Код доступа - 2008-06-14

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире Юлия Латынина. Телефон прямого эфира 363-36-59, СМС 985 970-45-45.

Начну с заокеанской новости о том, что в сенате США на этой неделе прошли слушания о нефтегазовой политике в Евразии, и один из выступавших перед сенаторами, эксперт Роман Купчинский, заявил о вовлеченности российской оргпреступности в российский энергетический бизнес, в подтверждение чего привел историю компании "Росукрэнерго". Напомню, о чем говорил господин Купчинский. Сначала существовала компания "Юралтрансгаз", которая была зарегистрирована в 2003 году в венгерском поселке Чабды четырьмя физическими лицами с уставным капиталом в 12 тысяч долларов. Эта компания получила право практически монопольного транзита туркменского газа на территорию Украины через Россию, и самое интересное, что после того, как эта компания возникла, президент Путин подписал с Туркменбаши тогдашним, Сапармуратом Ниязовым, соответствующий договор – договор был рамочный и, конечно, это был договор, который давал эти полномочия "Газпрому", но в итоге получилось, что этими полномочиями воспользовалась "Юралтрансгаз", напоминаю, зарегистрированная в венгерском поселке Чабды четырьмя физическими лицами, а самое поразительное, что в рамках уступок взаимных, которые были сделаны Туркменбаши и Путиным, Путин отменил двойное гражданство, тем самым отдав в рабство в Туркмении 140 тысяч российских подданных. Это была такая абсолютно беспрецедентная ситуация, когда российский президент, который, как известно, очень много знает о газе – мы говорим "Газпром", думаем "Путин", мы говорим "Путин", думаем "Газпром" – российский президент подписал договор, в котором 140 тысяч российских граждан оказались в рабстве, а бенефис получила компания "Юралтрансгаз".

В конце концов очень много говорилось и подозревалось о связи компании "Юралтрансгаз" с господином Могилевичем, который был в тот момент и остается одним из самых разыскиваемых ФБР преступников, и когда эти слухи стали слишком нестерпимыми, "Юралтрансгаз" исчезла, а вместо нее возникла другая компания, "Росукрэнерго". По-моему, у нее уже был уставной капитал аж 100 тысяч швейцарских франков первоначально. Она была зарегистрирована соответственно в Швейцарии. Половиной ее владел "Газпромбанк", половиной ее владели некие бенефициары, имя которых не называлось, и когда президента Путина в очередной раз спросили об этих бенефициарах, он сказал, что это украинские бизнесмены. То есть опять тот же самый парадокс: президент Путин, который знает о газе все, выступил в защиту компании "Росукрэнерго", хотя потом, когда скандал продолжал разворачиваться, то выяснилось, что все-таки речь идет не о людях, представляющих украинскую сторону, а о двух бизнесменах, одного из которых звали Фирташ, а другого – Фурсин. Ни в чем решительно эти газовые гиганты замечены не были в деловом мире, разве что господин Фирташ как раз и возглавлял одну из компаний, принадлежавших господину Могилевичу, да и, собственно, перед этим был представителем компании "Юрал" на просторах СНГ.

Вы мне, конечно, скажете, что, может быть, господин Фирташ, который является одним из акционеров компании "Росукрэнерго", судьба которой настолько заботит Россию, что, например, в последних переговорах, когда господин Могилевич уже сидел в тюрьме, Россия открыто торговалась с Украиной по поводу оплаты за газ, хотя, собственно, договора были заключены с "Росукрэнерго", при этом компания "Росукрэнерго" даже не появлялась не переговорах, то есть Россия так официально призналась, что компании "Росукрэнерго" не существует, что она представляет интересы некоторых лиц, возможно, в руководстве страны, возможно, в руководстве "Газпрома", но тем не менее что это фикция. Так вот, может, вы мне скажете, что это господин Фирташ стал таким крупным бизнесменом сам по себе, мало ли какие компании он возглавлял? Возражу. Да, конечно, есть очень много бизнесменов, которые могут переходить от одной компании к другой, от "Экссона" к "Мобилу", от "Мобила" к "Бритиш Петролеум", но это не касается бизнесменов, которые, как Фирташ, возглавляют весьма сомнительные компании, принадлежащие людям, ассоциированным с Могилевичем. Вот таких людей обычно не берут на службу в другие компании, на них лежит определенное клеймо. Возможно, вы скажете, господин Фирташ, будучи представителем "Юралтрансгаз", скопил столько денег и связей, чтобы открыть свою собственную компанию? Вряд ли, потому что если человек, являющийся у Могилевича зиц-председателем, скопит денег, это называется "крысятничество", за это таких людей убивают.

Дальше, собственно, что происходило с компанией "Юралтрансгаз", уже почившей в бозе, и "Росукрэнерго", тогда еще существовавшей. В России один из хозяев крупного газоконденсатного месторождения в Астраханской области стал его продавать, покупателем должен был быть "Газпром", и вдруг на горизонте возникла фигура Семена Могилевича. Формально это месторождение как раз опять купил господин Фирташ, и как мне рассказывали, когда "Газпром" выразил претензии к Семену Могилевичу, Могилевич сказал: "А что, я просто познакомил продавца с Фирташем". Собственно, эта сделка вызвала большое недовольство, видимо, лично президента, поскольку ее расторгли, а по итогам этой сделки через некоторое время господин Могилевич как раз и оказался в тюрьме. Вот это был как раз тот самый случай, когда люди, поставившие кого-то рулить своими финансовыми потоками, с удивлением заметили, что человек нарулил так хорошо, что у него оказалось 80 миллионов долларов для покупки того самого месторождения, которое они, в принципе, считали своей собственностью.

И вот когда я на это гляжу, у меня всегда вопрос, а почему, собственно, Могилевич? Вот, люди на вершине власти. В России 150 миллионов людей. Почему в качестве бизнесмена, через которого прокручиваются какие-то дела, должен выступать Семен Могилевич? Ну, хорошо, эти люди посадили Ходорковского – понятно, чтобы отобрать у него компанию. Но почему именно Могилевича они возвысили? И всегда у меня было на это несколько ответов. Во-первых, если люди смотрят на бизнес как на спецоперации, они должны считать, что они должны работать через бизнесмена, на которого есть компромат. Компромата больше, чем на Семена Могилевича, наверное, в мире нет ни на кого, только на Бен Ладена. Во-вторых, они должны работать с тем бизнесменом, которого если посадишь, или потратишь, или потеряешь, никто не встрепенется. И действительно, господина Могилевича арестовали, никто особенно за него не заступался. В-третьих, знаете, что я как-то думаю? Мне кажется, что если человек воспитан в рамках советских принципов и жил в советском посольстве, где бизнесом считалось продать банку икры или добыть дефицитную дубленку и тоже пустить ее налево, то эти люди так и продолжают думать, что бизнес – это продать банку икры или продать партию меди. Вот эти люди вправду так думают. Производство – этим должно заниматься государство. Государство, оно добывает нефть, газ, а продавать будем мы – компания "Ганвор", компания "Росукрэнерго". Вот они так и думают, что государственность и капитализм – это, смотрите, чтобы все было у государства, то есть расходы, а прибыль у нас или у каких-то доверенных лиц. И господин Могилевич в этом смысле действительно замечательная кандидатура, потому что он представляет себе бизнес так же, как эти люди.

Михаил меня спрашивает: "В один и тот же день в Чечне боевики занимают село, в Назрани взрывают магазин, в Махачкале взрыв на площади. До каких пор это будет продолжаться и каково реальное количество боевиков на Кавказе?". Ну, Михаил, тут череда – все несчастные семьи несчастливы по-своему, и на Кавказе у каждой республики свои проблемы. В Ингушетии взорвался магазин – видимо, боевики давно хотели взорвать этот магазин со спиртным и предупреждали. В Ингушетии взорвался магазин просто потому, что там каждый день что-то взрывается, и власти точно так же очень привычно сказали, что там взорвался бытовой газ. Они всегда так говорят. Например, когда обстреляли из гранатомета дом премьера республики, завели дело по статье "хулиганство", а когда расстреливают омоновцев в Карабулаке на площади, то дело заводят по статье "самоубийство", что, собственно, гораздо лучше характеризует ситуацию в Ингушетии, чем даже все действия боевиков

То, что произошло в Дагестане – там, напомню, недалеко от мэрии Махачкалы в сквере взорвалось взрывное устройство, причем утром рано, погиб человек, совершавший утреннюю пробежку, совершенно который был просто не при чем – я склонна считать, что это какая-то бытовуха. Я сама всю неделю провела в Дагестане, правда, большей частью в горах, но по этой площади тоже ходила. Дело в том, что это такое место, там же собраны все здания – и Дом правительства, и мэрия, и МВД и так далее – на нее въезд закрыт с того самого памятного дня, как ее случайно захватили, вернее, не ее, а Дом правительства случайно захватили братья Хачилаевы, поэтому надо ходить пешком. И вот это одно из тех мест, через которое чиновники среднего ранга ходят пешком ко всем этим административным зданиям, поэтому, возможно, это взрывное устройство было заложено против кого-то из чиновников мэрии. Начинают называть почему-то имя заместителя мэра Абдурахмана Гусейнова. Не совсем понимаю, почему. Ну, понимаете, просто, к сожалению, в Дагестане люди так часто выясняют отношения между собой и делают это уже настолько кустарными способами, что трудно заподозрить, что речь шла о боевиках.

Что касается того, что произошло в Чечне, в День независимости, как боевики его отпраздновали. На сайте боевиков написано, что боевики вошли в село Беной, это село в Веденском районе, что они там поубивали кучу народа и господствовали над селом 6 часов. Кадыровцы говорят, что боевики зашли в час ночи в Беной-Ведено, это село в Ножай-Юртовском районе, убежали сразу, как увидели спускающуюся колонну. Она примерно за 30 минут доезжает от Ножай-Юрта до Беной-Ведено, и независимые источники подтверждают, скорее, версию кадыровцев. Правда, прибавляют, что в Центорое в эту ночь вроде бы был переполох и чуть ли оттуда не сбежал брат Доки Умарова, задержанный пару лет назад. Опять же, все это слухи, потому что в Чечне сейчас все слухи и все пропаганда. Надо сказать, что случаи заходов боевиков в села идут с весны и все они очень незначительные.

Самая большая стычка была в Алхазурово 19 марта, по-моему. Зашли 80 человек под командованием амира Тархана и не очень удачно. Они шли к местному начальнику милиции, видимо, разобраться, а там у него была какая-то сходка. Вот они на эту сходку напоролись, потеряли людей. Но они выставили посты, и вот уже на эти посты, выставленные боевиками, напоролась подмога. Даже у одного моего знакомого убили там родственника, потому что он сидел в машине, которая ехала в Алхазурово, боевики подошли: "Ты куда? Там нельзя!". – "Как нельзя?! Я прокурор", - говорит человек, вытаскивает книжечку. – "А, прокурор, так получай!". Выстрелили в лоб. Водителя, который был штатским не тронули. Тогда в Алхазурово кончилось все тем, что боевики, чтобы погрузить своих раненых, а они потеряли, как я говорю, довольно много людей, просто постреляли по машинам, причем любым, там тоже кого-то убили, людей выкинули из машин, довезли раненых до леса, Алхазурово – это предгорное село, и ушли в лес. Заходили также боевики в Шалажи, в Рошни-Чу, в Янди-Котар. Большей частью это были группы по 20 человек. Никого, как правило, они не убивали, вроде бы даже местных милиционеров не оказывалось дома. В Янди-Котаре они избили местного чеченского телеведущего, такого Мишу Леонтьева местного.

Есть возможность, что это просто пробивка перед крупным терактом, то есть смотрят на реакцию властей: получается или нет, или надо сразу выметаться из села? Кстати, вся Чечня ждет этого крупного теракта по причинам, о которых я скажу позже. Но, в общем, то, что есть сейчас, не очень впечатляет, потому что, вот, смотрите, допустим, известия из Афганистана: смертник в Кандагаре взорвал тюрьму, подъехали еще 30 мотоциклистов, перестреляли всех охранников, из тюрьмы сбежали 1150 человек, включая 400 талибов. Ну, вот это операция. А зайти на 45 минут в горное село, это не очень впечатляет. Сколько времени это будет продолжаться? Ответ: бесконечно, потому что у самой суперэффективной власти нет возможности сделать так, чтоб в Чечне в предгорное село не могли ненадолго зайти боевики.

Вот очень важный вопрос, который мне Михаил задает: "Сколько там боевиков?". Никто не скажет. Если человек лоялен Рамзану, он скажет: "Сто". Не лоялен – скажет: "Тысяча". Это ничего не значит. Это значит, что первый человек лоялен Рамзану, а второй – его враг. То есть цифры в данном случае не отражают реальности, они отражают отношение данного чеченца к Кадырову. Я думаю, что боевиков не меньше 500, возможно, действительно до тысячи в лесах. И вот самый интересный вопрос, много это или мало? Вот 100 танков, это много или мало? Это много если танки на ходу, а если танк без гусениц и снарядов, это ничто. Вот когда у боевиков есть поддержка – поддержка, я обращаю внимание, не сочувствие, потому что поддержка вещь материальная, она выражается в том, что если ты заходишь в село, тебя никто не заложит и каждый даст корову – вот когда у боевиков есть поддержка местного населения, то не то что 500, а 100 человек огромная цифра. В Чечне боевиков никогда не было много. Вот вы будете смеяться, под Ярыш-Марды, когда Хаттаб уничтожил колонну российскую, устроили максимум 150 человек. Бамут обороняли от 100 до 150 человек. Собственно, это был секрет их неуязвимости, потому что – что происходило? – всю ночь артобстрел, село ровняют с землей, а погибает один человек, потому что всего 100 защитников и все они сидят по подвалам. То есть при поддержке местного населения, если считать соотношение партизанских и обычных частей, можно смело приписывать ноль: 30 – это батальон, 100 – это полк, если не дивизия. А если поддержки нет, тогда этот ноль можно смело списывать, потому что тогда боевик – это человек, 90 процентов времени которого уходит на то, чтобы выжить.

Вот в этом году Доку Умаров написал на сайте "Кавказ-центр", что, вот, впервые достижение – боевики зимовали в горах. Эй, это что значит?! Это значит, что они не могли перезимовать в селах, потому что их там заложат. Это значит, технически, что они там вырыли землянку, это такая специальная история, как их надо рыть, их очень хорошо роют, очень хорошо маскируют. Туда натащили макарон, там сидели, пили талую воду, гадили, извините, тут же, в углу, то есть сидели фактически в тюрьме. А когда вылезли, были такие голодные, что сборщиков черемши, которые пошли в лес собирать черемшу и, соответственно, брали с собой на день припасы, подходили к этим сборщикам черемши, эти припасы забирали и с жадностью ели. Есть, я уже говорила, "закон коровы". Кто такой борец за свободу? Это тот человек, который если он заходит в село, ему сразу несут коров, деньги, масло, яйца. Кто такой бандит? Это тот человек, которому есть нечего, поэтому он корову отбирает. Что такое чеченский боевик в 1996 году? Ну, первый парень на деревне. Он спускается с гор – все невесты к нему бегут. Что сейчас? На полчаса заскочили и ушли, пока не заложат.

Что важно, цинично говоря? Важно, что когда нет поддержки – еще раз повторяю, что поддержка вещь материальная, я не знаю, что там происходит в мозгах у людей – когда нет поддержки народа, происходит несколько вещей. Во-первых, вы начинаете убивать тех, кто вас не поддерживает. Что было самое страшное в Чечне, когда воевали федералы? Неизбирательный террор: ты едешь в машине, ты чеченец, ты уже виноват, тебя какой-нибудь майор или полковник убил. Смотрите, уже много случаев, когда боевики стреляют по машине, потому что она не их. Что в Алхазурово боевики стреляли по любым машинам, чтобы погрузить раненых? Почему? Потому что в селе не было человека, который бы в эту секунду дал им машину. Очень важно, что когда нет поддержки села, то боевики неизбежно маргинализуются. У меня масса знакомых не любит Кадырова. Они говорят, что он лишил чеченцев свободы, что он диктатор, но ни один из них не сочувствует тем, кто бегает в лесах и называют Удугова "наш чеченский Геббельс".

Что самое страшное в этой истории? Вот кто бегает в горах? Ведь смешно говорить, что в горах сейчас бегают те, кто взял оружие, когда в Грозный вошли русские танки. Эти люди служат у Кадырова в большинстве. И скольких бы из этих людей Кадыров не убил, спас он очевидно больше. И у тех людей, которые взяли в руки оружие по тому конкретному поводу, что, вот, он пришел, дома нет у него, жены нет, и вместо дома яма и около нее русский танк, у этих людей нет повода для войны, потому что дом снова есть, а танк ушел, и это сделал Кадыров. Вот за что воюют те, кто в горах? За то, чтобы дома снова не было, а танк снова был? Воюют кровники, которые по какой-то причине, часто случайной и достойной, не могут вернуться. Воюют фанатики, для которых чеченцы такой же расходный материал, как и русские, для построения всемирного халифата. Воюют мальчишки 17 лет – их в прошлом году сбежало человек 200, наверное, в лес, и в этом году, может, чуть больше. И вот это самое страшное, потому что чеченский мальчик, который в 17 лет из-за чувства независимости, из-за чувства свободы, из-за чувства недовольства всем, что вокруг, бежит в лес, это элита нации будущая. И люди, которые знают, что для джихада нет ни обстоятельств, ни сил, беспощадно подставляют этого мальчика, потому что ради собственных, пусть бескорыстных, но фанатичных и совершенно нереалистичных целей они убивают элиту нации, потому что когда такой мальчик попал в лес, ему очень трудно оттуда выбраться.

Теперь два слова, очень важных, о конкретных факторах обострения, почему все весной это так ожило. Я думаю, что их три. Самый важный фактор – это деньги, полученные боевиками, за Урусхана Зязикова, дядю президента Зязикова. Это такой очень важный момент. Вот в Чечню идут огромные деньги. Возможно, многие из них попадают не на стройки, а друзьям Кадырова. Но назовите мне хоть одну копейку, которая пошла на боевиков, как несколько лет назад? Этого нету. Другое дело Ингушетия. Там есть прецедент. Два года назад за Магомеда Чахкиева, тестя президента Зязикова, было уплачено 5 миллионов долларов боевикам, и мы точно знаем, что это 5 миллионов, потому что когда в Хасавюрте убили Абу-Хавса, то ФСБ сдуру опубликовала бухгалтерию боевиков и в ней сказала, что Абу-Хавс получил в этом году 340 тысяч долларов из-за рубежа на свою террористическую деятельность и 5 миллионов долларов за какого-то важного заложника, освобожденного в мае в Ингушетии. В мае в Ингушетии был освобожден тесть президента Зязикова, и погуляли на эти деньги тогда боевики хорошо. Собственно, имарат Кавказ они объявили на эти деньги. Вот сейчас эти деньги закончились – украли дядю. Я не знаю, сколько заплатили за дядю, но в Ингушетии, где все секрет и ничего не тайна, называют сумму от 7,5 до 10 миллионов долларов. Я вовсе не хочу сказать, что деньги делают из человека боевика, у нас палачи пока зарабатывают больше террористов, но деньги дают боевику оружие. Вот смертником можно стать бесплатно, а фугас бесплатно сержант не продаст. И я точно вам говорю, этим летом все хлебнут много дряни за эти деньги.

Второй фактор обострения – визит Тимура Муцураева. Это чеченский бард, который воевал в отряде Гелаева и недавно приехал с миссией мира к Рамзану Кадырову. Уехал с ответной конкретной посреднической миссией к остаткам отряда Гелаева. Гелаев – это тот полевой командир, который у всех, кроме самых отмороженных чекистов, пользуется очень большим уважением. Это такая важная системная вещь: если человек, который живет за границей, герой сопротивления, он приезжает к Кадырову с миссией по объединению народа, то это очень больная вещь для людей, которые сидят в горах и, видимо, они по этому поводу постараются сделать так, чтоб примирение было невозможным.

И, конечно, есть еще третий фактор, который меня изумляет. Посмотрите, что происходит в Чечне после разборки между Кадыровым и Ямадаевым. Кадыров, грубо говоря, Ямадаевых умножил на ноль: батальон "Восток" перестал существовать как реальная боевая единица. В основном, люди его перешли к Кадырову. После этого по Чечне начинают гулять слухи, мол, сейчас снимут Кадырова, сейчас снимут мэра Грозного, назначат русского, называют даже фамилию мэра Грозного, которого назначат, говорят, Жидкова. Потом говорят, нет, Жидкова не назначат, потому что он сам отказался. То есть такая забавная вещь: уничтожили влияние по крайней мере на некоторое время клана Ямадаевых и тут в отместку по Чечне начинают гулять слухи. Вопрос тут к товарищам чекистам: ребята, Москва на кого ставит, на Кадырова? Тогда заткните рот тому майору, который свою сеть осведомителей использует для распространения слуха про то, что сейчас назначат мэра Грозного. Москва ставит на "разделяй и властвуй"? Тогда сделайте так, чтоб Кадырову не продавались бы ваши же генералы, которые приезжают в батальон "Восток" и говорят, что Ямадаев в розыске. Я не хочу сказать, что эти слухи, которые сильно способствуют боевикам, но этот фактор очень важен стратегически, потому что никаких своих денег сейчас в Чечне нет – сейчас в Чечне система искусственного денежного орошения, газон там искусственный. Вот хотите, чтоб газон был настоящий – не вытаптывайте. Кончайте, господа майоры, распространять слухи. Перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире Юлия Латынина. Телефон прямого эфира 363-36-59, СМС 985 970-45-45.

Я хочу рассказать еще одну историю, которая случилась на этой неделе и которая являлась как очередной виток противостояния Генпрокуратуры и Следственного комитета, а именно запретил генпрокурор России Юрий Чайка начальнику Следственного комитета Бастрыкину продолжать вести уголовное дело, которое, в частности, было направлено против первого зама генпрокурора господина Буксмана. Уголовное дело было связано с тем, что супруга господина Буксмана, который на момент, когда это случилось, был не первым замом генпрокурора, а главой конкурсной комиссии, назначавшей в Москве нотариусов, стала московским нотариусом. История эта, в сущности, потрясающая, потому что, знаете, вот есть некоторые фантастические зримые признаки развала России. Например, когда видишь, что вокруг дорог стоят инспекторы ГИБДД – ну, я уже много раз сравнивала, стоят инспекторы ГИБДД и девицы легкого поведения и зарабатывают деньги примерно одним и тем же способом, правда, инспекторы ГИБДД попутно еще занимаются организацией движения спецтранспорта и вселяют в нас страх к начальству – вот когда ты видишь этих людей, когда ты видишь посты, как в оккупированном городе на выезде из города, и на этих постах у тебя отнимают деньги и говорят, что это для твоей же безопасности и для предотвращения преступления, и тогда возникает вопрос "ребят, а какие преступления вы предотвратили, нельзя ли списочек?", вот это такое зримое выражение того, что происходит в государстве.

Есть не очень зримые приметы того, что происходит в государстве. Один из них, мне очень нравится пример – ядерный чемоданчик. Вот в Америке есть ядерный чемоданчик, который позволяет лично президенту принять решение о запуске ракет с кодами ракет, и многие думают, что у нас есть ядерный чемоданчик. Господа, это неправда. То, что у нас есть, это древний советский мобильник. Это очень зримая вещь, потому что, представляете, что сейчас, в век "Моторол" и "Сони Эрикссонов", которые есть у любой десятиклассницы, то, как осуществляется связь с войсками, а это именно осуществление связи, это не коды запусков ракет, происходит вот через такой большой чемодан, как я уже сказала, древний советский мобильник.

И есть еще одна история, история с нотариусами, которая, на мой взгляд, очень показательна насчет того, как сейчас работает государственная система. Дело в том, что в Москве 700 нотариусов. Эта должность приватизирована с 1996 года, но количество этих нотариусов постоянно. Для того, чтобы работать, они должны получать специальную лицензию, которую выдает очень ограниченному количеству лиц некая комиссия. Предлог всего этого – то, что за нотариусами нужен строгий учет и контроль. На самом деле – ну, что такое нотариус? Это, не больше не меньше, как стоматолог. Стоматолог тоже должен быть образованным и тоже должен получить лицензию, но почему ограничивать число стоматологов? Почему ограничивать число нотариусов, которое приводит к тому, что в среднем российский нотариус совершает по 30 тысяч нотариальных действий в год, а в Берлине, например, нотариус совершает где-то 320 нотариальных действий в год, а если больше – то заводится рядом другой. К чему приводит такое искусственное ограничение? К фантастически высоким заработкам нотариуса, потому что нотариус, сидящий на хорошем месте, не особенно трудясь и, конечно, не нарушая закона, зарабатывает 50-60 тысяч долларов в месяц. К чему это приводит? Это приводит к тому, что это очень завидная должность, и на нее, соответственно, начинают назначаться родственники очень высокопоставленных людей, имеющих отношение к системе правосудия, потому что это вполне законно им позволяет зарабатывать огромные деньги.

Вот, например, в 2005 году нотариусом стала домохозяйка Ирина Буксман, жена ныне первого зампрокурора, а тогда председателя конкурсной комиссии по назначению нотариусов господина Буксмана; нотариусом стал сын председателя той же самой Московской городской нотариальной палаты Виктора Репина; сын члена правления той же нотариальной палаты Григория Черемных; в очередном конкурсе победила некая Людмила Радченко, которой было давно за 60, но госпожа Радченко явилась супругой заместителя председателя Верховного Суда Владимира Радченко; причем нотариусом стал и сын Радченко, Илья; стала нотариусом дочка председателя Мосгордумы Владимира Платонова Ксения; стала нотариусом Галина Карлина, супруга господина Карлина, который на момент проведения конкурса, если я не ошибаюсь, был первым замминистра юстиции РФ. То есть абсолютно феерическая картина.

А дальше – к чему она приводит? К тому, что люди с профессиональным юридическим образованием, не заплатив денег или не имея родственных преференций, не могут оказаться в числе нотариусов. И вот две женщины, Галина Кремлева, которая 25 лет работала следователем, 8 лет она была и.о. нотариуса, и Инна Ермошкина, которая написала кучу научных работ о деятельности нотариата, проиграли на конкурсе и начали все это вываливать в прессу. Это было уже года два назад. Очень много было статей по этому поводу в прессе, причем дальше, после того, как Ермошкина все это вывалила в прессу, начались фантастические вещи. С Ермошкиной стали встречаться какие-то девушки, одна из них представилась журналистской из МВД, стала ее пугать, что, мол, не боится ли она, что ее с семьями и с детьми сожгут в печах, потом встречались с журналисткой из "МК" Елизаветой Маетной, которая все это публиковала, вызывали ее типа на Лубянку, но не на Лубянку, а в соседнее место, и тоже пугали. Потом, после какой-то из очередных бесед, Ермошкина попала в больницу с отравлением, причем собеседница тут же позвонила и справилась о здоровье.

И вот, что произошло на этой неделе? На этой неделе произошло две вещи. Во-первых, госпожу Ермошкину арестовали. По ее словам, по записке, переданной ей из СИЗО, ей сказали, что ее повезут к следователю, если она не подпишет, что ей прикажут, то убьют и бороться с коррупцией она будет на другом свете. И одновременно то самое уголовное дело, которое фактически с подачи госпожи Ермошкиной, в котором была замешана супруга первого замгенпрокурора России Александра Буксмана, было господином Чайкой остановлено. Вот, две эти вещи произошли одновременно, так сказать, в рамках борьбы с коррупцией. И хотя я прекрасно понимаю, что господин Бастрыкин расследовал это уголовное дело не в рамках защиты прав граждан, а в рамках борьбы с Генеральной прокуратурой, и Генеральная прокуратура запретила расследовать это дело, опять же, не в рамках защиты прав граждан, а опять же, в рамках борьбы со Следственным комитетом – у нас господин Чайка ничуть не меньший борец с коррупцией, чем господин Бастрыкин, но вот это феерическое зрелище того, во что превращается государство, оно просто пугает. Причем, оно же упирается в одну простую вещь: ребята, а в чем дело, давайте будем давать лицензии любому человеку, который предъявит соответствующую квалификацию, имея возможность занять место нотариуса. Мы же даем любому стоматологу или любому хирургу возможность практиковать, мы же не ограничиваем количество стоматологов для того, чтобы увеличить их заработки.

Меня тут по СМС спрашивают, что я видела в Дагестане и почему я считаю, что взрыв на площади в Махачкале не теракт. Ну, почему я так считаю, я уже только что обосновывала. А Дагестан… Конечно, ситуация в Дагестане совершенно другая, чем в Чечне, и точно так же, чем в Ингушетии, потому что, как я уже сказала, каждая республика больна по-разному. Вот несколько картинок из жизни республики Дагестан. Я прихожу к родителям убитого нацистами Шамиля Одаманова. Если помните, несколько дней назад был скандал, когда, наконец, Генпрокуратура все-таки возбудила уголовное дело по факту убийства, убийства, которое было снято на пленку нацистами, убийства дагестанца и таджика. Еще несколько месяцев назад родственники покойного Шамиля его опознали, но тогда Генпрокуратура продолжала настаивать на том, что эта запись – подделка. Насколько я понимаю, дело сдвинулось с мертвой точки после того, как президент Дагестана Муху Алиев что-то там лично нажаловался президенту Путину. Вот я прихожу к родственникам и, знаете, что меня изумляет – оказывается, что менты, которые выясняли, кто такой Шамиль, почему его убили, а это просто обычный, очень мало зарабатывавший рабочий, молодой человек 24 лет, который как раз собирался жениться, просто случайно попался нацистам под руку, и вот менты интересовали и прежде всего выясняли, как вы думаете, что? Ответ: не боевик ли он? Представляете, как хитро менты думали: "Вот, мы откажем в возбуждении уголовного дела по факту убийства, потому что, наверное, это подлые боевики хотели скомпрометировать российских нацистов".

Вот другая картинка. Я прихожу к начальнику следственного комитета дагестанского и говорю ему: "Можно ли мне взять интервью у Бамматхана Шейхова?". Бамматхан Шейхов, это руководитель одного из дагестанских джамаатов, боевиков, который сдался во время спецоперации в селе Гимры, сдался он под обещание амнистии, после чего его посадили в тюрьму и начали шить дело. Начальник следственного комитета господин Касумбек Амирбеков мне говорит: "Нет, я не могу это позволить". Ну, вполне нормальный ответ. Я говорю: "Ну вот же, журналисты газеты "Черновик", - это известная дагестанская газета, самая такая либеральная, - встречались с Шейховым". – "Да? Встречались? А я об это факте не знал. Как это могло произойти?", - говорит мне начальник следственного комитета на голубом глазу. Вызывает следователя. Говорит: "Нет, вот, у нас есть бумажка, объяснение, что они не встречались". Ну, здравствуйте, у журналистов есть запись, а начальник следственного комитета мне говорит, что у него есть бумажка. "Хорошо, - говорю я начальнику следственного комитета. – Тогда, если можно, расскажите мне, за что именно Шейхов сидит?". Ну, потому что понятно, что если человек бегал по горам, то он не цветы там собирал. – "А я не могу вам сказать, но я, так и быть, могу назвать статьи", - говорит начальник следственного комитета. – "Хорошо, назовите статьи". Тут это чудо в перьях берет телефон, звонит и выясняет у своего следователя статьи, потому что он не знает, по каким статьям сидит Батамхан Шейхов, видимо. Так я это могу понять. Он называет мне статьи: "210, 222". Я говорю: "А можно расшифровать?". Тут он берет Уголовный кодекс и начинает это читать по Уголовному кодексу! У меня такое впечатление, что он их не помнит на память. Вот такой потрясающий диалог с начальником следственного комитета.

И после этого я думаю: хорошо, ребята, у вас же Шейхов сдавался живьем под гарантию амнистии. Я понимаю, что он не ангел. Но так если вы не хотели давать ему амнистию вы бы ему так и сказали: "Сдавайся или пристрелим". А если вы дали слово, это слово надо держать. А глядя на этого начальника следственного комитета, знаете, самому ваххабистом хочется стать, потому что я этому начальнику следственного комитета задаю другой вопрос, абсолютно простой: "А почему вы не арестовываете господина Аббасова, главу района, который по собственной информации следствия заказал убийство главы дагестанского "Яблока" Фарида Бабаева?". А начальник следственного комитета мне на полном серьезе отвечает: "А у нас теперь есть доказательства, что это не Аббасов заказывал убийство". А я говорю: "А кто?". В результате получается, что это заказывали, оказывается, враги Аббасова. "Я правильно понимаю, - говорю я, - что киллеры признались и показали на Аббасова, после этого человек попал в прокуратуру, там договорился и теперь уже речь идет о том, что неприятности будут у врагов Аббасова?". Это чудо в перьях не знает, чего мне ответить. Феерический диалог!

Еду в село Согратль. Это высоко в горах. Село, которое считалось и считается очень независимым. Оно всегда входило так же, как и Гимры, в число вольных обществ, которое никому не подчинялось и, собственно, оно до сих пор никому не хочет подчиняться. У села Согратль замечательные неприятности, которые начались с того, что у имама, бывшего имама села умер отец. Умер, имам его похоронил и не велел никому приезжать на соболезнование, что по местным меркам считается чистым ваххабизмом, типа, если мертвых хоронят без соболезнования, это подозрительный знак, это отклонение от ислама. Ну, женщины начали чесать языки, имам после этого подал в отставку, избрали нового имама. И тут на несчастье согратлинцев несколько крупных махачкалинских должностных лиц решили принять участие в религиозной жизни села. Прежде всего это был человек по фамилии Шамиль Исаев, который является фаворитом нынешнего президента и строит для нынешних властей так называемую "немецкую деревню". Это главный сейчас инвестиционный проект Дагестана. Инвестиционный проект, вы будете смеяться, заключается в том, что этот человек получил даром землю в самом козырном месте, на берегу Каспия, и за государственные деньги у этой земли делается инфраструктура - дорога, трубопроводы, то се, пятое-десятое. После этого человек возьмет кредит и, видимо, там чего-то построит, а если не построит, согласитесь, всегда может продать эту землю гораздо дороже, чем он ее получил. Ну, вот этот господин Исаев, его участие в жизни родного села до этого выражалось в том, что он построил там огромный дом, совершенно феерический, с вертолетной площадкой. Я не любитель шпынять людей за построенные ими частные дома, но вот в разваливающемся селе с немощеными улицами, с отсутствующей системой канализации это действительно производит впечатление, особенно если знаешь, что другой выходец из села, Гамзат Гамзатов, глава местного "Дагэнерго", он построил к селу дорогу 18 километров. Согласитесь, это вызывает уважение. 18 километров через горы дорога, представляете, сколько это стоило. А господин Исаев, в основном, принял участие в жизни села домом, да еще магазин там принадлежит его матери.

И вот они решили осчастливить собственных односельчан другим имамом. Вот они тащат нового имама на собрание, которое проводят в клубе. Клуб - это тоже, представьте себе, в селе всегда была мечеть, она выстроена после 1877 года, потому что в 1877 году село было полностью уничтоженгм - оно принимало участие в восстании против русского царя, и все было снесено, а жители выселены в Сибирь, а потом вернулись при коронации. Вот первым делом выстроили мечеть, а советская власть при этой мечети первым делом выстроила клуб наверху и осеменительный пункт - коров там осеменяли. И вот в этом клубе прихожане из Махачкалы проводят собрания по выборам нового имама, к которым, разумеется, приходят женщины. Тут, господа, я вам хочу сказать, я, конечно, за всеобщее избирательное право, за равные права женщин и так далее, но есть некоторые правила поведения данной конкретной общности. Вот когда академики Академии Наук избирают нового члена, то собрание происходит без жен. Не потому что эти жены плохие женщины, а потому что таковы правила поведения данной общности. Вот когда избирают имама, это тоже делают без женщин, так принято. Короче говоря, начинается это замечательное собрание в клубе с женщинами, с криками. Дошло время до послеполуденного намаза и, соответственно, члены джамаата местного говорят: "Ну, мы должны или закончить сейчас быстренько собрание, или прерваться и пойти помолиться". Шамиль Исаев не идет молиться! Все члены джамаата уходят, а он остается. То есть строитель "немецкой деревни" Исаев тоже решил принять участие в жизни села и вот избрать им, нечесаным, имама. А там как было вольное общество, так и осталось. Короче говоря, прокатили этого имам. А тот, который имам так и не был избран, он по завершении всего этого бардака говорит: "Слушайте, меня просили уважаемые люди, ну что я, бикса, что ли, чтоб ломаться". Вот после этой замечательной истории с неизбранием того имама, который был угоден махачкалинским чиновникам, начинают согратлинцев щемить. То одного таскают, то другого, то один человек повесился после того, как его заставили стать доносчиком, у кого-то еще гранаты нашли. Слава богу, в Махачкале достаточно влиятельные согратлинские выходцы, не только с этой официальной стороны, и там как-то куча народа помогла людям адвокатами обзавестись, юристами и, в общем, от этих людей отстали, от Согратля. А так бы была еще одна операция, было бы еще одно село Гимры. И, конечно, если этих людей загнать в угол, они бы тоже убежали в горы.

Почему я так долго об этом рассказываю? Потому что, вот, я общаюсь с этими людьми и, строго говоря, они ваххабиты? Ну, конечно, да. И это не сложно определить тем людям, которые знают, как это определяется. Потому что их спрашиваешь, ребята, а сколько ракатов надо делать в пятничном намазе, когда вы молитесь вместе в мечети, это классический такой технический признак, потому что сторонники чистого ислама делают два раката, а сторонники суфийского традиционного ислама делают шесть ракатов. Они отвечают: "Да, конечно, два". Мы приходим в Зиярат Магомеда Ярагского, это гробница, где похоронен тот человек, который в свое время благословил первого имама на войну с Россией, и там начинают возмущаться члены джамаата, потому что там стоят какие-то подушки, стоят, как всегда, какие-то чашки, засунуты деньги. Они говорят: "Ой, какое язычество, опять деньги засунули". Я спрашиваю имама: "Ну, что для вас этот зейрат?". Он отвечает: "Это музей". Это очень важный момент, потому что для сторонников чистого ислама все подобные места поклонения, если поклоняться этому по-настоящему, это язычество. Или совершенно замечательная история, мы беседуем, сидя во дворе, и один из людей, с которыми я беседую, говорит мне: "Почему все в России, все такие разные народы, должны жить по одинаковым законам? Почему у чукчей, у русских и, допустим, у нас, дагестанцев, должен быть одинаковый закон? Почему не разрешить нам суды шариата? Посмотрите, какое беззаконие происходит вокруг". Самое замечательное, что человек, который мне это говорит, он подполковник. Он в отпуске. И я, естествено, ему говорю: "А где гарантия, что суды шариата будут судить лучше, чем то, что мы видим вокруг? Люди-то не изменятся". Я могу привести массу замечательных примеров. Например, как в Ингушетии, кажется, это было году в 1997, когда у Мусы Келигова, одного из крупных менеджеров "Лукойла" похитили брата, то сделали это с согласия суда шариата. Там человек, который его похищал, это был такой Вараев из Урус-Мартана, он был довольно крупный боевик, но в отличие от своих сосельчан, братьев Ахмадовых, он был очень богобоязненный человек и никогда не крал людей иначе, чем с согласия суда шариата. И вот он пошел в суд шариата и говорит: "Слушайте, тут в Москве есть такой Муса Келигов, он торгует нефтью с евреями, можно ли похитить его брата?" "Можно", - сказал суд шариата. Вот где гарантия, что это будут суды шариата не такого толка? Конечно, на этот вопрос нет ответа. Но вот я смотрю на этих людей и - кому они мешают? Они не будут браться за оружие, если их не загонять в угол. Они сами мне честно отвечают, что для джихада нет ни возможностей, ни сил, и что этот джихад закончится поражением. Ну, если ваххабист - это тот, кто недоволен существующей властью, то, извините, я тоже ваххабист. Если ваххабист - это тот, кто делает в пятницу два раката в намазе вместо шести - то, простите, какое российскому государству до этого дело?

Мы оказались в очень тяжелом и неприятном положении, примерно в таком же, в каком немецкие князья оказались в XVI веке, когда началось Движение реформации, и часть немецких князей стала выступать против Движения реформации. Как правило, те, которые выступали против Движения реформации, они, как известно, утратили контроль над своими землями, потому что они загоняли людей в угол и люди брались за оружие. Конечно, сторонники чистого ислама и в Дагестане, и по всему Кавказу принадлежат к группе риска. Но если их не загонять в угол, то те, которые не хотят, не будут браться за оружие, а те, которые хотят, те, которые фанатики - ну что же делать, их тогда нужно судить не по факту их убеждений, а по факту того, что они сделали, потому что когда они берутся за оружие, когда они бегают в лесах, вы знаете, я вам должна сказать, что эти люди, как правило, представляют собой очень жалкое зрелище. Мне непонятно, почему эти пленки не показывают, у нас открыто это считают пропагандой терроризма, но когда, допустим, видишь пленку, на которой сидят шестеро человек за каким-то плохо накрытым столом, из них две женщины, все какие-то закутанные, все какие-то с автоматами, и они в течение сорока минут, когда им надо чего-то сказать миру, тупо повторяют, что, вот, мы встали на путь Аллаха, что наше единственное желание умереть на пути Аллаха, что у нас все хорошо, нам все Аллах дал, и вот у нас, смотрите, даже шишки в лесу можно есть, то эта пленка производит очень неприятное впечатление. Она производит впечатление, мало того, что эти люди фанатики, она производит впечатление, что эти люди не совсем адекватные. Когда ты видишь другую пленку, на которой стоит молодой бородатый человек, и объясняет, что внизу база отдыха, и база отдыха виновата тем, что когда-то на ней отдыхали кяфиры, и потом наступает ночь, и он начинает лупить по этой базе, собственно, без всяких результатов, то все это не производит серьезного впечатления, это производит впечатление хулиганства, если бы не мотивировки.

Еще раз повторяю, что мы не должны, Россия не должна делать ту же самую ошибку, что германские князья сделали в XVI веке. Всего лучшего. До встречи через неделю.