Криминальный мир Царицынской губернии во времена НЭПа - Вячеслав Ященко - Цена Революции - 2020-07-05
М. Соколов
―
В эфире программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. У нас сегодня на связи из Волгограда историк Вячеслав Ященко. Мы говорим о криминальном мире Царицынской (Сталинградской) губернии 20-х годов. Так называется книга, которую написал Вячеслав — репортажи о громких уголовных делах эпохи НЭПа. Книга очень интересная. Я думаю, что впервые изучен такой огромный материал.Вячеслав, добрый вечер! Расскажите, где вы нашли такой замечательный материал о криминалитете 20-х годов?
В. Ященко
―
Добрый день! Вот я демонстрирую вам эту замечательную книгу. Конечно, здесь собран незначительный материал, потому что в архивах Волгограда хранится очень много - порядка тысячи уголовных дел. Это уголовные дела революционного трибунала, народного суда, прокуратур — то, чем занималась прокуратура, этими делами.Просмотреть мне удалось только где-то 500 уголовных дел за 20 лет. Я выбрал такие типичные уголовные дела, чтобы показать типовые преступления, и экстраординарные. Туда вошли 52 криминальных истории. Они разбиты на различные категории — убийства, грабежи, дебоши, должностные преступления и так далее.
Замечательный материал, потому что он интересен не только историкам (особенно историкам, которые занимаются историей повседневности), но и, я думаю, журналистам-краеведам, потому что это обильный и благодатный материал, который можно поставлять в местные СМИ.
М. Соколов
―
Скажите, это всё-таки научная монография или такой сборник криминальных репортажей?
В. Ященко
―
Это сборник криминальных репортажей, но первая глава там — исторический очерк. Она научная. Книгу обозначили как научно-публицистическое произведение. Просто монографии не очень хорошо читает широкая аудитория, а здесь криминальный репортаж — это очень интересный жанр. Все любят детективы, в том числе и я.
М. Соколов
―
Скажите, вот вы ставите там в предисловии, если я не ошибаюсь, задачу найти следы жизни незамечательных людей, безымянных участников исторического процесса. Зачем это, собственно, делать? Как вы объясните?
В. Ященко
―
Опять-таки, есть направление в истории — история повседневности. В многотомных трудах классической истории мы в основном имеем дело с героями — со Сталиным, с какими-нибудь, не знаю, героями Гражданской войны и так далее. А основная масса населения как бы уходит в сторону. Они как статисты — их не видно, не слышно. А здесь их и видно, и слышно. То есть как страдали люди на самом деле. Вот эта трагедия Гражданской войны через конкретные судьбы очень заметна именно в этом материале, в уголовных делах.
М. Соколов
―
Что происходило в этом регионе, который мы называем Царицынской губернией (наверное, можно говорить немножко пошире - Нижнее Поволжье) после революции 1917 года? Что это было такое — поле боя красных и белых, красного и белого казачества, или можно посмотреть на это как-то пошире?
В. Ященко
―
Царицын вообще занимал особое положение в географии Гражданской войны. Дело в том, что, как мы знаем, после распада Российской империи началось продвижение немецких войск в Украине. И Царицын в первые месяцы революции рассматривался как ступень, которая оградила бы вот это продвижение немцев. Потому что несмотря на договор, они шли дальше, попали в Донскую область. И Царицын до появления этих антибольшевистских восстаний рассматривался военспецами именно как такой заслон для продвижения немцев.Поэтому здесь, в Царицыне стали накапливаться арсеналы. Но уже потом, весной 1918 года у нас повсюду начинаются антибольшевистские восстания, и Царицын уже окружен белыми армиями. С востока у нас уральское казачество, с запада у нас идет донское казачество, потом Деникин и так далее. Мы знаем о том, что там порядка 5 осад — 3 белые осады и 2 осады со стороны красных.
В общем, гражданская война затронула наш город достаточно серьезно. И эти беды повлияли на то, что из уездного города он превратился в губернский. Дело в том, что Северо-Кавказский военный округ был образован в мае 1918 года, и уже в августе центром этого округа стал (именно военного округа) стал Царицын. Поэтому Сталин своим приказом 62 уже в сентябре 1918 года превратил наш город в губернский город, дал ему такую путевку в жизнь.
Уже потом эта территория стала обрастать новыми землями за счет Астраханской губернии, за счет Донской области. К 1921 году у нас уже 4 донских области были присоединены к Царицынской губернии. Поэтому это достаточно обширный регион и очень значимый как в военном отношении, так и в экономическом.
М. Соколов
―
Эта территория была частью территории Верхнедонского восстания, которое описывает Шолохов, или нет?
В. Ященко
―
Да, конечно. Просто я сказал, что в 1921 году эти территории были присоединены к Царицынской губернии. Но это очень сильно повлияло. Верхнедонское восстание разворачивалось во 2-м Донском округе, в Усть-Медведицком, в Хоперском и так далее. То есть уже формировались отряды, которые потом вошли в армию Краснова, а потом, позже, в Кавказскую армию Деникина, Врангеля и так далее.Да, так оно и было. Но мы с вами это уже обсуждали лет 5 назад на одной из наших передач про «красный Верден». Кстати, можно отослать слушателей туда — там это всё очень подробно описывается.
М. Соколов
―
А как, собственно, заканчивается эта гражданская война как столкновение красных и белых армий? Это уже начало 1920 года, когда красные освобождают Царицын. И, собственно, какую власть, какой порядок они приносят на эту территорию? Что там происходит?
В. Ященко
―
3 января 1920 года 10-я и 11-я красные армии освобождаются Царицин. Больше боевых действий в Царицыне не происходит. Но гражданская война приносит за собой разруху, голод, даже голодомор и различного рода бедствия для населения. Дело в том, что за период гражданской войны население города уменьшилось с 150 до 87 тыс. - практически вдвое.Но, тем не менее, состав населения изменился, потому что здесь были большие миграционные процессы. Тут было порядка 15 тыс. только зарегистрированных беженцев (естественно, их было больше). Плюс к этому добавлялись еще военнопленные периода Первой мировой войны. Здесь же у нас в Царицыне что-то делали и иностранные консулы — непонятно что, и таким образом раздражали чекистов.
В общем, получается такая ситуация, что местное население, как мне показалось, от власти было отстранено. Потому что даже работая с этими уголовными делами (там же уголовные дела и по начальникам угрозыска, ЧК и так далее), видно, что люди-то все были пришлые. То есть местные проблемы их мало занимали — они делали карьеру. И, собственно, эти пришлые революционеры довольно легко совершали должностные преступления, брали взятки. Ну, как-то переходили к мирной жизни, когда не надо было бороться, а надо было как-то выживать в условиях голода.
М. Соколов
―
Вячеслав, а что, собственно, происходило на крестьянских территориях в 1920-1921 году? Мы знаем, что после окончания гражданской войны армий начинаются крестьянские восстания, появление каких-то политических банд, переход на их сторону каких-то отрядов Красной армии. Здесь можно говорить о том, что было такое народное движение против большевизма? В общем, наверное, слитое с таким бандитизмом, поскольку им же тоже нужно было кормиться. Они и воевали, и грабили одновременно, как я понимаю из вашего текста.
В. Ященко
―
Я, опять-таки, могу отослать слушателей, кто хочет подробно об этом узнать, к архиву ваших передач. У нас с вами первая передача как раз была посвящена красным командирам, которые боролись с большевизмом. И там же шла речь и о повстанчестве.Я отношусь к той категории историков, которые считают, что параллельно с гражданской войной всё-таки была еще и крестьянская война. То есть вот это движение зеленых как раз представляют яркие представители этой войны. И если гражданская война для нашей территории закончилась в 1920 году, то крестьянская война закончилась только в 1923 году.
Дело в том, что, допустим, в Заволжье (у нас тут было два региона — Заволжье и донские округа) было как минимум два крупных территориальных восстания. Это восстание «степных партизан» еще во времена гражданской войны. Организовано оно было с помощью диверсионных отрядов белой армии, которые пытались организовать многочисленных дезертиров, которые скрывались в степях, и всё-таки заставить их воевать против большевизма.
И еще в апреле 1921 года у нас в Старополтавкинском районе (Республика немцев Поволжья) вспыхнуло огромное интернациональное восстание. Самоназвание у него было Восстание голодающих крестьян Поволжья.
И, естественно, вся эта территория была заполнена многочисленными отрядами, которые вначале выдвигали эсеровские (и не только эсеровские) лозунги, то есть имели политический характер. Но после подавления Кронштадтского мятежа на территорию Царицынской губернии вошла 27-я Омская стрелковая дивизия. Бригады активно проводили оккупационную политику, оккупацию степей — как заволжских, так и донских.
М. Соколов
―
Что это значит — оккупационная политика? У вас там, по-моему, описано, как они действовали, эти карательные отряды.
В. Ященко
―
Коротко скажу так. Они занимали основные крупные населенные пункты и проводили карательные экспедиции. При этом они сжигали хутора и занимались выселением тех хуторов, которые являлись базами для повстанцев.В результате уже к зиме 1922 года, когда донской атаман Яков Фомин, про которого, кстати, Шолохов писал в «Тихом Доне», пришел из донских степей, перешел Волгу и углубился в Заволжье, он здесь нашел уже полную разруху и полную пассивность местного населения, потому что воевать уже никто не хотел.
Собственно, к 1923 году всё это движение переводилось в уголовный бандитизм - очень жестокий, беспощадный и беспринципный. У меня в этой новой книге как раз есть описание того, как вели себя эти бандиты.
М. Соколов
―
Но до бандитов еще были, собственно, вот эти оккупационные войска. Я просто читаю - примеры, конечно, впечатляющие: «Всех захваченных 12 человек бандитов расстрелять. Хутор Назарочкино как бандитское гнездо сжечь». А дальше части бригады № 80 двинулись в Ленинск, потом в Царицын. Командующий этими операциями некий Роман Иванович Сук награждается за все эти подвиги вторым орденом Красного знамени.То есть жестокость по нынешним временам была, в общем, такая, прямо скажем, как при каких-то антипартизанских операциях в каких-нибудь колониальных странах. То есть действительно оккупационный режим.
В. Ященко
―
Так это и были антипартизанские операции. Они же боролись с партизанами. Они, карательные органы, этих повстанцев и называли партизанами. Поэтому здесь всё, как говорится, классика.
М. Соколов
―
Да еще переселение - собственно, выселение из хуторов. То есть это было как бы лишение этих отрядов возможности опираться на население.
В. Ященко
―
То есть уничтожались базы.
М. Соколов
―
А насколько это было масштабно? Как-то известно, сколько этих хуторовибыло сожжено, уничтожено со столыпинского, я так понимаю, времени?
В. Ященко
―
Таких цифр я не нашел, хотя искал. Только по косвенным данным можно предположить, что половина хуторов. Дело в том, что в столыпинское время хутора располагались друг от друга такой сетью - 3-5 километров. То есть можно было видеть - с одного хутора хорошо просматривался другой. Вся степь была покрыта сетью хуторов. Естественно, что к периоду коллективизации население там осталось только в крупных населенных пунктах.
М. Соколов
―
Как, собственно, происходит этот переход к чистому бандитству? У вас там описано: грабят и пароходы, и поезда. Что это за персонажи, которые берутся уже за такие чисто бандитские мероприятия?
В. Ященко
―
Дело в том, что уже в период гражданской войны сформировались уголовные из дезертиров как красной армии, так и белой. Эти уголовные банды или банды бывших скотокрадов, которые еще до революции, допустим, занимались конокрадствами, перерождаются в такие крупные отряды. Допустим, Усть-Медведицский округ славился такими бандитами, как «хорьки» — так их называли. Это клан Химичева.
М. Соколов
―
Расскажите про «хорьков», это очень интересная история.
В. Ященко
―
Да, они имеют такую довольно интересную историю. Этот клан сформировал папаша, которого в 1919 году расстреляли за конокрадство. И вот все эти братья, двоюродные братья, кузены и прочие - всё это входило в семейный клан.Одно время они грабили, до 1920 года просто занимались обычными грабежами, прятались в окрестных лесах. Потом, когда восстал караульный батальон в слободе Михайловка под руководством Вакулина, красного орденоносного командира, они присоединились к этому повстанческому отряду и одно время путешествовали с ними, спасаясь от карателей, а потом отсоединились. При этом они существенно пополнили свой арсенал пулеметами. И вот с этого времени начинается их уголовная одиссея.
Они не только занимались обычными грабежами, но и, как показывают в фильмах про Махно, захватами поездов, следующих из Царицына в Грязи, пароходов. То есть не стеснялись опустошать кошельки обычных граждан.
Также в южной части 2-го Донского округа была другой клан бандитов - атаманы Куликов и КИселев. Киселев вообще легендарная личность. О нем можно долго разговаривать. О нем до сих пор помнят местные жители. Когда я с ними начинаю общаться, они: «Киселев, Киселев». Кстати, они и ударение мне правильно поставили.
М. Соколов
―
То есть это такой легендарный народный разбойник?
В. Ященко
―
Народный разбойник, который грабил и народ в том числе. Я говорю, беспринципный человек. А уже ближе к Саратовской губернии, вот эти волжские места — там тоже промышляли и «хорьки», и местные бандиты. Просто останавливали пароходы. Не останавливали, а нападали на пристанях на пассажирские пароходы, грабили и потом скрывались в лесах.Здесь, кстати, интересен момент, о котором можно было бы отдельно поговорить - где эти клады прятались. Потому что возить с собой такое количество имущества было невозможно. Допустим, если захватывался скот в коммунах, его легко могли забрать каратели - он медленно ходит. Поэтому этот скот перепродавали. В период голода жители крупных сел легко расставались со своим серебром и золотом. И уже вот это серебро и золото они прятали где-то в этих степных колодцах. Было бы интересно, конечно, найти. Потому что не все бандиты выживали и потом забирали свое награбленное имущество.
М. Соколов
―
А что всё-таки за легендарный разбойник этот Федор Киселев, который, как я читал у вас, вообще исчез без следа, как будто его и не было? Он, по-моему, несколько лет безобразничал в этих местах.
В. Ященко
―
Последние упоминания о нем в 1927 году. Но уже тогда, 1927 году, он стал легендой, потому что практически все сообщения местных жителей о нем не подтверждались милицией и чекистами. Активно он себя вел, конечно, с 1922 по, наверное, 1925 годы — Сарский округ, граница со Ставропольем, юг 2-го Донского округа.Интересен даже не столько сам этот Киселев, сколько персонажи, которые его окружали. Там была одна дома. У меня есть рассказ о ней - называется «Атаманша-извергиня». Она славилась жестокостью. Это была обычная казачка, которая вышла замуж, как оказалось потом, за бандита, который служил в этом киселевском отряде. Его потом убили при задержании, а эта дама стала руководить этой группой.
Расправлялась она достаточно жестоко. Там описываются случаи, когда семью НРЗБ на нее напали и просто порубали всю семью - поотрубали им головы, включая стариков и детей. Ужасная история. То есть славились своей жестокостью. Помимо людей, они, естественно, грабили кооперативы, различные коммуны, совхозы. Но так как силы у них были небольшие, на крупные объекты они не совершали нападений. Хотя один ростовский проход на Дону они ограбили.
М. Соколов
―
А где они вообще скрывались? Просто в лесах или у них были какие-то базы в селах, сеть поддержки и так далее?
В. Ященко
―
Естественно, пока движение носило политический характер, они скрывались в хуторах. Затем, когда перешли к уголовным преступлениям, народ, местное население перестало их поддерживать. Дело в том, что лесов там нет (если мы говорим про Киселева) — в основном степи. Но поймы степных рек покрыты тростником, густыми зарослями тростника. Кстати, про эту женщину описывается, что когда она ушла с мужем на нелегальное положение, они жили в землянке как раз в таких тростниковых зарослях.Спрятаться было где, потому что территория достаточно обширная, а карательные операции были всё-таки очень дороги для государства. Поэтому охотой за ними занимались небольшие группы частей особого назначения и милиции. Поэтому их так долго и ловили. То есть за ними не охотилась армия. Они бегали - их 13 человек и охотников 15. Только охотники имели пулемет, поэтому могли себе позволить не бегать друг от друга, а именно гоняться за ними.
М. Соколов
―
Какова вообще была судьба таких групп бандитов? Примерно, если посмотреть эту историю, какие приговоры выносились против лиц, которые были замешаны в открытом бандитизме, ограблениях, убийствах и так далее?
В. Ященко
―
Допустим, вот эта Христина Дмитриева, про которую я рассказывал, эта извергиня, несмотря на свои зверства и руководство бандой, получила порядка 10 лет строгого режима несмотря на то, что была явно подрасстрельная статья. Ее подельники были расстреляны — 3 человека. Здесь мы видим такие достаточно суровые меры, которые к ним применялись.Это было начало 20-х годов. А уже к середине 20-х годов (да, в общем-то, и в начале), часто получалось так, что государство проявляло милосердие. Допустим, если человеку грозил расстрел, высшая мера, то его приговаривали к 10 годам, а потом по амнистии ему оставляли 5 лет. То есть человек совершал страшное преступление, 5 лет отсидел и вернулся.
Такой гуманизм проявлялся достаточно часто. Амнистировали часто именно по праздникам — Первомай, начало революции и так далее. Я это связываю с тем, что в период НЭПа всё-таки нужны были рабочие руки, нужно было восстанавливать хозяйство. И плюс ко всему, плачевное состояние концлагерей и исправительно-трудовых домов, где страдали все — и заключенные, и те, кто их охранял. В общем-то, было проще избавиться от этих уголовников побыстрее. Поэтому амнистии были довольно частым явлением, и люди избегали сурового наказания.
М. Соколов
―
Наверное, спастись еще было легче тем, кто демонстрировал свое пролетарское или бедняцкое происхождение?
В. Ященко
―
А других и не было. Все были с пролетарским происхождением. После гражданской войны кто там мог продемонстрировать иное происхождение?В начале 20-х годов началась реэмиграция. Уже стали возвращаться из-за границы бывшие белогвардейцы. Здесь интересен такой момент, что они стали занимать видное положение в советах. Поэтому там были перевыборы, вот эти скандалы, чекисты заново начинали их обрабатывать. С реэмигрантами была такая история.
И потом очень много сдавшихся и впоследствии уже участвовавших в польской и крымской кампаниях этих бывших белогвардейцев также представляли опасность для советской власти, потому что взгляды у них, естественно, не поменялись.
М. Соколов
―
То есть за ними была постоянная слежка?
В. Ященко
―
Да, постоянная. В этой книге я, допустим, описываю ситуацию в станице Суворовской как раз в мае 1921 года. Там на острове Фили (был такой донской остров — большой, обширный, заросший растительностью, где можно было спрятаться) прятались дезертиры. И вот местная окружная ЧК решила, что они носят политический характер. Хотя люди просто скрывались, чтобы дождаться амнистии.Из них сделали политических, выловили их всех посредством провокации - заставили совершить уголовное преступление. Они ограбили единое потребительское общество. При этом пересажали практически половину этой станицы с хуторами, включая стариков и женщин, которые в той или иной степени помогали им. И при этом в конце сели еще и следователи этого окружного бюро, потому что они во время следствия дискредитировали советскую власть пьянками и взяточничеством - они отпускали за деньги этих заключенных.
Там великолепная история, в этой книге она описывается очень подробно. То есть были такие великолепные типажи. А сейчас смотришь фотографии — просто красавцы, такие молодые люди.
М. Соколов
―
Ну и самогон, конечно. Это неотъемлемый элемент всей этой жизни. Там вы, по-моему, как-то отмечали, что 80% преступлений совершалось в пьяном виде.
В. Ященко
―
Да. Но я хотел бы сразу сказать по поводу статистики. Я ее, конечно, там привожу, в этом историческом очерке. Со статистикой нужно быть очень осторожным, потому что она не отражает действительного положения дел. Потому что большая часть преступлений (допустим, мелких) просто не регистрировалась. Я видел документы, где описывается, как наловили карманников и воров, а начальник угрозыска их берет и выпускает, вообще никак не оформляя. То есть представляете, какое количество зарегистрированных преступлений?
М. Соколов
―
Это добрая традиция и сейчас.
В. Ященко
―
Наверное, да, не меняется. А по поводу алкоголизма, самогоноварения и так далее... Дело в том, что в период созревания арбузов варили марбек, и из этого марбека уже делали в большом количестве самогон, так как из зерновых его делать было невозможно, так как не было хлеба. Но из марбека делали очень много самогона. И даже в период НЭПа некоторые власти брали в зачет продналога именно самогон. Во временное пользование, естественно.Есть большое количество документов, где рассказывают, что население пило просто поголовно — особенно в праздники. Начиная от стариков и заканчивая малолетними детьми, все были пьяные.
Я часто встречал среди современных историков такое выражение, что вот это поголовное пьянство в период НЭПа (и не только в период НЭПа) было как бы реакцией населения на советскую власть. То есть это акт гражданского неповиновения, акт гражданского протеста.
Так оно и было. Потому что, допустим, списать нежелание представителя местной власти работать на то, что он пьяница, было проще. И он делал вид, что да, я пью, что поделать, это такая моя болезнь, вот так я слаб как человек. А на самом деле он, может быть, действительно сопротивлялся той политике, которую проводили в то время в деревне. Кстати, алкоголизм из уголовной статьи, по-моему, в 1924 или 1925 перевели в административку.
М. Соколов
―
В общем, за самогон стали меньше сажать.
В. Ященко
―
Их вообще перестали сажать. Там были какие-то смешные штрафы за самогоноварение, или изымали эти самогонные аппараты, и всё. А эти самогонные аппараты были не только в подвалах у крестьян. Доходило до того, что их делали в местном губернском концлагере. Был даже скандал по этому поводу. Пили все.
М. Соколов
―
Вячеслав, а что можно сказать о карательных органах? В каком состоянии были милиция, ревтрибунал, прокуратуры и, естественно, ЧК? Как работала эта система?
В. Ященко
―
Дело в том, что с самого начала 20-х годов вся эта система пребывала в страшной разрухе. Дело в том, что голод коснулся не только простого населения, но и карательных органов. С 1921 по 1923 год мы видим очень большое количество этих реляций по поводу бедственного положения милиции, прокуратуры, ревтрибунала. Людям нечего было есть. Люди меняли свою форму (часто ходили чуть ли не в кальсонах) на то, чтобы купить хлеба на рынке.Естественно, вот эта небольшая зарплата очень часто задерживалась. Ее часто не выдавали в полном объеме. При этом нагрузка, допустим, на милиционеров была превышена по нормативам в 2-3 раза. И нужно было обслуживать огромную территорию.
Поэтому банды и чувствовали себя неплохо. Банды-то кормились без всякого спроса, а этот не мог прийти на склад и просто что-то забрать в кооперативе, потому что его бы тогда наказали за должностное преступление. Могли, кстати, и расстрелять за дискредитацию советской власти.
Поэтому здесь постоянно идет поток этих писем — в основном, в центр, в Москву: будьте любезны, обеспечьте карательные органы деньгами. В 1923 году, после денежной реформы, обеспечили золотыми червонцами как вы думаете кого из этих карателей? Догадайтесь!
М. Соколов
―
Наверное, всё-таки чекистов?
В. Ященко
―
Чекистов, правильно! Чекисты чувствовали себя великолепно. А, допустим, милиция пребывала в таком состоянии до 1927 года.
М. Соколов
―
Слава, а что можно сказать о коррупции во власти? За что брали взятки и что воровали или, как теперь говорят, пилили из бюджета?
В. Ященко
―
Здесь можно проследить два таких момента. Это когда брали по мелочи и сурово наказывали, и когда наказывали за серьезные преступления.Вот по мелочи — у нас тут был 28-й трудовой батальон. Трудовая армия после гражданской войны начала расформировываться, и вот и его расформировывали. В результате практически всё командование, включая и хозчасть, были взяты в оборот чекистами, посажены в концлагерь только за то, что они при перераспределении, при ликвидации своей части украли какую-то незначительную часть продуктов питания. При перераспределении дров было что-то такое неправильное, и еще они из медицинского околотка забрали какие-то старые халаты с простынями. И вот за это люди получили реальные сроки — от 5 до 10 лет.
Это как бы брали по мелочи. А та же самая ЧК, допустим, пострадала за то, что был такой Николай Николаевич Зиновьев — до июня 1921 года руководил губернской ЧК. Его и его подельников взяли за пьянки, за взяточничество и за то, что все дела превратили в хаотическое состояние. То есть работа ЧК тогда не велась. Кстати, возвращаясь к пьянству - в том числе и чекисты им страдали.
В угрозыске взятки брали начиная с низового уровня и заканчивая руководством. Потому что существовала такая система, когда, собственно, милиция кормилась за счет бандитов. То есть они собирали свою дань со всех этих карманников, воров на рынке, брали взятки со скотокрадов. Там прямо был свой лимит. То есть они должны были накормить своего милиционера. За милиционерами были закреплены мелкие воришки — они их кормили, снабжали помесячно деньгами и так далее.
А уже более крупное начальство... Был такой Семен Сергеевич Бондаренко, замначальника губернского уголовного розыска. Он уже просто приходил в камеры и заявлял, чтобы собирали деньги. Как только родственники собирали деньги, они выкупали своих товарищей, и он их выпускал. Здесь уже были более серьезные суммы, и более серьезное наказание понес этот человек. Хотя потом он бросился в бега. Нашли его аж в Узбекистане где-то в конце 20-х годов и простили, потому что человек уже свое перетерпел, как посчитала кассационная комиссия.
М. Соколов
―
А советские партийные чиновники попадали во всякие разработки? Их сажали за ту же коррупцию, за растраты и так далее? Что-то попалось интересное?
В. Ященко
―
Да, попалось. Допустим, по начальникам губернского уровня материала практически нет. Просто он весь был в Москве. А вот, допустим, мелкие чиновники...Допустим, был такой Митрофанов — бывший красный моряк, который дослужился, сделал карьеру и заведовал всеми пристанями Волжского бассейна здесь у нас под Царицыном. Вот он как бы не видел разницы между шерстью своей и шерстью государственной. Спокойно тратил государственные деньги на женщин, вино и всякого рода развлечения. Катался по ночам на катерах со всей этой компанией, в сопровождении поэтов и музыкантов. Катался здесь по островам, сидел в ресторанах.
Таким образом он провел полгода. То есть он, во-первых, представлялся, что он представитель какой-то московской центральной организации - чуть ли не ревизионной комиссии. Другим он представлялся нэпманом.
В результате его взяли, препроводили в тюрьму, и он там зарекомендовал себя хорошим поведением. Стал библиотекарем, ему даже доверяли деньги на покупку книг. Он выходил в город, покупал книги. Иногда пропивал эти деньги, за что попадал в карцер.
Но, что удивительно, несмотря на отличное поведение, растратчиков не выпускали по амнистии. У них наказание было суровым. То есть там была директива, что растратчики, дискредитаторы советской власти должны отсиживать свой срок полностью.
М. Соколов
―
Вячеслав, а что всё-таки можно сказать про борьбу с контрреволюцией? Вот я вижу, что в вашей книге очень много историй, прямо скажем, анекдотических, в основе которых всякий раз какая-то ссора, донос, приписывание людям антисоветского поведения. У какой-нибудь несчастной женщины находят дневник с некими антисоветскими высказываниями и потом долго ее мучают и чуть ли не сажают. Но всё-таки не сажают. Ну и есть другие истории, конечно, более впечатляющие.
В. Ященко
―
Да, это было время, когда всё-таки нужно было следить за своим языком. Часто люди в порыве гнева, в какой-то нервной встряске начинали выражаться нелицеприятно по поводу советской власти.
М. Соколов
―
«Врангель вернется — с вами разберется» — получите 6 месяцев.
В. Ященко
―
Да, 6 месяцев можно было легко получить за такие слова. За обычную коммунальную ссору. Что касается, допустим, этой девушки, которую вы назвали, с ее дневником - это вообще очень интересно.
М. Соколов
―
Вера Шепелева.
В. Ященко
―
Сам ее дневник интересен именно с позиции этой истории повседневности. Потому что она там описывает как раз начало гражданской войны. Описание, как жили люди в Царицыне. Естественно, любовная лирика. Этот дневник вообще надо издать отдельной книжкой.Всё, что там ей приписывали контрреволюционного, были две фразы — «Красные черти» и как-то еще она там нелицеприятно высказалась по поводу комиссаров. Всё. Остальное идет любовная лирика и бытовая жизнь в условиях 2-3 осад города.
Ее, естественно, простили. Причем этот дневник нашли у сотрудника уголовного розыска, потому что семью этой Веры обвиняли в грабеже. А всего-навсего при отступлении белых пустовала квартира соседей, и они вещи этих соседей переместили к себе, чтобы эту квартиру не ограбили. А те подумали, что они ограбили. В общем, ситуация разрулилась, а вот девушку отправили в тюрьму именно за этот дневник.
Контрреволюционные высказывания, естественно, были, допустим, со стороны рабочих. Есть там так называемая «контрреволюция рабочего Ворошилова». Он пострадал за то, что, собственно, требовал от своих работодателей оплаты труда вовремя и обеспечение его и его коллег орудиями труда. Он работал ремонтником на железной дороге. Тоже завели уголовное дело по контрреволюции. Но, тем не менее, с ним, как с пролетарием, естественно, доводить до цугундера никто не стал. Человек отделался легким испугом.
М. Соколов
―
У вас там еще есть история такого педагога Николая Короткова, который был участником Общедонского восстания. Я так понимаю, что его чудом не расстреляли, а потом 5 лет лишения свободы.
В. Ященко
―
Да, это очень интересная история. Человек пострадал за свое тщеславие. Если бы он вел себя тихо и спокойно, никто бы его вообще не тронул и о нем бы не вспомнил.Дело в том, что он действительно был одним из организаторов этого Общедонского восстания в Урюпинском округе, Хоперском округе. И когда он отступал, он каким-то образом легализовался на Кубани. Но так как он был педагог, да еще и педагог-новатор, да еще и человек тщеславный, он там, естественно, привел пионерию в самое блестящее состояние, за что его стали хвалить местные газеты.
И одну из этих газет в Ростове прочитал как раз его земляк, который подвергся репрессиям во времена белого террора. А он уже занимал какую-то серьезную коммунистическую должность. И он, естественно, раскрыл глаза местных карательных органов на этого человека, на Короткова. Сказал, что это активный антибольшевик и так далее.
Начали разбираться. Посадили кучу сопутствующих людей, которые окружали этого Короткова. Нашли их в Хоперском округе — они никуда не убегали. Сам он тоже оказался в застенках на недолгое время. Его потом отпустили под подписку о невыезде. Причем за него поручались педагоги чуть ли не всей Кубани, потому что он действительно был таким новатором и борцом за советское будущее.
В результате они, эти учителя, поручились своим имуществом, а он сбежал. Сбежал недалеко — в Адыгею, в горы, в аул. Сидел бы там себе тихо — никто бы его не тронул. Но он опять-таки стал проявлять свое педагогическое новаторство, опять о нем стали говорить газеты. Причем даже фамилию свою не менял! Вот такой был интересный человек. Никак не мог тихо, спокойно сидеть.
М. Соколов
―
Еще один сюжет, который мне тоже очень понравился — про такого агронома по фамилии Сабинин, которого посадили как эсера и участника партизанского движения. Я из вашего текста, честно говоря, так и не понял, был ли он лидером партизан или просто одним из случайных участников этих событий. Опять же, его не расстреляли — хороший финал в те времена.
В. Ященко
―
Естественно, он был идеологом вообще этого движения «степных партизан». Он участвовал в захвате Житкура в марте 1919 года. Это такое знаковое событие периода гражданской войны, потому что там была резня местного гарнизона. Местные жители очень жестоко расправились с коммунистами и с бойцами гарнизона. Собственно, этого ему простить не могли.Потом, когда они ушли, пришли астраханские каратели, и он ушел к генералу Толстову, к уральским казакам. Потом Толстов вернул этот отряд (отряд Носаева, где он был идеологом) опять в эти степи. И опять-таки, каратели обложили их и взяли его в плен в тифозном состоянии. То есть он заболел тифом. Его младший и старший братья тоже участвовали в этом движении. Старшего расстреляли, младший вообще исчез в неизвестном направлении. А его, Егора Сабинина, отправили в концлагерь под Астрахань.
Там его перераспределили, так как он был великолепным агрономом и вообще, можно сказать, поднял агрономическое искусство в Заволжье на большую высоту. Там его стали назначать на агрономические должности, потом на руководящие должности. В результате он у нас здесь по-моему чуть ли не восстановил ее из развалин Тингутинскую опытную станцию и провел огромную работу по мелиорации, по опытному ведению хозяйства в условиях степей Волго-Ахтубинской поймы. Он на самом деле был великолепный ученый.
Но там он поссорился с крестьянами, которым не давал воду по старым договорам. Там инвалиды войны выращивали картошку, а он им отказал в воде. Естественно, за ним пришли ОГПУ, вспомнили ему все эти дела. Но когда стали разбираться уже в суде, ему зачли как раз вот эти годы службы советской власти. То есть да, он был идеологом, он был партизаном. Но, тем не менее, чуть ли не 7 или 8 лет он прослужил советской власти верой и правдой. Поэтому расстрельный приговор заменили на сидение. И еще не факт, что он отсидел весь этот срок. Скорее всего, он вышел по амнистии.
М. Соколов
―
Вячеслав, если нам подводить итоги этой политической части… Хотя про всякие уголовные дела, зверства, дегуманизацию и вообще такую чисто криминальную вещь у вас написано очень много и очень интересно, но если говорить об этом, можно ли сказать, что всё-таки период НЭПа был временем некоторого такого успокоения, когда власть пыталась немножко сдерживать свои репрессивные действия, и была возможна какая-то дорога к национальному примирению после гражданской войны?
В. Ященко
―
Так оно и было. Потому что всё-таки возврат к рыночным отношениям - для большевиков это было отступлением, а для крестьян это всё-таки было фактором их победы в крестьянской войне. Пока не наступил период коллективизации и опять возвращения крестьян в крепостное право, здесь крестьянство пыталось восстановить свое хозяйство — естественно, собственными силами, не надеясь на какую-то поддержку государства, которой, кстати, особо и не было.Но даже в период НЭПа были такие случаи, когда государство всё-таки пыталось затянуть гайки. Допустим, я пишу о хлебных бунтах в Царицыне в 1926-1927 годах из-за того, что государство пыталось установить твердые цены на хлеб. Естественно, крестьяне стали скрывать свой хлеб, и это привело к голоду в Царицыне именно в 1926 и 1927 годах. В рабочих поселках выстраивались огромные очереди в центральный рабочий кооператив, через который кормились эти рабочие. Они там получали хлеб ужасного качества и так далее.
М. Соколов
―
То есть некоторое смягчение карательной политики всё-таки было.
В. Ященко
―
Смягчение было, потому что нужно было восстанавливать хозяйство после разрухи.
М. Соколов
―
Спасибо! Я благодарю нашего гостя. В программе «Цена революции» сегодня был историк Вячеслав Ященко, автор замечательной новой книги, которая называется «Криминальный мир Царицынской (Сталинградской) губернии 20-х годов». Так что читайте репортажи о громких уголовных делах эпохи НЭПа. Вел передачу Михаил Соколов. Всего вам доброго, до свидания!