Тайны Коминтерна - Фридрих Фирсов - Цена Революции - 2019-04-14
14.04.2019
14 апреля 2019 года В эфире радиостанции «Эхо Москвы» — Фридрих Фирсов, доктор исторических наук Эфир ведет Михаил Соколов
М. Соколов
―
В эфире «Эхо Москвы» программа «Цена революции». Сегодня наш гость по скайпу из Соединённых Штатов Америки — доктор исторических наук, профессор Фридрих Фирсов. Я напомню, что недавно вышла такая книга, она называется «Коминтерн. Погоня за призраком. Переосмысление». Вот автор этой книги у нас сегодня на связи. Очень большая, интересная монография, подробная. Добрый вечер, Фридрих Игоревич!
Ф. Фирсов
―
Добрый вечер!
М. Соколов
―
И у меня вопрос такой. Вы почти 60 лет занимались историей коммунистического движения. Почему вам понадобилось переосмысление?
Ф. Фирсов
―
О, это очень длинная и, к сожалению, местами грустная история. Мне в этом смысле в жизни очень повезло. Я буквально после аспирантских лет поступил в Институт марксизма-ленинизма младшим научным сотрудником. Некоторое время поработал в секторе Маркса, который готовил публикации сочинений Маркса и Энгельса. А потом в нашем институте был создан сектор истории международного рабочего коммунистического движения, и меня туда перевели. И с тех пор я практически большую часть своей жизни провел в институте в рамках этого подразделения. И основной темой, которые мы там занимались, была история Коминтерна. Это ещё с конца 50-х годов прошлого века. Надо сказать, что мы изучали и документы Коминтерна. В нашем распоряжении были материалы Центрального партийного архива, в котором хранятся документы Коминтерна. И первоначально мы начали с подготовки к публикации основных документов Коминтерна. Этот труд был очень плодотворным, потому что, в общем, мы познакомились с теоретическими, политическими, идейными, организационными основами этой организации, поняли стадии развития, выработку политики, попытки её применения. Это было очень непросто, потому что это потребовало от нас изучения и хорошего, основательного знания и советской истории тех лет, и вообще международного рабочего движения. То есть где-то почти на уровне страноведческих знаний, особенно по странам Европы. У нас были разного рода специалисты, которые занимались разного рода сюжетами. Мне в основном доводилось заниматься историей коммунистического движения Чехословакии, поскольку я по первоначальному своему образованию историк Чехословакии. И затем я переключился в основном уже на деятельность самого Коминтерна. Это уже составляло главное содержание моей работы. При этом приходилось считаться... А, может быть, даже не считаться, это было сутью наших представлений того времени — полное господство коммунистической советской идеологии. Это отразилось и в наших работах, оценках. Для нас идеи Ленина были незыблемыми. Лично я вошел в науку после 20 съезда партии, и поэтому проблемы сталинизма уже не являлись для меня руководящими. Я понимал, но не в полной степени, опасность и вред этих взглядов, но принадлежал к тому поколению советских людей, которые считали себя «шестидесятниками». То есть мы полагали, что Ленин открывает путь к демократической и социалистической перспективе нашего народа. Это заблуждение, по сути дела, длилось очень длительное время, и оно очень отразилось на моих научных работах. Но с ходом научных исследований, с развитием общей ситуации в стране эти идеи начали выветриваться, показывать свою несостоятельность. И к годам перестройки я уже пришел к пониманию серьёзных ошибок, совершенных в предыдущие годы в целом в стране, и своих ошибок в истории Коминтерна.
М. Соколов
―
Давайте тогда и займемся этим переосмыслением, которое, собственно, произошло, уже на практическом материале. Вот мы в марте отметили столетие Коминтерна. На ваш взгляд сегодня, действительно ли большевики, Ленин верили в то, что начинается мировая революция, и хотели использовать Россию как такое топливо, материал для вот этого мирового пожара?
Ф. Фирсов
―
Да, я убежден именно в этом. Дело в том, что ведущей идеей Ленина было осуществление заветов Маркса — победа коммунизма во всём мире. Это руководило им практически в его титанической политической деятельности. Это, как красная тряпка для быка, была средством возбуждения его ненависти к противнику и заставляло идти на преодоление всех препятствий. И я глубоко убеждён, что Ленин рассматривал Россию как отправную точку для взрыва мировой социалистической, пролетарской революции. Об этом он говорил неоднократно в послеоктябрьские годы. В общем, упор всей его политической деятельности заключался в том, что Россия сможет выйти из того тупика и того хаоса, в который она погрузилась в ходе Первой мировой войны и Гражданской войны, только с помощью победы мирового коммунизма. И на него делалась ставка. И для этой целью был создан Коминтерн как политический руководитель будущей мировой революции.
М. Соколов
―
То есть это всемирная партии мировой революции. Так можно сказать?
Ф. Фирсов
―
Совершенно верно.
М. Соколов
―
А можно ли тогда сказать, когда произошёл такой поворот, когда целью Коминтерна стала не мировая революция в виде каких-то восстаний, а некое мировое господство Советского Союза, его расширение?
Ф. Фирсов
―
Я думаю, что тут надо различать подход к этому Ленина и его ближайшего окружения и Сталина и его окружения. Для Ленина первое, о чём я говорил, была святая святых. Для Сталина это оставалось очень долго двигательным моментом, но всё большее значение приобретало уже его стремление полностью возглавить страну, установить режим самовластия, покончить со всеми противниками, которые бы помешали ему играть эту роль. И этой цели служила теория победы социализма в одной стране, сначала выдвинутая Бухариным, потом активно поддержанная Сталиным. Сталин полностью приписал себе заслуги в этой теории. И по мере экономического роста советской страны, который был достигнут путём жестоких мер — прежде всего, уничтожением крестьянства как социального фактора, превращением сельских жителей, по сути дела, в тех же наёмных служащих, но в своеобразии, в отличие от городских, которые подчинялись государству, сведением всей экономики в подчинение государству — где-то в середине 30-х годов результаты этой бешеной гонки превратили советскую страну в довольно сильную политическую власть. Сталин, в общем, не высказывал этого официально, но, на мой взгляд, пришёл к пониманию того, что идея мирового коммунизма может и должна осуществляться не путём прорыва в тех или иных странах (безнадёжность этого уже было показана историей), а путем завоевания Красной армией отдельных стран, регионов и территориального расширения зоны социализма.
М. Соколов
―
Кстати говоря, мы сейчас, наверное, можем отмечать как раз юбилей — 90 лет вот этого самого великого перелома, о котором вы говорите. Апрель, пленум, когда Бухарина с Рыковым убирают, и в конце года, собственно, уже начало такого фактически большого перелома в жизни страны.
Ф. Фирсов
―
Совершенно верно. Некоторый флёр коммунистической, мировой революционной идеологии оставался, но, по сути, она уже замещалась агрессивными империалистическими интересами советского государства или, ещё точнее, сталинского режима.
М. Соколов
―
Вот ещё один вопрос. Председателем Коминтерна был Григорий Зиновьев. На ваш взгляд, был ли он самостоятельной фигурой, и как влияли на решения Коминтерна его личные качества, о которых и Ленин писал, кстати?
Ф. Фирсов
―
Вы знаете, в личном, человеческом плане эта фигура у меня никогда не вызывала симпатии, потому что при Ленине это, в общем-то, был холуй. Он попытался высказать своё отличное от Ленина мнение в октябре 1917 года, жестоко за это поплатился и дальше уже полностью следовал за своим учителем. В Коминтерне он делал то, что ему надо было делать, полагалось делать. И я бы никаких иллюзий в его отношения не испытывал. Достаточно вспомнить одно его выражение. Когда польские коммунисты в 1923 году высказали свои сомнения в правильности политики Коминтерна и ЦK ВКП(б), ЦК РКП(б) в германском вопросе, Зиновьев заявил НРЗБ: «Мы вам кости переломаем, если вы будете нам мешать». Вот это очень маленький фактик, который показывает методы его руководства. Белыми и пушистыми в Коминтерне никого нельзя назвать.
М. Соколов
―
Я хотел вас спросить о ситуации в 20-е годы. На счету Коминтерна несколько неудачных попыток переворотов. Вот в Германии 1923 год, Гамбургское восстание. Путч в Эстонии. На ваш взгляд, это уже была общая линия и Сталина, и Троцкого, и Зиновьева? Попытки таких вот путчей, мятежей и так далее.
Ф. Фирсов
―
Да, бесспорно. Особенно то, что касается именно Эстонии. Но в отношении Германии 1923 года у меня возникла другая идея. Сталин, когда в советском руководстве начались разговоры о том, что Германия идёт к революции, высказывал очень пессимистические взгляды и считал, что коммунистам там ещё не предстоит брать власть. И очень аргументированно доказывал эту точку зрения. А потом, в августе, после того, как там произошли существенные перемены, правительство Куно пало, он вдруг резко меняет свою позицию и впереди всех начал требовать, чтобы Коминтерн выдвинул идею установления советской власти в Германии, расширения НРЗБ по советскому пути. Хотя эта идея уже показала свою нереальность в предыдущем. Мне представляется, что Сталин здесь преследовал свою цель. Он прекрасно понимал, что в Германии ничего не произойдёт. А вот подталкивая и руководство германской компартии, и руководство Коминтерна к подготовке взятия власти, он, по сути дела, компрометировал и тех, и других, и получал выигрышную карту в последующей борьбе с теми, кто мешал его продвижению к власти. Это моя точка зрения, но, мне кажется, она имеет право на существование, поскольку для Сталина, как я представляю, нехарактерно резкое, буквально в течение 1-2 дней, изменение своей политической установки. Это произошло как раз в августе 1923 года. Я думаю, что Сталин преследовал свои цели. И он оказался в выигрыше, потому что и Зиновьев, и Троцкий крупно проиграли с неудачей в Германии, а Сталин оказался на высоте. Более того, он ещё упрекал Зиновьева, что тот не проводил в жизнь его требования Советов. То есть, козырные карты он получил.
М. Соколов
―
А вот сюжет с путчем в Эстонии в декабре 1924 года. Почему Советский Союз не оказал, как теперь говорят, братскую помощь коммунистам Эстонии, которые подняли в Таллине мятеж, и поначалу он шёл относительно успешно?
Ф. Фирсов
―
Тут на весах Германия и Эстония — это совершенно разные величины. Советская страна была готова ввязаться в войну даже с перспективой гибели, но жертвовать существованием страны в связи с эстонскими событиями отнюдь не стремилась. Она хотела взять власть, но тихо, руками коммунистов, которым оказывается помощь, и сделать всё шито-крыто. Как только поняли, что этого не произойдет, дали отбой. Но эстонские коммунисты уже зашли так далеко, что продолжали эту путчистскую линию. Вот таковы были события. И, конечно, ни Сталин, ни ЦK партии не ставили вопрос ребром: взятие власти в Эстонии или война. Они не хотели войны. Они понимали, что это означало бы гибель советской страны.
М. Соколов
―
А вот Болгария того же времени. Получается, там Коминтерн тоже подталкивал компартию к такому восстанию в ситуации, когда успехов быть не могло? Это уже 1924 год.
Ф. Фирсов
―
Это 1924-1925 годы, когда было совершенно очевидно, что коммунисты потерпели поражение в сентябрьских боях 1923 года. И продолжать партизанскую деятельность — это только инерция. Это гибель людей, это компрометация Компартии, это позор. Но по инерции ЦК РКП(б), видимо, из каких-то своих целей расшатывания общей ситуации продолжал это, пока полностью не признал гибельность этого пути.
М. Соколов
―
Да, но там погибло порядка 10 тысяч человек. Кроме того, там был один сюжет, которые до сих пор остаётся не очень ясным. Вот на ваш взгляд, несёт ли Коминтерн и советское руководство ответственность за грандиозный теракт — взрыв собора в Софии 16 апреля 1925 года? Его тоже осуществили коммунисты, и погибло, по-моему, до 150 человек болгарской элиты — от генералов до детей.
Ф. Фирсов
―
Совершенно верно. Вы знаете, мне не удалось найти ни одного документа, свидетельствующего о том, что в этом непосредственно принимает участие Коминтерн, в организации этого взрыва. Это всё-таки, на мой взгляд, дело «военки», левацкого крыла болгарской компартии. Но, видимо, с причастностью и руководителей болгарской компартии. Никаких следов этого в архивах Коминтерна мне найти не удалось. Это могло быть и прикрыто. Почти ничего мне не удалось найти и по эстонским делам, когда я занимался этим. Но всё-таки документы выявились. До сих пор, насколько я знаю, не появилось на свет никаких документов о причастности Москвы к этому страшному событию.
М. Соколов
―
Я чуть-чуть вернусь назад. Ещё была интересная история. Это оккупация меньшевистской Грузии — государства, которое, в общем, было международно признано и так далее. Какова здесь, опять же, роль Коминтерна? Или все решения принимались на уровне ЦК (ввод Красной армии) и здесь никто, например, грузинских коммунистов не спрашивал, они были исполнителями?
Ф. Фирсов
―
Практически именно так дело, как мне представляется, и происходило. Непосредственно ЦК, Ленин давал команды из Москвы. И роль грузинских коммунистов была ролью марионеток, которым спускались команды сверху. Я тоже не знаю никаких документов, свидетельствующих об участии руководства Коминтерна в этих делах. Мне не доводилось встречать таких материалов.
М. Соколов
―
Фридрих Игоревич, но получается так, что фактически Коминтерн — это не самостоятельная структура, а некий такой приводной ремень от ЦК РКП(б), потом ВКП(б), Ленина, потом Сталина к компартиям. Компартии фактически были филиалами российской, потом всероссийской, всесоюзной коммунистической партии. Так выходит?
Ф. Фирсов
―
Это не получается, это было именно так по существу. Потому что Коминтерн практически был внешним прикрытием того, что делало руководство советской системы. Он играл роль вуали. Практически все вопросы с самого начала и до прекращения существования Коминтерна решались в ЦК партии, в её верхушке и позднее уже лично Сталиным. И в этом отношении никакая самостоятельная роль Коминтерна (хотя это провозглашалось уставным и программным положением этой организации) не реализовалась. Это была видимость.
М. Соколов
―
Я напомню слушателям «Эха Москвы»: мы беседуем с Фридрихом фирсовым, историком, доктором исторических наук, профессором о Коминтерне, его роли в период в основном 20-х годов. У меня вот какой к вам вопрос. Если говорить об отношениях с социал-демократией, в данном случае что было задачей Коминтерна — раскол социал-демократического движения и попытки создать на его базе уже такие партии ленинопоклонников?
Ф. Фирсов
―
Вы знаете, это принадлежит к числу самых позорных деяний Коминтерна. Для Коминтерна как организации прямым противником, врагом все эти годы была не буржуазия, не капитализм, как это говорилось в программных документах, а социал-демократы, для клеймения которых не жалели никаких эпитетов. Они были самыми настоящими врагами. И все тактические приемы, включая тактику «единого фронта» и прочее — это было средство выманить большую часть социал-демократических и социалистических рабочих из-под влияния верхушки на свою сторону и покончить с влиянием социал-демократии. Просто уничтожить её. Всё остальное служило целью прикрытия этой политики. И ещё я хочу добавить одно. Я сейчас немножко занимаюсь проблемами деятельности социалистических партий времен Народного фронта (особенно когда они пришли к власти в 1936 году) и программой, которую они осуществляли. Они осуществляли подлинную программу демократизации общества, на что коммунисты никогда не были готовы и чему всячески сопротивлялись. И практически всей своей деятельностью коминтерновцы и коммунисты разламывали в отдельных странах вот эту мощь социалистических партий. Выдвигая левацкие, сектантские установки диктатуры пролетариата, они срывали курс на удовлетворение повседневных интересов трудящихся — курс, который активно проводила социал-демократия, социалисты в разных странах.
М. Соколов
―
Скажите, а когда появляются тезисы о социал-фашизме, невозможности сотрудничества компартии с социал-демократами даже в борьбе с фашизмом и нацизмом?
Ф. Фирсов
―
История этого позорного термина довольно большая. Здесь сыграл роль, конечно, неправильно понятый опыт 1923 года в Германии. И потом коммунисты начали трактовать все силы рабочего движения как фашистские, которые противостоят коммунистам. Отсюда появился термин «анархо-фашизм», «социал-фашизм» и прочее. Все эти силы они называли фашистскими. Более того, они очень долго твердили о том, что носителями фашизма являются именно социал-демократы. Хотя, конечно, это полная чушь, но просто нет времени на доказательства ошибочности и неверности этого понятия. С 1929 года, после 10-го пленума Исполкома Коминтерна, это понятие уже стало теоретической позицией Коминтерна — до 7-го конгресса. В документах Коминтерна прямо говорится, что фашизм насаждается именно социал-демократами, социал-демократия — это социал-фашизм, это крыло фашизма. Сталин ещё с 1924-1925 года прокладывал эту версию. Она получила право как юридическое понятие именно с 1929 года. И самое позорное то, что практически отказавшись от этого на 7-м конгрессе, они ни одним словом в документах не признали ошибочность этой позиции.
М. Соколов
―
На ваш взгляд, нацисты пришли бы к власти в Германии, если бы лозунг Народного фронта появился не в 1935, а в начале 30-х годов?
Ф. Фирсов
―
Вы знаете, это уже было поздно. Я думаю, что приход реакционных сил, а потом и гитлеровцев к власти — это результат прежде всего октября 1917 года. Тех колоссальных социальных сдвигов в целом и в Европе в частности, того раздрая, который получила психология человечества в результате Первой мировой войны, когда сила оружия стала признаваться единственной силой, которая может обеспечить интересы, независимо от того, против кого направлена эта сила — своих сограждан или вовне. Вот эта грубая сила насилия стала всё больше и больше продвигаться. Потом носителями этой идеи стали различного рода течения. И в Германии наибольшую роль уже сыграла Национал-социалистическая партия Гитлера, которая была, по сути дела, определённой копией большевистской партии в смысле организационных методов руководства и деятельности. Но она заимствовала и идеи социализма — но не марксистского, а социализма вообще. И тут такая горючая смесь самых консервативных, реакционных идей с социалистическими идеями. Они, по сути дела, очень близки между собой, если посмотреть в корень этих понятий. И непосредственно Сталин сыграл огромную роль в продвижении Гитлера к власти, не говоря о том, что в 1931 по его прямому указанию коммунисты голосовали вместе с нацистами на референдуме, который проводился в Пруссии по инициативе нацистов. А Коминтерн потом приписал популярность этого движения, которое не получило победы, именно участию коммунистов, что те якобы отодвинули фашистов в сторону. А на деле произошло обратное: коммунисты очень серьёзно себя скомпрометировали, а нацистское движение на базе экономической ситуации начало очень быстро развиваться и пришло к власти в 1933 году.
М. Соколов
―
Но, кстати говоря, интересно, что часть коммунистов ведь ушла к фашистам и нацистам. Даже во Франции Эррио, Бартелеми — было много заметных фигур. Это, наверное, неудивительно: один тоталитаризм меняется на другой.
Ф. Фирсов
―
Абсолютно верно. Надо сказать, что значительная часть штурмовиков оказались бывшими боевиками Коммунистической партии Германии. Они были боевиками там, они стали боевиками у нацистов. Близость этих идеологии корневая, и она здесь играет огромную роль.
М. Соколов
―
Я хотел вас теперь спросить немножко о тайнах. Вы изучали шифровки Коминтерна, указания, которые шли из Москвы в разные страны. В какой степени Коминтерн был элементом советской военной и внешней разведки?
Ф. Фирсов
―
Где-то около 100%. Дело вот в чём. По своему характеру деятельность большинства коммунистических партий была подпольной, а значит, исходила из тех же принципов, что и деятельность разведки. Они очень близки, по сути дела. Кроме того, выяснилось, что среда коммунистов представляет для советской разведки тот самый удобный, благоприятный социальный слой, откуда черпались все массы. И все знаменитые впоследствии советские разведчики — это бывшие коммунисты, коминтерновцы. Перечислять их просто нет смысла. Это почти любой, начиная от Зорге и так далее. И по мере того, как практическая деятельность коммунистов показывала, что реальной перспективы их прихода к власти нет, Коминтерн (а вернее, сталинская система) всё больше погружался в добывание информации и проведение необходимых политических действий в интересах Москвы. То есть это функция разведки. А уже в годы войны, когда исчезли целые каналы связи Москвы со своими разведывательными подразделениями, Коминтерн, сумевший сохранить эти связи несмотря на войну, стал прямым путём для восстановления этих связей разведки и занимался, по сути дела, в основном разведывательно-диверсионной деятельностью.
М. Соколов
―
Скажите, а вот собственно пакт Гитлера и Сталина — насколько это был шок для людей, которые служили Коминтерну? Какая часть зарубежных коммунистов заколебалась, на ваш взгляд?
Ф. Фирсов
―
Это был очень большой шок для коммунистов европейских демократических стран. Прежде всего Франции, Англии и ряда других. Потому что их теоретические позиции оказались практически подорванными, уничтоженными. Того, в ком они видели врага, они вынуждены теперь рассматривать под другим углом зрения. Это скомпрометировало их позицию, привело к позорнейшим фактам в действительности. Когда немцы оккупируют Францию, коммунисты, которые были загнаны предыдущим правительством Франции в подполье, попытались активизировать свою деятельность с помощью нацистов, пошли на переговоры с ними. Когда об этом узнали в Коминтерне, получился огромный скандал. НРЗБ компрометации сути коммунистической политики сотрудничеством СССР с Гитлером, сотрудничеством Сталина с нацистской Германией.
М. Соколов
―
Если Коминтерн был в этом смысле достаточно эффективной организацией для шпионажа, для разведки, для проведения каких-то акций поддержки Советского Союза, как вы объясните эту грандиозную чистку, которой аппарат Коминтерна подвергся с 1936-1937 года и до войны?
Ф. Фирсов
―
Не могу сказать, что аппарат Коминтерна подвергся грандиозной чистке.
М. Соколов
―
Польскую компартию, например, вообще распустили.
Ф. Фирсов
―
Нет, это не аппарат Коминтерна. Сам Коминтерн прежде всего был тем аппаратом, который осуществлял чистку рядов компартий. И в 1936 году руководитель отдела кадров докладывал Димитрову: по нашим сведениям, мы уничтожили и добились ликвидации 3 тысяч агентов классового врага внутри компартий. То есть руководство Коминтерна очень долго играло роль вспомогательной машины аппарата угнетения. Более того, Коминтерн играл самую позорную роль в чистке политиммиграции, которая была массовой в советскую страну, где люди искали убежища, когда за свою революционную деятельность они подвергались опасности в своих странах. Они были под контролем аппарата Коминтерна, и Коминтерн регулярно доставлял в НКВД сведения об этих людях. И поэтому уничтожение огромной массы политиммиграции — это тоже вина Коминтерна. После этого уже в годы Большого террора началась и чистка аппарата Коминтерна. По конкретным цифрам это примерно 100 с лишним человек. Это относительно небольшая цифра. Но среди них были и представители компартий, в том числе те, кто осуществлял саму чистку в Коминтерне. То есть все сотрудники отдела кадров и прочих организаций. Коминтерн, конечно, понёс существенные потери, и его значение, по существу, резко падает в этот период. Он уже просто марионетка в руках Сталина и сталинского режима.
М. Соколов
―
Можно ли говорить о вине деятелей Коминтерна — по воле Сталина или вместе со Сталиным — в провоцировании Второй мировой войны?
Ф. Фирсов
―
Вы знаете, о такой постановке вопроса я не задумывался, но думаю, что вы правы. Здесь Коминтерн ни в коем случае неотъемлем от всех перипетий политики сталинского режима. Он являлся своеобразным отражением этой политики, ее преломлением, и в этом отношении я, к своему большому сожалению, зная сейчас судьбу многих коминтерновцев, их человеческие качества и так далее, могу сказать, что белыми и пушистыми почти некого назвать.
М. Соколов
―
У Мориса Тореза есть сюжет, когда он, скажем так, пошёл вопреки воле Москвы в случае с организацией Народного фронта. Это, наверное, редкое исключение?
Ф. Фирсов
―
Да, это одно из самых редких исключений в Коминтерне. Такая инициатива каралась очень жестоко в предыдущие годы. С Францией здесь, на мой взгляд, совершенно иная ситуация. В той конкретной обстановке для Тореза последовать указаниям Москвы означало бы погубить партию, когда поднялась реакционная масса и движение шло к объединению всех антифашистских сил. И поэтому он пошёл вопреки очень жёстким установкам Коминтерна. Его поведение было очень непростым. Его не поддержало всё политбюро французской компартии. Но он всё-таки на некоторых позициях сумел провести свою линию. Я думаю, что здесь сыграли роль несколько субъективных моментов. Франция была далеко от Москвы. Димитров втайне поддерживал линию Тореза. Это, может быть, несущественные моменты, но они тоже сыграли свою роль.
М. Соколов
―
Пожалуй, последний вопрос в нашей программе я хотел бы вам задать. С учётом всего вашего опыта и переосмысления, была ли в рамках большевистской системы какая-то реальная альтернатива Сталину? В случае, например, Бухарина, Рыкова, правой оппозиции. Вот 90-летие того апрельского пленума 1929 года, на котором их всех сняли с постов.
Ф. Фирсов
―
Вы знаете, я думаю, что, по существу, никакой реальной альтернативы не было. Большевистская партия с самого ее основания и прихода к власти была жёстко централизованной организацией. С приходом Сталина на пост генерального секретаря в 1922 году он превратил эту должность, чисто служебную, в главную должность в партии. Более того, я считаю домыслами все разглагольствования о внутрипартийной борьбе, о сопротивлении, о попытках Троцкого, Зиновьева и кого угодно взять власть. Все нити политической борьбы были в руках Сталина. Он развёртывал этот НРЗБ, когда считал это необходимым, снимая, уничтожая того политического противника, которого ему представлялось целесообразным в этот период. Ни Бухарин, ни Зиновьев, никто другой никаких перспектив на победу не имели с самого начала. Они только пытались в какой-то степени отстоять своё положение. По сути дела, вот так.
М. Соколов
―
Спасибо! Я благодарю сегодня нашего гостя. Мы беседовали с доктором исторических наук, профессором Фридрихом Фирсовым по скайпу из Соединённых Штатов. Напомню, что недавно вышла книга Фридриха Фирсова «Коминтерн. Погоня за призраком. Переосмысление». Очень рекомендую для вашего прочтения. Книга большая и полезная. Всего доброго! Вёл передачу Михаил Соколов.