Купить мерч «Эха»:

Код доступа - 2010-03-20

20.03.2010
Код доступа - 2010-03-20 Скачать

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый день. В эфире Юлия Латынина, «Код доступа». Телефон для смс +7-985-970-4545. Одна из самых главных международных новостей – это заявление Путина, прозвучавшее 18 марта, о том, что Россия поможет Ирану запустить Бушерскую АЭС. Довольно странно оно выглядит на фоне американских попыток перезагрузить отношения с Россией и на фоне визита г-жи Хиллари Клинтон в Москву.

Тут в чем дело? Американцы считают, что Россия для них приоритет не важный, потому что Россия не является страной-изгоем, Россия на самом деле только притворяется. Невозможно вести агрессивную политику, имея деньги на счетах западных банков. Россия в этом смысле не Советский Союз. Вы никогда не будете запускать ракеты по тем местам, где у вас есть виллы и счета.

Иран – это другое дело. Иран – это, ребята, всерьез. Поэтому Америка всё время пытается добиться от Путина поддержки санкций в отношении Ирана. На эту тему у меня есть маленькое предположение, которое заключается в том, что это трудно сделать, потому что ничего так не хочется Владимиру Владимировичу, как чтобы Израиль долбанул по Ирану. Потому что тогда нефть пойдет вверх. И, собственно, вся международная политика России заключается в том, чтобы создавать ситуации, а не разрешать их. Иран – это как раз создание ситуации.

Я вообще сильно подозреваю, что есть только один человек в мире, которому гораздо больше хочется, чтобы по Ирану израильтяне нанесли удар. Этого человека зовут иранский президент Ахмадинежад. Между тем, пока мы ведем такую международную политику, не очень хорошие вести для правящей власти внутри страны. Арестованы счета «Роснефти» в связи с иском акционеров «ЮКОСа». Начинают происходить довольно сильные, неожиданно сильные акции протеста. Только что, в субботу, они были менее сильные, чем хотела оппозиция, но значительно более сильные, чем, например, ожидала я.

Очень неприятные результаты на региональных выборах, которые никак нельзя было ожидать. Вернее, можно было ожидать – сейчас объясню почему, – что в Иркутске победит не кандидат от правящей «Единой России» г-н Серебренников, а коммунист. Собственно, я не думаю, что все эти волнения кончатся чем-то серьезным. Но интересна их причина. Потому что каждый раз их причиной являются какие-то дичайшие грамматические ошибки власти.

Например, тот же Иркутск. Чем вызвано протестное голосование в Иркутске? Посмотрите, это огромная область, которая должна быть очень прибыльной. Потому что она не лежит на боку, там работает Братский алюминиевый завод, там работает Иркутский алюминиевый завод, там работает Ангарский нефтехимический комбинат, там работает Усть-Илимский и Братский ЦБК, т.е. там гигантское количество заводов, все работают.

Казалось бы, область должна быть прибыльной. Вместо этого мы видим депрессивный регион, из которого уезжают граждане. В Иркутске за время правления Путина, если я правильно помню, население сократилось на треть. Это один из самых быстро пустеющих городов России. Это убыточный регион по классификации Минфина.

Почему это происходит? Я не уверена, что каждый житель области может это сформулировать, но понятно, что это происходит, потому что система распределения финансов в России чудовищна, и она связана с тем, что всё забирают в центр, а оттуда, из центра по кусочку выдают. Таким образом, регион, который является одним из становых хребтов России, в терминах вот этой абсолютно перевернутой финансовой системы является убыточным и депрессивным.

И люди против этого голосуют. Тем более что есть Дерипаска, который воспринимается как чужак, который воспринимается как протеже Путина. Мы видим, что Путин в отношении Дерипаски ведет себя как барин в отношении шкодливого эконома, т.е. всё время эконома журят, но всё время разрешают какие-то проблемы, которые у эконома есть.

Последнее решение – это решение запустить Байкальский ЦБК, абсолютно оскорбительное для области. Не просто потому что оно отравляет Байкал. Если бы речь шла о действительно каком-то становом, важном для Дерипаски производстве – скажем, Братский алюминиевый завод, – и шла речь о том, заводу отравлять атмосферу или остановиться, это было бы еще понятно. Но Байкальский ЦБК в рамках активов Дерипаски составляет даже не мизинец, а полмизинца. Т.е. несопоставимость того, что теряют люди, и того, что приобретает Дерипаска.

Более того, понятно было, если бы Байкальский ЦБК был таким градообразующим предприятием: вот оно закрывается – и умирает город. Но оно было закрыто, и город выжил. Более того, город начал более-менее оправляться, потому что как раз пришел туризм. Т.е. происходит ровно наоборот: сейчас ЦБК откроют, город никак не сможет оправиться, потому что туризма при ЦБК, понятное дело, не будет. Т.е. его уже открыли, извините. И это какая-то несопоставимая сумма выгод для власти и ассоциированных с ней бизнесменов, копеечная, грошовая, связанная с абсолютно оскорбительными решениями для населения.

И Серебренников, бывший мэр Братска, который считается ставленником Дерипаски, проиграл с треском совершенно неожиданно. И это еще притом, что г-н губернатор, тоже ставленник Кремля, напутствовал граждан на выборы со словами «Голосуйте за Серебренникова, он от «Единой России», его поддерживает Путин». Худшей рекомендации нельзя было придумать.

То же самое мы видим в Калининграде. Может быть, люди так не волновались, но в городе повысили транспортный налог. Мы видим по Интернету записи, что если бы губернатор Боос зарегистрировал свой собственный самолет в городе Калининграде, то вся сумма транспортного налога была выполнена и перевыполнена. Тут еще дело в личном поведении этого конкретного губернатора.

То же самое – Приморье. И там умудрились оскорбить население, причем несколько раз. То это пошлины на иномарки, то это какие-то новые безумные правила растаможки рыбы, которая предназначена на экспорт, которые, естественно, никто не выполняет, то это история с металлоломом, который надо, видите ли, ввозить только через порт Находка, потому что, насколько я понимаю, порт Находка сейчас контролирует г-н Ротенберг, который близок товарищу Путину.

Пытаешься понять, как принимаются эти решения относительно порта Находка или относительно Байкальского ЦБК. Впечатление, что где-то сидят люди, пьют чай, разговаривают: «А-а, кстати, Владимир Владимирович, не подпишете ли вы мне еще и это? Да там надо душ триста, маленькое именьице». И подписывают. А потом на местах возникают большие проблемы. Это поразительная вещь. В принципе, на мой взгляд, российская власть очень устойчива. Ее популярность зависит от цены на нефть. Надо сделать почти невозможное, чтобы при этой цене на нефть уменьшить свою собственную популярность. Но самое удивительное, что, кажется, российская власть сделала это невозможное.

Кстати, о невозможном. На этой неделе начался новый скандал. Не работает «Почта России». То ли почта, то ли таможня. Посылки не приходят из-за рубежа. Через 90 лет после взятия большевиками почты выяснилось, что она не работает. Должна сказать, что это невозможная ситуация для нормального государства. Она означает, что государства нет. Почта не может не работать. Если она не работает, это значит, что вместо государства есть что-то еще: может быть, компания Gunvor, может быть, компания «БайкалФинансГруп», может быть, некое сообщество ментов, которое стреляет граждан. Но совершенно точно, что то, что есть, не называется государством.

Я должна сказать, что я сейчас лично испытала на себе. Я две недели ездила по Америке. Я взяла с собой ровно одну лишнюю пару штанов и один лишний свитер, а всё остальное, по мере передвижения, было набито книжками. Потому что я знала, что если я книжки куплю и пошлю в Россию, как я это сделала в прошлый раз, то они растворятся где-нибудь по дороге. И это страшно унизительное ощущение. Все мои американские друзья говорят: пожалуйста, книжку, которую ты хочешь, к нам домой она придет через день или в тот же день, в зависимости от того, как выполнит заказ amazon.com. А дальше какая-то Китайская стена непреодолимая. В Индию можно послать, а в Россию нет.

И вторая вещь, которая тоже жутко унизительная. Ты испытываешь почти физическое унижение от того, во что превращается Россия. Это когда приезжаешь в Москву. Первое, во что ты попадаешь из нормального дорожного движения, это в чудовищные пробки. Полтора-два часа добираешься до дома. Притом что эти пробки и эта организация дорожного движения, она является отражением того же, почему не работает почта, она является результатом отсутствия государства.

Например, если сравнить Москву с Нью-Йорком, то ведь в Нью-Йорке почти втрое больше машин на душу населения, чем в Москве. Тем не менее, в Нью-Йорк сейчас пробок нет, за исключением въезда в город и центральных районов, где в час пик тяжело по вполне объективным причинам. А московские пробки не носят объективный характер. Московские пробки, которые значительно ухудшились за то время, пока положение в Нью-Йорке улучшилось…

Это очень важно понимать, что еще 20-30 лет назад Нью-Йорк был не очень приспособленным для жизни городом. Там была высокая преступность, там в районе 42-й улицы бегали какие-то сексуально невменяемые граждане, там просто в городе было опасно жить, и, кроме того, были пробки. В результате работы двух мэров, сначала Джулиани, потом Блумберга, это дело кардинальным образом переменилось, хотя люди должны были справиться с вполне объективными обстоятельствами.

В Москве за это время то же самое дело ухудшилось. Почему существуют пробки в Москве? Я говорю, что ситуация на дорогах всегда является отражением ситуации в обществе. Когда в средневековом Китае было трехрядное дорожное движение (справа – в одну сторону, слева – в другую, а посередине – император), это являлось отражением ситуации в обществе. Наши резервные полосы, по которым ездит не полиция с санитарными машинами, как в нормальном обществе, а по которым ездят ребята с мигалками и всякие «ЛУКойлы», которые потом давят людей, наша дорожная ситуация тоже является вот такой голограммой того, что существует в обществе.

Почему пробки в Москве? Есть одна причина, она связана исторически с неправильным устройством Москвы, т.е. она не имеет никакого отношения к нынешней власти. Если правильное дорожное движение, как в Нью-Йорке, образуется из пересечений кварталов, из дорожной сетки, которая имеет максимальную связанность… Идеальный случай – это квадрат, это когда у тебя справа налево идут стриты, а сверху вниз идут авеню.

Московская дорожная система, устроенная кругами, она в принципе устроена не очень правильно. Но мы видим, что за все эти годы московские власти не сделали ничего, чтобы эту систему разрушить. Московская дорожная система устроена, как устроены дороги для вывоза леса в лесу. Это классические такого рода дорожные азбучные вещи. Допустим, если вы хотите с одной стороны железной дороги попасть на другую сторону железной дороги в районе Белорусского вокзала, вам приходится выезжать на Ленинградку. И московские власти не сделали ничего, чтобы увеличить эту связанность дорожной сети. Они в основном инвестировали деньги в те проекты, которые очень много стоят, т.е. подразумеваются там и откаты, такое впечатление возникает. Это первая причина.

Вторая причина, как я уже сказала, заключается в характере российской власти. Огромное количество пробок, потому что Путин где-то едет, или просто перекрыт выход на Рублевское шоссе, хотя он не едет или поедет через пять часов. Из-за этого перекрытого выезда уже стоит вся МКАД, потому что это накапливается.

Этого принципиально не может быть в той же Америке по самой простой причине. Потому что столица страны находится в городе Вашингтоне, а не в городе Нью-Йорке, а столица штата Нью-Йорк находится в городишке Олбани. И я приглашаю вас задуматься над этим феноменом. Потому что это не просто география. Это философия. Столица мира, крупнейший город США – это город, который не имеет никакого отношения к административным функциям, даже внутри собственного штата.

В России всё стремится в Москву, потому что самые денежные решения принимаются там. В результате Россия превращается в страну, где нельзя проехать или из-за наличия пробок, или из-за отсутствия дорог. Потому что за те 10 лет, которые Путин находится у власти, и за те 10 лет, когда страна получила полтора триллиона нефтедолларов, не построено ни одного километра дороги, соответствующей требованиям, предъявляемым к хайвэю или экспрессвэю. Для сравнения: правительство Китая в это время строило по 5-6 тысяч километров таких дорог ежегодно. И сейчас Китай обладает второй по величине дорожной сетью в мире после Америки.

Наконец, третий фактор, который действует в Москве, из-за которого появляются пробки, это то, что власти, в данном случае московские власти, они как-то не относятся к пространству города как к связному целому, т.е. вот здесь среда обитания, а здесь дороги. Такое впечатление, что любой метр городской площади воспринимается как место, которое надо продать или под дом, или под застройку, или под торговый центр. Поэтому нигде нет стоянок, поэтому машины стоят вдоль улиц. Когда машины стоят вдоль улиц, пропускная способность этих улиц, естественно, снижается. Когда строится каждый новый дом, опять же транспортная нагрузка на этот кусок площади возрастает.

Как замечательно отметил один из наших транспортных экспертов Михаил Блинкин, московские власти, кажется, не могут считать ни один квадратный метр городской площади в центре освоенным, если под ним не возведен гигантский торговый центр. А гигантский торговый центр – это новые посетители, это новые пробки, опять же без возможности парковок.

Т.е. всё это сводится к чему? Это сводится к одному единственному принципу – принцип того, что город не рассматривается как местожительства граждан, он рассматривается как потенциальная возможность сделать бабло, продавая те или иные ресурсы. Еще раз повторяю, в Москве на душу населения почти втрое меньше машин, чем в Нью-Йорке, а дорожная ситуация перестала быть нормальной настолько, что города нет, город не существует как физически связное целое, без унизительных условий перевозки. Невозможно, по крайней мере значительную часть времени, проехать с одного конца города в другой. Это тоже называется failed state, это тоже называется несостоявшееся государство.

У меня много вопросов по поводу замечательного репортажа, который показала телекомпания «Имеди», о том, что Саакашвили убит, а в Грузию вторглись российские войска. Репортаж, сразу скажу, идиотский. Идиотский по той причине, что приличные люди не должны опускаться до уровня негодяев, иначе они становятся негодяями. Но хочу заметить два момента. Первый момент заключается в том, что Саакашвили занимается не только тем, что выпускает идиотские репортажи или, скажем, финансирует опять же идиотский, на мой взгляд, телеканал «Первый кавказский», который существует не ради прибыли, а потому что чего бы он там ни проповедовал, он всё равно существует как Russia Today, такое грузинское Russia Today.

Но, понимаете, в чем дело? За эти несколько лет, не имея полутора триллионов долларов от нефти, Саакашвили сумел построить государство, где не только в Тбилиси есть свет и асфальт на дорогах, чего раньше не было, но где менты не убивают людей, в отличие от России, и где государственная собственность продана не людям по фамилии, скажем, Тимченкошвили и Ковальчукнадзе, а продана тем, кто заплатил наибольшие деньги. Это принципиально другое государство.

Мы сейчас смотрим на то, что происходит в России вокруг: то пьяный мент стреляет в метро по толпе народа, а потом МВД заявляет, что, оказывается, он боролся против преступника, то совершенно замечательная история, которая была опубликована в «Новой». На пограничном посте Исилькуль. Георгий Бородянский, наш корреспондент по Омской области, ее опубликовал. Просто пограничники, видимо, спокойно охотятся на джипы. Т.е. когда они видят джипы, они стреляют, они открывают огонь на поражение. Иногда они тяжело ранят людей – один лежит с перебитым позвоночником в больнице, – иногда ранят попроще, говорят: «Ну чего ж мы тебя не добили?..» Очень просто, охота. Дорогой джип. Почему его не подстрелить и потом сказать, что человек вез контрабанду, а джип забрать себе?.. Вот так устроено сейчас государство в России.

Государство в Грузии устроено совсем по-другому. И поэтому российские власти ненавидят грузинское государство. Оказалось, что вот это можно сделать со страной, причем в отсутствие нефтедолларов. Еще раз повторяю, репортаж идиотский. Но такой реформатор, как Саакашвили, человек, сделавший со страной то, что с Россией сделал Петр Первый или то, что с Чили сделал Пиночет, имеет право на свою долю глупостей. А когда в стране не происходит ничего, кроме глупостей, это довольно тяжело.

Вторая проблема в следующем. Репортаж-то глупый. Но я не слышала от российских властей извинения за то вранье, которое распространялось по телевизору, скажем, во время грузинской войны, что было, согласитесь, гораздо существеннее. Например, во время грузинской войны нам заявили, что две тысячи убитых осетин в Цхинвали. Нам хорошо организованные группы плакальщиков и плакальщиц рассказывали прямо по телевизору, как грузины специально переезжали детей танками, как они согнали в осетинской церкви и сожгли там толпу молодых девушек.

В результате этого бандиты, которые назывались ополченцами – не только осетинские бандиты, всех вынули туда, будучи призваны заранее, – устроили то, что даже мягкий доклад Тальявини назвал этнической чисткой в грузинских деревнях. Причем последствия этой чистки были настолько ужасны, что даже вполне проправительственные журналисты – например, Вадим Речкалов, ее описывавший, – описывали ее с гневом и отвращением. Вот такая проблема: двух тысяч трупов не было, а этническая чистка была. И даже пришлось комиссии Тальявини сказать, что геноцида не было, а этническая чистка была. Я хочу услышать, когда российское телевидение извинится за это вранье.

За неделю перед войной Кокойты эвакуировал Цхинвали. За неделю перед войной Кокойты говорил, что сейчас мы нанесем ответный удар по грузинским городам. За день до грузинской атаки на осетинском Интернете были примерно такие надписи: «Война началась уже в открытой форме», «Началась война, в городе стреляют из автоматов», это в шесть утра седьмого августа, т.е. почти за сутки до войны. «Осетины, даешь сверхплановое заполнение крупнейшего в Европе морга в городе Гори», «Грузинские фашисты должны получить свой Сталинград», «Мирный Тбилиси мы еще не бомбили, но скоро будем», «Надо одним залпом уничтожить Грузию», «58-я уже в городе», «Надо убрать анклавы любой ценой. Такого шанса больше может и не быть», «Главное – не верить, что они готовы к миру. Даже если так, всё равно надо их громить, выгонять в Грузию». Напоминаю, что это слова, которые прозвучали перед войной с осетинской стороны. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю. ЛАТЫНИНА: Завершая тему о глупейшем репортаже телекомпании «Имеди», два момента. Утром 7 августа осетины писали, что «58-я уже в городе, мирный Тбилиси мы еще не бомбили, но скоро будем», а уже потом, после грузинской атаки президент Кокойты заявил, что грузины нанесли предательский удар по мирно спящему Цхинвали. Не хочет ли российское телевидение, официальные СМИ извиниться за такую трактовку событий? Как же Цхинвали мирно спал, когда он праздновал, судя по тому, что я вам сейчас огласила, начало войны?

Кстати, последний вопрос. Почему же все так этому репортажу поверили? Почему же схватились за сердце? Значит, очень правдоподобно? Хорошо, поверили глупые обыватели. А дипломаты почему принялись в свое посольство звонить? Значит, они считают, что это очень вероятный сценарий? Причем обратите внимание, какой сценарий. Не просто убийство Саакашвили. Сначала убийство президента Эдуарда Кокойты. Видимо, многие считают, что это не очень удобный для России союзник. В самом деле не очень удобно, когда постоянно не известно куда пропадают деньги, выделенные на реконструкцию Цхинвали, и когда оказывается, что все грузинские беженцы расселены, а осетины уже вторую зиму зимуют не известно где. Считается, что не очень удобный союзник.

Дальше почему-то никто не удивился убийству президента Саакашвили. Собственно, как можно удивиться? Дальше никто не удивился, что грузинская оппозиция встала на сторону российских войск, как было заявлено в репортаже. А действительно, чему удивляться? А зачем в Москву приезжает Бурджанадзе? Когда были митинги оппозиции, насколько я понимаю, на личной встрече Саакашвили обвинил ее в том, что она сотрудничает с Россией, г-жа пообещала подать на него в суд. Так и не подала, но вместо этого приехала в Москву. Госпожа Бурджанадзе не хочет наконец выполнить свое обещание и подать в суд на Саакашвили за то, что он обвинил ее в сотрудничестве с Россией?

И как можно перевести слова о том, что Путин и Бурджанадзе будут заниматься настоящей политикой? Мы-то думали, что настоящая политика – это реформа МВД, реформа собственности, либерализация экономики. Видимо, Путин и Бурджанадзе собираются заниматься какой-то другой настоящей политикой. Видимо, такой же, какой занималось правительство Отто Куусинена, когда проклятая фашистская Финляндия напала на Советский Союз, и тут же оказалось, что вне Финляндии есть правительство Отто Куусинена, которое заключило с Советским Союзом договор о мире и взаимопомощи и просит помочь ему, правительству Отто Куусинена, и всем настоящим финнам, которых оно представляет, освободиться от проклятого гнета империалистов, которые называются якобы настоящим финским правительством.

Продолжается рассказ о том, как у нас будут инновации в экономике. Идет целый спор о том, где в России строить Кремниевую долину. Я думаю, в этом смысле будет небезынтересен мой рассказ. Во время своего путешествия по Америке я побывала не в Силиконовой долине, я побывала всего лишь в Олбани, это так называемая новая TechValley. Правительства разных штатов тоже пытаются запустить высокотехнологичное производство. А поскольку в Силиконовой долине все стали очень жирными, на всех нужно платить очень много налогов, то многие технологические производства перебираются сейчас. Те, кто попроще – в Китай, те, кто посложнее – в другие штаты США.

Я могу сказать, что это сильное впечатление, когда я собственными глазами видела 22-нанометровый процессор. Я видела этот процессор в чистой комнате компании, которая называется Applied Materials, headquarters у нее в Калифорнии, в университете Олбани у нее есть facilities. Эта компания занимается не изготовлением чипов, она занимается изготовлением оборудования, которое изготовляет микрочипы.

Я сейчас напомню насчет 22 нанометров, что 17 октября прошлого года господа Евтушенков и Чубайс подписали соглашение об инвестициях в 500 млн. долларов, о том, что за эти 500 млн. долларов зеленоградский «Микрон», который принадлежит корпорации «Система», которая принадлежит Евтушенкову, покупает технологию – новейшую, как было сказано, – для производства микросхем с шагом 90 нанометров, покупает у французской компании STMicroelectronics, которая сидит на дотациях у французского государства.

Это выглядело очень странно, потому что за две недели до этого эпохального соглашения, на подписании которого присутствовал Путин, компания Intel объявила о том, что она по-рабочему будет изготавливать процессор с шагом 32 нанометра. Быстродействие микросхем относительно их стоимости удваивается каждые два года. А шаг микросхемы уменьшается приблизительно вдвое раз в полтора года. Это так называемый закон Мура.

Как я уже сказала, в Олбани я видела 22-нанометровую микросхему (естественно, в недоконченном виде). Я думаю, мой рассказ будет небезынтересен. Потому что, например, в рабочее помещение Applied Materials (это компания, которая занимается вещами, которые превосходят сложность космической промышленности) попала я так. Я приехала в Олбани, села в машину к встречавшему меня Игорю Пейдусу, это директор внешних программ Applied, и мы поехали в университет.

У входа в университет нигде не было турникета, стоял автоматик вроде того, из которого продают кофе. Автомат попросил у меня какое-нибудь удостоверение личности, я туда засунула свои права. Автомат спросил, что это такое. Я ответила, что права. Автомат спросил какие. Мы стали пытаться выбрать из меню русские права. Румыния там была, России не было. Подошла девочка, забила мою фамилию по-русски. Мне выползла бумажка с удостоверением. Автомат пожелал мне удобного путешествия. И еще господин Пейдус расписался в журнале за посещение чистой комнаты. Вот и вся процедура доступа.

Более того, мы идем дальше. Справа – естественно, за стеклом – стоят установки, допустим, стоимостью 500 млн. долларов. Я говорю: «Игорь, а что это? Здесь студенты бывают? Какое-то расписание лекций». Он говорит: «И школьники бывают». Самый большой шок меня ждал, когда мы зашли в чистую комнату. Потому что оказалось, что чистая комната устроена таким образом. Вот стоит чистая комната компании Applied Materials, которая есть крупнейший производитель оборудования для производства микрочипов, а рядом стоит чистая комната – всё прозрачно – компании Tokyo Electronics, которая является злейшим конкурентом Applied , и еще в общей чистой комнате стоит какое-то оборудование, которое не является эксклюзивным, которым они пользуются сообща для опытного производства. И переодеваются они все вместе в одной комнате.

Это не вопрос беспечности. Меры безопасности на самом деле в микроэлектронных компаниях драконовские. Это вопрос другого подхода к безопасности. Потому что сотрудники компании настолько мотивированы, что глупо им не доверять. Считается, что вопрос о том, кого вести в лабораторию, а кого нет, должен решать лично сотрудник компании, а не его начальник – нечего забивать его голову глупостями – и тем более вохровке на входе. Кстати, в том же Intel инженеры имеют право самостоятельной закупки оборудования на сумму до ста тысяч долларов.

Я всё время хочу называть Игоря Пейдуса Онегиным, потому что это то ли литовское, то ли латышское название Онежского озера. Он прибалт, который, кстати, работал очень долгое время на компанию «Микрон» и уехал в Штаты удивительным образом – через Сингапур, где Игорь работал тоже на одного из крупнейших производителей микрочипов – сингапурскую компанию Chartered.

И вот я спрашиваю Игоря: «Вы работали в «Микроне». Что было самое тяжелое в Советском Союзе?» И Игорь ответил очень точно, что конкуренция в отрасли настолько велика, что чтобы быть впереди, надо покупать самое лучшее. Вот если есть в Японии лучший раствор для травления, надо покупать его. Чтобы купить лучший раствор для травления, это решение должен принимать сам инженер, который ездит по конференциям и знает, где этот лучший раствор производится, а не начальство должно ездить по конференциям. И инженер должен сам иметь право покупать подобные вещи.

И вторая вещь, которая связана со студентами, присутствующими в данном здании. Это тоже принципиальная вещь. Потому что микроэлектроника – это настолько быстрая отрасль, что вы должны думать о послезавтра. А послезавтра – это студенты.

Теперь сама чистая комната. Напоминаю, что речь идет о производстве микросхем. Они делаются так. Вы берете кремниевую подложку – это такая круглая, как блин, штуковина, 300 миллиметров шириной, отполированная, – и на ней разными способами послойно вы наносите разные элементы микросхемы.

Игорь показывает и говорит, что это установка лазерного отжига. А почему лазерного? Потому что если вы наносите нужный вам слой на подложку, просто ее подогревая, то атомы из этого слоя слишком далеко разбегутся. А если вы ее чуть-чуть нагреете лазером, то они, видите ли, разбегутся недалеко. А вот это установка плазменного травления. Почему плазменного? Потому что если вы травите пластину какой-то жидкостью, то жидкость будет травить ее со всех сторон – и в вертикальной части, и в горизонтальной. А вдруг вам надо только в горизонтальной части протравить. И у вас плазма, в ней заряженные ионы, и они движутся в электрическом поле, которое направлено перпендикулярно поверхности, и вы травите только горизонтальные поверхности. Для каких-то процессов это очень важно.

Дальше стоит метрологическая установка. По правде говоря, это просто электронный микроскоп, который умеет немножко думать. Дальше стоит установка ATOMIC LAYER DEPOSITION называется. Она умеет наносить слои поатомно. Есть такая штука – оксид гафния, она устроена так, что гафний к другому гафнию не липнет. Вы выдуваете ровно такой слой, что он липнет одним слоем атомов.

Вот это установка плазменной имплантации, говорит мне Игорь, точнее PIII - PLASMA IMMERSION ION IMPLANTATION. Он в прошлом году был в Академии наук, там ему с гордостью показали ученых и сказали, что они единственные в мире умеют делать плазменную имплантацию. Бедный Пейдус не стал расстраивать этих людей, не стал им говорить, что такая установка в Applied работает в промышленном масштабе.

Почему я об этом говорю? Потому что я хочу дать представление о том, что эти технологии, они уже сопоставимы по сложности с уровнем сложности, на котором оперирует рибосома, синтезирующая молекулу белка в живом организме. Кстати, когда я спросила об этом Игоря – я не хочу выглядеть слишком умной, не мои это мысли, – он ответил очень точно, что главная разница пока заключается в том, что всё, что делает микроэлектроника, происходит в определенной плоскости. А природа свои молекулы умеет поворачивать в трех измерениях. Кстати, это слабое утешение, потому что следующее поколение компьютеров – квантовые или графеновые, – видимо, уже будет оперировать в трех плоскостях.

Еще одну очень важную вещь говорит Игорь. Он говорит, что не существует нанотехнологии самой по себе. Нанотехнология – это просто передний край микроэлектроники. Т.е. если вы хотите делать микросхемы 22 нанометра, вы занимаетесь нанотехнологиями. И нельзя купить что-то ни за 500 млн., ни за миллиард, тем более устаревшую сборочную линию, и обзавестись нанотехнологиями. Нанотехнологии – это передний край. Нельзя купить передний край, потому что он всё время будет впереди. Помните, это как в «Алисе в Зазеркалье», что у нас ты должна бежать изо всех сил, чтобы остаться на месте; а если ты хочешь куда-то попасть, то надо бежать вдвое быстрее.

Почему я всё это рассказываю? Дело в том, что я попала в Applied не совсем случайно. Чем больше я узнаю бизнесменов и политиков, тем больше я люблю ученых. И у меня есть достаточное количество знакомств. Среди них есть человек, знакомством с которым я абсолютно горжусь, его зовут Вадим Израилевич Раховский. Этот человек уже глубоко пожилой. Видимо, поэтому он не уехал из России. Еще в детстве успел убежать маленьким ребенком на фронт. Его, естественно, вернули. Он ученик еще наших великих. Но поскольку Раховский даже не просто физик, а именно технолог, он имеет столько изобретений, что даже наша российская действительность не сумела украсть у него всё. Он человек вполне состоятельный, хотя и не миллиардер, каким он был бы на Западе. Кстати, его проект, проект изготовления асферических линз без всякого блата первым победил на конкурсе в компании «Нанотехнологии». Правда, он до сих пор не получил финансирование. Т.е. каждые две недели Раховскому говорят, что вот ваши асферические линзы финансирование получат, но до сих пор этого не происходит.

Вообще, история взаимоотношений Вадима Израилевича Раховского и компании «Роснанотех» – это то, что я на правах друга дома слышу вот уже несколько лет, всё время порываюсь рассказать, но пока табу наложено, я рассказывать не буду. У Раховского есть не только асферические линзы, у него есть еще один проект. Он называется голографическая литография.

Литография – это одна из стадий изготовления микросхемы. Состоит она, грубо говоря, в том, что вы берете маску (это трафарет с нужным вам рисунком), кладете ее поверх на будущую микросхему, засвечиваете нужные участки светом. Перед этим вы покрываете плату слоем фоторезиста, потом засвеченные участки вы удаляете. Грубо говоря, вы печатаете светом. Или, наоборот, не засвеченные участки, в зависимости от того, используете вы позитивный или негативный фоторезист.

Проблема заключается в том, что, когда это начиналось, всё было хорошо, а теперь длина волны видимого света от 400, а рисовать надо 32 нанометра, и рисовать булыжником стало тяжеловато. Я приглашаю всех слушателей подумать над тем, что изощренность современных микросхем такова, что луч света для них слишком толстый грифель.

Что такое голографическая литография? Это очень изысканная идея, которая говорит, что вместо того, чтобы бороться с квантовыми эффектами, их надо использовать. И вместо того, чтобы использовать материальную маску, вы можете использовать голограмму, т.е. дифракционную решетку. Дифракционная решетка, которая является голографическим снимком того, что вам надо изобразить. Вы ее засвечиваете лучом лазера, и этот луч лазера рисует на подложке нужную вам микросхему.

Это совершенно не оригинальная идея у Раховского. Очень много было попыток создать голографическую литографию. Все они разбивались о массу технологических проблем. Например, в углах при создании голограммы возникают очень большие искажения, порядка 17%. Это один из примеров проблемы. Во-вторых, эта лазерная штуковина устроена так, что наибольшая интенсивность света приходится там, где вам не нужно ничего рисовать, где белый шум. Вот это как раз те технологические проблемы, которые Раховский сумел преодолеть. Как именно – не скажу, потому что это уже, действительно, передний край, это то место, когда королева побежала вдвое быстрее. И это, действительно, сделала группа Раховского.

Мне было очень интересно понять, где наши научные российские исследования – не те, которые касаются завода «Микрон» и приобретения за 500 млн. долларов заведомо устаревших технологий, а настоящие российские научные исследования – находятся в мире. Я в этом понимаю, грубо говоря, на правах друга семьи.

Я иду по коридору и вижу одну установку. Пейдус мне говорит: «Посмотри, эта установка называется Molecular Imprint, она за пять миллионов долларов может быть альтернативой литографии. Потому что она вместо того, чтобы действовать на фоторезист светом, она физически штампует нанесенный на подложку молекулярный слой.

В общем, это не очень перспективная технология. Она очень хороша для опытов, но из-за быстрого износа кварцевого штампа себестоимость микросхемы в такой установке всегда будет очень дорога. А вот это уже электронная литография, говорит Пейдус, а электронная литография решает проблему длины волны очень просто. Она рисует не с помощью света, а с помощью электронов. И опять я понимаю, что на самом деле эта штука годна только в экспериментальных целях. Потому что рисовать пучком электронов микросхему – это очень долгий процесс, это как красить «Кадиллак» кисточкой для ногтей. Электроны, в отличие от фотонов, очень долго это происходит.

А потом я вижу установки настоящие, самого перспективного направления, которое называется extreme ultraviolet, ультрафиолет. Потому что extreme ultraviolet – это собственно ультрафиолет, это всё с длиной от 10 нанометров до 400. Я вижу одну установку, которая стоит 85 млн. долларов, и другую – 500 млн. Они такие дорогие, что на них скинулось сразу несколько компаний.

«А вот это конкуренты Раховскому», – говорит Пейдус. Я говорю: «А какой шанс у Раховского?» Тут Пейдус произносит слова, которые для меня были очень приятны. Он говорит, что это единственная российская группа, которая действительно занимается вещами на переднем плане. И даже если она не решит проблему голографической литографии, она попутно может сделать несколько важнейших вещей. И вот это мне приятно слышать.

Я всё это рассказываю вам, чтобы сказать, что у нас еще есть мозги, что у нас есть не только г-н Грызлов и г-н Петрик, который изобретает чистую воду, установку для очистки. У нас есть еще не только завод «Ангстрем», который технологию на 130 нанометров за миллиард долларов купил два года назад. Я не знаю, что с ней стало.

И последнее, что я хотела сказать. У меня очень много вопросов по поводу чистой воды и г-на Грызлова, который только что в интервью газете «Точка.ру» заявил, что те, которые не хотят чистую воду, это враги российской нации, которые хотят, чтобы российская нация вымерла.

Я должна сказать г-ну Грызлову, что я имею несчастье быть его соседкой по поселку Баковка, вместе с несколькими сотнями других несчастных людей. Мне нет дела до роскошных машин, которые раскатывают, до ментов, которые стоят, когда эти роскошные машины выезжают, до гигантской стены, за которой у них какой-то замок. Я человек не завистливый. Но у нас в поселочке был парк, в котором было две дорожки, по которым гуляли дети, по которым катались коляски.

Осенью, я смотрю, одну дорожку перекопали. Я спрашиваю рабочих: «Это что?» Они отвечают: «Сортир для г-на Грызлова». Ну ладно. Потом вторую дорожку асфальтовую даже не перекопали, а передробили. Детям гулять негде, колясочкам кататься негде. Я спрашиваю рабочих: «Это что?» «Сортир для г-на Грызлова», – они мне отвечают.

Я уже не выдержала, позвонила прорабу, Вадим его звали. Я говорю: «Вадим, это что?» У Грызлова огромный замок. Почему, пардон, гадить (в буквальном смысле гадить) надо в парке, и почему именно по дорожкам? У этих людей такое представление о публичном пространстве, что вот гадить – это в публичном пространстве, а жить – это во дворце. Вадим мне отвечает: «Да, это идет от дома Грызлова, но это будет для всех, это строится, видимо, за общественный счет». Я говорю: «Это не будет для всех, потому что никто не будет к этому присоединяться. Это личная канализация г-на Грызлова, построенная на общественные деньги и проходящая почему-то через единственные дорожки в парке, по которым гуляют люди». Это какое-то такое наплевательское отношение к людям, которое трудно объяснить.

Но самое главное, о чем я хочу сказать, другое, это в связи с чистой водой. Господин Грызлов, если вы так верите в эту чистую воду, то поставьте, пожалуйста, фильтр для чистой воды около своего собственного сортира и пейте то, что получится. Не надо перекапывать дорожки в парке. Не надо за общественные деньги в единственном месте, где по поселочку гуляют женщины с колясками, строить вот эти гигантские трубы. Если вы верите в чистую воду, то пейте ее, пожалуйста, сами. Всего лучшего. До встречи через неделю.