Код доступа - 2015-01-10

Ю.Латынина

Но тут я должна сказать, что одна из вещей, которая меня больше всего потрясла, это кремлевские видео-методички и кремлевские тролли, которые под разными предлогами поддержали террористов и ответственность за теракт возложили на его жертв. Это тролли, которые комментировали: «Так им, французам, сволочам и надо за их свободу слова», или, что это Франции за то, что она против Донбабве. Это люди, которые держали плакаты напротив французского посольства со словами, что кощунники из «Шарли Эбдо» оскорбили Христа. Наконец эта методичка, явно разосланная кремлевским троллям мочить Ходорковского. Напомню, что Ходорковский всем предложил перепечатать карикатуры «Шарли Эбдо», а после поддержки Ходорковским Навального там, видимо, у «ботоводов» обострение. Просто можно заметить, что какая-то часть «кремлеботов» принялась писать на эту тему не только в комментариях. Вот, например, посмотрите, какими одинаковыми словами журналист «Комсомолки» Александр Гришин пишет: «Ходорковский солидарен с французскими журналистами и призывает российских повторить оскорбления ислама» Максим Шевченко: «Ходорковский призвал перенести внутренний французский конфликт на российскую территорию». Мурат Мусаев: «Ксенофобы, исламофобы. Держу пари, что все эти смутьяны от Ходорковского до Марин Ле Пен рады трагическим событиям в Париже». Тут чувствуется просто запах кремлевских методичек.

После этого последовало поразительное заявление Кадырова сначала по поводу Ходорковского цитирую: «Он объявил себя врагом всех мусульман мира, значит, и моим личным врагом. Потом по поводу "Эха Москвы", цитирую: «Венедиктов превратил "Эхо Москвы" в главный антиисламский рупор», - сказал Кадыров. Из этих заявлений Кадырова понятно, как Ходорковский и "Эхо Москвы" осуждают действия террористов. Печально, что Кадыров не нашел времени сказать, как он относится к действиям во Франции террористов, расстрелявшим 12 человек.

Я давно говорила, что то, что режим насаждает в России – это исламизм-лайт с Путиным вместо аллаха, с чувством глубокой ущербности по отношению к остальному миру, которое заменяется словами: «Зато мы духовные». Мы такие страшно духовные, что у нас теперь больше всех наркоманов, у нас теперь брошенных детей больше всех в мире. Мы такие духовные, что мы радуемся фанатикам, убивающим людей. Это такой исламизм-лайт, его адепты сами себя не взрывают, они только убивают других, а лучше - грабят других, как «Бэтмен» в Донецке. Вот приятно грабить и чувствовать себя жутко духовным и защищающим, скажем, украинцев от фашистов.

Это, конечно, признак абсолютной катастрофы общества, навязываемый сверху, потому что мы впервые переступили ту грань, которая духовно, внутренне отделят нормальную страну от страны-изгоя.

Теперь, собственно, к Европе. Исламизм в современном мире – я это говорила давно уже – занимает то же самое место, что и коммунизм в начале 20-го века. Собственно, в странах третьего мира, в странах, которые по каким-то причинам недоразвились и чувствуют себя ущербными, он занял то место коммунистической идеологии, которое до 91-го года занимали, собственно, Советский Союз и его поклонники.

Вот заметьте, что французские террористы, они произошли из Алжира. В Алжире, напомню, что в 60-е годы боролись против французской колонизации и заметим, что там при этом никакого исламизма не было. До 91-го года Алжир строил социализм, а вот после 91-го года в Алжире появилась террористическая исламистская организация, которая называлась Armed Islamic Group, которая принялась устраивать теракты, в том числе, против французов, что было довольно странно. А где же эти замечательные ребята были 30 лет назад. И, что самое интересное, эти ребята убили около 100 тысяч самих алжирцев, подчеркиваю: около 100 тысяч мусульман, алжирских крестьян за то, что те веровали в аллаха не так, как это было правильно с точки зрения Armed Islamic Group.

Приблизительно то же самое был в Сомали, где до 91-го Зиад Барре, диктатор строил социализм, а после 91-го года стали строить исламское государство. И Союз исламских судов и «Аш-Шабаб». Или вот другой пример: курдское сопротивление. До 91-го года, до краха Советского Союза, до «Бури в пустыне» «пешмерга», курды были исключительно светской организацией, не знали, в какой стороне находится Мекка. После «Бури в пустыне», когда, соответственно, прекратились разные международные субсидии Ираку, потому что на него было наложено эмбарго, то единственная, кто поддерживал курдов, была Саудовская Аравия. Условием поддержки Саудовской Аравии было, естественно, то, что деньги раздаются тем, кто правильно верует. И к 93-му году та самая светская «пешмерга», которая, еще раз повторяю, не знала, в какой стороне находится Мекка и сколько раз в день надо молиться, уже на курдских территориях били женщин, если лицо не покрыто.

Конечно, понятно, что тот же тип людей, которые строили коммунизм, тот же тип людей, которые сейчас сражаются в Донбабве, обычно и составляют исламистов, воинствующих террористов-исламистов, прежде всего, в западных странах, потому что это один и тот же психотип. Это, как правило, люди не добавившиеся ничего, лузеры и неудачники. Если вы, например, посмотрите на психологический профиль нынешних французских террористов, то несмотря на то, что эти братья Куаши выросли во Франции, можете здесь заметить, что это были мелкие уголовники, которые занимались наркотиками до той поры, пока они не попали под влияние банды. Банду возглавлял человек, который называл себя имамом при этом. То есть, это тот же самый психотип тех людей, которые отправляются сейчас в Луганск, чтобы сажать там людей в тюрьмы, вспарывать им животы, отбирать у них квартиры и при этом говорить, что они страшно духовные, и что они этих людей обороняют от фашистов.

Второе: я уже говорила много раз, что нет никакого сильного исламизма. Есть слабый Запад. Вот, если вы посмотрите на людей, которые устроили все крупные теракты последнего времени – это и расстрелы «Шарли Эбдо», это Ман Харон Монис, который захватил кафе в Австралии, это и братья Царнаевы в Бостоне – большая часть из них даже не является этническими выходцами из Австралии и США. Тот же Ман Харон Монис и те же братья Царнаевы, они были политбеженцы, которые родились в других странах, и всех этих людей на самом деле хорошо знала полиция, у них была долгая история, которая, как правило, начиналась с неповиновения властям, причем в некоторых случаях она начиналась задолго до того, как эти ребята стали террористами. Как я уже сказала, братья Куаши, они давно отметились в разных хулиганских и наркоторговых историях. Харон Монис, который убивал людей в Австралии, это человек, который рассылал письма ненависти родственникам солдат, погибших в Ираке; человек, который стоял на грани сумасшедшего дома. И, собственно, отсюда, как справится с этой проблемой? На самом деле с этой проблемой справиться элементарно. Прежде всего, депортировать из страны тех людей, которые ее ненавидят и даже не являются урожденными ее гражданами. Вот в случае с братьями Царнаевыми, в случае с Маном Хароном Манисом вообще вопрос решался элементарно. С какой стати братья Царнаевы являются политическими беженцами? При этом они из Америки ездят в Дагестан, где их никто не преследует, при этом они существуют на деньги американских налогоплательщиков и на эти деньги они собирают свою врывающиеся скороварки.

Еще раз повторяю: 90% проблем решаются просто депортацией, остальные 10% покрывается элементарной полицейской работой, потому что есть один простой пример, который я тоже много раз приводила. Почему вот в Сингапуре не совершается терактов? Очень сложная этническая ситуация в Сингапуре, которой, строго говоря, сопредельные государства, та же самая Малайзия, может предъявить спрос на то, что «это наши исторические земли». В Сингапуре есть существенный процент исламского населения, который, тем не менее, не превращается в исламистское население, которые не превращается в террористов. Почему? А очень просто. Потому что в Сингапуре налажена очень жесткая система слежки за этим, и все террористические замыслы в Сингапуре, которые существуют - например, был замысел взорвать сингапурский аэропорт – прекращаются на самой ранней стадии, потому что на самом деле, вся эта публика задолго до того, как она берет оружие, задолго до того, как он обвязывается взрывчаткой, она очень долго пишет в интернете на тему того, как «я ненавижу этот проклятый Запад, его проклятые ценности, как они передо мной виноваты, как я сейчас их буду мочить».

Еще раз повторю: в значительном количестве случаев, если человек не гражданин, это просто решается депортацией, а в большом количестве случаев это решается полицейской работой, как мы видим на примере Сингапура. Другое дело, что мы видим это в Сингапуре, но мы не видим это ни в США, ни в Европе, и, например, в случае братьев Царнаевых, несмотря на все крики «ужас-ужас!», в США даже не возник вопрос, а почему этих замечательных людей не депортировали? Кстати говоря, напомню, что в 20-х годах у США была огромная проблема с террористами-анархистами, их называли галианистами. Это были последователи Луиджи Галиани, которые взорвали чертову уйму бомб. Один раз они даже разослали американским чиновникам и бизнесменам 36 бомб, правда, из них взорвалась только одна, потому что, как и сейчас, эти люди все были лузерами и неумехами, и даже бомбы они хорошо не умели взрывать. Другой раз галианисты взорвали 8 бомб, нашпигованных взрывчаткой в крупнейших города Америки, правда, на этот раз тоже жертвой стал тот человек, которые ее взрывал, его звали Вальдиночи. Еще раз повторяю: лузеры. Так вот, тогда проблема была решена депортацией, потому что 90% этих людей были итальянцы. Естественно, международная левая общественность орала, какой кровавый американский режим, как он смеет депортировать этих замечательных людей, которые не являются американскими гражданами и приехали в Америку, чтобы взрывать. Но американцы тогда настояли на своем. Почему это не происходит сейчас? Потому что общественная жизнь Запада полностью доминируется неким конгломератом левый интеллектуалов, современной такой левой церковью, которая запрещает обсуждение этих вопросов и называет любое обсуждение этих вопросов фашизмом.

Чтобы объяснить, как это произошло, я на минуту вернусь к событию, которое произошло 85 лет назад ровно почти. 1 января 1920 года в Америке ввели сухой закон. Вот вы когда-нибудь задумывались над вопросом, как произошло, что в демократической стране, где 90% избирателей пили стаканчик виски или хотя бы стаканчик пива – еще раз повторяю: демократическая страна, не Горбачев, не авторитарная страна, не кампания, спущенная сверху – была принята поправка, полностью запрещающая потребление алкоголя. Напомню, что поправка к Конституции США, она требовала двух третей большинство и в Конгрессе и в Сенате, и также она требовала большинство в законодательных собраниях 36 штатов. Как получилось, что в стране большинство людей пило, получилось это большинство, и как получилось, что к Конституции США, в стране, где люди были категорически против того, чтобы правительство вмешивалось в их частную жизнь, была принята поправка, которая вмешивается настолько в частную жизнь человека, что она диктует, что ему пить?

Вообще, только две таких поправки по вмешательству в частную жизнь было принято в Конституции. Одна запрещала иметь рабов, другая запрещала пить. Ответ, как это произошло. Причем до того, как федеральный закон был принят как поправка, до этого был принят в десятках штатах сухой закон. Вопрос: Что произошло? Ответ заключался в том, что это была деятельность всего лишь одного человека, его звали Уэйн Уиллер. Это был человек, который контролировал шесть конгрессов, который диктовал условия двум президентам; который держал в своих руках и республиканскую и демократическую партию, и который был создатель самой эффективной группы давления, которую знали США, собственно, он и создал этот термин pressure group - «группа давления». Уэйн Уиллер стоял во главе того, что называлось «Лига против алкоголя» - Anti-Saloon League.

И суть метода Уиллера была в двух вещах. Первое: Уиллер не стал создавать партию. Если бы он стал создавать партию, которая бы сказала: «Наша программа - не пить виски» - тут бы она получила, наверное, свои 2% голосов. В это время он создал группу давления, которая поддерживала любого политика, который выступал за сухой закон, и катком прокатывалась по тому, кто был против. И первым опытом Уиллера был штат Огайо. Там был губернатор, которого звали Херрик, который в 1903-м году был избран подавляющим большинством голосов, который к 1905 году считался одним из вероятных кандидатов на будущее президентство; который пользовался абсолютной поддержкой большинства населения штата, но у него была одна проблема – он выступал против «сухого закона». И Anti-Saloon League организовала более трехсот выступлений против Херрика, она заклеймила его как человека, купленного производителями алкоголя. И после того, как на выборах он с треском провалился, вдруг все политики в США поняли, что эти люди поддерживают любого политика, который за сухой закон, будь он республиканец или демократ. И побеждают все те политики, которые за запрет алкоголя. И вдруг оказывается, что, поскольку эти люди не являются политической партией, а эти люди являются группой давления, которая говорит от имени всего человечества, то все политики вне зависимости от того, республиканцы они или демократы, предпочитают на связываться с гадиной, они предпочитают, чтобы гадина работала на их стороне.

Приятно грабить и чувствовать себя жутко духовным и защищающим, скажем, украинцев от фашистов

Второе, что сделал Уиллер – какая была технология власти. Это тоже очень важный момент. Он блокировался с любым, кто его поддерживал. Вот вы выступаете за права женщин? Прекрасно! Поддержите нас – и мы поддержим вас. Вы Ку-клукс-клан и выступаете против негров? Прекрасно! Поддержите сухой закон и мы поддержим вас. И, соответственно, было две основных вещи. Катком прокатывался Уиллер по тому, кто его не поддерживал. И вторая вещь – это объединение разных меньшинств в большинство.

Вот то же самое с этой «левой церковью» мы видим сейчас. Вот обратили вы внимание, почему те, кто в Европе выступает за права геев, одновременно всегда за права мигрантов и против глобального потепления. Вот где геи, где глобальное потепление и где мигранты? Ответ такой же, как и у Уиллера: это группы давления, когда из меньшинства собирается больше, когда из нескольких меньшинств собирается большинство, и, когда любой политик считает, что он не будет связываться с теми людьми, которые, скажем, против глобального потепления или за права геев, потому что иначе они назовут его фашистом, и они проедутся по нему катком. И при том все эти люди утверждают, что они как бы не политические партии, они выше политики, они за благо всего человечества.

Что произошло тогда в США, я напомню. Произошла невиданная криминализация продажи алкоголя, потому что, с одной стороны, никто не соблюдал запрет, с другой стороны, все пили. И в результате, несмотря на то, что это была абсолютно абсурдная история, она задержалась на несколько лет, потому что была одна организация, группа давления Уиллера, которой ̀этой было выгодно. А потом оказалось целое количество людей, которым это было выгодно, хотя это обществу было совершенно невыгодно в целом. Это было выгодно гангстерам, которые не платили налоги, приобретали гигантскую власть и богатство. Это было выгодно коррумпированным политикам и так далее. Это было выгодно полиции, которая стала коррумпирована и заточилась под это. И вы спросите, что отменило в свое время prohibition? Очень просто: пришла Великая депрессия, стало не до жиру, и вдруг все вспомнили: Как? У нас алкогольная промышленная промышленность пятая по величине в экономике и составляла до введения подоходного налога 40% федеральных доходов.

И вот сейчас то же самое, такие же группы давления имеют место в Европе. Есть альянс леваков, как я уже говорила. Что общего между протестом против ГМО, браками геев, глобальным потеплением и защитой прав исламистов-эмигрантов? На самом деле это все те же группы давления меньшинства, которые собираются вместе. Образовалось сообщество людей, которое называет себя мыслителями и интеллектуалами, но на самом деле являются попами, церковью, новой «церковью леваков». Образовалась целая группа людей, которым выгодна эмиграция. Это как политики, которые из эмигрантов, превращаемых ими в паразитов, в заведомых маргиналов, которые существуют на подачки со стороны государства и голосовать будут, соответственно, за тех левых политиков. Образовалась бюрократия, которая раздает эти подачки. Этим людям выгодно умножение числа эмигрантов, которые полностью от них зависят.

Вы знаете, недавно я читала новый триллер Фридерика Форсайта, он назывался «Время убивать». Я вообще-то люблю Форсайта, но это был очень плохой триллер. Что в нем было плохого? В нем был плохой сюжет, потому что в нем рассказывалось о каком-то исламистском проповеднике, страшно зашифрованном, которые неизвестно откуда призывает убивать европейцев. И секретные агенты страшными усилиями устанавливают местоположение этого человека в Сомали, с помощью Моссада, с помощью британского SAS его как-то ликвидирует. Возникает вопрос об абсолютной неправдоподобности сюжета, потому что никакие это не зашифрованные проповедники, не надо его никак устанавливать, они не живут в Сомали. Вот, знакомьтесь, человек, которого живут Анжем Чудари, они живет прямо в Англии, он получает английское пособие, в размере большем, чем англичанин, сражающийся в Ираке, и этот человек совершенно открыто на собраниях – не надо его устанавливать с помощью секретных агентов – рассказывает, что пособие – это пособие на джихад, и что надо делать джихад против этих неверных. И почему никто не будет бороться с исламистами в современном западном мире? Потому что никто не скажет, что ты герой. Потому что на первых полосах будет дама, борющаяся за права узников Гуантанамо. Легко и приятно в свободном мире бороться за права узников Гуантанамо.

Вот тут Антон Носик написал, что ничего страшного, Европа с этим справится. Мы типа в своей узкой российской ненависти не понимаем, насколько вперед ушла Европа. Вы знаете, я боюсь, что картина не такая радостная, потому что, с одной стороны, действительно, мы знаем, что может быть ровно так, как случилось с сухим законом, что большинство одумается, так, как оно одумалось, например, в Швейцарии, где собрались и решили запретить строительство минаретов. И заметьте, что точно так же, как в случае с сухим законом, абсолютное большинство швейцарцев проголосовала за запрет минаретов, а гигантское количество разных организаций, начиная от Amnesty International и даже Швейцарской федерации еврейских общин закричали, что это нарушает права человека, что все, теперь в Швейцарии наступает тоталитаризм и так далее. И вот действительно может случиться по образцу Швейцарии, когда здравый смысл возобладает, и вот эти левые группы влияния, которые заинтересованы, как я уже сказала, в разрушении буржуазного общества любой ценой, и который на самом деле сейчас являются главным европейским истеблишментом, что они будут просто сметены, они будут сметены, в том числе, правыми партиями.

К сожалению, мы знаем другие примеры обществ, где та или иная группа влияния доминировала настолько, что общество было готов скорее погубить общество, чем само себя, и такие примеры очень многочисленны. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю.Латынина

Собственно, у меня довольно много есть наблюдений о том, что случилось на этой неделе в других местах, но у меня также очень много просьб продолжать тот разговор, который я начала на прошлой неделе, о том, что с моей точки зрения, надо менять в структуре современного общества. И я все-таки приняла волевое решение вернуться именно к этому разговору. И, собственно, напомню, о чем я говорила на прошлой неделе коротко. Я говорила о том, что реформаторам в 17-м или 18-м веке, или даже в 19-м в отсталых обществ было очень просто. Надо было делать как в Европе. Во время революции НЕРАЗБ, у Кемаля Ататюрка, даже у иранского шаха уже в 20-м веке, когда он реформировал общество, не возникало вопросов, как надо. Надо – как в Европе. Надо внедрять просвещение, надо внедрять европейские привычки, европейскую одежду, европейское, если можно, если получается, ограниченное избирательное право. А, к сожалению, в силу засилья левацкой идеологии и в силу всеобщего избирательного права, существующего сейчас в Европе, реформаторы стран третьего мира не могут следовать этому пути.

Я обращаю ваше внимание, можно найти замечательный отрывок покойного Кахи Бендукидзе на эту тему, где он рисует не два варианта развития страны третьего мира, а три вариант развития страны третьего мира. Один – превращение в страну изгоя, которая всех ненавидит; стоит в очередях, но считает, что она духовная; а другой – нормальное рыночное общество, а третий – вот аналог европейской бюрократии, где все регулируется, все заседают в комиссиях, но все чрезвычайно горды. Вот, что вариантов сейчас стало не два, а три – это очень важно. И понятно, что я за рыночный вариант. И я закончила на том, когда я закончила на том, когда говорила о существующей идеологии пенсий, которая по характеристикам своим социалистическая, которая построена на имманентной лжи, потому что нам утверждали социалисты и коммунисты: трудящийся – главный человек на земле, труд – это хорошо, труд – это круто, это самое лучшее, поэтому давайте по достижении определенного возраста этих самых лучших людей на земле от этого самого лучшего на земле занятия избавим.

Исламизм в современном мире занимает то же самое место, что и коммунизм в начале ХХ века

И вот сама идеология пенсионной системы, с моей точки зрения, должна быть пересмотрена не только в том, что она должна быть накопительной, а не распределительной, а в том, прежде всего, что человек должен иметь возможность под обеспечение своего пенсионного счета занять деньги, чтобы а) купить дом, б) получить медицинскую помощь, в) растить детей. Первые две меры, кстати, были реализованы в Сингапуре, являлись, по мнению Ли Куан Ю, главной составляющей успеха. Еще раз повторяю: пенсия должна быть личной собственностью человека, которую он, как и всякую собственность, может передать по наследству. И, соответственно, пенсионер должен иметь возможность продолжать работать без пенсии, увеличивая тем самым причитающуюся в будущем сумму. У человека должен быть выбор: если хочу, выйду на пенсию в 72, и никуда мои деньги не пропадут, только будут расти; если что – перейдут по наследству.

Еще раз повторяю: распределительная система пенсий не просто несправедлива – она преступна, потому что ее реальная цель – вовсе не обеспечить человека достойной старостью, ее реальная цель – сделать пенсионера зависимым от государства, создать из пенсионеров класс государственных квазирабов, который будет голосовать за увеличение государства. И пенсия, с моей точки зрения должна быть, по сути, слегка институализирована государственной формой собственных сбережений. Естественно, да, при сохранении какой-то минимальной пенсии тем людям, которые никогда не работали.

Образование. Вот самое простое, что можно сказать о сегодняшнем образовании, это то сейчас я скажу вещь, которая очень многих возмутит, что после 8-го класса, а лучше, после 6-го оно должно быть платным. Одновременно в стране должна существовать широчайшая система частных школ и стипендий, которые позволят выявить мало-мальски одаренных детей, и в случае, если они из бедной семьи, выучить их за стипендию. И смысл платы за образование не в том, чтобы отсечь бедняков, а в том, чтобы вернут образованию ценность, потому что все, что не имеет цены, не имеет и ценности.

Невозможно себе представить, чтобы в музыкальной школе учились дети без слуха. Ну под фарисейским предлогом, что отсутствие слуха не должно лишат детей возможности приобщиться к музыке. Напротив, учить детей без слуха музыке – это большая несправедливость, потому что в лучшем случае, она кончится тем, что музыкально одаренные дети не получат достойного образования из-за заполонивших класс тупиц, а в худшем случае она кончится тем, что музыкальные тупицы, которых, кстати, большинство – я, кстати, музыкальная тупица – образуют в классе спаянный коллектив целенаправленно презирающих музыкальное меньшинство: «Ах, ты еще музыке хочешь учиться? Тебе что, больше всех надо, а? Вот то же самое касается математики и физики. В Хогвартсе должны учиться все, даже самые бедные волшебники, но в нем не должны учиться маглы. Система бесплатного образования попросту не работает как система образования.

Я приведу пример. Вы знаете, какое было одно из самых желаний чернокожего населения США после отмены рабства? Желание научиться грамотности. В мемуарах моего любимого Букер Ти Вашингтон, великого негритянского просветителя описано, как после конца Гражданской войны негры – дети, взрослые, женщины, старики – жадно учились грамоте. Те, кто выучил буквы, уже учил других. Бывало, что 12-летние обучали 70-летних. Сейчас в США школьное образование стало всеобщим бесплатным. 70% выпускников школ по преимуществу чернокожего Детройта практически не умеют читать. Благодаря бесплатному образованию стандарты школьного образования во всем мире чудовищно упали, и не в части того, что написано в учебниках, а в части мотиваций. Огромное большинство детей попросту не хотят учиться. Они не видят в образовании ценности и возможности. Они видят в нем какую-то бесплатную тягомотину, от которой нужно сбежать, чтобы нюхать клей в туалете. И получается, что вместо того, чтобы давать детям шанс, система бесплатного образования отнимает его.

Мы такие духовные, что мы радуемся фанатикам, убивающим людей

В России есть небольшое количество превосходных школ, где учатся высокомотивированные дети, которые знают от родителей, зачем нужно образование. А дети, родители которых это не знают, просто не имеют шансов узнать это в обычной школе. Вот ровно наоборот в гигантском количестве школ они рискуют получить кирпичом по голове, если они будут учить математику, вместо того, чтобы нюхать клей и трахаться в туалете.

Еще раз: к сожалению, на самом деле я согласна, что есть в мире очень небольшое количество стран, например, это Эстония, это Финляндия, это Южная Корея, где образования, оставаясь бесплатным, имеет очень высокий уровень. Можно ли это сделать в такой большой, и такой расхлябанной стране как России, я сомневаюсь.

Я вижу, что в больших странах, в частности даже в США, не только в России, бесплатное образование выполняет на самом деле роль диаметрально противоположную декларированной. Оно не настроено на то, чтобы дать все равные возможности. Его реальный результат – это массовый выпуск из школ молодых дебилов, которые 11 лет учились ничего не делать, которые знают, что им все должны. И как система пенсий, оно перенастроилось на то, чтобы превращать своих «жертв» в зависимых от государства квазирабов.

Еще раз: даже высшее школьное образование, с моей точки зрения, должно быть платным, но не затем, чтобы дети из бедных семей могли его получить. Ровно наоборот: чтобы дети и родители в первую очередь из необразованных семей вновь осознали, что образование – это ценность, чтобы образование превратилось в социальный лифт, и чтобы реальное количество образованных людей, в том числе, из самых бедных слоев общества стало гораздо больше.

И самая важная история, это история про медицину. Я даже не знаю, успею ли я ее изложить опят до конца. Ну, пожалуй, успею. Вот странное дело, про медицину: никому не приходит в голову прийти в магазин и бесплатно попросить колбасы. Никому не приходит в голову прийти в автосалон и бесплатно отдать ему Роллс-Ройс или попросить сделать бесплатный маникюр. Между тем наша жизнь нам гораздо дороже, чем колбаса, Роллс-Ройс или маникюр, мы на самом деле готовы заплатить любую цену здоровье нас и наших близких. Но вот именно про здоровье нам объясняют, что оно полагается бесплатно от государства. Это еще не все. Современная медицина, если это действительно медицина а не визит босоного доктора в стиле товарища Мао, стоит гигантские деньги. Это продукт высочайших технологий. Высокие технологии редко дешевы. Исследования, опыт, мозги, аппаратура, лекарства, расходные материалы – все это стоит денег, причем гигантских. И даже, если вы заставите хирурга, ставящего стент, работать за гроши, вы бесплатно стент не купите. Стент производит коммерческая компания, она не будет производить стенты, если за них не будут платить.

Так вот, если вы думаете, что я хочу сказать, что медицина должна быть только платной, как и образование, то, как ни странно, нет – этого я не хочу сказать категорически по двум причинам.

Во-первых, современная медицина ¬ это не только высокие технологии, но и конвейер. Госпиталь – это, грубо говоря, завод, который серийно производит здоровье. Для серийного производства нужны две вещи. Во-первых, дорогое оборудование, во-вторых, постоянная этого оборудования загрузка. Нельзя купить томограф и использовать его к примеру два раза в месяц, когда придет столетний пациент. Этот томограф никогда не окупиться, а врач при этом томографе никогда не станет хорошим диагностом, потому что, чтобы стать хорошим диагностом, он должен работать на конвейере и делать три таких томограммы в час. Если у вас есть генноориентированное лекарство от определенного вида рака, которое действует на определенную гаплогруппу – 4% населения – вы не можете ждать, пока из этих 4% найдется состоятельный раковый больной. Чтобы ваше лекарство окупилось, вам нужно, чтобы им лечились все. И конвейер – у него есть еще одна особенность: он может выпускать только одинаковую продукцию. Так не может быть, чтобы один человек оплатил на конвейере Мерседес-Бенц, а другой заплатил поменьше – ему на том же самом конвейере собрали Ладу-Калину.

И третье самое важное соображение. Современная медицина стоит настолько дорого, что зачастую даже в самом процветающем обществе у трудолюбивого, ответственного, всю жизнь проработавшего человека, денег на нее не достанет. В США – это, к примеру, одна из основных причин трат на Медикейт. Сидит где-нибудь в центральных штатах пара, которая работал всю жизнь, купила дом, подняла детей. На старости жена заболела раком, а стоимость лечения 400 тысяч долларов. И у них таких денег нет, а страховка не покрывает. И хороших решений тут нет. Вообще, хороших решений для общества нет никогда. Всегда есть только полурешения. Всегда есть те решения, которые менее плохи, чем другие.

Вот платная медицина для тех, кто готов платить, как показывает опыт той же России, никуда не годится, потому что эксклюзивные врачи не имеют необходимого объема практики. Многие из них не гнушаются разводить пациентов на деньги. iPhone нельзя собрать на коленке в мастерской. Чтобы iPhone был хорошим, нужен конвейер. А бесплатная медицина, как показывает опыт той же России, годится еще меньше, по сути, ее нет. Это просто способ заставить человека перед смертью посидеть в очередях. Реальный результат бесплатной российской медицины – существование огромное количества врачей, которые зависят так же, как учителя и пенсионеры, от государства и составляют значительную долю всех этих фейковых муниципальных депутатов, фейковых избирательно-подделывательных комиссиях.

Нет никакого сильного исламизма. Есть слабый Запад

Честное медицинское страхование, как показывает опыт Америки тоже далеко не оптимальный выход. Оно приводит к чудовищному завышению цен на медицинские услуги, которые и без того недешевы. Те незастрахованные пациенты, которые что-то зарабатывают, оказываются разорены. В выигрыше оказываются те, кто и не пытается работать, потому что за них платит государство. При этом мы только в начале пути, потому что технологичность медицины будет расти и расти, стоимость лечения, очевидно, будет расти тоже, и вероятно, что при нынешнем технологическом состоянии медицины хороших рецептов того, как организовать медицину, попросту нет. Так или иначе, государству придется тратить огромные деньги, чтобы медицина, так или иначе, была конвейером. Самое главное, я хочу сказать, чтобы тратить эти деньги на действительно неизбежную трату, их прежде всего, надо иметь. Для этого нужно иметь здоровое население, крепкие семьи и хорошую систему образования. Для этого надо иметь большой ВВП и маленькое государство. Для этого надо иметь в стране как можно больше людей, которые что-то производят и как можно меньше людей, которые что-то отнимают у тех, кто производит.

Вот, не знаю, обратили ли вы внимание на одну особенность всего, что я говорю, а она очень простая. С одной стороны, вещи, которые я говорю, они идут вразрез почти со всеми практиками современного государства всеобщего благосостояния. С другой стороны, я, в общем, не предлагаю ничего нового. Я предлагаю вещи, которые освещены тысячелетней человеческой практикой, проверены временем и совпадают, в общем, с фундаментальными, иногда даже биологическими основами человеческой цивилизации. Забота детей о родителях, труд, насколько возможно; образование как социальный лифт; жизнь в старости на сбережения; уровень медицинской помощи, как вещь, которая наименее должна зависеть от доходов. Так в общем-то, и были устроены человеческие общества. И все, что я предлагаю, это, грубо говоря, модернизация традиционных моделей, перевод традиционных моделей на новые социально-экономические реалии. К примеру, человечеству больше нет оправдания для того, чтобы исключать от числа получающих образование детей рабов, бедняков, виланов, представителей низких каст и так далее. Но у него, скажем, есть, по-прежнему необходимость обставить образование конкурента, исключить из числа получающих образование тех, кто исключает его сам и не хочет и не может учиться.

И вот, собственно, главный вопрос: осуществимы ли эти преобразования при демократии, то есть при системе всеобщего избирательного права? Я боюсь, что ответ такой, что нет. Но я напоминаю, что они осуществимы при системе ограниченного избирательного права, сопряженного с цензом. Современная доктрина демократии – это я уже много раз говорила – покоится на одной большой лжи, потому что нас со всех сторон уверяют, что есть только два способа правления. Есть всеобщее избирательное право, то есть хороший способ, и диктатура, то есть плохой. А все, что не является всеобщим избирательным правом, является фашизмом. Как я уже много раз говорила, проблема в том, что множество прогрессивных социальных систем функционировали в условиях избирательного права, но не всеобщего избирательного права.

Два самых очевидных примера, это совершенно после 1776 года и Великобритания 19-го века и, строго говоря, с современной точки зрения придется объявить фашистом Джорджа Вашингтона и Джона Стюарта Милля.

Проблема, по которой слово «выборы» и словосочетание «всеобщее избирательное право» старательно уравниваются в головах интеллектуалов и толпы, очень проста. Как только вам говорят, что избирательное право может быть не всеобщим, вы сразу понимаете, что нет никаких, выдерживающих критики исторических логических и моральных обоснований всеобщего избирательного права. Потому что, если даже родительских прав мы лишаем алкоголичек, то почему же мы оставляем им избирательные права? Если мы не считаем некоторых людей способными заботиться о своем собственном потомстве, с какой стати мы полагаем, что в тот момент, когда они идут к урнам голосовать, они каким-то божьим попущением превращаются в глас божий?

Если даже родительских прав мы лишаем алкоголичек, то почему мы оставляем им избирательные права?

Собственно, всеобщее избирательное право является главным источником тех катастрофических изменений, которые произошли с рождаемостью, с образованием, с пенсией, с медициной, с управлением государством. И во всех случаях основная причина катастрофы была одна и так же: политики, действующие в рамках системы всеобщего избирательного права под видом обеспечения справедливости и заботы о несчастных обездоленных умножали число людей, которые являются зависимыми от государства. Они умножали, давая пособия матерям-одиночкам, превращая эмигрантов из бедных стран из самого деятельного сословия нации в ее самый государственно-зависимый сегмент; превращая пенсионеров, бюджетников, врачей, учителей, зависимых от государства, превращая школы из социального института, обеспечивающего отбор и социальный лифт, в институт, выращивающий инфантильных избирателей, считающих, что им все должны.

По сути дела, всеобщее избирательное право – это такой гигантский эксперимент по превращения большинства населения страны в зависимых от государства – не от работодателя, от государства – людей. И причем умножением числа этих квазирабов, этих зависимых занимаются, заметим, любые политики в мире как правые, так и левые, потому что формально даже правые партии в условиях всеобщего избирательного права вынуждены делать вещи, которые бы, мягко говоря, удивили бы Джорджа Вашингтона.

Более того, примечательно, что система умножения таких зависимых действует, как в тех странах, которые действительно являются демократиями, как в США и во Франции, так и в тех странах, которые, по сути, превращаются в диктатуру, пользующуюся однако поддержкой люмпенизированного большинства, как, скажем, в России, Венесуэле или Боливии. Разница только в уровне материальной обеспеченности люмпенов, поскольку, при демократии он очень высок, а в выборной диктатуре, опирающиеся на большинство, он низок.

Вот это очень неприятный вывод, которые я должна сказать, что нищая развращенная люмпенизированная страна никогда, с моей точки зрения, не проведет необходимые для выживания нации, реформы, ни при господстве абсолютно безответственной диктатуры, считающей единственной обязанностью диктатора раздачу страны друзьям в обмен на безоговорочную поддержку; ни, к сожалению, ни при общем избирательном праве, которое приходит на смену такой диктатуре в результате революции, и которая кончается очень быстро диктатурой. Выборы: один раз, один голос, один раз. К сожалению, я еще раз повторяю, это печальный реформаторский парадокс, в котором сейчас застыли страны третьего мира. Я опять же не думаю, что существует какой-то единый рецепт решения этого парадокса, но бесспорно, один из рецептов решения этого парадокса – это появление в стране элиты, понимающей, какого рода реформы нужны, и понимающей, к какого рода реформам нужно стремиться; и понимающей, что далеко не всегда надо будет опираться на большинство.

Ю.Латынина

Но самый сюр в другом: Гринуэй уже закончил этот самый фильм об Эйзенштейне, он поставлен в конкурс Берлинского фестиваля. Конкурс будет через месяца. Это фильм «Эйзенштейн в Гуанахуато». Об этом можно прочитать в русской Википедии. Кстати, сюжет фильма о том, как 33-летний девственник Эйзенштейн приехал в Гуанахуата снимать революционную Мексику и пережил там 10 дней своей первой любви со своим гидом, молодым и женатым мексиканским историком Паломино Канедо. То есть это фильм истории любви Эйзенштейна. Вычеркивать из него гомосексуализм невозможно, поскольку это сюжет фильма, но вот самый сизый сюр – еще раз повторяю: я пытаюсь понять, каким местом думали наши чиновники, когда они, во-первых, рассказывали Гринуэю, как ему нужно снимать фильм, во-вторых, пытались заманить его в Крым, а в-третьих, при этом не знали, что фильм уже снят. Привет! До встречи на следующей наделе.