Атаман Григорий Семенов. Гражданская война на Русской Восточной Окраине. Часть 2 - Василий Цветков - Цена Революции - 2021-05-09

09.05.2021

Атаман Григорий Семенов. Гражданская война на Русской Восточной Окраине. Часть 2 - Василий Цветков - Цена Революции - 2021-05-09 Скачать

Михаил Соколов

―

В эфире «Эхо Москвы» программа «Цена революции». Сегодня наш гость доктор исторических наук Василий Цветков. И мы продолжаем разговор о герое Гражданской войны со стороны белых легендарном атамане генерал-лейтенанте Георгии Семёнове. И остановились мы как раз на конфликте с Колчаком, когда Колчак берёт власть и требует от Семёнова полного подчинения на той территории, которую он занимает, то есть в Забайкалье. Добрый вечер! Как всё-таки удалось добиться оправдания Семёнова? Ведь, в общем, обвинения были серьёзные. Там можно было его и под военно-полевой суд подвести.

Василий Цветков

―

При формальном соблюдении процессуального права безусловно можно было. И были сторонники как раз вот именно такого варианта, коль скоро Колчак является верховным правителем, то естественно здесь он вполне вправе наказывать своих же подчиненных. И как раз вот формируется здесь как бы другая вот ещё тоже составляющая, которая тоже потом в 20-м году она себя проявит, оппозиция Семёнову. Оппозиция Семёнова, она в основном идёт от сторонников вот такой классической правовой системы, которые опять же позиционируют Колчака как не просто человека периода Гражданской войны, а как человека, который восстанавливать должен вот эту вот нарушенную большевиками, нарушенную революцией политико-правовую систему России. И она строится на принципе разделения властей. Она строится на принципе ответственности, равной ответственности всех перед законом. Да? Вот в такой… Формальные такие нюансы, если брать в основу. И почему в конце концов тогда Семёнов должен быть каким-то исключением из правил? Почему его нельзя судить? Почему его нельзя наказать за то беззаконие, действительно те нарушения правовые, которые там творят? Прежде всего самое большое нарушение помимо вот этого неповиновения Колчаку усматривалось в деятельности его собственных судов, потому что у него же при отряде у него были судебные структуры. Получается, вот если так по перелицевать его ОМО, то это вот некий ревком, только контрреволюционный ревком. У ревкома вся полнота власти там и исполнительной, законодательной и судебной в одном флаконе. Да? Вот можно так условно говорить. И у Семёнова тоже всё в одном… в одном флаконе вся власть находится. Да?

М. Соколов

―

И своя чрезвычайка.

В. Цветков

―

Да. Именно. Именно.

М. Соколов

―

Вот разведка.

В. Цветков

―

Вот можно с этим мириться? Или всё-таки исходить из того, что мы там строим, декларируем во всяком случае правовое государство, да? Ну, и вот Катанаев, он интересные очень воспоминания оставил по этому поводу. Он не скрывает того, что его лично, вот его как представителя вот этой делегации, которая выслана в Читу для разбирательства с Семёновым, его лично, конечно, очень сильно беспокоит вот эта правовая самостийность, которая имеет место у Семёнова. И он не скрывает там каких-то вот в отношении не столько даже, может быть, самого Семёнова, сколько его подчинённых, – да? – которых Семёнов покрывает своим авторитетом, не открывает негативных каких-то характеристик. Но при всём при этом Катанаев делает оговорку очень важную, что этот нужный человек, это нужный для Забайкалья человек, что вот если с ним что-то сделать, то какие могут быть последствия. Да? Не хуже ли будет, если Семёнова привлечь к какой-то там политико-правовой ответственности? Не приведет ли это к тому, что там этот регион, может быть, вообще возмутится. Опять же исходя из того, что Семёнов вот да, имеет авторитет среди своих сил, среди своих вот офицеров, генералов, своих подчинённых. Да? И они не то, что боятся его. Да? Они просто тоже, видимо, считают, что лучше с ним не связываться, поскольку он всё-таки выполняет какую-то тоже работу вот по противодействию там большевикам местным, подполью большевистскому. Да? И пока, как говорится, Москву не возьмём, трогать его не будем. Вот когда в Москву возьмём, тогда, может быть, там и… и что-то с ним сделаем. И Катанаев, ещё вот тоже объективно оценивая Семёнова, он заявляет, кстати, о том, что вот каких-то претензий на всероссийскость власти у Семёнова нет. То есть он сам себя не видит на месте Колчака. Вот это вот важно. То есть и, видимо, это стало…

М. Соколов

―

Не конкурент то есть.

В. Цветков

―

Да. Нет, нет, ни в коем случае. То есть он, может быть… С ним можно договориться. С ним можно договориться и с ним нужно договариваться. Вот такая…

М. Соколов

―

И договори… Или всё-таки договорились?

В. Цветков

―

Договорились. Договорились. Причем достаточно быстро. Уже в мае 19-го года Колчак снимает с Семёнова все обвинения. Более того, что вот тоже, наверное, характерно для такой ситуации вот политико-правовой, он его вписывает, включает в сложившуюся структуру, назначая его командующим войсками военного округа как раз вот, в котором должны идти формирования воинских частей, вот в том числе и уже готового маньчжурского отряда, и ещё другие там будут части воинские формироваться, мобилизоваться. Они будут потом отправлены на фронт. На восточный. Вот Колчак наступает в это время на Волгу, как раз весна 19-го года. Нужны силы. Нужны резервы. Нужны подкрепления. И Семёнов используется… планируется во всяком случае его использовать для того, чтобы вот этот потенциал доверия применить ради общей победы, ради победы над большевиками.

М. Соколов

―

А на Семёнова ведь было даже покушение, да? И чуть ли не подстрелили его слегка там? То есть оппозиция в кавычках была вот эта красная и эсеровская довольно активна.

В. Цветков

―

Да, конечно, потому что вот как опять же мы с Вами уже говорили в прошлый раз, у Семёнова есть потенциальная, серьёзная достаточно оппозиция в лице вот этой местной общественности, которая недовольна вот его методами и которая считает, что нужно ввести его в какие-то рамки. А если брать действия подполья, местного подполья, – да? – то как бы там с ним контрразведка семёновская бы не расправлялась, полностью они его ликвидировать так и не смогли при всём при этом. Да? И партизанское движение в Забайкалье продолжало существовать до конца вообще белой власти в 20-м году и только усиливалось, только расширялось. Поэтому тоже вот здесь всегда возникает большой вопрос. Ну, хорошо, вот помирились с Семёновым как с человеком, который обладает местным авторитетом, но надо ли было, может быть, переоценивать вот так его потенциал, его влияние вот в регионе, что он там держит всё и вся под контролем, коль скоро продолжается всё-таки протестное движение.

М. Соколов

―

Ну, вот масштаб-то репрессий был достаточно высокий. И, наверное, врагов он себе и белому режиму он создал немало благодаря вот всяким бесчинствам разных там товарищей или господ, которые, в общем, отличались, конечно, зверствами, это прямо скажем.

В. Цветков

―

Конечно. Конечно. Безусловно. Это одна из таких вот страниц, которые в советской историографии всегда в обязательном порядке подчеркивали как показательный пример белого террора. То есть вот если говорить о белом терроре, то сразу встают у нас вот эти светлые в кавычках образы атаманщины так называемой. Вот типичная атаманщина – это… это семёновщина. Семёновщина, унгерновщина, там калмыковщина. Да? Вот с такими вот суффиксами. Это неизменный совершенно пример. Безусловно.

М. Соколов

―

Тут есть один еще забавный сюжет о роли женщин в истории. Вот некоторые мемуаристы, которые пишут о Семёнове, говорят, что вот доводили они его до беды. Там была какая-то Машка-цыганка. Потом его супруга. И вот человек-то он был вроде добрый, но эти интриги через женщин, которые там велись, они, в общем, разлагающе действовали на всё управление этой территорией.

В. Цветков

―

Это да. Это было безусловно. И это отмечали не только применительно к Семёнову к самому, это отмечали применительно ко многим его подчинённым. Там генерал Сычёв, например, генерал Скипетров, вот которые вот тоже с ним вместе в Забайкалье служили. Единственным, кто был исключением, наверное, это вот Унгерн, потому что Унгерн как раз довольно аскетичен был в этом… в этом отношении. Ну, у него там была потом уже принцесса китайская – да? – в качестве вот такой жены. Да, это было распространенным явлением. То есть опять же это одна из таких картинок, условно говоря, тыла, которая вот, к сожалению, не вызывает к нему каких-то… вот к такому тылу не вызывает каких-то симпатий. Тогда как на фронте там за Уралом, в Поволжье – да? – вот сражаются белые полки, истекают кровью, вот в Забайкалье сидит этот атаман и разводит тут под предлогом того, что он формирует воинские части, разводит тут такое распутство.

М. Соколов

―

Ну, а, кстати говоря, вот о всё-таки этих воинских частях, я так понимаю, что от Семёнова толком ничего Колчак для фронта-то и не получил, ну, кроме советов там. Какой-то план отступления в Восточную Сибирь он ему рекомендовал. Вот. То есть всё ограничилось добрыми советами, а не воинскими частями.

В. Цветков

―

Реально да, вот как бы там Семёнов не писал, что у него были партизаны, что ему необходимо было с ними бороться, но, ну, как минимум там, не знаю, два или три бронепоезда… У него ведь был целый дивизион бронепоездов. Бронепоезда на тот момент – это на вес золота в Сибири вообще ценились, потому что при всём том, что там вот эта Транссибирская железная дорога, но сделать вот классические бронепоезда как на юге России, например, у белых, не удавалось Колчаку. И его бронепоезда колчаковские, это по пальцам сосчитать буквально. У Семёнова целый дивизион. Вот отправить там несколько хотя бы бронепоездов, ладно, там я не говорю про полки казачьи, которые тоже обещались и которые так и не дошли до фронта. Я не говорю уж про этот классический маньчжурский отряд, про монголо-бурятскую конницу, которая тоже обещала и тоже так и не дошла до Урала. Вот. Но хотя бы вот эти поезда отправить защищённые, уже был бы какой-то толк от этого, видимо. Но вот по непонятным причинам… Вот это до сих пор действительно некое такое белое пятно. Ну хотя оно, это пятно, оно расшифровывается как раз контекстом того, что всё-таки Семёнов сам считал, когда нужно чего-то отправлять, а когда не нужно ничего отправлять. Да? Ну, вот ничего… ничего реально в отношении воинских частей, именно воинских частей сделано не было.

М. Соколов

―

Ну, грузы-то хотя бы по Транссибу он перестал грабить, так сказать, и отправлял всё-таки туда, куда надо?

В. Цветков

―

Тоже… тоже проблема большая, потому что эшелон, один из эшелонов, который отправлялся через КВЖД во Владивосток, вот то самое золото, которое стало залогом для получения вооружения из Соединенных Штатов, как известно, это был заключён договор как раз. И в качестве залога часть золотого запаса Колчак решил всё-таки, скрепя сердце, использовать, так сказать, для получения вооружения, получение снаряжения и медикаментов, там паровозов и так далее. То есть там довольно большой должен был быть объем поставок. И вот он его задерживает. Он его задерживает, совершенно без каких бы то ни было таких вот объяснений вразумительных, – да? – почему он это делает. Но вот если посмотреть на последующие события, то получается так, что этот эшелон-то ему сильно пригодился в 20-м году, потому что как раз жалование семёновские чиновники тут уже в белом Забайкалье 20-го года, они получали в золоте. Они получали золотыми николаевскими рублями. Это факт.

М. Соколов

―

Да. Ну, давайте теперь о кризисе собственно. Вот когда колчаковский режим начинает валится, армия отступает и отступает быстро и не очень организованно, магистрали оседлали чехи, значит, вывозить фактически не дают войска. Значит, застрял Колчака там на пути в Иркутск. И в Иркутске вот этот мятеж Политцентра. Как действует Семёнов? Пытался ли он как-то спасти Колчака? Собственно вот эти вот войска, которые он придержал, как они были использованы?

В. Цветков

―

Ну, здесь как бы вот две ипостаси я бы выделил: формальную и неформальную. Формальную, если вот мы почитаем газеты, иркутские газеты белые, там «Русское дело», например, – да? – того времени, там Семёнова изображают как спасителя, как человека, который вот сейчас придет на помощь, его войска придут, порядок наведут, вот это восстание подавят, и чуть ли не молятся вообще на Семёнова, и действительно ждут от него реальной поддержки. И да, и мы не можем отрицать того, что действительно продвигает Семёнов отряды. Отряд генерала Скипетрова продвигается к Иркутску. Он должен действительно там порядок навести железной рукой, беспощадно подавить это восстание, ну, в стиле как раз вот такого вот кровавого подавления. Да? Никаких компромиссов с никакими там Политцентрами, с никакими там большевиками Семёнов не признавал и не признаёт. Но параллельно с этим что происходит? Параллельно с этим происходит торг по поводу того, что Семёнову надо дать больше полномочий. Семёнову надо дать больше возможностей вот командовать там. И этот торг идёт как раз с Колчаком в Нижнеудинске, который стоит… Вот этот последний его такой легальный как бы пункт пребывания, где он ещё не оказывается, так сказать, в плену, условно говоря, у союзников. Еще он действует как самостоятельное лицо, ещё пока как верховный правитель России. И идёт вот этот вот торг. И в конце концов Колчак соглашается на то, что да, он дает дополнительные полномочия Семёнову. Он его назначает диктатором по сути. То есть Семёнов получает уже полную власть вот у себя в регионе. Как он потом будет ею распоряжаться, это уже от него самого будет зависеть, но полномочия правовые у него есть. Регулировать как бы вот политику, регулировать военные действия он может. А дальше что мы видим? А дальше мы видим то, что по сути не смог он… Не то, чтобы он не смог эти полномочия использовать, а действительно реально тактические действия вот этого отряда, они оказались спасительными для белой власти в Иркутске. Они прошли. Они действительно действовали на улицах Иркутска. То есть точка мнения, что они вообще не участвовали, семёновцы. Они участвовали. Они участвовали в боях тоже. Но, видимо, их действительно оказалось мало. Их оказалось мало по сравнению и с силами восставших тех же самых колчаковских солдат. Потому что собственно с кем воевали семёновцы? Это с бывшими колчаковскими солдатами. Гарнизон Иркутска, который поднял восстание.

М. Соколов

―

Ну, да. Капитан Калашников, если я не ошибаюсь.

В. Цветков

―

Да, да, да.

М. Соколов

―

Возглавлял.

В. Цветков

―

А с другой стороны чехи. Чехи, которые… Вот Семёнов к ним в данном случае, конечно, очень негативно относится, которые его не пропускают, которые не дают ему возможности дойти, подойти и так далее. И поэтому вот отсюда знаменитые его попытки во всяком случае, которые тоже потом говорили, что это неправда всё, не хотел он этого делать, взорвать кругобайкальские тоннели и не допустить чехам прохода вокруг Байкала, уже в вожделенную для них… вожделенный для чехов Дальний Восток. Вот. Но…

М. Соколов

―

Может быть, и надо было это сделать, потому что большевики тоже, так сказать, выторговали и Колчака и золото угрозами перекрыть, так сказать, уход… ну, большевики, эсеры, уход чехам. Вот если с ними жёстко обращались бы, может быть, они бы по-другому себя вели.

В. Цветков

―

Ладно бы чехи. Но сама по себе вот это операция, вот если бы она была проведена, если бы ее так вот представить. Что такое взрыв кругобайкальских тоннелей на тот момент? Это паралич, полный паралич Дальнего Востока вообще. Ну, ладно, хорошо, чехи не пройдут. А остальная-то часть населения, гражданского населения, которая там живёт, вот как она должна? Она же должна что? Ждать, когда навигация по Байкалу откроется, да? Будет там ледокол вот этот ходить взад-вперед, паром. Да? И вот, наверное, всё-таки разум возобладал над чувствами в этой ситуации.

М. Соколов

―

Ну, в результате-то чехи этот отряд Скипетрова все разоружили, чем все кончилось-то. И самого его… Довольно смешно, его же вывезли вообще в Чехословакию в конце концов. Ну, отряд разбежался. А Колчак в конце концов погиб.

В. Цветков

―

Лучше… Лучше сказать, что Скипетров позволил себя разоружить, потому что чехи не были настолько воинственны на тот момент, что вот они готовы были там биться, с кем бы то ни было. Чехи стремились к соглашениям. Будь то ревком, будь то Политцентр, будь то Колчак, будь то Семёнов. То есть вот это вот такая вот политика не ввязываться в конфликт, а какой-то там, условно говоря, малой кровью всё-таки добиться собственного выезда из пределов России. Вот для них была главная эта цель, конечно. Но почему Скипетров так себя разоружил, да? Вот это вот уже… это уже вопросы к Скипетрову.

М. Соколов

―

И интересный, конечно, сюжет, всё-таки вот несмотря на все конфликты, Колчак в последний момент передает полномочия, действительно все полномочия на Дальнем Востоке именно Семёнову. Но почему не Каппелю и Войцеховскому, которые ведут собственно эту вдоль Транссибирской магистрали реально существующую 30- там и 40-тысячную на тот момент армию? Почему именно Семёнов, тридцатилетний, так сказать, молодой атаман получает все полномочия высшей власти на Дальнем Востоке?

В. Цветков

―

Вот как раз, видимо, потому, что это был всё-таки регион с какой-то ещё существующей территории. То есть регион, реальный регион с фронтом, с тылом, с какими-то пусть даже, может быть, и не очень дисциплинированными, организованными воинскими частями. А это лучше, чем Каппель, который, кстати, получил права главнокомандующего. Колчак тоже, в общем-то, его возвысил. Последние вот его распоряжения были. Но Каппель где-то в тайге. То есть что с ним произошло в Нижнеудинске, Колчак тебе плохо представляет. То есть связи прямой после Красноярска, после этой красноярской катастрофы с Каппелем уже не было. А Семёнов вот, всё-таки вот он здесь, вот он под боком. И он… При этом опять же вот это замечательное обещание подавить, навести порядок в Иркутске. Хорошо, Колчак, скрепя сердце, с этим соглашается и передаёт по сути полномочия. Но тут надо точно отметить еще нюанс такой, что командующий войсками российской восточной окраины. То есть это по сути военная власть, но в условиях военного положения, конечно, военная власть она довлеет над гражданской. Понятно. Но в то же время это и не власть верховного правителя, потому что полномочия верховного правителя Колчак, как известно, передаёт Деникину, передаёт на юг. А и более того делается важная, очень важная, существенная оговорка в том, что Семёнов должен координировать свои действия с Деникиным. А с Деникиным, может быть-то, ему не так бы легко было сторговаться, во-первых, потому что, во-первых, территория далекая, а, во-вторых, потому что Деникин в отличие от Колчака никак от Семёнова не зависит. Вот вообще. Да? И он, может быть, там… Была такая мысль, не знаю, может быть, что вот Деникин проявит по отношению к Семёнову, может быть, больше жесткости, чем Колчак, оказавшись вот на востоке России.

М. Соколов

―

Ну, в этот момент, в общем, Семёнов, я так понимаю, смиряется с ситуацией, что в Иркутске ничего подавить нельзя, так сказать, что чехов надо пропускать по Транссибу, и просто ждёт, когда дойдут вот эти вот войска Каппеля в Забайкалье.

В. Цветков

―

Он и о Каппеле-то ничего тоже не знал. Вообще о Каппеле никто ничего не знал, потому что Каппель продвигался с максимальной степенью осторожности, собственно для этого и был сделан вот этот переход вокруг Красноярска через Кан. И никто не знает, что с ним произошло. То есть все были уверены, что все попали в плен, белые и Каппель в том числе под Красноярском. И если уж…

М. Соколов

―

А они на санях едут потихоньку.

В. Цветков

―

Да. А они едут, и они идут. И совершенно неожиданно опять же и для советской власти, вот для ревкомов, которые там установились на Транссибе, и для чехов, и для Семёнова, оказывается вот этот вот неожиданный удар как раз под Нижнеудинском. То есть из тайги выходят вот эти оставшиеся боеспособные части российской армии во главе уже, правда, с больным Каппелем. Да? То есть Каппель фактически не руководил. Формально только руководит. А фактически руководит Войцеховский, генерал Войцеховский. Вот. И вот это появляется вот эта воинская сила, которая идёт к Иркутску. И вот когда они уже в январе 20-го года начинают бои около Иркутска, в конце января, предпринимается попытка неудачная освобождения Колчака, деблокада Иркутска, – да? – взятие его, вот тогда уже да, Семенов тогда уже, видимо, начинает понимать, что это воинская часть, с которой придется считаться, которую нужно встречать, которую нужно как-то поддерживать там даже.

М. Соколов

―

Ну, вот он сетует в мемуарах, что они не… Ну, даже если Колчак был расстрелян, надо было всё равно взять Иркутск, и тогда ситуация бы принципиально изменилась. Не знаю, имеют ли основание, так сказать, эти сетования или нет?

В. Цветков

―

В какой-то степени да, потому что если почитать вот хронику похода, Великого Сибирского похода, ледяного похода, как его называют, ситуация в Иркутске на момент вот подхода к нему каппелевских частей в целом благоприятствовала для того, чтобы можно было бы его взять вот таким вот решительным ударом. И ревком уже начал выводить свои структуры из города. Колчака расстреляли бы в любом случае. То есть его как раз вот из таких вот условий, что Колчака выдадут… Его никто выдавать не собирался. Тут в какой-то степени аналогия напрашивается с царской семьей в Екатеринбурге. Да? Вот так только приближаются те, кто могут их освободить, сразу естественно они и будут ликвидированы. Ну, во-первых, сам Войцеховский отказался всё-таки от штурма Иркутска, считая, что его сил недостаточно, что половина его армии – это раненые, это больные, это… это женщины, это беженцы, это, в общем-то, не боеспособный элемент. И после вот этого ультиматума он решает, что всё-таки лучше пробиваться на соединение уже с Семёновым, потому что вообще изначально Каппель ещё под Красноярском, он всё-таки рассчитывал на то, что он не в Читу идёт, а он идёт в Иркутск. И в Иркутске они собирались остановиться и как-то вот сохранить вот эту свою государственность. А если идти в Читу, то понятно совершенно, что это вы попадаете в царство… в царство атамана Семёнова со всеми…

М. Соколов

―

Но что изменило вот собственно это прибытие примерно там 25-30 тысяч военных в Забайкалье, так сказать, к Семёнову? Они там через Байкал перешли по льду. Признали ли они Семёнова таким политическим и военным лидером?

В. Цветков

―

И Семёнов по отношению к каппелевцам, в общем-то, первое время старался держаться максимально корректно, максимально лояльно. То есть их действительно встретили, ну, правда, непосредственно их встречал японский караул, потому что зона чехов как раз закончилась уже, до Иркутска они контролировали Транссиб, а дальше вот начиная уже от Верхнеудинска, и продвинулись еще вперёд японские караулы, вот начиналась эта японская полоса контроля над Транссибом, над КВЖД. Но когда уже вот непосредственный контакт с семёновцами был установлен, то Семёнов принимает в госпиталя в местные там в Читу, в Сретенск, в Даурию отправляет всех раненых каппелевцев, принимает их, там сразу выделяет им одежду, выделяет им снаряжение. То есть нельзя сказать, что он их там принимает как каких-то непрошеных гостей, которые не нужны. Нет, это действительно расчёт был, наверное, и тот, что это станет такой способной частью в составе его войск. И Семёнов начинает понимать, что с одной стороны да, вот он добился как-бы статуса очень высокого, от Колчака получил вот эти полномочия быть главой как бы военной власти на всём Дальнем Востоке, всей восточной окраины. Но с другой-то стороны это же теперь его ставит в положение человека, который единственным лидером, единственным антибольшевистским лидером остается в этом регионе. И ему уже… На него уже вот это вся политическая ответственность ложится. Он должен как-то договариваться с местным населением, с теми, кто недоволен его властью. Ему нужно будет искать какие-то компромиссы, какие-то коалиции находить вот с этой либеральной оппозицией. Подавлять ее просто так, – да? – а вот только что вот буквально рядом уже идут советские войска. Красная Армия уже идёт. И он вообще может всё потерять. То есть либо он меняет свой всё-таки политический курс, либо он пытается вот как-то договориться с теми силами, которые он до этого просто игнорировал, либо его красные просто-напросто свергнут и сметут, и всё, вот такая у него дилемма.

М. Соколов

―

И как он действует в этой ситуации вот в начале – середине 20-го года?

В. Цветков

―

Здесь он начинает действовать, в общем-то, достаточно грамотно и очень результативно, потому что понимая, видимо, ни разом, может быть, – да? – но больше чувством осознавая то, почему режим Колчака всё-таки не удержался, одна из причин в понимании вот многих белых на тот момент, это отсутствие контакта с населением, отсутствие вот этой народной поддержки должной, отсутствие в частности представительных органов власти. Ведь если посмотреть эволюцию режима Колчака последние месяцы его существования, там тоже делается такой жест в сторону выборов. Давайте вот мы избирательную систему изменим. Давайте мы привлечем на поддержку нам вот эту вот либеральную общественность, которая сейчас к нам, может быть, не очень лояльно относится, но будет нас поддерживать. Вот мы будем с ними советоваться.

М. Соколов

―

Но не успел Пепеляев.

В. Цветков

―

Не успел. Да. Хотя вот пытался. И тоже вот мы об этом говорили. Но Семёнов-то вот как раз успевает это сделать. И выборы у него прошли. И вот как раз та схема, которой Пепеляев, Гинс и Колчак, в общем-то, одобряют, это выборы в государственное земское совещание, не государственное экономическое, государственное земское совещание, оно у Семёнова проходит. Но это уже не земское совещание Колчака. Это народное собрание. Проходят выборы в народное собрание. Причём проходят они, опять же вот это важный момент, не по партийному представительству… Ну, собственно какие там партии в условиях там семёновской диктатуры могли быть? А проходят они по представительству такому сословному, и общественное представительство. То есть от профсоюзов, от земства, от казачества, конечно, от местного населения вот бурят-монгольского. И избирается вот этот орган. Избирается это народное собрание. и Семёнов рассчитывает на то, что, конечно, это народное собрание создаст ему дополнительную легитимность, придаст ему. То есть он не будет вот вожак, вождь, атаман. Да? Хотя он к этому моменту уже избирается атаманом. Он становится атаманом Забайкальского казачества формальным уже и походным атаманом казачьих войск Дальнего Востока. И плюс к тому он еще и получает полномочия от Колчака. То есть у него должностей там куча, грубо говоря. Вот. Но это всё должности такие вот формальные. Да? А нужна ещё и фактическая легитимная поддержка. И народное собрание, как он опять же надеется, эту самую поддержку ему обеспечит, потому что тезис принципиально для него важный, он его озвучивает, – это непримиримая борьба с большевиками, непримиримое противодействие советской власти, но и при опоре на население, при опоре на общественность, при опоре на вот те структуры, которые, допустим, в 18-19-м году они были ему не симпатичны, но теперь уже он не может просто так их игнорировать, потому что фронт уже стоит здесь. И он понимает прекрасно, что те же каппелевцы тоже, в общем-то, не очень им довольны. А почему они им не очень довольны? Опять же потому, что для каппелевцев два главных фактора, дискредитирующие, условно говоря, Семёнова: 1-е – то, что он противостоял Колчаку, и это всем известно. Это все знают. А 2-е – то, что он вот такой вот сторонник атаманства, а каппелевцы все-таки регулярства, сторонники единоначалия, сторонники вот этой воинской дисциплины, кадровые офицеры, кадровые военные. Для них вот этот батька-атаман, соловей-разбойник, он вызывает очень-очень большие подозрения. Хотя формально Семёнов никаких вот действий в отношении каппелевцев негативных не предпринимает.

М. Соколов

―

В этот момент вот уже существует дальневосточная, так понимаю, республика эта буферная. Пытался ли какие-то переговоры с ней Семёнов вести? Ну, то есть понятно, что там большевики заправляли, но формально это было такое промежуточное демократическое в кавычках государство.

В. Цветков

―

Да, конечно. Более того его к этому подталкивали японцы, и его к этому, видимо, подталкивал его ближайший советник, друг и человек, вот о котором мы, кстати, очень много знаем вот так в житейском – да? – понимании. Таскин. Это… Вот фамилия – да? – Унгерн, она, я думаю, всем хорошо известна. Да? Но Универ, можно сказать, что это человек, который на тот момент от Семёнова немного даже отдаляется вот в 20-м году, он там азиатской дивизией своей занимается, и нет уже вот такого, может быть, тесного контакта. А Таскин, кадет, член ЦК кадетской партии, местный, вот забайкальский авторитет гражданский. И у Таскина позиция была, ну, наверное, такая же как вот у Пепеляева в своё время, что в целом характерно для наших вот либералов-центристов российских того времени, нужно договариваться. Нужно договариваться. Нужно искать компромиссы какие-то, коалиции какие-то заключать. И вот ДВР рассматривается как возможно потенциальный партнер для переговоров при создании некой такой новой власти. Почему? Потому что ДВР ведь тоже не отталкивает от себя тех же самых кадетов. Как мы знаем, в составе правительства ДВР кадеты были. Значит, можно договориться с ними. И если… если это возможно, то вот давайте мы сделаем некий не просто буфер – да? – вот там как он будет чёрный буфер или там красный буфер, а мы сделаем из этого некое такое вот политическое… политическое объединение на базе неприятия, непризнания всё-таки советской России. То есть от советской России мы всё-таки отдаляемся. Ну, идеи Таскина, они с одной стороны, наверное, были бы продуктивны, но только в том случае, если бы ДВР тоже готов был бы эволюционировать вправо. Но позиция ДВР по отношению к Семёнову, большевистского руководства, большевиков… Никифоров, например. Да? вот конкретно здесь можно его привести воспоминания. Их позиция была таковой, что с кем угодно можно договариваться кроме Семёнова. Кроме Семёнова. То есть вот эти все таскинские попытки, условно говоря, – да? – и тех депутатов народного собрания, которые тоже считали, что можно как-то найти компромисс с ДВР, они разбиваются о вот эту вот стену непонимания со стороны большевиков дальневосточных. В то же время заключается соглашение в Хада-Булаке. Хада-Булакское соглашение – это как раз вот август 20-го года, в соответствии с которым в принципе возможен вариант в перспективе создания вот некоей… некоего такого объединения. Причем вот этот хада-булакский акт, он вызывает оппозицию и со стороны большевиков естественно, потому что помимо них велись переговоры с семёновскими представителями, и со стороны крайних у Семенова, тем же каппелевцев, которые заявляют, что Семёнов продался. Семёнов хочет договориться с большевиками. И это им очков не прибавляет тоже естественно.

М. Соколов

―

А когда всё-таки возобновляются уже военные действия собственно? И когда Семёнову приходится, так сказать, уходить?

В. Цветков

―

3 штурма Читы условно были. Это весна – 2 штурма и 3-й последний – это осень…

М. Соколов: 20

―

го?

В. Цветков: … 20

―

го года. Да. Но если первые два штурма, мы здесь видим, они довольно легко были отбиты, но со значительной военной помощью японцев. То есть там японские дивизии, они непосредственно участвуют в боевых действиях. Плюс к тому Семёнов переформировывает свои войска, создаёт 3 корпуса. Один корпус – это собственно его семёновцы, а два корпуса – это каппелевцы, каппелевские части, которые пришли в Забайкалье. Тоже очень активно они в этих боях участвуют. И тоже, в общем, успешно отбивают вот эти вот попытки взять Читу. А при том, что к этому моменту, вот уже к весне, концу весны 20-го года Семёнов теряет Верхнеудинск. И Верхнеудинск становится вот этим плацдармом, забайкальским плацдармом, с которого уже Красная армия и войска ДВР уже потом как бы – да? – как, ну, тоже своего рода филиал Красной армии, если можно было бы так сказать…

М. Соколов

―

Ну, да. Гибридные войска.

В. Цветков

―

Да. Вот они начинают давление на Читу. Плюс к тому угроза серьёзная создаётся со стороны северо-востока, северо-восточные хребты вот как раз забайкальские, горные, там партизанские отряды довольно многочисленные, организованные, хорошо организованными, имеющее контакты и с Верхнеудинском, и с Иркутском, и тоже начинают… начинают вот так вот давить, давить на Читу. То удержать… удержать Читу – это для Семёнова вопрос жизни и смерти, потому что в Чите функционирует вот это его народное собрание, железная дорога Чита – Даурия – это как стержень такой вот, на котором держатся его войска, и вокруг неё ещё вот какая-то там область, которую он контролирует. И пока вот он это держит, то с ним могут считаться. Он может разговаривать. Он может вести переговоры с теми же самыми красными партизанами. И вообще интересный момент: вот после первых двух штурмов Читы, там же было заключено перемирие. И партизанские отряды, они совершенно спокойно начинают разговаривать, начинают общаться с семеновцами и даже с каппелевцами, чуть ли не встречаются там где-то, есть там, свидетельства сохранились, в каких-то деревнях они там совместные трапезы устраивают. То есть вот нет такого уже непримиримого конфликта. И есть, сохранились свидетельства, собственно сами красные партизаны, военачальники их об этом вспоминают, что Семёнов пытался с ними, с красными партизанами вести переговоры, предлагая им войти в состав его войск на правах чуть ли там не генералов. То есть там он хотел им дать. Ну, генералов, может быть, они им вряд ли предлагал, но во всяком случае он, видимо, также действовал как в это же время синхронно почти с ним, но независимо от него действовал Врангель в Крыму, когда пытался установить контакты с Махно. Вот. То есть создание вот такого широкого-широкого антибольшевистского фронта. То есть вот с партизанами как, может быть, представлялось как с крестьянами фактически – да? – можно быстрее договориться, чем с представителем большевистской партии.

М. Соколов

―

Но всё-таки Читу в конце концов взяли силой?

В. Цветков

―

Да, взяли и не без… не без того, что воспользовались вот этим самым перемирием, потому что для Семёнова это перемирие означало, может быть, некий шанс на сохранение своей власти, на расширение вот этой коалиции. В частности им был опубликован манифест такой вот рьяный манифест, его каппелевцы называли, в котором Семёнов прямым текстом говорил о том, что надо прекращать Гражданскую войну, надо мириться. То есть надо как-то вот находить какой-то компромисс там. Да? И это тоже вызывало недоумение у таких классических белых. Да? Вот как же так? Вот какие… Как он такие слова вообще может говорить? Только что он в начале весны заявлял о том, что он непримиримый будет борец с советской властью и проходит вот полгода, меньше даже, чем полгода, и он начинает заявлять о том, что надо мириться, надо прекращать Гражданскую войну. Что же это произошло? Какое-то прозрение такое вот мгновенное произошло? Но Семёнов сам это объясняет отчасти тем, что это был тактический ход с его стороны. То есть он не собирался мириться, а он вот так время выигрывал. Но так или иначе ведь что получается в конце концов? Получается то, что он по сути сдает свою власть вот этому самому народному собранию. Он оставляет за собой полномочия военного командования, оставляет за собой полномочия атамана казачества, но политическая власть у него уходит. И вот это народное собрание по сути становится вот этим проводником идей уже даже свержения самого Семёнова.

М. Соколов

―

А тут ещё и японцы хотят эвакуироваться из этого района.

В. Цветков

―

А японцы… Да, очень важный… очень важный тоже момент, потому что в 3-м штурме Читы мы японцев уже не видим. Японцы изменили свое отношение к Забайкалью. Именно в Забайкалью. Вот это надо обязательно иметь в виду. Потому что одно дело вот ситуация 17-18-го годов, о которой мы в прошлый раз говорили, когда для Японии действительно интерес был реальный, чем дальше на Дальний Восток она продвигается, тем лучше. А к 20-му году нарастает не то, чтобы недовольство в самой Японии, но усиливаются позиции политиков, которые считают, что Японии лучше все-таки ограничиться какими-то близлежащими территориями, а Забайкалья слишком далеко. Много ресурсов туда уходит. Много средств, много денег уходит на содержание там вот этих воинских частей, а к тому же они участвуют в боях, люди погибают, потери несут. Уже вот этот вот знаменитый николаевский инцидент произошел в Николаевске-на-Амуре, когда Тряпицын вырезал весь японский гарнизон.

М. Соколов

―

И город сжег.

В. Цветков

―

Да, да. Со всей местной колонией японской. Вот. И уже раздаются голоса такие: а зачем нам нужно рисковать жизнями наших подданных ради вот отдаленного от нас региона? И занимая территорию в частности Сахалина, северного Сахалина, японцы вводят туда войска, оставаясь в Приморье, пока вот Приморье как бы они не покидают именно под предлогом вот этого николаевского эпизода, они уходят из Забайкалья. То есть сокращают фронт, условно говоря. И это тоже фактор, который для Семёнова оказывается во многом роковым. Опереться на монголо-бурятские части, которые… на которые он так надеяться, он пытается безусловно. И это, кстати, один из таких может быть не очень хорошо исследуемых эпизодов последних месяцев его борьбы в Забайкалье, когда он, видимо, решает разыграть вот всё-таки эту монгольскую карту. И вот эта отправка дивизии, или как он, в общем-то… формально это трактуется, неповиновение Унгерна, который отправляется в Монголию якобы самовольно. Да? На мой взгляд, как раз это был продуманный манёвр, когда Семёнов попытался, опираюсь вот на уже монголо-бурятскую составляющую усилить свои военные силы, всё-таки как-то вот раскачать вот этот военный фактор. Но он не успел это сделать чисто из тактических таких вот расчётов, это времени ему не хватило для этого.

М. Соколов

―

Ну, уже мы так к концу сюжетов этих подходим. То есть Семёнову приходится уходить из Забайкалья. И там ещё есть один эпизод. Он попытался взять власть ведь и в Приморском крае.

В. Цветков

―

Да, конечно. Этот эпизод тоже не очень хорошо исследован, на мой взгляд, вот до сих пор. Почему? Потому что здесь мы видим как раз апелляцию Семёнова к формальному статусу, полученному от Колчака. Почему собственно он в Приморье оказался? Во-первых, существовал такой довольно, может быть, не глобальный план, не отличавшийся, может быть, опять же излишней детализацией, но в целом план существовал, что в 21-м году надо попытаться поджечь вот эту дальневосточную окраину ДВР. Каким образом? Синхронными действиями. С одной стороны дивизия Унгерна прорывается к Верхнеудинску, прорывается к Мысовску, выходит в Прибайкалье, там соединяется с партизанами местными антибольшевистскими, – да? – перерезает Транссиб и опирается при этом на поддержку, уже реальную поддержку, которую они получают от монголов. Да? То есть появляются белые монголы и красные монголы. Там Сухэ-Батор и вот те, кто пошли вместе с Унгерном. Это с одной стороны. С другой стороны Владивосток. Во Владивостоке происходит переворот. Тоже он синхронно хронологически почти совпадает. Это май 21-го года. И по логике Семёнова, по логике… Я думаю, что очень большую роль здесь сыграл полковник Клерже, полковник Генштаба, который вместе с Семёновым как раз вот оказался уже в Маньчжурии после ухода из Забайкалья. Вот по их логике удачный переворот во Владивостоке, возвращение во Владивосток атамана Семёнова и объявление им себя как вот приемника Колчака и возобновление белого дела, возобновление белого движения. И, может быть, ещё было звено вот промежуточное. Это Благовещенск, Амур. Там тоже строились расчеты на то, что амурское казачество, уссурийское казачество поддержат тоже Семёнова, коль скоро он походный атаман их и старших тоже как бы над ними. Да? И вот это вот синхронность, она должна была как минимум, как минимум, свергнуть советскую власть, свернуть вернее власть ДВР, ликвидировать вот этот большевистский буфер, как они его называли, в отношении Приморье и Приамурье. А уж как там дальше пойдёт дело, может быть, даже удастся и на Сибирь распространить своё влияние, на Якутию. Во всяком случае до Якутска они точно совершенно собирались даже дойти и знали, что под Якутском действует вот эти белые партизаны, белые повстанцы. Вот объединить это всё. И Семёнов представлялся как вот новый лидер. Ну, как говорится, новое – хорошо забытое старое. Да? То есть он должен был о себе опять заявить как вот об этом приемнике Колчака с одной стороны. А с другой стороны о местном авторитете. И вдруг оказывается братья Меркуловы, совершенно для него непонятно откуда взявшиеся. Он никаких контактов с ними не поддерживал. Но Меркуловы – это именно владивостокские…

М. Соколов

―

Ну, и они перехватывают власть с помощью каппелевцев фактически.

В. Цветков

―

Да, да. Они перехватывают и власть. Они перехватывают инициативу в создании власти. Власть, которую они создают во Владивостоке, – это власть, которая, ну, она и, конечно, революционная власть. Там никакой не было поначалу легитимности. Но они тоже начинают подготовку к выборам, тоже местное там собрание хотят собирать. Каппелевцы к Семёнову как относятся, этого… мы уже об этом говорили, не собираются видеть его во главе, так сказать, всех вооруженных сил НРЗБ власти. Вот и он приезжает туда, в Приморье, сидит в Гродеково – да? – и пытается там вплоть до даже каких-то военных столкновений попытки такие предпринимать, пытается заявить о себе как о носителе власти, а его никто слушать не хочет кроме казаков. Единственно кто вот с ним действительно пошёл, это были сибирские казаки.

М. Соколов

―

Да, это достаточно грустный такой финал истории атамана Семёнова. Хотя, конечно, не финал. У него ещё было 25 почти лет жизни в эмиграции. Много таких интересных историй. Ну, и собственно уже гибель в 46-м году, когда его вывезли советские, так сказать, органы и казнили. Но я думаю, что мы ещё разных событиях, связанных и с Семёновым, и с Унгерном обязательно поговорим. А сегодня нашим гостем в программе «Цена революции» был доктор исторических наук Василий Цветков, а вел эту передачу Михаил Соколов. Всего вам доброго! До свидания!