История Дальневосточной республики 1920–1922 гг. - Иван Саблин - Цена Революции - 2020-09-20

20.09.2020

История Дальневосточной республики 1920–1922 гг. - Иван Саблин - Цена Революции - 2020-09-20 Скачать

М. Соколов

―

В эфире программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. Гость нашей передачи - доктор философии Иван Саблин, научный сотрудник Гейдельбергского университета. И мы продолжаем разговор по мотивам его новой книги «Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации». 100-летие этого интересного эксперимента. Остановились мы как раз на рубеже 1919-1920 годА. Иван, я хотел бы спросить, какую роль в событиях свержения режима Колчака сыграли разные мятежи и перемены власти, которые происходили во Владивостоке, у меня такое впечатление, раз в 2-3 месяца.

И. Саблин

―

Здесь такой очень важный момент, что действительно на территории примерно от Иркутска до Тихого океана падение режима Колчака во многом связано с внутренними причинами. То есть, с одной стороны, действительно большевики наносят поражение войскам Колчака на Уральском фронте. Но при этом мятежи в Иркутске и Владивостоке организуются в основном широкими социалистическими коалициями. Большевики в них зачастую напрямую не участвуют. Лидерами их становятся эсеры. Некоторые из них поддерживают областнические идеи. Но большевики оказывают им либо такую негласную поддержку, либо, в случае того же большевика Александра Михайловича Краснощекова, относятся к эсерам с определенной симпатией - наверное, излишней для большевиков, с точки зрения центра. В целом такому социалистическому перевороту население радуется едва ли не больше, чем завоеванию этой территории со стороны Красной армии. Потому что это действительно означает, что Колчак, и особенно его формальный представитель за Байкалом атаман Семенов, в первую очередь являются крайне непопулярными у населения. В общем, есть прекрасная почва для создания социалистической власти.

М. Соколов

―

То есть произвол атаманов и урезание прав и свобод, плюс антияпонские настроения в этой части Сибири и Дальнего Востока довольно сильно расшатали колчаковский режим. Так можно сказать?

И. Саблин

―

Да. С одной стороны, Колчак настраивает против себя значительную часть умеренных элементов. С другой стороны, Колчак представляется таким проводником иностранных интересов в регионе. Хотя, как мы знаем, Колчак вообще с подозрением относился к Японии. Он выступал за сотрудничество в первую очередь с Францией и США. Но всё равно он и другие считаются (и в некоторых случаях это оправданно, как, например, в случае Семенова) проводниками иностранных, в первую очередь японских, интересов. И фактор национализма. В книге я называю его российским национализмом, потому что это такой подход к российской нации, инклюзивный в этническом смысле. Вот эти националистические взгляды, то есть идеи того, что необходимо защищать российское сообщество, разделяют в том числе и, например, представители корейского населения. Особенно те, кто был русскими подданными. То есть в этническом смысле как раз представители такого эксклюзивного русского национализма выступают за союз с Японией. Здесь у нас выдвигается такой местный юрист Спиридон Дионисиевич Меркулов. Он пишет своему партнеру по бизнесу о том, что если бы не японцы, то американцы вместе с большевиками и евреями (то есть он еще и разделяет антисемитские взгляды) вообще всех бы тут поубивали. То есть интересно, что сторонниками именно русской нации в эксклюзивном смысле японское владычество в регионе рассматривается как меньшее зло по сравнению с советской властью.

М. Соколов

―

Чем же японцы так разозлили?

И. Саблин

―

В некоторых случаях японцы участвовали в карательных операциях, в первую очередь против партизан. Но я бы сказал, что в целом, если сравнивать с первым советским правительством, режим белых правительств гораздо хуже переносится населением. Как я уже сказал, кроме Мухина, в общем-то, таких радикалов у власти на Дальнем Востоке не было.

М. Соколов

―

Грабили, что ли?

И. Саблин

―

Происходили национализации, экспроприации. Но как оказалось, абсолютно то же самое - я имею в виду экспроприации лошадей, какая-то подводная повинность, призывы... Кстати, призывы наиболее воспринимаются населением в штыки. То есть это факторы, которые заставляют население отрицательно относиться к Колчаку. И конечно, если мы сравним уровень насилия правительства Семенова и Калмыкова и большевистских правительств (я имею в виду здесь, в регионе), то они ни в какое сравнение не идут. То есть те оценки, которые у нас есть по семеновскому правительству - это оценки американского экспедиционного корпуса. Не знаю, насколько они достоверны, но других цифр я лично не видел. По их оценкам - до 40 тыс. жертв режима атамана Семенова. Он ответственен за такое большое количество жертв. То есть действительно, японцы здесь выступают, скорее, наверное, как протекторы Семенова.

М. Соколов

―

Но потом, наверное, жители Дальнего Востока и Сибири могли сравнить террор пришлых большевиков. Те, наверное, перебили не меньше господина Семенова. У меня просто, знаете, какой вопрос? Вы постоянно пишете о национализме, о мобилизации национально-патриотических настроений и так далее. Получается, что значительная часть населения Дальнего Востока ради изгнания тех, кого они считали оккупантами, была готова жертвовать нормальными условиями жизни и оказаться в лапах чекистов. И всё ради таких абстрактных патриотических ценностей?

И. Саблин

―

Если мы будем говорить о насилии большевиков, всё-таки в массовом масштабе оно здесь происходит позже. И то, что население слышит о советской России, оно слышит от белых властей. А так как белые власти особой популярностью не пользуются, у нас получается такая ситуация, что мы им просто не можем верить.

М. Соколов

―

Плохо работает пропаганда.

И. Саблин

―

Да, несомненно. Большевики у нас здесь в регионе занимают такую очень стратегически верную для себя позицию. Дальком, который в мае 1918 года превращается в Дальсовнарком, и другие правительства уходят в тайгу. Там они смешиваются с крестьянскими партизанами без какой-то четкой политической ориентации. То есть этих партизан можно считать такими патриотически настроенными.

М. Соколов

―

Патриотические анархисты.

И. Саблин

―

Да. И в общем, большевики устанавливают с ними прекрасные отношения. Конечно, в некоторых случаях это плохо заканчивается. Я думаю, мы остановимся чуть-чуть на Николаевском инциденте. Но в других случаях большевики превращаются здесь, в регионе, в защитников единства России, защитников такой смешанной российской нации. Опять же, я бы не недооценивал фактор корейского населения. Для корейцев японцы являются несомненными врагами, хотя некоторые корейцы работают на японцев. То есть нельзя говорить, что абсолютно все корейцы были против японцев, но большинство. Корейцы также вступают в партизанские отряды. Вступают в партизанские отряды и китайцы. И в общем-то, несколько крупных групп населения, получается, выступают на стороне большевиков. И последняя такая важная группа населения - бурят-монголы. Их лидеры на протяжении конца 1918 и первой половины 1919 года пытаются выстраивать отношения с Семеновым и с японцами. Японцы не поддерживают идею создания здесь такого федеративного монгольского государства.

М. Соколов

―

Из Монголии и Бурятии.

И. Саблин

―

Да, из Монголии и Бурятии. Или с переселением бурят в Монголию, то есть необязательно с отчуждением территории бывшей империи. Окончательно отношения с ними у Семенова портятся, когда люди Семенова убивают одного из лидеров бурят-монголов Михаила Николаевича Богданова. Есть вероятность, что они хотели убить и Элбека-Доржи Ринчино, потому что у них была наводка о том, что «бурят с усами» работает на большевиков. Действительно, у Ринчино тогда были усы, как и у Богданова. И у него действительно была, по крайней мере, связь с большевиками. Вот это убийство Богданова является последней каплей, и лидеры бурят-монголов фактически переходят на сторону большевиков. Уже в конце 1919 года Ринчино от имени своего брата пишет письмо в Коминтерн, в котором рассказывает о планах Семенова. То есть не о своих планах, а о планах Семенова якобы создать здесь монгольское государство и о том, что сейчас идеальный момент для того, чтобы Россия могла занять свои прежние позиции. То есть они здесь пока еще даже не говорят о мировой революции. Они говорят о таком старом империализме.

М. Соколов

―

А если говорить всё-таки о роли эсеров. Восстание Гайды во Владивостоке, затем выступление в Иркутске, которое окончательно погубило колчаковский режим. У них ведь, насколько я понимаю, как раз была идея такого переходного буферного государства - часть Восточной Сибири и Дальнего Востока. Что это значит? Они пытались сыграть в какую-то игру, как бы мы сейчас сказали, в «остров Крым», понимая, что невозможно военным способом противостоять большевикам, идущим из России?

И. Саблин

―

Да, действительно, у эсеров, которые объединились в так называемый Политический центр и стали правительством после падения колчаковского режима, был лозунг создания Сибирской республики. Чем-то подобным руководствовались и эсеры во Владивостоке. Восстание Гайды, в котором, кстати, участвовал и известный областник Якушев, было подавлено. Но затем эсеры и земцы во главе с эсером Медведевым всё-таки пришли к власти во Владивостоке. Но здесь я бы не переоценивал ориентацию на какую-то независимость этого региона. Здесь у нас есть такая леволиберальная, но уже гораздо более фрагментированная оппозиция режиму Колчака. Она складывается в земствах и в Государственном экономическом совещании. Когда они говорили с либералами, они говорили о том, что, может быть, мы бы организовали здесь такое временное (может быть, даже не временное, а более-менее постоянное) демократическое социалистическое правительство. Но когда они частным образом говорят с большевиками, они говорят о том, что вообще мы, конечно, осознаем, что, скорее всего, терпеть нашу независимость не будут, и вообще мы за единство России. То есть они опять занимают националистические позиции. Для них большевики на этом этапе уже являются представителями России. То есть не какой-то антинациональной властью, а вполне себе национальной. И здесь надо также отметить тот фактор, что у организованного населения, то есть у рабочих в том же самом Иркутске, правительство Политцентра особой популярностью не пользуется.

М. Соколов

―

Поэтому его быстро свергли. Когда они поехали вести переговоры в Красноярск, тут-то большевики их и свергли.

И. Саблин

―

Но тут важный момент в том, что не все большевики были настроены так конфронтационно. Если мы попытаемся сделать выжимку, на мой взгляд, члены Политцентра, эсэры и меньшевики, рассчитывали на участие в управлении регионом. То есть они рассчитывали на новую социалистическую коалицию. В этом их поддерживал тогдашний глава большевистского губкома Краснощеков. То есть Краснощеков у нас вновь появляется из тайги, вновь занимает важные позиции в регионе - как раз в Иркутске, с которым он до этого соперничал. И Краснощеков глубоко удивлен (а я думаю, что в каком-то смысле и возмущен) тем переворотом, который происходит в Иркутске, пока он там вместе со Смирновым ведет переговоры с меньшевиками и эсерами. И здесь самое интересное, что в целом они соглашаются на создание буферного государственного образования, несмотря на то, что в Иркутске происходит переворот во главе с другим большевиком - противником Краснощекова Гончаровым.

М. Соколов

―

Иван, скажите, а всё-таки каким образом тому же Краснощекову и его сторонникам удалось продать идею Дальневосточной республики Владимиру Ильичу Ленину? Как он ее подавал - как инструмент обмана империалистов, чтобы как-то удержать японцев от прямого вмешательства в какие-то российские дела? Илиу него были еще какие-то аргументы?

И. Саблин

―

Здесь надо ненадолго вернуться в 1918 год. Советская республика Дальнего Востока, как я уже сказал, фактически провозглашена в апреле. Фактически, потому что это название используется в резолюции одного из региональных съездов - резолюции о национализации, но не используется как официальное название. У нас появляется Дальсовнарком. Но здесь важно отметить, что когда из Москвы пишут письма Дальсовнаркому во главе с Краснощековым, его называют Дальневосточным советом. То есть советом депутатов, а не советом комиссаров. То есть региональным правительством его не считают. Но Краснощеков во время переговоров убеждает в необходимости создания такой республики не только Ленина и Троцкого, но и Смирнова - на этом этапе главного сибирского большевика. В целом ему удается убедить Смирнова. Он говорит, что республика не только сыграет свою главную роль в предотвращении конфликта с японцами, но еще и будет опираться, как он говорит, на местные традиции - традиции земства (то есть он апеллирует к проектам Русанова), и на Дальсовнарком. То есть он напрямую представляет себе эту республику продолжателем, в общем, Дальневосточной советской республики. То есть он в целом не скрывает этого.

М. Соколов

―

А почему всё-таки изменилась концепция? Из Иркутска эту республику послали в Верхнеудинск, то есть нынешний Улан-Удэ. То есть территорию как бы урезали.

И. Саблин

―

С одной стороны, я думаю, здесь у нас практическая политика большевиков. Красная армия в период переговоров, в принципе, уже готова двигаться на Иркутск. Впоследствии так и происходит. Это с одной стороны. С другой стороны, у нас здесь есть такая воображаемая граница для нескольких участников событий. Эта граница есть для Семенова и ддя японского командования.

М. Соколов

―

Они в Чите.

И. Саблин

―

Да, под Байкалом. То есть это узкое место - с одной стороны у нас горы, с другой озеро. Там ряд туннелей на Кругобайкальской железной дороге. Большевики, кстати, несколько раз подумывают о том, чтобы взорвать их полностью и изолировать себя от японцев - полностью, физически. Для них это как бы воображаемая граница. Соответственно, мне кажется, что и для Краснощекова это важная граница. То есть Краснощеков вначале вроде как соглашается с Политцентром о том, что нужно включить Иркутск. Но мне представляется, что Иркутск для него какой-то важной роли не играет. То есть у него тоже есть вот эта граница Дальнего Востока, которая удобна и в экономическом смысле. Те же самые дальневосточные депутаты в Государственной думе говорили, что это самое идеальное место для таможни, когда они, например, выступали за сохранение порто-франко. То есть здесь, мне кажется, просто совпадают военные обстоятельства и взгляды на регион главного большевистского сторонника Краснощекова. То есть для него буфером может быть только Дальний Восток.

М. Соколов

―

Просто чтобы уточнить: сколько в это время там находится японских войск? Плюс же еще американцы, и еще не ушли чехословаки. Правильно?

И. Саблин

―

Да. Американцев в общей сложности порядка 10 тыс., включая и некомбатантов, то есть всякий обслуживающий персонал. Японцев, по разным оценкам, в 1919 году на территории Сибири и Маньчжурии больше 70 тыс. человек - порядка 72 тыс. Насколько я знаю, там происходит постоянное движение японских войск. Вводятся новые группировки. Кто-то переводится в Маньчжурию, кто-то уходит в Корею и так далее. То есть такое постоянное движение, но по крайней мере порядка 70 тыс. человек. При этом у нас есть еще и такая застрявшая между Политцентром и новым большевистским правительством в Иркутске Народно-революционная армия, как она называется, во главе с эсером Калашниковым. Она небольшая по размеру, в основном состоит из дезертиров из колчаковских войск, частично из бывших партизан. Она совершенно небольшая по размерам. Есть разные оценки ее размеров, но, возможно, порядка 10 тыс. человек.

То есть в целом какого-то прямого военного столкновения с японцами, конечно, хочется избежать, в общем, и этой эсеровской армии, и большевикам. Тем более, как мы помним, в этот период еще не всё в порядке на западе бывшей империи: конфликт с Польшей, еще не закончены боевые действия на юге Российской империи. То есть в целом, если мы будем говорить о чисто военных сюжетах, то здесь преимущество несомненно на стороне Японии. В случае прямого столкновения японцы бы победили. Но здесь очень важный и тонкий момент. По мнению целого ряда современников, в том числе и большевиков (я бы даже сказал, особенно большевиков), никакого прямого столкновения с Японией вообще быть не должно. Здесь сторонники этого буферного государства заявляют о том, что есть японская опасность, но в феврале 1920 года у нас в Благовещенск совершенно спокойно входят те самые большевики, которые ушли в тайгу вместе с партизанами. И японцы практически без конфликтов уходят из региона.

М. Соколов

―

И что получается? Фактически на Дальнем Востоке образовалось чуть ли не 5 правительств. Так я понимаю?

И. Саблин

―

Да, можно сказать и так. После того, как войска бывшего Политцентра во главе с Калашниковым и с участием большевиков (новых дивизий, которые добавляют из Красной армии) захватывают Верхнеудинск, у нас там появляется новое правительство. Первое время оно формально является земским. Временная земская власть.

М. Соколов

―

Вот это и есть Дальневосточная республика?

И. Саблин

―

Пока еще нет. Пока там еще не вполне понятная ситуация до 6 апреля, до провозглашения Дальневосточной республики. То есть мы сейчас говорим о периоде февраля-марта 1920 года. Затем у нас правительство атамана Семенова, который получает полномочия от Колчака. Это государственное образование называется Российской восточной окраиной. Интересно отметить, что единственный человек, важный политик в регионе, который не выступает за какую-то обособленность Дальнего Востока - это Семенов. Формально он говорит, что он сторонник единой России и, в общем, подчиняется законному правителю Деникину, которому Колчак передал полномочия. Если мы будем двигаться дальше, это то самое Таежное правительство. Таежный исполком становится новым правительством в Благовещенске. Это как раз такая история успеха для большевиков, бескровного выхода японских войск из Благовещенска. Дальше у нас земско-эсеровское правительство возникает во Владивостоке. Также с гораздо большим кровопролитием происходит установление такого анархистского, эсеро-максималистского правительства во главе с Тряпицыным в Николаевске-на-Амуре. То есть вот это, наверное, основные центры власти. И во Владивостоке, и в Верхнеудинске формально власть земская, но большевики занимают там всё более прочные позиции.

М. Соколов

―

Вот об этом самом Тряпицыне очень хочется спросить. Я так понимаю, была вероятность, что Япония, как и американцы, выведут войска. Но вот этот красный атаман Тряпицын устроил там грандиозную резню, убил сотни японцев, китайцев, и в конце концов сжег Николаевск дотла. То есть фактически можно сказать, что он спровоцировал японцев на активную военную политику в течение 1920 и, видимо, 1921 года?

И. Саблин

―

Я бы сказал, что он был одним из решающих факторов. То есть его действия. В этой передаче мы как-то монолитно представляли себе Японию. Но в Японии шла острая политическая борьба. Она шла не только между сторонниками и противниками интервенции, собственно, в правительственных кругах, но и между армией и флотом. Партия флота была против экспансии на континент. Партия армии, соответственно, за. И здесь партии армии нужны были аргументы для того, чтобы остаться. Япония в этот период была под международным давлением, потому что после окончания Первой мировой войны уже было сложно оправдать присутствие в регионе. Япония активно ведет переговоры с американцами o создания в регионе, как я это называю, кондоминиума. То есть, как бы сказать, протекция и поддержка инфраструктуры в обмен на ресурсы. Ее предлагается осуществлять через земские правительства. Партии японской армии очень нужен конфликт. И здесь Тряпицын просто-напросто делает всё для того, чтобы помочь во внутренней борьбе японской партии армии. В отличие от Хабаровска, в Николаевске-на-Амуре у нас сначала идут бои с японцами. Потом с партизанами (кстати, среди этих партизан очень многие были корейцами и китайцами, то есть важно учитывать и этот момент тоже) японцы подписывают перемирие. Войска Тряпицына входят в город и начинают резать - в первую очередь русских. Китайцам тоже достается, но в первую очередь достается русским. Они убивают всех потенциальных союзников в прошлом Колчака - то есть всех представителей местной власти и всех интеллигентно выглядящих людей. То есть так же, как потом в Камбодже, можно было лишиться жизни за ношение очков. В общем, вся эта ситуация не нравится японцам. Но японцев там совершенно небольшой контингент - всего несколько сот военнослужащих. У партизан порядка нескольких тысяч войск. История достаточно хорошо описана. Японцы действительно нападают на Тряпицына первыми. Они хотят застать Тряпицына врасплох накануне провозглашения советской власти в регионе. Здесь надо помнить, что Тряпицын определяет себя как анархист-индивидуалист. В его штабе главным актором является Нина Лебедева, эсерка-максималистка. То есть к большевикам эти люди не имеют, по крайней мере, в организационном смысле никакого отношения. Здесь, на мой взгляд, ошибку совершает Чичерин. Когда происходит это японское выступление против Тряпицына и бои, Чичерин делает официальное заявление о том, что, в общем, это агрессия против советской власти. То есть если бы он сделал заявление, в котором сказал бы, что это какие-то местные банды (как это и было на самом деле) вступили в конфликт с японцами, то история, может быть, пошла бы по-другому. Затем появляется еще один дополнительный фактор. Это, собственно, корейская проблема Японской империи. 4-5 апреля по всей территории Приморской области у нас происходит выступление японцев против земского правительства - но и против корейских отрядов, корейских интеллектуалов. То есть я бы этот корейский фактор, то есть внутренние проблемы Японской империи, тоже не недооценивал. Возможно, командование во Владивостоке и без Тряпицына тоже решилось бы на какие-то агрессивные меры для того, чтобы решить корейскую проблему. Потому что в тех документах, с которыми я работал в японских архивах (коллеги из Японии мне помогали разобраться с этими документами), есть приказы из Токио о том, что нужно радикально решить корейскую проблему.

М. Соколов

―

Такой вопрос: собственно, как постепенно происходила какая-то консолидация власти на Дальнем Востоке? Как выдавили Семенова, и в конце концов какая конфигурация появилась к 1921 году? С одной стороны - вот эта Дальневосточная республика Краснощекова. А кто был с другой стороны?

И. Саблин

―

В течение 1920 года у нас происходит огромное количество событий. Первые попытки выдавить Семенова из Читы с двух сторон - со стороны Благовещенска и со стороны Верхнеудинска - не увенчиваются успехом. В том числе из-за позиции японцев. Но здесь у нас на этом этапе такого пата между большевиками и Семеновым на первый план выходит владивостокское правительство. Как я уже сказал, формально оно было земско-эсеровским, но первые роли в военной и экономической власти там играли большевики. Собственно, после конфликта с японцами 4-5 апреля 1920 года большевики вроде как уходят с лидирующих позиций.

М. Соколов

―

Кое-кого и убили.

И. Саблин

―

Да, Лазо погибает. Но многие большевики остаются в правительстве. Это очень важный момент: вот этот фактически прямой конфликт между японскими и русскими властями не приводит к уходу большевиков из этого правительства. Большевики по-прежнему занимают там в организационном смысле лидирующие позиции. Однако когда они больше настроены на такие компромиссные варианты, во Владивостоке созывается парламент. Этот парламент, по мнению умеренных союзников большевиков... А фактическими союзниками большевиков становятся не только социалисты, то есть меньшевики и эсеры, но и некоторые патриотически настроенные военные. Генерал Болдырев у нас союзником большевиков в прямом смысле не является, но на этом этапе он не является и их противником. То есть ему, насколько мне известно, предлагалось стать частью нового правительства, белого, в ходе этого выступления, но ни он, ни кто-либо из других даже откровенно правых политиков (например, бывшей городской голова Циммерман) не идут на соглашение с японцами. То есть консолидация во Владивостоке опять происходит под таким национальным флагом. Владивостокская власть считает, что они смогут через парламент объединить весь регион и даже включить в него Читу, откуда предлагается изгнать Семенова, но мирным способом - то есть выдавить его. Но здесь карты спутывает решение японского правительства о выводе войск из Читы. Когда японские войска уходят из Читы, судьба Семенова, в общем, решена.

М. Соколов

―

Его войска в конце концов вывезли в Приморье.

И. Саблин

―

Частично. Многие из его войск оседают в полосе отчуждения КВЖД. Кто-то - например, бывшие каппелевцы (многие из них были башкирами - те, кто пришел с территории нынешней Башкирии), вообще насовсем оседают на территории КВЖД. Они не только проходят через эти территории, но еще и лишаются там оружия. То есть их разоружают. И в целом у нас получается такая ситуация, что когда происходит под эгидой большевиков объединение ряда областей в Дальневосточную республику, то у нас есть такая потенциальная антибольшевистская сила в Приморье, где еще остаются японские войска, и где есть эти бывшие белые войска. Но у них в целом нет ни ресурсов, ни оружия. И что у нас происходит? У нас происходит организация переворота. Не самим Семеновым, потому что Семенова из-за его одиозности не хотят уже видеть в регионе и противники большевиков, но Семенов, можно сказать, активно спонсирует антибольшевистское подполье. Происходит такая консолидация Дальневосточной республики в ноябре 1920 года. В апреле 1921 принимается конституция. То есть заканчивается оформление республики от Байкала до Тихого океана. И уже в мае во Владивостоке происходит переворот и создание нового антибольшевистского правительства.

М. Соколов

―

То есть в какой-то момент Дальневосточная республика всё-таки формально существовала как такое единое государство. Вы говорите о конституции и так далее. А как там было с разделением властей, с парламентом, со смертной казнью? Наконец, там, по-моему, было что-то типа ВЧК - Госполитохрана, которая не подчинялась, собственно, руководству этой самой республики.

И. Саблин

―

Дальневосточная республика становится таким композитным, сложносоставным организмом. С одной стороны, те территории, где уже стоят красные войска, управляются, я бы сказал, в таком авторитарном режиме. То есть активно действует Госполитохрана. Госполитохрана является не просто аналогом ВЧК - она является его прямым продолжением, потому что спецслужба подчиняется непосредственно Москве. Кстати, у нее возникает целый ряд конфликтов с правительством ДВР. Войска тоже формально подчиняются республике, но фактически подчиняются в Москве. То есть на территории ДВР до границы с японскими войсками, то есть уже ближе к Тихому океану, происходит вполне себе большевистская политика. Но на территории, на которой еще стоят японские войска, уже провозглашена Дальневосточная республика. Там действует областное правительство Антонова. И в то время, как, в общем, до Учредительного собрания ДВР ни о каком парламентаризме на большей части республики нет речи, тот владивостокский парламент, о котором я говорил, который был создан летом 1920 года, продолжает действовать как областной. То есть у Дальневосточной республики получается фактическая автономия. Опять же, я уже говорил о том, что реального большевистского режима жители этого региона не видели в 1918 году, и они его не видят в 1920 и 1921. То есть из-за того, что красных войск здесь не стоит, здесь у нас гораздо более мягкий режим.

М. Соколов

―

Смертная казнь формально отменена?

И. Саблин

―

Да, это как бы часть конституции Дальневосточной республики. Выборы в Учредительное собрание происходят с участием всего населения, с участием КВЖД. Правда, они не являются прямыми - там избирают делегатов на съезде, но в остальной части выборы прямые. Избирательную кампанию свободной я бы не назвал, потому что большевики контролируют все финансовые ресурсы. Но в это Учредительное собрание избирается целый ряд антибольшевистских депутатов. То есть напрямую антибольшевистских.

М. Соколов

―

Большинство крестьяне?

И. Саблин

―

Да, большинством становятся крестьяне. Антибольшевистские депутаты, то есть либералы (наверное, ближе к правым, монархистским депутатам), отказываются ехать в Читу на Учредительное собрание, памятуя о судьбе Шингарева и Кокошкина во всероссийском Учредительном собрании. А эсеры и меньшевики едут в Учредительное собрание. Там они даже являются такой оппозицией.

М. Соколов

―

Они входят в правительство?

И. Саблин

―

На начальном этапе нет. То есть они не входят в совет министров. То есть у нас в Дальневосточной республике создается такая интересная, я бы назвал ее, псевдодемократическая система. С одной стороны, у нас есть парламент, но у парламента не регламентирована продолжительность сессий. И одновременно с парламентом, законодательной властью обладает «коллективный президент» - правительство из 7 человек, при котором есть совет министров. То есть у нас такая, в общем...

М. Соколов

―

Очень современная конструкция для авторитарных режимов.

И. Саблин

―

Ну да. То есть у нас, получается, исполнительная власть по конституции обладает громадными полномочиями. Эсеров никто не приглашает в этого «коллективного президента», но эсеров приглашают в совет министров. Эсеры и меньшевики в итоге входят в совет министров. Здесь еще надо отметить, что с такой демократией заигрывают и противники большевиков во Владивостоке. Там тоже созывается парламент. Он даже называется так же, как и в ДВР - Народное собрание. Но и там у нас тоже действует правительство. В этой главе книги я параллельно сравнивал два этих режима, потому что их обычно разделяют. Но они безумно похожи друг на друга. И там, и там есть «коллективный президент». И там, и там есть парламент. В этом парламенте есть оппозиция. Эта оппозиция высказывает свои взгляды, но при этом парламент фактически ничего не решает.

М. Соколов

―

Всё-таки вот этот переворот в пользу Меркулова, или братьев Меркуловых, в мае 1921 года - как и почему он происходит во Владивостоке?

И. Саблин

―

По тем данным, которые мне удалось собрать, главным спонсором этого переворота является Семенов. Семенов готовит свое правительство во главе с забайкальским казаком Паскиным. Но инициативу перехватывают Меркуловы - в том числе и потому, что их поддерживает бывшее каппелевское командование. То есть у нас две важных антибольшевистских силы - это так называемые каппелевцы и так называемые семеновцы. Семеновцы у нас стоят в основном в Гродеково, а во Владивостоке у нас концентрируется каппелевцы. Каппелевцы поддерживают Меркуловых. Семенов приезжает во Владивосток. Между ним и Меркуловыми идут переговоры на корабле - его не пускают на сушу. Японцы являются медиаторами этих переговоров и встают на сторону Меркуловых из-за того, что Семенов чрезвычайно непопулярен. Просто чрезвычайно непопулярен в регионе. Семенов через Гродеково уезжает из региона уже насовсем и поселяется в Порт-Артуре.

М. Соколов

―

Как объяснить то, что дальше вот этот меркуловский режим начинает эволюционировать и входит в конфликт, собственно, с ДВР? Начинается вот это наступление на Хабаровск достаточно малыми силами. В конце концов повстанцы потерпели поражение - видимо, закономерное.

И. Саблин

―

Я уже сказал, что в этом Приамурском государственном образовании, как они кстати, сами себя называют, был парламент. Потому что Меркуловы хотели показать, что это такая демократическая альтернатива большевикам, с одной стороны, а с другой стороны, демократическая альтернатива атаманщине. Но, с одной стороны, из-за бессилия этого парламента, с другой стороны, из-за ограничений на выборах революционные партии к выборам не допускаются. Меркулов, в общем-то, популярностью не пользуется. Затем, уже в первый год существования происходит целый ряд конфликтов и внутри меркуловского правительства. Я бы сейчас назвал их коррупционными конфликтами. То есть Меркуловы заключают какие-то сделки с японцами. Общественности, которая, как я уже сказал, в основном националистически или патриотически настроена, это всё не нравится. Но при этом и переходить на сторону большевиков они еще не готовы. Тут у нас уже происходит обмен мнениями непосредственно между теми, кто живет под властью ДВР в нынешней Амурской области и на территории Хабаровска, и между теми, кто живет в Приморской области. И выясняется, что, в общем-то, ни один из режимов не является демократическим. После того, как у большевиков не получается добиться признания и вообще присутствия на Вашингтонской конференции, они начинают закручивать гайки в ДВР. Кстати, примерно в это же время, еще до Вашингтонской конференции, Краснощекова устраняют из региона. Он у нас главный сторонник компромиссных подходов. Гайки начинают закручивать и с другой стороны - со стороны Владивостока.

М. Соколов

―

То есть оба режима становятся всё более авторитарными.

И. Саблин

―

Да. То есть они, в принципе, возвращаются к формуле гражданской войны - в целом, если мы так на нее посмотрим, авторитарные красные и авторитарные белые правительства. Никакого третьего пути там не оказывается. Вот это первое наступление вообще является больше такой инициативой каппелевцев, чем собственно Меркуловых. Они объявляют себя белоповстанцами. Это связано с соглашениями между русскими и японскими властями как раз после выступления в апреле 1920 года. Белоповстанцы во главе с Викторином Молчановым действуют в каком-то смысле фактически автономно от Меркуловых. Потом выясняется, что правительство Меркуловых не оказывает им практически никакой поддержки - ни с амуницией, ни с припасами. Потом Молчанов и другие каппелевцы винят в поражении Меркуловых. Соответственно, в ДВР сначала происходит отступление. Оно было связано с плачевным состоянием Народно-революционной армии ДВР.

М. Соколов

―

Там тоже коррупция.

И. Саблин

―

Да, там проблемы со снабжением, дезертирство. В общем-то, очень важный момент - я забыл о нем упомянуть: идея ДВР до японского выступления вообще не пользуется популярностью в той части, которая поддерживает большевиков. Да и после японского выступления, в общем, все говорят о том, что нужно немедленно провозгласить советскую власть, а эта ДВР никому не нужна. Кстати, уже в январе 1921 года, то есть когда еще идет Учредительное собрание, в Москве обсуждается вопрос, нужна ли ДВР вообще. И там уже как раз Ленин принимает решение о том, что республику нужно сохранить. Ее защищает в Москве такой владивостокский большевик Никифоров. То есть у нас как бы получается и там, и там непонятный хаос, и там, и там борьба за власть. Но в итоге на Дальний Восток прибывает Блюхер, становится новым военным министром. Москва оказывает значительную финансовую помощь ДВР, том числе, и помощь людьми. За счет этого получается привести Народно-революционную армию в более-менее боеспособное состояние и повстанцев (они дошли до Хабаровска) выбить из Хабаровска. Затем уже опять устанавливается патовая ситуация с японцами.

М. Соколов

―

То есть японцы прикрывают Владивосток и Приморье.

И. Саблин

―

Да, японцы в этом промежутке уходят из Хабаровска, и дальше граница устанавливается уже достаточно близко к Владивостоку.

М. Соколов

―

Вот вы сказали, что режим в ДВР тоже стал ужесточаться. И аресты, и изъятие из конституции отмены смертной казни, и всякие реквизиции - всё это продолжалось. Почему, на ваш взгляд, это не пугало население Приморья? Опять вот этот оборонченский национализм побеждал какие-то разумные резоны?

И. Саблин

―

Я думаю, что это очень важный фактор. Здесь надо еще отметить, что коррупционное меркуловское правительство совершенно теряет любые остатки поддержки. Меркуловы фактически занимаются распродажей того имущества, которое остается в регионе. В общем-то, отдают японцам. Что-то уже переходит под их контроль. Что-то, по слухам, должно переходить. Валюта во Владивостоке уже на протяжении нескольких лет йена. То есть в целом я бы сказал, что здесь, наверное, предприниматели являются такой очень важной группой, которая фактически начинает считать, что большевики уже гораздо меньшее зло, чем японцы. Здесь не надо забывать о том, что в Советской России у нас с 1921 года НЭП.

М. Соколов

―

Но политических свобод-то нет.

И. Саблин

―

Да, и здесь наступает такой важный для меня момент. Он был очень важным в процессе работы над книгой. Я думал, что такой точкой сборки в регионе, главной идеей является демократия. Но в процессе работы над книгой я выяснил (и большевики это тоже выяснили в течение 1921-1922 года), что политическая демократия, в общем-то, по факту особенно никому не нужна.

М. Соколов

―

А что же нужно?

И. Саблин

―

Нужен такой определенный более-менее свободный экономический режим. И в 1922 году население уже, в принципе, заинтересовано в нормальной спокойной обстановке. То есть, получается, безопасность и возможность работать и зарабатывать деньги. И получается, с введением НЭПа, с какими-то послаблениями в сторону капиталистической экономики, по крайней мере, у ряда предпринимателей, в том числе, кстати, у Бринера возникает представление о большевиках, как о меньшем зле. Опять же, если мы будем говорить о проектах объединения России, то есть опять с точки зрения каких-то патриотических чувств, то у большевиков проект очень простой: выдавить японцев с этой территории дипломатическим способом и разбить остатки антибольшевистского сопротивления. То есть да, это тоже война, это тоже кровь, но остается совершенно маленькая территория. Если мы будем говорить о Меркуловых и о правительстве, которое пришло им на смену - правительстве Дитерихса, то у них это отвоевание всей территории России, война на долгие годы, непонятная ситуация, присутствие японцев на территории, потому что без них, по мнению антибольшевистских правительств, власть не может выстоять. Естественно, с точки зрения местного населения, это хаос. Война обещает продолжится еще неопределенное количество времени.

М. Соколов

―

Как всё-таки был свергнул режим Меркуловых и что это за режим Дитерихса? Монархический Земский собор. Вообще уже какая-то несколько анекдотическая схема - с какой-то земской ратью и прочей чертовщиной.

И. Саблин

―

В течение 1922 года у нас происходит консолидация авторитарных режимов в ДВР и в Приамурском государственном образовании. При этом большевики меняют свою позицию по ДВР. Чичерин говорит, что после фактического провала в Вашингтоне большевики всячески должны подчеркивать, что они являются российским правительством, и ДВР является продолжением этого российского правительства. Происходит в первую очередь подавление социалистической оппозиции в ДВР. При этом со стороны большевиков ведутся переговоры с каппелевцами. Большевики принимают программу такой патриотической, националистической мобилизации. Они говорят о том, что мы должны вести борьбу под флагом национальной независимости от японцев. В то же время что происходит во Владивостоке? У нас там происходит конфликт между каппелевцами и рядом местных политиков и Меркуловыми, создается такая попытка пригласить в регион последнего приамурского генерал-губернатора Гондатти. Кстати, он ярый монархист. Он находится в Харбине, но отказывается. В итоге каппелевцы приглашают Дитерихса для того, чтобы он, в общем, возглавил новое правительство. Дитерихс приезжает во Владивосток из Харбина, заявляет, что он никогда не будет революционером, и встает на сторону Меркуловых. А дальше у нас созывается вот эта непонятная институция - Земский собор. С одной стороны, для ряда монархистов это, несомненно, маркер воссоздания монархической власти. Но для целого ряда политиков и предпринимателей это Земский собор в эсеровско-областнической интерпретации. То есть они видят это таким Учредительным собранием - антибольшевистским, но необязательно монархическим. Вплоть до самого созыва Земского собора речь о восстановлении монархии напрямую не ведется, и в этом Земском соборе у нас есть и оппозиция против восстановления монархии. В итоге решают послать две делегации. Одну в Японию для того, чтобы предотвратить вывод войск. Другую в Европу, чтобы поискать там представителей дома Романовых. Потому что Романовы тоже не спешат отвечать. И всё это заканчивается провозглашением такого очень архаичного правительства Дитерихса. То есть Дитерихса вообще назначают просто временным диктатором до того, как здесь найдутся Романовы. И Дитерихс сразу же превращает это всё в какое-то такое архаичное средневековое образование.

М. Соколов

―

Времени осталось совсем мало. Ну что, японцы уходят и весь этот последний оплот антикоммунизма тут же разваливается?

И. Саблин

―

Да, здесь я бы опять отметил фактор патриотической мобилизации. Потому что реального сопротивления войскам ДВР (они в этот период возглавляются Уборевичем) никто практически не оказывает. Да, есть части добровольцев при Дитерихсе.Дитерихс пытается мобилизовать население на борьбу с ДВР. У него это не получается. Японцы оружие ему тоже не дают. Фактически судьба региона очень быстро, с определенным кровопролитием, но без каких-то затяжных боев попадает в советско-большевистскую сферу. И здесь, опять же, очень важно отметить, что реальной большевистской власти население Владивостока до 1922 года еще не испытывало. Как отмечают американские наблюдатели, большевиков встречают с большой радостью. Уборевич прямо находится в смятении, говорит, что пришлось даже сказать речь. Он вообще был не готов, что его тут встретят с распростертыми объятиями.

М. Соколов

―

И фактически ДВР тут же ликвидируется, и всё это воссоединяется с Советской Россией. Вот вам и отдельная специальная республика.

И. Саблин

―

Если коротко, то да. Если чуть более длинно, то не совсем. Потому что вплоть до октября 1922 года у большевиков в Москве нет четкого плана, что делать с ДВР. Часть большевиков считает, что ДВР могла бы стать советской республикой. У нас это период непосредственно перед созданием СССР. У нас маячит такая альтернативная форма сборки, пересборки бывшего имперского пространства, которая будет представлять единицы не только по национальному признаку, но и по региональному. Но при этом в итоге решают полностью интегрировать ДВР в состав Советской России. Но какая-то экономическая автономия вплоть до 1926 года сохраняется.

М. Соколов

―

Что ж, спасибо большое! Гостем программы «Цена революции» был Иван Саблин. Наш гость из Гейдельбергского университета, доктор философии, автор новой книги «Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации». Читайте - издана в издательстве «НЛО», уже поступила в продажу. А передачу вел Михаил Соколов. Всего доброго, до свидания!