Рождение Белого сопротивления в России: Ледяной поход - Сергей Волков - Цена Революции - 2014-02-23

М.СОКОЛОВ: В эфире «Эхо Москвы» программа «Цена революции», ведет ее Михаил Соколов, в студии наш гость, доктор исторических наук Сергей Волков. Сегодня мы ведем разговор в день официального советского праздника, 23 февраля, ныне День защитника отечества. Есть такое интересное совпадение, о котором масса жителей России не знают, - именно в ночь с 22 на 23 февраля 1918 года реальные, а не мифические защитники России выступили в так называемый «Ледяной», или «Первый кубанский поход».

Вот об этом мы и поговорим – о русском офицерства в этот период. Но для того, чтобы понять, как возникло белое движение, думаю, нам надо обратиться к событиям 17-го года. И первый вопрос такой – когда стали возникать организации военных, которые считали своей целью восстановление порядка в стране?

С.ВОЛКОВ: Они стали возникать еще в конце весны – начале лета 17-го, когда стало очевидно, что процесс развала армии прогрессирует. Потому что после февраля большевики получили фактически карт-бланш на пропаганду в армии. И стало понятно, что в ближайшем времени она будет развалена. И тогда, по инициативе отдельных офицеров, такие организации стали возникать. Конечно, они были немногочисленны, возникали в основном в штабах, в столице. Потому что на фронте не было возможности для связи.

Были несколько таких организаций, но они не могли оказать существенное влияние. Была, правда, создана общероссийская организация Союз офицеров, но она тоже могла претендовать лишь на статус наблюдателя.

М.СОКОЛОВ: Что-то вроде профсоюза.

С.ВОЛКОВ: Да, такая попытка – чтобы голос офицерства был услышан. Но большого успеха они не могли иметь, потому что логика всякой революции в ее углублении такова, что остановить это очень трудно усилиями людей вне власти.

Ну а когда летом уже, после первой попытки, июльской, большевиков захватить власть, стало понятно, что если она повторится, сопротивление не будет оказано. И после выступления генерала Корнилова совсем все стало – когда Керенский в последний момент испугался и объявил его изменником, хотя была договоренность, что будут восстанавливать порядок.

Но, так или иначе, тогда генерал Алексеев, назначенный после Корнилова верховным главнокомандующем создал так называемую «Алексеевскую организацию», которая послужила зародышем будущей Добровольческой армии.

То есть, предполагалось, поскольку он имел возможность создать какие-то условия для деятельности, действительно, в этой организации числилось несколько тысяч человек.

М.СОКОЛОВ: Она была в Петрограде?

С.ВОЛКОВ: Да, в основном. Но было понятно, что, видимо, переход власти к большевикам неизбежен, и тогда, когда произошел переворот, он издал приказ о перебазировании организации на Дон, где оставалось еще свободное место от большевиков.

Потому что на Дону, как и в Оренбурге, на территории Оренбу3ргского казачьего войска, на Кубани, еще существовали войсковые правительства. То есть, эти теории поэтому и избегли так называемого триумфального шествия советской власти – потому что там были выборные автономные правительства, и хотя они были практически недееспособны, но на эти территории советская власть так просто войти не могла.

М.СОКОЛОВ: Если вернуться к мятежу Корнилова – вы считаете, что это было почти совместно организованное предприятие, которое собирался сделать Керенский с Корниловым и оно сорвалось именно из-за измены Керенского?

С.ВОЛКОВ: Это событие хорошо известно. Переговоры, которые велись через Савенкова. И Керенский, видя несомненную угрозу со стороны большевиков, пытался договориться. Корнилов требовал восстановления дисциплины в армии жесткими методами, и на этих условиях он входил в соглашение с Керенским.

Но Керенский, эта публика такая, что она привыкла все время опасность справа, а по морде получать слева. И в этот раз он также поступил – в последний момент ему показалось, что Корнилов обойдется без него, ион решил опереться все-таки на большевиков и объявил Корнилова изменником.

Ну, Корнилов в ответ объявил его изменником, опубликовал свою декларацию, но дальше этого дело не пошло, фактически никакого выступления не было.

М.СОКОЛОВ: И закончилось гибелью генерала Крымова, застрелившегося.

С.ВОЛКОВ: Да. Потому что попытка двинуть эшелоны некоторых частей Третьего конного корпуса предпринята на самом деле не была, но и не могла быть предпринята, потому что после того, как это соглашение не состоялось, все потеряло смысл.

Тем не менее, эффект произведен был очень большой. Поскольку у Керенского уже после этого не оставалось никаких шансов избегнуть союза с большевиками, а союз с большевиками в тех условиях означал фактически подчинение, а если не подчинение, то попадание в зависимость от них.

М.СОКОЛОВ: Плюс окружение Красной армией, передача оружия на заводы и создание вооруженной силы в Петрограде.

С.ВОЛКОВ: Что удивительно с позиции сегодняшнего дня – что эсеры, у которых лето 17-го года было звездным часом, они совершенно не озаботились созданием собственных вооруженных партийных дружин, какой была Красная гвардия большевиков. Они полагали, что раз власть в основном в их руках в государстве, то этого и достаточно. И не создали, хотя численность только членов их партии на порядок превышала численность большевиков, и что-то можно было сделать. Но они даже этим не озаботились.

И в этой ситуации, когда это послужило поводом для новой волны агитации большевиков – они снова легализовались, вели агитацию, и на фронте это аукнулось новой кампанией избиения, убийств офицеров, люди кончали жизнь самоубийством. Летом-осенью было зафиксировано только 800 случаев самоубийств офицеров.

И здесь уже это было таким рубежом, после которого стало понятно, что дальше отступать некуда, - все, с армией будет покончено. Поэтому после переворота Алексеев отдал приказ перебазироваться членам организации на Дон, выехал туда сам, и дата его прибытия - 2 ноября - это дата считается датой образования Добровольческой армии.

М.СОКОЛОВ: Думаю, надо рассказать, где был в это время генерал Корнилов, который оказался под арестом.

С.ВОЛКОВ: Генерал Корнилов находился там же, в Быхове, где находились и другие лица, арестованные после Корниловского мятежа, в том числе, Деникин, ряд еще других генералов. Корнилов находился под охраной ему преданного Текинского конного полка, поэтому после переворота он с этим полком, не встречая особого сопротивления, выступил на Дон.

Одновременно тогда выступили на Дон и ударные батальоны, которые охраняли Ставку. Они собирались ее защищать, но тогдашний исполняющий обязанности командующего, бывший начальник штаба, Духонин сказал им уходить, что их жизни будут нужны родине. Сам он остался, как известно, был растерзан матросами, а эти батальоны попытались идти на Дон.

Но большевики подвезли отряды Красной гвардии и в боях под Белгородом и Уничей эти батальоны частично были рассеяны, части из них удалось пройти на Дон, но часть была рассеяна.

М.СОКОЛОВ: Видимо, часть ушла на Украину, где была в это время у власти Рада.

С.ВОЛКОВ: В это время в Киеве никакой власти на самом деле не было. Там до весны никакой власти не было фактически. А Корнилов после этого, чтобы не привлекать внимания, по железной дороге, переодевшись, самостоятельно добирался. Самостоятельно добирались, переодевшись в гражданское, быховские узники, и в разное время они прибыли в Новочеркасск, где уже к тому времени начала формироваться армия.

М.СОКОЛОВ: Мне кажется, эта тема достаточно плохо изучена - почему противникам большевиков не удалось опереться на Москву? Там все-таки были достаточно большие военные училища, какое-то время они сопротивлялись, что там помешало? Все-таки речь идет о том, что были объективные факторы, или пишут, например, что отрядами юнкеров и молодежи очень плохо руководил полковник Рябцев, потом была сдача, которую не надо было проводить.

С.ВОЛКОВ: Дело в том, что непоследовательность эсеров, агентов Временного правительства, значила тогда очень много. Потому что и Рябцев был человеком Керенского. И не только в Москве аналогичная история повторилась – в том же Иркутске, где тоже было выступление юнкеров, эсеры его возглавили, подняли, а потом сдали. И это вызвало потом к ним очень отрицательное отношение в военной среде.

И в Москве полковник Рябцев тоже сдал, хотя можно было вести борьбу. Другое дело, мог ли даже московский успех решающим образом повлиять на ситуацию, но Москва, по крайней мере, одна из немногих центров, где сопротивление было оказано. И было оказано только потому, что существовала какая-то точка опоры в лице Комитета общественного спасения. То есть, альтернативного органа – было к чему, по крайней мере, примкнуть. А в других местах этого не было – в ряде городов, в Калуге, где просто нашлись решительные люди, которые вокруг себя что-то собрали - отдельные вспышки такие были.

Но в принципе противостоять тогда было очень трудно. Обычно как-то об этом не думают и забывают – огромное значение имеет эффект свершившегося факта. Ну, как могло произойти это так называемое «триумфальное шествие»? Приходят к губернскому комиссару пять человек из местного Совдепа, и говорят: сдай власть.

Ну, он может позвать милицию и арестовать их, но он уже знает, что произошло в Петрограде.

М.СОКОЛОВ: То есть, у него нет моральной силы.

С.ВОЛКОВ: Ну да, он знает, что через пару недель приедет эшелон матросов. Знает, что ему не на кого опереться – правительства, которым он был поставлен, уже нет. И все.

М.СОКОЛОВ: Ну да, мы помним такие картины – президент уезжает в Харьков и все его соратники бегут в другую сторону.

С.ВОЛКОВ: Да. И в этот момент входят войска, и рада, где у того же Януковича, большинство, послушно голосует чуть ли не поголовно против него. Потому что не на кого опереться. В 1991 году у нас было то же самое - депутатская группа Союз имела подавляющее большинство в Верховном совете, а когда произошли события, связанные с путчем - Совет послушно проголосовал за самороспуск и все, что к этому прилагается. Но хотя бы их никто при этом не расстрелял.

М.СОКОЛОВ: Если мы вспомним историю, от решительных людей многое зависит. Другое дело, это должно произойти в какой-то точке исторического пространства – именно там, где все решается. И очень трудно понять, где. Если вспоминать события в Петрограде чуть раньше, чем в Москве – были офицерские организации, несколько казачьих полков, но они заколебались и решили – ну, что, большевики ненадолго, подождем. И получилось то, что получилось.

С.ВОЛКОВ: Это уже несколько другое соображение - отношение военной среды к Временному правительству. Это совершенно другой вопрос. Потому что, конечно, с высоты столетия мы видим, что эти люди были неправы, когда не стали защищать. Но с другой стороны, их можно понять, потому что за 8 месяцев их так достал Керенский.

Он же, с одной стороны, призывал командование продолжать войну, а другой рукой указывал на военщину как на виновника затягивания войны. И поэтому, естественно, к нему отношение было соответственное, и когда дошло до дела, его никто защищать не стал.

Временное правительство вообще власти не имело, и без разрешения Петроградского совдепа ничего вообще предпринимать не могло и не предпринимало. Но это другой момент - почему сдали и почему никто не вступился.

А я говорил о другом эффекте, когда люди, которые хотят протестовать, оказываются вообще вне правового поля, у них нет ничего, к чему они могли бы прислониться. Одно дело, когда в государстве есть два претендента на престол, допустим, или два правительства. Одни считают законным одного, другие другого – они на равных, они чувствуют себя вправе.

А когда человек оказывается вообще вне правового поля – кто он такой? Он вообще вне закона, он сразу мятежником оказывается.

М.СОКОЛОВ: Хотя в московской капитуляции был такой момент, когда Сергей Прокопович, единственный не арестованный министр Временного правительства, обратился в Алексеевском училище к юнкерам и предложил им капитулировать как последний представитель некоей власти законной. Это тоже для него, наверное, был аргумент - что они не просто сдаются, а если власть им говорит, что сопротивляться бессмысленно, значит, будем уходить на Дон.

С.ВОЛКОВ: В Москве, по крайней мере, это заявление было возможным - потому что была альтернативная точка - Комитет общественного спасения, - это было.

М.СОКОЛОВ: Вернемся на Дон. Туда прибывает Алексеев, постепенно генералы из Быхова пробираются разными путями. Удивительно, кстати, что пробрались фактически все быховские пленники, несмотря на то, что их искали, были аресты, проверки, стреляли офицеров одного за другим. А им всем повезло.

С.ВОЛКОВ: Дело в том, что надежный контроль большевиками был налажен в начале-середине декабря. А до этого времени можно было в известной гарантией на Дон попасть. Вот потом, уже после начала декабря, было уже сложно. А до того контроля на железных дорогах такого не было .

Поэтому и другие добровольцы, целый курс Константиновского артиллерийского училища организованно пробрался, многие юнкера Михайловского из Петрограда. Огромную роль сыграл один человек - была такая сестра милосердия. Нестерович-Берг, - она одна ухитрилась отправить из Москвы в Оренбург и на Дон до 3 тысяч офицеров. Она действовала через Комитет бежавших из плена – вот что может сделать энергия одного человека.

Но, так или иначе, несколько сот человек к началу декабря там собрались и стали организовываться. Сначала первая часть, которая была сформирована так называемая Сводная офицерская рота, потом, после прибытия юнкеров, была создана Михайловско-Константиновская батарея. Причем, это были юнкеры, с ним был только один капитан, один офицер.

Потом, по мере прибытия, стали формироваться офицерские роты, позже развернутые в батальоны. То есть, организация достигла уже к январю нескольких тысяч человек.

Но практически все это время приходилось вести бои по двум направлениям – по железной дороге с севера на Новочеркасск, и со стороны Матвеева, кургана и Таганрога наступали красные отряды. Положение формирующейся армии на Дону было более чем шатким.

М.СОКОЛОВ: Как у них складывались отношения с Донской властью?

С.ВОЛКОВ: Отношения складывались очень хорошо, но дело в том, что атаман не был хозяином положения на Дону, потому что находился под сильным давлением Войскового круга, где вообще было много левых элементов, а во-вторых, даже те, кто не был левым, надеялись откупиться от большевиков – что большевики их не тронут, если они выгонят со своей территории Добровольческую армию, то их оставят в покое, - такое достаточно твердое убеждение было.

Плюс к тому, общее нежелание после Мировой войны воевать, и части казачьи, которые возвращались с фронта, сразу же распускались по домам – эти люди совершенно воевать не хотели.

М.СОКОЛОВ: Интересно нежелание воевать, а с другой стороны, у красных в ресурсах желающих воевать недостатка не было. Парадокс.

С.ВОЛКОВ: Нет, тогда у красных тоже был очень специфический ресурс. Это были распропагандированные еще ранее рабочие, состоявшие в организациях, ячейках большевистских, - то, из чего появилась Красная гвардия. Но их было тоже очень немного. Их было больше, чем те, кто собрался на Дону, но ненамного – тысяч 6-7 выступало против 3-4 тысяч добровольцев.

Кроме того, был ресурс такой достаточно случайный, как 39-я Пехотная дивизия, которая с Кавказского фронта пришла, очень сильно распропагандированная, и застряла на северном Кавказе, под Ростовом. С ней фактически во время первого Кубанского похода тоже приходилось иметь дело, потому что она находилась под влиянием большевиков, и была довольно многочисленной.

То есть, там тоже не было особого желания воевать. Ну, в Сибири был такой специфический контингент, как венгерские немецкие пленные, так называемые интернационалисты.

Но надо помнить, что не только на первом этапе, а вообще вся Гражданская война в России, в ней принимало участие ничто малое количество людей. Вообще все, вольно или невольно принявшие в ней участие, это 3-3,5% от населения страны на самом деле.

М.СОКОЛОВ: Что опять доказывает, что активные люди решают судьбу своего отечества.

С.ВОЛКОВ: В Англии, в Гражданской войне середины 17 века, порядка 20% принимали участие - это очень много. А тут, если взять всех мобилизованных, это совершенно небольшая часть. На самом деле решающую роль играло ядро из людей убежденных, из добровольцев. И таких людей у белых было на всю страну тысяч 50. Я, занимаясь этим, знаю их практически поименно – это одни и те же люди, которые овевали, были много раз ранены, каждый раз возвращались снова на фронт. Вот на них все и держалось. И был шлейф – мобилизованные, которые когда-то воевали хорошо, когда хуже, а когда стремились уйти в тыл.

У большевиков тоже была ситуация сходная – у них было этих людей больше – одних интернационалистов 200 тысяч у них было, плюс Красная гвардия. Но в целом, в принципе, из миллионной уже Красной армии было только 16% добровольцев. Туда входили все интернационалисты и бывшая Красная гвардия, а остальные были мобилизованы. Так что очень надежного элемента у них было все-таки в несколько раз больше.

М.СОКОЛОВ: Продолжим наш разговор после перерыва.

НОВОСТИ

М.СОКОЛОВ: Продолжаем программу. Слушатели задают вопросы: «Почему рисский мужик не пошел за господами офицерами – плохо агитировали?» - спрашивает Дмитрий. И второй вопрос: «Не потому ли белое движение потерпело крах, что страшно далеки были от народа?» - вопрос к политической программе добровольцев.

С.ВОЛКОВ: В этот конкретный момент никакой политической программы не было. Всех собравшихся в Новочеркасске объединяла одна идея – продолжение войны с Германией и борьбы с большевиками как с германскими агентами, людьми, которые сдали армию. То есть, побуждения были чисто абстрактно-патриотического толка.

О программе вообще мало кто думал, и первые попытки, если говорить о программе, относятся к чуть более позднему времени, когда Корниловым был генерал Фулк послан в Сибирь для связи с местными организациями - потребовалось дать ему какую-то декларацию. И была так называемая программа генерала Корнилова.

М.СОКОЛОВ: А кто ее писал, известно? Неужели сам Корнилов писал?

С.ВОЛКОВ: Ну, может не сам.

М.СОКОЛОВ: Там и Савенков приехал на Дон, кадеты.

С.ВОЛКОВ: Приезжали многие. Но Савенкова оттуда погнали, он потом ссылался на то, что уполномочен Корниловым и Алексеевым, но ему таких полномочий не давали - Корнилов не забыл его переговоры.

Но эта программа представляет собой набор общедемократических лозунгов, которые тогда были на слуху. Там было несколько пунктов, которые сводились к тому, чтобы созвать Учредительное собрание, разогнанное большевиками, восстановление права собственности, в полном объеме свободы слова и печати, прав гражданина, неприкосновенность личности, жилища, свобода передвижения, и так далее.

М.СОКОЛОВ: А как насчет земли?

С.ВОЛКОВ: Там было сказано, что сложный аграрный вопрос предоставляется на разрешение Учредительному собранию. До разработки последним в окончательной форме земельного вопроса и издания соответствующих законов, всякого рода захваты и анархические действия признаются недопустимыми.

М.СОКОЛОВ: Мягко говоря, крестьяне не должны были вдохновиться этой идеей. Или вообще эти воззвания плохо распространялись?

С.ВОЛКОВ: Начнем с того, что об этом никто не знал. Существование Добровольческой армии не было известно толком даже в близлежащих районах, даже на Украине. Вообще надо себе представлять, что все происходило в условиях полной информационной блокады, - даже в Харькове, в ближайших районах к событиям, ничего не знали. Какие-то смутные слухи доходили, потому что в газетах большевики писали про «банду Корнилову», которая разбита. Никто толком ничего не знал.

Вообще земельный вопрос сильно преувеличен еще и потому, что - почему за ними мужик не пошел? Ну, он и за большевиками не пошел – его мобилизовали. Большинство крестьянских восстаний было против красных, а не против белых. Он не пошел – его призвали, куда ему деться?

М.СОКОЛОВ: Сергей связывает создание белого движения с разгоном Учредительного собрания. Но, по-моему, тут прямой связи нет.

С.ВОЛКОВ: Прямой связи нет, но идея Учредительного собрания оставалась одной из популярных. Тем более что - да, у красных была одна-единственная идеология, а у белых никакой идеологии не было и быть не могло, потому что это была вся остальная Россия, которая не принимала того, что принесли с собой большевики. Поэтому никакой белой идеологии конкретно быть не могло.

Часто спрашивают, почему они не выдвинули лозунг «за царя» - тогда бы белого движения вообще не было. Потому что там участвовали, с одной стороны, патриотические социалисты в лице эсеров, с другой стороны самые крайние монархисты, люди либеральных убеждений - всяк–х. Но большинство это были абстрактно-патриотические настроенные, вообще не понимали и не разбирались в этом. Не было в царской армии агитпропа, вообще офицерам запрещено было состоять в любых политических организациях, даже в монархических. Никто не знал. Кто такие большевики и что они хотят.

Они знали, что есть какие-то революционеры, но разбираться в нюансах между эсерами и эсдеками никто не знал. И это сыграло свою большую роль, потому что как тогда был воспринят приход большевиков? – ну, еще одни какие-то там, и пусть они друг друга перебьют. То есть, это не укладывалось у офицера, который с детства был воспитан в понятиях службы отечеству, что вообще могут быть такие люди, которым Россия вообще не нужна, которые планируют мировую революцию. Вот это не укладывалось, никто не верил, что такое может быть. И поэтому всерьез не воспринималось это.

М.СОКОЛОВ: С территории Украины какая-то помощь приходила? Какое было отношение к Дону, будущему белому движение?

С.ВОЛКОВ: В это время ничего подобного быть не могло, никакой помощи придти не могло. Единственное, Корнилов пытался через французских агентов войти в связи с командованием Чехословацкого корпуса - тот находился на Украине. Это была надежная часть, часть регулярной Русской армии, и в силу своего состава не была подвержена разложению.

Но дело в том, что корпус находился под политическим влиянием своего очень левого национального комитета. Который с большевиками совершенно не желал ссориться. А если хотя бы какое-то движение было, то это бы отвлекло небольшие большевистские силы, которые наступали на Дон. Но ничего подобного тогда сделано не было – пока петух не клюнул тех же чехов ничего они не предприняли.

И неоткуда тогда вообще было придти помощи – на Украине была полная анархия, рада никакой реальной властью не располагала, была стихийная демобилизация с фронта.

Позже уже другая статья отношений между гетманской Украиной и Доном и Добровольческой армией. Это уже совершенно другая история.

М.СОКОЛОВ: Давайте о начале похода - что заставило Добровольческую армию уйти из Ростова, идти в степи, в абсолютную неизвестность зимой с беженцами, - такой действительно трагический поход.

С.ВОЛКОВ: Заставила необходимость. Потому что с двух сторон – и со стороны Таганрога и со стороны Новочеркасска наступали красные отряды, противостоять им у Донского атамана никаких сил не было, кроме нескольких партизанских отрядов, которые, по мере сил, сдерживали, но вынуждены был и отходить все дальше.

И в коцне концов было принято решение оставить Ростов, Новочеркасск, и идти на Кубань, на Екатеринодар. Потому что в то время на Кубани тоже организовывались добровольческие части, и в то время столица Кубани. Екатеринодар, еще находился в руках кубанского правительства. Вот туда, на соединение с кубанцами, решено было идти.

Другое дело, что донцы, основная масса, которые решили сопротивляться, с этим согласны не были, они предлагали идти в Сальские степи, и там переждать. И этот отряд под командованием генерала атамана Попова, действительно ушел в степи - это так называемый Степной поход. Но это уже другая история.

М.СОКОЛОВ: Но они там продержались.

С.ВОЛКОВ: Да. И без особых потерь. И когда началось восстание, они присоединились и стали одной из существенных сил. А Добровольческая армия сначала перешла в станицу Ольгинскую, где произошло переформирование, были укрупнены части, созданы те полки, которые в дальнейшем будут развернуты в дивизии, из которых выросло все остальное.

Но вскоре, после начала похода, выяснилось, что Екатеринодар был оставлен, и это поставило армию в очень тяжелое положение. Но Корнилов настаивал на то, чтобы продолжать поход и взять Екатеринодар штурмом.

Хотя этот поход для белого движения имел исключительно большое значение, поскольку будущая Белармия обрела в нем все – и свою идеологию, свои традиции.

М.СОКОЛОВ: Свою идентичность.

С.ВОЛКОВ: Да, свою идентичность. Почему он остался в памяти героической страницей? Он проходил в очень тяжелых условиях. Фактически армия представляла собой большой партизанский отряд, который шел в постоянном окружении во много раз превосходящих красных сил. Из 80 дней похода 44 дня было проведено в боях. Погода была отвратительной – представляете, что такое на Кубани весной? – то оттепель, когда на полметра в чернозем проваливались, то подмораживает, то льет дождь, то мороз.

Собственно, название «Ледяной поход» вызвано одним эпизодом – когда полил дождь и потом наступили резкие морозы и армия обледенела буквально: все шинели покрылись коркой льда, и этот эпизод и дал название всему походу.

М.СОКОЛОВ: Плюс писатель Роман Вульф приложил к этому свою руку.

С.ВОЛКОВ: Да, он раньше всех выпустил свои мемуары об этом походе.

М.СОКОЛОВ: Самый трагический момент похода – штурм Екатеринодар, 4 дня они штурмовали и гибель Корнилова.

С.ВОЛКОВ: Да. Вообще создавалась такая ситуация - считают, что силы, которые наступают на подготовленную оборону, должны превосходить в 4 раза. А тут наоборот, армия штурмовала в несколько раз меньшая, чем обороняющиеся. Тем не менее, были моменты, когда они уже почти вошли в пределы города, отдельными частями, в частности, партизанский полк вошел, но был вынужден отступить, потому что сил было слишком мало.

Тем не менее, Корнилов считал, что другого выхода нет и настаивал на продолжении штурма. И только после того, как он был убит случайным снарядом, Деникин принял решение отойти.

Самые трагические дни были после отхода от Екатеринодар, когда был моральный надлом, и целый ряд людей покидали армию, пытаясь самостоятельно прорваться, но все они погибли. И эти трагические дни были после – когда они стали отступать на север. Но куда? На Дону еще ничего не было известно, что там поднято восстание. И по-прежнему находясь в окружении. Сильно поредевшие, таща за собой обозы с ранеными, армия пошла на север – эти дни были самые тяжелые. Тем более, что два раза приходилось оставлять раненых.

М.СОКОЛОВ: А если бы штурм был удачным, по-другому сложилась бы судьба движения?

С.ВОЛКОВ: Едва ли. Ну, была бы создана точка опоры на Кубани, но все равно этого было бы недостаточно. Если бы не произошли другие события. Те, кто уходил на Екатеринодар были убеждены, что на самом деле пройдет несколько месяцев и казаки поймут, что их ожидает.

М.СОКОЛОВ: Что у них будут отбирать землю и жизнь вместе с ней.

С.ВОЛКОВ: В общем, не думаю, что это многое бы изменилось.

М.СОКОЛОВ: А фигура самого Корнилова?

С.ВОЛКОВ: Вот гибель Корнилова значила очень много. Если вообще исходить из какой-то возможности, что белое движение могло победить, хотя я лично считаю, что такой возможности реально не было, потому что слишком были несопоставимы силы и возможности. То, в общем, это фактор очень важный.

Потому что это была фигура действительно харизматическая, такой харизмой потом обладал только Врангель, но он пришел очень поздно. Деникин таким свойством не обладал, он был человеком очень мягким, терпимым к недостаткам своих собственных соратников. У него такого авторитета, безусловно, не было, какой был у Корнилова и потом у Врангеля.

М.СОКОЛОВ: Управление при Корнилове было вождистским. а здесь создавалось нечто вроде военной олигархии?

С.ВОЛКОВ: В общем, да. Деникин не передавал часть своих полномочий, но был недостаточно твердым человеком, чтобы пресечь безобразия, которые творились в его собственном тылу. Ведь тыла у вооруженных сил на юге России практически не было.

Была вопиющая ситуация, когда не смогли наладить сколько-то эффективное управление, снабжение – при огромном числе всяких организаций тыловых, огромном числе офицеров и чиновников, обретающихся там при армии.

Потом, он не мог бороться, жестко держать в руках популярных вождей движения, которые порой совершали всякие безобразия, которые дискредитировали движение, а часто и не исполняли приказов. Он этого не сделал.

Врангель бы, безусловно, с этим справился.

М.СОКОЛОВ: То есть, обеспечить порядок им не удавалось.

С.ВОЛКОВ: Если мы посмотрим на те принципы, на которых пытался строить свою политику Деникин, это те же самые принципы, они были изложены в так называемом «Временном положении об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией». Основные пункты положения практически совпадают с корниловской программой.

Кстати, вопреки распространившимся в последнее время представлениям, командование армией было монархическим. Непредрешнечество в его устах означало не предрешение республиканского строя. Потому что если бы в то время, в 18-м году, создалась бы ситуация, когда от них требовалось ответить, - они никуда бы от этого не делись. Потому что монархия, старый режим, был жупелом.

Это потом, уже после Гражданской войны, уже в коцне 20-х гг. ностальгия стала проявляться. А тогда это был жупел: «Белая армия, царский барон снова готовят нам царский трон».

М.СОКОЛОВ: Слушатель: «Просто надоели баре народу, как Янукович, вот и вытолкнули их в выгребную яму». И намекают нам, что все, что делалось Корниловым и добровольцами, было бесполезно и бессмысленно.

С.ВОЛКОВ: Нет, бесполезным и бессмысленным это быть не могло по той простой причине, что они элементарно боролись за российскую государственность, какую бы то ни было против безумного плана осуществления «мирового пожара».

Поэтому неудивительно, что если тогда для большевиков все такие понятия как «государство, патриотизм», были криминальными, то потом, когда необходимость заставила, сталинское руководство стало за них хвататься. Так что нельзя сказать, что это было напрасно.

Но что касается бар, - ну, Добровольческая армия никак не была армией, как большевики писали, «капиталистов-помещиков».

М.СОКОЛОВ: А кто были эти люди?

С.ВОЛКОВ: Я уже не говорю о том, что руководители движения вышли в основном из низов, - даже не это показатель. А сам состав участников. Вообще душой, основой армии были офицеры, кадровое офицерство, плюс учащаяся молодежь – студенты, гимназисты, кадеты. Что это была за среда? В начале 20 века более 90% офицеров, смело скажу - 95%, - не имели никакой собственности, не были никакими помещиками.

Как не было ее, кстати, у более 80% высших чиновников, генералов. Те, кто собственность имел, в то время не служил уже. То есть, это был элемент чисто служивый. Даже тот элемент. Который наиболее ассоциировался со старым режимом, с царизмом, - кадровое офицерство, - это был чисто служивый элемент.

Но их было тоже очень немного. Хорошо известен состав вышедших из Ростова, в тот самый день, о котором мы говорили - из примерно 4 тысяч человек было порядка 600 солдат и унтер-офицеров, в основном Корниловского полка. Более 450 юнкеров, учащейся молодежи, добровольцев. Более 2300 - офицеры. Причем, среди этих офицеров более 80% составляли офицеры военного времени, произведенные в офицерские чины во время Мировой войны.

Что это были за люди? Эти люди представляли собой сред всего российского общества. 80% происходили из крестьян, мещан – дворян среди них было менее 10%. И вот именно эти люди, которые получили свои погоны за войну, они наиболее остро воспринимали крушение российской государственности.

Именно вот эта масса, эти подпоручики крестьянского происхождения и составили основной контингент Белой армии не только на юге, но и в Сибири и вообще на всех фронтах. Поэтому говорить о том, что это были какие-то баре? – баре давно уехали. Им было ясно, чем дело пахнет с весны 17-го года – они уехали, те, у кого были деньги и кто мог это сделать.

Кстати, Алексееву абсолютно никто из них денег не дал. Потом, когда большевики заняли ростов, эти деньги сохранились в банках – они все им достались. А армии никто денег не давал.

М.СОКОЛОВ: Вечный вопрос - о причинах поражения, хотя надеюсь, мы об этом не в последний раз говорим. «Оказалась разрозненной в пространстве и времени, почему не возникла раньше?» - несколько вопросов об этом.

С.ВОЛКОВ: Вообще такая постановка вопроса довольно странная. Потому что вопрос не почему они потерпели поражение, а как вообще они могли возникнуть и три года бороться, - вот что удивительно. Когда люди с рублем в кармане где-то на окраинах собирали с бору по сосенке. Если почитать мемуаристку, вообще смешно, какими хитростями они доставали пушки, - буквально крали на территории донского правительства.

То есть, каким образом это вообще могло быть – вот это удивительно само по себе. А соотношение было совершенно невозможным, потому что люди, рассеянные по окраинам, где и населения было относительно немного. А с другой стороны, основные ресурсы, людские и огромные запасы русской армии, вся военная промышленность и возможность по внутренним железным дорогам быстро перебрасывать с одного фронта на другой – все это было у большевиков.

М.СОКОЛОВ: То есть, овладев центром и ресурсами большевики имели большие шансы на победу.

С.ВОЛКОВ: Они были спаяны единой волей, единой идеологией, могли позволить себе то, что не могло себе позволить ни одно белое правительство.

М.СОКОЛОВ: То есть, террор.

С.ВОЛКОВ: Да. Как генерал Фон Лампе заметил в одной из своих работ: когда уходили белые, население со злобой высчитывало, что у них взяли. Когда уходили красные, оно с радостью подсчитывало, что у него осталось. То есть, масштаб реквизиций был несопоставим. Белые пытались какие-то деньги платить.

Но они, провозгласив лозунг восстановления законности, не могли себе иного позволить. Хотя отдельные атаманы, отдельные командиры допускали реквизиции, но в общей массе как закон это быть поставлено не могло.

А у большевиков это было поставлено в закон – им некого было стесняться, у них была четкая идеология, которая исходила из того, что морально и допустимо все, что способствует победе мировой революции. Они не останавливались перед расстрелами. Суровыми расправами с собственными частями – никого это не останавливало.

Тут даже сравнивать нельзя меня всегда удивляют эти вопросы.

М.СОКОЛОВ: Тем не менее, многие слушатели сочувствуют, понимая, к каким последствиям привели действия большевиков за столетие для судьбы России. И конечно, пытаются понять, была ли альтернатива. Думаю, что мы не в последний раз видимся в этой студии с доктором исторических наук Сергеем Волковым. Всего доброго.