Русская церковь в годы гражданской войны. Часть 1 - Александр Пученков, Иван Петров, Владимир Калиновский - Цена Революции - 2021-11-21

21.11.2021

Русская церковь в годы гражданской войны. Часть 1 - Александр Пученков, Иван Петров, Владимир Калиновский - Цена Революции - 2021-11-21 Скачать

Михаил Соколов

―

В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». И сегодня у нас в гостях, я бы сказал, творческий коллектив из Петербурга: доктор исторических наук Александр Пученков, кандидат исторических наук Иван Петров и Владимир Калиновский, тоже кандидат исторических наук. Они заняты в проекте по изучению жизни и деятельности русской церкви в годы Гражданской войны на территории Российской империи. Ну, вот мы об этом и говорим. А добрый день, господа! Давайте начнём с... оттолкнёмся от реалии, так сказать, перед февралём 17-го года. В каком состоянии была российская православная церковь в этот момент? Пожалуйста.

Владимир Калиновский

―

Добрый день, уважаемые радиослушатели! В момент предшествующий революции русская православная церковь находилась в достаточно затяжном кризис, потому что, в общем-то, статус церкви как организации он по-разному воспринимался и ей самой, и правящими кругами, и, так сказать, населением империи, потому, что, в общем-то, понятно, что духовное сословие находилось в привилегированном положении. Понятно, что оно насчитывало достаточно много людей, то есть по разным подсчётам, вот по крайней мере во всеподданнейших отчётах, которые подавались на рассмотрение императору, приводились такие цифры, что не менее 70 тысяч человек принадлежали к духовному сословию. Если учитывать и членов их семей, то это около полумиллиона по самым таким нескромным, скажем так, данным. Но с другой стороны многие общественные слои воспринимали духовенство как такой придаток государственного аппарата, как такую функциональную часть имперской власти в то время как внутри церкви, конечно, взгляды на данную позицию они заметно отличались. То есть часть церковных лидеров считала, что церковь должна увеличить своё присутствие в общественной жизни, и церковь должна претендовать на большую самостоятельность. Других статус-кво устраивал в принципе в целом. Третьи, ну, просто, что называется, молчали, - да? - были безмолвны силой. И, в общем-то, - да? - синодальная система, она многими церковными иерархами воспринималась как такая, которая исчерпывала себя, которая себя изжила, и поэтому идеи реформирования церкви в широком смысле и на уровне приходской жизни, и на уровне управления церковью, и на уровне взаимоотношения с государством, они, в общем-то, обсуждались и искали своего выхода. И удивительным образом так получилось, что этот выход нашёлся с помощью революции.

Иван Петров

―

Хотелось бы ещё добавить, что когда мы говорим о церкви начала ХХ столетия, мы должны понимать некую разницу с современным положением Московской патриархии. Ну, допустим, православная церковь активно принимала участие в политической жизни страны. Духовенство было представлено в Государственной думе, причём от самых разных партий. Если это мы говорим о первых двух созывах Государственной думы, то это партии левые. Если мы говорим о последних думах, то это партии, как принято сейчас говорить, черносотенные, правые, монархические. Это такие зубры монархизма, такие как, например, владыка Антоний Храповицкий, и владыки, которые были близки к национальным партиям и националистическим как владыка Евлогий Георгиевский. Ещё один важный момент в церкви - обострились национальные противоречия. Если мы посмотрим на начало ХХ столетия, то даже грузинская церковь, она не была автокефальной после момента присоединения территории нынешней Грузии к Российской империи. И очень часто власти способствовали тому, чтобы на грузинские епархии назначались русские этнические архиереи, которые просто-напросто не знали грузинского языка, а, наоборот, архиереи грузины назначались как вот владыка Димитрий Абашидзе на территории, допустим, таврической епархии. То есть это клубок противоречий, который ещё обострялся и важным конфликтом между рядовым духовенства, то, что мы называем белым духовенством, которые служили в больших городах и больше были связаны со своей паствой, допустим, это рабочее духовенство. И активно это было видно событиях революции 905-907-го года. И соответственно то, что мы называем церковными князьями. И интересы первых были в основном социальные, вторые же наоборот, они ждали таких важных реформ как восстановление патриаршества. Вопрос каноничности синодальной системы активно поднимался, но во время правления последнего российского императора и воли не хватило у него и всё-таки так, как он был наследником и учеником Константина Петровича Победоносцева, вот этих необходимых для церкви реформ, как мне представляется, не случилось.

М. Соколов

―

Ну, а в целом... Вот в целом если говорить о церкви как о сообществе, можно сказать, что церковь была сторонницей монархии там в большинстве или нет?

Александр Пученков

―

Вы знаете, конечно, исторически, если исходить из всей системы взглядов, составляющих, в общем-то, какую-то политическую философию церкви как институции, то, конечно, церковь привыкла воспринимать всякую власть как исходящую от Бога. И если говорить о том, каково было отношение к монархии, то, конечно, в целом монархия как исторически устоявшийся институт - это как то, на чем покоится традиционная основа русской жизни, была такая формулировка в начале ХХ века. Церковь как таковую устраивало. Но другой момент заключался в следующем: конечно же, 1-я Мировая война или великая война, как называли её тогда все без исключения, она утысячерила кризис тех проблем, которые существовали в России к самому началу ХХ века. И в этом... в этой связи, конечно, церковь была в полной мере срезом русского общества. Русское общество, которое, конечно же, знало в том числе и о тех вещах, которые раздражали очень многие социальные слои. И в частности мы снова начинаем говорить о феномене распутиниады, опять-таки о знаменитой министерской чехарде и о многом-многом другом. Тот факт, что о Распутине, человеке, который приближен к двору, говорили о том, что он принадлежит к хлыстам, и этот слух был очень распространён в то время. Более того высшие церковные иерархии говорили об этом между с собой как о чём-то, не нуждающемся в подтверждении. Казалось, что это уродует саму идею монархии как таковую. И в этом плане если мы будем говорить о церкви, то к концу 16-го года церковь, в том числе и высшие её представители, конечно же, воспринимала, как сейчас говорят репрезентацию монархией власти, как нечто, нуждающееся не просто в корректировке, а как нечто, нуждающееся в радикальных изменений. И в этом плане я ещё раз скажу то, что, конечно, к концу 16-го - началу 17-го года церковь подобно таким консервативным слоям как, например, офицерство исходила из того, что власть, судя по всему, ведёт страну к поражению. И в этом плане не стоит удивляться тому, что значительная масса такой консервативной среды как духовенство без внутреннего и уж точно без внешнего протеста восприняла известие об отречении императора Николая II. Иными словами, церковь как и вся Россия внутренне была готова к переменам. Никто не знал, что эти перемены будут таковы, что могут восприниматься церковью как крушение всего и вся.

М. Соколов

―

Ну, вот этот период собственно от февраля до октября как происходит, так сказать, влияние Временного правительства? Церковь там была, насколько я помню, чистка от распутинцев. Да?

И. Петров

―

Действительно, конечно, можно говорить о том, что были такие архиереи, которые были символами вот этого вот, скажем так, негласного правления Григория Ефимовича как, допустим, Варнава (Накропин), который возглавлял Тобольскую епархию, или, например, такое странное назначение, когда на московскую кафедру был назначен владыка Макарий Невский, просветитель Алтая, человек, который был далёк вот от этих салонов, скажем так, московских, и, конечно, Питирим Окнов, который возглавлял главную петроградскую кафедру, тоже был малозначимым архиереем и непопулярным в сравнении в особенности с владыкой Антонием Вадковским, который возглавлял епархию в начале ХХ столетия. Это было символом такого кризиса и символом временщиков. И действительно события, которые сейчас трактуются большинством исследователей как церковная революция, когда вот в этот период от февраля к октябрю, во многом самый свободный период в жизни российской православной церкви произошла естественно смена вот этих архиереев. Старые архиереи-распутинцы, они не стали бороться за свои кафедры, они довольно спокойно приняли своё назначение, и кто-то из них ушёл на покой. Более того, вот в данном случае выскажу своё мнение, что политика обер-прокурора эпохи Временного правительства Владимира Николаевича Львова, который был прекрасным думским специалистом по церковным вопросом, она была с одной стороны продолжением политики обер-прокуроров императорской России. Он в принципе не считал, что власть светская должна играть большую роль в жизни православной церкви. И во многом благодаря ему, несмотря на то, что в марте церковь не поддерживает монархию, и все архиереи поддерживают свершившейся факт отречения, все равно потом происходит знаменитая апрельская смена состава Синода, в котором остаётся только будущий советский патриарх Сергий Страгородский. То есть в данном случае государство вновь довлеет над церковью. Но таких вот резких мер в сравнении с большевиками с будущими, то есть мер репрессивных не было. Максимум, что произошло, и что трактуется некоторыми сейчас, скажем так, публицистами как ограничительная мера - это передача церковно-приходских школ там в ведение Министерства народного просвещения. Ну, мягко скажем, это отнюдь не репрессивная мера в данном случае. То есть можно говорить о том, что была политика продолжением, но она была более сбалансированная. А когда произошла реформа, и церковный историк Антон Карташев стал обер-прокурором, он понял, что надо упразднить этот пост, который не был приятен для церкви, и стал министром вероисповедания. В самом названии Министерство исповедания уже можно видеть вот это изменение церковно-государственных отношений в этой парадигме. И здесь, конечно, надо понимать, что Временное правительство сделало очень много для православной церкви. И самое главное - это разрешение на такой долгожданный, я думаю, коллеги со мной согласятся, поместный всероссийский собор.

М. Соколов

―

Ну, действительно с надеждой на собор жили, так сказать, многие годы. И вот он собственно был НРЗБ. И как это... Как к этому шли?

В. Калиновский:

―

Тут с Вашего позволения, я тоже несколько слов о фигуре...

М. Соколов

―

Конечно.

В. Калиновский

―

... обер-прокурора Львова, потому что тоже без понимания об этой фигуре мы не до конца поймём те процессы, которые развернулись в церкви. Как Иван Васильевич сказал, действительно один из главных образов его правления, одна из главных идей - да? - его пребывания на этой должности - это борьба с распутинцами. И в документах Синода той эпохи мы находим постоянное выявление да даже тех архиереев, которых уже не было в живых. Вот Иван Васильевич назвал пример Грузии. Да, пример, когда неожиданно для всех ещё до начала 1-й Мировой войны в Грузию был назначен Алексий Молчанов, который абсолютно - да? - был фигурой периферийной. Но при этом за ним числилось такое дело, что он как раз находясь на Тобольской кафедре, закрыл дело по обвинению Распутина в хлыстовстве, и поэтому многие видели в назначении его на грузинский экзархат как такую своеобразную благодарность со стороны Григория Ефимовича. И тоже - да? - что хотелось бы сказать, понятно, что Львов стал обер-прокурором на волне эйфории, на волне демократизации и так далее. Но удивительным делом... удивительным образом под этими лозунгами Синод возглавил диктатор. Да, типажно Львов отличался от обер-прокуроров предыдущих эпох. И от Победоносца, и от Саблера, и от всех остальных. Бритоголовый мощный человек. Но при этом что отметили для себя все архиереи? Никто из прежних обер-прокуроров не смел поднимать голос на них. А Львов нередко и кричал на архиереев. И ясно, - да? - что перемены в общественной жизни привели к переменам в церковной жизни. И уже мартовские постановления Временного правительства об отмене вероисповедных национальных ограничений и так далее, - да? - они уже об этом громко заявляли. И дальнейшее решение, в том числе обсуждавшаяся ещё Временным правительством идея об отделении церкви от государства - это тоже действительно важный такой слом в до большевистскую эпоху. Если мы говорим - да? - об идее собора, эта идея не нова, как тоже Иван Васильевич сказал, эта идея, которая в царствование Николая II была поднята, - да? - стала предметом дискуссии, причём дискуссии и общественной, и внутрицерковной. Но тоже стоит отметить, что ряд архиереев, они сразу же сказали, что идея собора опасна для церкви. Она не объединит, а разъединит. Она чревата будущим расколом. И отчасти в этих словах есть определённое зерно истины. Как тоже было отмечено Иваном Васильевичем, безусловно тут нерешительность царской власти сказалась потому, что предсоборные мероприятия были проведены. И, в общем-то, да, империя была готова к такому. И понятно, что в этом был бы великий символический акт. Но с другой стороны только революционные потрясения начала 17-го года сделали это возможным. И здесь тоже - да? - при всей своей диктаторской натуре Львов как раз тоже считал, что это такой важный, во многом - да? - символический акт, что судьбу церкви решат и представители духовенства, и представители мирян. Поэтому весной 17-го года проходят епархиальные различные съезды, который уже демонстрируют, - да? - что церковь живёт идеей перемен. То есть идеи, в чем многие видят ростки будущего обновленчества. А с другой стороны летом 17-го года в Москве происходит съезд духовенства и мирян, который многие считают протособором, тоже действительно духовенство и миряне со всей России посмотрели друг другу в глаза. В это же примерно время в различных епархиях происходят выборы, которые тоже показывают, - да? - кому именно население доверяет и из духовенства, и из светской среды. И видим, - да? - что это зачастую люди очень авторитетные - да? - для своих регионов. И уже открытие в августе собственно Всероссийского поместного собора - это такая высшая точка демократизации, высшая точка такого взаимовлияния церкви и мирян.

А. Пученков

―

Ну, конечно, я хотел сказать, что вот если мы будем говорить о Владимире Николаевиче Львове, то это фигура чрезвычайно своеобразная. То есть современники отмечали все его... исключительную неуравновешенность. Львов был человеком, я бы сказал, такого истероидного типа по самому своему темпераменту. И характерной его чертой, которая потом сыграла очень значимую роль в истории России в 17-м году, конечно, было то, что Львов был человек, который был органически не способен с кем бы то ни было советоваться. Если он принимал какое-то решение, то он проводил его со свойственной ему целеустремлённостью до конца. И после этого обожал доносить на верх, хвастаться об этом. И примером вот такой вот очень неудачной его миссии, конечно, стала его историческое в кавычках посредничество между Александром Фёдоровичем Керенским, министром-председателем Временного правительства, и верховным главнокомандующим русской армии генералом Корниловым в августовские дни 1917 года. И до сих пор прошло 100 с лишним лет, историки спорят о том, Керенский отрешил Корнилова от должности вследствие того, что Владимир Николаевич Львов неверно передал или неверно истолковал какие-то побуждения или слова Корнилова, переданные Керенскому по известному телеграфу. Помните, Львов был даже задержан на какое-то время?

М. Соколов

―

Да.

А. Пученков

―

Да. Ну, и, в общем-то, потом в белогвардейской среде были у многих пожелания убить Львова. Он воспринимался как предатель всего и вся, и в первую очередь генерала Корнилова. Хотя в значительной степени Керенский очень ловко использовал и Керенского... Просите. И Корнилова, и в особенности вот эту миссию Львова для того, чтобы добиться отрешения Корнилова, которого воспринимал в качестве своего конкурента. Ну, и последующая судьба Львова, она была чрезвычайно примечательна. Достаточно сказать, что Львов уже в 24-м году как раз-таки после... сразу же после смерти Ленина написал известное такое обращение, которое являлось одним из самых известных таких памятников сменовеховства, которое заявляло о том, почему я признал советскую власть. При этом что самое смешное? В том же 24-м году его родной брат Николай Николаевич Львов, один из самых известных летописцев белого движения, участник Ледяного похода, написал буквально по следам своего брата известную брошюру под названием «Белое движение», которое является вот таким вот, я бы сказал, таким же эпическим описанием страниц белого движения, как скажем, «Очерки русской смуты» Деникина. Иными словами, в 17-м году неразбериха царила во всем. Каждый стремил... каждый воспринимал себя как первые революционеры в России. И вот по сути своей удивительный закон проявился в том, что каждый из этих министров был очень хорош в кулуарах Таврического дворца. Каждый из этих министров Временного правительства блестяще проявлял себя как газетный публицист. Но оказавшись у практического дела, у них, конечно, получалось все далеко не идеально. И церковное ведомство было отражением того, что происходило и в других ведомствах. Александр Иванович Гучков был феноменально одарённый, как бы сейчас сказали, бизнесмен, замечательный руководитель партии, но оказавшись в роли военного морского министра, у него все получалось не так хорошо. Иными словами, кризис 17-го года затронул все без исключения. И кризис был управленческий.

М. Соколов

―

Александр Сергеевич, спасибо. Я... я всё-таки хотел бы немножко о соборе услышать. 1-я сессия. Итак, я понимаю, что главное событие - это, конечно, выборы патриарха впервые за, так сказать, две... два столетия. Да?

А. Пученков

―

За 217 лет. То есть...

М. Соколов

―

Вот ведь. Как бы оно пошло, если бы не Тихон, так сказать, выиграл бы жребий, а тот же Антоний, у которого было огромное преимущество, так сказать, при голосовании при 1-м.

И. Петров

―

Да, вот сейчас не принято даже вспоминать, скажем так, в церковной среде и особенно очень сложно интерпретировать события поместного собора 17-18-го годов в сравнении с другими поместными соборами, и в особенности с избранием Сергия Страгородского патриархом в 43-м году большевистскими темпами условно, но тот собор был действительно уникален. Если мы посмотрим, из 564-х соборян 299 - это были миряне. Это тоже безусловно веяния времени. Это многоступенчатая система выборов, о которых можно сказать отдельно. И безусловно то, что кандидатами в патриархи были в том числе даже люди светские как Самарин. То есть выдвигали самые разные фигуры в данном случае для того, чтобы они возглавили кормило российской православной церкви. И Вы правильно сказали, что, конечно, если бы голосование все решило, то совершенно иная фигура возглавила бы православную церковь. Это владыка Антоний Храповицкий, иерарх крайне консервативный, представитель, скажем так, не миссионерского, - что ли? - направления в православной церкви, коим был будущий патриарх Тихон, которого тоже выдвинула волна вот этого 17-18-го года, иерарх довольно спокойный, который большинство периода своего служения провёл на территории Северной Америки. А владыка Антоний Храповицкий... Здесь ведь очень легко понять его особенности взгляда на церковно-государственные отношения, если мы посмотрим чуть вперёд и изучим период его возглавления русской православной церкви за границей. Это яркий и ярый анти-большевик. Это ярый консерватор и монархист из всех церковных иерархов того периода. Он был одним из тех представителей правого крыла нашего епископата, который не за страх, а за совесть представлял вот эти монархический взгляды, и в том числе именно его заслуга в том, что в дальнейшем в иммиграции он отстаивал идею монархию. То есть, конечно, мне представляется, понятное дело, что история не знает сослагательного наклонения, что будь патриархом Антоний, безусловно церковь избрала более такой консервативный уклон. И безусловно здесь можно сравнивать, допустим, с позицией католической церкви, например, в годы Гражданской войны в Испании, когда всё-таки церковь ведущая поддерживала антисоветские, скажем так, антибольшевистские силы. Тихон же, как мне представляется, - всё-таки это церковный иерарх, который не пошёл в услужение новой власти и уже в будущем большевистской, но всё-таки он был на позиции нейтралитета. И если мы исходим из того, что во главу угла ставили вопрос сохранения церкви, то безусловно здесь два совершенно разных подхода, которые регистрируют два этих ведущих иерарха. А владыка, допустим, Арсений Стадницкий, 3-й основной кандидат, - это ещё один такой 3-й - что ли? - внутренний путь православной церкви. То есть то, что выбрал собор, и вот эти дискуссии, которые там были, хотя бы по поводу избрания патриарха - это тоже важный символ и веяния вот этого уникального времени 17-го года, когда действительно церковь была в наибольшей степени свободна в своём высказывании в определении своего будущего пути.

М. Соколов

―

Наверное, ещё там решения были другие... и другие, которые тоже заложили основу для деятельности церкви в годы последующие, так сказать. Что именно важно здесь отметить?

В. Калиновский

―

Ну, если говорить... Я всё-таки вернусь - да? - к моменту, связанному с фигурой Антония Храповицкого. То есть это человек, который, как многие современники отмечают, готовил себя к патриаршеству. То есть многие ещё когда идея патриаршества только обсуждалась при Николае II, все говорили, что именно Антоний Храповицкий - это наиболее очевидная кандидатура, фигура, очень известная и в церковных кругах. Это доказывает, например, тот факт, что когда в 1906 году проходили выборы в Государственный совет Российской империи от духовенства, то фигура Антония, она стала проходной и была поддержана большей частью духовенства. Опять же - да? - это человек, который был известен своими яркими проповедями и речами. Это человек, который постоянно присутствовал в публичном поле. Поэтому то, что он с таким колоссальным отрывом - да? - победил на выборах - это безусловно факт, который говорит сам за себя. То есть вещи, которые сказал Иван Васильевич, я с ними полностью согласен, потому что действительно это олицетворение с одной стороны консервативной идеи, с другой стороны - это олицетворение такой идеи об особой роли церкви в государстве. Многие обвиняли потом Антония Храповицкого в папоцезаризме, то есть в том, что он считал, что церковь - это самостоятельная фигурок в государстве, которая должна влиять на принятие определённых решений. И очевидно, что если патриарх Тихон был человеком компромиссов в значительной степени, человек, привыкший к компромиссам в своей пасторской практике, и в том числе в Северной Америке и так далее, и собственно в патриарший практике мы с этим тоже - да? - сталкиваемся неоднократно, то Антоний Храповицкий - это человек более резких решений, человек, у которого иногда действие - да? - должно было показывать его отношение к тому или иному вопросу. И учитывая его такой радикализм, тоже мы можем безусловно - да? - предполагать, как бы развивались события. понятно, что его воззвания, его послания были бы более радикальными. И если мы посмотрим его пасторское наследие в эмиграции, то мы видим это нетерпимое к большевикам отношение, это иной раз стремление увидеть в революции заговор. Да? Вот подобные вещи. И тоже вполне можно допускать, что если патриарх Тихон пережил арест, но всё-таки, как считаем, - да? - он умер своей смертью, то далеко не факт, что Антоний Храповицкий был таким же человеком компромиссов и тоже вот закончил свои дни так, как закончил, то, что...

А. Пученков

―

Да, и я, конечно, абсолютно точно убеждён, что если бы победил бы на выборах патриарших Антоний Храповицкий, то совершенно очевидно то, что русская православная церковь в годы Гражданской войны решительно бы заявила о том, что она выступает в роли той силы, которая поддерживает белое движение. Безусловно если мы будем говорить об Антоне Храповицким... об Антонии Храповицком, то можно вспомнить его памятное поведение в 19-м году в Киеве, когда он занял весьма своеобразную позицию в дни октябрьских погромов еврейских 1919 года, когда он выступил с очень своеобразной формулой обличения этих погромов, то, что ему в погромах не нравятся их экономическая направленность. Иначе говоря, что погромщики рассматривают еврейство как ту силу, которая... на которую можно... воспринимать в качестве наживы. Вот. То есть по сути своей, конечно, Храповицкий был человек очень правых взглядов. И безусловно если мы будем читать какую-то его переписку уже эмигрантского времени, то он выступает на стороне тех церковных иерархов, которые воспринимают революцию 17-го года, белое движение, воспринимают его историческое поражение только как следствие того, что во главе этого белого движения были генералы, ставшие на позицию не предрешения, проявившие себя в дни февральской революции как по сути своей предатели своего царя и так далее и тому подобное. Иными словами, если бы... если бы победил Антоний Храповицкий, то белое движение бы приняло бы с моей точки зрения более роялистский характер, чем это было на практике нашей Гражданской войны.

М. Соколов

―

Ну, а в реальности вот действительно идёт собор, принимаются разнообразные решения, в это время и октябрьский переворот, и московские бои происходят в октябре-ноябре 17-го года. То есть вот насилие это, так сказать, торжествует. А что... Как...

И. Петров

―

Ну, если мы говорим об октябрьских событиях и вообще начинаем большой пласт разговора об отношении православной церкви к большевизму, то можно говорить о том, что и в год... в период вот этих октябрьских боев, в основном церковь выражает себя скорее как переговорщик в данном случае и пытается ещё выработать вот эту формулу, которая потом, как мне представляется, не сработает, что наши прихожане, то есть крещённые в православии есть по обе стороны конфликта, и в особенности будущие переговоры и вот Кирилла Смирнова# с большевиками, которые победят в этих боях. Это переговоры, связанные с тем, чтобы захоронить и проигравшую стороны, в данном случае и можно говорить о том, что если это конец 1917 года, то здесь церковь занимает, ну, по сути дела такую позицию нейтралитета. Отрицательное отношение если мы смотрим к большевизму, оно появляется уже в начале 1918года. И если мы пытаемся определить ту... какую-то дату, которая перевернула отношение православной церкви к новой власти, а тогда безусловно никто не думал, что большевики пришли всерьёз и надолго, то это событие, связанное с знаменитым декретом об отделении церкви от государства. Это 1-й такой важный момент и 1-е действие самих большевиков, распропагандированных солдат. Например, я думаю, коллеги со мной согласятся, таинственная гибель в Киево-Печерской лавре почётного председателя поместного собора, митрополита Владимира Богоявленского, уникальный фигуры, который был на 3-х ведущих кафедрах церковных: и на киевской, и на петербургской, и на московской, был задвинут в период вот так называемого господства распутинской линии. И до сих пор историки спорят, кто совершил это злодеяние, были ли это распропагандированные, допустим, солдаты или это было просто ограбление. Шоком было другое для церковной общественности: он был убит на глазах по сути дела у монахов. Они спокойно отреагировали на этот акт убийства и ограбления владыки Владимира. И собор очень быстро поменяет... понимает вот эту изменившуюся парадигму взаимоотношений между людьми, что политика отдельных каких-то эксцессов и первых убийств, самосудов над священниками, там если мы берём Чефранов, Скипетров, можно Философ Орнатский, называть эти имена духовных лиц, это становится уже частью государственной политики. И вот первые вот эти выступления, когда объединяется, если мы берём советский термин, контрреволюция с церковной контрреволюцией - это выступление, допустим, из... в Ярославле и в Омске, если мы берём февраль, когда духовенство начинает уже выступать в том числе церковного амвона с критикой советской власти, это начало 1918 года очень чётко видно. И здесь я бы даже провёл важный мостик, если политика временного правительства, она часто нравилась больше представителям других конфессий, допустим, римо-католической церкви, особенно староверам, то уже в начале 1918 года, когда вот этот декрет об отделении церкви от государства и новый вектор церковной политики, он перечёркивает все вот эти завоевания 1917 года. Он становится красной чертой для всех конфессий. Когда большинство лидеров религиозных, здесь используют такой термин, они отнеслись к нему отрицательно. Они поняли, что здесь продолжение вот этой февральской линии, её просто-напросто не будет. И государство перейдёт к политике жёсткого сопротивления и репрессий.

М. Соколов

―

Ну, то есть это вот... всё-таки суть декрета - это фактически ограбление церкви в пользу государства, которое контролируется одной партией.

А. Пученков

―

Понимаете, дело в том, что вот если возвращаться к делу митрополита Владимира, то, конечно, поистине феноменальным было то, что власть... Надо помнить, что ты так называемые муравьёвские дни в Киеве начала 18-го года. И тем не менее власть заявила о том, что в принципе вот это убийство - это дурно, что это было. Насколько я понимаю, это один из немногих случаев, когда церковь... когда советская власть заявила о том, что она не приветствует свершившееся. Это 1-е. 2-й момент, конечно, чрезвычайно примечательный. Он заключается в том, что с моей точки зрения всё-таки Временное правительство исходило из существующей данности. Оно не ломало совсем, в полной мере оно не пыталась радикально снести здание исторической России. Советская власть исходила из того, что церковь является не просто помехой, это является какими-то позорным архаическим реликтом омерзительного прошлого. И то, что власть советская, власть пролетарской диктатуры, она сейчас эти годы будет мириться с церковью, будет мириться до той поры, пока вот этот позорный реликт прошлого, не отпадёт сам собой, ибо новые граждане новой свободной России, они неминуемо осознают то, что церковь является ключевым инструментом обмана, каковым являлось все прошлое государство. Проще говоря, в социалистическом государстве не будет таких дураков, которые будут верить в Бога, которые будут нуждаться в церковниках и прочее, и прочее, и прочее. Ну, и, конечно же, советская власть исходила из того, что церковь как откровенно враждебная по отношению к социалистическим устремлениям сила, покоится на прочнейшем экономическом фундаменте. И если это фундамент выдернуть из-под церкви, то церковь неминуемо утратит львиную долю своего влияния.

В. Калиновский

―

Ну, и я тоже, наверное, вернусь всё-таки к теме московского вооружённого восстания, свидетелями которого стали соборяне. У нас есть два таких важных свидетельских голоса. 1-й из них принадлежит Арсению Стадницкому, чьи дневники хранятся в Государственном архиве Российской Федерации и постепенно публикуются. Отдельный томик, отдельная книжечка этих дневников так и называется «Поместный собор». И понятно, что то впечатление по горячим следам. И он действительно отмечал, что для соборян шокирующими стали убийства, шокирующим стало вот это противостояние на улицах Москвы, тем более что часть соборян жила на территории Кремля. И он говорил, что церковь пыталась примирить стороны. То есть были случаи, когда проходили крестные ходы, когда парламентарии от собора приходили в штаб восстания и просили хотя бы прекратить огонь. Он отмечал отдельные речи на соборе. И в частности он достаточно подробно воспроизводит речь Димитрия Абашидзе, который после похорон юнкеров сказал о том, что и юнкера - это дети церкви, но и те, кто их убивал, - это тоже дети церкви. 2-й важный голос - это голос митрополита Вениамина Федченкова, автора мемуаров «На рубеже двух эпох», важнейшего тоже источника по истории эпохи. Но естественно мы не можем не обойтись без критики этого источника. Если Арсений Стадницкий создавал свои дневники по горячим следам, то Вениамин Федченков составлял их уже в 40-е годы ХХ века, когда он, на тот момент находящийся в Соединённых Штатах, видимо, принял для себя окончательное решение переехать в Советский Союз, и поэтому многие описываемые им события и факты, конечно, ну, весьма не объективны. И он когда описывает события восстания, он говорит, что сторонники большевиков многие с уважением относились к церкви, не мешали работе собора, хотя это у него соседствует, например, с описаниями расправ, которые творились теми же большевиками, с их требованиями доказать, что на колокольнях соборов Кремля не установлены пулемёты и так далее. И тоже описывая собственно интронизации патриарха Тихона Вениамин Федченков отмечает, что интронизация проходила в сопровождении оружейных, орудийных разрывов, залпов и так далее, и он видел в этом тоже своеобразный промысел божий, что приход патриарха на должность, который сопровождался вот такими обстоятельствами, он, очевидно, сулил церкви определённые испытания, и это жизнь доказала, в общем-то, - да? - правоту такого предположения.

М. Соколов

―

Ну... Да, да.

И. Петров

―

Если мы тут будем... Немножко вернёмся уже к событиям начала 1918 года и восприятию большевизма, несмотря на всю свою, скажем так, прогрессивность собор всё-таки предполагал, что главой государства будет человек православного вероисповедания. 2-й момент, что православная церковь сохранит своё господствующее положение. А после октября и в особенности после февраля 1918 года мы видим обратную ситуацию. Наоборот она не только теряет своё господствующее положение, теряет своё... финансовую поддержку со стороны государства, чтоб понималась, уже после декрета. Государство начинает входить даже в чисто церковную зону, допустим, в обрядность. И попытка заменить обрядность церковную красной обрядностью: вот появление вместо крестин октябрин, появление гражданских похорон, появление соответственно и попытка борьбы с венчанием. То есть уже в первые годы советской власти происходит настоящая замена и то, что мы можем назвать обрядовой составляющей в данном случае, и начинается эпоха прямых гонений на православную церковь при том, что сам декрет, если мы его коснёмся, он безусловно был разработан специалистами, не только большевиками, но и представителями православного духовенства. Если мы посмотрим на такую трагическую фигуру для нашей церкви как отец Михаил Галкин, который был священником в рабочих районах Петербурга, Петрограда, он смог тебя найти уже после 17-го года и в ряду активных гонителей на православную церковь. И уже изнутри зная все проблемы, которые были на тот момент у православной церкви, он помог разработать этот декрет, в ключе наибольшего удара, скажем так, и наибольшего ущерба для главной конфессии России.

М. Соколов

―

Ну, после собор-то продолжал работу собственно уже и после этого декрета. А чем он в это время занимался?

И. Петров

―

Если мы посмотрим на события после 1918 года, то здесь мы можем отметить следующее, что безусловно последний период работы собора в историческом плане - это ответ на деятельность советской власти. И тот огромный... огромная возможность разрешения всех вопросов, в том числе чисто церковных, например, календарный вопрос, который назрел, и он не решён. Сейчас мы живём уже в 2021 году, и до сих пор православная церковь... кто-то живёт на юлианском, кто-то на новоюлианском календаре, языковой вопрос, связанный с языком богослужения. И более того тогда ведь этот вопрос обсуждался не только в российском, но и мировом православии. И безусловно все эти вопросы пришлось отодвинуть для того, чтобы ответить на повестку, конкретную повестку того дня, который был условно за окном собора - это повестка деятельности советской власти. Если мы посмотрим, впоследствии будут нарастать вот эти конфликтные ситуации, связанные с внутренней и внешней политикой. Безусловно для того же патриарха Тихона шоком был тот же Брестский мир, допустим, который церковь принимала как предательство национальных интересов.

А. Пученков

―

Безусловно. То есть если мы будем... При том, что самое любопытное - наблюдается абсолютное единодушие, притом буквально словесное совпадение тех формулировок, которые высказывает в своём известном послании патриарх Тихон, оценивая Брестский мир, которые называет постыдным, унизительным, и тем... теми формулировками, которые указывает виднейшие лидеры большевиков, в частности Ленин и Троцкий. Помните, «похабный мир». Или Троцкий: «мир, подписанный в петле у палача». То есть, конечно же, если мы анализируем патриарха Тихона, то его высказывания, его взгляды, то мы видим то, что с определённого момента Тихон безусловно начинает видеть в большевиках тех, кто ведёт его родину к непосредственной гибели. То есть не просто власть, которая у него как у... представителя церкви существует совершенно определённые политические расхождения. Он видит то, что эта власть исторических насильников. Это власть тех, кто готовит Россию к гибели. И притом Тихон, патриарх Тихон абсолютно убеждённо воспринимает действия большевиков, действия совета народных комиссаров как действия, последовательные, хорошо продуманный, и что самое главное, предательские по отношению к России. И с этой властью у него как, не побоюсь этого слова, русского человека нет и не могло быть никаких компромиссов. Однако И Тихона как у человека, чрезвычайно хорошо образованного, человека, который всё-таки действительно был носителем совершенно определённых этических каких-то норм, у него всё-таки продолжала существовать вера в благоразумие людей, которых он по крайней мере знал, что они хорошо образованны. И этим объясняется, мне кажется, в том числе и этим, его и письма, обращённые непосредственно Ленину, председателю совета народных комиссаров.

В. Калиновский

―

И ещё один момент, на котором хотелось остановиться, сессии 1918 года соборные, они имеют свою специфику. Если 1-я сессия собора, которая началась в августе 1917 года, её иногда уподобляют 1-му созыву Государственной думы, когда вся Россия сумела посмотреть друг другу в глаза. Точно так же и здесь. В августе 17-го года получилось, что миряне и клир из различных уголков России сумели обсудить определённые вопросы. С началом 18-го года по разным причинам, связанным с работой железных дорог, уже с разваливающейся страной и так далее, далеко не все имели шансы попасть просто на заседание собора. И поэтому тоже - да? - спецификой это... этих сессий стало следующее, что с мест поступали сигналы о чинимых преступлениях со стороны большевиков. И они обсуждались. Но тоже во многом обсуждались именно в рамках дозволенного, потому что тоже, конечно, всё-таки - да? - 18-й год, он со всей ясностью показал, что большевики не будут жалеть своих оппонентов, в числе которых они видели собственно церковь. Да? Ведь не случайно тоже - да? - уже позднейшее августовское ленинское послание в Пензу, - да? - где он призывал осуществлять террор против попов, кулаков и большевиков... и против попов, кулаков и белогвардейцев. Да? Не случайно попы здесь оказались на 1-м месте как главные оппоненты. Но при этом из всех названных категорий едва ли не самые беззащитные по большому счёту. То есть которые в силу своих - да? - идейных установок не могли осуществлять вооружённое сопротивление большевикам. И тоже коллеги упомянули Брестский мир, ведь действительно церковь и её голос был одним из тех, кто, несмотря на на все политические обстоятельства, не забывал о том, что идёт война с внешним врагом. Не случайно патриарх Тихон призывал и обращался с посланиями дать отпор внешнему врагу. Но этот призыв тоже остался неуслышанным. И тем болезненнее, видимо, для патриарха стало подписание этого мира, о чем Александер Сергеевич сказал. То есть настолько это воспринималось как позор и предательство. Да? И тоже - да? - ведь в патриаршем послании присутствовала такая идея, что в Брестском мире есть зародыш будущих войн, что тоже во многом себя оправдало. И в первую очередь собственно коснулось самой России.

М. Соколов

―

Ну, что ж? Здесь мы поставим многоточие. У нас сегодня в программе «Цена революции» гости - историки из Петербурга Александр Пученков, Иван Петров, Владимир Калиновский. Мы говорили об изучении истории русской церкви в годы Гражданской войны. И продолжим мы на следующей неделе. Вёл передачу Михаил Соколов. Всего вам доброго! До свидания!