"Красные финны" и Россия - Илья Соломещ - Цена Революции - 2014-06-29

М.СОКОЛОВ: Илья Соломещ, доцент Петрозаводского государственного университета, руководитель Кафедры истории северных стран мой гость, или я, наоборот, в гостях у Ильи, в Петрозаводском Государственном университете, он доцент университета и руководитель Кафедры истории северных стран. Мы продолжаем наш разговор о Финляндии и России, о финской революции. Мы остановились на ключевом моменте, поворотном, - Финляндия получает независимость и начинается Гражданская войн. Так кто ее начал физически?

И.СОЛОМЕЩ: Строго говоря, физически е начали «красные», хотя формальный стартовый рубеж – распоряжение Сената, правительства Финляндии, о создании армии на основе милиционных образований, сил ШУЦОровских отрядов и объявление всех альтернативных вооруженных формирований незаконными.

Но импульс исходил от красного лагеря, события начинают разворачивать в Хельсинки, и в дальнейшем крупные города Финляндии, где прослойка рабочих наиболее значима, - они становятся ключевыми, опорными точками этой Гражданской войны. Финляндия расколется территориально, - крупные города, включая Хельсинки, окажутся довольно быстро под контролем красных, а руководство белых переместится в Вааса, где будет действовать правительство белых.

М.СОКОЛОВ: Эти отряды ШЮЦКОР и Красной гвардии когда появились, вооружились, откуда появились в качестве вооруженных формирований соответствующих партий, правых и социал-демократов?

И.СОЛОМЕЩ: Дело в том, что прообразы Красной гвардии и Белой гвардии появились еще во время революционных событий 1905-1907 гг., то есть, такая внутренняя готовность иметь окраску, белую или красную, и брать в руки оружие, она уже подразумевалась, не несла в себе большой новизны.

Откуда бралось оружие? – источники вооружений, в том числе не только оружия, но и военных специалистов, были самыми разнообразными. Красным оружие поставляли, в частности, из Петрограда. Кроме того, оружие, которое было на месте, тут сыграло свою роль значительное военное присутствие русской армии, и это присутствие сыграет свою роль и на стороне белых, и на стороне Красных. Мы знаем, какую роль в Российской революции сыграли матросы Балтфлота, наиболее революционно ангажированные силы.

С другой стороны, также известно, что на севере Финляндии, в районе Пауло, там оборона Белых в значительной степени осуществлялась с использованием ресурсов расквартированных там частей все той же Русской армии.

М.СОКОЛОВ: Они по идейным соображениям передавали оружие, или сами участвовали?

И.СОЛОМЕЩ: И так, и так на самом деле. Одна из дивизий, - и тут нельзя не вспомнить легендарного Михаила Свечникова, полковника царской армии. Который стал одним из ключевых военных специалистов на стороне красных, полковник, георгиевский орденоносец, становится военным вожаком, или одним из ключевых специалистов Красной Финляндии.

Кроме того, были еще и другие каналы военного усиления. Были шведские добровольцы, затем появится германский десант.

М.СОКОЛОВ: Я так понимаю, что происходил конфликт в парламенте между социал-демократами и либеральными правыми партиями. Были попытки разрешить этот конфликт мирным путем, были переговоры?

И.СОЛОМЕЩ: По сути дела, ресурс переговорного процесса, сохранения ситуации в парламентских конституционных рамках, был довольно быстро исчерпан. Речь шла о радикализации парламента еще в декабре, может быть, и раньше, до начала Гражданской войны. По итогам последних парламентских выборов в 16 г., по распоряжению Николая П, состоялись выборы – там социал-демократы довольно легко получили абсолютное большинство. Правда, воспользоваться в условиях войны этим большинством они никак не могли, потому как действовали законы военного времени, и деятельность сейма до того была ограничена.

Теперь же получается, что левое социал-демократическое крыло было фактически выдавлено из парламентских структур.

М.СОКОЛОВ: Было выдавлено, или партия раскололась на радикалов и умеренных?

И.СОЛОМЕЩ: Так, наверное, правильнее сказать. В рамках тотальной радикализации, дефрагментации общества Финляндии происходит, в том числе, и внутренние расколы, в частности, в среде социал-демократии. Значительный ее фланг уходит влево и солидаризируется с российскими большевиками, часть остается на позициях респектабельной, умеренной европейской парламентской социал-демократии.

Но в любом случае уже понятно, после первых выстрелов, что разговаривать этим людям в парламенте, по сути, не о чем.

М.СОКОЛОВ: А кто первый стрелял?

И.СОЛОМЕЩ: В общем-то, красные.

М.СОКОЛОВ: Они попытались разогнать парламент?

И.СОЛОМЕЩ: Была попытка системно взять власть в Хельсинки, взять под контроль и таким образом надавить на парламентские структуры.

М.СОКОЛОВ: То есть, по ленинскому сценарию?

И.СОЛОМЕЩ: Безусловно, по ленинскому сценарию. Сами они произносят слово «революция» в этот момент.

М.СОКОЛОВ: Социальная?

И.СОЛОМЕЩ: На самом деле использовались разные словесные сочетания, наиболее на тот момент распространенное – «Рабочая революция». И в этом смысле социальная, конечно.

М.СОКОЛОВ: А как насчет остальных – крестьян, и так далее? Ленин играл в игры в союз с трудовым крестьянством

И.СОЛОМЕЩ: В Финляндии такой союз вряд ли бы возможен. Дело в том, что финское крестьянство, во-первых, никогда не было крепостным. Определенный ресурс для левых сил в аграрной среде был, - это так называемые безземельные крестьяне-топари, - это да. Но основная часть крестьянства находилась на стороне белых, и наиболее аграрно развитые юго-западные районы Финляндии, житница Финляндии, - эти районы были белыми без всяких оттенков, - там крестьянство для себя все решило изначально.

М.СОКОЛОВ: Но была частная собственность на землю и на лесные угодья, так?

И.СОЛОМЕЩ: Да, это особенность земельных отношений, система земельной собственности в странах северной Европы, включая Финляндии, – тоже крестьянская собственность распространялась не только на обрабатываемые земли, но и на лес, - собственно, эта система сохранилась с некоторыми изменениями и до сегодняшних времен, - то есть, крестьяне Финляндии, безусловно, были скорее с белой буржуазной Финляндией, чем с красной, рабочей Финляндией.

М.СОКОЛОВ: Каков был идеал красных, какое государство эти красные финны пытались построить, или вообще они были ближе к кронштадтским анархистским матросам? – хочется понять именно это.

И.СОЛОМЕЩ: Социалистическая республика. То есть, в известной степени, с определенной долей экспромта, но речь шла о российском сценарии. Тем более, уровень взаимодействия между российскими большевиками и красными финнами на этой стадии был довольно высоким и постоянно возрастал.

Но в дальнейшем выяснится, что у некоторых лидеров финляндской социал-демократии возникала идея создания, вплоть до Социалистической Скандинавской республики, - по крайней мере, на уровне теоретических выкладок.

Вот тут на самом деле очень интересный аспект – в какой степени они были коммунистами, в какой степени финнами. Это интересный сюжет, который выводит на рассуждения затем о проекте Красной и Белой Великой Финляндии.

Могу рассказать такую историю, - может быть мы забегаем вперед, но поскольку мы знаем, чем закончится эта гражданская война – поражением красных, - значительная часть красных финнов бежит в советскую Россию, где после определенной цепочки событий они концентрируются на северо-западе, в том числе, в Карелии, создается карельская государственность в 1920 г. Затем, если поставить многоточие и перейти к событиям 1942-1944 гг., то есть, когда финская армия оккупирует советскую Карелию, в том числе, Петрозаводск, случилась такая история. Здесь, в Петрозаводске, перед финскими офицерами выступал тоже финский офицер, в будущем известный финский историк, канцлер Хельсинкского университета, профессор. И на этом офицерском собрании в 1942 г. он произнесет такую фразу, - когда я прочитал черновик его выступления, я был поражен.

Красные финны, они, прежде всего, были финнами, они заплатили за свою ошибку жестокую цену. Но мы должны их помнить, прежде всего, как наших финских братьев – это говорили финские оккупанты в советской Карелии. То есть, первичность национального фактора и вторичность политического, в данном случае это довольно интересный сюжет. В любом случае, эта революция была Финской революцией

М.СОКОЛОВ: То есть, красные финны не собирались в том или ином виде возвращать Финляндию к прочному союзу государственному с новой советской Россией?

И.СОЛОМЕЩ: Тут опять же, вопрос этот остается, скорее, открытым. Потому что мы видим один пласт, большевистские теоретические построения, которые выводят, в конце концов, через идею мировой революции на построение, создание единого европейского государства, в котором вообще границы это полный анахронизм. Но это теоретические построения. Солидаризируясь с большевиками. Красные финны должны были, по идее, подписаться на этот сценарий.

Но стремительность развития событий исключала жесткую необходимость давать ответы на все эти вопросы.

М.СОКОЛОВ: Вы сказали о расколе Финляндии на южную, городскую, в которой левые красные социал-демократы взяли власть и более северные, или западные районы, где власть удержали белые, легитимное правительство. Как объяснить этот раскол, в чем разница? Только в том, что крупные города, или, что на западе большой процент шведского населения?

И.СОЛОМЕЩ: Это еще один довольно интересный, специфический сюжет. Дело в том, что да, традиционно, исторически финские шведы более зажиточны, более представлены в бизнесе, культуре, шведские крестьяне в Финляндии в среднем были богаче, зажиточнее своих финских коллег. Это абсолютная правда. И действительно мы знаем, что шведское население концентрируется на юго-западе.

Но это не дает окончательного ответа на вопрос о причинах такого географического распределения. Дело в том, что, во-первых, структура населения Финляндии она и сейчас довольно специфическая, тяготеет к югу, и тогда тоже.

Дело в том, что на севере Финляндии обширные территории были мало заселены, и там, по большому счету, грандиозных событий не происходило. Были исключения, но действительно, основные события Гражданской войны были там, где были крупные города, железнодорожные узлы, коммуникации, порты, - классический сценарий войны.

М.СОКОЛОВ: Но начало этой войны – фактически военный переворот?

И.СОЛОМЕЩ: Да, безусловно, это военный переворот, отстранение, временно успешное, легитимных органов власти, Сената и Сейма. Известно, что они перебрались на юго-запад и оттуда продолжали функционировать, что и создавало этот расклад.

М.СОКОЛОВ: Но если говорить о Временном правительстве, оно не смогло никуда уйти, и тем самым легитимность прервалась, некого было защищать. Здесь им повезло, или у них были опытные руководители, или они были готовы туда уйти, на север, у них была база для сопротивления?

И.СОЛОМЕЩ: Мое глубокое убеждение, что сценарий этой войны это в значительной степени экспромт. В конце концов. Далеко не все финские парламентарии бежали из Хельсинки, многие из них просто сидели в подполье, и так и пересидели благополучно весь этот период.

То, что в одну точку сошлось огромное количество факторов и внутрифинляндских, внешних факторов, и все это было отнюдь не статичным, а очень динамичным, поскольку менялись взаимоотношения между советской Россией и Германией ровно в этот период - Россия выходила на подписание Брестского мира. Позиция стран Антанты тоже была довольно двойственной по отношению к событиям в Финляндии. То есть, Швеция просто была в шоке.

М.СОКОЛОВ: Она оказывала помощь белым?

И.СОЛОМЕЩ: Как государство формально – нет. Но присутствовало в Финляндии довольно существенное количество шведских так называемых добровольцев, оказывалась, безусловно, политическая поддержка. Швеция традиционно внимательно следила за событиями в Финляндии, в частности, когда развернется красный и белый террор, это в Швеции вызовет очень серьезный шок и попытку что-то сделать, попытку остудить головы с той и другой стороны.

Но это попытка на уровне общественных движений, организаций, - был создан специальный комитет в Швеции по этому поводу. Они хотели примирить, прекратить террор. А речь шла о том, что как во всех революциях нового времени, которые мы знаем, начиная с Французской Революции, - эти события неминуемо вползают в фазу террора. Уже не просто боевых действий, а террора, кровопролития, предельно жестких действий, в том числе, по отношению к безоружным людям. Известно, что количество погибших красных на полях боевых действий, непосредственно в ходе боев, было примерно вдвое меньше, чем красных было убито вне боев, - это и расстрелы уже после окончания Гражданской войны.

М.СОКОЛОВ: А белых?

И.СОЛОМЕЩ: Белых тоже погибло довольно-таки много, но соотношение не такое. То есть, на самом деле террор был с той и другой стороны, но количество жертв со стороны красных было гораздо большим

М.СОКОЛОВ: Как террор начался, кто первый взял в руки оружие? Красные создали чрезвычайную комиссию по примеру коллег из России?

И.СОЛОМЕЩ: Дело в том, что выплески такой жестокости иногда не вполне понятны с точки зрения отдаленного наблюдателя, это неизменный спутник любых подобного рода событий. И это проявлялось и по отношению к непосредственному противнику, но когда берутся заложники, - кстати, одной из групп, пострадавших от этого террора, были русские военные, офицеры в частности, - известно несколько жутковатых эпизодов, когда офицеров топили в Финском заливе, массовые расстрелы.

М.СОКОЛОВ: А кто это делал?

И.СОЛОМЕЩ: И та и другая сторона.

М.СОКОЛОВ: Потому что русские - это чужие?

И.СОЛОМЕЩ: Да. Пафос освободительной войны со стороны белых, что значит «освободительная»? Освободительная от русского ига.

М.СОКОЛОВ: А красные – пособники русских?

И.СОЛОМЕЩ: Получалось, что на самом деле это такая шизофреническая ситуация: освободительная война от кого? От русских как таковых? От белых русских тоже. Ну и от красных финнов, которые оружие в руках красных русских.

М.СОКОЛОВ: Но красные финны себя таковыми не считали?

И.СОЛОМЕЩ: Безусловно. Но и на их руках крови немеряно. На самом деле в истории Финляндии это абсолютно уникальное событие с точки зрения исторической, социальной психологии - эта готовность убивать друг друга. Ярость, жестокость, ожесточенность, желание мстить, в том числе, мстить побежденному противнику, добивать его.

М.СОКОЛОВ: Все-таки это принимает формы самосудов на территории красных, или они создают специальные структуры, которые занимаются террором?

И.СОЛОМЕЩ: И та и другая сторона пыталась придать своим репрессивным террористическим мерам некий антураж легитимности, в том числе, организовывались даже судебные процедуры, - потом белые будут расстраиваться, уже после своей победы, что те тысячи тысяч красных, которые взяты в плен, - нет времени их судить, суды не справляются, и поэтому плененные красные не умирают умереть в лагере от голода, который назывался концентрационным, - использовался такой термин.

М.СОКОЛОВ: Это уже апрель 18-го?

И.СОЛОМЕЩ: Уже даже конец мая – начало лета 18 г.

М.СОКОЛОВ: Ну что же, продолжим нашу передачу после перерыва.

НОВОСТИ

М.СОКОЛОВ: Продолжаем наш разговор. Ключевой момент, это, видимо, высадка немецких войск во время этой Гражданской войны. Как я понимаю, возникло некое динамическое равновесие, несмотря на появление Маннергейма во главе Белой армии, - то есть, никто не мог победить.

И.СОЛОМЕЩ: В общем, да. Можно говорить о том, что немецкий десант стал решающей каплей, которая повернула этот сценарий туда, куда он и придет – к победе белых. Относительно небольшими силами немцы десантируются на южном побережье Финляндии, полуостров Ханко, довольно быстро и легко появляются в Хельсинки, проводят даже там военный парад. И казалось бы, - все, игра сыграна. Но решающим все-таки был заключительный эпизод этой войны, сражение за Тампере, индустриальный центр, своего рода финский Манчестер, - промышленная революция в Финляндии оттуда началась, выступление рабочего класса, - это классический индустриальный город.

Битва за Тампере была самым масштабным событием. Более того, в военной истории на территории Финляндии – если не считать события Зимней войны, Карельский перешеек и Приладожье, северные территории, - на самой территории Финляндии боевых действий такого масштаба никогда не было.

М.СОКОЛОВ: Сколько людей участвовали в сражениях с обеих сторон?

И.СОЛОМЕЩ: Порядка 16 тысяч было задействовано войск, практически город был разрушен. В военном отношении, конечно, это была окончательная точка.

М.СОКОЛОВ: А егеря, обученные Германией, когда вступили на территорию Финляндии? Они прибыли раньше, чем немецкие войска?

И.СОЛОМЕЩ: Да, они прибыли раньше, они появились уже зимой, в самом начале Гражданской войны, немцы не возражали против их возвращения из Прибалтики.

М.СОКОЛОВ: Они приехали с оружием?

И.СОЛОМЕЩ: Да. И они вливаются в Белую армию, которая имеет статус на тот момент легитимной армии Сената, и начинают играть довольно заметную роль именно в военном качественно-организационном плане, хотя, повторю, они по-прежнему были еще очень молоды.

М.СОКОЛОВ: Их использовали как одно соединение, или они стали ядрами нескольких сил?

И.СОЛОМЕЩ: Был и тот и другой сценарий задействован. Они выступали и как сводный единый отряд, кроме того, они затем были распределены по другим подразделениям. Конечно, неправильно было бы говорить, что это решающий фактор в победе белых, их было неполных две тысячи на тот момент, но, тем не менее, это мощное вливание финской, но отлично подготовленной силы.

М.СОКОЛОВ: Роль Маннергейма в этой победе белых, не преувеличена?

И.СОЛОМЕЩ: Маннергейм вернулся в Финляндию с великолепным военным опытом, со знанием устройства российских вооруженных сил, со связями, знанием оружия и всем остальным. Безусловно, он был хорошим организатором, то есть, той консолидирующей фигурой, которая просто необходима была для того, чтобы взять военное управление в одни руки, - принцип единоначалия никто не отменял. В этом смысле он был фигурой, безусловно, очень удачной.

Другое дело, что он не вполне вписывался в политический антураж тогдашней Финляндии с ее доминирующим германофильством. Маннергейм не питал большой любви к кайзеровской Германии и Германии как таковой, это известный факт. Он был антанто-филом, - это тоже известный факт. В этом смысле он оказывался слегка белой вороной на самом деле. Но будущий маршал, генерал на коне, с великолепной выправкой, - конечно, это фигура, которая, безусловно, очень быстро стала обрастать флером национально-героическим. И элемент мифологизации личности Маннергейма, безусловно, присутствовал.

С другой стороны, конечно, он был талантливым военным, организатором. Но так получилось, что ему пришлось примерить на себя этот нимб спасителя нации от красной угрозы. И он этот нимб, в общем, нес не без удовольствия.

М.СОКОЛОВ: А кто принимал политические решения? Маннергейм был военным лидером, но были и политики. Которые обеспечивали консолидацию белых сил, предлагали какие-то решения? В конце концов, нужно было успокаивать публику, обещать что-то народу, - кто эти люди?

И.СОЛОМЕЩ: Прежде всего, это были руководители Сената - Кастрен, Свинхувуд, - последний тоже был консолидирующей фигурой, тоже со своим нимбом мученика от царизма. Дело в том, что в 15 году, когда он работал судьей, он не подчинился некоторым распоряжениям центральной Российской власти, в результате его сослали в Сибирь. И он автоматически превратился в национального героя, когда вернулся в Финляндию. Но если серьезно, на самом деле он был серьезным политиком и он еще заявит о себе, - опять же, в критический момент в истории Финляндии, в начале 30-х, когда в Финляндии будет праворадикальный фашистский мятеж.

М.СОКОЛОВ: Лапландское движение.

И.СОЛОМЕЩ: Да. Собственно, он станет неожиданно президентом, такой дедушка, но он окажется консолидирующей фигурой тогда, в будущем. А пока что эти довольно респектабельные господа из Вааса, они руководят Финляндией, насколько это у них получается.

Но все-таки, пока идут боевые действия, политическое руководство в известной степени вторично по отношению к военному руководству. Потому что если не решить текущие военные задачи, то вся политика теряет всякий смысл.

М.СОКОЛОВ: Эта легитимная власть могла регулировать масштабы белого террора, ввести его в рамки законности, или в этом смысле она все отдала в руки тех, у кого было оружие?

И.СОЛОМЕЩ: Практика показывает, что сценарий, по которому развивались эти акты массового террора, зверств, этот сценарий никем не управлялся. Может быть, даже он не может никем управляться, это уже страшный закон гражданской войны, - события в других странах показывают, что политики бессильны в такой ситуации.

М.СОКОЛОВ: Но в большевистской России была ВЧК, которая была действенным инструментом последовательного террора против тех, кого считали не просто врагами, а буржуазными классами. Аналог в Финляндии с красной стороной был? И что было у белых в ответ?

И.СОЛОМЕЩ: Если смотреть на сторону белых, перед ними не стояло задачи конструирования новых властных структур, - у них уже все было – было правительство, был парламент, суд.

М.СОКОЛОВ: И военный суд.

И.СОЛОМЕЩ: И были законы, в рамках которых, как они считали, можно функционировать вполне нормально, при условии, если будет решена военная проблема, военная задача. Красные финны строили новое государство.

М.СОКОЛОВ: Совет народных уполномоченных.

И.СОЛОМЕЩ: Да, новое правительство. Они даже правительство свое называют по-новому. Ну да, - «мы наш, мы новый мир построим», а перед этим «весь мир насилья мы разрушим до основанья».

М.СОКОЛОВ: А затем?

И.СОЛОМЕЩ: Да. То есть, на самом деле красная и белая Финляндия занимаются разными вещами с точки зрения властных структур, властных новаций. Белая Финляндия пыталась построить независимое государство. Красная Финляндия пыталась построить тоже, условно, независимое государство, но она его строила с нуля и строила, в общем, по российскому образцу. В конце концов, у красных не было своего стандартного суда. Соответственно, создаются абсолютно новые структуры, которые и задают параметры двоевластия. В конце концов, от любой власти страдает простой человек.

М.СОКОЛОВ: А внутри красной власти были свои радикалы и свои умеренные? Самая известная фигура из красных, из большевиков финского происхождения, это Куусинен. Он был кто? Радикал, или умеренный?

И.СОЛОМЕЩ: Внутри финских, - как их скоро будут называть, - коммунистов, а пока что их называют красными финнами, красными социалистами, - были свои течения, были свои условные троцкисты, условные меньшевики и так далее. Фигура Куусинена, - в общем, ее разглядеть можно только в тексте его будущей траектории, безусловно, на этот момент он среди наиболее близких по духу к российским левым социал-демократам, большевикам, людей. Но при этом он продолжает пытаться, по крайней мере, как-то сохранить некий парламентский лоск, некую даже барственность. То есть, это не тот человек, который полезет на баррикады, это тот человек, который предпочтет трибуну парламента.

Многие эти люди радикально поменяются после того, как окажутся в советской России, радикальнейшим образом поменяются. Они просто вынуждены будут вписаться в систему координат, которая принята здесь, - у них не будет выбора.

М.СОКОЛОВ: А такая фигура, как Тууминен, который не подержал агрессию Сталина против Финляндии в 39-м, - где мы его видим в 18?

И.СОЛОМЕЩ: Диссиденты внутри любой политической партии это штука вполне нормальная, - без них было бы просто скучно. Да, Тууминнен, - кстати, он, наверное, единственный из финских коммунистов такого уровня, который выскажется против сталинской агрессии в ноябре 39 года, но огромное количество рядовых коммунистов, которые были в подполье в германии, они в 39-м году тоже не поддержали этой агрессии, не превратились в Пятую колонну СССР, наоборот, пошли записываться в армию, защищать родину.

Кстати, хорошо, что вы вспомнили 39-й год, дело в том, что этот раскол 18-го года на красных и белых, он ведь не закончится победой белых и даже не закончится массовым исходом красных финнов в советскую Россию и репрессиями по отношению к тем, кто не успел уйти. Этот раскол сохранится, несмотря на очень мощные попытки руководства Финляндии, уже первого президента, Стольберга, попытки снять остроту этого жуткого послевкусия Гражданской войны. Он попытается объявить амнистию красным финнам, тем, кто находится на территории Финляндии.

Но раскол сохранится, людям будут припоминать, кто был красным, а кто белым. И 39-й год, Сталин, агрессия, это, на самом деле, было радикальное лекарство. Сталин, напав в 39-м году на Финляндию, сплотил финское общество и вылечил от болезненности этого разлома.

М.СОКОЛОВ: Мы слегка забежали вперед, что было дальше после битвы за Тампере? Красные сопротивлялись до конца?

И.СОЛОМЕЩ: Можно сказать, что сопротивлялись до конца. Значительная часть их ушла в сторону Выборга с тем, чтобы потом перебраться на российскую территорию. В мае уже была поставлена окончательная точка, прошел знаменитый, увековеченный в фотохронике, даже есть кинохроника – парад финской армии, белой армии по центру Финляндии, парад, где присутствовал Маннергейм в качестве ключевой, знаковой визуальной, символической фигуры. И начнется принципиально новый этап в истории Финляндии, который закончится только летом 19 г.

Один маленький эпизод, - Маннергейм обеспечил белой Финляндии победу. Но сразу же после этого он уезжает в Швецию – ему неуютно в этой стране. Именно в этой стране в данную конкретную минуту. Почему? – он неприемлет доминирующего, преобладающего германофильства. Это не его сценарий. И он вернется только осенью, когда уже ситуация абсолютно изменится, и станет вторым регентом и на его плечи ляжет подготовка парламентских выборов, затем президентских выборов, принятия Конституции 19 года, собственно, создания настоящего государства.

М.СОКОЛОВ: Насколько я помню, Финляндия могла стать монархией во главе с германским кронпринцем, так?

И.СОЛОМЕЩ: Да, это еще раз к вопросу об экспромте. О факторе экспромта в развитии событий. Очень долго финны сами для себя не могли решать, кто они будут – монархия или республика, и до поры до времени чаша весов склонялась в сторону монархии. В какой-то степени это оглядка на Швецию: вот у них как все хорошо, у них монархия и все замечательно. С другой стороны, та существенная помощь, которая была получена от Германии, подсказывала неплохой сценарий попытаться заручиться династическими связями, задружиться пуще прежнего с Германией.

Немножко, правда, уже поезд ушел, - германия уже катилась к своему окончательному поражению в Первой мировой войне, и поэтому делать ставку на Германию, которую вот-вот разобьют окончательно, не вполне логично. И происходит опять же переформатирование системы координат. Германофильство не исчезает, но градус антанто-фильства резко повышается, одновременно с числом сторонников республиканского строя. То есть, этот процесс чрезвычайно динамичен, - одни и те же люди еще вчера были монархистами, - например, будущий президент.

М.СОКОЛОВ: В белой Финляндии, которая побеждает красную. Где есть суды, где людей расстреливают, где концлагеря, - в ней что, возможна свободная политическая дискуссия, тем не менее?

И.СОЛОМЕЩ: Безусловно, на излете войны и в первое послевоенное время пространство для свободной политической дискуссии ограничено. Но, тем не менее, стремление к созданию легитимных конструкций, легитимной власти, тем более, багаж, задел властных структур уже у финнов существовал, существовал опыт, традиции, некий вкус к этой парламентской деятельности. Поэтому желание как можно быстрее к этому всему вернуться, было довольно мощным.

М.СОКОЛОВ: То есть, им не хотелось диктатуры.

И.СОЛОМЕЩ: Нет, диктатуры не хотелось. Сильной руки, конечно, хотелось. Ровно поэтому конституция 1919 г. будет президентской, с явным перекосом полномочий президента, - в чем-то она напоминает нашу конституцию 1993 г.

М.СОКОЛОВ: Кстати, еще одна деталь, которая часто обсуждается после возвращения Маннергейма, когда он становится регентом и налаживает отношения с Антантой, часто говорят, что он очень хотел помочь русским белым, но сами белые, исходя из тезиса «единой неделимой великой России» договориться с ними не захотели.

И.СОЛОМЕЩ: Драма этого человека в тот момент была в том, что он еще все же оставался российским генералом. Маннергейм просто наиболее известный из российских высших офицеров финского происхождения, которые вернулись в Финляндию. Были и другие офицеры, которым шипели в спину, которые чувствовали себя явно неуютно, кстати, и Маннергейм это тоже на себе почувствует, особенно в начале 20-х гг. Так вот Маннергейм, его отношение к событиям гражданской войны, уже развернувшейся в России, возможность помочь или не помочь белым, она вписывалась в более сложную цепочку вопросов.

Действительно, большинство белых генералов, белых монархистов не считали для себя возможным обсуждать вопрос о независимости Финляндии. С другой стороны, Маннергейм исключал для себя какие-то ирные взаимоотношения, мирное сосуществование с большевистским правительством тоже, - это известно, это его знаменитая речь, когда он пообещал не вкладывать меч в ножны, пока последний большевистский хулиган не будет изгнан из Финляндии и Карелии тоже. То есть, на самом деле, не позавидовать Маннергейму в этой ситуации.

В принципе, финская армия в 17-19 г. могла оказать очень серьезное содействие в организации наступления на Петроград. Но видите, рассуждения, «что было бы, если бы», всегда скользкая тема. Но по большому счету, Финляндия располагала такими ресурсами, что-то, однако, их остановило.

М.СОКОЛОВ: Видимо, эта самая «великая и неделимая».

И.СОЛОМЕЩ: Похоже, что так.

М.СОКОЛОВ: И в завершении - о судьбе красных финнов. Удалось ли им реализовать свою идею этой, другой Финляндии, на территории Карелии? Создать красную Карело-Финляндию?

И.СОЛОМЕЩ: Тут коротко не скажешь.

М.СОКОЛОВ: Тогда просто – да, или нет?

И.СОЛОМЕЩ: В краткосрочной перспективе, безусловно, да. Проект, который красные финны в советской Карелии реализовывали, особенно в 20-е гг., в период НЭПа, в период реальной экономической автономии, когда тот же Эдвард Гельн, который возглавил Карельское правительство, - блестящий финский экономист, - он осуществлял здесь широкомасштабные экономические эксперименты и мало кто знает, что по цифрам роста, по темпам роста, экономика Карелии в период НЭПа была на лидирующих позициях в масштабах СССР в целом. НО относительные цифры вещь лукавая, мы это знаем, тем не менее. Колоссальный прорыв в экономике, в культуре, науке и образовании. Другое дело, что все это закончилось даже еще до 37-го, на самом деле, в 1935 г.

М.СОКОЛОВ: Спасибо вам большое. Нашим гостем был Илья Соломещ, доцент Петрозаводского государственного университета, руководитель Кафедры истории северных стран.