лучше поклоняться, но ровно в том смысле, в котором у жены есть один муж. Да, даже пророк Михей утверждал, что все народы ходят каждый во имя своего бога (Михей, 4-5). Этими богами, в частности, прямо в Библии являются Хамос (это бог Аморрейского царя Сигона, Книга судей 11-24). А также бог Ремфан (Амос 5-25).

И вот в 722 году ситуация кардинально меняется – тогда самое развитое еврейское государство Северный Израиль было уничтожено Ассирией. Ассирия в это время была могущественнейшая держава Ближнего Востока, и как все остальные ближневосточные державы со времени Саргона она практиковала то, что можно было называть «политикой контролируемого геноцида». То есть любое царство, оказавшееся в ее зоне влияния, либо становилось данником, либо подвергалось тотальному разграблению, города уничтожались, население переселялось в Ассирию, кто не помрет по дороге. И, вот, после разорения Израиля население южной бедной Иудеи в течение короткого времени возрастает в разы, и Иерусалим, который до этого времени был заштатным городишкой 20 тысяч человек, вдруг становится 120 тысяч человек. Количество поселений любого типа внезапно вырастает на порядок, переваливает за 3 сотни (тут я, конечно, цитирую Финкельштейна).

Откуда всё это население берется? Конечно, это беженцы из разоренного уничтоженного Ассирией Израиля. Вместе с ними приходит невиданный взлет наук и искусств, которого в Иудее не было, взлет ВВП. И, конечно, страшное отчаяние людей, которые видели, как на их глазах жгут их города и разбивают головы младенцев о камни.

И тогдашний царь Иудеи Езекия – он должен был выбирать: покориться ассирийцам или бросить им вызов. И этот вызов означал организацию этого маленького патриархального государства на совершенно другой основе. И доселе слаборазвитая Иудея в этот момент начинает невиданную мобилизацию населения, начинается просто что-то вроде военного коммунизма, где происходит укрепление государства. По всему царству появляются кладовые с кувшинами, запечатанными личной печатью Езекии.

Обводится Иерусалим новой стеной, пробивается водовод на случай осады и, конечно, параллельно с военной централизацией происходит централизация религиозная. Яхве объявляется единственным богом, а иерусалимский храм – единственным местом, где можно приносить ему жертвы. Это невиданный религиозный тоталитаризм и вместе с тем это напряжение всех сил всей нации, чтобы выжить.

Самое интересное, что это напряжение продолжается недолго, потому что преемник царя Езекии Манассия отступает от монотеизма и возвращается к старой религии. И новая волна реформ начинается при правнуке Езекии царе Иосии.

Тут я не могу не процитировать, прошу прощения. Иосий, цитирую, «вынес из Храма Господня все вещи, сделанные для Ваала и для Астарты, и для всего воинства небесного, и сжег их за Иерусалимом в долине Кедрон. И велел прах их отнести в Вефиль. Отставил жрецов, которых поставили цари иудейские, чтобы совершать курение на высотах, и вынес Астарту из дома господня к потоку Кедрона, и сжег у потока Кедрона, и стер ее в прах, и бросил ее прах на кладбище общенародное. Ввел тотальный запрет на изображения. Осквернил высоты, отменил коней, которых цари иудейские ставили солнцу, колесницы солнца сжег огнем. Уничтожил святилище, устроенное Соломоном, сломал статуи, срубил священную рощу богини Ашрат, уничтожил установленный Иеровоамом жертвенник в Вефиле. Также и все капища высот в городах самарийских, которые построили цари израилевы, разрушил Иосия, и заколол всех жрецов высот, которые там были, на жертвенниках, и сжег кости человеческие на них. И вызывателей мертвых, и волшебников, и терафимов, и идолов, и все мерзости, которые появлялись в земле иудейской и в Иерусалиме, истребил Иосия». Четвертое Царств, глава 23, 19-24.

Прошу прощения за длинную цитату, но я хочу, чтоб вы поняли масштаб этой культурной революции конца VII века до нашей эры. Полное, тотальное истребление всех традиций народа, всех его богов, верований, привычек, тоталитаризм, искореняющий всё, что составляло сумму верований народа.

Причем, всё это продолжалось очень недолго, потому что Иосия в возрасте 40 лет погиб в битве при Мегиддо, будучи разбит фараоном Нехо Вторым. Следующие 12 лет в стране сменилось 4 марионеточных царя. В 587 году, после восстания царя Седекии вавилонский царь Навуходоносор сравнял храм с землей.

И, собственно, автор Четвертой книги царств, который только было раскатал губу славить Иосия как нового царя Давида, сына бога, объединителя Иудеи и Израиля, был вынужден спешно внести исправления в свой труд и заявить, что царь Иосия погиб потому, что оскорбления, нанесенные господу его предками, оказались слишком серьезными.

То есть, я цитирую другого выдающегося историка Баруха Гайтерна, «вся монотеистическая иудео-христианская традиция появилась на свет всего в течение нескольких десятилетий в конце VIII-го – начале VII-го века до нашей эры».

Монотеизм был государственной религией всего при двух царях. Мы точно знаем историю самой Библии, что далеко не все иудеи были довольны, когда Иосия стал сжигать жрецов на алтарях. В момент гибели Иерусалима монотеисты были не у власти и в меньшинстве, гибель эту они объясняли гневом божием, причем в силу исторических обстоятельств. Они объясняли этим гневом божием не только гибель идолопоклонников, но и гибель самого Иосия. То есть поклонение Яхве выглядело в этих обстоятельствах какой-то безвыигрышной лотереей: бог карает всех, кто ему не поклоняется, а тех, кто ему поклоняется, он карает тоже.

Вопрос: каким образом вера, потерпевшая поражение, находившаяся в меньшинстве, спустя пару столетий, оказалась верой всех иудеев? Ну, очень просто – что те, кто не поклонялись Яхве, просто перестали быть иудеями. Языческие религии обладали громадной гибкостью. Любой, кто их исповедовал, попросту растворялись в чужеземной культуре. Вот те самые 10 колен израилевых, которые в Ассирию вывезли в 722 году, они так с тех пор и сгинули. Иудеи не все уверовали в единого бога, просто те, которые не уверовали, перестали быть иудеями.

А, собственно, теперь самое главное, к чему я веду этот длинный спич. Я веду это к тому, что решительно все народы, окружавшие евреев в VIII веке (египтяне, ассирийцы, вавилоняне, моавитяне, эдомитяне, мадианитяне, филистимляне, ханониане), все они прекратили существование. Единственным народом, сохранившим свою этническую целостность с того времени, в истории Земли остаются иудеи.

Ю. Латынина: Всё остальное, кроме рынка и науки, в человеческом обществе - это плохая информация

Монотеизм был великим консервантом. То есть парадоксально то, что мы наблюдаем пример информационного каскада, который родился по очень специфическому случаю. Необходимость маленького иудейского царства сопротивляться ассирийцам не только существует почти 3 тысячи лет, но и породила все мировые монотеистические религии.

Информация в человеческом обществе – она, знаете, как квантовые частицы в квантовой физике, она не существует независимо от наблюдателя. Вернее, правилам объективной реальности подчиняется только техническая информация. Если вы уверены, что вы изобрели вечный двигатель, ну, когда вы его построите, вас будет ждать1 разочарование. Но если вы, скажем, уверены, что ваш мир – это борьба двух систем, прогрессивного капитализма и эксплуататорского капитализма или, там, проклятых неверных и правильных воинов Аллаха, большие шансы, что мир таки станет борьбой двух систем вне зависимости от того, хочет эксплуататорский капитализм бороться против прогрессивного коммунизма или ему глубоко накласть. Это потому, что информация в нашем мире выполняет минимум две функции. Одна функция заключается в том, что строить модель реального мира, а другая в том, чтобы строить отношения внутри коллектива. И, вот, опытным путем опровергается только та информация, которая относится к реальному миру, и то, как это можно заметить по истории с Аристотелем, это может занять 2 тысячи лет.

Что касается информации, которая строит отношения внутри коллектива, то я утверждаю, что она не опровергается опытом никогда. Социум, связанный в единое целое информацией Икс и руководимый группой интересов, которой именно эта информация придает вес, значение и статус, скорее погибнет как кхоса, чем откажется от организовавшего этот социум мема.

К примеру, когда 2 тысячи лет назад зародилось христианство, главным его тезисом было немедленное второе пришествие Христа. Вот, Иисус Христос специально обещал, что он вернется на облаках и с ангелами, и что это произойдет еще при жизни его поколения. Если быть совершенно точным, он обещал это лично первосвященнику Каиафе. Цитирую: «Вы узрите сына человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных» (Марк, 14-62). По состоянию на сегодня Иисус запаздывает почти на 2 тысячи лет. Мне лично не известно ни одного случая, чтобы верующий христианин повнимательнее прочитал это обещание и на этом основании отказался от веры.

Собственно, человеческие религии, конечно, это очень хороший пример информационного каскада, потому что человечество создало огромное количество систем религиозных. Ни одна из них, строго говоря, не походит на другую. И если боги сделали первому человеку жену из волос богини Шочикецаль, то они никак не могли сделать ее из ребра Адама. Но случаи, в общем, перехода из веры в веру – они достаточно редки. Согласитесь, если человек родился в христианской стране, вряд ли станет буддистом. В основном, человек верит в то, во что верит его сосед.

То есть свойство человеческой психики таково, что абсолютное большинство информационных каскадов, действующих в том или другом обществе, это не маргинальные истории, это не теории заговора. Это там не люди, которые верят в Гробового или в Кашпировского, или в то, что Земля плоская. Это базовые аксиомы, на которые опирается общество.

Один частный случай очень интересен. Это то, что называется «фальсификация истории». То есть ситуация, когда историческое прошлое страны, вы на него глядите сквозь ее настоящее. История полна фальсификациями, причем вовсе не являющимися результатом какого-то страшного заговора. И я не имею в виду при этом подделки документов – я имею в виду именно информационный каскад, при котором то или иное событие истолковывается в соответствии с новым положением дел.

Вот, я как-то думала, какой пример привести, чтобы он был нетривиален и достаточно безобиден, и решила привести очень странный пример. Столетняя война.

Вот, в каждой уважающей себя Википедии написано, что в XIV-XV веке Англия и Франция вели между собой Столетнюю войну. Ну, Столетняя война продолжалась, как понятно, 100 лет – с 1337 года, когда английский король Эдуард Третий провозгласил себя королем Франции, до завоевания Гаскони французами в 1453 году.

А дальше просто простой вопрос: а, вот, чего делал отец этого самого Эдуарда Третьего Эдуард Второй? Ответ: тоже воевал во Франции. Вопрос: а что делал отец Эдуарда Второго? Ответ: воевал во Франции. Вопрос: а что делал отец Эдуарда Первого Генрих Третий? Ответ: Воевал во Франции. Вопрос: А что делал отец Генриха Третьего король Иоанн Первый Безземельный? Ответ: он воевал во Франции, как его старший брат король Ричард Львиное сердце и как его отец Генрих Второй.

Вопрос: с какого момента английские короли воевали с французскими королями? Ответ: с 1066 года, с того момента, когда герцог Нормандии Вильгельм Завоеватель стал королем Англии. А до этого французские короли воевали с нормандскими герцогами, потому что история Англии и Франции, начиная с IX века – это история попытки норманнов завоевать Англию удачно и история попытки норманнов завоевать и Францию неудачно.

Английский и нормандский короли Генрих Второй, Ричард Львиное сердце – они говорили по-французски, они проводили на континенте больше времени, чем в Англии. Их владения на континенте были значительно больше их английских владений. Вопрос: почему война называется Столетней, а не Пятисотлетней? А ответ: словосочетание «Столетняя война» было придумано французскими историками в середине XIX века к тому времени, когда Англия и Франция оформились в 2 завершенных государства. Англичане говорили по-английски, французы – по-французски.

В это время, наконец, сложилось главное буржуазное понятие нации, потому что ни в XIV-м веке, ни в XI-м веке ничего подобного просто не было. Например, во Франции не было единого языка. Южная часть Франции говорила на Лангедок, Бретань говорила по-кельтски, а английская знать, например, говорила как раз по-французски.

Не было понятия «государство». Дело было даже не в том, что Англия и Франция представляли из себя размытое множество. Территории и вассальные связи постоянно менялись, предсказать их будущие границы было невозможно.

Дело в том, что понятие «государство» - оно несовместимо с феодальным строем, потому что государство – это монополия на насилие. А феодальный строй – это делегирование права на насилие.

Но самое главное, в этом мире не было понятия «нация». Это понятие буржуазно-демократическое, оно предполагает, что 2 человека вне зависимости от своего социального статуса составляют единую общность, если говорят на одном языке и принадлежат к одной культуре. А в феодальном мире национальной общности не существовало, существовала, наоборот, общность знати. 2 рыцаря, говорящих на разных языках, принадлежали к единой общности рыцарей. А рыцарь и его серв, наоборот, ни к какой одной общности не принадлежали.

Соответственно, участники вот этой Пятисотлетней войны не рассматривали себя как члены английской, французской или нормандской нации. У них не существовало понятия «измена родине» и, скажем, наследник короля Генриха Второго Ричард Львиное сердце вместе с французским королем поднял мятеж против своего отца. Никто, включая отца, не рассматривал это как измену отечеству. Мятеж этот, равно как и неумение говорить по-английски, не помешали Ричарду стать легендарным и обожаемым королем именно Англии.

Кстати, когда во время Столетней войны рыцарь переходил со стороны англичан на сторону французов, Фруассар писал о нем, что он сделался французом.

Ю. Латынина: Плохая информация как плохие деньги всегда вытесняет хорошую в качестве общей идеи социума

Это я к чему? Это, вот, описывая один из моментов Пятисотлетнего вооруженного конфликта как Столетнюю войну, французские историки XIX века (кстати, как царь Езекия в VIII веке до нашей эры) преследовали вполне определенную задачу – они хотели рассказать историю про французскую нацию, которая подверглась английской агрессии.

При этом не существовало никакого заговора французских историков с целью фальсификации истории. Они не подделывали документы – они видели так. Вот, участники церемонии схождения Благодатного огня видят: сходит Благодатный огонь. А французские историки XIX века – они видели Столетнюю войну. И это является объективной реальностью – не сам Благодатный огонь, и Столетняя война, а то, что их видят.

Вот, континентальная история нормандских герцогов могла закончиться по-другому. Могла бы она закончиться там созданием гигантского нормандского государства в центре Европы. Тогда война, которую начал бы Эдуард Третий, не описывалась бы как английская агрессия против французской нации, она бы описывалась как закономерный процесс создания Нормандской империи.

И я к чему? Я бы тут могла в 15-й раз произнести текст на тему о том, как наша пропаганда превратила гибель Ту-154 в информационный каскад о том, что смела написать Божена Рынска. Или о том, как после каждого очередного теракта несгибаемые либералы на Западе призывают дать отпор фашистам, которые в чем-то там обвиняют мирную религию ислам. Но я хочу сказать другое. Человеку свойственно делать ошибки. Мыслить – значит ошибаться.

Человек придумал себе потрясающую игрушку - науку, которая работает только на объективной информации, даже если для этого нужно 2 тысячи лет.

Рынок устроен так, что он рано или поздно учитывает хорошую информацию. Единственный в социуме инструмент, который способен это делать. Потому что удивительно не то, что люди неправильно оценивают стоимость акций, а то, что рынок рано или поздно оценивает ее правильно. Если у вас есть на рынке пузырь с акциями компаний Южных морей или Сабпрайм Дат (не первосортный долг), то рано или поздно он сдуется.

А вы представляете себе, если бы вместо Сабпрайм Дат были боги, духовные ценности или государство? Да никогда б не сдулось.

Всё остальное, кроме рынка и науки, в человеческом обществе - это плохая информация. Плохая информация как плохие деньги всегда вытесняет хорошую в качестве общей идеи социума. Мем, который позволяет социуму или его части чувствовать себя целым, всегда вытеснит мем, который не позволяет себя чувствовать целым. А мем, который позволяет коллективу быть единым целым, это есть плохая информация. Информационный каскад всегда падает вниз.

И, в общем, прогресс человеческого общества состоит в том, что в современной цивилизации мемы-паразиты, ритуалы, табу, касты, суеверия, всё, что поднимает статус некоей группы интересов за счет остального общества, существенно потеснено за счет рынка и науки. Процесс этот завершен никогда не будет, по крайней мере, до достижения сингулярности. До этого всегда будут существовать глобальное потепление и борьба против фашизма. Но надо радоваться, потому что, ну, если взять глобальное потепление само по себе, ну, это абсолютно деструктивный мем, который у леваков пришел на смену коммунизму, дискредитировавшему себя. Раньше нам рассказывали, что капиталисты проклятые отбивают прибавочную стоимость, теперь нам рассказывают, что они вот-вот уничтожат всю планету, если не дать добрым дядям и тетям право их отрегулировать.

Всё это нам рассказывал еще Иоанн Богослов в своем «Апокалипсисе», только там глад, мор и жар истребляли людей, потому что они не слушались слова божия. А у борцов против глобального потепления нам обещают всю ту же самую программу, потому что человек согрешил и стал изменять окружающую среду.

Кстати! Все деструктивные мемы пугают нас апокалипсисом именно из-за научного и технического развития. Хотя, единственное, чему техническое развитие угрожает апокалипсисом, это именно деструктивным мемам.

С другой стороны, надо порадоваться, потому что глобальное потепление или борьба с фашизмом и сексизмом значительно лучше, чем, скажем, полная уверенность ацтеков в том, что мир есть результат жертвоприношения богов. И самое маленькое, что люди могут сделать этим добрым богам в ответ, это принести в жертву себя. Если б вы какому-нибудь рядовому ацтеку, которому вырвут вот-вот сердце, или тем более жрецу, статус которого впрямую зависит от того, сколько сердец он вырвет, сказали «Что ж вы делаете?», то он бы сказал: «Да вы чего! Если мы не принесем жертву Уэуэтеотлю...» Вы не подумайте, это имя бога – Уэуэтеотль. «...мир сгорит». Вам то же самое скажет сторонник глобального потепления: «Если мы не будем регулировать выбросы CO2, то мир сгорит». Это всем известно. Но согласитесь, какой прогресс в способах самоутверждения деструктивного мема.

Итак, благодаря науке и технологиям, общество достигло такого уровня, что его не могут убить деструктивные мемы. Они могут уничтожить только часть общества. Они могут уничтожить, скажем, страны Третьего мира, чьи элиты отчаялись догнать открытое общество, вместо этого решили увеличить свою власть над своими гражданами, рассказывая им, какие они духовные и великие.

Если дело пойдет очень плохо, то деструктивный мем социальной справедливости и мультикультурности убьет часть Западной Европы. Ну и что? Останется Китай, Сингапур, Австралия, даже пол-Европы сбежит куда-нибудь в Чехию. Вот это важная, на мой взгляд, оптимистическая вещь: информационный каскад не способен уничтожить общество в целом.

Госпожа Конни Сент-Луис, госпожа Дебора Блюм, о которых я говорила в начале программы, оказались не способны уничтожить даже сэра Тима Ханта. Вы знаете, что с ним случилось после того, как его выгнали из университета и Королевского общества? Правильно! Его с супругой пригласили в Японию на пост гораздо более высокооплачиваемый, чем Нобелевский лауреат сэр Тим Хант занимал до этого.

Всего лучшего, до встречи через неделю.