Код доступа - 2008-03-15

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире Юлия Латынина. Телефон прямого эфира 363-36-59, СМС 985 970-45-45.

Первый вопрос, который мне здесь больше всего задают, это, конечно, вопрос о покушении на Путина и Медведева сразу таджиком. Юрий, преподаватель из Москвы, спрашивает: "Уважаемая Юлия, к сожалению, сбылся ваш прогноз, что к выборам 2 марта будет раскрыта попытка покушения на президента Путина. Прокомментируйте, пожалуйста, чем это может закончиться?". Ну, ничем это не закончится, Юрий, у нас уже много попыток покушения на президента Путина нараскрывалось и напредотвращалось. Если вы помните, и в Иране у нас удачно предотвратили попытку, и даже у нас тут как-то Патрушев заявил, что предотвращены попытки терактов на саммитах в Сочи, Самаре и Санкт-Петербурге, причем никто не поинтересовался – а, собственно, можно узнать, кто осужден по этим попыткам терактов, потому что, согласитесь, если глава ФСБ это публично заявляет, значит, это открытая спецоперация, значит, кто-то пойман или уничтожен, и это можно сказать; а если это закрытая спецоперация и никому не должно быть известно, то на кой черт глава ФСБ это публично заявляет? Было у нас замечательное покушение на Матвиенко, которое я здесь многократно комментировала, и вот теперь еще одно очередное покушение, совершенное, заметьте, таджиком. Почему таджик? Ну, кто у нас самый бесправный? Таджик. Вот взяли бы русского, понимаете, пришлось бы как-то следить за его судьбой. Кстати, вопрос, кто снимал квартиру с видом на Кремль? Тоже вот этот безработный таджик? Я бы хотела это услышать.

На самом деле, конечно, я уже многократно комментировала, что люди, которые стоят вокруг Путина, они не умеют, их не учили руководить бизнесом, их не учили руководить страной, их учили предотвращать покушения на любимого президента. И вот все эти последние несколько лет они так или иначе спасали президента от окружавших его врагов. В процессе этом, как правило, имущество врагов доставалось друзьям президента, это был приятный дивиденд, но побочный. А главным было, собственно, как раз создание такой ситуации, при которой президент ни на кого не может опереться, кроме как на друзей, которые защищают его от его врагов, ежечасно предотвращают покушения со стороны Березовского, Невзлина, ЦРУ, и погружение всего Кремля в некоторую систему технической паранойи, при которой кремлевская верхушка совершенно серьезно убеждена, что, вот, на Западе же то же самое, Саакашвили отравил Жванию, Карла Дель Понте лично задушила Милошевича в камере, евреи отравили Ясира Арафата, ну и у нас то же самое, вся жизнь состоит из покушений и предотвращения их.

По счастью, поскольку эти люди, в общем-то, достаточно мелко мыслят, мы не видим таких глобальных попыток перекроить российский общественный строй, с помощью покушений или раскрытых покушений устранить того же Медведева, с помощью стандартных для силовиков обвинений, что либо ты работаешь на ЦРУ, "Моссад" и чеченских террористов либо или одновременно ты живешь под крышей чеченских террористов. Вообще, поражают какой-то очень невысокой планкой те попытки компрометации Медведева или запугивания Медведева, которые были предприняты до выборов. Собственно, похоже, что за исключением, пожалуй, убийства Политковской и, возможно, убийства Литвиненко, в основном силовики в окружении Путина не столько сами какие-то вещи делали, сколько разводили Путина на то, чтобы он испугался и счел своим личным врагом того человека, имущество которого должно быть передано силовикам, например, Ходорковского.

Собственно, у меня есть еще парочка вопросов, но у меня есть такое смешное дополнение – дополнение к скандалу прошедшей недели о вручении Кадырову членского билета Союза журналистов. Напомню то, о чем я говорила на прошлой неделе, что для того, чтобы получить членский билет Союза журналистов надо а) написать самому заявление и б) получить одобрение господина Богданова, председателя Союза журналистов. И вот на прошлой неделе мне прислали по факсу заявление Кадырова, министра печати и зама министра печати чеченского, из которых два заявления были подписаны, а одно, написанное Кадыровым, было явно написано не им. На этой неделе, так получилось, я была в Чечне, и я не могла, естественно, утерпеть и не спросить Рамзана Ахматовича об этой истории, причем я боюсь, что я заложила некоторых действующих лиц, потому что я для начала предъявила вот этот факс. После чего я, конечно, почувствовала себя немножко как стукач, который заложил партизан Гестапо, потому что Кадыров немедленно начал выяснять, кто же написал за него заявление, и присутствовать при этом, я скажу… Я поняла, что я все-таки была не права, есть вещи выше журналистского расследования – в частности, гуманное отношение к подчиненным. Конечно, с другой стороны ситуация действительно криминальная, потому что явно было из этого, что за Кадырова написали заявление, не поставив его в известность. После чего Рамзану откуда-то принесли это удостоверение, вот я сейчас держу его в руках, и швырнул мне его со словами "на, забирай, зачем оно мне вообще? Я вообще ненавижу журналистов". Так что у меня, наконец, теперь есть удостоверение Союза журналистов России, но, к сожалению, не на мое имя, а на имя Рамзана Кадырова.

Собственно, была я в основном не в Чечне, была я большую часть этой недели в Дагестане. И так получилось, что я и мой коллега Гаджимурат Камалов, хозяин дагестанской газеты "Черновик", фактически оказались первыми журналистами, которые побывали в селе Гимры, в котором вот уже несколько месяцев продолжается контртеррористическая операция по поимке боевиков, убивших человека, которого звали Газимагомет Гимринский, очень известного дагестанского депутата, который был с одной стороны очень известным ваххабитом, а с другой стороны не менее известным агентом ФСБ, который, как считалось, сдал около 120-ти боевиков властям. Собственно, его бывшие охранники, которые тоже были убежденные ваххабиты и которые отвечают за большое количество совершенных в Дагестане убийств милиционеров и которые также отвечают за большое количество других преступлений, чисто коммерческих – похищений, например, людей из близлежащих городов, и вот бывшие его охранники замочили его со словами, что он "муртад", после чего началась контртеррористическая операция в селе Гимры.

Пока единственным результатом зримым этой операции, в которой участвуют несколько сотен человек уже несколько месяцев, явилась сдача одного из идейных руководителей дагестанских ваххабитов господина Бамматхана Шейхова. Сдался он живьем. Меня прежде всего интересовало, каким образом? Это не характерно для ваххабитов – человек сдался живьем. С удивлением от всех участников процесса, включая людей, которые вели переговоры с Шейховым, я узнала, что он сдался под твердое обещание амнистии. В этом меня заверили и те жители села Гимры, которые вели с ним переговоры, это мне подтвердили и члены семьи Бамматхана Шейхова, и его жена, которые участвовали в переговорах, и командующий контртеррористической операцией господин Абдулатипов. И единственный, кто мне это не подтвердил, был глава МВД Дагестана Адильгирей Магомедтагиров – когда я его вечером спросила "так Шейхов же, оказывается, сдался под обещание амнистии, что же вы это не говорите?", Адильгирей Магомедович мне сказал: "Нет, он у нас сдался под то, что если на нем крови нет, то суд его оправдает".

Это, знаете, такое своеобразное понимание постфактум условий сдачи, которое, ну, боюсь, может создать некоторые сложности в процессе дальнейших переговоров с боевиками или с ваххабитами, потому что вообще меня в этом смысле сдача Бамматхана Шейхова поразила некоторой своей гуманностью. Гуманность заключалась в том, что он приехал в Гимры в гости, и поскольку жители, естественно, не хотели выдавать его милиции и он довольно спокойно перемещался из дома в дом – когда обыскивали один дом, он уходил в соседний – и, естественно, существовала полная круговая порука, потому что село никого не хочет выдавать милиции. И вот когда в конце концов кто-то стукнул на Шейхова и окружили этот дом, а этот домик такой маленький, драненький, знаете, у него даже крыша не большая, как обычно, двускатная, а такие бывают в дагестанских селах специальные земляные крыши, которые утаптываются валиком каменным, и вот если такой дом брать штурмом, то там сгорит и дом, и десять домов вокруг, и главным образом на это шел упор во время переговоров, и вот именно об этом с состраданием мне рассказывал тот же командующий контртеррористической операцией, когда он говорил: "Юль, понимаешь, мы бы запросто могли этот домик уничтожить, но так действительно полсела бы сгорело, потом на нас же бы и пеняли". То есть там присутствовала значительная гуманность и значительное примирение сторон, но, к сожалению, похоже, она присутствовала в процессе переговоров, а не позже.

Второе, что меня в этой истории поразило, это, конечно, несоразмерность затраченных усилий и полученного результата. Я вам расскажу один пример. Эта операция началась, по-моему, в декабре, холодно, зима, федеральные войска стоят вокруг села и, естественно, им надо согреться и они рубят какие-то деревья окружающие, просто чтобы развести костер и согреться. Они не совсем понимают, что такое село Гимры и что такое то дерево, которое они рубят, потому что село живет исключительно за счет садоводства в чудовищно сложных условиях, когда есть очень высокие горы, которые буквально веками перестроены в крошечные земельные участки, на которых растут вот эти уникальные для Дагестана абрикосы, уникальная хурма, и каждое такое дерево просто член семьи. Солдат-федерал этого просто не понимает, он даже не со зла. Спецоперация была проведена достаточно мягко по сравнению с теми же спецоперациями или зачистками в Чечне. Там максимум на что жалуются – вот, говорят, сушеное мясо из дома утащили, пол прострелили – тайник искали, хурму кто-то унес и на базаре продал. Ну, сушеное мясо утащили – тоже мне большой ущерб. Неприятно, конечно, но, согласитесь, нестрашно. Но это ощущение абсолютной чуждости власти тому укладу жизни, в который она пытается вторгнуться.

И еще более чем вот эта история с сожженными абрикосовыми деревьями, меня ранило отношение власти к этой проблеме, потому что я прихожу и начинаю спрашивать про эти деревья, на которую жалуется каждый житель селения буквально, это главная проблема, что дерево, член семьи, у того-то сожжено, у того-то сожжено. И тут же буквально рядом выскакивает федеральный полковник и начинает кричать: "Я здесь главный! Кто сказал, что дерево срублено? Никакого дерева не срублено? Покажите мне дерево, которое срублено!". То есть у него стена между ним и жителем. И тут же я рядом обращаюсь к руководителю контртеррористической операции, к тому самому господину Абдулатипову, и он говорит: "Да, такое случилось несчастье, деревья срублены некоторые, мы будем считать". То есть вот та разница в менталитете федерального человека, который прислан в абсолютно чуждые ему горы, который там стоит, не понимает что он там делает, и местного милиционера, который тоже очень жестокий человек, тоже очень страшный человек, но все равно он дагестанец, он местный, он понимает, что такое этот абрикос, он пытается из танка не разгрохать этот дом. Это очень важно и это лишнее подтверждение того, что воевать на Кавказе можно только руками самих кавказцев, иначе это только усугубляет проблему.

И третья история, которая меня больше всего поразила в Гимрах. Я бы сказала так: я прекрасно понимаю, что это село, которое практически живет вне рамок федеральной власти, в котором вся жизнь течет по шариату, в котором проблемы разрешаются у имама мечети, в котором женщины носят платки. Я прекрасно понимаю, что это село, с которым надо что-то делать, но я понимаю, что это "что-то" нельзя сделать БТРами. Я прекрасно понимаю, что это село существует вне правового поля Российской Федерации, как, кстати, и некоторые другие села Дагестана. Но я знаю, что это село нельзя вернуть в правовое поле до той поры, пока мы не предложим селу что-то лучшее, нежели то, что у него есть. Потому что очень трудно объяснить селу, что споры, которые разрешаются у очень справедливого главы администрации и очень справедливого имама мечети – это плохо, а споры, которые разрешаются федеральной властью, которая жжет абрикосы, у которой люди стреляют друг в друга и которую представляют такие люди, допустим, как покойный Газимагомед Гимринский – это хорошо, потому что федеральная власть не имеет что предложить в свою пользу, что Газимагомед тоже воровал людей, его за это не судили; когда Газимагомеда убили, в село пришли федеральные солдаты, и получается, что воровать людей можно, если это делает человек, приближенный к власти, за это не наказывают.

И, пожалуй, вот еще что страшно. Меня поразила стена непонимания между тем, что принято называть ваххабитским подпольем, не первый раз поразило, и тем федеральным милицейским менталитетом. Я меньше всего склонна преуменьшать проблему ваххабизма. Я не отношусь к числу тех правозащитников, которые говорят, что, мол, ваххабит – это человек, который молится, и вот его за это хватают. Могу лишний раз подтвердить, что в Дагестане десятки и сотни мечетей, по-моему, только в Хасавюрте их 27, в Махачкале их несколько сот, в которых молятся даже не тысячи, а десятки тысяч людей, никто их не хватает. Ваххабит – это человек, который намерен на территории России вооруженным путем построить государство типа Талибан. Я не хочу, чтобы такое государство на территории России было построено. Я знаю, что когда этот человек говорит "мы только молимся по-другому", он врет. И более того, я прекрасно понимаю, что, скажем, если в России когда-нибудь случится демократия, то это не решит проблемы религиозного экстремизма; наоборот, как это ни парадоксально, религиозных экстремистов будет больше. Но сочувствия им будет меньше.

Вот это очень важно понять, потому что сейчас происходит следующее. Встречаешься с людьми, которые представляют ваххабитскую сторону, грубо говоря, и они говорят "вот, мы молимся по-другому, и менты начинают нас бить, мы еще ничего не сделали, мы еще не взяли оружия в руки". Вот тот же Бамматхан Шейхов, который, бесспорно, убежденный ваххабит или то, что под этим общим словом скрывается, лидер, как считается, один из лидеров дагестанского подполья. Он спокойно жил в Москве со своей бородой и его никто не трогал. Московские менты его не трогали. Он вернулся в город Буйнакск, как рассказывают его родственники, он половицу не мог успеть покрасить, прежде чем его тащили в очередной раз в ОВД и спрашивали, почему у него борода, и били его в этом ОВД, и на 9 мая его и всех других людей с большими бородами собирали и запирали в отдельное помещение, чтобы они, не дай бог, не устроили теракта. И когда он вывесил у себя перед домом зеленый исламский флаг, этот флаг порвали, после чего он, собственно, и ушел в лес.

И я против того, чтобы этого человека доставали, по двум причинам. Во-первых, я хочу, что если этот человек хочет встать на путь вооруженной борьбы, совершенно все равно против какого государства, против российского недоделанного государства, или против американского государства со своим коллегой Бен Ладеном, чтобы этот человек сам решал – он хочет встать на путь вооруженной борьбы или нет? А сейчас это за него решают милиционеры. И во-вторых, самое важное, это не количество людей, которое бегает в лесах с оружием. Это сочувствие к ним местного населения. Вот в Гимрах население ему абсолютно сочувствует. Хотя милиционеры искренне и говорят, что "вы знаете, население само одобряет контртеррористическую операцию", я должна сказать, что одобрение населением этой самой операции падает обратно пропорционально квадрату расстояния от ближайшего мента, который стоит посреди села.

Так вот, при демократии может быть даже вооруженных боевиков будет больше, потому что демократия с ними плохо справляется. Сочувствия им будет меньше. Никакой Шейхов, никакой Гаджидадаев не смогут ходить в селе или в городе из дома в дом и абсолютная круговая порука будет их укрывать. Вот это, пожалуй, самое страшное наблюдение, потому что видишь абсолютное взаимонепонимание сторон: с одной стороны люди, которые реально бегают с оружием в горах, говорят тебе "а что, мы только не так молились и на нас наседали менты", а с другой стороны менты, которые били этих людей, которые еще пока ничего не сделали, и говорят "а почему нас взрывают?". Ребята, неужели вы не знаете, почему вас взрывают? Мне неудивительно, что вас в Дагестане взрывают, мне удивительно, что вас в Рязани не взрывают за то, что вы делаете, как вы себя ведете с русским народом.

Алло, говорите, вы в эфире. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Это Магомет из Ингушетии. Вопрос по Путину и Медведеву. Вам не кажется, что эта странная ситуация напоминает двуглавого российского орла, две головы? Это чревато же последствиями мрачными для России.

Ю. ЛАТЫНИНА: Последствиями какими?

СЛУШАТЕЛЬ: Два лучших друга могут просто поссориться, когда такая ситуация, а, может быть, это все и задумано?

Ю. ЛАТЫНИНА: Спасибо. Вы знаете, вопросы про Путина и Медведева исключительно общий характер носят, потому что пока то, что будет меж Путиным и Медведевым, мы не то что не можем предугадать, это… Вот в квантовой механике нельзя предугадать в какую дырку полетит электрон не потому, что у тебя недостаточно данных, а потому, что это принципиально невозможно. Вот мы не знаем, как будут складываться отношения между Путиным и Медведевым не потому, что у политологов или чиновников недостаточно данных, а потому, что это такая пьеса, которую пишет сразу десяток авторов, и потому, что при том, что власть президента в России абсолютна, то, что будет происходить с этой абсолютной властью, этим кольцом всевластия, которое Путин теоретически должен передать Медведеву, после чего Медведев теоретически должен каждый раз перед тем, как воспользоваться кольцом всевластия, спросить у президента Путина "а как ты хочешь, чтобы получилось?", мы не знаем. Мы не знаем, что будет происходить, потому что то, что будет происходить, будет зависеть не от объективной реальности, а от отражения этой объективной реальности в головах пяти-шести человек, которые вообще-то очень странные люди.

Меня еще просят прокомментировать российскую позицию по Нагорному Карабаху в связи с только что принятой резолюцией. Вы знаете, мне кажется, вот чем важна эта принятая резолюция, которая действительно занимает скорее сторону Азербайджана – тем, что еще несколько лет назад, когда был армяно-азербайджанский конфликт, сочувствие Запада было на стороне Армении. Азербайджан были турки, какие-то азиаты, мусульманская нация, и Азербайджан мог в этой ситуации продолжать войну. Азербайджан выбрал путь мирного развития. Азербайджан выбрал путь увеличения ВВП. Азербайджан не стал пересматривать тяжелые для него условия о добыче нефти на Каспии, чтобы получить больше денег, но потерять стратегическое преимущество как страна, ведущая честную игру. И мы видим, что за эти десять лет Азербайджан, работая исключительно на экономику и на свою честную репутацию, оказался страной, которая обогнала в глазах Запада по репутации Армению. Это очень важный момент. Сейчас перерыв на новости.

НОВОСТИ

Ю. ЛАТЫНИНА: Добрый вечер. В эфире Юлия Латынина. Телефон прямого эфира 363-36-59, СМС 985 970-45-45.

Меня просят прокомментировать приговор убийцам украинского журналиста Гонгадзе. Напомню, что скандал с убийством Гонгадзе возник на Украине после того, как офицер службы охраны президента Кучмы господин Мельниченко предоставил публике записи прослушки президента Кучмы, которые он якобы делал на свой страх и риск, где было, в частности, записано, как президент Кучма недоволен Гонгадзе, и после чего Гонгадзе нашли убитым. Мне кажется, в этой истории вот что самое интересное – ведь понятно, что господин Мельниченко действовал не сам по себе. Это был некий коллективный псевдоним, за которым скрывалась влиятельная группа лиц. Предположительно, это были лидер Соцпартии Украины Александр Мороз, который первым и озвучивал скандал; глава Соцдемократической партии Украины господин Медведчук и, конечно, Евгений Марчук, экс-глава СБУ Украины, который когда-то и работал с Мельниченко.

Мне кажется, в этой истории самое интересное вот что. Это были некоторые люди, которые работали на том же поле, что и последующие "оранжевые революционеры", то есть Ющенко и Тимошенко. Это была некоторая часть партийных аппаратчиков, разводчиков, силовиков, которые с помощью интриги, с помощью скандала пытались сделать то же самое, что потом сделали Ющенко и Тимошенко, то есть снять Кучму. И оказалось, что это не получилось. То есть понятно, что, собственно, не надо было даже никаких специальных провокаций для Кучмы устраивать. Надо было просто слушать то, что он говорит, и в подходящий момент, уж конечно, что-нибудь то, что он говорит, должно было случиться и обернуться скандалом. В данном случае таким страшным. Но что интересно, что эти люди с помощью заговора не достигли своей цели, потому что народ почувствовал во всем этом нечто чрезвычайно тухлое. Народ подумал "ну, может быть Кучма и приказывал убить Гонгадзе и возможно даже это было", но это настолько явно используется какой-то группой людей в своих целях, что народ на это не клюнул. Это интересный момент, потому что чтобы разводить кого-то на заговоры, как это у нас сейчас происходит в Кремле, это должен быть какой-то один человек, которому постоянно его доверенные лица сыплют в ухо. А когда ты пытаешься таким же способом управлять общественным мнением, то как мы видим на ситуации с Украиной, этого не выходит, и побеждает не господин Мороз, и не господин экс-глава СБУ Украины господин Марчук, а побеждают Ющенко и Тимошенко, побеждает "оранжевая революция".

Меня тут спрашивают, была ли я на матче в городе Грозном? Нет, я была в этот момент уже в Дагестане. И вообще, я была сначала в Чечне, потом в Дагестане, и знаете что, за эту неделю, которую я ездила по Кавказу, впервые, сравнив эти две республики у меня очень сильно изменились чувства, потому что всегда была для меня Чечня таким страшным местом, где идет война, а Дагестан – ну, это горы, это свобода, это очень мужественные люди, пусть они и выясняют между собой отношения с автоматами.

И вот я приезжаю в Чечню и приблизительно что я слышу? Я слышу: вот, был глава Веденского района, такой классический чеченец, уже пожилой, который Рамзану похвастался, что он привезет в район много инвестиций, если его назначат главой. Его назначили главой. Естественно, вместо того, чтобы привезти чужие инвестиции, он стал проедать бюджетные деньги. Раз – его и сняли. Вот там какой-то человек Зильбурхаев возглавлял службу судебных приставов, подделывал подписи своих сотрудников, забирал лишние деньги и говорил, что это в фонд Кадырова. Раз – его сняли, отдали под суд. Вот мне говорят в Чечне, что в Грозном строят онкологический центр. Ну, первое, что я делаю, я смеюсь – где онкологический центр, а где Чечня, это все равно как сказать, что в Чечне строят ракеты. Я прошу мне показать этот онкоцентр. Вызывают главврача Исмаила Омаровича, который 33 года занимается онкологическими больными, который был в Грозном все это время, который оперировал больных во время войны и, естественно, раненых тоже, и который несколько последних месяцев, уже лет, говорит " ну как же, умирают чеченцы не только от пуль, а и от рака, и надо что-то делать", и вот в конце ноября дали ему полный карт-бланш и сказали "строй и покупай оборудование".

И у него уже готов один корпус, и у него готово два вспомогательных корпуса. С ноября, обращаю ваше внимание. И у него вырыт огромный котлован под хирургию. И я задаю Кадырову вопрос, а кто покупает оборудование для центра? И Кадыров сначала не понимает этого вопроса, он отвечает "естественно, врач". Если что не так, так голову врачу оторвут. А я задаю этот вопрос вот почему: потому что у нас есть наши медицинские центры, которые строятся в рамках национальных проектов и Минздрава, и вы знаете, за их строительство отвечает чиновник. Это важнейшая вещь, потому что когда за строительство отвечает врач, может быть врач и украдет, но согласитесь, как минимум он точно знает, что ему нужно, он отвечает за это, и он украдет гораздо меньше чиновника, потому что когда медицинский центр строит чиновник, он строит уж точно только чтобы заработать. И меня поражает, что Рамзан с его военно-полевым образованием это понимает и даже моего вопроса не понимает: а как может быть иначе? А по всей России это не понимают.

Или я спрашиваю о той истории в Грозном, когда была прислана группа Увайса Течиева убивать милиционеров, и в течение декабря и января всю эту группу отстреляли. И мне в РУБОПе дают документы на всю эту группу, как ее ловили, как ее отстреливали, 18 человек – запомните, пожалуйста, эту цифру, это очень важно, я сейчас вам объясню, почему. И я вижу, что там не происходило при этом ничего, что происходит в селе Гимры. Никто не срубал абрикосов. Никто не крал сушеного мяса. Просто конкретно пришли люди убивать милиционеров, милиционеры их убили в ответ. Что же делать? Это война.

И вот потом я приезжаю в Дагестан, и я слышу дагестанские истории. История первая. "Юля, ты знаешь, вот на 8 марта в ресторане "Марракеш" была перестрелка, трех человек убили, повезли их друзья в больницу, еще по дороге рядом "газик" был какой-то взорван с милиционерами, милиционеры увидели, что машина проезжает на большой скорости и еще обстреляли машину эту с ранеными, еще три раненых получилось. Вы мне скажете – это частные вещи, это не власть. Нет, господа, это власть, потому что человек, который перестрелял людей у ресторана, он потомственный киллер, он три года назад милиционерами задерживался за это же самое и был отпущен, он три недели назад стрелял по кортежу свадебному, в котором сам же ехал, потому что у него крыша давно поехала. Все знают, кто стрелял. Через четыре дня приходит следователь и говорит "ну, давайте рассказывайте". Через четыре дня! Люди, которые мне это рассказывают, говорят "мы, конечно, следователю ничего не расскажем, но, Юля, ты понимаешь, нам же обидно".

Вот другая дагестанская история, которую я тоже тут же слышу. Главу Докузпаринского района Керимхана Аббасова пришли арестовывать за предполагаемый заказ, за то, что он, предположительно, мог участвовать в убийстве главы партии "Яблоко" Фарида Бабаева. Там сначала сына Аббасова взяли, а потом пришли арестовывать и самого главу района. Глава района заперся в своем доме посреди Махачкалы, кричит "я не сдамся!". Вы, конечно, скажете, что дело в главе района, а не во власти. Эй, нет, потому что это тот самый глава района, у которого, если вы помните, перестреляли мирный митинг. Правда, мирный митинг успешно отстреливался. И тогда, после того как это случилось, глава Дагестана президент Муху Алиев стучал кулаком по столу и говорил этому главе района "как вам не стыдно перед людьми?", и говорил министрам всем "посадите этого человека, потому что есть за что". И вы знаете, его не посадили. Президент Муху Алиев прекрасно выступал. Если бы он был журналистом, ему следовало бы поставить пятерку и принять в Союз журналистов вместо Рамзана Кадырова. Но, понимаете, президент – это немножко другая профессия, чем журналист, потому что президент Алиев прекрасно выступал, но ни фига не было сделано. И глава района, предположительно, убил этого самого главу партии "Яблоко" ровно за то, что глава партии "Яблоко" все время вспоминал про этот несчастный расстрелянный митинг. Ну, простите, в центре города сидит глава района и кричит "я не сдамся!"?

Третья история. Гаишников сняли с трассы в Дагестане, 75 человек. Сняли с трассы и перевели в Махачкалу. Это означает, что меньше денег – на трассе больше, в Махачкале меньше. Еще заставили пройти переаттестацию, а переаттестация – это неофициально 2 тысячи долларов. Что, вы думаете, сделали эти гаишники? Вы никогда не поверите. Они вышли на демонстрацию. Знаете, с каким лозунгом? Вы никогда не догадаетесь: "Мы против незаконного правления президента Путина и незаконного назначения главы Дагестана главой Дагестана". Ребята, я все понимаю, но вы – гаишники, которые митингуют за то, чтобы их назначили обратно на трассу собирать деньги.

То есть поймите меня правильно, я не говорю, что в Чечне замечательно. Я вижу, что в Чечне есть огромные проблемы. Я, например, вижу, что в Чечню возвращаются чеченцы из Москвы и не едут чеченцы из-за границы. Очень мало возвращаются из-за границы. А когда, допустим, они возвращаются, вот мне рассказывают случай – мальчик из Бельгии приехал, чуть ли не 17-летний, из-за границы, говорит "я хочу старых друзей повидать, село, где я рос", приехал, взял автомат, через три дня его убили. Или я захожу в РУБОП, а, вы знаете, там подсветка ночная около ключей. Ребят, зачем вам ночная подсветка? Что вы тот по ночам в РУБОПе делаете? Или я спрашиваю, сколько боевиков в этом году из молодых ушло в горы, а мне отвечают кто 30, кто 40, такая цифра. Эй, я только что говорила о группе – помните, я называла цифру в 18 человек, группа Вайса Тачиева, которая приехала в Грозный этой зимой расстреливать милиционеров – 18 человек, практически никто из них не участвовал не то что в первой, а и во второй войне, они все молоденькие, немного за 20. Простите, это что, 30 человек за этот год заново ушли в Чечне в горы и 18 из них приехали в Грозный? Явно их, мягко говоря, больше.

Но при этом я понимаю, что даже если их больше, я вижу другую вещь. Может быть их не 30, может быть их не 40, может быть их не 50, может быть их 80, 100, но я знаю, что эту зиму боевики зимовали в горах. А знаете, что такое зимовать в горах? Это ты вырываешь огромный подпол заранее, который набиваешь макаронами, сушеным мясом, сверху кладешь травку, сверху сажаешь кусты и сидишь в этой землянке в горах. Сидишь в этих горах два-три месяца внутри, не вылезая, потому что следы на снегу тебя выдадут. Зачем люди зимуют в горах, фактически хуже, чем в тюрьме? Только если они знают, что их в селе выдадут. Вот почему они зимуют в горах.

Перед Чечней стоят огромные проблемы. Я могу назвать по крайней мере три по мере возрастания. Одна называется "холуи". Проблема, которая так ярко проявилась в истории с пожалованием Рамзану Кадырову титула журналиста. Другая заключается в том, что Чечня строится фантастическими темпами, но почти все, что строит Кадыров, это госсобственность. Хорошо, когда это объекты инфраструктуры. А когда начнут восстанавливаться заводы? Так можно построить Белоруссию. А Белоруссия – это, к сожалению, нечто, что не спасает от ваххабизма, потому что у Белоруссии никогда не будет достаточно процветающей экономики. Вот это важнейший вопрос: что будет построено в Чечне, белорусская экономика или китайская экономика – понятно, что демократической экономики там не будет никогда – но это пока неизвестно. И вот еще, пожалуй, один вопрос, который я задавала Кадырову, и вопрос звучал так. Я сказала: "Рамзан Ахматович, ваши люди все, они страдают удивительным двоемыслием. Когда они рассказывают о тех, с кого им хочется брать пример, о тех героях Чечни, которые были героями, они говорят о людях, которые сражались против русских, и умерли, сражаясь против русских. Они говорят об обреках XIX века, они говорят о Гелаеве с восхищением. Когда речь идет о том, почему сейчас не сопротивляются русским, они говорят, что "ну, это глупо и невозможно". Почему это?". И Рамзан Кадыров, знаете, что мне ответил? Он мне сказал: "Юля, чтобы знать ответ на этот вопрос, ты должна была быть чеченкой, и эти две войны провести в Чечне". Такой, знаете, исчерпывающий ответ.

То есть впервые в жизни я должна сказать, что я видела в Чечне республику со страшнейшими проблемами, но это страшнейшие проблемы, которые носят объективный характер и у которых есть какой-то выход. А в Дагестане была – знаете, это Кафка: бастующие гаишники, глава администрации, который сидит в центре города и не сдается… Конечно, что еще отличало Дагестан от Чечни – это полная свобода дагестанцев в высказываниях о власти, по крайней мере на кухне. Вот в Чечне на слишком много вопросов отвечают "не знаю", "не скажу", "ой, ты знаешь, я забыл". То есть таким образом в Дагестане все-таки была свобода. В Чечне был и будет онкоцентр, а вот в Дагестане пока еще есть свобода. Я не уверена, стоит ли онкоцентр свободы, это такой вопрос, который каждый должен решать сам для себя, потому что в Чечне, конечно, никакой свободы нет, а есть Рамзан Кадыров.

Алло, говорите, вы в эфире. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Это из Питера Федор. Вот я послушал ваше обсуждение. Мне кажется, что вам домохозяйкой надо быть.

Ю. ЛАТЫНИНА: Спасибо. У вас какая профессия у самого? Не ответил. Ну, я вам предлагаю ни в коем случае не слушать домохозяек, я вам предлагаю слушать тех, кто вам больше нравится. И вообще, знаете, смотрите телевизор, а еще лучше читайте книжки.

Алексей меня спрашивает: "Президент Путин часто противопоставляет развал ельцинской эпохи с тем, что сделал он сам. Скажите, пожалуйста, когда, по-вашему, Россия была сильнее – при Ельцине или при Путине?". Действительно, последнее время президент Путин очень много говорит в своих выступлениях о том, как плохо было при Ельцине. То есть, конечно, тут первый вопрос, что раньше надо было предупреждать, а то ведь мы 8 лет думали, что президент Путин – преемник, назначенный Ельциным. А через 8 лет оказалось, что Ельцин развалил страну. Вот раньше надо было говорить. 8 лет назад назначили Путина преемником, тогда и надо было ему сказать про проклятый режим, про подлого Ельцина и что он, Путин, сделает все по другому. Правда, тогда может быть не назначили бы Путина преемником. Мне кажется, в этом противопоставлении путинской ельцинской эпохе складывается некая философия, которая очень интересна. Нам говорят – при Ельцине был бардак. Ну, точно, был – члены правительства взяли гонорар за книжку 90 тысяч долларов, скандал был такой, что их отправили в отставку.

А теперь что? Теперь тем же самым министрам, друзьям уже Путина, раздают открыто компании и никто по этому поводу даже не спрашивает. Или, скажем, при Ельцине генеральный прокурор расследовал факт завышения цен при реставрации Большого Кремлевского дворца. На всю Россию скандал был. Может сейчас такое быть? Ну, представьте себе нынешнего генпрокурора, который приходит в "Роснефть" и спрашивает, почему государственная компания "Роснефть" продает нефть через частную фирму "Ганвор" и по какой цене? Действительно, ситуация изменилась, но не в том смысле, что при Ельцине была коррупция, а сейчас – нет. А в том смысле, что тогда даже 90 тысяч долларов при несчастливом стечении обстоятельств могли вызвать скандал, а теперь – нет. Представляете, что бы сделал прокурор Скуратов, если бы личный друг президента Ельцина продавал государственную нефть через свою швейцарскую компанию?

Нам говорят – вот, мол, Ельцина даже парламент не слушался. Действительно, парламент Ельцина не слушался, как, впрочем, не слушались в разное время парламенты Буша, Ширака, Тони Блэра, массу других деятелей. Это такая штука, когда парламент не слепо слушается президента, называется демократией. И, в общем, даже самым прокремлевским политологам не придет в голову рассказать, что США – слабая страна, потому что Конгресс не слушается Буша. А вот про Ельцина это рассказывают, и оказывается, что когда парламент не слушается президента, это позор. А вот когда господин Султыгов, бывший советник Басаева, просит Путина выдвинуться в национальные лидеры, это не позор. Нам говорят – вместо свободы прессы при Ельцине была вседозволенность. Господа, так свобода прессы и есть вседозволенность. Свобода прессы заключается в том, что я, если хочу… Вот представьте себе, что я пишу про ПРО и, скажем, говорю, что наша система противоракетной обороны так устарела, что не может отличить единичный запуск противоракеты от массированной ядерной атаки. Вот, я сказала, что хотела, Минобороны может подать на меня в суд и доказать, что это вздор. Может не подать. Но масса читателей, которые возмутятся таким явным вздором, отвернутся от меня. И, собственно, это и есть свобода слова – журналист несет чего хочет, а публика читает чего хочет.

А теперь у нас другой вид вседозволенности – и не у журналистов, а у государства. Помните, выходит начальник штаба Юрий Балуевский и "на голубом глазу" рассказывает нам, что наша система ПРО не может отличить единичный запуск противоракеты от ядерной атаки массированной. И он сообщает нам ровно то, за что журналиста в лучшем случае должны засудить, ну, или перестать обращать на него внимание, как на явного идиота. Нам говорят – мы возродили престиж России в мире. Простите, чем? Тем, что обстреливаем яйцами эстонское посольство? Да, при Ельцине Россия перестала быть сверхдержавой. Это был объективный конец для страны, которая тратила 80% ВВП на вооружение, чтобы поддерживать паритет США, которые тратили на то же самое около 3% ВВП. Но при Ельцине Россия была принята в "восьмерку", она стала равным членом международного сообщества. Теперь мы стоим на пороге того, чтобы стать страной-изгоем. Да, конечно, теперь мы заметней, но, понимаете, какое дело – если в здании заседаний ООН один из представителей страны стащит с себя штаны, прыгнет на стол и начнет там танцевать, то несомненно он будет крайне заметен, его будут много обсуждать. Проблема в том, что в данном случае заметный не значит уважаемый.

Страну, нам говорят, растаскивали олигархи. Ну что ж, растаскивали, и США в начале ХХ века растаскивали бароны-разбойники. И Россией до 17-го года, как мы знали из произведений Горького, управляли проклятые купцы. А сейчас что происходит со страной? Ее не растаскивают? Когда нефть государственной компании продается через частную швейцарскую компанию? И мне кажется, самое интересное другое – это психологический портрет человека или группы людей, которые исповедуют подобную систему взглядов относительно своих предшественников. Это патологически завистливые, органически не приемлющие свободу, крайне ограниченные люди – диктатор или его приспешник. Это люди, которые воруют миллиарды, но помнят, что свободная пресса даже за 90 тысяч могла снять вице-премьера. Тот факт, что кто-то может снять за миллиард одного из руководителей государства или хотя бы заговорить об этом публично, кажется этим людям неправильным, подлым, нехорошим. Это люди, которые понимают, что малейшее свободное публичное парламентское обсуждение их подвигов, яйцеметания по эстонскому посольству как признаку укрепления великодержавной мощи, финансовых потоков компании "Ганвор" как способа борьбы с коррупцией, поставит на этих "подвигах" крест. Уж если Скуратов за Большой Кремлевский дворец сделал с Ельциным то, что делал – что такой Скуратов, хотя бы Скуратов, сделает за компанию "Ганвор"? То есть это мировоззрение начальства, которое нам предлагают, тотально коррумпированного начальства, которое боится гласности, как вампир боится света. И это начальство доказывает публике, какую титаническую оно провело, разбивая каждую лампу, туша каждую свечку, заслоняя каждое солнце. Это начальство неустанно доказывает, как было плохо при свете, сколько было пожаров от неисправных источников освещения, как часто искрила проводка, как разорялись бедняки, оплачивая счета за электроэнергию, а какие гигантские расходы нес бюджет от того, что на улицах стояли фонари! А? Сколько прохожих, ослепленных дальним светом фар погибли под колесами автомобилей! Сколько солнечных ожогов заработали люди, беззаботно торча на пляже!

Но на самом деле причины, по которым все эти существа критикую свет, не имеют ничего общего с пожарами и солнечными ожогами. Она заключается в том, что эти существа – вампиры, и при свете они сгорают. И понятно, зачем вампиру критиковать свет. Но зачем вот к этой критике недостатков прошлого режима, которые были недостатками свободы, пусть только начинающейся свободы, пусть еще несовершенной, почему к этой критике присоединяться нормальным людям, которые теперь живут впотьмах и которым теперь объясняют, что они живут в замечательном дворце, в котором все замечательно, вот только свет мы включить не можем, чтобы вы увидели дворец, потому что свет – это опасно. Зачем нормальным людям разделять мировоззрение вампиров, которые выключили им свет? Этого я не понимаю. Всего лучшего. До встречи через неделю.