Русский Туркестан: гражданская война и падение Бухарского эмирата - Сергей Абашин - Цена Революции - 2020-12-20
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». И снова наш гость — профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге, доктор исторических наук Сергей Абашин. Мы продолжаем наш разговор о России и о Центральной Азии.Мы с вами остановились, Сергей Николаевич, на экономике и вот уже практически полном завоевании этого региона. Я хотел бы теперь начать разговор о миграции. Скажите, как-то шло переселение русского или русскоязычного населения на эти территории Туркестана? Или поначалу власти как-то на это не обращали внимания, на такую возможность, скажем так, снизить социальное давление в центральной России за счет всяких переселенческих мероприятий?
С. Абашин
―
Переселение, конечно, шло. Оно, собственно, сразу началось. Понятно, что если строились русские города, военные оставались в этих регионах, то туда уже шло переселение какого-то гражданского населения, которое должно было обеспечивать просто жизнь этих городов и какие-то сферы — медицину, торговлю и так далее. Поэтому переселение туда шло сразу, с самого начала.Довольно рано началось и сельское переселение. То есть жители, крестьяне стали переселяться. Там возникали какие-то крестьянские поселки. Но надо сказать, что чиновники и в самом Туркестане, и в Петербурге с довольно большой опаской относились к русскому переселению в Туркестан.
Во-первых, там не было достаточной земли, допустим, для крестьянского переселения. Земля в Средней Азии в основном орошаемая, и она вся была в пользовании, во владении местного населения. Поэтому таких больших участков, которые можно было бы передать переселенцам, не было. Их нужно было бы орошать, проводить ирригационные работы, открывать новые участки, и уже туда переселять крестьян. Такая идея была, но понятно, что не было довольно существенных инвестиций во все эти работы. Эта работа велась, но она велась не очень активно.
Плюс такое переселение туда, где большинство составляли мусульмане, при таком, можно сказать, малоземелье, при таком ограниченном количестве земли — считалось, что это может привести к конфликтам между колонистами и местным населением.
Хотя были энтузиасты такого переселения, но, в общем, власть на месте и в Петербурге считала, что это не лучший путь. Хотя были регионы в Туркестане — например, Семиреченская область. Семиреченская область то входила в Туркестан, то выходила из Туркестана.
М. Соколов
―
Вот я как раз об этом и хотел спросить. Почему именно Семиречье такой интересный регион, где было даже создано казачье войско? И туда переселение всё-таки шло более активно, даже поначалу.
С. Абашин
―
Да, туда переселение шло активно, потому что там были кочевники — казахи, киргизы. Я напомню, что Семиреченская область — это нынешний южный Казахстан с городом Алма-Ата и северный Кыргызстан с городом Бишкек.Там жили в основном кочевники. У кочевников был немножко другой режим. Понятно, что они не оседлые жители, считалось, что они не занимаются земледелием. И поэтому считали, что земля здесь свободная, ее можно передавать крестьянам. Поэтому да, переселение шло довольно активно.
Плюс там был немножко особый правовой режим. Примерно с 1882-1883 года по 1899 год (почти 20 лет) Семиреченская область не входила в Туркестан. Она входила в Степной край, условно говоря, вместе с территорией нынешнего Казахстана. Там был немножко другой правовой режим, там были созданы другие законы, которые позволяли вести такую активную переселенческую деятельность.
Потом Семиреченская область вернулась в Туркестан, но сохранила вот этот особый статус. Потому что если в остальные области Туркестана, как я сказал, переселение было не таким активным и даже сдерживалось, то в Семиреченскую область оно продолжалось. Считалось, что здесь и в правовом смысле, и в экономическом хорошее место для русских колонистов.
Но надо сказать, что эта ситуация не была какой-то постоянной. То есть уже в начале XX века всё больше и больше раздавались голоса, что всё-таки в Туркестан нужно всё больше и больше русских колонистов. Я просто скажу вам, что в 1912 году вышла записка Кривошеина, ближайшего соратника Столыпина. Он съездил в Туркестан и был главным управляющим Департамента земледелия и землеустройства. То есть фактически он был министром переселения.
Он написал большую записку, где написал, что нам нужно много хлопка. Чем больше хлопка, тем лучше, потому что это стратегическое сырье для текстильной промышленности, для военной промышленности. Особенно для текстильной, потому что это такая база любой промышленной революции, промышленного развития. В то время, в XIX веке и начале XX это текстильная промышленность. То есть нам нужен свой хлопок, мы не должны зависеть от иностранного хлопка. И в Средней Азии нужно развивать хлопок.
Для того, чтобы был хлопок, нужна ирригация. Земли мало, и чтобы появилось больше хлопка, нужна ирригация и нужно больше новых открытых земель. Чтобы было больше открытых земель, нам нужны русские крестьяне, которые будут на этих землях работать. И в результате мы должны сделать так, чтобы русские крестьяне стали переселяться в Туркестан и создали там демографическое большинство над мусульманами, чтобы русский Туркестан наконец стал и в этническом и демографическом смысле русским. Уже не какой-то далекой окраиной и колонией, а уже был частью русского мира, русской империи.
М. Соколов
―
В общем, неполиткорректно писал по нынешним временам.
С. Абашин
―
Да-да, тогда не стеснялись строить такие планы. В начале XX века империя очень национализировалась. Еще в конце XIX века, при Александре III она себя стала мыслить как русская империя. Не просто как многонациональная, а как русская.
М. Соколов
―
Русские — имеются в виду еще и украинцы и белорусы. Это всё одно.
С. Абашин
―
Да, имелись в виду русские, которые включали в себя великороссов, малороссов, как их тогда называли, и белорусов. Но, конечно, с преобладанием великорусского основания. Всё это должно было формально, символически, теоретически делаться в пользу русского населения. Туркестан должен стать русским не только в административно-политическом смысле, но и в этническом, демографическом.Но конечно, это были только планы, понятно, но планы, заявленные уже высшим чиновником Российской империи. В принципе, планы, которые находили идеологическую и политическую поддержку. Поэтому если бы империя существовала дальше, то понятно, что эти планы так или иначе осуществлялись бы.
М. Соколов
―
То есть появись такой план лет на 20 раньше, то демографическая ситуация была бы иной в Средней Азии? Как вы думаете?
С. Абашин
―
Я думаю, что раньше бы вряд ли появился. Потому что всё-таки русская власть в Туркестане была очень неустойчивой и слабой. Было мало чиновников, способных проводить и управлять в этом регионе. Было мало инвестиций. Потому что для таких планов, для ирригации нужны большие инвестиции.В начале XX века Россия развивалась экономически, как мы знаем. Появились деньги, которые Россия готова была вкладывать в такие уже большие, гигантские проекты. Плюс Российская империя в Туркестане в начале XX века уже окрепла административно. Появились кадры, уже более готовые к таким проектам. А в конце XIX века это вряд ли было бы возможно.
М. Соколов
―
Кстати говоря, о чиновниках. Тут я читал, издали мемуары такого астронома Стратонова, очень интересные. Он работал в Туркестане. Такое ощущение, что это тот же стиль жизни, что у других колонизаторов — у французов в Индокитае или англичан в Индии. Такой какой-то особый статус, весьма специфические отношения с местным населением.Вот это наблюдение — оно верное? Или всё-таки элиты были более способны к общению с местным населением? Я имею в виду, привозные, вот это русское чиновничество.
С. Абашин
―
Во-первых, чиновники там были очень разные. Это было очень разнородное сообщество. Во-первых, часть из них были постоянные чиновники — так называемые старые туркестанцы, которые там всю жизнь жили и работали, участвовали в разных проектах. Были чиновники, которые приезжали и уезжали. Проработали несколько лет, получили какие-то должности и уехали либо в центр, либо в другие окраины Российской империи там управлять. В этом смысле они были разные.Они были разные по своему образованию. Поскольку это часто были военные, то понятно, что у них гуманитарное образование было не очень развито. Ну, за некоторыми исключениями. Есть несколько военных чиновников, которые изучали языки, интересовались местной историей, этнографией и так далее. Но в принципе, в массе своей это были военные, которым, в общем, всё это было не нужно. Они приезжали, чтобы получить более высокие (на окраинах, как у нас сейчас на Севере) надбавки и какие-то продвижения по службе. Поэтому какие-то отношения с местным населением были им совсем не интересны.
Плюс были, конечно, еще и идеологически очень разные. Потому что Туркестан, как любая окраина, создавал пространство, куда выселяли недовольных, оппозиционно настроенных людей. Или туда охотно ехали разные меньшинства — кстати говоря, евреи, грузины, поляки.
М. Соколов
―
Армяне, кажется, тоже.
С. Абашин
―
Да, которые чувствовали себя в основной части России в немножко ущемленном положении. А здесь они как раз могли делать большую карьеру, были более свободны и так далее. Поэтому, как ни странно, в Туркестане часто господствовали такие прогрессистские, даже левые настроения.Когда были выборы во 2-ю Государственную Думу, и от Туркестана именно во 2-ю Государственную Думу вошли депутаты, эти депутаты (я имею в виду, русские, из числа колонистов) все были левые — социал-демократы, социалисты-революционеры и трудовики.
То есть это была такая интересная атмосфера жизни в Туркестане, которая сочетала в себе такую имперскость и одновременно прогрессизм, даже левого толка. Поэтому очень разными были и чиновники. Есть прекрасные примеры — Наливкин, Остроумов, Лыкошин и еще какие-то люди, которые проникались местной жизнью, думали о местном населении, включали его в какие-то планы реформ и даже критиковали Российскую империю за какие-то неправильные поступки. А есть чиновники, которые смотрели на местное население как на колонизируемых, которых нужно держать в узде силой.
М. Соколов
―
А как исламское духовенство вело себя по отношению к новой власти? Оно было, в общем, вполне лояльное или периодически возникали попытки объявить какой-то, извините, джихад?
С. Абашин
―
Были и те, и те. Понятно, чтобы были более оппозиционно настроенные, были лояльные, и были те, которые совсем дружили и пытались проникнуть во все российские институты. Конечно, большинство были лояльными. Потому что Российская империя, как я сказал, была довольно слабой, и она опасалась нажимать на религиозные институты, на религиозную элиту, потому что понимала, что это вызовет какие-то волнения, какие-то протесты, которые были не нужны империи.Поэтому все основные религиозные институты были, в общем, официально сохранены. Признали их официальный статус. Шариатские суды, специальные религиозные земельные наделы (вакуфы) тоже были сохранены с доходами для местной элиты.
Местная элита, в общем, религиозная. Торговая элита очень на ура восприняла Российскую империю. Военная элита сопротивлялась Российской империи. А вот религиозная элита в целом осталась такой нейтральной. Она не сближалась с русской властью — она всё-таки смотрела на нее как на чужую власть, власть неверных. Но она и не вступала в конфликты. Она сохраняла какую-то дистанцию, немножко дружила, немножко общалась, но не вступала в какие-то серьезные конфликты, понимая, что, во-первых, она в этом конфликте всё равно проиграет, во-вторых, она получала какие-то свои бонусы от этой ситуации.
Но были, конечно, и радикалы. Мы помним восстание 1898 года в Андижане — так называемое Андижанское восстание, которое поднял как раз один из таких местных религиозных лидеров, объявив как раз джихад. Это восстание было быстро разбито, но оно произвело большое впечатление на Ташкент и на Петербург.
После этого восстания против религиозной элиты были предприняты немножко более строгие меры. Их всех взяли на учет, стали как-то пробовать ими руководить и так далее. Что тоже, с одной стороны, был закономерный ход управленческой колониальной логики, с другой стороны, конечно, он вносил какие-то новые подспудные конфликты в эту ситуацию.
М. Соколов
―
Скажите, а начинает ли появляться в Туркестане уже в начале XX века среди местного населения собственная европеизированная элита, образованная, которая проявляла себя, наверное, уже в годы революции?
С. Абашин
―
Да, появляется, конечно. Как я сказал, я бы назвал их такими прогрессистами. Такая часть элиты появляется, как я сказал, среди купцов, торговцев. Они стали довольно активно перенимать русские моды, русский образ жизни, русский язык, включаться в русские институты. И потом они были богатые люди.Это была довольно значительная часть местной элиты, которая модернизировалась, эмансипировалась, обрусела. Отчасти религиозная элита тоже стала модернизироваться. Появились так называемые джадиды.
М. Соколов
―
А это кто?
С. Абашин
―
Джадиды — это сторонники более модернизационного прочтения каких-то религиозных правил. Они начинали с обучения. То есть это были сторонники включения в такое схоластическое мусульманское образование каких-то более светских предметов, изучения языков, принятия современной культуры.В значительной части многие из них ориентировались на самом деле на Османскую империю, на реформы в Османской империи, либо на реформы в татарском обществе, которое в это время тоже довольно активно модернизировалось. Вот появились джадиды.
Конечно, была часть аристократии, в том числе военной аристократии, которая, как я говорил, была инкорпорирована — им давали дворянство, некоторые люди из этой элиты даже были военными.
То есть, конечно, 50 лет — небольшой срок существования Туркестана. Но за это время была создана довольно серьезная русифицированная не только в языковом, но и в культурном смысле элита, которая, конечно, как мы понимаем, уже в годы революции довольно активно включилась во все революционные процессы и стала в значительной мере участвовать уже в создании советского Туркестана, а потом советских национальных институтов.
М. Соколов
―
А вот если говорить, например, о революции 1905 года, она как-то затронула, опять же, местное население? Или это была проблема русских колонистов?
С. Абашин
―
Это была в основном проблема русских колонистов. Но сами реформы 1905 года — не революция как таковая, а реформы — конечно, дали свободу выражения. Появилось очень много газет — как раз у джадидов или у прогрессистов. Они стали издавать газеты, они стали активно говорить какие-то свои мнения.Появились депутаты, как я сказал, во 2-й Государственной Думе. Появилась часть элиты, которая потом взаимодействовала с мусульманской фракцией в Государственной Думе. То есть она включалась в какую-то политическую жизнь, уже общеимперскую. Конечно, после 1905 года такая политическая жизнь. Появились подспудные проекты каких-то реформ, может быть, какой-то автономии и так далее.
То есть, конечно, политическая жизнь мусульманского населения сильно активизировалась, но в самой революции не было такого активного участия. Но были восстания колонистов, как вы знаете, были восстания среди солдат, которые довольно жестоко подавлялись. Были социал-демократы, эсеры, были террористические акты. Это было.
М. Соколов
―
Как везде.
С. Абашин
―
Да, в колонистском обществе это было.
М. Соколов
―
Если говорить про этот период от Первой революции до Первой мировой войны, какие были ключевые события, которые, собственно, меняли русский Туркестан?
С. Абашин
―
В это время стали происходить довольно серьезные изменения. Как я сказал, в политической жизни — она стала более открытой, более дискутируемой. Мусульмане получили значительную долю, как сейчас говорят, судебности. Если раньше они были в таком подчиненном положении, теперь они претендовали на роли в более активном управлении и определении будущего региона.Изменилась экономическая жизнь. Как я сказал, развитие хлопка, с одной стороны, превратило регион, конечно, в такой сырьевой придаток, а с другой стороны, оно повысило доходы местного населения. Потому что хлопок — это было доходное производство. Повысило не только налоги, которые шли в российскую казну, но и уровень жизни населения в среднем.
Но как всегда, когда уровень жизни повышается, повышается еще и разделение между бедными и богатыми. То есть появились еще и довольно серьезные социальные различия. Значительная часть населения стала очень богатой, в том числе мусульманского, а значительная часть населения стала очень бедной, что повысило конфликтность внутри мусульманского общества — уже такую социальную конфликтность.
Ну и, соответственно, началось много обсуждений, что делать дальше. Я упоминал записку Кривошеина, что делать России с Туркестаном. Стали обсуждаться проекты создания духовного управления — до этого духовного управления у мусульман не было. Проекты нового положения об управлении, то есть как бы новой конституции Туркестана.
Стал обсуждаться вопрос о передаче Туркестана из ведения военного министерства в ведение министерства внутренних дел. То есть наступление гражданских институтов и гражданских законов на территории Туркестана. До этого это была фактически постоянная чрезвычайная ситуация. Понятно, что когда военное министерство управляет, это чрезвычайное управление.
То есть произошли существенные изменения. Были довольно существенные споры, нужно ли нам всё-таки Бухару и Хиву, протектораты, ликвидировать и включить их уже в состав Российской империи. Это всерьез обсуждалось на высшем уровне. Такое решение не было принято, но всё это обсуждалось. То есть каких-то существенных решений принято не было.
М. Соколов
―
Но разговоров было много.
С. Абашин
―
Разговоров и проектов было огромное количество.
М. Соколов
―
Если о Первой мировой войне, опять же, мы вкратце скажем. Я так понимаю, что главное событие — это было вот это восстание на территории нынешнего Казахстана и Киргизии. Что это было? Это была в значительной степени такая межнациональная резня?
С. Абашин
―
Нет, восстание началось на самом деле на территории Таджикистана и Узбекистана. Первая волна восстания прокатилась именно там. Потом вторая волна да, перекинулась уже на территорию Степного края (нынешнего Казахстана) и Семиреченской области, где сейчас находится Кыргызстан.Там это восстание, особенно в Кыргызстане, в Семиреченской области, приобрело большой масштаб. Там была взаимная резня и практически этническая чистка. Были введены войска. Значительная часть кыргызов бежала в Китай.
Там были довольны драматические и кровавые события в обе стороны. Мы не пояснили, но это восстание началось после объявления мобилизации местных мусульман на фронт. Их мобилизовали не в вооруженные силы, а на тыловые работы. Но тем не менее...
М. Соколов
―
То есть такая трудовая армия.
С. Абашин
―
Трудовая армия. Что, кстати, было потом, во Второй мировой войне. Проблема была в том, что когда захватили регион, то император Николай II сказал: мы обещаем и даем местному населению то ли привилегию, то ли ограничение, что вы не будете служить в армии.Некоторые называют это привилегией, но на самом деле в этом был такой прагматизм, потому что не хотелось вооружать местное население. В этом на самом деле видели опасность. Но, тем не менее, долгие годы это считалось как бы особым правом местного населения. Тут это право было нарушено. Сказали: мы вас мобилизуем.
Плюс начались какие-то внутренние конфликты: кого в эти списки включать, кого не включать. Поднялись возмущения, которые частично были направлены против своих чиновников, уже мусульман, и богатых людей. Помните, я вам говорил, что социальные различия между богатыми и бедными усилились. Частично оно было направлено против них. частично против русской военной власти, которая всё это организовала, и частично против колонистов, особенно в Семиреченской области.
Против колонистов тоже понятно, почему. Потому что колонисты рассматривались… Помните, я вам рассказывал: им передавали земли, которые местное население, кочевники, которые уже тоже стали заниматься земледелием, считали своими. Поэтому это считалось несправедливостью, привилегированным положением колонистов. С ними начался конфликт.
Поэтому этот конфликт имел такие разные стороны. Но, в принципе, его вполне можно назвать антиколониальным восстанием, потому что оно, в общем, было направлено в значительной мере (особенно в Семиреченской области) либо против колониальных институтов, либо против колонистов.
М. Соколов
―
Жертвы были достаточно велики, насколько я помню.
С. Абашин
―
Да, во-первых, внутренние конфликты привели к каким-то жертвам. То есть убивали местных сельских старшин, волостных чиновников, которые тоже были мусульмане. Были довольно большие, серьезные убийства колонистов. Ну и, конечно, погибли и какие-то военные чиновники.Это сопровождалось, конечно, и военными действиями против местного населения. Как я сказал, были этнические чистки и массовые убийства местного населения. Поэтому тут довольно серьезное восстание, война с гражданскими жертвами с обеих сторон.
М. Соколов
―
То есть к 1917 году это восстание, в общем, было подавлено. И тут происходит революция в Петрограде.
С. Абашин
―
Восстание 1916 года на самом деле нужно рассматривать как часть общереволюционного процесса второй большой революции, которая произошла в 1917 году. Но туркестанское общество активно разделилось на разные партии и группировки.Местное общество колонистов разделилось на левых и правых и, что самое главное, на разные фракции левых. Там были большевики, там были другие фракции, которые друг с другом тоже воевали. Плюс мусульмане тоже разделились на консерваторов и прогрессистов. Причем консерваторов было побольше, чем прогрессистов.
Плюс еще, конечно, общество уже активно разделилось на колонистов и мусульман. Возник такой явный политический водораздел между мусульманами и колонистами. Колонисты в условиях революции, которая вроде провозгласила свободу и равенство, всё-таки хотели сохранить свои определенные привилегии, свой определенный привилегированный статус, боясь просто оказаться в меньшинстве. В Туркестане было процентов 5-8, максимум, может быть, 10 процентов русского, русскоязычного приезжего населения. Все остальные были местные мусульмане. Поэтому, конечно, боялись оказаться в меньшинстве.
Мусульмане, в свою очередь, требовали: если уж вы объявили равенство, то давайте тогда чтобы было равное представительство. То есть фактически мусульманское управление, представительство мусульман в соответствии с количеством населения.
Поэтому было очень много таких линий размежевания внутри этого общества, которые все вспыхнули, все стали очень болезненными. Все разделились, переругались между собой — и колонисты, и мусульмане, и так далее.
М. Соколов
―
Вот интересно, я тут читал — правильно это или нет: трактуют так, что когда советскую власть, собственно, установили там, в Ташкенте, получилось, что советы оказались фактически органами вот этих колонистов и защиты их интересов с опорой на солдат. А в Коканде образовалось такое многонациональное правительство из местных, которое объявило Туркестанскую автономию. То есть получилось противостояние советских колонистов и местных националов, но не только националов.
С. Абашин
―
Да, поскольку большевики… Ну, не только большевики, а, скажем, такие радикальные социалисты. Потому что там такого разделения: большевики, меньшевики...
М. Соколов
―
Левые эсеры там тоже играли роль.
С. Абашин
―
Да, вот такие радикальные социалисты свергли власть Туркестанского комитета, который представлял Временное правительство, и образовался такой правовой вакуум. И вроде бы должно быть Учредительное собрание, а тут, значит, возникла власть советов.Поэтому мусульмане просто объявили свою Туркестанскую автономию. Большевики и левые колонисты объявили свою, а они объявили свою, и возникло некое такое двоевластие. Условное двоевластие, потому что, конечно, власть вот этой Туркестанской автономии, где были в большинстве мусульмане, но не только мусульмане.
Они, кстати, сказали: мы создаем парламент, и в этом парламенте, в соответствии со структурой населения, столько-то мест на самом деле отводится колонистам. Другое дело, что колонисты не заняли эти места, но формально им отводилось место.
И более того — это Туркестанская автономия. То есть они объявили не независимость, а объявили автономию Туркестана в составе будущей Российской республики. И с этой идеей они должны были выйти потом (думали, что выйдут) в Учредительное собрание. Но Учредительного собрания не получилось. Они пытались удержать уже Туркестанскую автономию. Но понятно, что их власть не очень распространялась на весь Туркестан.
Всё-таки власть была в Ташкенте. Там были вооруженные силы, которые формально перешли в подчинение радикальных социалистов, которые продолжали мыслить себя как колонисты. Они, даже будучи революционерами, социалистами, пропагандируя равенство, опасались потерять власть. Если всё пропорционально поделить, то они фактически оставались без власти. Поэтому они действовали и в интересах социалистической революции, и в интересах колонистского меньшинства. Они, конечно, разгромили Туркестанскую автономию (это уже в начале 1918 года) и установили, в общем, контроль над регионом.
М. Соколов
―
Там, насколько я понимаю, еще была целая серия разных переворотов. Скажем, в Ашхабаде был успешный антибольшевистский переворот. А в Ташкенте некий Осипов, военком, комиссаров пострелял, но в конце концов его неудачный мятеж разгромили в начале 1919 года. Почему было такое достаточно жесткое противостояние уже внутри этих, фактически, опять же, колонистских сил?
С. Абашин
―
Противостояние было не только в Туркестане. И в самой России разделились на белых и красных. Причем белые тоже разделились на монархистов и республиканцев. Красные тоже — там воевали большевики с левыми эсерами. Поэтому это всё в какой-то степени повторяло общую ситуацию.В том же восстании Осипова в начале 1919 года — он же был в этом советском правительстве, занимал немалую должность. Это был совсем молодой человек, и он был в этом смысле социалистом. По-моему, он был эсер. Это была, с одной стороны, внутренняя фракционная борьба разных групп, но, с другой стороны, и какие-то личные претензии. Появилось очень много людей, которые захотели стать такими харизматическими лидерами.
М. Соколов
―
Наполеоны местного значения.
С. Абашин
―
Ну да. В Ашхабаде тоже. Там против большевиков восстали и социалисты, и бывшие монархисты. Там еще англичане где-то рядом подоспели. Поэтому там тоже была такая сложная каша разных и идеологических, и партийных, и геополитических, и каких-то личных амбиций, которые раздирали этот регион в 1918-1919 году.
М. Соколов
―
Еще было такое правительство (правильно это называть или нет) Алаш-орда. Что это было?
С. Абашин
―
Это уже в бывшем Степном крае. Это не Туркестан — это Степной край. Это группа казахов-прогрессистов, которая уже давно вынашивала планы какой-то казахской государственности — ну, автономной государственности. И вот в момент революции в 1918 году прогрессисты-казахи объявили уже свою казахскую автономию. Она называлась Алаш-орда.Они тоже не сильно контролировали весь регион, но, в принципе, смогли мобилизовать какие-то военные части, создать какие-то локальные правительства в разных областях, которые были таким прообразом казахской государственности. Они сначала воевали с большевиками, были на стороне Колчака. Потом договорились с большевиками, вошли в советские структуры. Но потом многие из них, понятное дело, в конце 30-х были репрессированы.
М. Соколов
―
Вот еще один вопрос — собственно, эти полунезависимые княжества, эмираты, протектораты Бухара и Хива. Большевики, насколько я помню, попытались еще в 1918 году устроить поход на Бухару, но у них это провалилось. Но вот 100 лет назад Бухарский эмират всё-таки был захвачен.Как это получилось? Это всё-таки было в значительной степени связано еще и с деятельностью каких-то внутренних сил? Или там еще Энвер-паша сыграл какую-то важную роль, бежавший из Турции?
С. Абашин
―
Энвер-паша — это чуть позже. К 1920 году советская власть в значительной мере укрепилась. В том числе этому укреплению содействовало то, что был разбит Колчак и была открыта железная дорога из центральной России в Туркестан. По этой железной дороге уже пошли войска — понятно, в одну сторону, в сторону Туркестана.
М. Соколов
―
Фрунзе там тоже участвовал.
С. Абашин
―
Да, Туркестанский фронт, Фрунзе, который тоже, кстати, был выходец из Туркестана. Он уроженец Туркестана. Которые сразу укрепили и военные силы большевиков в Туркестане, и укрепили контроль теперь уже Москвы над Туркестаном, что было важно, потому что Москву не устраивали эти внутренние конфликты внутри колонистского советского сообщества. Она силой пыталась установить свой собственный контроль и управлять, чтобы прекратить все эти конфликты.
М. Соколов
―
То есть комиссаров прислали.
С. Абашин
―
Да, прислали много комиссаров. Прислали Туркестанскую комиссию, которая состояла из видных большевиков и которая фактически взяла всё управление регионом на себя. Хотя формально местной структурой там была объявлена Туркестанская республика еще в 1918 году.Кстати говоря, это была первая автономная республика в составе России, которая была объявлена — именно в Туркестане. Там были свои институты управления, но понятно, что они сохранились, но комиссия, которая была прислана из Москвы, фактически взяла всё под свой контроль.
И плюс обратно нужен был хлопок. По этой железной дороге обратно пошел тот самый хлопок, который теперь уже нужен был советской власти для того, чтобы заработала та самая текстильная промышленность и появился, в том числе, тот самый порох, стратегическое сырье.
Советская власть была очень заинтересована в хлопке, который позволил бы нормализовать вообще промышленность и экономическую жизнь теперь уже советской России. Поэтому она не хотела никуда отпускать Туркестан и взяла его под полный контроль.
Ситуация в Туркестане нормализовалась. После этого был захват сначала Хивы, ликвидация Хивинского ханства и создание Хивинской народной республики, а потом был захват Бухарского эмирата (да, в сентябре было 100 лет этому событию) и создание Бухарской народной республики.
Почему были эти захваты? Во-первых, появились силы. Появилась такая военная возможность. В 1918 году военные силы были не настолько организованы, чтобы совершить такой военный поход.
Бухара было большим государством — почти 2 млн. населения, своя армия, свои институты. Поэтому это был крепкий орешек. В отличие от Хивы, довольно ослабленной, слабого протектората, Бухара была сильным. Поэтому нужны были довольно серьезные военные силы. Они готовились, они концентрировались, мотивировалиcь и так далее.
В Бухаре видели некоторую угрозу, потому что бухарский эмир очень настороженно относился к советской власти. Его, наверное, не без оснований подозревали, что он концентрирует вокруг себя каких-то оппозиционных советской власти людей, движения, помогает им. Плюс ведет переговоры с афганцами и англичанами. Соответственно, в Бухаре виделся такой плацдарм для возможных неприятностей против советской власти, серьезный плацдарм. Поэтому его нужно было ликвидировать.
Третье — это, конечно, серьезный лоббизм местных прогрессистов. Потому что в самой Бухаре к этому времени уже тоже сложились свои группы прогрессистов.
М. Соколов
―
Это так называемые младобухарцы.
С. Абашин
―
Младобухарцы, которые отчасти были младобухарцами, а отчасти уже назвали себя коммунистами. Но несмотря на все эти свои названия и какие-то прогрессистские взгляды, это еще, как правило, были богатые торговые семьи. Такая местная буржуазия, которая выступала против эмира и которая стремилась к власти и к какому-то экономическому контролю над Бухарой.Они были сильными лоббистами в Москве свержения бухарского эмира и установления своей власти. Они, конечно, обещали Москве взамен эту революционную риторику и обещали хлопок. Торговцы обещали: мы, поставив под контроль Бухару, будем вам поставлять хлопок.
М. Соколов
―
Красные торговцы.
С. Абашин
―
Да, и Москве эта идея нравилась. Как я сказал, хлопок был нужен. Ну и еще один существенный фактор. Неслучайно захват Бухары совпал со знаменитым съездом народов Востока в Баку, который тоже происходил в сентябре, 100 лет назад.На этом съезде большевики как бы сказали: наши интересы не только в Европе, наши интересы глобальные. Мы должны поднять революции во всех бывших окраинах, колониях и странах Востока против империализма. Они собрали 2 тысячи человек из разных стран и попытались им сказать: принимайте нашу риторику, нашу идеологию, а мы вам поможем военным и экономическим образом, и так далее.
То есть этот момент примерно с конца 1919 года. А в 1920 году у советской власти были очень грандиозные планы — военные и стратегические — на Востоке. Ведь захватили не только Бухару. Захватили весь Южный Кавказ как раз к этому времени и уже захватили некоторые районы Персии. Там тоже объявили советские республики. То есть советская власть хотела туда продвигаться всё дальше и дальше.
Поэтому в Бухаре сошлось очень много разных интересов и мотиваций, почему всё-таки нужно ликвидировать Бухарский эмират, который после революции уже практически стал независимым государством (он перестал быть протекторатом и стал в той или иной степени всё-таки более независимым), и вернуть Бухарский эмират уже в новом качестве — в качестве народной республики — под полный контроль Москвы, уже гораздо более плотный.
Фактически был заново воссоздан протекторат, но протекторат еще более находящийся под контролем Москвы — не только экономическим и политическим, но уже и идеологическим контролем. Вот такие причины.
М. Соколов
―
Но это всё было проделано под видом переворота младобухарцев против Алим-хана. Такая интервенция Красной армии.
С. Абашин
―
Ну да. Мы помним, что, в общем, не только советская власть так делала. Многие так делают: совершают перевороты, устанавливают какой-то свой внешний контроль, но под видом каких-то революций, которые происходят как будто бы изнутри, какими-то внутренними оппозиционными силами.Понятно, что во главе этой новой народной республики были поставлены те самые Файзулла Ходжаев, Абукадыр Мухитдинов — с одной стороны, младобухарцы, люди, которые приняли коммунистическую идеологию, риторику. По крайней мере, они стали говорить языком большевиков. Но при этом они все были из богатых семей, очень влиятельных семей.
Они привели с собой во власть кучу своих родственников. Стали между собой конфликтовать — между прочим, Файзулла Ходжаев и Абукадыр Мухитдинов друг друга не любили и конфликтовали. Но Москва пыталась опираться и на тех, и на других. Она пыталась играть на противоречиях этих двух группировок и усиливать свой контроль.
На языке большевиков это была такая народная, но в то же время буржуазная революция. То есть они поначалу были народными республиками, и только спустя несколько лет они были названы социалистическими, советскими.
М. Соколов
―
Последний очень короткий вопрос. Кому всё-таки досталась власть в Туркестане — колонистам или местным элитам после окончания гражданской войны?
С. Абашин
―
Да, это важный вопрос. В 1920 году центр, Москва, как я сказал, установив контроль над Туркестаном, фактически отстранил от власти колонистов. Все формальные должности были заняты мусульманами, выходцами из местного населения. Колонисты как меньшинство, и как такое беспокойное меньшинство, были практически отстранены от власти, и республики стали в каком-то смысле мусульманскими.Но через Туркомиссию, Туркестанскую комиссию был установлен уже плотный контроль центра, Москвы, в этом регионе. Это был уже контроль не колонистов, власть не местных колонистов, а власть именно центра над регионом. И эта власть на самом деле определяла всю политику.
Хотя, конечно, всё оперативное руководство получили мусульмане — и субъектность, и важный голос во внутренней политике. Там были серьезные изменения во внутренней политике в пользу мусульман. Там были опять легализованы шариатские суды, была возвращена мусульманам земля, которая была отнята у бывших колонистов. Там был такой серьезный поворот. Кстати говоря, этот поворот был в значительной мере инициирован Сталиным.
М. Соколов
―
Ну что ж, здесь мы вынуждены всё-таки поставить не точку, а многоточие. Я благодарю Сергея Абашина, профессора Европейского университета в Санкт-Петербурге, доктора исторических наук. Вел эту передачу Михаил Соколов. Всего доброго, до свидания!