Реплика Черкизова - 2006-07-31
Так-то вот, господа: к советскому прошлому нужно относится "терпимо", потому что это история "страны где ты родился, живешь и работаешь; это история наших дедов и отцов", - сказал в интервью нашей радиостанции в понедельник второй зампред КПРФ г-н Кашин.
Сказал он это, объясняя зачем и почему принял постановление Президиум ЦКовой партии о праздновании столетия со дня рождения товарища Брежнева.
Мой отец очень радовался, когда узнал, что пленум ЦК КПСС снял товарища Хрущева со всех постов и назначил Первым секретарем ЦК Брежнева.
Не любил мой папа Никиту Сергеевича, потому как Сталина очень любил…
А вот Брежнева – очень любил; потому как понимал: впереди реабилитация. И в самом деле: общество раскололось; одни с плохо скрываемым нетерпением ждали второго явления Сталина народу в 65-м; чуть позже, на премьере первого фильма "Освобождения" в тогдашней "России", теперь – "Пушкинский", когда на экране появился Закариадзе в роли Иосифа Виссарионовича, зал встал и минут десять аплодировал…
Другие, и Майя Плисецкая была среди них, подписывали Брежневу письмо, протестуя против реабилитации Сталина; дело против Синявского и Даниэля было лишь первым, но для многих уже зримым, знаком будущей реабилитации Кобы…
Дальше – было всего до кучи… И расправы с теми, кто привел его к власти. И психушки для диссидентов, и высылки писателей, художников, актеров и режиссеров из страны…
И – Прага 68-го; тут уже я начинал с отцом спорить, но, увы, лет еще было у меня за спиной мало, из школы за эту самую Прагу выгнали, в другую – взяли, но по очень сильному блату, а директор – любимая, но суровая, Людмила Николаевна Титова, потребовала, чтобы я в каждом классе – 8-м, 9-м и 10-м провел политинформации про пролетарский интернационализм товарища Брежнева и ЦК его КПСС, творимый ими в тогдашней Праге.
Через десять лет, в 79-м, история повторилась; имя ей – Афганистан; мне уже 25 лет, папы нет в живых почти пять лет, и тогда уже, еще не посредством журналистики, но уже посредством живого слова я сказал: это – наш Вьетнам, и выход из него для страны будет катастрофическим – страны не будет…
Терпимо относиться?! Да уж, поотнесешься тут терпимо: все беды, которые обрушились на нашу страну за последние ее десять лет – там, в глубине брежневского времени, в глубине нашей слепоты.
И, в конечном итоге, дело даже не в самом Леониде Ильиче и сопутствующих ему стариках; любивших славу, ордена и якобы собственные книжки; дело в том сталинском опыте, который они усвоили, впитали каждой своей порой и из-под которого и не хотели, и не пытались вылезти.
Был такой человек – Леонид Ильич Брежнев? Был. Будет ему в декабре нынешнего года сотня лет? Будет. Надобно про это размышлять? Надобно. Но вот только не терпимо, а предельно мужественно и безжалостно – и по причине памяти о своих отцах, и по причине памяти о тогдашнем своем щенячьем возрасте.
Вспоминать, размышлять – помня и о своей, пусть и невольной, вине за жесточайшие ошибки режима.
Помня и о сознательной вине многих своих отцов – за то же самое.
И помня о делах тех немногих, кто находил в себе силы сопротивляться – все тому же, жесточайшему, режиму.