Иркутский переворот. Заговор Николая Калашникова - Григорий Кан - Цена Революции - 2019-12-15
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции». Ведет ее Михаил Соколов. У нас сегодня в гостях историк Григорий Кан, и мы будем говорить о событиях в Сибири в конце 1919 года - Иркутском перевороте и ключевых фигурах этих исторических событий. Григорий Семенович, добрый вечер! Давайте обозначим ключевые фигуры этих событий 1919 года. Первая, видимо - верховный правитель, адмирал Александр Колчак. Как складывалась обстановка - политическая, военная - во второй половине 1919 года на той территории, которую контролировало правительство, подчиненное Колчаку?
Г. Кан
―
Колчак - верховный правитель с ноября 1918 года. Система власти была приблизительно следующая. Во главе - верховный правитель. В подчинении Колчака - Совет министров российского правительства, который сперва возглавлял Вологодский, а с ноября 1919 - Виктор Пепеляев. Правительство играло важную роль, но был и еще не менее важный орган - даже, может быть, более важный. Это Ставка верховного галавнокомандующего. То есть это все-таки была военная диктатура. И основное управление во многом шло через Ставку верховного главнокомандующего. Естественно, верховным главнокомандующим тоже был Колчак.То есть Ставке подчинялись командующие армиями и командующие военными округами. И реальная власть сосредотачивалась во многом в руках командующих армиями и военными округами. Губерниями или краями управляли гражданские лица - были главные начальники краев, управляющие губерниями. Их роль была немалая, но все-таки ключевая роль была у военных начальников - руководителей военных округов. Приблизительно так строилась система управления.
Потом очень важен характер управления. Конечно, территория под руководством Колчака вела борьбу с большевистской Россией. Понятно, что в этой ситуации не могло быть демократического устройства. Но, тем не менее, режим Колчака был довольно жесткой веоенной диктатурой. То есть была жесткая цензура, ограничивали права и свободы.
В ряде случаев это ограничение шло достаточно далеко. В частности, было очень много случаев нарушения прав человека, арестов без предъявления обвинений, расстрелов без суда по подозрению в большевизме, в пособничестве большевизму. При подавлении крестьянских выступлений в некоторых местах брались заложники, расстреливались заложники. То есть нарушений прав человека, жестокостей, расстрелов, казней при Колчаке было весьма немало. В значительной части это делали воинские начальники по собственной инициативе. Во всяком случае, Колчак проявлял равнодушие ко всему этому, не пытался все это прекратить.
Но тут следует сказать еще такой момент, что ряд территорий, формально подчиненных Колчаку, на самом деле были ему подчинены очень формально.
М. Соколов
―
Это так называемая «атаманщина».
Г. Кан
―
Да, так называемая «атаманщина». Например, Приамурье и Забайкалье. Там официально был военный губернатор, подчиненный Колчаку - знаменитый атаман Семенов. Но подчинен Колчаку он был только формально. Реально он был фактически подчинен Японии, был прояпонский атаман. Режим Семенова был гораздо репресивнее колчаковского режима. Там все очень жестко подавлялось. И вдобавок он действительно был прояпонским. То есть Семенов заключал неравноправные договоры с Японией. Япония формально считалась союзницей России в Первой мировой войне, но преследовала свои интересы. И режим Семенова просто откровенно жертвовал российскими национальными интересами во имя Японии. Конечно, Колчаку он не подчинялся, вызывал недовольство Колчака. Но еще восточнее был атаман Калмыков - уже откровенно бандитский.
М. Соколов
―
Это на Амуре.
Г. Кан
―
Да, на Амуре, в Хабаровском крае. Формально подчиненный Семегнову, но на самом деле не подчиненный никому. То есть было очень много таких воинских начальников, которые на самом деле Колчаку не подчинялись, творивших всякие бесчинства. Но Колчак, конечно, тоже несет ответственность за все эти случаи, потому что он не пытался что-то сделать. Но это отдельная тема.
М. Соколов
―
А какова была обстановка на фронте со второй половины 1919 года? Это уже была череда таких непрерывных поражений, отступлений и попыток как-то переломить ход событий - большей частью неудачных.
Г. Кан
―
Да, колчаковская армия одерживала победы зимой 1918-1919 и в начале 1919, весной. А где-то с конца весны 1919 года начались непрерывные неудачи. Не буду сейчас останавливаться, кто там виноват...
М. Соколов
―
Хотя коротко сейчас можно сказать.
Г. Кан
―
С моей точки зрения, командующие армиями у Колчака были не очень даровитые. И начальник Главного штаба - притча во языцех, которого ненавидели...
М. Соколов
―
Лебедев.
Г. Кан
―
Да, который был совершенно не на месте. Вот тут сходятся вообще все историки и мемуаристы. Его никто не защищает. И началась череда непрерывных поражений Колчака на фронте. Правда, в сентябре 1919 было контрнаступление, но оно в конечном счете кончилось неудачей. 14 ноября 1919 Колчак потерял Омск. Перед этим оттуда эвакуировалось правительство и сам Колчак. И столица колчаковской Сибири была перенесена в Иркутск. То есть колчаковскую столицу захватили большевики. Еще важный фактор Сибири того времени (об этом обязательно нужно сказать) - это чехословацкий корпус.
М. Соколов
―
Да, это очень важно. Собственно, с него и началась гражданская война в Сибири. Собственно, где они были в это время, уже в 1919 году? Я так понимаю, не на фронте.
Г. Кан
―
Огромный чехословацкий корпус, собственно, с осени 1918 перестал участвовать в боях. Более того, по идее, он должен был возвратиться обратно в Европу, но его все-таки задержали в Сибири. Функцией чехословацкого корпуса была охрана железных дорог. Этим они и занимались. Казалось бы, не так важно, но на самом деле это очень важно - дорожные магистрали. И это тоже не все. Командовал чехословацким корпусом генерал Ян Сыровый. Но над ним тоже был начальник, командующий - это французский генерал Жанен. Он командовал всеми славянскими союзническими вооруженными силами, в том числе чехословацким корпусом. Правда, как заметил один из мемуаристов, чехи подчинялись Жанену постольку, поскольку это совпадало с их интересами.
М. Соколов
―
Интересно, что фигура Жанена предполагалась же и в качестве вообще верховного главнокомандующего. Колчак его отверг. И вот это, собственно, тоже было одной из причин постоянных конфликтов - испорченные отношения с этим французским генералом.
Г. Кан
―
Да, это было так. Хотя Жанен до поры до времени соблюдал лояльность Колчаку. В своем дневнике он часто критикует Колчака, но весь вопрос - дневник это или позднейшие воспоминания. Опубликован он был позже, поэтому понять это, как и в случае со многими другими дневниками периода Гражданской войны, очень сложно.
М. Соколов
―
Вообще, кроме чехов, стоит напомнить, были еще подразделения Великобритании, были французы тоже в каком-то небольшом количестве, были американцы на охране железной дороги на Дальнем Востоке. Кстати, их командир Гревз, по-моему, тоже был не очень лоялен к Колчаку. И плюс были всякие формирования из военнопленных - по-моему, сербов, если я не ошибаюсь. То есть целая такая интернациональная армия, в общем, противостоявшая большевистским интернационалистам, которые тоже использовали и военнопленных, и китайцев, и Бог знает кого.
Г. Кан
―
На территории Сибири самым мощным был чехословацкий корпус, японцы и американцы.
М. Соколов
―
А сколько их было в 1919 году?
Г. Кан
―
Подсчеты тут достаточно сложные. Цифры дают по-разному. Центральная штаб-квартира осенью 1919 года была в Иркутске, и там была дивизия - от 4 до 5 тысяч человек. Тут еще такой момент - важно, что в каждом крупном городе еще был чешский гарнизон со своей разведкой, контрразведкой. То есть чехи были очень мощной силой в Сибири. И до поры до времени они были лояльны Колчаку.
М. Соколов
―
А все-таки политическая позиция руководителей чехословацкого корпуса? Я так понимаю, что кроме военных, чехословацкие политики принимали и какие-то решения политического свойства.
Г. Кан
―
Их представители (сперва это был Богдан Павлу, потом Вацлав Гирса) до поры до времени в целом поддерживали Колчака. Расхождение, разрыв начался несколько позже. Тут еще, чтобы была палитра того, что происходило в Сибири - оппозиция, какая была оппозиция.Во-первых, это большевики, которые оправились от разгрома, создали свои мощные подпольные структуры. Особенно мощные структуры, сильные позиции были у них в Иркутске. Там был Иркутский большевистский комитет, который послужил основой Сибирского комитета. Большевики были прекрасно организованы. У них было оружие, губернский штаб. Было очень хорошо организовано подполье - пятки (пятерки), десятки. Даже аресты оставляли значительную часть большевистской организации нетронутой. И за большевиками шло очень большое количество рабочих. Тут вообще такой очень важный момент, который отмечали многие историки - что большевистская власть в Сибири была свергнута достаточно рано, когда большевизм еще не вызвал озлобления в народе.
М. Соколов
―
Еще не было продразверстки.
Г. Кан
―
В Сибири в 1919 году вообще даже не знали, что в европейской части России продразверстка. Информация была слабая. Рабочие полностью шли за большевиками и еще не разочаровались. Крестьяне не успели проникнуться к ним большой ненавистью. То есть неприятие в значительной степени было со стороны интеллигенции и офицерства. И поэтому рабочие шли за большевиками в значительной степени. Потом еще одна оппозиция, которая возникла в Сибири - это крестьянские партизаны.
М. Соколов
―
Откуда они взялись, собственно? Что стало причиной достаточно распространенного партизанского движения?
Г. Кан
―
Было 4 причины партизанского движения, которая было особенно мощным в Енисейской и Иркутской губернии. Были целые партизанские крестьянские армии. Первая - это налоги и сборы с крестьян. Крестьяне того времени не любили платить налоги и сборы. Это первая причина. Второе - насильственные мобилизации в белую армию. Это вторая причина недовольства крестьян. Третья причина - это реквизиции и конфискации, которые осуществляли белые воинские отряды. Это вызвало резкое недовольство - всякие карательные отряды... И четвертая причина крестьянского движения - она выглядит немножко несерьезно, но она была очень важна - это борьба белой власти с самогоноварением, очень важным экономически.
М. Соколов
―
Им больше нечем было заняться?
Г. Кан
―
Это было очень выгодно экономически. Это четвертая причина, не первая, но, тем не менее, достаточно важная причина. И это привело к возникновению очень мощных крестьянских движений, крестьянских армий. Причем первоначально влияние большевиков было не таким значительным. То есть это не было вызвано коммунистической пропагандой. Первоначальная программа крестьянских армий была «Советы в первоначальной форме», то есть самоуправление крестьян и рабочих.Но позднее большевистское, коммунистическое влияние в среде партизан усилилось. Например, в Иркутской губернии все 3 крестьянских армии контролировались большевиками. То есть со временем большевики усилили свое влияние среди крестьянских армий. И это крестьянское партизанское движение в тылу, помимо ошибок белых военачальников, тоже способствовало поражениям белой армии, и очень существенно. Это вторая оппозиция.
М. Соколов
―
Я только хотел уточнить. Во-первых, эти крестьянские отряды как-то финансировались, например, с территории Советской России? Вообще, была какая-то связь оттуда с Сибирью?
Г. Кан
―
Нет, когда пришла Красная армия, они к этим партизанам относились настороженно, боялись сибирской махновщины. То есть какой-то связи с Сибирским большевистским революционным комитетом во главе со Смирновым - по крайней мере, мне неизвестно, что была какая-то связь. То есть помогали местные большевики, но финансирования из Советской России не было. И первоначально большинство этих отрядов вообще не были коммунистическими.
М. Соколов
―
Да, был же такой анархист, по-моему, Каландаришвили, с одним из самых мощных отрядов.
Г. Кан
―
Позднее он занял прокоммунистическую позицию. Это Иркутская губерния.
М. Соколов
―
А в каких регионах Сибири было наиболее мощное крестьянское движение?
Г. Кан
―
Енисейская губерния, конечно - это самый центр. Енисейская губерния, Иркутская губерния. И в Западной Сибири были крестьянские восстания. Там были целые крестьянские армии, контролировали целые территории. Но еще третья оппозиция, которая была - это умеренные социалисты, собственно, оттесненные от власти Колчаком, игравшие видную роль после свержения большевиков. Сперва был Западно-сибирский комиссариат, возглавляемый умеренными социалистами, потом Временное сибирское правительство, где их уже было мало, они уже не играли существенной роли. Потом так называемая Уфимская директория, где опять правое крыло социалистов играло важнейшую роль.Они были оттеснены от власти и во многом из легальной политической жизни, но, тем не менее, они остались. Это были эсеры и меньшевики. Они были недовольны колчаковской диктатурой, как и вообще этим были недовольны, в принципе, многие критически настроенные люди. Вообще установки эсеров после колчаковского переворота состояли в том, что с большевиками надо бороться мирным путем, а с белыми вооруженным.
М. Соколов
―
А репрессии против них со стороны колчаковской администрации были такими же жесткими, как и против большевиков?
Г. Кан
―
Ну, в общем, в некоторых случаях да. Знаменитая омская резня бывших членов Учредительного собрания и видных эсеров в декабре 1918 года, которая, правда, не была сделано по приказу свыше, но люди, сделавшие это, не были наказаны. Когда были убиты виднейшие эсеры, члены Учредительного собрания, в том числе очень крупный сибирский эсер Нил Фомин. Офицеры, сделавшие это, хотя и было расследование, не были наказаны. То есть иногда репрессии были достаточно сильными.
М. Соколов
―
Но они утверждали, что все это было сделано, так сказать, действительно в процессе подавления вооруженного восстания, по-моему, в пригороде Куломзино. То есть как бы результат боев и прочего.
Г. Кан
―
Но эсеры не принимали в этом участия. Восставшие просто освободили тюрьму, выпустили этих эсеров. Потом они вернулись в тюрьму. Дальше из тюрьмы их забрали офицеры и зверски убили. Это дело до сих пор остается некоторой загадкой. То есть иногда репрессии бывали достаточно жесткими. И конечно, умеренные социалисты были недовольны. В принципе, Всесибирский крайком поставил себе целью вооруженное восстание.
М. Соколов
―
А кто ключевые фигуры в этом лагере умеренных социалистов? Вот вы назвали Нила Фомина, который погиб. А другие? По-моему, еще Колосов.
Г. Кан
―
Колосов, Федорович - очень крупная фигура, впоследствии один из руководителей Всесибирского крайкома. Ну и, конечно, харизматическая фигура эсеров Сибири и вообще просто ключевая фигура - Павел Михайлов. Всесибирский крайком нацелился на то, что нужно свергать Колчака. Но путем не военного переворота, а массового движения.
М. Соколов
―
И как они себе это представляли, если в руках Колчака была армия, вооруженные силы и так далее? Хотели организовать какую-то массовую забастовку?
Г. Кан
―
Предполагалась большая организационная работа в массах и кампания в пользу перехода власти в руки народа. То есть воспользоваться какими-то возможностями (как, собственно, это было и при царском режиме), чтобы толкать массы в сторону свержения Колчака. У них был свой Военно-социалистический союз защиты народовластия, который имел свои ячейки в некоторых гарнизонах. Но инициативностью эта структура не отличалась. Вообще планы массового народного восстания Всесибирского крайкома - на самом деле это были общие планы, и ничего особо реального Всесибирский крайком не делал. То есть вели себя неактивно.Но был более активный человек - уже упоминаемый Павел Михайлов. Он считал необходимым быстрее организовать восстание против колчаковцев. Вообще в двух словах о нем. Это была харизматическая фигура - огромной работоспособности, инициативы, могущий работать день и ночь и в свое время сыгравший главную роль в освобождении Сибири (по крайней мере, Западной Сибири) от большевиков. Имел популярность среди рабочих и даже среди военных.
При этом имел свои плюсы и свои минусы. Как бы непонятно было, чего больше. Одновременно, при всех своих положительных качествах, это был человек с очень большим мнением о себе - прямо скажем, с некоторой манией величия и проявлявшейся иногда манией преследования. Например, в Иркутске он жил по паспорту (то ли по паспорту, то ли псевдоним) Иоганн Фауст, что уже говорит о некоторых странностях этого человека. Был очень высокого мнения о себе. И еще его минусом было некоторое левое сектантство. Всех, кто был правее эсеров, он считал врагами - даже Директорию. У него были свои минусы и свои плюсы.
Кстати, в прошлом он был видный сибирский боевик времен революции 1905-1907 годов. Он вышел из Всесибирского крайкома и создал свой Сибирский союз эсеров. И Сибирский союз эсеров предлагал более активные действия против Колчака. Кроме того, Сибирский союз эсеров считал возможным после свержения Колчака проведение референдума о желательной форме народовластия - то ли Учредительное собрание, то ли Совет. То есть тут даже некоторые такие уступки в сторону Советов.
М. Соколов
―
То есть такое движение влево.
Г. Кан
―
Да, некоторое движение влево, хотя он оставался сторонником Учредительного собрания. Но это, конечно, была организация именно исключительно Павла Михайлова. Но Павел Михайлов на самом деле по своему уровню был силой крупнее, чем сибирские эсеры.
М. Соколов
―
Вот, опять же, вопрос, кто поддерживал это финансово. Насколько я понимаю, тут сибирская кооперация была связана с умеренными социалистами.
Г. Кан
―
В какой-то мере. Но после колчаковского переворота с финансированием у эсеров дело обстояло плохо. Кооператоры не решались им помогать. То есть с деньгами было немало проблем. У большевиков, как ни странно, с деньгами было лучше. Они в Иркутске уже ближе к свержению Колчака просто обложили местную кооперацию фактически налогом.
М. Соколов
―
То есть такой рэкет.
Г. Кан
―
Да, и те им платили. Эсеры как-то не решались, не могли так поступить. Так что с деньгами у эсеров было плохо. И четвертая оппозиция, к которой прямо принадлежит один из главных героев моего рассказа, первоначально носила умеренный характер. Это военная организация офицеров-демократов.
М. Соколов
―
Такие были?
Г. Кан
―
Такие были. Было их, наверное, меньше, чем офицеров - сторонников автократии, но их было не так уж и мало. И вот эту организацию возглавлял Николай Калашников.
М. Соколов
―
Вот это действительно такая ключевая фигура Иркутского переворота, о котором мы будем говорить в этих передачах. Собственно, давайте расскажем о его биографии, потому что она, по-моему, очень яркая и интересная.
Г. Кан
―
Значит, Николай Сергеевич Калашников родился в 1884 году в одном из сел Енисейской губернии. Отец был мещанин, мать крестьянка. Он окончил приходское училище и все свои дальнейшие знания получал с помощью самообразования. Он уехал в Томск, потом в Иркутск. Работал там рабочим. Потом примкнул к партии эсеров и был активным участником революционных событий в Иркутске в 1905 году, в том числе участвовал в террористических актах против представителей администрации в Иркутске.Затем он уехал в Петербург. Стал членом Летучего боевого отряда Северной области (ЛБО) - одной из самых главных эсеровских боевых структур времен Первой русской революции. В этом отряде Калашников принимал участие в крупнейших террористических актах - в частности, в убийстве генерала Мина, подавившего Московское восстание, и убийстве главного военного прокурора Павлова. Он не был исполнителем, но в обоих случаях помогал исполнителям и вообще играл очень видную роль во всех делах этого отряда.
М. Соколов
―
Я просто для слушателей скажу, что ЛБО - это, собственно, прототип тех людей, которые описаны Леонидом Андреевым в знаменитом «Рассказе о семи повешенных».
Г. Кан
―
Да, почти все члены этого отряда погибли. Калашников был одним из немногих, кто остался в живых. Один журналист очень метко назвал его «восьмой недоповешенный». То есть он был именно в этой группе. В тот момент он даже избежал ареста. Потом он некоторое время жил за границей, во Франции - у него был богатый жизненный опыт. Потом его все-таки поймали, но улик против него не было, и его отправили в якутскую ссылку. А когда окончился срок его якутской ссылки, началась Первая мировая война, и он, будучи оборонцем, окончил школу прапорщиков и пошел на фронт.
М. Соколов
―
Вот так вот. То есть можно было бывшему террористу из ссылки стать офицером. Довольно забавно, конечно.
Г. Кан
―
Ну, доказательств, что он был террорист, не было.
М. Соколов
―
Но все равно ссыльный.
Г. Кан
―
Тем не менее, в 1915-1916 году власть несколько либеральнее смотрела на эти вещи. Причем в конечном счете он дослужился вообще до штабс-капитана. Активно участвовал в боях. То есть он был прапорщик, потом офицер - боевой офицер Первой мировой войны. Вот любопытно, что он стал профессиональным военным, а в ЛБО в свое время он принимал участие в терактах именно против военных. Вот так сложилась его жизнь. Стал профессиональным военным.
М. Соколов
―
А скажите, когда он, собственно, стал военным, после революции стало известно о его террористической биографии?
Г. Кан
―
Ну, в 1917 году это уже не скрывалось. Но вообще он писал, что начальник штаба того полка, где он служил, был в курсе, но верил в его искренность, что он будет хорошим прапорщиком, и закрывал на это глаза. Главное была оборона от немцев. То есть вообще даже в штабе того полка, где он служил, об этом знали и просто ему доверяли.
М. Соколов
―
А как он попал с фронта в Сибирь?
Г. Кан
―
Его полк перевели в Иркутск. И там он принимал участие в боях, защищал Иркутск от большевиков.
М. Соколов
―
Это уже осенью 1917?
Г. Кан
―
Декабрь 1917. Потом ушел в подполье и создал эту самую офицерскую организацию в январе 1918. Эта организация сыграла очень важную роль в свержении большевистской власти в Иркутске. Сперва было восстание в июне 1918, потом в июле 1918. Иркутск был освобожден от большевиков.Такой любопытный момент, что уже тогда и впоследствии были очень большие трения между белыми офицерами и эсерами. Вообще две главные антибольшевистские силы - это белые офицеры и эсеры. Любопытно, что это были две главные силы, которые свергали большевиков. То есть белые офицеры часто ненавидели эсеров, а многие эсеры подозрительно относились к белым офицерам, к монархистам. Так вот калашниковская организация была в этом смысле особенной, и он сам был особенным. Он был и то, и другое. Он был и офицер, причем боевой офицер, с опытом Первой мировой войны, и эсер - правый эсер, умеренный. Он как бы совмещал в себе и то, и другое, и поэтому его организация не была чисто партийной. Хоть в целом она и ориентировалась на эсеров, но там были офицеры демократического направления, необязательно партийного направления.
И эту организацию Калашников сохранил после свержения большевиков. Сохранил на случае победы реакции - как он считал, возможной. И большинство членов этой организации оказались в Сибирской армии генерала Гайды - чеха, который перешел на службу к Колчаку.
М. Соколов
―
Скажите, а сам Калашников после победы над большевиками летом 1918 года где оказался? Вот я где-то видел, что он был в Екатеринбурге, возглавлял осведомительный отдел штаба Сибирской армии. То есть это фактически разведка.
Г. Кан
―
Нет, осведомительный отдел - это скорее информация и пропаганда. То есть это элементы контрразведки, но без полицейской части. В большинстве своем это информационное и пропагандистское обеспечение. Перед этим он был помощником командующего Иркутским военным округом. Сибирская армия - это армия Гайды. То есть вообще вся эта организация, основная часть членов этой организации оказались у Гайды. Причем любопытно, что Гайда при этом был сторонником Колчака и колчаковского переворота. Но одновременно он заигрывал с демократами, эсерами, держал в своем штабе достаточно мощные группы. Там были именно сторонники калашниковской организации, а Калашников был ближайший доверенный человек Гайды. То есть Гайда заигрывал с разными силами.И когда произошел колчаковский переворот, Калашников и члены его организации первоначально очень резко восприняли колчаковский переворот. Но потом они решили, что бороться вооруженным путем не надо. Все-таки главные враги - это большевики, и надо воздействовать на Колчака с целью демократизации режима легальными методами - через Гайду, через общественное мнение, через давление на правительство. Первоначально Калашников и его люди не планировали никаких восстаний. Вершиной этого воздействия была записка в мае 1919 года, которую составил Калашников, и которую Гайда передал Колчаку, где выдвигались предложения о демократизации режима - отмена цензуры, контроль над производством воинских начальников. В общем, целая очень продуманная записка о либерализации режима.
М. Соколов
―
И что, Колчак это прочитал?
Г. Кан
―
Ну, она была дана Колчаку. Наверное, прочитал. Но никаких последствий она не имела. Колчак ничего не сделал.
М. Соколов
―
Несмотря на то, что Гайда был ключевой фигурой на фронте.
Г. Кан
―
Да, весьма важной. А потом Гайда поссорился с Колчаком. В июле 1919 он был снят со всех постов, но ему разрешили уехать со своими людьми во Владивосток. И после того, как Гайда поссорился с Колчаком, он полностью принял взгляды Калашникова. И Калашников тоже радикализировал свои позиции. То есть тогда Калашников стал сторонником военного заговора.И на двух совещаниях летом 1919 была выработана программа калашниковской организации. Она состояла из следующего. Первое - ликвидация военной диктатуры. Второе - прекращение внутренней гражданской войны в Сибири путем соглашения с крестьянскими партизанами. И третье - вот тут очень важный момент. У Калашникова в организации были очень сильны сибирско-областнические настроения. И вот третий пункт - заключение мира с большевиками, с РСФСР на основах взаимного признания и полной независимости. То есть территория Сибири и Дальнего Востока должна была превратиться в самостоятельное государство, буферное. Там была такая формулировка: «если людям европейской части России тяжело живется под большевиками, то пусть они сами их и свергают».
М. Соколов
―
То есть он хотел просто отделиться от большевистской России, тем самым как-то создать совсем другую власть. «Остров Крым», но в Сибири.
Г. Кан
―
Да. Политическая программа - Земский собор в лице представителей земств и городского самоуправления. Потом он созывает Сибирское Учредительное собрание. Средства. Средства были на другом совещании. Это вступить в контакт с земствами, органами городского самоуправления и социалистическими партиями, объединить их на своей программе. Далее усилить влияние офицерской организации, перебросить офицеров в разные части армии. Установить связь с партизанами, по возможности склонить их на свою сторону. Заручиться поддержкой союзных войск, прежде всего чехов и американцев. Такова была программа.Когда Гайда уже был отставлен, он принял эту программу. Оказавшегося во Владивостоке 17-18 ноября 1919 года, Гайда решил начать переворот с Владивостока. И там произошло знаменитое восстание Гайды, в котором приняли участие многие члены калашниковской организации. Это восстание во Владивостоке было исключительно бездарно подготовлено - и политическии, и военно. Представитель Колчака во Владивостоке генерал Розанов без особых проблем подавил это восстание.
М. Соколов
―
Но там, насколько я понимаю, японцы тоже играли важную роль во время этих событий. Они склонялись то на одну сторону, то на другую.
Г. Кан
―
Там все довольно непонятно. Это сложная тема, в двух словах не расскажешь. Но, во всяком случае, тут все было очень плохо подготовлено. Политически Гайде и его людям не удалось ни с кем договориться. Военно Гайда, как выразился Будберг, оказался никчемушным главнокомандующим. Все провалилось полностью. Хотя, казалось бы, шансы были. Там были и американские войска, и чешские. Гайду даже не поддержали свои, чехи. То есть все было организовано очень бездарно. Поэтому попытка, устроенная Калашниковым в Иркутске - это была уже вторая попытка.
М. Соколов
―
Скажите, а где был Николай Калашников, как раз когда Гайда устраивал этот переворот?
Г. Кан
―
Он уехал из Владивостока в Иркутск где-то в конце сентября 1919 года. Переворот во Владивостоке шел без Калашникова, и прошел бездарно. Калашников был отличный организатор. Конечно, скорее всего, судя по опыту Иркутска, он бы так бездарно все не организовал.
М. Соколов
―
Дальше Гайду уже выслали. А многих расстреляли.
Г. Кан
―
Да, было очень много расстрелов, а Гайду выслали. Генерал Розанов, руководивший Владивостоком, не решился расстрелять Гайду. Это могло бы вызвать волнение среди чехов. И такова была рекомендация Вологодского, премьер-министр. Гайду просто выслали с территории России, и вообще чешское окружение Гайды. А многих расстреляли. Калашников же уехал организовывать восстание в Иркутске месяца за полтора до гайдовского мятежа. То есть там, собственно, у него получилось более удачно.
М. Соколов
―
Вот про Иркутск, мне кажется, еще надо сказать. Там тоже интересная фигура - был такой управляющий губернией Яковлев, который создал там несколько иной режим, чем существовал в каком-нибудь Омске, где был Колчак. То есть это все-таки тоже, наверное, сыграло важную роль, поскольку, как я понимаю, часть оппозиционеров на этой территории действовала фактически легально, несмотря на военное положение, цензуру и так далее.
Г. Кан
―
Вот причины, почему Иркутск. Первая причина - это то, что половина жизни Калашникова прошла в этой городе. У него там были огромные связи. Там он участвовал в свержении большевиков, там было много членов его организации. Вторая причина - это то, что вы сказали: относительно свободная и сочувственная атмосфера в Иркутске. Эту атмосферу создал управляющий губернией Павел Дмитриевич Яковлев, тоже очень неоднозначная и яркая фигура. Он был эсер, причем в свое время он был на каторге за экспроприацию. Эсер из Поволжья. Позднее он занял более умеренные позиции, вышел из партии эсеров, хотя был близок к ним по взглядам. Он был управляющим губернии с самого начала, когда была свергнута большевистская власть в Иркутске - с июня 1918 и до конца, до декабря 1919. То есть оставался и при Колчаке.
М. Соколов
―
А вот интересно, почему его не трогали? Видимо, он был популярный, влиятельный человек? Или он подавал себя более правым, чем был на самом деле?
Г. Кан
―
Причин было две. Первая - он был очень толковый и хороший администратор. Таких тогда было крайне мало. Второй момент - он был очень тонкий, хитрый, лукавый карьерист, который одновременно служит и нашим, и вашим. Он одновременно и неоднократно доказывал свою лояльность правительству, и покровительствовал земской социалистической оппозиции. При этом в правительственных кругах иногда возникала мысль, что Яковлева надо сместить, что он нелоялен, но в конечном счете все-таки соглашались его оставить, потому что, во-первых, хороший администратор, во-вторых, все-таки какая-то часть колчаковской элиты понимала необходимость сближения с демократическими силами.Яковлев превратил Иркутск в самый свободный город Сибири. Ну, еще был Владивосток, но это уже не Сибирь. То есть там с мая 1919 легально действовали меньшевики и эсеры. Более того, во главе земства и городского самоуправления там тоже стояли эсеры и меньшевики. Не просто легально действовали, но и стояли во главе местных органов власти.
Конечно, Яковлев был не главный в губернии. То есть главным в колчаковской системе власти был командующий военным округом. Но это был старый заслуженный генерал Артемьев - в общем, пассивный человек. Яковлев без труда договаривался с ним, смягчал произвол военных. Но, с другой стороны, мягкость и демократизм Яковлева имели свои пределы. Крестьянское повстанческое движение подавлялось в Иркутской губернии жестоко. И не только войсками командующего военного округа, но и отрядами особого назначения, которые возглавлял ближайший человек Яковлева, капитан Решетин. То есть тут тоже свои пределы.
Что дальше стал делать Калашников? Первое - чехи. Вообще говорить о каком-то восстании, заговоре без чехов, хотя бы без их нейтралитета, было просто невозможно. Там был центр чехов. Чехи до конца октября 1919 не хотели даже слышать о каком-то восстании. Но дальше ситуация стала меняться. Они уже хотели поскорее вернуться в Чехословакию. Они понимали, что колчаковский режим терпит поражение. Им нужно было более податливое правительство, чем правительство Колчака, которое все время требовало от чехов, чтобы они охраняли дороги. То есть им нужно было поскорее вернуться. Потом, конечно, им надо было вернуться как демократам. Они все-таки так или иначе помогали авторитарному режиму. Более того, чешские части участвовали даже в некоторых карательных экспедициях.
То есть чехи стали заинтересованы в образовании другого правительства, не колчаковского. И с конца октября 1919 года они начинают поддерживать Калашникова, тем более что Калашников служил у Гайды и имел с чехами давние отношения. И дальше 13 ноября 1919 года представители Чехословакии выпускают меморандум, где режим Колчака резко критикуется: «перед преступлениями этого режима содрогнется весь цивилизованный мир. Выжигание целых деревень, аресты без суда, расстрелы без предъявления обвинений». То есть просто очень резкая критика колчаковского режима. А заканчивался этот меморандум просто прямой угрозой: «наша цель - это возвращение в Чехословакию, и нам должно быть предоставлено право свободы в воспрепятствовании всем этим действиям, нарушающим права человека».
М. Соколов
―
Ну, понятно, что они так осмелели. 14 ноября, я так помню, Омск был занят Красной армией.
Г. Кан
―
Да, накануне. То есть кончалось просто прямой угрозой. Колчак воспринял этот чешский меморандум просто как угрозу восстания и несколько позже отреагировал, заявив, что подавит вооруженной силой все чешское выступление. После этого чехи отыграли ситуацию назад. Чешские представители сделали разъяснение, что меморандум не так понят, не так толкуется, что Колчак в нем не критикуется, правительство не критикуется. Внешне все отношения были восстановлены. Но это было притворство, потому что 17 ноября 1919 года была издана тайная инструкция командующего чешскими войсками генерала Сыровый: не препятствовать выступлению против Колчака, если оно не будет носить коммунистический характер.
М. Соколов
―
И тут, примерно в это же время, создается вот этот орган некоммунистической оппозиции - Полицентр.
Г. Кан
―
Полицентр. Значит, с чехами удалось договориться. Реально они не только не препятствовали, а даже помогали Калашникову. Далее надо было, чтобы за Калашниковым пошли земцы и серы. Это, хотя и не сразу, Калашникову удалось. В Иркутске в октябре 1919 произошло земское совещание части земств Сибири. Оно поддержало планы Калашникова по перевороту. Всесибирский крайком, где сменилось руководство, во главе стал Флориан Федорович, тоже поддержал Калашникова в деле организации переворота.Во главе Военно-социалистического союза народовластия стал сам Калашников и его правая рука - капитан Викентий Соколов. В революции всегда в разных местах обязательно были Соколовы - максималист Михаил Соколов, знаменитый Борис Соколов в Архангельском правительстве, защита Учредительного собрания. Тут тоже был свой Соколов - правая рука Калашникова в его организации был капитан Викентий Соколов.
М. Соколов
―
И что же они собирали сделать уже в этот момент? Силы-то у них были для переворота?
Г. Кан
―
Сейчас об этом скажу. Значит, хотел сказать о Политцентре. Образовался Политцентр. В Полицентр вошли меньшевики, эсеры, земцы. Программа, выдвинутая Политцентром, в принципе, совпадала с программой Калашникова - то есть демократизация Сибири, создание самостоятельного Сибирского государства, сибирский Земский собор, сибирское Учредительное собрание. Но экономическая программа, конечно, была другая. Там были такие достаточно национализаторские, государственнические тенденции, ранее эсерам несвойственные. Но это уже шло от каких-то новых партийных установок - кооперация, национализация промышленности. Но политическая программа была очень близка калашниковцам.Во главе Политцентра встал Федорович. В Политцентре было 8 человек. Одним из его заместителей была очень важная фигура - Ахматов. Несколько позже Полицентр создал свои воинские силы - военные силы заговорщиков. Должность командующего этими военными силами заговорщиков занял сам Калашников, а заместителем его стал опять-таки Викентий Соколов.
М. Соколов
―
А что в этот момент делают большевики? У них же свои структуры, сети, как вы сказали, пятки, десятки, рабочие дружины где-то прячут оружие. В общем, у них своя организация и они тоже готовятся к восстанию.
Г. Кан
―
К восстанию они пока еще до конца не готовятся. Значит, тут вообще какая ситуация по отношению к большевикам. Тут очень интересный ракурс, из которого нельзя понять, как, собственно, происходило восстание. Отношение к большевикам в Восточной Сибири очень существенно изменилось со времен того, как их изгнали. Во-первых, для обывателя угроза красного большевизма являлась менее зримой, чем произвол атаманщины. Во-вторых, в Сибири вообще были очень популярны антивоенные настроения: «мы заключим мир с большевиками и прекратим кровопролитие». Кроме того, сами умеренные социалисты убедили себя в том, что большевизм модифицировался в государственно-созидательном, относительно демократическом направлении. Хотя у некоторых остались опасения насчет авторитарного характера большевиков.
М. Соколов
―
А про ЧК они ничего не знали?
Г. Кан
―
Информация из Европейской России не приходила. Крестьяне ничего не знали ни про продразверстку, ни про красный террор - никакой информации не было. Тогда не было таких коммуникаций. Хотя у некоторых умеренных социалистов были опасения насчет авторитарного характера большевиков, но казалось, что эти перегибы преодолимы. Была такая популярная идея: большевизм уживется сам собой, они рассосут его в ближайшие годы.И летом-осенью 1919 года были переговоры Политцентра и большевиков о совместном выступлении. Договориться не удалось. Большевики настаивали на лозунге «Власть Советов», а политцентровцы на идее Учредительного собрания. Кстати, причина этих переговоров были не только в изменившемся мнении о большевиках со стороны политцентровцев, в этих иллюзиях, но еще были и прагматические причины. За большевиками шло большинство рабочих. А для победы восстания нужна была поддержка рабочих. То есть еще была и прагматическая причина этих переговоров.
Договориться не удалось, но связи, тем не менее, сохранились. И накануне восстания, ближе к восстанию большевики приняли решение (там есть разные свидетельства, но я беру то, которое мне кажется наиболее правильным), что они тоже выступят в период восстания Политцентра. Но при этом была такая диспозиция: «наши части командованию эсеров не подчиняются; захватывают оружие, нужное нам для вооружения рабочих; при выступлении лозунг «Власть Советов» мы не выдвигаем, дабы не столкнуться с чехами». То есть, наверное, дошли сведения об инструкции Сырового не мешать только некоммунистическому выступлению. Далее: «считаем ближайшей целью захват власти по мере вооружения рабочих и и подтягивания партизанских отрядов». То есть они готовятся выступить вместе с Политцентром, но в перспективе они уже собираются захватывать власть сами.
М. Соколов
―
Это знакомая схема: сначала народная демократия, потом уже тоталитарная диктатура. Практически везде они так и действовали. Например, потом в Восточной Европе.
Г. Кан
―
Да, об этом потом пишет Калашников в своих поздних воспоминаниях: что вот так они и действовали, а мы тогда этого не знали. Он как раз приводит пример Восточной Европы в своих воспоминаниях, вспоминая о 1919 году - что мы тогда не знали эту тактику, что они нас обманывали. Но это, конечно, знали только большевики.Значит, что еще удалось сделать Калашникову? Очень важно, что наиболее удачно у него, помимо договоренности с чехами (кстати, и Жанен, видимо, был в курсе этих договоренностей), то, что ему удалось распропагандировать значительную часть офицеров и солдат Иркутского гарнизона. Есть такое предместье Иркутска - Глазково. Там, около Глазково, располагалось много военных частей - Сибирский стрелковый полк и рядом местная Иркутская бригада. Там был железнодорожный вокзал, очень богатые военные склады. И вот его людям удалось распропагандировать этот 53-й стрелковый полк и местную Иркутскую бригаду. Они были готовы за ними идти.
В самом Иркутске заговорщики, Политцентр и Калашников, рассчитывали на поддержку самого губернатора Яковлева. Но он предпочел занять нейтральную позицию - сказал: помогать, может быть, и буду, но активное участие в восстании не приму.
М. Соколов
―
Он же там делал какие-то заявления о необходимости ухода Колчака, смены правительства и прочее. Где-то в ноябре.
Г. Кан
―
Да, но в тот момент даже некоторые из людей в правительстве склонялись к этим идеям. То есть это уже не было тогда революционными заявлениями. Но он не хотел участвовать в восстании. И в конечном счете он занял нейтральную позицию. Почему? Вот очень любопытно, почему Яковлев занял нейтральную позицию, хотя он был бывший эсер.Вообще Яковлев, конечно, был человек хитрый, подлый и циничный, но невероятно остроумный, яркий и умный человек. У него в некоторых высказываниях иронии и остроумия не меньше, чем у генерала Будберга, известного острослова того времени. Вот он сказал одному человеку, почему не хочет помогать Политцентру и эсерам: «Эсеры неспособны ни к какой власти. Они могут служить дверью или для Колчака, или для большевиков». Эсеры - это дверь. Конечно, интересная формулировка. То есть помогать Политцентру он не стал, но и мешать он им не стал. Как всегда, двурушник.
Калашников очень рассчитывал на отряд милиции особого назначения во главе с капитаном Решетиным, которого он давно знал. И это давало ему немало сил. Весь вопрос, что Решетин был человек очень нерешительный и колеблющийся. Он еще боялся ответственности за участие в карательных экспедициях. Поэтому с Решетиным был большой вопрос. То есть значительная часть военных была готова идти за Калашниковым. Он привлек некоторых штабных офицеров, очень толковых, к восстанию. И у него были информаторы среди очень видных военных. Одним из самых крупных информаторов, который сообщал ему уникальные сведения, был полковник Сыромятников. Причем, что удивительно, это был тот самый Сыромятников, который в свое время руководил военной частью колчаковского переворота. Он во многом привел Колчака к власти.
М. Соколов
―
Но разочаровался.
Г. Кан
―
Ну, разочаровался по мере поражений Колчака, скажем так. Судя по его дальнейшей судьбе, он был тот еще карьерист. Он поддерживал связи с Гайдой во время попытки гайдовского мятежа во Владивостоке. После этого был снят, занимал должность помощника командующего Приморским военным округом. После этого приехал в Иркутск и тут же вступил в связь с Калашниковым. Вот он возводил Колчака на трон, и он же решил его валить. И он, имея огромные связи, сообщал Калашникову совершенно уникальные военные сведения о японцах, о семеновцах, помогал ему вести сношения с чехами, был одним из самых важнейших тайных помощников и информаторов Калашникова.
М. Соколов
―
То есть к декабрю фактически все было готово к перевороту в Иркутске, можно сказать?
Г. Кан
―
В Иркутске и в некоторых окрестностях. Вообще, переворот предполагалось начать с такого города Черемхово. Это угольный центр Иркутской губернии.
М. Соколов
―
Ну, я думаю, что здесь мы сделаем многоточие, потому что наше время как раз заканчивается. И в следующей программе с Григорием Каном мы, собственно, расскажем уже о событиях декабря 1919 года, о том, как был свергнут режим адмирала Александра Колчака. Вел эту передачу Михаил Соколов. Всего доброго, до свидания!