Генерал Петр Врангель во главе «крепости Крым» - Александр Пученков - Цена Революции - 2020-07-12

М. Соколов

А. Пученков

М. Соколов

А. Пученков

Почему? Потому что от своего командования добровольцами отказывался последний из зачинателей белого движения на юге России генерал Деникин. И в данном случае добровольцы - такие, например, как генерал Гудковский, некоторые другие генералы обращались по телеграфу, через председательствующего в Военном совете генерала Драгомирова, через командующего Черноморским флотом с просьбой, чтобы Деникин, который находился в Феодосии и внимательно следил за тем, что происходит в Севастополе, согласился вернуться к своим обязанностям. Но Деникин и слышать ничего об этом не пожелал.

Дело в том, что накануне этих событий, которые проходили в конце марта 1920 года по старому стилю, за несколько недель до этого к генералу Деникину явился командующий Добровольческой корпусом генерал Кутепов - тот самый, который потом принял у Врангеля пост руководителя РОВСа (Русского общевоинского союза), а потом в январе 1930 года был похищен советскими агентами в центре Парижа. Никто до сих пор не знает, где подлинное место смерти генерала Кутепова. Есть предположения, где его тело было предано земле НРЗБ залито бетоном в гараже советского посольства. Может быть, всё это байки. В общем, похитили его очень ловко.

Почему генерал Кутепов вынудил Деникина оставить свой пост? Потому что он заявил своему главнокомандующему - главкому, как говорили в ту пору, что добровольцы больше не доверяют своему вождю. Это абсолютно надломило Деникина. Он больше не желал командовать белогвардейцами.

И вот когда в ходе этого «генеральского совдепа», как назвал его популярнейший белогвардейский генерал Слащев, окончательно выяснилось, что популярный в среде высшего генералитета Деникин больше не желает командовать белогвардейцами (он уже неоднократно указал это в телеграфном ответе), возникли нестройные голоса: «Но господа, если не Деникин, тогда кто же?». И в этой ситуации неизбежно возникало имя сверхпопулярного, как бы сейчас сказали, оппозиционного генерала Петра Николаевича Врангеля.

И тогда в Феодосию, в гостиницу «Астория» (там сейчас ресторан «Генерал Деникин») ушла телеграфная лента, в которой было указано, что высший совет белогвардейских начальников просит Деникина назначить своим приказом Врангеля. В ответ немедленно последовала телеграфная лента в Севастополь: «Генерал-лейтенант барон Врангель назначается главнокомандующим Вооруженными силами Юга России. Всем честно шедшим за мной в тяжкой борьбе - низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию!». В тот же день Деникин на английском миноносце навсегда оставил Россию и больше никогда в нее не возвращался.

Генерал Врангель прибывает в Севастополь. И прибывает он с тем, что в старой греческой комедии, наверное, назвали бы «бог из машины». Дело в том, что Врангелю было поручено передать белогвардейцам особые требования англичан, от которых зависело всё снабжение белогвардейцев. Англичане предлагали белогвардейцам принять их посредничество в качестве третейского судьи при возможных переговорах с большевиками. В случае отказа белогвардейцев от этих переговоров они отказывались от какой-либо поддержки, протекции по отношению к белогвардейцам.

Всё это вместе взятое как раз породило вопрос: а стоит ли продолжать движение? И в этих условиях Врангель предпринимает неслыханную акцию. Он обходит всех высших начальников Белого Юга и просит их подписать особую бумагу, которую он собирался адресовать своему сыну: что он принял командование, уведомляя белых генералов, что он выступает в роли, я бы сказал, врача, готовящегося выписать свидетельство о смерти.

М. Соколов

А. Пученков

Проще говоря, Врангель обещал возродить честь белого дела, уведомляя белое дело, что оно проигрывает и не выиграет. Вот это было принципиально важно. И только после того, как подобная повестка была подписана, Врангель согласился принять на себя командование Вооруженными силами Юга России.

Конечно, это было совершенно особое положение. Потом многие из белогвардейских генералов, враги Врангеля (те, для кого не нашлось места во врангелевской команде), писали в эмиграции и уведомляли, что вообще никогда история военного искусства белого дела не знала случая, когда командующий, принимая командование, говорит: «Ребята, мы с вами проиграем, и для этого я и назначен». Такого еще не было.

Но парадоксом было то, что несмотря на какую-то, я бы сказал, трагическую предопределенность крымской врангелевской эпопеи, она оказалась абсолютно полноценной и, я бы сказал, во многом славной страницей гражданской войны белых с красными на юге России. Это не было избиение младенцев. Это была борьба, в которой присутствовали, выражаясь шахматным языком, сложные тактические приемы, маленькие комбинации, выражаясь языком знаменитого шахматиста Капабланки, то есть попытки размена маленькой фигуры на более крупную и так далее.

Врангель очень искусно маневрировал. Остается только удивляться тому, что в течение стольких месяцев (а в то, что Врангель продержится 7 месяцев, поверить в ту пору не мог, наверное, никто), в течение 7 месяцев Врангель маневрировал, действительно будучи (я в данном случае хочу обозначить тон своего последующего выступления) «крымской занозой», как назвал бело дело в Крыму Владимир Ильич Ленин.

М. Соколов

А. Пученков

Эпизоду с военной точки зрения ничтожному. Армия численностью сначала 3 тысячи бойцов, а потом, после объединения с кубанцами, 6 тысяч бойцов пыталась взять Екатеринодар. Была в общем-то, называя вещи своими именами, разбита в боях под Екатеринодаром. Погибает ее вождь. Они чудом спасаются от того, чтобы быть полностью истребленными. Генерал Деникин уводит армию обратно на Дон, откуда она бежала, называя вещи своими именами, на Кубань, боясь истребления.

Казалось бы, чем этот эпизод примечателен? Там, в этом походе в кубанских степях белогвардейцы нашли белую идею. Они нашли белую идею, они нашли в себе, в своей истории веру в то, что крошечная горстка храбрецов, которая со всех сторон объята красной лавой, может не просто выжить, но может побеждать.

Зачем я всё это рассказываю? Я это всё рассказываю к тому, что генерал Врангель принимает командование не в условиях, когда белые контролируют Орел, Киев, Одессу, Севастополь, Харьков, как это было за несколько месяцев до этого. Белые контролируют 1 губернию из 49 НРЗБ на начало 1920 года. Иначе говоря, это даже не заноза - не знаю, с чем это можно сравнить. Это настолько локально.

К чему это говорится? Моральное воздействие, я бы сказал, воздействие в рамках обретения легенды Ледяного похода 1918 года громадно. Воздействие врангелевской эпопеи - эпопеи противостояния крошечного Крыма всей России, в 1920 году (будем говорить без каких-то экивоков) поддерживавшей большевиков, не имело бы ровным счетом никакого значения, если бы Врангель не сумел найти в этом противостоянии Крыма и всей остальной России, я бы сказал, вторую белую легенду.

Если коротко формулировать, она заключается в следующем. Белые - вовсе не бездарные государственники или, выражаясь украинским языком, державотворцы. Белые могут создавать государство, в котором могут комфортно существовать граждане. Белые сумели выйти из матрицы Ледяного похода, когда государство создается вокруг армии и ничего, кроме армии, государство не интересует. Стоит только армии начать терпеть поражения, как государство сразу же проваливается куда-то в НРЗБ трясину.

Врангель в беседах с очень многими говорил: «Мы прекрасно осознаем, что от Севастополя до Москвы военным путем не дойти. Мы должны здесь внушить всем одну-единственную мысль, а именно: здесь, в Крыму, за Перекопом, за надежными укреплениями существует белая государственность. Здесь можно спокойно молиться в церквях. Здесь ограждена частная собственность. Здесь крестьянин в ближайшее время получит (естественно, не оговаривалось, когда это произойдет) полноценную купчую крепость, удостоверенную всеми ресурсами государства, что земля принадлежит ему, а не украдена у помещика. Наконец, здесь существует мощное международное признание».

Действительно, пускай говорят, что признание Францией де-факто правительства Врангеля как государственной силы на Юге не имело ровным счетом никакого значения. Пускай это не имело никакого значения, но никто из белых вождей прежде ничего подобного не обретал. Понятно, что это была разменная монета. Врангель стал предметом торга, и он сам это понимал.

Иначе говоря, уникальность врангелевского Крыма в том, что в нем присутствуют попытки сочетания государственного строительства со строительством военным без ярко выраженного перекоса, подобно тому, как это было в других опытах государственного строительства у других белых вождей - возьмем простой пример Колчака или Деникина.

М. Соколов

А. Пученков

Это действительно очень глубоко характерно для русского правителя - Врангель действительно распоряжался, чтобы всем вокруг внушалась мысль: Крым неприступен. Но парадоксом было то, что Врангель, с одной стороны, прилагал огромные усилия для того, чтобы так оно и было. И второе, гораздо более важное: Врангеля все окружающие уверяли в том, что с фортификационной и прочих точек зрения сделано всё для того, чтобы Крым действительно стал неприступным.

Это первое. Второе: Врангель, конечно же, прекрасно понимал, что сидеть в крымской бутылке невозможно. Врангель понимал, что Крым не в состоянии прокормить себя сам - с точки зрения хотя бы той же воды. И Врангель предпринимал целую череду попыток десанта.

Если первый десант, спустя короткое время после его прихода к власти, был удачным, удалось добиться целого ряда побед и вырваться в северную Таврию, то главный десант, августовский, целью которого была очередная, уже неизвестно какая по счету, попытка белых вновь обрести базу на Кубани, подобно тому, как этого удалось когда-то добиться Деникину, оказалась неудачной. Начиналась всё блестяще, но рейд белогвардейцев под общим командованием Улагая, конечно же, в конечном итоге оказался, я бы сказал, недопетым куплетом.

Очень многие белогвардейские генералы справедливо упрекали в Врангеля в том, что он не шел ва-банк вэтой попытке десанта. Улагаю было приказано ориентироваться на обстановку, смотреть на настроения казачества, а не как Улагай привык получать указания всю жизнь: погибнуть, но добиться того или иного результата. Улагай был бесстрашный, храбрый кавалерийский военачальник.

Иначе говоря, тогда, в августе 1920 года Врангель, по некоторым свидетельствам, действительно мог добиться того, чтобы взять Екатеринодар. Удалось бы ему переломить настроения казачества, неизвестно, ибо десант полковника Назарова на Дон показал, что казачество в целом не против советской власти в нынешних условиях (это тоже 1920 год). И кубанский десант Улагая тоже показал, что казачество в целом устало от участия в гражданской войне.

М. Соколов

А. Пученков

И опять-таки, все традиционно обращают внимание на следующий парадокс. Да, сколь удачлив (некоторые даже подбирают эпитет «гениален») был Врангель в первых своих военных операциях в качестве военного руководителя всего Белого Юга, столь же осторожен и, я бы сказал, необдуманно расчетлив, нерисков (извините за такое корявое слово) был Врангель во второй половине своих военных операций - тех, которые как раз таки могли принести максимальный выигрыш.

Иначе говоря, те, кто называет Врангеля самой крупный с точки зрения полководческого дарования фигурой, сравнивая его только с Деникиным, среди белогвардейских генералов на юге, говорят, что именно в период, когда у него появился абсолютно самостоятельный фронт работы, то есть в период, когда он был правителем юга России, в Крыму, всей полноты своего полководческого таланта Врангель не проявил.

М. Соколов

А. Пученков

Кривошеин был одним из тех, кто, я бы сказал, фрондировал против Деникина, когда Врангель начал свою охоту на власть, атаку на власть. То есть были люди, которые жужжали в уши Врангелю о том, что он будет гораздо более весомой, крупной политической фигурой в качестве главкома, чем генерал Деникин. Это были люди, не нашедшие себе места в правительстве Деникина - Кривошеин и Струве. Оба эти человека получили ведущие посты в правительстве Юга России. Струве получил пост (портфель, как говорили в ту пору) министра иностранных дел, в то время как Кривошеин стал первым лицом - премьером крымского правительства.

Можно увидеть известную фотографию лета 1920 года, где рядом стоят в строю ближайший друг, конфидент, альтер эго, если угодно, генерала Врангеля Павел Николаевич Шатилов - Павлуша - и генерал Врангель. Они, абсолютно не стесняясь каких-то традиционных военных субординационных отношений, называли друг друга Павлуша и Петруша. То есть у них были гораздо более официальные товарищеские отношения, чем когда-то у генерала Деникина и генерала Романовского. Хотя пост Шатилов занимал тот же самый - начальник штаба. При этом в военном отношении он, конечно, был фигурой гораздо менее крупной. То есть если говорить о том, где больше был соблюден баланс талантливого главкома и талантливого начальника штаба, это, конечно, в связке Романовский-Деникин, чем в связке Шатилов-Врангель.

Кривошеин, который в свое время был еще ближайшим соратником Петра Аркадьевича Столыпина в бытность осуществления им в качестве премьер-министра России знаменитой земельной реформы, был человеком, на которого Врангель возложил реализацию своей политики в главном. Врангель считал, что главное в его политике - это, конечно, земельный вопрос.

М. Соколов

А. Пученков

Если говорить в политическом отношении, Врангель всё-таки был гораздо более правый, чем Деникин. И в целом я, конечно, не согласен с теми своими коллегами, товарищами, которые утверждают, что врангелевская аграрная реформа была радикальная. Я с этим категорически не согласен. Скорее это опять-таки ставка на пресловутого крепкого хозяина, о котором когда-то говорил Петр Аркадьевич Столыпин.

Возникает встречный вопрос: а что было бы, если бы Врангель (представим невозможное) победил? Могла бы эта кривошеинская версия столыпинской реформы иметь популярность у крестьянства?

М. Соколов

А. Пученков

М. Соколов

А. Пученков

Дальше он уведомлял: за свободу веры, за свободно избранное Учредительное собрание. За то, чтобы крепкий хозяйственник НРЗБ частную собственность свою землю. За то, чтобы, пользуясь терминологией евангельского воззвания, красная нечисть схлынула с родной земли. И наконец, главное - за то, чтобы русский народ сам избрал себе хозяина. Слово «хозяина» было набрано заглавными буквами. И сразу после этого следовала подпись - «генерал барон Врангель».

Опять-таки, то, как Врангель составил это обращение, преподали таким образом, что у многих из его читателей возникло ощущение, что Врангель не просто монархист, а видит в качестве первого лица возрожденной от большевиков в России именно самого себя - генерала Петра Николаевича Врангеля. Проще говоря, сам Врангель и пропаганда против него дали повод для того, чтобы возникло вот это обобщение, что всё время было в отношении Столыпина - Петр IV. Врангеля тоже многие начали называть Петром IV.

Метил ли Врангель в императоры? Я думаю, НРЗБ что Врангель по самому складу своего характера был человеком, который считал, что он рожден для лидерства. Врангель считал, что он природный вождь, прирожденный вожак и может реализовывать любую из ипостасей, которую судьба вручает в его руки. Надо ли быть талантливым политиком - Врангель считал, что он может быть талантливым политиком. Надо ли быть талантливым трибуном - Врангель считал, что он может быть талантливым трибуном. Надо ли быть талантливым военачальником - конечно, Врангель считал, что он рожден и всем доказал, что он талантливый военачальник.

Иначе говоря, пытался ли Врангель стать монархом? Не знаю, но скажу иначе: Врангель по своему разумению считал, что подчиняться он имеет право лишь законному монарху. Если бы к власти пришел законный монарх, Врангель бы взял под козырек. Если бы на многие годы после падения большевиков в России воцарилась бы какая-то такая НРЗБ политическая конструкция, Врангель, несомненно, видел себя в роли первого лица - человека, который возрождает Россию после хаоса большевизма.

М. Соколов

А. Пученков

То, что Врангель вообще озвучил эту риторику - местное самоуправление и так далее... Врангель понимал, что сейчас не 1825 год, и даже, допустим, не 1852, и даже не 1880. Врангель понимал, что очень многое переменилось. Врангель не был реакционным мракобесом, который мечтал лишь о том, чтобы было так же, как, допустим, при незабвенном Николае Павловиче.

М. Соколов

А. Пученков

Врангель был природный оптимист. В этом, пожалуй, его принципиальная разница. Деникин, с моей точки зрения (естественно, я не был с ним знаком) производил впечатление человека, неистово верящего в Россию, но человека такого, я бы сказал, глубоко пессимистического склада характера. А Врангель был жизнелюбом и оптимистом. И вот эта вера в то, что всё будет хорошо под пробуждающимся после затяжной зимы, переносимой ими в Крыму, весенним коротким солнышком - всё это вдохнуло в белогвардейцев веру в то, что, может быть, мы и не проиграли.

Врангель сумел заставить всех запрячься в большую работу. Врангель заставил всех латать дыры после поражения в кампании рубежа 1919-1920 годов. И самое главное, конечно - начнут происходить удивительные события, которые подарили белым несколько месяцев борьбы.

Главным из этих событий, конечно, была Советско-польская война. Она отвлекла главные силы красных с Южного фронта на польский и подарила белым возможность спокойно залечивать раны после тяжких увечий, полученных в конце 1919 - начале 1920 года. Если бы красные не были заняты на польском фронте, никто и никогда, я думаю, не говорил бы о феномене Врангеля - разгромили бы врангелевский Крым, раздавили бы Южный фронт столь же быстро, как это сделал талантливый полководец Михаил Васильевич Фрунзе осенью 1920 года.

М. Соколов

А. Пученков

По сути своей, белые весь свой расчет строили, как говорил один из приверженцев Врангеля, на максимально долгой, продолжительной польско-большевистской кадрили. Продолжительность этой польско-большевистской кадрили дарила белым шансы на то, что они выиграют драгоценную передышку, которую можно использовать для главного - сделать Перекоп неприступным не для газетчиков, а на самом деле. Ставка на то, чтобы пережить первую зиму, зиму 1920-1921 года, наполнить ее судорожной работой.

И опять-таки, дальше вера во что? Каждый месяц белогвардейцы на протяжении всех месяцев гражданской войны ожидали перемены политической обстановки в Советской России. Почему? Они исходили из базового. А базовое, с их точки зрения, заключалось в следующем. Большевистская власть - преступная, ненавидящая собственный народ. Народ рано или поздно прозреет, осознает это, и тогда он сметет с тела России большевиков-насильников. Я намеренно использую слова из белогвардейских агиток. Вот нам надо сейчас удержаться здесь, на крохотном клочке русской земли в Крыму, а весной всё взорвется.

Вы представляете, какие были ощущения у белых сразу после поражения в Крыму, когда их выбросили на чужбину, когда в феврале 1921 года вспыхивает Кронштадт? Какая досада! Тамбовское восстание - какая досада, какая обида. Так болезненно это воспринималось.

Так вот Врангель полагал, что для белых каждый месяц продолжения контролируемой ими русской территории является небывало важным с политической точки зрения. Любой ценой остаться в Крыму. А дальше там, в Советской России увидят, что здесь, в Крыму, за Перекопом есть нормальная жизнь. Здесь не разоряют крестьян дочиста, как в Советской России. Здесь не забирают по смехотворным причинам в ЧК и так далее. Наконец, здесь не мрут с голоду, как мухи - здесь нет военного коммунизма со всеми его бесчисленными прелестями. И так далее.

Иначе говоря, Врангель пытался исходить из того, что русский мужик за время большевистского владычества уже едва ли не благоговейно вспоминает предвоенное время, когда жилось очень тяжело, но можно было выжить. И в этой ситуации Врангель опирался на ностальгию по, выражаясь языком Паниковского, раньшему времени. Вот это «раньшее время» Врангель как раз таки пытался создать в белом Крыму. Неслучайно белый Крым опять-таки стал временем удивительного расцвета культуры и науки. Он стал аккумуляцией многих культурных сил старой России. Сюда съехались многие и многие историки, политики, литераторы, киноактеры и так далее.

М. Соколов

А. Пученков

Врангель считал, что одной из главных ошибок старого главного командования (иначе говоря, ошибок Деникина, называя вещи своими именами) было то, что мы, белогвардейцы, находили врагов в стане тех политических сил, которые, по идее, должны быть с нами. Иначе говоря, Врангель, естественно, был, выражаясь языком политики, НРЗБ. Но Врангель исходил из так называемой «реалполитик», как любили говорить в ту пору. А именно: да, поляки захватят русские территории. Да, их поведение на этих территориях омерзительно. Но лишь благодаря факту захвата ими этих территорий и борьбы против Советской России мы, национальная Россия, получаем возможность продолжать существовать.

В данном случае, по логике, которая абсолютно не соответствовала представлениям Деникина, враг моего врага - мой друг. Какие условия предлагал Деникин в рамках союза с Петлюрой? Немедленное разоружение и переход под фактическое признание белогвардейских лозунгов. У Врангеля несколько по-иному: давайте вместе бить большевиков. Пока очень плохо прочерчиваются параметры нашей столь общей политической философии. Но давайте мы их разобьем, и дальше будем договариваться. Представить подобное для Деникина невероятно трудно.

Иначе говоря, Врангель был циник, готовый использовать любой козырь в борьбе против общего врага - большевиков. Почему? Был ли он настолько бесстыжим, как писали о нем советские газеты? Врангель исходил из того, что любая неделя продолжения борьбы красных с белыми - это историческое для последующей национальной России дело. Иначе говоря, мы, белые, должны забыть о том, что поляки как оккупанты хозяйничают на русских землях. Они воюют против наших врагов - большевиков, и значит, мы должны забыть, чем они занимаются. Они воюют против наших врагов. Они этих врагов делают слабее, а значит, тем самым делают нас, белогвардейцев, сильнее.

Но при этом оставалась то, невозможно было вырезать, сбросить куда-то в угол или выбросить. Многие среди белогвардейцев радовались, когда Красная армия начала бить поляков и выгонять их с русских земель - в то же время понимая, что это приближает их, белых, погибель. То есть они радовались возрождению русской армии, пускай под знаменем РККА. Они радовались, что красноармейцы бьют поляков, как исстари били их славные предки. Но в то же время они понимали, что это предопределяет будущую гибель белогвардейцев.

М. Соколов

А. Пученков

Представить подобного рода рассуждения о том, что можно устроить нечто, напоминающее общий союз Деникина с махновцами, мне кажется, было нельзя. Деникин написал об этом в своих воспоминаниях - что эти повстанческие отряды были хороши, когда они били в бок красным в разгар наступления белых. Но потом они начинали бить в бок белым. Поэтому невозможно сказать, вносили они большее вспомогательное или наоборот, дезорганизующее начало в борьбу красных с белогвардейцами.

М. Соколов

А. Пученков

Врангель исходил из того, что сколь угодно долгая продолжительность существования белого Крыма автоматически предопределяет следующее. В Россия сосуществуют две диаметрально противоположных государственности - белая и красная. И значит, в силу того, что, с точки зрения белых, у красных никакой государственности нет, жить при такой государственности нормальный человек не желает, если белый Крым сохранится, у него неизбежно будут появляться союзники. Иначе говоря, к нему будут прибиваться территории с зыбкими настроениями - сначала казачество и так далее. Иначе говоря, Врангель считал, что сам факт существования белого Крыма предопределяет незаконченность, неокончательную законченность борьбы белых и красных. И значит, гражданская война продолжится.

М. Соколов