Начало Первой мировой войны. Шведский поход русского флота (июль 1914) - Денис Козлов - Цена Революции - 2019-09-01
М. Соколов
―
В эфире программа «Цена революции». Ведёт её Михаил Соколов. Сегодня в нашей студии гость - Денис Козлов, руководитель Центра военной истории России Института российской истории РАН, доктор исторических наук и капитан 1-го ранга запаса. Автор новой книги «Шведский поход адмирала фон Эссена. Июль 1914 года». Вот она - кто смотрит, может посмотреть. Очень красиво издана и даёт нам возможность поговорить - у нас уже 105-я годовщина начала Первой мировой войны. Прошло 5 лет со 100-летнего юбилея, много чего мы тут обсуждали - кстати, действия флота тоже обсуждали с Денисом Козловым. Добрый вечер!
Д. Козлов
―
Здравствуйте!
М. Соколов
―
Давайте мы займёмся этой историей. Тема несостоявшегося конфликта России и Швеции очень малоизучена. Я так понимаю, что вам пришлось очень много собирать буквально по крупицам в разных архивах. Какие у нас источники?
Д. Козлов
―
Действительно, историография этого сюжета достаточно ограничена. Есть такие лапидарные упоминания в некоторых трудах, посвящённых истории Первой мировой войны - в частности, Первой мировой войны на море. Они основаны буквально на нескольких отложившихся в наших архивах документах на этот счёт. Существенно обогащает и дополняет картину целый ряд дневниковых записей, которые вели некоторые участники этого события. Собственно, основными источниками явились, конечно, документы из Государственного архива Военно-морского флота. К большому сожалению, полноценного комплекта директивных документов на эту операцию, видимо, не было разработано. К такому выводу я пришёл. Есть достаточно отрывочные бумаги на этот счёт. Тем не менее, в комплекте с источниками личного происхождения они позволили реконструировать ход этого события. А сопоставление ещё и с документами германского Бундесархива позволило уточнить некоторые нюансы первого визуального контакта российских и германских кораблей, который произошёл как раз на фоне выхода Эссена на так называемую «шведскую операцию».Существенным элементом источниковой базы этого исследования явились документы из Архива внешней политики Российской империи, поскольку я счёл уместным погрузить этот кейс в контекст всех перипетий российско-шведских отношений непосредственно кануна Первой мировой войны, первых дней Первой мировой войны. Естественно, обстановка была очень динамичная, сложная, неоднозначная, что, собственно говоря, и привело Николая Оттовича фон Эссена, командующего флотом Балтийского моря, к этому очень неоднозначному решению.
М. Соколов
―
Давайте теперь о том, что предшествовало событиям июля 1914 года. Вообще, в каком состоянии были отношения России и Швеции условно в эти первые 15 лет начала XX века? Что беспокоило одну сторону, другую сторону?
Д. Козлов
―
Это вопрос очень объёмный, требующий, может быть, отдельного разговора. Но если очень конспективно, то в целом в начале XX века отношения Швеции с Россией предопределялись тем, что в течение XIX столетия Швеция отказалась от великодержавной политики, удовлетворилась ролью региональной скандинавской, балтийской державы и делала ставку своей внешней политики на политику нейтралитета. Что находило отражение в её основных внешнеполитических шагах и актах. Со своей стороны, Россия тоже никаких экспансионистских и тем более агрессивных намерений в отношении Швеции в начале XX века не имела. Хотя шведы традиционно - ещё со времен Густава Вазы и Ивана Грозного - смотрели на Россию как на потенциального противника. В определённых политических и общественных кругах имели место если не реваншистские, то такие очень алармистские настроения по отношению к России. Опасались каких-то новых агрессивных актов со стороны нашего отечества. Но в целом в начале XX века до 1912 года отношения развивались вполне нормально - я бы сказал, дружественно. К тому же, шведский либеральный кабинет Стааффа, пришедший к власти в 1911 году, сделал ставку на демилитаризацию. Его все называли таким достаточно пацифистским кабинетом. Они сократили расходы на вооружения, в том числе морские. Николай II впервые в истории двусторонних отношений посетил Стокгольм.
М. Соколов
―
Успешно, я так понимаю.
Д. Козлов
―
Да. Потом, кстати, состоялась ещё одна, уже полуофициальная встреча Густава V с Николаем II - уже у нас, в финляндских шхерах, на борту кораблей. Но события 1912 года - прежде всего, конечно, скандальное «дело Ассановича», когда русский военный агент был обвинён шведскими властями в шпионаже, плюс на это ещё наложился скандальный развод Марии Павловны со шведским принцем - конечно, очень существенно омрачили отношения Романовых и Бернадотов. Плюс к этому в начале 1914 года либеральное правительство Стааффа потерпело поражение на внутриполитическом фронте после так называемого «крестьянского похода» в феврале 1914 года, когда несколько тысяч традиционалистски настроенных шведских подданных произвели громадную манифестацию. Король вынужден был выступить там с речью, я бы сказал, консервативно-милитаристской направленности.
М. Соколов
―
Консервативный Майдан.
Д. Козлов
―
Да. Правительство Стааффа пало и новый кабинет Хаммершёльда, который почти официально именовался «кабинетом национальной обороны» (а обновлённый риксдаг - «риксдагом национальной обороны»), всё вернул на традиционные рельсы. И Швеция - конечно, продолжая нейтральную политику - сделала ставку на силовое обеспечение своего нейтралитета и нацелила своё военное строительство на создание таких армии и флота, которые были бы способны оградить (а если понадобится, оградить силой) нейтралитет Швеции от посягательств кого бы то ни было. Вот с такими намерениями Швеция вступила в период, когда в Европе разразилась Первая мировая война. Что касается России, я повторяю: Россия никаких агрессивных планов не строила. Это, в общем-то, с очевидностью показывают планы применения вооружённых сил, которые действовали у нас на 1914 год. И балтийский флотский план имел сгубо оборонительную направленность просто в силу того, что не было сил и ресурсов для решения таких задач.
М. Соколов
―
То есть после Цусимы фактически строился новый флот, можно сказать.
Д. Козлов
―
Да, он строился, но не был построен к началу Первой мировой войны. Как известно, план 1912 года, с которым Балтфлот вступил в войну, нацеливал наши военно-морские силы на недопущение вторжения германских линейных сил в Финский залив для высадки десанта путём НРЗБ на минно-артиллерийские позиции. Никаких активных действий этот план не предусматривал. Как известно, уже в ходе войны пришлось пересматривать многие приоритеты, когда обстановка оказалась другой. Сухопутный план 1912 года - оба варианта, и А, и Г - как известно, планировали активные наступательные действия главным образом против Австро-Венгрии (по варианту А) или против Германии (по варианту Г). Что касается северо-западного стратегического направления, то в Финляндии был оставлен 1 корпус, входивший в состав 9-й армии, которая прикрывала Петербург и балтийское направление. Конечно, ему могли быть поставлены только оборонительные задачи. То есть де факто никаких угроз Россия для Швеции не представляла.
М. Соколов
―
Скажите, а в каком состоянии был шведский флот, если он переворужался? Мог ли он вести какие-то наступательные операции? Например, как союзник германского флота. Я просто обратил внимание, что вы пишете о том, что они строили не линейные корабли, как тогда уже было модно, а броненосцы береговой обороны.
Д. Козлов
―
Да, шведский флот был весьма специфичным. Как писал один из русских военно-морских агентов (или, говоря современным языком, атташе), шведский флот представляет из себя компактный, но хорошо отлаженный механизм. Он был очень специфичный. Действительно, его основу составляла группировка броненосцев 1-го класса по шведской классификации. По традиционной классификации это броненосцы береговой обороны. Сравнительно небольшие, относительно тихоходные, маломореходные корабли, но с отменной броневой защитой, с хорошим вооружением, которые предназначались и готовились для действий в прибрежных шхерных районах.В этом смысле, конечно (и об этом надо помнить, пытаясь проанализировать мотивы Эссена в отношении шведской операции), вступление Швеции в войну и, соответственно, объединение морских сил Германии и Швеции на Балтике придавало гипотетической германо-шведской морской группировке совершенно новое качество. Потому что выступление шведского флота в качестве поддержки или союзника Германии, конечно, очень серьёзно затруднило бы нашему флоту задачу обороны Аландских островов и действия в финских шхерах. Потому что мы таких сил, специально созданных и подготовленных для действий в таких районах, не имели. В этом одна из важных причин опасений Николая Оттовича на этот счёт.
М. Соколов
―
А Финляндия - собственно, была ли она таким политически слабым местом Российской империи? Скажем, риски высадки десанта при поддержке какого-то местного антирусского, антиимперского населения - они всё-таки были реальностью или нет? Германский десант, как это произошло уже позже, в 1918 году.
Д. Козлов
―
Такая возможность рассматривалась и политиками, и российскими военными стратегами. Во всех аналитических бумагах, в планирующих документах прямым текстом говорится, что возможность высадки десанта шведами, немцами, шведами совместно с немцами (там разные комбинации и разные географические районы возможной высадки) так или иначе присутствует. В балтийском плане 1912 года прямо указывается, что германский флот может действовать совместно со шведским. И там просчитывались возможный состав и силы этого десанта, из каких портов они могут переводиться, на каком транспортном тоннаже и так далее. Там достаточно обширная аналитика. Но, как показывает уже знакомство с соответствующими документами наших противников, немцы не имели планов активных действий на Балтике даже в том случае, если Великобритания останется нейтральной.
М. Соколов
―
А почему?
Д. Козлов
―
Потому что кайзер, Тирпиц и прочие вершители политики и морской политики Германии смотрели на флот как на инструмент внешней политики, который обеспечивает Германии великодержавный статус и, соответственно, является важным, а возможно, важнейшим аргументом будущей политики в отношениях прежде всего с Англией. Поэтому опасения наших военных были обоснованы, потому что надо всегда иметь в виду худший вариант и к нему готовиться. Но на самом деле, как показывает анализ военных приготовлений, военных планов наших будущих противников, эти опасения были явно преувеличены.
М. Соколов
―
Получается, разведка плохо работала?
Д. Козлов
―
Да, в том числе разведка плохо работала. Военно-морская разведка вообще находилась в то время в зачаточном состоянии. Даже стратегическая разведка, которой занимался морской генеральный штаб. Скажем, разведывательная сеть на Балтике только создавалась и время её готовности к полноценной деятельности намечалось где-то на начало 1915 года. Флоты - в том числе Балтийский - в мирное время вообще не имели разведывательных органов и средств ведения разведки и поэтому вынуждены были полагаться на средства, которые поступали из-под «адмиралтейского шпица» - из морского генерального штаба. К этому ещё надо добавить то, что отношения в плане взаимного обмена информацией между министерством иностранных дел и морским министерством, да и военным тоже, оставляли, конечно, желать лучшего. Действующий механизм координации всех ведомств, министерств и прочих государственных органов, которые причастны к обороне государства, конечно, не был отлажен в том смысле, что не было органа, который бы этот процесс институциализировал.
М. Соколов
―
То есть Совет обороны.
Д. Козлов
―
Да, Государственный Совет обороны, который как раз являлся такой попыткой институциализации. Созданный в 1905 году, он благополучно почил в бозе в 1909. Поэтому отсутствие такого отработанного механизма, конечно, сыграло отрицательную роль в том смысле, что морское командование, а в значительной мере и военное, и в центре, и особенно на местах, конечно, оказалось в информационном вакууме. И в этом тоже одна из причин того, что адмирал Эссен был вынужден самостоятельно интерпретировать политическую ситуацию (в чём он, конечно, не был силён в силу своих служебных обязанностей в совершенно другой сфере) и активно начал искать решение. Здесь, конечно, сыграл роль его очень активный характер, темперамент.
М. Соколов
―
А вообще, что можно рассказать о нём, о главном герое вашей книги - адмирале Эссене? Собственно, какова была его карьера, как он пришёл к этому посту командующего Балтийским флотом?
Д. Козлов
―
Карьера его, в общем-то, достаточно типична. Он окончил морское училище, служил на кораблях, много плавал. Первую славу ему принесла Русско-японская война, где он сначала самым молодецким образом командовал, наверное, лучшим крейсером Порт-Артурской эскадры - крейсером «Новик». Активно участвовал во многих боевых делах. Потом Макаров, став командующим флотом, назначил его командиром эскадренного броненосца «Севастополь», где он тоже проявил себя в самом лучшем качестве. В частности, он, например, не затопил свой корабль при капитуляции крепости. НРЗБ японцы не смогли его поднять.
М. Соколов
―
Да, в отличие от других кораблей, он воевал до последнего.
Д. Козлов
―
Да, до последнего дня он отбивал атаки японцев на внутренний рейд Порт-Артура. После Русско-японской войны он сделал карьеру уже на Балтийском флоте. Быстро занял аналогичный пост командующего флотом - он назывался по-разному, в течение нескольких лет несколько раз переименовывался. Здесь, конечно, его заслуги безусловны. Он, по существу, создал такую самобытную школу морской тактической выучки. Поднял боеготовность вверенных ему сил на совершенно новый качественный уровень. Во многом усвоил и реализовал кровавые уроки Русско-японской войны.Поэтому с точки зрения состояния и боеготовности Балтийский флот образца 1914 года, конечно, существенно выигрывал перед русским флотом образца 1904 года. В этом во многом заслуга Николая Оттовича, который, кроме всего прочего, ещё и своими личными качествами имел неформальной авторитет среди всех категорий личного состава. Конечно, его безвременная смерть от воспаления легких и сердечного приступа (он умер в мае 1915 года) - это был тяжелейший удар. Все его преемники на этой должности - адмирал Ханин, впоследствии адмирал Непенин и все прочие уже в 1917 году - волей-неволей сравнивались с Николаем Оттовичем. И очень многие мемуаристы, исследователи делают вывод, что, конечно, второго такого командующего Балтийский флот в годы Первой мировой войны уже не получил. Это очень неординарная фигура и, конечно, один из ярчайших персонажей нашей военно-морской истории.
М. Соколов
―
А если говорить о новом Балтийском флоте, который строился - собственно, каков был его состав и каково было его состояние к началу Первой мировой войны, к лету 1914 года?
Д. Козлов
―
После Русско-японской войны был разработан, вотирован, одобрен Государственной Думой и создан целый комплекс программ военного кораблестроения. Я сейчас не буду вдаваться в детали. Их там несколько - так называемые «большой» и «малый» проекты закона об императорском российском флоте. В общем, планы были достаточно серьёзные. С их реализацией Балтийский флот, да и вообще российский флот возвращал России статус первоклассной морской державы. Строились корабли всех классов по достаточно современным проектам. Они, безусловно, имели недостатки, как и все другие проекты других стран. Но, тем не менее, Россия имела все потенции к тому, чтобы вернуть себе статус, который она имела до Русско-японской войны.Другое дело, что в силу ряда объективных, да и субъективных причин принятие и реализация этих программ были изрядно затянуты. Поэтому, собственно, к началу Первой мировой войны Балтийский флот современных кораблей не имел, за исключением эсминца «Новик», ну и, может быть, подводной лодки «Акула». Всё остальное - это были корабли, построенные или спроектированные ещё в доцусимскую кораблестроительную эпоху. А уже по поколению дредноутов, турбинных кораблей - по существу, полноценного флота разнородных сил - на уровне современных требований флот технически не стоял. Но это в известной мере компенсировалось тем, что, я повторюсь, российский флот имел недавний опыт войны, причём войны проигранной, что делает этот опыт особенно ценным. Такой опыт всегда воспринимается гораздо эффективнее.
С точки зрения уровня подготовки, боеспособности, боеготовности он находился на достаточно высоком уровне, а по некоторым отраслям - в частности, в использовании минного оружия (это признавали все, и опыт Первой мировой войны это показал) - мы являлись лидерами среди мировых держав. Но в то же время я бы не хотел рисовать совсем благостную картину. Как показали события начала войны, в том числе этот так называемый «шведский поход», не все проблемы были решены. Целый ряд вопросов, начиная от процесса принятия решений на применение вооружённых сил в сложной политической обстановке и кончая организацией связи и тактического взаимодействия в море - не всё было решено исчерпывающим образом, на 100%.
М. Соколов
―
Новые дредноуты должны были быть достроены к 1915 году, как я помню?
Д. Козлов
―
Да, они начали выходить на испытания уже осенью 1914 года, но в состав боеготовых сил, полностью закончив всю программу испытаний (естественно, сокращённую по обстоятельствам военного времени) - да, к началу 1915 года. 2-я (в то время, а впоследствии 1-я) бригада линейных кораблей типа «Севастополь» присоединилась к флоту.
М. Соколов
―
А что было в распоряжении конкретно Николая Эссена к лету 1914 года? Его эскадра, которую он мог использовать сразу же после начала войны.
Д. Козлов
―
Ну, состав, если предельно кратко - это бригада старых линейных кораблей додредноутного типа, 2 бригады крейсеров, и он взял с собой практически полностью 1-ю минную дивизию.
М. Соколов
―
А бригада - это сколько кораблей? 3 или 4?
Д. Козлов
―
4, да. Он взял с собой 1-ю миную дивизию, в состав которой входили корабли, в основном построенные между Русско-японской и Первой мировой войной в основном на добровольные пожертвования. Вот такая группировка, которая, как предполагал Эссен (очевидно, не без оснований), была способна нанести поражение шведскому флоту, если бы он действительно находился у Готланда. Но, конечно, она выглядела малосостоятельной в том случае, если бы помощь оказал германский флот.
М. Соколов
―
Германский флот - там было порядка 20 дредноутов?
Д. Козлов
―
Да, германский флот в то время был вторым флотом мира и по балтийским меркам располагал целой армадой первоклассных современных дредноутов, которым, конечно, Балтийскому флоту, тем более в открытом море, противопоставить было совершенно нечего.
М. Соколов
―
Теперь давайте, собственно, к событиям июля 1914 года. Как они разворачиваются, что делают шведы, что делает Германия, Россия в этот критический момент перед самым началом войны?
Д. Козлов
―
На этот вопрос, опять же, очень сложно ответить конспективно. Что касается Швеции, Швеция у нас, видимо, главный фактор в этой истории. Шведское правительство Хаммершёльда, министр иностранных дел Валленберг, да и сам король Густав V твёрдо вознамерились отстоять свой нейтральный статус, о чём они неоднократно заявляли с разных трибун, в разной форме. С началом военных действий, очевидно, не без немецкого влияния, которое тоже не стоит недооценивать (оно, безусловно, имело место и оказывало определённое влияние на решения и действия шведских властей), была объявлена мобилизация флота, что, кстати говоря, существенно обеспокоило российское командование. Но, я повторюсь, мобилизационный королевский акт прямо говорит: все цели наших военных приготовлений заключаются только в том, чтобы обеспечить наш нейтралитет, а если понадобится, то обеспечить силой - не дать себя вовлечь в разгорающуюся мировую войну. Что касается истории с возможным выходом шведов к Готланду, то результаты исследования шведских коллег с однозначностью показывают, что шведский флот к Готланду не выходил.
М. Соколов
―
У них были маневры?
Д. Козлов
―
Да, действительно, цикл боевой подготовки шведского флота традиционно предусматривал крупные односторонние маневры как раз где-то в конце июля, которые, собственно, являлись квинтэссенцией процесса боевой подготовки. По замыслу этих маневров, одна из группировок, «красные», действительно должна была сосредоточиться в районе Готланда, в то время как другая группировка, «синие», действовала и базировалась на в районе Стокгольма. Секрета из этого плана не делалось. Более того: учитывая международную напряжённость, шведы сочли необходимым даже опубликовать свои планы в прессе, чтобы у всех возможных воюющих сторон была полная ясность о том, что это всего лишь маневры и никаких подоплек тут искать не надо. Но, тем не менее, даже после этой публикации, когда стало ясно, что дело, в общем-то, идёт к войне, шведы даже отменили эти маневры.То есть выхода шведского флота к Готланду не было. Сведения, которые на этот счёт имел Эссен, были недостоверными. И, как ни странно, и Неклюдов, посланник в Швеции, и военно-морской агент капитан 2-го ранга Старшевский докладывали об отмене этих маневров в соответствующие инстанции - в МИД и в военно-морской генеральный штаб. Но, тем не менее, и наши политики, и дипломаты, и военные всё-таки упорно продолжали верить в эту информацию. И телеграмма Русина, командующего флотом, от 17 июля по старому стилю прямо говорила о том, что Швеция в ближайшие дни выступит против нас, потому что они были уверены в том, что Великобритания, начав военные действия, предпримет своим флотом прорыв в Балтийское море и захватит остров Готланд. Вот это, пожалуй, наиболее тёмная и неясная история во всём этом кейсе.
М. Соколов
―
Кто это подбросил?
Д. Козлов
―
Не вполне понятно. Неклюдов с огромным удивлением узнал об этом от Валленберга, министра иностранных дел.
М. Соколов
―
А Русин - от начальника морского генерального штаба?
Д. Козлов
―
Да. В чём причина этого заявления и, главное, каковы мотивы - остаётся не вполне понятным. Вот, например, есть такая замечательная советская монография, по-моему, 1974 года издания, «История Швеции» под редакцией нашего мэтра исторической скандинавистики Кана. Авторы этой работы, кстати, обосновывают тезис об откровенно прогерманском характере шведской политики. Они считают, что Валленберг блефовал, делая такое заявление, и вот этой воинственной риторикой пытался удержать Великобританию от вступления в войну, действуя в интересах кайзера. И на следующий день, когда было ясно, что этот маневр не возымел, Валленберг оставил эту идею. Есть такая точка зрения. Ясности здесь нет, тем более, что на самом деле (это уже известно, на этот счет есть исследования, опубликованы документы) англичане таких планов не имели. Ни прорыва в Балтийское море крупными силами, потому что, как сказал сэр Эдвард Грей, мы окажемся там в мышеловке, потому что немцы захлопнут датские проливы, о чём Сазонову было сказано ещё в 1912 году во время его визита в Англию, ни тем более захвата острова Готланд для использования его в качестве базы. Поэтому этот вопрос пока остаётся вопросом.
М. Соколов
―
А что, собственно, делает адмирал Эссен, получая эту неверную, некорректную информацию? Что он планирует и как действует?
Д. Козлов
―
Эссен в этой ситуации, как явствует и из документов, и из документов личного происхождения... Конечно, здесь наиболее репрезентативный текст - это дневник Винтера, флаг-офицера его штаба, который активно участвовал во всех этих мероприятиях и в выходе в море. Кстати, он лично на миноносце отвозил в Петроград (тогда ещё Петербург) рапорт адмирала фон Эссена главкому 6-й армии, где он, собственно, и предлагал напасть на шведов. Так вот, есть мнение (на мой взгляд, оно не лишено оснований), что вот эта шведская проблема стала для Эссена едва ли не главной в период начала войны. Здесь просто надо понимать контекст. Этот период в нашей историографии традиционно именуется периодом ожидания боя на центральной позиции. То есть когда Балтийский флот, осуществив все мобилизационные мероприятия, приготовился и ждал немцев на центральной минно-артиллерийской позиции. Ждал он их до тех пор, пока не стало ясно, что немцы, собственно, прорываться в Финский залив не собираются - то есть где-то до октября. И на этом фоне гипотетического присоединения шведского флота (а судя по телеграмме Русина, о которой я говорил, не гипотетическое, а уже практически решённое) он начал искать выход из этой ситуации.Причём надо сказать, что он к этому вопросу обращался не впервые. Ещё будучи командующим соединёнными отрядами Балтийского моря (это некий аналог должности командующего флотом) в 1909 году, давая отзыв на проект плана применения Балтфлота (плана № 18), он разработал так называемый «зимний вариант», который предусматривал базирование основной части флота на незамерзающей Либаве и активные действия в средней и даже южной Балтике - в том числе активная, ультимативная демонстрация против шведов, чтобы не дать им соединиться с немцами. В 1914 году он вернулся к этой идее и разработал план такого упреждающего действия, предполагая выйти с основными силами флота к Готланду, где он намеревался обнаружить основные силы шведского флота, предъявить командующему шведским прибрежным флотом вице-адмиралу Дюрссену ультиматум с требованием уйти в Карлскрону и оставаться там на протяжении всей войны между Россией и Германией. Естественно, положительного ответа на такой ультиматум быть не могло - это несопоставимо со статусом суверенной державы.
Был подготовлен проект. Написал его не он - написал вице-адмирал Кербер, который хорошо знал английский язык. Он написал этот документ, он есть в архивах. Достаточно дипломатичное по форме, но очень жёсткое по содержанию послание. Аргументировал он свою позицию тем, что общественное мнение в Швеции резко настроено против России и дабы избежать несчастного случая - соприкосновения российских и шведских кораблей на Балтике с непредсказуемыми последствиями, он предлагает такую меру. В том случае, если шведы откажутся (а они бы, безусловно, отказались), он предполагал силами 2 бригад крейсеров нанести поражение шведской корабельной группировке у Форезунда, у Готланда, а основными силами 1-й бригады линкоров отрезать им отход в район Стокгольма. Кроме того, был ещё один элемент этого оперативного построения - так называемая разведывательная завеса во главе с эсминцем «Новик», которая действовала южнее и, собственно, и вступила в контакт с немцами, которые в это же время проводили демонстрацию в северной части Балтийского моря.
М. Соколов
―
А он собирался спрашивать разрешения у политических властей, у государя императора?
Д. Козлов
―
К государю императору он доступа не имел. Как и подобает военному человеку, он обратился по команде. А по команде он был оперативно подчинён главнокомандующему 6-й армией и Балтийским флотом (так называлась эта должность) генералу от артиллерии Фан-дер-Флиту. Собственно, этот его рапорт - он существует.
М. Соколов
―
То есть всё было готово к этой операции.
Д. Козлов
―
Да, он отправил вот этого самого своего флаг-офицера, лейтенанта Винтера. Он представил рапорт и получил ответ: ждать разрешения верховного командования. Потому что, естественно, даже верховный главнокомандующий (к тому времени им стал Николай Николаевич, занял этот пост) без санкции главы государства за такой шаг, по существу, означающий начало войны с ещё одним государством, конечно, ответственность на себя не взял. В конечном счёте, докладывал ли Николай Николаевич императору - тоже не вполне ясно. Пока никаких следов этого не обнаружено. У меня такая точка зрения, что он в конечном счёте принял решение самостоятельно. Это было в его компетенции: отставить всё это дело и, более того, воздержаться от подобных действий впредь, потому что позиция Швеции вполне лояльна, вполне приемлема для России и подобные выходки являются только оскорблением шведов, совершенно не дающих к этому никакого повода.
М. Соколов
―
И что, флоту пришлось возвращаться с этой промежуточной позиции?
Д. Козлов
―
Да, флот вышел, провёл ночь в средней части Балтики и утром, получив через штаб 6-й армии соответствующую телеграмму с отменой, вернулся в Финский залив - надо сказать, к огромной досаде Эссена, который, опять же, судя по воспоминаниям, очень резко высказался по этому поводу, не стесняясь подчинённых, прямо на мостике. Вообще и офицеры штаба, и офицеры всего флота были очень разочарованы, потому что есть несколько свидетельств того, что как раз в это время происходила 200-летняя годовщина Гангута - первой славной победы русского флота - и очень многие наши военные моряки предпочли бы отметить эту 200-летнюю годовщину новой победой над традиционным супостатом. Но этого не случилось. Флот вернулся в Финский залив и это имело очень серьёзные последствия с точки зрения ограничения деятельности Балтфлота во всех его наступательных порывах.
М. Соколов
―
Скажите, а что в это время делали немцы? Они же тоже там на месте не стояли, я так понимаю.
Д. Козлов
―
Немцы с началом Первой мировой войны сосредоточили на Балтике очень незначительные силы, потому что вступление Англии в войну, которого кайзер, как известно, всё-таки до последнего момента надеялась избежать, заставило их сосредоточить основные силы так называемого «флота открытого моря» (это основные германские линейные силы) в Северном море. На Балтике были оставлены очень незначительные силы - несколько малых крейсеров, из них только 2 сравнительно современных, несколько миноносцев, подводных лодок, канонерских лодок.
М. Соколов
―
То есть не боялись русского флота.
Д. Козлов
―
Да. Перед этими силами была поставлена задача сдерживания возможных активных действий русских. И для того, чтобы создать более благоприятные условия для решения этой задачи и просто чтобы показать всем (в том числе, кстати, шведам), что германский флот отнюдь не оставил свои наступательные намерения и вообще считает, что Балтийское море осталось за ним, по указанию гросс-адмирала Генриха Прусского (младший брат кайзера, который был назначен командующим морскими силами на Балтике) была предпринята так называемая «демонстрация» - демонстративная операция группы кораблей в составе крейсеров «Магдебург», «Аугсбург» и 3 миноносцев, которые должны были подняться к устью Финского залива, показать флаг, обстрелять наблюдательные посты, пройтись вдоль берега Швеции. В общем, всячески продемонстрировать свою активность. Совершенно случайным образом она совпала как раз с выходом нашего флота на шведскую операцию, о которой немцы ничего не знали. Надо заметить, это существенное достижение.
М. Соколов
―
То есть и у них разведка плохо работала.
Д. Козлов
―
Меры оперативной маскировки, даже самые примитивные из них, которые были реализованы фон Эссеном - сохранение в тайне замысла и плана операции и ограничение радиопереговоров непосредственно в ходе её проведения - как ни странно, дали блестящий результат. У немцев вплоть до 1921 года, во всяком случае, когда в Германии вышла в свет работа Фирле «Официальное описание Балтийской кампании 1914 года», об этом нет ни слова. То есть немцы даже в 1921 году были не в курсе относительно того, что весь Балтийский флот выходил в море и тем более имел такие намерения в отношении Швеции. В ходе этой операции крейсер «Магдебург», ближайший к «Новику», был обнаружен и вступил в визуальный контакт с нашим эскадренным миноносцем «Новик», который находился в этой самой разведывательной завесе для того, чтобы своевременно обнаружить силы германского флота, которые могли бы идти на выручку шведам. Контакт был очень стремительным. До применения оружия дело не дошло. Обе стороны, что называется, легли на курс, обратный пеленгу, и осуществили отрыв от противника в противоположных направлениях.
М. Соколов
―
Но Эссен был недоволен, я так понимаю.
Д. Козлов
―
Да, Эссен был очень недоволен, потому что, во-первых (по крайней мре, об этом было прямо высказано Палецкому, капитану 2 ранга, командиру «Новика»), он упустил случай атаковать противника, потому что по тактическим воззрениям кануна Первой мировой войны современный быстроходный эскадренный миноносец с большим количеством торпедных труб, способный вести НРЗБ, очевидно должен был атаковать противника.
М. Соколов
―
Превосходящего?
Д. Козлов
―
Даже превосходящего, да. Это тоже был в некотором смысле феномен того времени. Это один из предвоенных взглядов, который был полностью опровергнут опытом Первой мировой войны. И во-вторых, что еще более существенно, в силу технических причин они там повредили антенну и не смогли своевременно доложить об обнаружении противника. Плюс старший офицер перепутал коды военного времени и запустил в эфир что-то непонятное. В общем, короче говоря, Эссен был очень раздражён, раздосадован и высказал своё неудовольствие эскадренному миноносцу «Новик», своему лучшему кораблю, за этот маневр.
М. Соколов
―
А у Эссена же были какие-то планы чуть ли не заблокировать Киль минными постановками. Вообще-то уже позже что-то делалась в этом направлении?
Д. Козлов
―
Что касается планов воздействия на германские маршруты развёртывания из Кильской бухты, они периодически возникали. Вообще была целая серия таких альтернативных планов - как сейчас говорится, планов асимметричного воздействия на сильнейшего противника. Наши командиры, флагманы искали способы, как выйти из этой ситуации, потому что действительно после Русско-японской войны списочная численность германского флота было такова, что он многократно превосходил то, что могла выставить Россия. В том числе уже буквально в период пика кризиса, который предшествовал началу военных действий, Эссен высказал мысль заблокировать минами выход из Кильской бухты и если не сорвать, то, во всяком случае, замедлить выход вот этой гипотетической армады с десантными силами, которая пойдёт высаживать десант в столице империи, в Финский залив.Естественно, ему в этом было отказано. На этот раз отказано уже просто Русиным (выше этого никуда не выходило), который справедливо рассудил, что, вообще говоря, такого рода акция, постановка мин в водах противника, де-факто означает начало военных действий. В то время, пока правительство Николая II всё-таки надеялось мирно урегулировать кризис, это, конечно, ликвидировало бы все попытки избежать войны в этот период. Но с другой стороны, это факт, который очень характеризует менталитет и степень энергичности Николая Оттовича.
М. Соколов
―
Но это ведь граничит с авантюризмом - и шведская история, и этот план. Всё-таки что-то такое в духе японцев.
Д. Козлов
―
Граничит с авантюризмом, да. Но всё-таки надо отдать должное Николаю Оттовичу - он ничего не предпринимал без санкции высшего руководства. Он предлагал, создавал предпосылки для этого, но всё-таки он был дисциплинированным военным человеком. И когда его осаживали и ставили... ну, не ставили на место, но отменяли его смелые (иногда чрезмерно смелые) планы, он повиновался и выполнял указания вышестоящего руководства.
М. Соколов
―
Но риск случайного столкновения со Швецией был. Вдруг бы спровоцировали войну? Или всё-таки адмирала остановили вовремя?
Д. Козлов
―
Остановили вовремя, да. Конечно, в ответе, который он получил от главкома 6-й армии (точнее, он был передан через начальника штаба князя Енгалычева) было совершенно ясно, что сигнал «Гроза» - кодовое слово, которое он получит в случае, если на это будет дана санкция высшего политического руководства. Если нет, то ожидать этого сигнала и никаких действий против шведов не предпринимать. Собственно, так Эссен и действовал. Сигнала «Гроза» он не дождался, хотя уже вышел в море и был готов заняться решением шведской проблемы. И как только он получил отмену, он повиновался и вернулся. То есть, конечно, это не был процесс совершенно неуправляемый. Эссен находился в системе военной иерархии, в системе контура управления вооружёнными силами и никуда из него не девался. Другое дело, что - я просто хочу ещё раз сакцентировать на этом внимание - он постоянно генерировал идеи, которые резко диссонировали с утверждёнными планирующими документами, которые по понятным причинам имели оборонительный характер. Он всё время искал какие-то пути симметричного воздействия, как в случае с упомянутой вами возможной минной блокадой Кильской бухты.Что касается применения минного оружия в средней и южной Балтике, осенью 1914 года он всё-таки добился такого разрешения. Правда, не совсем в том виде, в котором он первоначально запрашивал. Ему, в том числе из-за шведской кампании, не разрешили выводить тяжёлые корабли из Финского залива, чтобы не рисковать обороной столицы. Тем не менее, крейсерскими, миноносными силами и минными заградителями в конце 1914 - начале 1915 года была проведена целая серия минных постановок, которые в своей совокупности являются такой широкомасштабной минно-заградительный операцией, которая очень существенно изменила обстановку на Балтике и позволила говорить о том, что Балтийский флот сделал очень существенный шаг к завоеванию господства на этом театре.
М. Соколов
―
Хорошо, а вот ещё один маленький, но, по-моему, важный сюжет. Вот вы говорите, что в минном деле действительно были успехи. Но такое впечатление, что не оценили опасность подводного флота. Вот вы пишете о гибели крейсера «Паллада». Это всё-таки была ошибка Эссена, когда были приняты недостаточные меры против подводных лодок?
Д. Козлов
―
Да, я полагаю, что именно так. Конечно, не то чтобы недооценка подводной угрозы, но отсутствие внятных представлений о том, что это такое, имело место накануне Первой мировой войны. У всех было некоторое опасение и непонимание того, что можно ждать от этого, по существу, нового рода сил флота. Как известно, Николай Оттович с некоторым скептицизмом относился к подводным лодкам. Это, безусловно, отчасти связано с тем, что в составе вверенного ему флота современных лодок не было, за исключением, может быть, «Акулы». Поэтому он не сильно на них рассчитывал. И, к большому сожалению, даже после того, как Отто Веддиген на «U-9» добился своего сенсационного успеха, потопив 3 английских броненосных крейсера...
М. Соколов
―
За несколько часов.
Д. Козлов
―
За 1,5 часа, даже меньше. Это была безусловная сенсация, которая показала, что от подводных лодок можно ожидать очень серьёзной угрозы. Даже после этого Николай Оттович почему-то не принял мер для того, чтобы отреагировать на эту ситуацию и хотя бы убрать из корабельного дозора перед устьем Финского залива крейсера, которые там находились для несения этой дозорной службы. Что привело к тому, что «Паллада» была потоплена именно находясь в дозоре.
М. Соколов
―
Со всем экипажем.
Д. Козлов
―
Да, страшная потеря. Вообще одна из самых страшных потерь в истории нашего флота. Никто из экипажа не спасся. При том что накануне потопления «Паллады» другой дозорный крейсер, «Адмирал Макаров», был атакован подводной лодкой. То есть это уже был тревожный звонок - буквально на том же самом месте. И только после этого Эссен изменил своё отношение к подводной угрозе. Был принят целый ряд мер, выполнен комплекс мероприятий. Миноносцы заменили в дозоре крейсера. Была организована противолодочная оборона районов базирования. Были введены переходы моря зигзагом, обязательное противолодочное охранение тяжёлых кораблей и так далее. Но в начале войны - вы правы, Эссен явно недооценивал подводную угрозу.
М. Соколов
―
Ну что ж, я думаю, здесь мы завершим флотский сюжет. У меня такой последний важный вопрос к вам, Денис Юрьевич, как к главе Ассоциации историков Первой мировой войны. Собственно, юбилейные годы прошли. А что действительно интересного появилось в исследованиях - какие-то открытия, что можно порекомендовать нашим слушателям?
Д. Козлов
―
Очень сложный вопрос. Сложный главным образом потому, что я рискую обидеть кого-то из уважаемых коллег, забыв упомянуть какие-то из трудов, которые вышли в последнее время. Поэтому я постараюсь порассуждать о каких-то таких наиболее общих тенденциях. Действительно, колоссальный всплеск активности с точки зрения выхода научных работ, научно-популярных, околоисторической публицистики на разные темы. Очень много появилось документальных изданий. Конечно, главный пик пришёлся на 2014 год. Второй «горб» активности - где-то на 2018, уже 100-летие окончания Первой мировой войны. Конечно, итоги этого историографического процесса ещё предстоит подвести. Кстати, мы собираемся это сделать. Мы хотим в следующем году провести научные чтения и как раз попытаться проанализировать состояние новейшей историографии и археографии Первой мировой войны и подвести некоторые итоги этого всплеска активности.Вышел целый ряд крупных работ, коллективных монографий - работа Института российской истории, труд Института военной истории, посвящённый проблеме строительства и применения вооружённых сил. Вышел целый ряд крупных документальных публикаций, причём документов, касающихся как сугубо военных дел, так и состояния страны, экономики, социальной сферы. Безусловно, всплеск имел место и я сейчас, может быть, просто попытаюсь сформулировать несколько трендов, которые стали очевидными по опыту мероприятий, связанных со 100-летием Первой мировой войны. Первый и, наверное, важнейший - это расширение спектра тем, которые затрагиваются исследователями. Совершенно устойчивый тренд - полидисциплинарный характер исследований. То есть уже практически никто не исследует отдельно ход военных операций, отдельно партийную борьбу, отдельно состояние экономики, поскольку все эти вещи, конечно, имели очень мощное взаимовлияние. Есть устойчивая тенденция к тому, чтобы все эти процессы исследовать комплексно.
Появляются совершенно новые исторические жанры. Например, локальная история или микроистория. У нас появился жанр полковой истории, который всё это время пышным цветом цвёл в Германии, в Австрии. У нас тоже появились работы, посвящённые отдельным военным соединениям. Появилась масса работ регионального характера - то есть, условно, «Н-ская губерния в годы Первой мировой войны: проблемы социальной, политической и экономической жизни». Это тоже очень важно, потому что как себя чувствовали, как жили регионы, особенно тыловые, в годы Первой мировой войны - раньше этот вопрос практически не исследовался. Ещё один тренд, я бы сказал - это более глубокая интеграция нашего научного сообщества в какие-то мировые научно-исторические процессы. В этом смысле мне пришлось принять участие в конференции в Германии, посвящённой опыту Первой мировой войны на море. Это был такой международный форум, где, в общем-то, был подведён некий итог 100-летнего изучения Первой мировой войны. И очень приятно, что наша российская историческая наука в этом процессе принимает активное участие.
М. Соколов
―
Спасибо! Я благодарю нашего гостя - руководителя Центра военной истории России Института российской истории РАН, доктора исторических наук Дениса Козлова, который руководит Ассоциацией историков Первой мировой войны. Вёл эту передачу Михаил Соколов. Всего доброго, до свидания!
Д. Козлов
―
Всего доброго!