Гибель Империи и Гибель Распутина. Часть 2 - Даниил Коцюбинский - Цена Революции - 2017-01-01
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции», ее ведет Михаил Соколов. Мы с Даниилом Коцюбинским, петербургским историком в отеле «Гельвеция» общаемся, и снова о Григории Распутине, поскольку наши слушатели попросили нас рассказать о самых драматических эпизодах его биографии в связи с надвигавшейся уже революцией. Добрый вечер, Даниил.
Д. Коцюбинский
―
Добрый вечер.
М. Соколов
―
Давайте напомним, каково было положение Григория Распутина во власти или в околовластных структурах в этом предреволюционном 1916 году.
Д. Коцюбинский
―
Начать все-таки, наверное, придется с середины 1915 года, потому что надо напомнить о том, что после сравнительно краткосрочного периода, когда и царь, и Александра Федоровна вдруг решили, что они всерьез и надолго помирились с общественностью в условиях войны. Этот идиллический период закончился, как только стало ясно, что на фронте дела пошли плохо, снова возникло отчуждение, раздалась критика сперва на закрытых заседаниях Госдумы, а после того, как началось великое отступление в начале 1915 года, и русская армия откатилась, оставив Польшу, частично Прибалтику, откатилась на восток, ну, естественно, стали об этом говорить практически вслух. И вот летом 1915 года было созвано уже такое специальное открытое – гласная сессия Государственной Думы, на которой раздалась критика в адрес правительства.Причем, это была парадоксальная история, дело в том, что в этот момент Николай Второй уже к этому времени снова приблизил к себе Распутина. Я напоминаю, что в период этого идиллического во второй половине 1914 года, когда казалось, что либералы и вообще общественность в целом с ним примирилась, Распутин был немного дистанцирован, хотя с ним продолжали встречаться императорская чета и дети императора, но он был, так сказать, лишен тех бонусов, которые у него были раньше – там, машину забрали, и он не мог влиять, условно говоря, решать вопросы, которые раньше он мог решать.
М. Соколов
―
Выпал из номенклатуры.
Д. Коцюбинский
―
Он не совсем выпал, но его сильно притеснили. Но после того, как, с одной стороны, на фронте все стало плохо, и общественность снова стала выражать недовольство тем, как обстоят дела наверху, а с другой стороны, Распутин смог вернуть к жизни раненую Вырубову, царская фамилия снова стал с ним общаться.Тем не менее, несмотря на то, что с начала 1915 года Распутин снова в фаворе, в условиях отступления русской армии, в условиях нарастания оппозиционного зуда в обществе, царь решает пойти навстречу общественности и отправляет последовательно в отставку несколько министров, которые в сознании общества воспринимались как прораспутинские. Вот такие непопулярные министры уходят в отставку, и в этих условиях царь созывает сессию Государственной Думы, думая, что Дума примет эти уступки, и дальше снова возникнет феномен единения царя и народа.
А вместо этого, как это многократно происходило на всем протяжении царствования Николая Второго, когда оппозиционно настроенной общественности кладется палец в рот, она пытается откусить руку, поэтому сразу же на думской сессии тон выступлений стал резко критический. Причем, не только либералы, не только те, кто называли себя оппозицией, но и центр, и частично правые даже, умеренно правые, то есть, русские националисты стали критиковать ситуацию в стране, и сформировался Прогрессивный блок в Государственной Думе, оппозиционный Прогрессивный блок, куда все вошли, от левых и националистов до прогрессистов. То есть, включая центр, умеренно-правых и либералов, либеральную оппозицию.
Все они выдвинули требование «министерства доверия», то есть, они потребовали отправить в отставку самого главного, кого считали распутинским ставленником, вернее, человеком, который покрывал Распутина, премьер-министра Горемыкина, который как бы был ответственным за плачевное состояние российской промышленности, не готовой к войне и так далее и так далее. То есть, царь отправил в отставку министров, но премьер-министра он не тронул. И поэтому основное солидарное требование всех депутатов было отправить в отставку премьер-министра. И к этому требованию присоединились все министры. Возник феномен министерской забастовки. То есть, для царя это была такая очередная неприятная неожиданность.
М. Соколов
―
Опять предали.
Д. Коцюбинский
―
Да. Опять, вот хотел как лучше, а вы… Ну, неблагодарные холопы. И в этой ситуации готовится антираспутинский – раз запрос в Госдуме, срочно ее отправляют на каникулы. Во время войны Думу собирали не регулярно, так, раз от раза. 3 сентября ее отправляют на каникулы, и срочно начинают уходить в отставку только назначенные либеральные министры, которые, казалось, должны удовлетворить ожидания общественности и которые при этом повели себя еще и как бунтовщики, выступив против собственного премьер-министра. Они стали постепенно отправляться в отставку.Одним из первых ушел министр внутренних дел Щербатов, и на его место через какое-то время Вырубова, фрейлина Александры Фёдоровны, при помощи такого проходимца князя Андроникова Михаила, который осуществлял функции посредника между высочайшей четой и какими-то людьми, предполагавшимися для назначения на те или иные посты. Подыскали кандидатуру нового министра внутренних дел Хвостова, он был членом Государственной Думы, членом крайне правой фракции. Помогала, вероятно, Вырубова, которая все-таки в политике не очень хорошо разбиралась, что назначили думца – Дума на будущее либералам, не только крайне правым это понравится, но вообще всем понравится.
М. Соколов
―
А Распутин вроде к нему тоже хорошо относился?
Д. Коцюбинский
―
Да, Распутин согласился на эту кандидатуру и совершил, конечно ошибку, потому что в данном случае он не доверился своему первому впечатлению. Первый раз Распутин повидал Хвостова еще в 1911 году, когда подыскивали тогда, Александра Фёдоровна тоже подыскивала замену Столыпину, казавшемуся слишком самостоятельным и пытающимся проводить свою линию, отличную от пожеланий императора.И летом 1911 года незадолго до убийства Столыпина послан Распутин в Нижний Новгород к Хвостову, который там был губернатором, но вот Распутин приехал, говорит: молод, горяч – пускай погодит. Почему-то в 1915 году он уже к этом времени частично со своей интуицией расстался в силу того, что он уже целый год как к горячительным напиткам пристрастился, это, конечно, притупляет экстрасенсорные способности, наверное. Ну, или просто уже слишком узок был круг из тех, кого можно было выбирать, потому что в целом общество – я потом прочитаю несколько цитат, надеюсь – в целом общество было настроено антираспутински. То есть, людей, которые были бы способны условно пожертвовать своей репутацией и получить клеймо распутинца, было очень не много.
Вот, Хвостов был одним из тех, кто сильно верил в свою, так сказать, звезду, что ему все удастся. Но как выяснилось, Распутин был прав, когда он в 1911 году решил придержать. Это был человек неуемно беспредельный и по методам, и по амбициям. И, конечно, не очень дальновидный. Ну, то есть, это был такой авантюрист, при том, что он внешне – если посмотреть на фотографию – такой толстенный мужик, вроде бы он должен, ну, люди толстые склонны к флегме, там, к рассудительности – так принято думать. Но это был совершенно противоположность этому стереотипу. Он был неуемен. И он сразу же, встав на пост министра внутренних дел, стал от Распутина требовать: я хочу быть премьер-министром. Ему Распутин отвечает: погоди, там, будет все в свое время.
Больно много сразу хочет Хвостов – вспоминал директор Департамента полиции того времени, на допросах уже при большевиках он подробную оставил записку – больно много сразу хочет Хвостов, пусть не горячится, все будет в свою пору, - сказал Распутин якобы. Но, И действительно, Хвостов не получает поста, хотя на это очень сильно претендует.
М. Соколов
―
Тем более, что давление есть.
Д. Коцюбинский
―
Да. Но надо же Горемыкина все равно в отставку-то отправить, потому что он уже и старый, во-первых. Во-вторых, против него волна недовольства никуда не делась. Значит, ну, давайте поменяем. Я – бывший думец, Думе будет приятно – как считает Хвостов и как он рассчитывает, что считает Александра Фёдоровна. Но тут Распутин как бы снова решил окоротить его. А что тогда приходит в голову Хвостова? Здесь возникает феномен, вот с этого момента начинается охота на старца, охота на Распутина.Сегодняшнюю программу мы вроде как предполагаем посвятить истории покушения на Распутина, того, как он был убит. Но точно так же, как история возникновения негативного мифа о Распутине была связана в первую очередь с активностью крайне правых, так вот история покушения на Распутина, она была, во-первых, связана, ее появление связано с деятельностью крайне правых, в частности, Хвостова, я сейчас об этом скажу, и завершили-то ее тоже крайне правые.
Вот вся история сокрушения самодержавной монархии и как имиджа, и по факту, то есть, старт к революции убийство Распутина дало, это признавали все, даже те, кто сочувствовал убийцам впоследствии, а потом цитату Родзянко прочту на эту тему. Вот здесь в первую очередь активность проявляли крайне правые.
В прошлый раз я говорил, это все-таки следует отнести к категории коллективного психоза, то есть, люди не понимали на самом деле, что в реальности собой представляет система власти, на что они в реальности пытаются повлиять, и какие это будет иметь последствия. Им казалось, крайне правым в первую очередь, а не только либералам, что есть глупый неэффективный царь, на него надо правильно влиять. Те, кто мешают нам это делать, должны быть устранены, любыми средствами мы должны организовать вот этот канал воздействия. У Хвостова была такая же точно модель. Он хотел быть премьер-министром, решать вопросы.
М. Соколов
―
И убрать Распутина.
Д. Коцюбинский
―
Да. А Распутин тут ему мешает стать премьер-министром. А дальше, понимаете, вот если мы сейчас начнем разбирать, как были устроены, как в голове планировались эти заговоры. Действительно возникает полное ощущение, что на какое-то время то ли веселящего газа все надышались, то ли действительно это конституционально глупые априори люди. Как только они пытаются действовать, они превращаются в идиотов. То есть, вроде бы в мемуарах, своих каких-то там письмах видно, что люди способны были о чем-то там размышлять, рассуждать, логически мыслить. Но если судить по делам, действия идиотические.Что планирует Хвостов? Он планирует: сейчас я уговорю царя послать Распутина по святым местам. Я скажу царю, что, Ваше Величество, надо обязательно нам поддержать имидж Григория Ефимовича, и общественности будет приятно услышать, что Распутин поехал по святым местам. При этом его должен сопровождать некий игумен Мартемьян, который, по замыслу Хвостова, должен столкнуть Распутина под поезд.
Как это все должно при этом остаться втайне, как он должен сталкивать под поезд, при этом оставшись незамеченным, не заложив потом Хвостова? Но, слава богу, там Мартемьян как-то уклонился. И Распутин отказался ехать, он почувствовал, он к этому времени уже не доверял Хвостову.
Дальше, значит, у Хвостова следующее: подсыпать Распутину яд в вино, хотели подкупить начальника охраны Распутина полицейского полковника Комиссарова. Но не получилось. Тогда Хвостов стал кричать: я его сам лично пристрелю! Ну, покричал – перестал кричать.
20 января назначили премьер-министра таки вместо Горемыкина, но не Хвостова. Тут Хвостов окончательно вышел из состояния равновесия, видит, что надо убивать Распутина срочно уже, хотя уже поздно – поезд ушел уже.
М. Соколов
―
Штюрмера назначили.
Д. Коцюбинский
―
Да, ну, вот ему казалось, ну, Штюрмер, 68 лет человеку, похож на Санта Клауса, его сам Распутин называет «старикашка на веревочке». Хвостову тоже кажется, что это человек, которого свалить не составит труда, если не будет этого злодея Распутина. Он тогда связывается с неким Ржевским, журналистом. Этот журналист Ржевский получает задание от Хвостова поехать в Норвегию, встретиться там с Илиодором, чтобы Илиодор дал сигнал своим молодцам из Царицына, киллерам, приехать в Петербург убить Распутина. Пока все это происходит, Белецкий видит, что Хвостов…
М. Соколов
―
Начальник Департамента полиции.
Д. Коцюбинский
―
Да, помощник, по сути дела, это заместитель Хвостова по полицейской части. Он понимает, что Хвостов с ума сошел – надо срочно с этой лодки спрыгивать. Он начинает собирать компромат на Ржевского, чтобы Александре Федоровне принести донос на своего шефа. Собирает пока он компромат, действительно Ржевский сдает своего шефа, после чего Белецкий арестовывает Ржевского, уличив его в незаконной торговле железнодорожными билетами Красного креста. Ржевский был таков вот мульти-специалист, в общем, мульти-инструменталист. И заставляет Хвостова (неразб.) приказ о высылке Ржевского.Но тут приезжает из ставки царь. Да, а Белецкий придерживает почему-то свой компромат, он собирает все больше и больше данных, придерживая их. Поэтому Хвостов, понимая, что Белецкий против него копает, бежит к царю, говорит, что, Белецкий оболгал меня, на самом деле Ржевского пытали, из него выбили показания. Ржевский действительно отказывается от своих показаний. Белецкого снимают с должности, но тут, параллельно с этим, Александра Фёдоровна все-таки проводит свое собственное расследование, потому что она тоже узнает об этой ситуации, и она уже убеждает Николая в том, что надо Хвостова снять.
Хвостова в конце концов снимают, причем, происходит это при таких эпических обстоятельствах. Царь вместе с Распутиным идет причащаться 27 февраля, в этот день царь зовет Распутина причащаться и говеть, и, как Хвостов рассказывал потом кому-то из своих знакомых, в этот день причастия он обнял и сказал: мы никогда с тобой не расстанемся, и вынул бумажку – мою отставку, - конец цитаты Хвостова. А через некоторое время Александра Федоровна 26 апреля шокировала тоже высшее общество тем, что она пошла в Феодоровский собор, вот в Пушкине который в Царском Селе, и там тоже публично – принародно – причастилась вместе с Распутиным.
М. Соколов
―
И руку ему поцеловала.
Д. Коцюбинский
―
Да, и поцеловала ему руку. И вот все это в целом, с одной стороны, конечно, заложило основы для дальнейшего нарастания общественного негодования. С другой стороны, Распутин хитрый ход придумал. В один из приездов Николая в феврале он уговорил царя явиться в Думу 9 февраля 1916 года, и после того, как царь явился в Думу, Дума полгода не критиковала правительство. И поэтому отставка Хвостова Думой осталась съедена. Ну, то есть, вроде как, если бы Дума была вся такая наэлектризованная, то, как это так, нашего бывшего товарища, хотя он и крайне правый, но неважно – думец, боролся с Распутиным, за это его сняли.А тут – царь пришел в Думу – ну, Хвостов уже не нужен, вроде как царь к думцам, так сказать, повернулся лицом. Тем не менее, это причастие царя с Распутиным, причастие Александры Федоровны с Распутиным – это все являлось для общественности знаком того, что Распутин по-прежнему гипервлиятелен, а дела на фронте по-прежнему идут не блестяще, а, значит, кто во всем этом виноват? Виноват царь, который пляшет под дудку немки, своей жены, а жена, соответственно, ею манипулирует Распутин, который скорее всего является…
М. Соколов
―
А на кадровые назначения все-таки Распутин влияет?
Д. Коцюбинский
―
Да, мы видим даже по истории с Хвостовым, со Штюрмером, это же его фраза: старикашка на веревочке. Это позитивная характеристика, то есть, он будет нам, так сказать, поваден, это премьер-министр, который не создаст нам проблем.
М. Соколов
―
Я имею в виду, что это не выдумка, то есть, он решает кадровые вопросы?
Д. Коцюбинский
―
Царь в основном на фронте. Внутренними делами, и назначениями, и подборкой кандидатур занимается в основном Александра Федоровна, которая пользуется услугами советников. А кто для нее самые главные советники? Вырубова и Распутин, в свою очередь которые использовали сперва Андроникова, затем, после того как Штюрмер стал премьер-министром, проходимец Андроников сменился проходимцем Манасевичем-Мануйловым.
М. Соколов
―
Царь занимается, условно говоря, военными действиями…
Д. Коцюбинский
―
Это не значит, что царь штампует все предложения, которые делает Александра Федоровна. Какие-то он поддерживает кандидатуры, какие-то не поддерживает, но важно то, что для него подготовительную работу по рекрутингу высших сановников, министров, в общем, осуществляет группа во главе с Александрой Федоровной, где Распутин играет, конечно, ключевую роль, как человек, который говорит: наш – не наш. Что преследует в этот момент Распутин? Он заботится только о том, чтобы не проникли в правительство люди, которые потом начнут интриговать против него и против Александры Федоровны тоже.
М. Соколов
―
Еще один вопрос, чтобы тоже понять. Немецкое шпионство, там какие-то заговоры, банкиры, и прочее и прочее. Что, в этом есть какая-то доля правды или нет?
Д. Коцюбинский
―
Никакой доли правды здесь нет, и, более того, в сознании даже современников у них путались, так сказать, правдоподобные претензии к Распутину с неправдоподобными, потому что все те, кто сам при этом говорил активно про шпионаж, что Распутин либо сознательно болтает, сознательно сливает стратегические секретные данные агентам Генштаба немецкого, либо пробалтывается в пьяном виде, при этом они проговаривались и говорили совершенно о другом.Вот, например, Шульгин, в чем он видит основную опасность Распутина в период войны? «Есть страшный червь, – я цитирую Шульгина по его мемуарам 20-х годов, - который точит, словно шашель, ствол России. Уже всю середину изъел, быть может, уже нет и ствола, а только одна трехсотлетняя кора еще держится… И тут лекарства нет… Здесь нельзя бороться… Это то, что убивает… Имя этому смертельному: Распутин». То есть, речь идет о том, что он подрывает авторитет власти. Не то, что он шпион, не в этом его основная вредоносность, а в том, что он самим фактом своей близостью к трону подрывает авторитет, делегитимизирует царя.
То же самое продолжает: государь оскорбляет свой народ, - Шульгин реконструирует вот тогдашнее впечатление общественности о Распутине, о Николае: «Государь оскорбляет свой народ, а народ оскорбляет своего Государя… Разве это не оскорбление всех нас, не величайшее пренебрежение ко всей нации и в особенности к нам, монархистам, – это «приятие Распутина». Распутин грязный развратник… И как же его пускать во дворец, когда это беспокоит, волнует всю страну, когда это дает возможность забрасывать грязью династию ее врагам, а нам, ее защитникам, не дает возможности отбивать эти нападения».
Здесь смешаны разные претензии, мы видим, с одной стороны, оскорбительно – как это, нас, монархистов, не пускают во дворец, а какого-то грязного мужика – он его называет грязным мужиком, это сословный снобизм, да. Как это так – человек из народа приближен, а мы, аристократы, не приближены.
Но здесь же и другая претензия: он забрасывает грязью, то есть, он компрометирует в глазах общества царя, а мы не можем защитить, причем, потому что есть свободная пресса, есть Государственная Дума, и весь этот оппозиционный дискурс, он легален, он не запрещен.
И здесь есть такая любопытная фраза: Государь оскорбляет свой народ, а народ оскорбляет своего Государя. То есть, в чем основная трагедия тогдашняя? Не в том, что был Распутин, грязный мужик у трона, а в том, что сознание общественности, причем, как крайне правой, так и либеральной, это было вредно, потому что мешало влиять на царя, и существовала возможность для публичного обсуждения этой ситуации. Так вот именно наличие в России этой полулиберальной системы, когда свободная пресса позволяла разжигать страсти оппозиционные, Распутин превращался в такую бомбу, подложенную под…
М. Соколов
―
Вы как будто намекаете, что надо было прессу закрыть.
Д. Коцюбинский
―
А это уже было невозможно, потому что – она была закрыта до 1905 года, тем не менее, даже тех либеральных возможностей для накопления оппозиционного потенциала, которые были в России в петербургский период до 1905 года, уже было достаточно, чтобы революция, то есть, в принципе, не надо было вступать на путь европеизации, если так совсем говорить…
М. Соколов
―
Что и нам сейчас советуют.
Д. Коцюбинский
―
Да. Ведь это же тоже не случайно вступили на путь европеизации, без этого невозможна была модернизация техническая, тогда бы Россию завоевали еще в 18-м веке, там, шведы. Поляки-то уже на выдохе были, но шведы, немцы на подходе были. То есть было кому в общем-то взять под контроль, так же как в Китае взяли в какой-то момент под контроль сверхдержавы, он только сейчас расправил плечи. Но Россию могли так взять, что, в принципе, она легко расчленялась на части.То есть, говорить о том, что вот либерализация, вернее, европеизация, которую начал, вернее, ускорил Петр, началась-то она значительно раньше, которую ускорил Петр, что вот она только опасность вот этой либерализации в себе несла, вот эта европеизация Петра, не совсем правильно, потому что она точно так же давала империи бонусы по модернизации военно-технической. Это другая немножко тема.
Возвращаемся в 1916 год. Так вот, возникает два вида претензий к Распутину у общественности. Одна, так сказать, более-менее правдоподобная, что он самим фактом присутствия во власти делегитимизирует власть, и это провоцирует революцию, а революцию все-таки высшие классы, причем, включая интеллигенцию, либералов, они побаивались.
М. Соколов
―
1905 года хватило.
Д. Коцюбинский
―
Ну, конечно, они, может быть, и рады были бы – у них смешанные чувства были, они бы рады были. Но тем не менее, все-таки народ себя проявил в 1905-6 годах достаточно очевидно. Хотя кадеты все равно выступали за всеобщее равное избирательное право. Но тем не менее формально члены прогрессивного блока от Милюкова до Шульгина, то есть, от кадетов до умеренно-правых, левых националистов, они говорили: мы боремся против революции. Это все-таки был их как бы… мы боремся против того, чтобы народ вышел на улицы, поэтому мы требуем «министерства доверия», которое, с нашей сточки зрения, утихомирит страсти.В такой ситуации, когда Распутин начинает восприниматься как некий шашель, как некий символ всего того ужасного, что происходит со страной, начинает созревать второй заговор против него.
М. Соколов
―
Уже осень 1916 года.
Д. Коцюбинский
―
Да. Там, конечно, были такие эпизоды и другие, значит, какие-то там офицеры якобы на него пытались напасть в ресторанах, ему присылали письма с требованием дай «ответственное министерство», а то мы тебя убьем, рука у нас не дрогнет, как у Гусевой, которая на него совершала покушение летом 1914 года. Но это такие истории, которые в отдельный заговор вынести нельзя.Но я хочу процитировать перед тем, как мы перейдем собственно к истории заговора во главе с Юсуповым, Пуришкевичем и теми, о ком я еще скажу, я хочу процитировать, дать две цитаты из Пьера Жильяра, это воспитатель царских детей, который очень, на мой взгляд, хорошо характеризует ту атмосферу, в которой этот заговор составился. «В столице все видели в Распутине пагубного советчика при дворе, на него возлагали ответственность за все бедствия, от которых страдала страна, его обвиняли во всех пороках, всяческих излишествах, из него делали чудовищное, отвратительное, почти сказочное существо, способное на все низости и мерзости. Для многих он был порождением дьявола, Антихристом, пришествие которого должно было положить начало самым страшным бедствиям».
Это же было тесно связано вместе с чувством неуважения к особе государыни, с неуважением к царской чете.
«Вместе с чувством неуважения к особе государыни-императрицы Александры Федоровны, – говорилось в одном из докладов Департамента полиции, – необходимо еще отметить и распространение в массе чувства озлобления в отношении ее как немки. Государыню императрицу и даже в интеллигентных кругах считают вдохновительницей и руководительницей кампании в пользу сепаратного мира с Германией».
И снова Жильяр: «Страна ждала своего избавления и страстно желала, чтобы кто-нибудь освободил ее от человека, которого она считала злым гением России».
Вот в этой ситуации осенью 1915 года планируется сразу несколько инициатив. Я вообще не сторонник конспирологических схем, когда все действия, которые вроде как идут в одном направлении, следует интерпретировать как изначально задуманными в одном центре. Это может быть стихийное движение разных центров, в смысле, по воле разных центров. Тем не менее, есть некие либо совпадения, либо все-таки случайные, не случайные, и так к ноябрю 1916 года планируются две атаки на царя. Одна атака по линии думской, то есть, такая легальная гласная, она впоследствии получила название штурма власти – 1 ноября 1916 года начинается штурм власти. Другая атака – подготовка заговора против, подготовка убийства Распутина, и как я попытаюсь сейчас объяснить, подготовка на самом деле дворцового переворота, то есть, заговор, который должен привести к существенной смене конфигурации наверху.
М. Соколов
―
Эти две линии, он координированные или?..
Д. Коцюбинский
―
Вот этот вопрос остается открытым. Возможно, что до конца они координированы и не были. Но есть фигура, которая просматривается как активно общающаяся со всеми участниками этих событий, это великий князь Николай Михайлович, известный историк, либерал, фрондер, действительно автор нескольких капитальных исследований о царствовании российских императоров 19-го столетия, человек, который, так сказать, в период Первой мировой войны – остались воспоминания – прохаживаясь, там, по Инженерному замку, по Михайловскому замку, где был убит Павел Первый, говорил, что вот эти видения сейчас снова актуальны.То есть, человек, который вел себя как, ну, не коронованный, конечно, но, в общем, высочайший якобинец. Вот он общается и с думцами, и он общается с будущими заговорщиками, по его дневнику мы это видим. Более того, 1 ноября 1916 года в Думе выступает Милюков, где произносит свою знаменитую речь «Глупость или измена», речь абсолютно популистская, то есть, в ней никакой фактуры не было, основная цель которой была возбудить оппозиционные страсти до такой степени, чтобы опять-таки повлиять на императора, чтобы он отправил в отставку прораспутинских министров и назначил, наконец, «министерство доверия», а еще лучше, конечно, «ответственное министерство», хотя официально – ну, в чем отличие одного от другого, я кратко все-таки объясню. «Министерство доверия» - это министерство, состоящее из тех бюрократов, которых Дума считает своими, но при этом которых она не утверждает. «Ответственное министерство» - это министерство, которое уже проходит формальное утверждение в Госдуме. Так вот, «ответственное министерство» они не требовали, они как бы на компромисс пошли. Назначьте просто хороших бюрократов, которым мы доверяем.
И вот Милюков выступает с речью, где Штюрмера он фактически, не называет до конца их таким образом, но он выставляет Александру Федоровну и Штюрмера как агентов германского Генерального штаба. Он говорит: вот посмотрите, в европейских газетах пишут, что Штюрмер и Александра Федоровна входят в так называемую немецкую партию. Нормально ли это, что такое про нас могут писать за границей, значит, какие-то действия к этому подталкивают журналистов за рубежом. Что это – глупость или измена? И вот он таким рефреном зачитывает цитаты из европейских газет, и все время рефрен: что это – глупость или измена?
На что Марков Второй ему возразил – ничего хорошего про Маркова Второго я сказать не хочу, это лидер крайне правых, черносотенец, человек тоже безумный, но в этой ситуации он, в общем-то, фразу произнес, которая, с моей точки зрения, точно обозначила смысл того, что сделал Милюков: ваша речь – это глупость или измена?
Вот с моей точки зрения это глупость, конечно. Потому что Милюков искренне верил, что таким образом он – а) предотвращает революцию, б) делает более перспективными военные успехи российской армии.
М. Соколов
―
Но оказалось все немножко наоборот. И здесь мы сделаем небольшую паузу с Даниилом Коцюбинским.РЕКЛАМА
М. Соколов
―
В эфире «Эха Москвы» программа «Цена революции», ее ведет Михаил Соколов, питерский историк Даниил Коцюбинский, в гостинице «Гельвеция» беседуем о том, что происходило в конце 1916 года. Впереди у нас трагическая гибель старца Григория Распутина.
Д. Коцюбинский
―
Итак, мы остановились на 1 ноября, когда в Государственной Думе выступил Милюков с известной своей речью «Глупость или измена». В этот же самый день Николай Михайлович, который общался и с Милюковым, который общался и с будущими заговорщиками-убийцами Распутина и кроме Милюкова общался с другими депутатами Государственной Думы. В этот же день он оказывается у Николая Второго в ставке.Совпадение или нет? Неизвестно. Некоторые ученые считают, что это совпадение. Вполне возможно. Потому что действительно и великокняжеская среда, так сказать, организатором и вдохновителем которой являлся в этот момент Николай Михайлович, и думская среда, они ждали открытия Госдумы, и они ждали того момента, что можно свалить наконец Штюрмера и назначить кого-то из либеральных бюрократов.
Николай Михайлович встречается с Николаем и произносит ему речь, ну, довольно многозначительную и такую, прямо скажем, нетипичную для встречи даже с учетом того, что они родственники. Он ему говорит: ты находишься на пороге переворотов, я даже скажу больше, на пороге покушений. Сам Николай Михайлович вспоминает, что очень сильно волновался, несколько раз тухла сигарета. Николай, который всегда отличался выдержкой, по крайней мере, внешне, ему любезно подавал спички, тот снова закуривал. И в чем убеждал Николая Николай Михайлович, какая у него была главная программа? Николай Михайлович говорил: удалите Александру Федоровну куда-нибудь, потому что уже понятно, что даже не в Распутине дело, а есть вот Александра Федоровна, которая тоже в сознании самого Николая Михайловича возглавляет вот эту немецкую партию. И он убеждает Николая в том, что тот должен отдалить от себя жену во имя того, чтобы Россия победила в войне и вообще во имя того, чтобы народ его снова полюбил.
Ну, это абсурдно, тем более, что Николай исходит из того, что все эти подозрения ложные, они таковыми и являются, но нет никакого провода между Царским Селом и Берлином.
М. Соколов
―
… и кадры подбирает плохие.
Д. Коцюбинский
―
Она подбирает те кадры, которые не видят в ней шпионку, которые не требуют от Николая, чтобы он, допустим, не становился верховным главнокомандующим. Ведь что еще потребовали тогда министры в 1915 году, которые выступили за отставку председателя Горемыкина, который, пользуясь поддержкой либералов и которого Николай имел неосторожность весной и летом 1915 года назначить. Они еще требовали, чтобы Николай не становился верховным главнокомандующим. Они говорили: если вы станете верховным главнокомандующим – все, немцы узнают все наши секреты, значит, на фронте все будет плохо, и все будут вас в этом обвинять.То есть, они выразили недоверие Николаю. Ну, как после этого – а при том, что он стал верховным главнокомандующим, фронт стабилизировался. Ну, так получилось, что немецкое наступление выдохлось как раз к этому времени. Более того, он же командовал армией, командовал Алексеев, генералы всякие, то есть, они вполне продолжали профессионально, и никакого шпионажа-то не было. Ну, на самом деле его же не было. То есть, и Николай из этого исходил, что, значит, те, кто его в чем-то обвиняют, те, кто требует отставки верных ему министров, они просто…
М. Соколов
―
Люди в неадеквате.
Д. Коцюбинский
―
Да, ну, что он скажет своему Николаю Михайловичу прекрасному? Он его выслушал, подал ему спички, и все, и отправил его обратно в Петербург. И тогда разочарованный Николай Михайлович начинает готовить заговор. Есть книга историка Слонимского, где это довольно подробно описано. И, на мой взгляд, с этой версией в первую очередь и следует согласиться.Значит, что делает Николай Михайлович? Как мысль работает: надо, чтобы кто-то убил Распутина и надо подготовить дворцовый переворот. Значит, дворцовый переворот как надо подготовить? Надо великокняжескую общественность мобилизовать, чтобы она стала воздействовать на Николая и, так сказать, возбудилась на эту тему. В эти дни начинают писать великие князья письма Николаю с требованиями создать «ответственное министерство», это потрясающе. То есть Прогрессивный блок требует всего лишь «министерство доверия», а великие князья – ну, они в политике плохо разбираются, они сразу начинают уже произносить какие-то радикальные фразы. И понятно, что возникает вот как бы такое великокняжеское комьюнити, которое недовольно Николаем и Александрой.
Кроме того, Николай Михайлович, этот самый великий комбинатор, он начинает думать о том, кто должен убить Распутина, потому что пока Распутина не убили - он же тоже демонизирует эту личность, ему кажется, что при Распутине вообще ничего изменить нельзя. Кто должен убить Распутина и дать старт этому будущему дворцовому перевороту? Надо кого-то из плебеев найти, ну, не нам же, великим князьям, этим заниматься, вообще не аристократам. Кто плебей? Думцы, вот, они чернорабочие. Он начинает встречаться с думцами. К Маклакову обращаются, это один из кадетов, лидер правых кадетов Государственной Думы.
М. Соколов
―
Адвокат.
Д. Коцюбинский
―
Да, адвокат, либерал. Маклаков уклоняется. Тогда он с Пуришкевичем начинает обсуждать. Пуришкевич в это время, он так сказать давно уже отошел от своих германофильских настроений довоенных, он уже стал любителем Антанты, он уже ненавидит Распутина, это тоже такая общеизвестная. Значит, он встречается, с одной стороны, с Пуришкевичем, с другой стороны, он встречается с Феликсом Юсуповым. Феликс князь, да, его жена Ирина Александровна – дочка Александра Михайловича, великого князя. То есть, это такое связующее звено между великокняжеской средой и собственно аристократической. Но надо замкнуть еще, то есть, чтобы этот заговор соединить собственно с убойным предприятием, надо замкнуть думцев на Феликса.
М. Соколов
―
А Феликс знаком с Распутиным.
Д. Коцюбинский
―
Да. И сейчас мы об этом два слова скажем, сперва я вот эту линию Николая Михайловича. Значит, он их знакомит и отправляет Феликса Юсупова в Государственную Думу послушать, как там выступают депутаты, как раз 19-го Пуришкевич выступает со своей знаменитой речью, где он говорит, там, господа министры, поедьте в ставку, бросьтесь к ногам императора – да не будет Григорий Распутин руководителем нашей общественной жизни, поскольку он опаснее Гришки Отрепьева – ну, в общем, такие тексты произносит.В конце концов Феликс приходит к Пуришкевичу, происходит, начинается их общение. И с этого момента стартует подготовка заговора. Якобы, если верить мемуарам Юсупова и мемуарам Пуришкевича, вот именно в этот момент Феликс говорит: что делать, надо чтобы кто-то убил Распутина. Пуришкевич говорит: да, но таких людей нет. На что Феликс говорит: вот я готов, давайте вместе обсудим.
На самом деле, конечно, это те версии убийства Распутина, которые мы можем реконструировать по мемуарам Юсупова, по мемуарам Пуришкевича, это очень лживые фактологические, то есть, это такая классическая история полуправды, когда полуправда превращается в ложь. То есть, если мы посмотрим на то, как там Юсупов описывает свои действия по подготовке этого заговора – ну, виден абсурд, даже если ничего другого не знать, а только читать внимательно самого Юсупова и самого Пуришкевича и хотя бы там сравнивать с тем, что пишет Пуришкевич.
Мы видим, что Юсупов встречается с Пуришкевичем 17 ноября, а 20 ноября он уже пишет – надо привлекать еще один источник, но 20 ноября он уже пишет Ирине, своей жене, в Крым, что, вот я сильно занят подготовкой убийства Распутина, и это событие должно произойти в середине декабря. То есть, 3 дня, в течение которых вроде как он пришел к этому выводу.
А если мы почитаем мемуары Юсупова о том, как он готовился, там какие-то недели, если не месяцы, его встреч, размышлений, попытки проверки Распутина на то, что он шпион или не шпион. При том, понятно, что Юсупов пишет свои мемуары в эмиграции, ему нужно оправдаться за два косяка.
Первый – это то, что убийство Распутина повлекло за собой революцию, и это уже сняло последние табу на пути насильственных действий толпы против царя. И второе – ну, я все-таки не удержусь, прочту эту цитату, как бы забегая вперед, но это, мне кажется, над сразу иметь в виду о заговоре против Распутина.
Родзянко пишет, который, кстати, сочувствовал заговору и был в курсе, председатель Госдумы Михаил Владимирович Родзянко. В своих мемуарах он пишет, «Крушение империи» называются мемуары. «События 17 декабря можно с полным правом считать началом второй русской революции. Нет сомнений, что виновные в этом убийстве руководствовались патриотическими мотивами. Они считали своим священным долгом избавить императорскую семью и Россию от гипноза, во власти которого они пребывали. Результат, однако, оказался прямо противоположен их ожиданиям. Народ увидел, что борьба за интересы России может вестись только террористическими средствами, а легальные методы не достигают результата».
И когда с пониманием этого же самого обстоятельства Юсупов пишет свои мемуары, где пытается себя и по этой линии оправдать, и по второй линии он пытается себя оправдать – он убил человека без суда и следствия. Значит, ему надо доказать, во-первых, что Распутин был шпионом. Во-вторых, что он не виноват в том, что все, дальше покатилась революция, виноваты другие. И поэтому, описывая свою подготовку этого покушения, он говорит о том, что долгое время присматривался к Распутину. Еще раз повторяю: 17 числа он первый раз с ним, если верить ему же, встретился, а 20 он уже пишет жене, что, я готовлю покушение.
М. Соколов
―
Давайте мы скажем, а как было на самом деле.
Д. Коцюбинский
―
На самом деле, как я уже сказал, Распутин и Юсупов были знакомы давно, с 1909 года. Судя по всему, познакомила их, Феликса Юсупова и Распутина познакомила поклонница Распутина, такая Мария Головина, Муня Головина, как ее сам Распутин называл, это девушка, которая была влюблена в брата Феликса Юсупова Николая, погибшего на дуэли. После того, как брат погиб на дуэли, она впала в состояние депрессии, и ей встретился Распутин, который вывел ее из этого состояния, ну, после этого она превратилась в его такую фанатично преданную поклонницу. И она познакомила Феликса с Распутиным. Скорее всего, знакомство имело какую цель перед собой? Излечить Феликса Юсупова от гомосексуальности, потому что Феликсу Юсупову надо было жениться, у него были проблемы, и он, соответственно, вероятно, с Марией Головиной он мог, она сама даже могла выступить инициатором.Первая встреча произошла в 1909 году, потом на 3 года Юсупов уехал в Оксфорд, где учился в Британии, там у него были свои, соответственно, приключения, свои знакомства он там завел по гомосексуальной линии, там щеголял в женском платье, бегал там по Букингемскому дворцу. В общем, приехал в 1912 году, и с 1912 года он снова стал общаться с Распутиным, и в результате все-таки – понятно, что это утопия, история вот этого убийства – лишнее доказательство того, что не надо людей лечить от гомосексуальности.
М. Соколов
―
То есть, он своего врача возненавидел?
Д. Коцюбинский
―
Да. Он с ним общался не только как с врачом и как с царским фаворитом, отношение Юсупова к Распутину, оно чуть более сложным было. Он в конце концов женился на Ирине Александровне, но тем не менее он не перестал быть тем, кем он был, даже родилась дочка. Но он сам называл свое сожительство с Ириной Александровной диетой – это, он говорил, моя диета. Ну, то есть, это мучительно.И при этом он продолжал – как вспоминает Мария Головина – примерно раз или два в год встречаться с Распутиным, вероятно, для поддержания своей готовности вот на этой диете сидеть, помимо того, что у него были, естественно, какие-то другие любовные увлечения уже гомосексуальные по своей природе.
В конце концов в начале 1915 года родители – когда стала нарастать ненависть к Распутину – родители Юсупова стали на него активно давить, чтобы он перестал общаться. И с января 1915 года вот по осень 1916 они не встречались. И, вероятно, в Юсупове действительно выработалась уже ненависть. Которая складывалась уже, а) из ненависти к человеку, который лечил от того, от чего лечить невозможно, б) из соображений аристократического снобизма: как это так, грязный мужик имел надо мной власть.
А то, что он имел над ним психологическую власть, даже сам Юсупов не отрицает. Он описывает сеанс так называемого гипноза, когда Распутин его укладывал на кушетку, гладил ему руками грудь, там, шею… Николай Михайлович, который, как я уже сказал, имел эксклюзивный доступ к общению с Юсуповым, в своих мемуарах фактически дает понять, что у них были интимные отношения. Он говорит: я не могу поверить, что дело ограничивалось только поглаживанием, скорее всего имело место и нечто большее.
На основании чего ты делаешь такие предположения? Значит, у тебя есть информация, ты ее так завуалированно преподносишь. То есть, это с одной стороны. Потом, он ему чисто физиологически не нравился – грубый мужлан. Это с одной стороны. С другой стороны, это был царский фаворит, а сам Юсупов в мемуарах проговаривается, как многие люди хотели завести знакомство просто из соображения тщеславия, чтобы получить доступ к главному царскому фавориту.
Вот это все в нем вместе в такой когнитивно-диссонансный вступило союз, все эти его негативные переживания, и это подготовило то обстоятельство, что он стал, в общем-то, исполнителем некоего задания, которое дали ему старшие товарищи. Кто его вдохновлял? Кто смог убедить Феликса, как показывала даже история самого убийства Распутина, очень безвольного, трусливого и такого нерешительного человека? Как сказать, я не сексист, но феминного по своему психологическому складу. То есть, предпосылкой явилось то, что в нем уже накопилась личная ненависть к Распутину, но это необходимое, достаточным условием все-таки явилось то, что он получил некий заказ.
Заказ этот исходил понятно откуда. Исходил от его матери Зинаиды Николаевны Юсуповой, которая запретила общаться, которая высказывала Александре Федоровне, то есть, она была очень резко оппозиционно по отношению к Александре Федоровне настроенной княгиней. Это исходило от его отца, сидевшего, вероятно, под каблуком у Зинаиды Николаевны. Кроме того, потерпевшего административную неудачу.
У них был свой кружок германофобов в Москве – вот Зинаида Николаевна, Елизавета Федоровна, сестра Александры Федоровны, которая с Александрой Федоровной в контрах находилась и ненавидела тоже немецкую партию, будучи немкой. Вот это парадокс – великая княгиня Елизавета Федоровна, в Москве жившая, вместе с Зинаидой, вместе с московским губернатором Юсуповым Сумароковым-Эльстоном, мужем Зинаиды, вот они как бы возбуждали москвичей к ненависти против немцев.
В конце концов москвичи возбудились, весной 1915 года вышли на улицы и пошли убивать Елизавету Федоровну как немку. И слава богу, все-таки правительству хвалило сил, чтобы остановить этот немецкий погром, но там были жертвы. После чего Сумарокова-Эльстона, естественно, Николай снял с должности, и это только подстегнуло обиды: как это так, мы боролись из патриотических соображений против немецкой партии, а Николай нас не поддержал, да еще Сумарокова-Эльстона снял.
Вот, Зинаида была очень сильно возбуждена против немцев, против немецкой партии. И Елизавета тоже была в курсе этого заговора, и она слала телеграмму Феликсу: молюсь за тебя. Сразу после того, как убийство было совершено, она прислала, что: вы сделали все правильно, я неделю перед этим молилась, специально ездила в монастырь, то есть, она была в курсе, она инспирировала.
Тот, кто был в курсе, тоже инспирировал, был Родзянко, это дядя Феликса Юсупова, ну, там, не родной, по материнской линии. Сестра Юсупова была замужем за Родзянко. И Николай Михайлович, наконец, как некий собственно манипулятор всего этого процесса. Вот те, кто – это старшее все поколение. Что думали заговорщики? Они думали, что они делают первый шаг, что они помогают этим старшим товарищам затем довершить дело государственного переустройства, то есть, четкого плана не было. Разные были гипотезы – то ли Александру Федоровну в монастырь (Николай Михайлович вообще говорил, что над уничтожить Александру Федоровну), опять-таки, большое количество гомосексуального компонента среди заговорщиков, это отдельная опять-таки тема, но понятно, что это не был заговор на сексуальной почве, что голубые решили умертвить гетеросексуала, не в этом дело. Просто это сообщало им наибольшую степень доверительности в отношениях друг с другом. Николай Михайлович, и Феликс, и Дмитрий Павлович, и поручик Сухотин, который участвовал непосредственно в убийстве Распутина, и сам Рейнер, если исходить из того, что английский офицер, который вроде как тоже по некоторым сведениям там принимал участие – это друг Феликса по его еще учебе в Оксфорде, тоже гомосексуал.
То есть, так или иначе, вот этот коллектив, они были настроены, то есть, им было легко ненавидеть Александру Федоровну по той причине, что у них не было вот этого благородного мужского табу, которое, в принципе, особенно тогда, в эпоху каких-то куртуазных нравов, должно было срабатывать. У Николая Михайловича не было, он говорил: надо уничтожить Александру Федоровну, в своих дневниках он пишет. Он пишет, зная о том, что их потом будут читать.
М. Соколов
―
Он писал для истории.
Д. Коцюбинский
―
Да, он в принципе завуалированно излагал ту правду, которая компрометировала, с его точки зрения, хороших людей типа Феликса, хотя он его критикует за то, что тот себя вел как-то неподобающим образом в момент убийства Распутина. Но тем не менее он до конца не проговаривается, что, я в курсе, что у него был секс с Распутиным, но дает понять, что скорее всего так и было. А про Александру Федоровну он прямо пишет: я ее ненавижу – пишет он. А Николая Второго – он, конечно, ничтожный человек, но люблю. Вот такие ремарки.Короче говоря, вот Феликс и Пуришкевич начинают планировать уже непосредственно действо. Это действо они – опять-таки, здесь есть несколько мифов. То есть, мифов куча, мы их даже все сегодня не обозреем. Но основная гипотеза, что якобы Распутина приманили Ириной Александровной, то есть, женой Феликса, что вот Распутин клюнул на женскую клубничку.
Во-первых, Распутин знал, что Ирина в Крыму, ему об этом успели сообщить. Во-вторых, он ехал не к Ирине. Когда он приехал во дворец к Юсупову, куда Юсупов его ночью привез 16 декабря, он даже не задал вопрос, даже по мемуарам Юсупова видно, что он не собирался там встречаться с Ириной. Он приехал к Феликсу. Феликс все подготовил, для того чтобы обольстить и отравить Распутина – там, приготовил гитару, мадеру, пирожные. Ну, есть там версия, что Распутин не ел сладкое, что это миф про пирожное, но тем не менее, в желудке Распутина нашли какую-то вязкую массу, значит он что-то все-таки ел.
Значит, на Распутина не подействовал яд, который…
Да, при этом в другой комнате находились вторая часть заговорщиков, куда входил Пуришкевич со своим доктором Лазовертом, Дмитрий Павлович. Дмитрия Павловича для чего взяли? Если все-таки попадемся, чтобы нас нельзя было судить, потому что по законам Российской империи судили всех участников преступления тем судом, которым судили самого высокопоставленного. А самого высокопоставленного великого князя мог судить только царь. Фактически это блокировало судебное расследование. Так и получилось. Они в этом смысле все спланировали очень грамотно. В этом смысле, но не в других.
М. Соколов
―
У меня вот какой вопрос. Он связан как раз с предупреждениями. А вот старец со своими, как вы говорите, экстрасенсорными какими-то своими способностями, он предвидел, что на него могут напасть как-то, или, может быть, его кто-то предупреждал? Вот что происходило в этот месяц во время подготовки покушения, о котором, кажется, собственно, весь Петроград говорил?
Д. Коцюбинский
―
Да. Ну, во-первых, Пуришкевич первым делом стал – как только к нему обратился Юсупов, Пуришкевич стал бегать по Государственной Думе и кричать, что, скоро мы убьем Распутина. Ему никто не поверил. Пуришкевича считали болтуном. Бьюкенен, английский посол говорил, что, мы были в курсе, потому что информация доходила, но мы считали ее несерьезной.О покушении говорили уже года полтора. Поэтому, действительно, из уст Пуришкевича это могло звучать как некая бравада. Другое дело, что сам Распутин предчувствовал, об этом пишет Матрена, его дочка, в мемуарах об этом Симанович, который, правда, очень лживые мемуары оставил.
М. Соколов
―
Секретарь.
Д. Коцюбинский
―
Да, секретарь Распутина Симанович Арон, пишет о том, что он был в депрессивном настроении, то есть он писал письма о том, что, скоро я погибну, что будет в том случае, если меня убьют великие князья или дворяне, бояре или простые люди, как будут развиваться дальше события. Ну, скорее это уже такие фантастические домыслы Симановича, но основаны они были на неких реальных предчувствиях Распутина. Другое дело, что конкретно Юсупова он не подозревал.
М. Соколов
―
Почему?
Д. Коцюбинский
―
Потому что отношения врач-пациент многолетние, и он чувствовал свою власть над ним. Он не понимал, что тот вышел уже из-под контроля, вот этого он не просек, потому что у него была снижена интуиция. Он к нему относился так же, то есть, просто экстраполировал их прежние отношения на осень 1916 года. Ему показалось, что к нему снова обратился Юсупов, он же к нему обратился: подлечи меня. Он пишет в мемуарах какую-то ерунду: у меня слабость, там, энергии мало... Мария Головина тоже, желая выгородить Юсупова и не говорить о его гомосексуальности, говорит о том, что он жаловался на боли в груди, причем, многолетняя слабость, многолетние боли в груди. Ну, ясно, что он пришел к нему с тем же, что, вот, не могу, проблемы у меня с женой. Кстати, поначалу предполагалось, что действительно примет участие Ирина, что она успеет вернуться из Крыма, и они как бы поедут на семейный сеанс семейной психотерапии, и там Распутина убьют. Но Ирина не приехала, поэтому они поехали просто пить и играть на гитаре.
М. Соколов
―
А вот все-таки полиция где была?
Д. Коцюбинский: 16
―
го числа к нему в течение дня пришли несколько человек, к нему пришла Вырубова: не езди, - говорит. Официальная-то версия была: я поеду к Ирине, ей нездоровится. Это Распутин придумал специально, для того чтобы его не отговаривали. А Вырубова говорит: не езди, там нет Ирины. Он говорит: ну, хорошо, ладно, я подумаю. Пришел Протопопов, говорит: тебя сегодня могут убить.
М. Соколов
―
Министр внутренних дел.
Д. Коцюбинский
―
Да, министр внутренних дел, тот самый Протопопов, это была еще одна кандидатура, которую группировка Распутина во главе с Вырубовой и Александрой Федоровной назначила министром внутренних дел, думая тем самым наладить отношения с Госдумой, потому что кто такой был Протопопов? Это был бывший депутат Госдумы октябрист, то есть, член Прогрессивного блока. Это же не крайне правый, как Хвостов, а это как бы либерал. Но он стал министром внутренних дел, и первое, что он сделал, это он обрядился в костюм шефа корпуса жандармов и пришел на встречу с лидерами Прогрессивного блока уже как представитель власти.Ну, Протопопов – это отдельная тема, у него был прогрессивный паралич, он лечился у Бадмаева, у Бадмаева же Распутин лечил Юсупова от гомосексуальности. К Бадмаеву и сам Распутин тоже, чтобы ему там, у него тоже были проблемы с потенцией, он тоже какие-то пилюльки принимал и говорил, что, вот, Юсупов, ты примешь эту махонькую пилюлечку, и тебе бабу-то ух как захочется!
То есть, вот именно поэтому, собственно, они и сделали выбор в пользу Протопопова, потому что это был член кружка лечащихся у Бадмаева.
М. Соколов
―
Получается так, что Григорий Распутин не поверил никому.Я благодарю Даниила Коцюбинского за этот замечательный рассказ. Всего вам доброго, вел передачу Михаил Соколов.