Иркутский переворот. Политцентр свергает Колчака - Григорий Кан - Цена Революции - 2019-12-22
22.12.2019
Иркутский переворот. Политцентр свергает Колчака - Григорий Кан - Цена Революции - 2019-12-22
Скачать
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. У нас вновь в студии вновь Григорий Кан, историк. В первой передаче мы рассказали о событиях в Сибири 1919 года, о подготовке переворота в Иркутске, ключевых фигурах, и прежде всего Николае Калашникове, штабс-капитане, который, собственно, готовит это выступление - можно сказать, мятеж, хотя мятеж удачный, поэтому мятежом его называть уже, я бы сказал, трудно. Добрый вечер! Собственно, Григорий Семенович, я хотел бы начать с сюжета, который мне кажется очень интересным. Александр Колчак сменил правительство. Главой стал Пепеляев. И Пепеляев начинает попытки резко двигаться влево, обещать демократизацию, и даже фактически вступает в переговоры с будущими заговорщиками, с теми людьми, которые вошли в так называемый Политцентр. Как это происходило?
Г. Кан
―
Значит, переговоры происходят вскоре после назначения Пепеляева главой правительства. То есть правительство еще не сформировано. И он ставит программу демократизации Сибири, даже говорит о Земском соборе, и предлагает войти в состав правительства эсерам и меньшевиками, умеренным социалистам. Собственно, он во многом даже принимает эту программу, которая предложена Политцентром. Но при этом с двумя поправками. Он не может согласиться на отречение Колчака от звания верховного правителя.
М. Соколов
―
Он предлагает просто уехать из России.
Г. Кан
―
Да, он предлагает ему уехать. Говорит при встрече, что он может предложить Колчаку уехать на юг к Деникину, если его имя стало так одиозно, но не отрекаться от звания верховного правителя. И он против лозунга «Долой гражданскую войну», поскольку это означает мир с большевиками. Он все-таки формирует правительство борьбы с большевиками. И вот в этом его расхождение с Политцентром. И дальше один из тех, кто ведет переговоры - тут есть несколько источников, все эти переговоры проходят при посредничестве и по инициативе Яковлева.
М. Соколов
―
Губернатора Иркутской губернии.
Г. Кан
―
Да. А надо сказать, что Пепеляев в свое время был одним из инициаторов колчаковского переворота. То есть такой его резкий переворот влево был довольно неожиданным. И оппозицией было заранее приняты определенные решения, и один из представителей оппозиции, Колосов, сказал, что чтобы общество поверило новому правительству, нужно устранить всех виновных в создании диктатуры и ее ужасов - и прежде всего одного человека. Пепеляев простодушно спросил: «Кого же именно?». Колосов ответил: «Вас, Виктор Николаевич».
М. Соколов
―
И на том, видимо, все переговоры сломались.
Г. Кан
―
Переговоры сломались, но возникает вопрос: а если бы это был не Пепеляев, а, скажем, кто-то другой? Пошли бы в тот момент Политцентровцы на соглашение? Нет, конечно. Это был предлог. Во-первых, было слишком много обид на это правительство: много репрессий, вот эта вот знаменитая «омская бойня» в отношении социалистов в декабре 1918. Не пошли бы. Не могли на это пойти. Это первый момент. Второй: правительство, колчаковская власть явно уже была слаба. Кто пойдёт на соглашение с уже явно слабым, погибающих противником?
М. Соколов
―
А эсеры не понимали, что они будут еще слабее, чем колчаковская власть? Просто в силу раскола между белыми и их сторонниками. И большевики их поглотят.
Г. Кан
―
Не понимали.
М. Соколов
―
Это удивительно, конечно.
Г. Кан
―
Но потом в эмиграции многие поняли. Они не понимали - такая самонадеянность. Соглашение не состоялось, хотя потом переговоры еще были. Пепеляев в конце ноября уезжает к Колчаку, который все время находился в разных местах с действующей армией. В момент восстания он был в Нижнеудинске, с 27 декабря.
М. Соколов
―
А до этого, по-моему, на станции Тайга. Вообще очень странно, что он не ехал в Иркутск, не ехал дальше, а где-то там застрял. Понять это просто невозможно.
Г. Кан
―
Ну, Колчак вообще не всегда логичен в своих действиях. Понять его вообще сложно.
М. Соколов
―
Было бы логично, если бы он либо остался с армией, либо уехал с правительством. А он болтался где-то посередине и фактически перестал управлять, потерял управление.
Г. Кан
―
Да, но он вообще был очень слабый управленец. Связь у него всегда была по телеграфу. Пока он отвечал... Все было сложно. Пепеляев уехал к Колчаку. Его заменял другой человек.
М. Соколов
―
А они призывали его созвать Земский собор.
Г. Кан
―
Да. Колчак отказывался. В конечном счете и Пепеляев как-то остыл к этой своей идее, и потом уже был с Колчаком в соседних поездах. Как-то вообще его реформаторский пыл остыл.
М. Соколов
―
А в Иркутске кто находился из правительства?
Г. Кан
―
Все правительство, кроме Пепеляева. Пепеляева замечал Третьяков. Потом он уехал в Читу. И в результате к 20-м числам декабря (тоже удивительная ситуация) руководить правительством стал левый кадет Червен-Водали. Он даже не был министром. Он был исполняющим обязанности министра внутренних дел. Он даже не был полноправным министром. То есть фигура достаточно случайная.
М. Соколов
―
Да, за то и поплатился потом - его расстреляли большевики.
Г. Кан
―
Да, впоследствии он был арестован. Но любопытная, вообще-то, фигура - он даже не был министром.
М. Соколов
―
Тут я еще бы обозначил: к этому моменту, к началу переворота, я так понимаю (об этом мы, конечно, говорили в первой передаче - просто чтобы напомнить), и чехи, и Жанен, которому они официально подчинялись, фактически дали заговорщикам какие-то гарантии о нейтралитете или поддержке.
Г. Кан
―
Ну, о нейтралитете по меньшей мере. Естественно, Калашников - человек очень расчетливый, основательный и имевший перед глазами неудачный опыт восстания Гайды - конечно, договорился (это станет ясно позже из рассказа) и с Жаненом, и с чехами фактически о дружественном нейтралитете.
М. Соколов
―
И, собственно, на чем мы остановились в первый раз: мятеж планировалось начать не в Иркутске, а в одном из более отдаленных городов. Это, я так помню, Черемхово.
Г. Кан
―
Черемхово, угольный центр.
М. Соколов
―
150 километров от Иркутска.
Г. Кан
―
128. Это нужно было, чтобы лишить правительство военной помощи Запада и прекратить подачу топлива в большие города и на железную дорогу. В Иркутске была проведена очень хорошая работа. Там был представитель Политцентра Алко - очень талантливый человек. Приезжал туда и сам Калашников.
М. Соколов
―
Из Черемхово.
Г. Кан
―
Да. В общем, они сумели распропагандировать местный черемховский гарнизон, образовать крестьянские прополитцентровские дружины. Очень все удачно сделали. Но вот рабочие за ними не шли.
М. Соколов
―
Там шахтеры, угольщики?
Г. Кан
―
Там шахтеры. А вот шахтеры шли за большевиками. Там была очень сильная большевистская организация, руководимая, кстати, женщиной, Августой Бердниковой. Шахтеры шли за женщиной-большевичкой. Это была такая харизматическая фигура. И в ночь с 20 на 21 декабря 1919 года переворот в Черемхово был успешно совершен.
М. Соколов
―
Без кровопролития?
Г. Кан
―
Погибло 2 человека. Один оказал сопротивление, другой пытался бежать. Было арестовано руководство уезда, но погибло только 2 человека из власти, и то случайно. Они подчинили себе соседние местности около Черемхово. Чехи не стали вмешиваться (в Черемхово тоже был чешский гарнизон). Казалось, все было прекрасно. Уголь перекрыли. Но вот дальше начались проблемы, которые потом начались и у Политцентра - это большевики. Они после этого резко усилились. Они приняли решение не выступать, не подчиняться Политцентру; распропагандировать охранный батальон, который организовал и руководил этим переворотом. Сибирский комитет дал черемховским большевикам указание быть готовыми к выступлению против всех врагов. Солдаты охранного батальона легко поддались большевистской пропаганде. Плюс большевикам повезло: был остановлен так называемый «поезд смерти» с арестованными большевиками, шедший к Семенову. И в результате количество большевиков резко усилилось. Фактически к началу января 1920 черемховские большевики уже были хозяевами города. Представитель Политцентра Алко передал власть Черемховскому революционному комитету, куда вошли представители всех партий. Но, конечно, реально в городе уже хозяйничали большевики, которые потом, через какое-то время, и взяли власть в свои руки.
М. Соколов
―
Собственно, это Черемхово. А что в это время происходит в Иркутске? Вообще куда смотрит, кстати, колчаковская власть - контрразведка и так далее?
Г. Кан
―
У них в тот момент недостаточно сил, чтобы послать людей в Черемхово. Но контрразведка работает. Следующий пункт восстания - это предместье Иркутска Глазково. Предполагалось 24 декабря, и уже 25 и 26 декабря предполагалось восстание в самом Иркутске.
М. Соколов
―
И в Глазково опять же едет сам Калашников.
Г. Кан
―
Да. Значит, следующая часть - Глазково. Глазково - это вообще сказка. Такие восстания редко бывают. Там все было распропагандировано заранее. 24 декабря 1919 года Калашников приезжает в Глазково, созывается собрание 53-го полка. Смещен полковой командир, полк перешел под командование самого Калашникова. На его сторону перешла местная Иркутская бригада. Они берут под контроль вокзал, огромные военные склады, военный городок. Было объявлено о создании Народно-революционной армии. Калашников избран ее главнокомандующим. Арестованы все находящиеся там представители правительства, власти, в том числе министр земледелия Николай Петров. С ними обращаются вежливо. На следующий день их всех освобождают. Никто из них не был взят в заложники, их всех освободили. То есть это какой-то сказочно гуманный и бескровный переворот. Такого, наверное, никогда больше не было в Сибири в то время, и уж тем более не было в Иркутске. Но сразу активизируются местные большевики. Сценарий всегда один и тот же. Местная большевистская дружина требует выдать им оружие. Калашников идет на это. Там, в этой дружине, 450 человек. То есть уже сразу появляется новая сила. Все всегда по одному сценарию. А дальше должно было быть восстание в Иркутске. И вот тут - контрразведка не дремала - происходит событие, едва не сорвавшее восстание. Дело в том, что контрразведчики внедрили своего агента поручика Курдяева в Сибирский союз эсеров во главе с Павлом Михайловым. Он сообщил в полицию о предстоящей сходке Сибирского союза эсеров. И поздним вечером 24 декабря, тогда же, когда Калашников победоносно осуществляет переворот в Глазково, полиция задерживает 12 членов этого союза. Среди арестованных оказался Павел Михайлов, одна из самых ключевых фигур в восстании после Калашникова. Затем на следующий день во время допроса один из арестованных, прапорщик Окладников, отец видного историка, дает откровенные показания и сообщает адрес квартиры, где вообще располагается штаб восстания. Туда приходят контрразведчики и арестовывают весь штаб, включая тоже ключевую фигуру восстания - капитана Викентия Соколова. То есть весь штаб обезглавлен. Вообще из всего штаба остается один Калашников, уехавший в Глазково. Если бы пришли арестовывать штаб на день раньше, арестовали бы и Калашникова. Восстание вообще бы не состоялось.
М. Соколов
―
Вот, пожалуйста, о роли случайности в истории.
Г. Кан
―
Да, то есть если бы такое было... Правительство вообще принимает меры. Колчак назначается командующим Иркутским военным округом Семенова. Семенов в Чите, но он подчиняет Иркутск Семенову, и предполагается прибытие семеновских войск для подавления уже начинающегося восстания. Подавлять восстание назначен начальник гарнизона города генерал Сычев. Он должен непосредственно, на месте подавлять восстание. А дальше происходит неожиданная вещь. Сычев считает, что он быстро подавит восстание в Глазково. Наведет оружие, обстреляет это предместье.
М. Соколов
―
Это на другой стороны Ангары.
Г. Кан
―
Да, на другой стороне Ангары. Сычев очень самоуверенно настроен, что он быстро подавит восстание в Глазково. Штаб восстания уже арестован. В общем, вроде все складывается неплохо. Еще и семеновцы придут. И вот тут как гром среди ясного неба - заявление Жанена, который через штаб округа просто извещает Сычева, что он запрещает обстрел Глазково и его окрестностей. А если этот запрет будет нарушен, то он ни больше ни меньше прикажет чехословацкому бронепоезду открыть ответный артиллерийский огонь по Иркутску.
М. Соколов
―
А в этом Глазково как раз находились части союзников. То есть у него был такой предлог: нас обстреляют, поэтому не надо этого делать.
Г. Кан
―
Да, рядом, на вокзале находились основные части союзников. Поезд, где был сам Жанен. И все эти поезда могут пострадать от стрельбы. А чешское командование (там были чешские пароходы) вообще отказывает в отправке сычевцев (буду так называть правительственные войска) в предместье. Причем и на пароходах, и по железной дороге, которую они контролировали. То есть что это означало? Что Калашников и его армия ничем не ограничены в своих действиях, правительство не могло их подавлять.
М. Соколов
―
Но Иркутск, тем не менее, оставался под контролем правительственных сил - Сычева и так далее.
Г. Кан
―
Иркутск пока оставался под их контролем. Но реально получилось, что чехи и Жанен... Фактически все это означало прямую поддержку Калашникова. То есть если сравнить подготовку мятежа Гайды, тут, конечно, небо и земля. То есть восстание подготовлено было хорошо, независимо от отношения к целям повстанцев. Тогда Совет министров во главе с Червен-Водали по предложению Яковлева решает (тут уже правительство начинает впадать в некоторую панику) начать переговоры о сдаче власти Политцентру. Червен-Водали ставит политцентровцам условия, при которых им отдавалась бы власть. Неприкосновенность личности Колчака, который при этом отрекался от должности верховного правителя, передавая ее Деникину. Неприкосновенность всего состава правительства. Свободный выезд в пределы Забайкалья всех военных, не желавших оставаться на службе у новой власти. Передача золотого запаса союзникам под международную охрану. Было две встречи - 26 и 27 декабря. Главная, собственно, была 26 декабря. И эти переговоры сорвались.
М. Соколов
―
А где, и кто их вел, собственно? Сам Червен-Водали и кто?
Г. Кан
―
Червен-Водали и представители Политцентра.
М. Соколов
―
А что их не устраивало? Им отдают власть, белые части выводятся и все.
Г. Кан
―
Политцентр в тот момент был в состоянии некоторой эйфории и считал, что они вобщее и так захватят власть. Они считали положение правительства настолько безнадежным, что не находили нужным идти даже на незначительный компромисс.
М. Соколов
―
А про то, что должны прийти семеновцы, они не знали?
Г. Кан
―
Ну, считали, что пока придут, да то, да сё. В общем, они как-то очень самоуверенно были настроены.
М. Соколов
―
Но восстание в Иркутске еще не начиналось.
Г. Кан
―
Еще не начиналось. Но самое любопытное, что 27 декабря, когда должен был быть второй раунд переговоров, правительство отказалось от предложения о передаче власти Политцентру по двум причинам. То есть упертость была с обеих сторон. Стало известно, что Семенов послал на помощь Сычеву военный отряд в тысячу человек.
М. Соколов
―
И 3 бронепоезда, что важно.
Г. Кан
―
Да, 3 бронепоезда, на которых шел этот отряд. И предполагалось, что придут и сами японцы. То есть правительство после этого решило, что теперь преимущество у них. И плюс Жанен и чехи пошли на некоторые уступки в пользу правительства: объявили железную дорогу и вокзал нейтральной территорией и потребовали восстановить от Калашникова восстановить всю администрацию на этой территории. Калашников пошел на это. На самом деле уступки были не очень значительные, но в сочетании с известием, что вот-вот придут семеновцы, теперь уже правительство было в состоянии эйфории, настроение приободрилось. И в результате, когда началась следующая встреча, и представители Политцентра собирались сказать, что они отказываются от предложений правительства, вышел Червен-Водали и сказал сам: «Мы решили не передавать власть и будем с вами бороться». То есть обе стороны повели себя самоуверенно и уперто. Как потом стало ясно, семеновцы - это был блеф. Никакой хорошей, нормальной помощи они не оказали. Японцы вообще приехали в незначительном количестве. Уступки Жанена и чехов тоже были незначительные. То есть на самом деле теперь правительство переоценило свои силы. Сперва Политцентр переоценил свои силы, теперь правительство.
М. Соколов
―
А когда, собственно, уже в самом Иркутске начинается вот эта стрельба, переворот?
Г. Кан
―
27 декабря, в половине 5-го вечера начинается восстание в Иркутске. Начал его все-таки Решетин. Калашникову как-то удалось, видимо, связаться с Решетиным, с отрядом особого назначения, и часть отряда особого назначения все-таки решила начать восстание - часть. При этом колеблющийся Решетин не решился взять ответственность на себя и повел свои отряды на штурм центральных учреждений власти именем Яковлева. Якобы Яковлев отдал такой приказ. Яковлев его не отдавал. То есть, в общем, обманом.
М. Соколов
―
Ну, понятно. Тоже знакомая картина - «за Константина и Конституцию, жену его».
Г. Кан
―
Ну, вот Решетин был такой. Нерешительный был человек. В тот день восстание могло бы победоносно закончится, потому что началось оно исключительно удачно. Сычев не был готов к восстанию - видимо, вообще не ждал его в этот день. В тот же день люди Решетина (повстанцы, будем называть) захватили телефонную станцию, телеграф, казначейство, подошли к гостинице, где жили министры. Более того, они взяли в плен военного министра и начальника штаба Иркутского военного округа. Их узнали, но потом их отпустили - не брали заложников. Да, я забыл сказать, что все арестованные члены штаба восстания и члены Сибирского союза эсеров были объявлены заложниками - то ли с согласия Червен-Водали, то ли без согласия.
М. Соколов
―
Они находились в иркутской тюрьме.
Г. Кан
―
Да, в тот момент находились в иркутской тюрьме. В то время как арестованный еще в Глазково министр земледелия и захваченный тут начальник штаба округа не только не были объявлены заложниками, но и тут же были отпущены. Вызвав по телефону Сычева, Решетин предложил ему сложить оружие. Начались бои в центре города, повстанцы победили - и все, в их руках был весь город. И вот тут как важна психологическая подготовка! Тут к Решетину пришел офицер, посланный Яковлевым, и сообщил, что в Иркутск входят семеновцы - прямо сейчас. А семеновцев боялись - грозная сила! Руководить семеновцами должен был боевой генерал Скипетров, еще герой Русско-японской войны. То есть перед семеновцами был жуткий страх. Потом это сообщение подтвердил и сам Яковлев по телефону. И Решетин, не проверив сообщение, тут же отвел все свои войска от занятых мест и ушел в Знаменское предместье, которое было расположено на севере города, за рекой Ушаковкой, притоком Ангары. До сих пор остается загадкой, сознательно ли Яковлев, такой двурушник и профессиональный предатель, сорвал победу восставших, или его тоже дезинформировали. Если и предположить, что его дезинформировали, тоже мог бы как-то проверить. В общем, блицкриг не удался.
М. Соколов
―
А что на самом деле делают вот эти семеновцы, этот военный отряд на бронепоездах?
Г. Кан
―
Собираются. Еще только едут. Естественно, 27 декабря еще никто не приехал. То есть Решетин мог победить в тот же день. Но в тот же день вечером солдаты уже знали, что никакой приказ Яковлев им не отдавал. Но они уже и так были готовы идти за повстанцами.
М. Соколов
―
Ну да, деваться некуда. Бунт есть бунт.
Г. Кан
―
Да, более того, политцентровцы пропагандируют, и оставшиеся части отряда особого назначения примыкают к восстанию.
М. Соколов
―
А что в это время делают большевики?
Г. Кан
―
Большевики, естественно, тоже решили примкнуть к восстанию, как они и планировали. Они организуют свою рабочую дружину в Знаменском предместье. Потом, несколько позже, в ночь с 30 на 31 декабря они освобождают заключенных большевиков в местной тюрьме, очень большое количество, с согласия Политцентра.
М. Соколов
―
А почему не освободили эсеров, которые были арестованы?
Г. Кан
―
Они находились в одном из училищ - по-моему, в Оренбургском казачьем училище. Это было на окраине города, и там повстанцы не действовали. Потом писали, что большевики освободили своих, а эсеров не смогли - потом ставили эсерам в укор. В результате большевики, освобожденные из тюрьмы, как обычно, создают очень мощные рабоче-крестьянские дружины. И где-то примерно через несколько дней у них в рабоче-крестьянских дружинах уже было примерно 3 тысячи человек.
М. Соколов
―
Вооруженных?
Г. Кан
―
Да, 3 тысячи вооруженных человек в рабоче-крестьянских дружинах. А цели они, большевики, ставили какие? Ликвидация колчаковщины, захват оружия, организация рабоче-крестьянских дружин и концовка (это они воюют вместе с политцентровцами!) - концовка их целей, что они хотят - захват власти и ликвидация Политцентра. То есть они вместе с ними воюют, они в союзе с Политцентром, и уже заранее планируют захват власти и ликвидацию Политцентра. Вот так вот - долгосрочное, стратегическое планирование. У большевиков все было стратегически рассчитано. Значит, 2 дня были очень тяжелые бои - 28 и 29 декабря. И оба раза сычевцы были на грани поражения.
М. Соколов
―
А они опирались прежде всего на юнкерские военные училища.
Г. Кан
―
Да, юнкерские военные училища. Причем первоначально преимущество в количестве войск было немножко больше у сычевцев. Но потом усилились рабочие дружины. И потом сычевские солдаты были ненадежны. Так что со временем в количественном плане у повстанцев стало больше людей - по крайней мере, не меньше. К этому времени в Иркутск перебирается и Калашников, тоже участвует в боях. 2 дня проходят очень тяжелые бои, сычевцы на грани поражения. 28 декабря сычевцев спасли егеря, легкая пехота вооруженных сил, прибывшая в Иркутск. A 29 декабря (вот настроение солдат того времени) егеря решили, что надо перейти на сторону повстанцев. Перебили 27 своих офицеров и ушли к калашниковцам, к повстанцам. Но те приняли егерей и велели им идти в бой против сычевцев. Егерям идти в бой не хотелось, и они отказались. Вообще они не просто отказались, но и попытались вернуться обратно к сычевцам. Сычевцы их не приняли. В результате в егерей стали стрелять со всех сторон - и повстанцы, и сычевцы. Значительная часть егерей погибла, остальные просто сбежали и превратились в мародеров. Вот такова была судьба егерей. Это считался элитный отряд Сычева. Такой яркий штрих того времени. A 29 декабря сычевцев в решающий момент спасла отвага самого Сычева. Он подоспел к месту сражения на мотоцикле, объехал всю линию боя под сильным обстрелом и этим способствовал тому, что его войска приободрились и смогли отбросить повстанцев.
М. Соколов
―
Но были и попытки переговоров, насколько я помню. Где-то перед Новым годом.
Г. Кан
―
Сперва Сычев предложил перемирие в Иркутске 30 декабря - все были обескровлены. Переговоры начинаются чуть позже, а 30 декабря в Иркутске перемирие. А вот в Глазково совсем нет - 30 декабря вообще решающий день восстания. На вокзал рядом с Глазково прибывают наконец бронепоезда с семеновцами - тысяча человек во главе с боевым генералом Скипетровым. В Глазково обратно из Иркутска перебазировался Калашников. Чехи обещали задержать Скипетрова, но не решились. Правда, каким-то таинственным образом навстречу головному бронепоезду был пущен паровоз. Он немножко повредил бронепоезд, повредил пути, но ненадолго. Дальше появился Скипетров, который вроде считался хорошим полководцем. Но, во-первых, он появился один - японцев нет, они отстали в пути. Во-вторых, дальше Скипетров принял довольно странное решение. Собственно, его ошибочность понимали тогда все - и Сычев говорит, что он это понимал. Он решил отправить в Иркутск из своего отряда только 260 человек, а большинство оставить около Глазково.
М. Соколов
―
Может быть, это связано с тем, что там были большие склады вооружения. И он решил там поживиться и контролировать все это.
Г. Кан
―
Сложно сказать, почему. Но позднейшие события показали, что это была очень грубая ошибка. Он решил победить повстанцев в Глазково. Дальше там произошел бой где-то после 3 часов дня 30 декабря, который, собственно, и решил исход восстания. Есть несколько версий, описывающих этот бой. Не буду приводить их все. Приведу несколько совмещенных версий, которые кажутся наиболее правдоподобными. Во-первых, Калашников, лично руководивший войсками, решил, что все-таки надо не ждать, пока семеновцы будут атаковать, а самим идти наступать. Попытаться взять инициативу в свои руки. Второй момент, который продумал Калашников... Ну, это не он, это один из подчиненных, привлеченных им к повстанцам офицеров - полковник Николай Николаевич Красильников (не путать с атаманом Красильникова) предложил устроить засаду для семеновцев. Семеновцы будут наступать, идти в бой, тоже бороться с калашниковцами, с повстанцами, а сзади должна залечь группа солдат, которая в случае поражения калашниковцев, в случае, если они будут отступать, ударит семеновцам в тыл.Конечно, нужно было быть именно хорошим штабным военным, чтобы это придумать. Это был очень хороший план, и Калашников эту идею принял. Но вообще страх перед семеновцами был так велик, что часть рабочих-дружинников и солдат этого 53-го полка вообще сбежала из Глазково. Да и тем более этот боевой генерал. В общем, психологический страх был огромен. Это еще и по событиям 27 декабря было ясно. Дальше Калашников лично повел в наступление 2 батальона 53-го полка, рассыпав их 3-мя цепями. Но с первых же выстрелов эти цепи стали одна за другой отступать. Калашников вызвал как последний резерв команду связи 53-го полка и присоединил к ним пулеметную команду, подошедшую из Черемхово. Сев на коня впереди них, лично повел солдат в новый бой. И эта атака была удачной. Семеновцы не ожидали такой атаки. Плюс в этот момент из засады, с тыла ударили солдаты повстанцев - по разным данным от 150 до 200 солдат. В общем, ситуацию спасла личная храбрость Калашникова и продуманный план удара с тыла. Семеновцы побежали. Это был, собственно, решающий момент восстания. Причем бежали они из Глазково так поспешно, что повстанцы за ними еле успевали.
М. Соколов
―
То есть они что, погрузились на бронепоезда?
Г. Кан
―
Нет, бежали до села Кузьмиха. Было взято в плен 120 человек, захвачены 3 пулемета, большое число оружия, патронов, лошадей, и очень много семеновцев погибло. А жертвы среди повстанцев были минимальные - 1 убитый и 6 раненых.
М. Соколов
―
То есть полный разгром.
Г. Кан
―
Полный разгром. На следующий день семеновцы опять попытались войти в Глазково, но их без особых проблем отбросили, причем еще дальше - в Михалево, более дальнее село.
М. Соколов
―
А что в это время в самом Иркутске?
Г. Кан
―
В самом Иркутске в этот день перемирие. 30 декабря перемирие, 31 декабря уже бои. Чтобы закончить тему с войсками с востока, следует сказать о японцах. Японские эшелоны, которых тоже очень ждало правительство и Сычев, прибыли в Иркутск только 1 января, то есть когда ситуация уже была переломлена. Видимо, японцы решили задержаться, чтобы посмотреть, у кого будет преимущество. Это первое. Второе - вагоны в поездах японцев были почти пустыми. То есть они вообще изначально не хотели рисковать своими жизнями ради спасения колчаковской власти. В-третьих, в местах размещения японских частей на иркутском вокзале и в Глазково за ними был установлен тройной присмотр - глазковских повстанцев, чехов и еще солдат американского батальона, подчинявшихся Жанену. В результате японцы предпочли ни во что не вмешиваться. Более того, их представитель даже посетил калашниковский штаб и заявил, что японские войска намереваются лишь охранять свою и союзническую миссию, соблюдая нейтралитет. То есть от японцев опасности не было. Еще я бы добавил, почему вообще Семенов послал такого неумелого генерала. Это мое предположение, но, видимо, Семенов тоже не хотел направлять своих лучших людей в Иркутск, потому что семеновский режим вообще был непрочен в Забайкальской области. Кругом напирали партизаны, и, видимо, Семенов тоже не очень хотел спасать иркутское правительство.
М. Соколов
―
Да, там держалось на терроре, конечно, и на японцах.
Г. Кан
―
Да. И лучших своих военачальников он, конечно, предпочел оставить при себе. То есть сама по себе надежда Червен-Водали и Сычева, что придут эти семеновцы с японцами и разобьют повстанцев, изначально была неправильной. И Скипетров был плохой генерал. Потом, когда он вернулся в Читу, на него едва ли не плевали на улицах, как пишет один мемуарист Котомкин. То есть Семенов тоже не хотел тратить своих людей и посылать лучшие силы спасать Иркутск. У него своих проблем было навалом. Но это мое предположение. Тут сложно, так сказать, влезть в душу Семенова. Что происходит дальше? Дальше 31 декабря и 1 января вновь ведутся бои в самом Иркутске. Они отмечаются крайним упорством и взаимной безжалостностью. Пленных убивают. С обеих сторон никто никого в большинстве своем не берет в плен. На стороне и повстанцев, и Сычева дерутся даже подростки 14-16 лет. Беспощадная злоба в наступлении, отчаянная ненависть в обороне. Многие трупы были изуродованы. То есть если бы сейчас военный министр и начальник штаба Иркутского военного округа попали в плен, их бы не оставили в живых. У Сычева ситуация не очень хорошая. Ситуация психологически переломлена, уже никто не боится семеновцев. Тем не менее, все-таки эти 260 семеновцев, собственно, и спасли Сычева от поражения 31 декабря и 1 января. Но в целом психологическое преимущество уже на стороне повстанцев. И вдобавок еще повстанцы, рабочие дружины, постоянно пополняются людьми, а сычевцы теряют людей - многие переходят на сторону повстанцев.
М. Соколов
―
А коммунистические партизаны тоже подходят к Иркутску или еще нет?
Г. Кан
―
Еще нет. Они вообще подойдут после окончания восстания. Но и без партизан преимущество уже на стороне повстанцев. В общем, сам Сычев позднее в неопубликованных воспоминаниях, хранящихся в архиве Гуверовского института (он оставил воспоминания), пишет: «Дух войск уже пал сломлен. Цель борьбы окончательно пропала. Наличными силами гарнизона можно было бороться дня два-три и только». И тогда Червен-Водали решает начать переговоры.
М. Соколов
―
Но пока ситуация в городе ничейная.
Г. Кан
―
Ничейная, но психологическое преимущество, да и военное, на стороне повстанцев. И переговоры начинает Червен-Водали - это уже говорит, что он чувствует себя слабо. Переговоры начинает правительство при посредничестве Жанена и высоких комиссаров. При этом Червен-Водали не говорит о капитуляции, о передаче власти. Он говорит с Политцентром о перемирии. Предлагает он его на следующих условиях. Военные действия прекращаются. Иркутск, станция и Глазковское предместье занимают войска союзников. Союзники обеспечивают беспрепятственный проезд на восток Колчаку, членам правительства, иркутскому гарнизону и всем желающим уехать. Золотой запас должен быть отправлен на восток. Относительно Колчака Червен-Водали высказывается, что будет просить его уйти в отставку, передав свои полномочия Деникину. 3 января в поезде Жанена и 4 января в парадных комнатах станции Иркутск в присутствии представителей союзных держав проходят переговоры. Глава правительственной делегации - Червен-Водали, в делегации повстанцев главную роль играет заместитель руководителя Политцентра Ахматов. Ведутся переговоры. Договориться не удается. Кстати, надо сказать, что реальные предложения Червен-Водали, конечно, были не о перемирии, а о сдаче власти.
М. Соколов
―
Но, тем не менее, по крайней мере, он хотел спасти своих людей.
Г. Кан
―
Да, хотел спасти. Единственное, удается достигнуть согласия только в вопросе об отставке Колчака. Но и тут имелись расхождения. Правительство и Червен-Водали хочет, чтобы он отрекся в пользу Деникина, а Политцентр - чтобы никакие преемники вообще не указывались.
М. Соколов
―
А сам-то Колчак где в это время? Он как-то реагирует на происходящие события? У него во временной столице идут бои, мятеж, а он опять где-то непонятно где.
Г. Кан
―
В Нижнеудинске. С 27 декабря фактически заперт в Нижнеудинске под контролем чехов.
М. Соколов
―
То есть чехи его удерживают. А он хотел выехать, например, в Иркутск или дальше? Или его поезд был просто блокирован?
Г. Кан
―
Фактически был блокирован. Но при этом он обменивается телеграфными сообщениями с правительством. Если только так можно говорить.
М. Соколов
―
А он мог, наоборот, поехать на запад к армии?
Г. Кан
―
Фактически он был задержан в Нижнеудинске. Ну, это, конечно, был не арест. Фактически его поезд был блокирован. То есть Жанену и чехам, явно сочувствующим Калашникову, не нужно было движение Колчака куда бы то ни было. Их вполне устраивало, что Колчак в Нижнеудинске, где-то далеко. Но он обменивался с правительством телеграфными сообщениями. То есть это не был арест. Значит, разногласия по поводу судьбы золотого запаса и беспрепятственной эвакуации на восток колчаковских войск. Во-первых, конечно, Политцентр хочет оставить золотой запас себе. Это само собой. А вот с колчаковскими войсками тут более сложная ситуация. С одной стороны, политцентровцы требует разоружения юнкерских школ и всех организаций, которые принимают участие в боях на стороне правительства. Но с другой стороны, они не хотят эвакуации всех белых военных на восток.
М. Соколов
―
Это почему?
Г. Кан
―
Во-первых, потому что это означает возможность создания там нового центра власти, угрожающего Политцентру. Во-вторых, они надеются, что большая часть белых военных перейдет на их сторону. А если их всех эвакуировать, то это свободный доступ в Восточную Сибирь советских войск и крах идеи буферного государства. То есть они надеются, что большая часть колчаковских частей перейдет на их сторону и тем самым не даст возможности большевикам захватить Восточную Сибирь. Ахматов (кстати, в отличие от многих политцентровцев, критически настроенный к большевикам) говорит на этих переговорах такую речь: «Демократическое правительство не покидает мысль о борьбе с большевизмом. Если нам удастся сообщить русскому крестьянину и солдату в советских войсках о том, что мы делаем на территории, не занятой ими, если они узнают, что мы даем народу истинно демократическую власть, к чему мы стремимся, их победоносное наступление перейдет в колебание и замешательство». Дальше он добавляет: «Мы ожидаем проявлений замешательства в народных массах. Мы предпримем мирные переговоры с Советской Россией, и солдаты будут знать, что перед ними та демократия, против которой им нет смысла воевать. Надо показать здешним массам и тем, которые находятся под большевистским знаменем, действительно свободную демократическую организацию». В общем, наивные прекраснодушные мечтания.
М. Соколов
―
Собственно, они ни о чем не договорились. И что происходит уже 4 января?
Г. Кан
―
Совет министров в подавляющем большинстве все-таки склоняется к идее передачи своих полномочий Политцентру.
М. Соколов
―
Просто в обмен на свободу выезда?
Г. Кан
―
Ну, на определенных условиях. Они все-таки надеются, что Политцентр примет их условия. 4 января происходит правительственное совещание. Оно дает своим уполномоченным полную свободу действий, не исключая в случае необходимости согласия на сдачу власти. Совет министров еще 3 января отправляет телеграмму Колчаку в Нижнеудинск. В этой телеграме пишется: «Необходимым условием вынужденных переговоров является ваше отречение. Совмин единогласно постановил настаивать на том, чтобы вы отказались от прав верховного правительства, передав их генералу Деникину». И 4 января 1920 года Колчак подписывает указ, который лишь отчасти удовлетворяет пожелания его правительства, но уже совсем не может понравиться Политцентру. Там, в этом указе, объявляется, что ввиду предрешения вопроса о передаче власти Деникину, Колчак в целях сохранения на востоке оплота государственности предоставляет Семенову всю полноту военной и гражданской власти на всей территории российской восточной окраины и поручает атаману образовать органы государственного управления в пределах распространения его власти. То есть это было именно то, чего больше всего боялся Политцентр. И если бы переговоры продолжились, это просто сорвало бы попытку соглашения. Но дальше происходит стремительное развитие событий. 4 января, когда в гостинице проходило это совещание правительства, где они приняли это принципиальное решение, туда приезжает Сычев, вызывает к себе Червен-Водали и спрашивает о планах правительства. Червен-Водали, утомленный всем происходящим, заявил Сычеву, что правительство решило сдать власть. Хотя в действительности это было не окончательное решение, а скорее, общие намерения, которые еще предстояло отшлифовать и обсудить на переговорах. Но Сычев понял это в буквальном смысле и ответил: «Ну что ж, мы ничего против этого не имеем». И в середине дня он отдал начальникам всех верных ему частей приказ об эвакуации.
М. Соколов
―
То есть это фактически было бегство.
Г. Кан
―
Фактически бегство. Причем на самом деле еще не было принято окончательного решения. Это было намерение. Представители правительства во главе с Червен-Водали в этот момент отправились на переговоры. То есть Сычев сделал просто... Ну, тут очень сложно как-то оценить это морально.
М. Соколов
―
Ну как, фактически просто бросил их, начал выводить войска и оставил гражданскую власть без защиты.
Г. Кан
―
Да. Причем потом он в своих неопубликованных воспоминаниях из Гувера пишет (скорее всего, врет), что сообщил Червен-Водали, что решил начать эвакуацию, и Червен-Водали дал на это свое согласие. Но поведение правительственной делегации во время переговоров говорит, что Сычев сообщает неправду.
М. Соколов
―
То есть они ничего не знали.
Г. Кан
―
Ничего не знали. Хотя некоторые большевистские историки заявляли, что да, все знали, но никаких доказательств этого нет. Потому что и стенограмма последних переговоров говорит, что, конечно, Червен-Водали не был в курсе всего происходящего. В результате что происходит? Сычев отдает приказ об эвакуации - фактически о бегстве. Отдает приказ с 6 часов вечера 4 января оставить фронт и стягиваться к одному из казачьих училищ для отступления из города. Затем сычевцы и семеновцы покидают Иркутск. При этом не забывают прихватить с собой 31 заложника и пытаются вывезти весь золотой запас. Но это им не удается - золотой запас у них отбили.
М. Соколов
―
Отбил кто - чехи?
Г. Кан
―
По одним данным, это были повстанцы. По другим - местная милиция, перешедшая на сторону Политцентра. По третьей версии - чехи.
М. Соколов
―
А что в этот момент делает генерал Жанен со своими иностранными войсками?
Г. Кан
―
Они все расположены на вокзале. Там ведутся переговоры. Жанен находится на вокзале. И дальше с начала 7-го ведутся переговоры, причем в переговорах помимо Червен-Водали участвуют военный министр и начальник штаба Иркутского военного округа. Ну поехали бы они на переговоры, если бы они заранее знали о намерении Сычева? Конечно нет. Обсуждаются все эти вопросы. И вдруг в один прекрасный миг (это видно прямо в стенограмме) в зал, где ведутся переговоры, врывается некий казачий офицер и, волнуясь, сообщает: «Отряд Семенова покинул город. Генерал Сычев бежал на автомобиле. По дороге заехал к начальнику Оренбургского казачьего училища. Не застав его, оставил ему следующую записку: «Спасайся, как я сам это делаю»». Это зафиксировано в стенограмме. Члены правительства, не скрывая своего замешательства, ежеминутно спрашивают то одного, то другого, что нужно делать. Им никто не отвечает. Они совсем падают духом. Один из членов правительства опускается на стол. А начальник штаба Иркутского военного округа стоит смущенный - он не был в курсе. И только один военный министр перед этим ушел в поезд Жанена, получил от него, видимо, исчерпывающую информацию о происходящем в Иркутске и тут же скрылся. После этого к участникам переговоров выходит сам Жанен и объявляет: «В городе творится бог знает что, полная анархия. Я издал приказ ввиду оставшихся отдельных банд как семеновских, так и других солдат, чешскому гарнизону немедленно взять охрану города и мирных жителей в свои руки». После этого в зал входит уходивший на время один из членов Политцентра и заявляет: «Калашников отдал приказ войскам войти в город по просьбе самого населения. Ввиду того, что правительственные войска разбежались, население просило об охране. 53-й Сибирский полк вступил в город. Город фактически занят. Я объявляю заседание закрытым. Политический центр вступает в исполнение своих обязанностей и передаст власть Национальному собранию». Делегаты от обеих сторон подходят друг к другу и мирно беседуют. Вся напряженность сразу закончилась. На перроне вокзала расставляется караул калашниковцев. И без 20-ти 12 все переговорщики расходятся. Причем тут еще надо сказать, что, конечно, Сычев поступил, мягко говоря, очень некрасиво.
М. Соколов
―
Предал их.
Г. Кан
―
Ну, Червен-Водали, конечно, тоже неосторожно сказал Сычеву. Но, конечно, перед этим Сычев показал себя отважным человеком.
М. Соколов
―
У генерала, видимо, кончились силы. Решил спасать свою шкуру.
Г. Кан
―
В общем, отряд, охранявший гостиницу, где жили министры, не был в курсе. Он сдался повстанцам. Очень трагическая ситуация была с курсантами Иркутского военного училища. Им никто не сказал, что война окончена. Они стояли на своих боевых позициях. Лишь в 11 часов вечера они узнали, что брошены своим начальством. Разоружить их должны были чехи. Но курсанты оказали чехам немалое сопротивление, убив немало чешских солдат. Но когда к чехам подошло подкрепление, юнкерам пришлось сдаться. Победивший Политцентр не сделал с ними ничего плохого, отправил их назад в училище. Поздним вечером 4 января в Иркутске, в Знаменском предместье стало известно о победе. К 2 часам ночи передовые части обеих групп повстанцев - Иркутской и Глазковской - окончательно заняли город. 5 января 1920 года состоялось совместное торжественное шествие войск Народно-революционной армии Калашникова и рабоче-крестьянских дружин по улицам Иркутска. Казалось, что между ними нет разногласий, что товарищество и этот триумфальный успех навсегда стер их разногласия. Конечно, больше всех произошедшему был рад Калашников. Он вложил во все это и душу, и боевой опыт, и организаторский талант. Он не знал, что это пиррова победа и что на смену одной диктатуре скоро придет другая. Еще надо добавить такие вещи - как бы анонс того, что будет дальше. Политцентр недолго был у власти - 16 дней. Об этом, может быть, как-нибудь еще можно будет рассказать. Его быстро согнали усилившиеся большевики, без всякого сопротивления. Но после того, как большевики взяли власть, они относительно долгое время сохраняли в Иркутске более-менее демократический порядок. То есть не сразу установили там свою диктатуру. Но в конечном счете дело кончилось тем, чем и везде. Партия эсеров была запрещена. Все ее члены, оставшиеся в Иркутске, были арестованы. Была установлена большевистская диктатура. Но это все было сложно и долго.
М. Соколов
―
А сразу после победы начались аресты или кому-то из тех же министров Колчака удалось выехать из Иркутска?
Г. Кан
―
Большая часть уехала. Арестовано было всего несколько человек, в том числе Червен-Водали. Он был арестован уже при большевиках.
М. Соколов
―
Потом был знаменитый процесс, так называемый, над колчаковскими министрами. Многие из них были совершенно не ключевыми фигурами и никакого отношения к репрессиям не имели. Но, по-моему, большинство расстреляли.
Г. Кан
―
Да, было трое расстрелянных. В том числе был расстрелян Червен-Водали, который как раз вел переговоры. Все эти министры были арестованы еще во времена Политцентра, но расстрелов при Политцентре не было. Политцентр был у власти недолго. Тут еще судьба заложников...
М. Соколов
―
Да, я как раз хотел об этом спросить в заключение, потому что это действительно трагические события, которые происходили одновременно с победой этого мятежа Калашникова.
Г. Кан
―
Я уже говорил, что Политцентр просуществовал очень недолго. Недолгой была демократия в Иркутске. Но еще все было омрачено жуткой судьбой заложников. Сычев не поленился, убегая из города, забрать всех заложников. Вот курсантов Иркутского военного училища он забыл, а заложников не забыл. Заложники были переданы семеновцам, Скипетрову, а Скипетров передал их в распоряжение начальника своей контрразведки подполковника Сипайло, известного садиста. Сипайло всех заложников погрузил на пароход «Ангара». Он пошел по Байкалу. Дальше со всех заложников, включая Павла Михайлова и Викентия Соколова, снимали верхнюю одежду, подводили их к палубе. Дальше там стоял казак Лукин, который ударом колотушки сбрасывал их под винт идущего парохода. Такой зверской смертью погибли все 31 заложник, в том числе Павел Михайлов, Викентий Соколов и одна арестованная женщина. Семеновцы были плохие вояки, но палачи они были еще те. Это говорит, что на самом деле выбора в тот момент не было - либо семеновцы с их такой вот контрразведкой, садистами, либо в перспективе большевики, которые тоже устанавливали свою диктатуру, пусть и не сразу. То есть вот так расправились с заложниками. Отвратительным поступком семеновских «героев», которые удирали из-под Иркутска, как писал Устрялов, возмущалась вся Сибирь. Сами колчаковцы - и полковник Ильин, и Устрялов - были в ужасе от того, что сделали семеновцы с заложниками.
М. Соколов
―
Ну, я так понимаю, для тех, кто позже казнил Колчака и Пепеляева, это тоже в значительной степени было оправданием - месть за погибших представителей демократии. Спасибо! Я благодарю нашего гостя историка Григория Кана. Мы говорили об Иркутском перевороте, заговоре Николая Калашникова, о том, как Политцентр сверг власть адмирала Колчака в Иркутске. Всего вам доброго! Вел передачу Михаил Соколов.