Генерал Деникин. Военный политик, писатель - Александр Пученков - Цена Революции - 2020-03-15

М. Соколов

А. Пученков

М. Соколов

А. Пученков

Отец Деникина действительно был из крепостных крестьян, выслужившийся по сверхсрочной службе. Если я не ошибаюсь, к 60 годам он дослужился до возможности сдать на первый офицерский чин. Ушел в отставку уже очень немолодым человеком, дослужившись до чина майора.

Конечно, если мы почитаем одну из самых лучших и, наверное, моих любимых книг под названием «Путь русского офицера» (это, я считаю, замечательный образец военной, да и вообще просто прозы - Деникин был необычайно одарен как литератор), то мы увидим, что в таком фотографически точном изображении того, что происходило в его жизни, мы можем наблюдать классический сценарий жизни отставного офицера. Вернее, семьи отставного офицера. А именно жизнь от пенсии до пенсии. Пенсия эта была невелика. По традициям того времени, мать (кстати, этническая полька) была домохозяйкой. Семья жила очень тяжело.

Деникин вспоминал, о том, что одним из самых ярких эпизодов его жизни был состоявшийся по чрезвычайному поводу (если я не ошибаюсь, сдача каких-то экзаменов) поход в кондитерскую. Первый раз он чувствовал себя подобным тем мальчишкам, которые учились вместе с ним и для которых это было если не каждодневным, то достаточно ритуализированным, частым удовольствием. Залатанный мундир отца, который мечтал хотя бы в гроб лечь как подобает военному человеку, постоянно пересыпался от моли.

И самый главный эпизод, который производит впечатление очень зримое и атмосферное, как сейчас принято говорить, особенно если мы будем сравнивать... Наверное, это была одна из ваших первых книжек, и моя тоже - я имею в виду рассказы Зощенко о семье Ульяновых, очень хорошие с точки зрения прозы и вообще педагогики рассказы. Так вот, конечно, можно ли представить, что Мария Александровна занимает пятерку в долг для того, чтобы как-то продержаться до следующей пенсии отца? А потом, когда отца не стало, жить семье Деникина стало вообще тяжело. И юный Антон подрабатывал репетитором и, конечно, это производило такое сильное впечатление. Формирование его как личности, как человека, который воспринимает себя как ответственный за других людей мужчина, происходило быстрее.

Словом, происхождение Антона Ивановича Деникина, выросшего в тогдашнем Царстве Польском, было более чем демократическое. Он был обречен на то, чтобы стать, выражаясь американской терминологией, self-made man, потому что никто его тянуть в качестве локомотива не мог.

Ну и было главное. Было то, что первой игрушкой, которая появилась, допустим, у Николая I, был игрушечный солдат. Так вот Антон Иванович Деникин, конечно же, знал, что должен быть как папка, как отец. Иван Ефимович Деникин был человек очень строгий, серьезный, набожный, преданный царю и престолу. Но, тем не менее, он такой своей органической цельностью вызывал очень серьезное уважение у всех окружающих. Хотя, подчеркиваю, никаких денег у семьи Деникина не было. Отец Деникина передал ему то, что легло потом в основу образа и характера самого Антона Ивановича Деникина. Он любил Россию, он был предан военной службе. Конечно, для него какие-то игры, как принято было говорить в ту пору, в «реалполитик», то есть выдача каких-то необеспеченных векселей, были совершенно невозможны. То есть Деникин органически не был готов к тому, чтобы лгать даже во имя каких-то высших целей.

Я, конечно же, рекомендую каждому человеку, который питает какой-то интерес к отечественной истории, почитать книгу «Путь русского офицера». Эта книга доходит до 1916 года. Деникин не успевает закончить ее надиктовку. Но она, конечно же, с моей точки зрения, необычайно точно изображает Россию рубежа XIX-XX веков.

М. Соколов

А. Пученков

В этой ситуации мечтой для каждого офицера, единственным таким возможным легальным путем без наличия какого-то локомотива, поддержки, блата или, как говорили, протекции, конечно же, была возможность поступить в Николаевскую академию Генерального штаба. Если мы посмотрим статистику производств в генералы, то мы увидим, что случаи, когда обычный офицер, произведенный в подпоручики, дослуживался до генерала, последовательно минуя все ступени (то есть, например, начинает командование ротой, а заканчивает командованием дивизии) - так вот, мы видим, что всё-таки большая часть офицеров дослуживались до генеральского чина, если они служили в гвардии. Это понятно - близость к престолу, близость вообще ко двору. Гвардия и обычная армия - это совершенно разный, если угодно, образ развлечений, жизни и всего остального.

Понимаете, представить русского офицера рубежа XIX-XX веков подобным по, скажу так, забавам, скажем, Долохову из «Войны и мира» совершенно невозможно. Скорее сразу же приходит совершенно иное сравнение, а именно хрестоматийная, если не ошибаюсь, изучаемая в школе повесть Александра Ивановича Куприна «Поединок».

И вот тут мы как раз подходим к тому, что является солью того, что вызывало раздражение у офицеров. Понимаете, в своей повести Куприн показал офицеров в массе своей людьми, я бы сказал, зацикленными на каком-то одном, можно даже сказать, атавизме в своем развитии. Людьми, если угодно, в чем-то ограниченными, либо людьми в бытовом плане абсолютно несчастными, необустроенными. Нетрудно взять эту повесть с полки и почитать. Конечно же, офицерство в массе своей чуть ли не возненавидело Куприна за эту повесть, потому что повесть эта воспринималась как пародия на русское офицерство.

Деникин писал более сдержанно. Он писал о том, что Куприн мог найти где-то в русской армии офицеров, подобных Ромашову, Назанскому и, конечно же, главному оппоненту Ромашова - Николаеву. Но найти полк, в котором присутствовало бы такое количество разных офицеров с разными пороками, и всё вместе это создает какую-то удивительную и, знаете ли, неприятную кашу, было нельзя. Поэтому Деникин не был поклонником этого.

Почему я заговорил о Куприне? Потому что тот, кто в конце концов убьет главного героя повести - Николаев, муж женщины, за которой ухаживал Ромашов - с упорством, достойным лучшего применения, год за годом, раз за разом поступает в Николаевскую академию Генерального штаба, раз за разом срываясь. Потому что поступление в Николаевскую академию Генерального штаба было вторым единственно возможным, наряду с гвардией (попасть в которую была сверхъестественно трудно, если ты не происходишь из знати), вторым легально возможным путем добиться, я бы сказал, гарантированного роста хотя бы до полковничьего чина. И статистика показывала, что большая часть генералитета русской армии имеет прямое отношение либо к Николаевской академии Генштаба, либо, в свою очередь, к гвардии.

Для Деникина точно так же, как и для этого Николаева, купринского героя, естественно, попадание в Николаевскую академию Генерального штаба стало заветной мечтой. Плюс это подпитывалось еще и чрезвычайно важным обстоятельством. Дело в том, что Николаевская академия Генерального штаба была выдающимся во всех отношениях учебным заведением. И для военного профессионала, для человека, который чувствовал, что в создавшихся условиях его знания о профессии нуждаются в радикальной переквалификации, лишь Николаевская академия могла позволить выйти на новый уровень понимания военного дела. И Деникину довольно-таки легко, с моей точки зрения, всё же удается поступить в эту академию. И начинается тяжелейшая учеба. Тяжелейшая, потому что уровень требований к обучаемым был зашкаливающе трудным.

М. Соколов

А. Пученков

В конечном итоге Деникин после довольно таких сложных коллизий оказывается обойден производством. И он делает неслыханное по тем временам - он пишет жалобу ни много ни мало на имя и военного министра, и венценосца. И через какое-то время происходит совершенно невиданная для России (что за 100 лет до Деникина, что через 100 лет после него, что, наверное, через 100 лет после нас с вами) история: жалобу увидели и пожелали рассмотреть, скажем так, с человеческой точки зрения. Происходит встреча Деникина в рамках общего представления выпускников академии с монархом. Один из генералов произносит вот эту знаменитую фразу: «Это капитан Деникин, который не был причислен к Генеральному штабу за характер». Николай, пожав вялыми пальцами руку Деникина, небрежно кивнул и пошел дальше. Ему даже не пришло в голову переспрашивать, что случилось.

В данном случае, может быть, всё это и забылась бы, и мы бы с вами не обсуждали личность обычного армейского офицера, если бы не началась Русско-японская война. Русско-японская война стала для Деникина со всех точек зрения, выражаясь языком Владимира Ильича Ленина, генеральной репетицией всех последующих событий. Деникин пробует себя и как храбрейший офицер, и, что особо важно, как военный писатель. Будучи в обычной своей жизни, в общем-то, довольно-таки скованным, очень чурающимся компании, будучи человеком таким крайне закрытым, вместе с тем его перо выдавало человека очень темпераментного, очень правдоискательского, как вы правильно сказали - человека, склонного к поиску правды.

М. Соколов

А. Пученков

В то же время любовь начальства его не обходила. То есть после вот этой роковой коллизии с Генеральным штабом дальше всё идет блестяще. Деникин, если говорить, что в нем было привлекательного в ту пору - понимаете, Русско-японская война была интересна тем, что власть пыталась как-то, я бы сказал, свою вину перед армией за откровенно слабое руководство компенсировать скорым производством в чины. Очень многие сделали такой форсаж в развитии своей карьеры именно благодаря Русско-японской войне. Потому что власть, точно так же, как и вся Россия, недоумевала, как это вообще всё могло получиться. Японцы, которых Николай II называл «макаками», оказываются победителями столь славной армии, которая толком-то и поражений не знала с Крымской войны, а перед этим 150 лет вообще не знала проигрыша в войнах.

В данном случае Деникин оказался в числе многих героев той войны. Он воевал храбро, воевал отчаянно и воевал очень результативно. То есть Деникин был такой лихой командир, я бы сказал, оставивший о себе добрую память. Принципиально важно то, что Деникин уже тогда начинает пробовать себя в писательстве. Кстати, как и будущий его оппонент Петр Николаевич Краснов.

М. Соколов

А. Пученков

М. Соколов

А. Пученков

М. Соколов

А. Пученков

Брусилов оставил за границей рукопись 2-го тома своих воспоминаний, который посвящен событиям после 1917 года, и который весьма и весьма нелестный по отношению в первую очередь к советской власти. Об этом было известно советской власти, но было сделано то, что не смогли бы сделать даже греческие боги - была знаменитая поговорка «Даже боги не могут делать бывшее небывшим». Советская власть не заметила того, что существует 2-й том воспоминаний Брусилова, резко критический по отношению к советской власти.

Мы сейчас говорим об этом 2-м томе лишь в связи с тем, что в этом 2-м доме есть сверхразвернутые характеристики будущих вождей белого движения. Генерал Корнилов - у Брусилова тут, понятное дело, конкуренция. Корнилов сменила Брусилова на посту главковерха летом 1917 года. Корнилов называется у Брусилова крайне неприглядными характеристиками. В то же время на всех страницах, во всех упоминаниях о Деникине, конечно же, Брусилов отдает выдающееся значение характеристике Деникина как человека уровня... По-моему, выше корпусного командира он его не ставит, но, тем не менее, пишет, что как начдив, Деникин, конечно, было одним из лучших генералов русской армии образца, как говорили в ту пору, Великой войны.

М. Соколов

А. Пученков

М. Соколов

А. Пученков

К чему это говорится? К тому, что, конечно, Деникин слыл человеком довольно-таки либеральных взглядов. Один из мемуаристов писал, что Деникин, беседуя с ним, сказал: «Мои взгляды - нечто промежуточное между левыми октябристами и правыми кадетами». Не будем тут читать друг другу лекции о тонкостях этого, но, в общем, это действительно что-то такое - очень умеренный вариант либерализма. То есть если говорить о взглядах Деникина, конечно, можно сказать, что всё-таки он, я бы сказал, был ближе, академически выражаясь, к конституционалистам. То есть Деникин не признавал какой-то деспотический образ самодержавия. И это, безусловно, так. Почему его подняли ввысь сразу после Февраля? Это сумасшедший прыжок! Он же до этого не был даже командующим фронтом.

М. Соколов

А. Пученков

Кто лоббировал Деникина? Вероятно, кто-то из Временного комитета Государственной Думы. Знал ли он Гучкова, знал ли Родзянко? Ну, во всяком случае, мне кажется, он знал их не столь хорошо для того, чтобы они делали на него ставки. К примеру, генерал Корнилов, который в дни Февральской революции был произведен в командующие войсками Петроградского военного округа - понятно, что он обладал огромной известностью, всероссийской известностью после своего побега из плена. Деникин всё-таки обладал меньшей известностью.

Он делает прыжок совершенно фантастического толка. То есть из одного из лучших русских командующих дивизиями он назначается на должность совершенно иного толка. То есть начальник штаба - это начальник штаба. Он не идет в атаку, не занимается текущей боевой работой.

М. Соколов

А. Пученков

И об этом очень яростно, я бы сказал, выступает Деникин на известном совещании летом 1917 года в Ставке в Могилеве в присутствии военного министра Александра Федоровича Керенского, которого Деникин, наверное, на полном основании считал ярчайшим олицетворением того развала, который вносится властью в положение дел в армии. Выступая перед генералами, а фактически перед Керенским, Деникин заявил: «Вы лжете. Никогда русский офицер не был опричником. Русский офицер всегда по своему разумению служил лишь одному, а именно России. Так было всегда, и наши знамена были знаменами славы и победы. Но вы, говорит Деникин, обращаясь к представителям революционной демократии, а фактически к Керенскому, втоптали наши знамена в грязь. Поднимите же их и преклоните перед ними колени, если в вас еще осталась совесть».

Так вот одним из ярчайших ораторов Деникин становится, выступая на съездах фронтового офицерства. Фактически основной его призыв - к возрождению армии. И это возрождение должно прийти только через победу. В этом плане Деникин (для него это всегда было характерно), будучи генерал-лейтенантом, прославленным офицером, если говорить честно и откровенно, был генерал несопоставимо более результативный, чем генерал Корнилов. С моей точки зрения, Корнилов не знал столь славных побед, какие знал Антон Иванович. Так вот Деникин признает Корнилова как человека, который обладает всероссийской славой, возвысил голос к нуждам офицерства. Офицерства, которое незаслуженно проклято, незаслуженно названо царскими опричниками, незаслуженно (и осознанно, как считал и Корнилов, и вслед за ним Деникин) подвергалось натравливанию солдат теми же самыми властями.

Деникин осуждал эту предательскую и глупую, по сути своей, политику, считая, что эта политика ведет к гибели отчизны. И конечно в августовские дни 1917 года, когда генерал Деникин узнает о выступлении генерала Корнилова, он не мог не поддержать Корнилова, потому что Корнилов, как явствует из всех записок Деникина, был человеком, которого Деникин боготворил до последнего своего вздоха. Почему? Потому что Деникин, наверное, увидел в нем человека, который, может быть, даже больше любит Россию, чем он сам. Для Деникина это был какой-то высший нравственный образец - генерал Лавр Георгиевич Корнилов. И в этом плане никаких споров быть не могло.

Обратите внимание, в чем принципиальная разница. Допустим, очень часто сравниваются два путча, пользуясь терминологией нашей историографии - корниловский путч и августовский. Так вот генерал Корнилов, генерал Марков, генерал Лукомский, генерал Деникин, выступая на допросах, давая показания следствию, точно так же, как члены ГКЧП, обвиняясь в государственном перевороте, полностью повторяют всё то же самое, что они говорили в августовские дни. Никто не пытался спрятаться за чьи-то спины. Они говорили следствию, я бы даже сказал, еще более жесткие формулировки (подчеркиваю, Керенский тогда у власти), чем то, что они говорят непосредственно в дни вот этого корниловского выступления. Конечно, это контрастировало с событиями первых допросов членов ГКЧП. Подчеркиваю, первых допросов.

То есть эти люди были бесстрашны. Они знали, что их обвиняют в том, что для них было невероятным - их обвиняют в государственной измене. Это было невероятно для них. Тем не менее, они продолжали выступать, давали показания следствию, фактически обвиняя в государственной измене то Временное правительство, которое собиралось их судить. И конечно же, Деникин, в дни от расправы солдатской массы чудом спасшийся от самосуда, в те дни принял для себя тот выбор, который он поддерживал потом всю жизнь: он с Корниловым и с корниловской идеей. А корниловская идея - это жертвенная борьба за Россию.

М. Соколов

А. Пученков

Деникин оказывается лидером армии, которая практически не знает неудач. То есть он оказался сочетанием куража и счастья. Конечно, в дни Второго кубанского похода, в боях в Каменноугольном бассейне и в дальнейшем, вплоть до осени 1919 года, Деникин, с моей точки зрения, оказался человеком, который продемонстрировал незаурядное полководческое искусство. Армия сумела выйти из окружения, сумела прирасти численностью. Армия, как выражался один из политиков того времени Василий Шульгин, именно за время правления Деникина обросла тем казацким мясом (прежде была только офицерская кость), которое, цитируя Шульгина, позволило сварить контрреволюционной бульон.

То есть в чем была заслуга Деникина? Деникин оказался в нужное время в нужном месте. Если прежде, в первые месяцы белой борьбы армия не прирастала в социальном составе, оставалась офицерской организацией - если угодно, офицерским отрядом - то теперь, с поздней весны - лета 1918 года непрерывно расширяются социальные рамки белого движения. И в этом была заслуга Деникина и его последовательной позиции.

Коротко, к чему сводилась эта позиция? Позиция эта сводилась к тому, что армия непоколебимо верна лозунгу единой, великой и неделимой России. Армия непоколебимо верна лозунгу союза с Антантой, то есть с Англией и Францией. Напомню, в условиях еще продолжающейся Первой мировой войны и в условиях непосредственного соседства с немцами, оккупировавшими большие пространства юго-востока России.

Ни в какие формы альянса с немцами Деникин не вступает. Более того - конечно, это была большая, я бы сказал, хитрость и в чем-то даже кокетство: армия отрицает свое политическое единомыслие с атаманом Красновым, который полностью сделал ставку на немцев, получал от них огромные запасы вооружения, часть которого передавал потом белогвардейцам, Деникину. И в очередной раз выслушивая от Деникина и его соратников упреки в германофильстве, в предательстве интересов России, Краснов воскликнул: «Да, всё это так. Но это я, донской атаман, беру своими грязными руками грязные немецкие снаряды, омываю их в водах тихого Дона и чистенькими передаю генералу Деникину».

Конечно, можно говорить о том, сколь это было в чем-то смешно. Но главное другое - что армия Деникина и сам Деникин в течение всего 1918 года делали ту единственную ставку, которая позволила им спустя примерно месяц после победы Антанты над центральными державами добиться главного - того, что позволило выйти из региональных рамок на общероссийские. А именно: в самом конце 1918 года генерал Краснов наконец-то согласился поступить в подчинение генералу Деникину, и возникли Вооруженные силы на Юге России.

То есть за год с небольшим армия Корнилова, Алексеева, Деникина из маленького офицерского отряда превратилась в общероссийскую антибольшевистскую силу, которая вскоре начнет знаменитый поход на Москву, и продолжала непрерывно расширять социальные рамки белого движения. Это выражалось в том, что в белую армию вступали всё новые и новые люди. Наконец основу армии будут составлять пленные красноармейцы, которых ставили под ружье и которые в массе своей служили честно.

Понятно, что при Деникине, с одной стороны, белая армия короткое время после гибели Корнилова была таким военно-идеологическим монолитом. После чудесного во многих отношениях Ледяного похода она была военно-идеологическим монолитом. Потом эти социальные рамки белого движения расширяются за счет прихода в армию казачества и тех же самых пленных красноармейцев. Армия уже не была военно-идеологическим монолитом, но она становилась всё более и более грозной общероссийской силой, у которой был несомненный вождь. Этим вождем был генерал Деникин.

В чем была сила его позиции? После смерти генерала Алексеева, после смерти генерала Маркова, такого Суворова белого движения, храбрейшего генерала, после гибели Корнилова - словом, с конца 1918 года Деникин остается последним живым из основоположников белого дела. Это создает ему поистине легендарную репутацию. Деникин действительно воспринимается как главком, авторитет которого не подлежит никакому оспариванию. И конечно, нравственная чистота Деникина, которого в целом за доброе сердце часто называли «богородицей Добровольческой армии». Деникин действительно ходил в латаном-перелатаном мундире. Это не была игра с его стороны. Деникин считал, что его работа - это работа грязная, неблагодарная, и всё-таки эту работу кто-то должен вести.

Подчеркиваю, что с моей точки зрения Деникин не видел себя в роли политической фигуры после предварительной, какое-то время казавшейся зримой победы над большевиками в гражданской войне, будь она достигнута. То есть генерал Корнилов в силу грандиозности своей фигуры, если бы ему каким-то чудом удалось победить красных, не мог бы остаться в стороне и не мог бы не участвовать в политической жизни. Генерал Алексеев испытывал вкус к политической жизни. О Врангеле в данном случае даже и говорить невозможно. Почему? Врангель считал себя прирожденным лидером и диктатором - вероятно, даже всей России.

Деникин тяготился и огромной властью, ниспосланной ему, и своими политическими полномочиями - тем, что он фактически является и премьер-министром, и диктатором страны, той территории, которую он занимает. Деникин тяготел к тому, чтобы уйти после того, как он выполнит свою работу - работу возможного победителя большевиков. Подчеркиваю, что я убежден в том, что Деникин, если бы белые победили, не захотел бы стать всероссийским диктатором на долгие-долгие годы. Я не могу проявить такое в его характере.

Если еще говорить о Деникине, то, конечно, Деникин понимал, что Россия пережила революцию. Деникин считал, что, будучи военным человеком, он не видит и не может представить никакого иного способа управления Россией в условиях гражданской войны, кроме как военная диктатура.

Военная диктатура стыдливо прикрывалась таким, я бы сказал, правительствующим органом при диктаторе - Особое совещание, которое состояло частично из генералов, частично из либералов и вызывало всеобщую ненависть и справа, и слева. Деникин пытался лавировать между откровенными монархистами и либеральствующими. Но было, однако, общее единодушное мнение, что социалистов никакого толка привлекать к работе нельзя. Не привлекался даже Павел Николаевич Милюков в силу многочисленных провалов его политической биографии и стремления тянуть одеяло на себя. Такое стремление проявлял и бывший председатель 3-й и 4-й Думы Родзянко. Он тоже был отодвинут. Деникин считал, что армии не место для продолжения политических игрищ, подобных кулуарам Таврического дворца.

В целом, если обобщать всё это, конечно, Деникин, с моей точки зрения, испытывал глубокое органическое неприятие политической жизни как таковой. Хотя он и испытывал уважение и симпатию к некоторым политическим деятелям, но сама политика казалась ему грязным делом. Деникин не хотел на ходу проходить переквалификацию, превращаясь из боевого генерала в политика. Деникин не считал, что гражданская война - это война идеологий, в которой победит тот, кто переврет своего оппонента. Для Деникина это было, конечно, глубоко противоестественно. Деникин считал, что выдвинутая белыми идея великой, единой, неделимой и сильной возрождающейся России уже сама по себе настолько привлекательна, что не может не притянуть к себе всё новых и новых борцов с большевиками. Он был убежден, что это даст победу, но Бог не дал его армии победу.

М. Соколов