Александр Градский - Бомонд - 2006-07-03

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Традиционный «Бомонд» в студии «Эха Москвы». Наш гость – Александр Градский. Ну вот, снова ночью «Бомонд», прекрасное время, когда никто не тревожит, когда приходит известный человек, известный артист, и мы можем спокойно поговорить, послушать ваши телефонные звонки, поговорить о жизни. Вот сегодня пришел Александр Градский. Здравствуйте, Саша.

А. ГРАДСКИЙ – Здравствуйте, Матвей.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Должен вам сказать, что Александр Градский – всегда желанный гость на «Эхе Москвы». Эти визиты не частые, но такие, очень точные, я бы так сказал. Должен вам сказать, что сегодня мы вообще решили обойтись без музыки, потому что песни-то Градского все на слуху.

А. ГРАДСКИЙ – Вот зрители-то обрадуются.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, ну почему. Передача сейчас такого спокойного ночного формата. Должен вам сказать, Саша, что передача эта еще интересна тем, что по сути вы отдаетесь на растерзание нашим радиослушателям. Я напоминаю наши телефоны: 783-90-25, 783-90-26. Александр Градский – человек яркий…

А. ГРАДСКИЙ – Я, честно говоря, не боюсь, я уверен в радиослушателях. Они меня не станут обижать.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, у вас столько интервью было за вашу жизнь, и всегда это было и метко, и интересно, поэтому, пожалуйста, набирайте телефоны, есть еще эфирный пейджер 725-66-33, есть телефон и наша SMS-линия: 7 495 970-45-45. Давайте общаться. Давайте проведем этот час в обществе Александра Градского. Ну вот, давайте пойдем от вопросов, которые пришли по Интернету. Вот Вильде Бригита из Эстонии занимается медициной, она задает вопрос: «Уважаемый Александр, кто может повлиять на беспредел шоу-бизнеса, телевидения, если не вы и вам подобные артисты, музыканты, композиторы, или вам уже безразлично, что происходит (внимание!) растлевание молодого поколения».

А. ГРАДСКИЙ – Растление, да?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Не, я читаю, как написано. «Программу Нового года смотреть просто неприлично и стыдно за эту сытую и розово-голубую тусню». И тут я бы задал вопрос, состоящий из двух частей. Отталкиваясь от того, что пишет уважаемая Вильде, вот мы сейчас видим, что появилось очень много музыкальных программ, таких школ музыкантских, типа «Фабрики звезд», «Народного артиста», которые ориентированы на молодых, и действительно мне рассказывают такую историю, не знаю, это правда или нет, что однажды была некая сходка, на которой присутствовал Константин Эрнст, и опять его начали упрекать (это еще в старое время), что опять все те же, понимаете, опять все те же поют. Он сказал, вы хотите новых, будут. Сказал Эрнст и с присущей ему методичностью сделал «Фабрику звезд», которая плодит, и плодит, и плодит. И вот появилось очень много людей, которые очень (ну не знаю, ваше мнение вы конечно сейчас скажете) прилично поют, и вот беспрерывно продуцируется все новая и новая волна. Эти люди исчезают, кто-то остается.

А. ГРАДСКИЙ – На самом деле, я готов уже ответить.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Так вот, что происходит с нашей эстрадой, как вы ее оцениваете?

А. ГРАДСКИЙ – Это естественные поиски для телевизионного руководства, скажем так, привлекательного персонажа. Нужны привлекательные персонажи. Во-первых, по мнению нашего начальства телевизионного, они должны быть молоды, во-вторых, они должны быть талантливы, вот, в-третьих, они должны быть управляемы.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Управляемы?!

А. ГРАДСКИЙ – Управляемы. То есть это должен быть управляемый талант – талант, но не сильно талант. Потому что талант очень сильный организованный, им управлять невозможно, он достаточен и самодостаточен. Он поет себе, и люди его уже слушают. Ему совершенно не нужно иногда бывает и телевидение, и даже раскрутка ему бывает не нужна. А вот создание таких управляемых талантов, которые целиком и полностью зависят от эфира, то есть даете в эфир – человек популярен, убрали из эфира – человека забывают. Вот по этой схеме организовывается вся работа сегодняшних телевизионных каналов, не только «Первого», а почти всех. Для чего это делается? Пока еще люди, которые приходят в концертные залы, которые покупают билеты, например, над дискотеки, в клубы, эти люди обладают не всегда правильным пониманием того, что хорошо, что плохо в музыке. И искусство, в данном случае телевизионного руководства, должно состоять в том, чтобы попытаться найти для себя разного рода зрителя. Вот этому зрителю мы покажем это искусство, вот этого они не воспримут, а вот этот им покажется более талантливым. Вот в этом состоит правильность политики телевизионной. У нас сегодня такой политики нет. У нас есть политика простая: мы задуриваем голову людям весьма примитивно и такой конфигуративной попсой или поп-музычкой, причем она до сих неплохо сделана, ее зря многие ругают, что она плохо сделана, она совсем неплохо сделана.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Да нет, хорошие песенки такие. Молодые обаятельные ребята хорошо поют.

А. ГРАДСКИЙ – Да, хорошие девочки, молодые ребята. Ну это вот такой род слабительного: знаете, слабит тихо, не прерывая сна. Никто не запоминает это. И поэтому очень легко заменить одного исполнителя на другого, одну группу – на другую. Молодые девчонки у нас будут под этим названием, потом под другим, под третьим, под пятым. Никто не заметил, что там по пять – по шесть раз поменялись исполнители. Это не имеет никакого значения. Вот этот поток обрушивается на наших зрителей, и со временем они обязательно разберутся с тем, что происходит, но это произойдет со временем. И тогда, очевидно, будет сделано следующее, как я думаю, будет наконец изменен подход руководства телевизионного и вообще продюсеров как таковых, если их можно так назвать, к тому, что такое вообще артист, как его формируют. Вы заметьте, что сегодня есть вот такая группа старых исполнителей, которые уже давно работают. Я не буду называть фамилии, это довольно известные все люди, их может быть 10 – 12 человек. С ними очень сложно справиться. Они кем были, тем и остались. И они присутствуют на телевидении как необходимое зло или как необходимое добро, как угодно трактуйте. Что происходит в результате? В результате происходит касса. Вот я всегда говорю, давайте зайдем в кассу в город Нижний Новгород, в Уфу, в Самару, куда-нибудь там, уж не приведи господь – в Иркутск или в Бодайго или уж совсем уж хорошо – куда-нибудь там в Велюйск.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Так. И что там?

А. ГРАДСКИЙ – Я там не ходят на это на все. Там пустые залы.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – На это на все – это что?

А. ГРАДСКИЙ – Ну, приезжает «Фабрика звезд»…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А, понятно.

А. ГРАДСКИЙ – Приезжает один раз, первый раз. Второй раз первая уже не может приехать. Приезжает вторая, потом третья, четвертая, пятая, шестая, седьмая, восьмая, а потом уже на восьмую перестают ходить. Вот что происходит там. И некий флер и обман или самообман в основном рассчитан на рекламодателей. Вот я делаю этих новых ребят, все замечательно, все прекрасно, вот смотрите, у нас побеждают, даже на конкурсах люди выигрывают, что-то там такое. Где ваши деньги? Где ваши рекламные инвестиции? Вот они. То, что потом этот продукт продается не очень сильно, это никто не знает. Но под это дело популярный человек становится. Популярный, его знают. И он даже становится любимым, но это до той поры, пока он не выйдет непосредственно в зал на свой сольный концерт. На одну – две песни – еще туда-сюда. И сама схема и организация создания, скажем, телевизионных звезд и т.д., она будет изменена. Но это произойдет, я полагаю, я очень часто угадываю, я думаю, в районе 7-ми – 10-ти, может быть 12-ти лет.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – У меня к вам такой вопрос. Я напоминаю, что Александр Градский у нас в гостях. Может быть, Саша, что-то весьма основательно и кардинально изменилось в жизни, ведь вы на сцене очень социальный человек.

А. ГРАДСКИЙ – Иногда нет.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, в любом случае вы некий такой…

А. ГРАДСКИЙ – У меня есть какая-то позиция, которая как будто видна.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Позиция, причем не эстрадная – человеческая.

А. ГРАДСКИЙ – Но это должно быть у любого, даже эстрадного исполнителя.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну вот вы понимаете, может быть что-то изменилось в жизни так, что люди устали от этого, знаете, может это нужно было в какое-то другое время, а сейчас это уже не нужно, и сейчас, знаете, ну устали, ну достало…

А. ГРАДСКИЙ – От чего, от социальной позиции на сцене?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Совершенно верно.

А. ГРАДСКИЙ – Вы ошибаетесь очень сильно. Дело все в том, что социальная позиция, или гражданская позиция, или человеческая позиция, она со сценой как таковой (как я думаю) вообще не связана. У меня есть… я за свой опыт могу, я не могу за других говорить. Я очень часто встречаюсь с людьми, которые говорят мне какие-то хорошие слова, предположим. Но я себя считаю певцом, а никаким не социально активным типом, уж конечно не политиканом. Но они почему-то мне очень часто говорят спасибо за некую (как они видят) гражданскую позицию. Причем рядом. Вот нам, предположим, нравится… и вот спасибо вам за то, что вы там говорили что-то такое, или правильно вы сказали это или это. Понимаете. Я даже стал отказываться от говорильных эфиров. Но я к вам пришел, потому что давно знаю, я могу пойти еще к двум – трем людям, но в течение последнего времени я просто отказываюсь от работы говорящей головой, потому что это начинает даже мне надоедать. Я все-таки действующий музыкант, и я бы не хотел, чтобы меня видели как человека разговаривающего.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну знаете, чем человек интересен. Дело в том, что вот интересно, что вы думаете.

А. ГРАДСКИЙ – Матвей, я прекрасно понимаю вас.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Интересно, что думает о жизни художник, интересно, что думает о жизни политик, интересно, что думает такой музыкант, как вы.

А. ГРАДСКИЙ – И тут же вы говорите, что от социальной позиции люди устали. Да нет, люди не устали, люди сами не могут этого определить, от чего они устали, от чего – нет. Мне кажется, что люди вообще не существуют. Есть определенная публика, которая любит сатирические программы, вот она их смотрит. Есть публика, которая любит классическую музыку. Надо просто понимать, что люди все разные и любят совершенно разные вещи. Ну вот, такой у меня простой вывод.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Понятно. Хорошо. Идем дальше. Давайте следующий вопрос: «Почему ваши выступления, - спрашивает Светлана Ляхова, учитель из Московской области, - и прошлых лет, и современные, так редко можно увидеть на телевидении?»

А. ГРАДСКИЙ – Ну вот на это ответ очень простой. Ответ такой. Это надо узнать у руководства телевидения всего и всех каналов.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, ну, по всей видимости, существует какой-то конфликт, или был какой-то конфликт.

А. ГРАДСКИЙ – Никакого конфликта нет. Есть дозированное отношение. Вот определенное количество раз. Все.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А что это значит, я пытаюсь понять?

А. ГРАДСКИЙ – Ну, мне не совсем удобно об этом говорить…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Но люди хотят знать, в чем дело.

А. ГРАДСКИЙ – Это не от меня зависит.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – То есть например вы поссорились с каким-то руководителем какого-то канала.

А. ГРАДСКИЙ – Нет. Нет, мы со всеми здороваемся прекрасно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Второй вариант: ваш репертуар теперь не ложится на телевизионный…

А. ГРАДСКИЙ – Он вообще никогда не ложился. Матвей, при всех властях, при все генсеках у меня было два раза в три месяца – все. И только один раз в моей жизни, благодаря Алле Пахмутовой, было пять или шесть раз по «Первому каналу» в течение года. Это была песня «Как молоды мы были», ее показали пять или шесть раз. И собственно говоря, вот все показы, которые были в этом году, которые потом привели к тому, что эта песня понравилась людям, и она была в «Песне года» заявлена, и я ее там пел и т.д. А так у меня никогда не было раскрутки так называемой.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Я вам хочу сказать комплимент. Знаете, вы по этому поводу удивительным образом не комплексуете.

А. ГРАДСКИЙ – Абсолютно. А зачем комплексовать? Вы помните, я несколько минут назад сказал, в кассу? Касса – это деньги, которые ты получаешь за концерт, потому что люди купили билет на твой концерт. Не потому, что какой-то дядя Вася дал тебе какую-то сумму, чтобы ты у него на дне рождения попел, хотя это тоже бывает, это даже и у меня случается иногда. Но основная работа – это концерт в каком-то городе, это далеко достаточно от Москвы: два часа или три часа лететь, иногда и больше. Там объявляется твой концерт, объявляется стоимость билетов, люди приходят в зал, и почти всегда этот зал полон, бывает не продано 50 – 100 билетов, такое тоже случается. Но если я в этот город приезжаю потом второй раз через год – полтора, там уже проданы все билеты. Это говорит о том, что у меня есть определенная публика, определенное количество людей. Надо учесть, что в наших городах люди живут не так сильно, чтобы оплачивать мой приезд. Это значит, они расстаются с довольно приличной суммой из бюджета семейного, чтобы прийти и посмотреть концерт. Поэтому я должен 2 – 2,5 часа в трехактавном диапазоне живьем петь классику, романсы, свои песни. И в общем, один стоит на сцене больше двух часов с тем, чтобы люди, которые сидят в зале, сказали, о, вот он работает, он не дурку валяет, а вкалывает.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Кстати, у меня вопрос по поводу фонограммного пения – не фонограммного пения. Вы наверное знаете, что депутаты…

А. ГРАДСКИЙ – Да, мне звонили, я не пошел на эту тусовку.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, это что было, просто объясните.

А. ГРАДСКИЙ – Это была попытка провести некий закон о запрете использования фонограммы.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А чего вы не пошли? Сам бог велел.

А. ГРАДСКИЙ – Бессмысленно. У нас всего-то два – три человека, которые не используют фонограмму, а все остальные 99,9…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну так и приняли бы этот закон, и люди бы не использовали.

А. ГРАДСКИЙ – Нет, они не могут принять никакого закона.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Почему?

А. ГРАДСКИЙ – Потому что любой закон, который принимается в нашей стране, никогда работать не будет до тех пор, пока у нас не будут приняты законы так называемого прямого действия. Я понятно объясняю?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну не очень понятно. Я понимаю, что такое закон прямого действия, но не понимаю, в данном случае как он должен действовать.

А. ГРАДСКИЙ – Закон прямого действия. Пункт первый: «Запрещена вокальная имитация в концертах». Точка. Все.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну, так оно… А как?

А. ГРАДСКИЙ – Он должен из одной строчки состоять. Понимаете? «Запрещена вокальная имитация».

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Да бросьте вы, ну что!

А. ГРАДСКИЙ – Так в этом все и дело! Это называется: закон прямого действия. А когда в следующих пунктах написано: что в случае, если это будет так, или это будет эдак, тогда это будет так, и тогда это разрешено, а тут вот может быть, а дальше заплатит штраф – ну тоже можно. А если напишет на рекламе вот такими буквами, как «курение вредит вам»…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Частично исполняется под фонограмму.

А. ГРАДСКИЙ – Да, курение вредит, но все покупают сигареты. Написано: «Курение вызывает у вас рак», - но все покупают. А я знаю, вызывает, но мы покурим. А некоторые вообще приходят на концерт, посмотреть, как девочки танцуют. Им собственно не важно, поют, не поют. Ведь запрет пения или этого в кавычках «пения» или имитации вокальной, заметьте, я не говорю инструментальной. Многие говорят, что техника не позволяет, то да се. Все позволяет. Уже и во всех городах есть достаточное количество хорошей аппаратуры – в любом городе, самом, что ни на есть далеко отстоящем от Москвы есть возможность поставить нормальную аппаратуру. Даже я, извините, с собой аппаратуру не вожу.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Обязательно там находится аппарат, да?

А. ГРАДСКИЙ – Там обязательно есть прокатная аппаратура нормальная, на которой нормальный вокалист может спокойно прекрасно работать. Вот важный момент такой. Инструментальная фонограмма, минусовая называется, без нее пока еще не обойтись и не обойтись совершенно не по тем причинам, о которых трубят фонограммщики. Дело все в том, что для того, чтобы вывести с собой коллектив, мне например, это надо увеличить стоимость билетов в 10 раз.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Но вы знаете, Саша, это не раздражает. То есть когда человек поет живьем, ты понимаешь… более того, там красивый оркестр, там сделанная специальная аранжировка, там, может быть, приглашались специальные сессионные музыканты, которые играли.

А. ГРАДСКИЙ – Вот у меня используется вообще замечательная штука. В концерте, когда я пою классику, и когда у меня народный репертуар тоже есть (и русские, и итальянские народные песни), у меня взята фонограмма с живого концерта. То есть там слышен звук зала, вот это есть.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Но без голоса?

А. ГРАДСКИЙ – Без голоса.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А как вы убрали?

А. ГРАДСКИЙ – Ну это, извините…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Делается?

А. ГРАДСКИЙ – Легко, конечно. Это легко: снимается просто микрофонный трек, который…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А, это каналка была?

А. ГРАДСКИЙ – Каналка. Остается 23 канала. И понимаете, у меня даже иногда проблема бывает, потому что в концерте живом, тогда еще были живы Евгений Федорович Светланов и Николай Игнатьевич Калинин, сейчас их нет, а они вот остались на этих записях, понимаете, как интересно. В концерте я мог делать какие-то замедления, попытку выразить что-то, для этого мне нужна была пауза. И в концерте за мной шел дирижер.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А здесь все наоборот.

А. ГРАДСКИЙ – Я здесь я должен идти за дирижером и помнить, где все было. То есть, грубо говоря, это трудная задача, но в общем выполнимая. Так вот, по поводу инструментальной – пока еще рановато просто в силу того, что люди, на периферии особенно, не могут заплатить денег за то, чтобы к ним приехал, или должен быть спонсор какой-то, значит кому-то опять надо в ноги кланяться. Это не очень хорошо. А вот вокальную имитацию просто запретить. И все. Одной строчкой или двумя.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Лучше одной.

А. ГРАДСКИЙ – Лучше одной: «Запрещена вокальная имитация». Точка. Ну можно, вторая подглава: за то-то, се-то, пятое-десятое штраф такой-то, аннулируется кассовый сбор, артистам запрещено работать и т.д. Это уже форма наказания. Так же, как просто закон о прессе (извините) и о средствах массовой информации записать: что за клевету против такого-то лица – любого, не важно, кого: артист, инженер, кукловод, столяр – опубликованную в средствах массовой информации, при доказательстве в суде 1 миллион рублей, 2 миллиона рублей, 15 миллионов рублей. Вот. И не надо… ведь что происходит, когда в суд приходят, и кто-то говорит, я оскорблен на миллион долларов, судья смотрит в свое уложение, а у него там таких сумм нет. И он думает, ну действительно человека оскорбили, написали неправду, вот давайте опровержение и 15 тысяч рублей. Потому что у судьи в законе нет нормы. Если ты кого-то убил, зарезал, ограбил, у тебя написано: от 2-х до 5-ти, от 5-ти до 15-ти, от 18-ти до 20-ти и пожизненное. Правильно? То есть у него есть вилка, у судьи. А здесь вилки нет. А напишете в законе – 1 миллион, 2, 15. Вот как интересно будет.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А вот интересно, вы ведь такую тему затронули… Я напоминаю, что у нас в гостях Александр Градский. Вы действительно считаете, что журналистов надо приструнить?

А. ГРАДСКИЙ – Нет, не приструнить, а соответствовать своей профессии. Профессия журналиста – это одна из самых замечательных и великих, на мой взгляд, профессий.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Извините, я тогда вторую часть вопроса. Саша, только не прерывайте меня, потому что тут есть очень важная вещь. Я знаю, что у вас на все есть ответ. Дело в том, что по этому поводу, вы знаете, очень большая дискуссия – по поводу того, что могут журналисты, что не могут. И была высказана такая точка зрения. Все-таки когда вы становитесь популярным человеком, вот эта популярность – это как бы в одном сосуде.

А. ГРАДСКИЙ – Крест.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Это в одном общественном договоре, что да, вы торчите, поэтому на вас будут смотреть, на вас будут глядеть. Понимаете, ничего не поделать, так устроен мир.

А. ГРАДСКИЙ – Я с вами согласен. И несколько моих близких друзей-журналистов, они похожие мысли высказывали. На это я не то, чтобы возражал, я всегда добавлял. Во-первых, не журналисты артистов высокого уровня сделали популярными. Журналисты делают популярными тех, о ком мы говорили с вами до этого, и вот у них может быть какой-то там между собой договор. У музыканта профессионального никакого договора с прессой на эту тему быть не должно. Как это там говорилось: «Не придавайся сну, ты вечности заложник, у времени в плену», поэт, не дорожи (из другого поэта) любовью народной восторженных чего-то пройдет какой-то хор, услышишь… Понимаете, у меня не может быть договора с прессой.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – У нас еще нет тех папарацци, которые на Западе, которые ходят круглые сутки и стерегут вас, и где-то вы на пляже, и они фотографируют. Вот у нас сейчас журнал «Hello».

А. ГРАДСКИЙ – Мы не особо интересны еще. (Смеется).

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, для нашей публики вполне, я вам должен сказать.

А. ГРАДСКИЙ – Вы знаете, у нас поскольку нет закона, которого я бы хотел, вот эти суммы и т.д., понимаете, что остается оскорбленному человеку в стране, где сильно законы не действуют. Поэтому у нас не снимают, ведь можно же не до суда, а по-другому как-то получить неприятности разного рода. Потому что у нас беспредел. Беспредел с обеих сторон, согласитесь. И если тебя оскорбляют до такой степени, то реакция может быть неадекватной у кого угодно. Поэтому журналисты тоже имеют некие свои грани. Но дело не в том, чтобы приструнить прессу. Ничего нельзя приструнивать. И социально значимый персонаж, как мой приятель Женя Доналев говорит, ты социально значимый персонаж – терпи. Но вы знаете, обо мне-то почти не пишут гадостей. Я почти не читаю ничего. Это совершенно не потому, что меня кто-то не знает. Просто надо себя вести нормально, прилично вести. И тогда почти и поводов не будет о тебе писать что-то такое, что неприятно. Но наврать, конечно, могут. Проблема состоит не в том, чтобы наказать газету или наказать журнал. Проблема состоит в том, что либо журналисты должны понять, что есть некие правила игры, которые нарушать нельзя. Нельзя о каком-то выдающемся музыканте (я не буду сейчас называть фамилию и не буду называть название газеты), но когда я открыт эту газету, которая всегда считалась уважаемой, и я увидел ернические мерзкие нахальные слова какого-то Пупкина, которого знать никто не знает, о величайшем музыканте, я был оскорблен, хотя это не обо мне писалось. Вот этот пренебрежительный тон знатоков всего, и у меня есть возможность облажать кого хочешь, и то, что мы говорим, так оно и есть, или, по крайней мере, это очень правильно. Вот это мне очень не нравится и в людях, да и в журналистах тоже. И у меня, знаете, Матвей, у меня огромное количество друзей-журналистов, и среди них, во-первых, и вы находитесь, давайте так уж будем говорить правду друг другу в глаза, и у меня есть очень много действительно потрясающих профессиональнейших людей. Но я не буду сейчас говорить о журналистах, которые погибают на своем посту ради нескольких строчек в газете, как говорилось, это уже просто героические люди. Я говорю вот об этой тусе такой. Тусе, где и журналистов-то нет.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Хорошо. Развернутый ответ, но он понятный. У нас в гостях Александр Градский.

А. ГРАДСКИЙ – Прошу прощения.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, развернутый – это замечательно, за то и любим. Теперь давайте поговорим о том, как вам сейчас живется. Вы вот такой человек, необычайно энергичный и оптимистичный, у вас по поводу всего есть своя точка зрения. Это вот позволяет Александру все время находиться в тонусе. Я никогда не видел вас вне тонуса, вы какой-то такой… я вас не представляю, например, уставшим, ну никогда…

А. ГРАДСКИЙ – Это надо к моим домашним.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Это я понимаю.

А. ГРАДСКИЙ – Там они видят. Когда я говорю, выйдите все отсюда вон, не трогайте меня.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Как вообще устроена сейчас ваша жизнь, когда вы не на гастролях, когда вы дома что вы делаете.

А. ГРАДСКИЙ – Я работаю. Я сейчас пишу то, что я 30 с лишнем лет не рисковал начать писать.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Что это такое?

А. ГРАДСКИЙ – Это «Мастер и Маргарита». У меня это либретто лежало…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Это опера будет?

А. ГРАДСКИЙ – Да. В конце 75-го – начале 76-го года. Вот 30 лет прошло…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Чреватая история.

А. ГРАДСКИЙ – Ничего подобного. Все нормально. Ничем она не чревата. Я начал это записывать. И вот уже больше двух часов с трех с лишним часов звучания предполагаемого уже на так называемом демо записано. Это можно уже услышать, это уже почти что оркестр, ну, пластмассовый пока еще, но…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Да, я понимаю, электронный такой.

А. ГРАДСКИЙ – Компьютерный. Но это все такая, я бы так сказал, раньше делался клавир, фортепианная партия, вокальная партия, и потом после этого делалась партитура. Сегодня удобнее уже услышать это в звуках, услышать хотя бы, как это может приблизительно звучать. И очень просто исправлять. Из-за того, что это компьютерные блоки, ты можешь просто переставлять, убирать: движение мышки, и все убирается. Это очень удобно. Вот я больше полугода уже нахожусь при работе. Из меня это все – есть не очень хорошее приличное слово – прет. Вот долго держалось, и тут вот прорвало. Но определенная смелость, определенное нахальство, конечно, я продемонстрировал сам себе.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Там у вас кот поет, Берлиоз поет?

А. ГРАДСКИЙ – Все поют. Некоторые даже поют по две – по три партии.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – По две – по три партии? Как это?

А. ГРАДСКИЙ – Я, например, видимо, буду петь три партии.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А, вы имеете в виду как исполнитель – это понятно. А вот скажите мне, пожалуйста, пьеска-то была не в стихах.

А. ГРАДСКИЙ – В стихах.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, я имею в виду сам оригинал. А как вы сейчас это сделали?

А. ГРАДСКИЙ – Вы знаете, это очень весело. Еще раз объясню. Близкий мой товарищ, очень талантливый поэт, который просил до определенного времени не называть себя. Я не знаю, он очень скромный человек. Он написал пьесу в стихах по Булгакову.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Независимо тогда еще от вас, да?

А. ГРАДСКИЙ – Нет, он написал сам по себе. Но он человек, который очень любит музыку, и он любит музыкальные спектакли. Он написал пьесу в стихах с перспективой, что кто-то напишет на ее музыку, и раздал десяти или двенадцати авторам и сказал, ребята, вот вам кто первый напишет, вот того и буду. Кто первый встал, того и тапки, знаете. И я очень любил Булгакова. И в то время я его несколько раз уже прочел к своим этим 26 годам. И мне страшно понравились некоторые куски в этой пьесе. И я начал что-то придумывать. А потом мне показалось, что это надо переделать и уйти от большого количества этого автора и вернуться немножко к Булгакову. И я стал над этим работать, прошел год, два, три, четыре, пять, десять. Он как-то меня встретил, говорит, ну что, все уже написали. Ничего не написал. Я говорю, так получилось. Мы с ним заключили договор. Даже я бы сказал так, официальный, что я просто использую какие-то его стихи. А либретто переделал. И вот пока я это все делал: переделывал либретто, использовал эти его стихи – прошло еще лет 20. И вот сейчас я уже месяцев 7 или 8 делаю эту демозапись. К концу сентября, может к началу октября, я, наверное, закончу ее. Потом это все пойдет на запись оркестра. Потом накладываются вокалисты. Ну еще год с чем-нибудь. Может, к следующему сентябрю она будет опубликована.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Вы планируете потом дать какому-то театру?

А. ГРАДСКИЙ – Это невозможно поставить. Это исключено.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Но вообще все можно поставить?

А. ГРАДСКИЙ – Нет. Можно поставить, конечно, но плохо. Да, плохо можно поставить. Но вы знаете, тут есть какая штука, хорошо записанное произведение сегодня рождает, как книга, такие образы, которые, будучи перенесены в театр неудачно или неудачно в кино, ничего общего не имеют с фантазией. Понимаете, когда мы читаем книгу, у нас фантазия, что бал должен быть вот таким, когда мы видим этот бал реально снятым, даже если он чуть-чуть недоработан, мы говорим, фу-у-у, зачем они это стали делать. Поэтому поскольку у меня нет такого количества денег и нет голливудского и бродвейского театра пока еще, я абсолютно уверен, что это произведение поставить в театре будет невозможно. Если кто-то поставит, это его дело, он несет за это ответственность. Моя задача – выпустить это в виде компакт-дисков с наиболее хорошими исполнителями, которых я смогу к этому делу привлечь.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Это будут оперные исполнители?

А. ГРАДСКИЙ – Не понятно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, такой у меня вопрос. Это написано в оперном ключе, или это написано в мюзикльном ключе.

А. ГРАДСКИЙ – Это фантасмагория.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет-нет, я имею в виду по манере пения.

А. ГРАДСКИЙ – Не понятно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – То есть для этого больше нужны оперные певцы или певцы мюзикла?

А. ГРАДСКИЙ – Для этого нужно петь, как я. Извините.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Такая серединная история.

А. ГРАДСКИЙ – Все, что хочешь. Это называется все хочешь, если увидишь. То есть вот здесь я должен спеть вот таким (демонстрирует), а здесь вот таким (демонстрирует). Поэтому я предложил кота Галкину Максиму.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Неожиданный поворот. Опять все.

А. ГРАДСКИЙ – А он похож очень. А Гальцев не похож на Коровьева?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Похож на Коровьева.

А. ГРАДСКИЙ – Вот парочка какая.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – И поет хорошо, кстати.

А. ГРАДСКИЙ – Они все поют хорошо. Но они поют не в образе кота и не в образе Коровьева, а они поют в образе Галкина и Гальцева, которые поют…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Но в аудио получается именно так.

А. ГРАДСКИЙ – Они очень здорово поют, просто они оба как-то говорят, да нет, мы, наверное, не сможем.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Вообще вы правы, Гальцев – замечательный Коровьев.

А. ГРАДСКИЙ – Коровьев он прекрасный, он просто Коровьев.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Он просто внешне…

А. ГРАДСКИЙ – По всем. И по своей манере.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Вот видите, как важен кастинг.

А. ГРАДСКИЙ – А вы знаете, когда я говорю, Галкин Максим, я во-первых, его считаю безумно талантливым артистом, одним из, может быть, очень не многих, у кого впереди огромная карьера, я считаю, не сейчас, а именно впереди, когда он будет более социально сатиричен, и когда все это нарастет еще и мускулами какими-то. Лет 40 – 45, я думаю, что он может повторить карьеру одного мной очень любимого артиста и может быть даже быть где-то рядом. Не буду называть фамилию, чтобы не сглазить. Так вот…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Да знаем, что Райкин.

А. ГРАДСКИЙ – Ну конечно. Я уверен, что Максим при его работоспособности и при фантастическом уме запросто может это сделать. И в кого превращается Бегемот (когда они летели) – в тонкого юношу-поэта. Чем не Максим. Вот пожалуйста. Мне говорят, ну какой же он кот, что это такое. Он тонкий обаятельный юноша.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну вот желаю успеха вашему безумному предприятию. Это такая сенсация легкая. Я напоминаю, у нас в гостях Александр Градский. Саша, вы всегда были таким социальным человеком, я хотел вас спросить про то, что вокруг вас существует. Насколько вы чувствуете себя в своей стране, в удобной для жизни стране. Потому что всегда на протяжении тех лет застоя, когда я впервые посмотрел ваш концерт, и после этого в годы перестройки и в годы Ельцина вы все время выстраивали вокруг себя свою страну. Конфигурация страны, понимаете.

А. ГРАДСКИЙ – Это моя страна. Вы знаете, вы тоже это делаете. И любой человек, который живет в России, он выстраивает свою страну вокруг себя. Для каждого Россия – это его страна. Я только говорю всегда, и когда мне удается припираться с каким-нибудь начальством, облеченным серьезной властью, они ко мне относятся, как я понимаю, как к необходимому злу или как к необходимому добру, это трудно сказать. А потом они все любят музыку, поэтому это меня выручает. Я им всегда говорю, ребята, государство и отечество – это две большие разницы, не отождествляйте эти две разницы. Потому что 100 раз или миллион раз не только в нашей истории, но и в истории других стран государство наносило отечеству вред в разных формах. Поэтому если вы сегодня руководите отечеством нашим, будучи государственными мужами, это совершенно не обязательно, что вы все делаете на благо отечества. Так что следите за тем, как вы работаете, вот это у вас дело очень ответственное. По вашим делам будут судить о вас, когда вас уже не будет. И старайтесь не нанести вред отечеству. Вот в чем дело.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Вы дружите с кем-то из людей кремлевских?

А. ГРАДСКИЙ – Нет, я в хороших отношениях. Я здороваюсь, они со мной здороваются. Это говорит о том, что меня не видят как политического деятеля, слава богу. Причем все. Я не помню человека, который бы ко мне отнесся неблагожелательно из людей, которые между собой в силу партийной разной принадлежности находятся в каких-то контрах. Такого нет.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А вот у меня к вам такой вопрос. Вот всегда, сколько я вас помню, в своих социальных песнях, которые, к сожалению, не знаю, может, вы сейчас уже новые написали, а может быть, сейчас отошли от этого жанра, просто не знаю, потому что давно не был на вашем концерте, вы всегда говорили о каком-то главном недостатке жизни. Вот что вас сейчас в жизни этой раздражает? Потому что по сути страна неплохо устроена, можно бизнесом заниматься.

А. ГРАДСКИЙ – Да нет, вообще все нормально.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Красивый город.

А. ГРАДСКИЙ – Вы знаете, что меня раздражает? Меня раздражает… ну не то, чтобы раздражает, видите ли, раздражает – это означает, что я хочу исправить или хочу участвовать в том, чтобы изменить что-то такое. Во-первых, я не считаю, что то, что мне не нравится, это на самом деле плохо. Мало ли что мне не нравится, что-то или кто-то.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А что, например, вам не нравится?

А. ГРАДСКИЙ – Ну, мало ли. Какие-то действия, например, людей или действия начальства. Что-то мне не нравится, предположим. И я говорю, ну вот я бы это сделал лучше с одной стороны. Или я придумал, как бы сделать так, чтобы в городе нормально парковались машины. То есть я бы, например, не стал бы использовать эти увозилки. Во-первых, они забивают дорогу. Во-вторых, на них сидят люди, на них надо тратить деньги, на водителей. В-третьих, расходуется бензин в огромном количестве на этих машинах. А хотя можно организовать очень просто. Вот две секунды: лепится квитанция, фотографируется квитанция, человек идет платить штраф за то, что он неправильно припаркован огромный. А если он не идет платить штраф, он попадает на центральный компьютер в ГАИ, потом приходит получить свой талон раз в год, а ему говорят, извините, мы бы хотели вам помочь за три рубля, но мы не можем, центральный компьютер блокирует, пока вы не заплатите 26 тысяч 424 рубля, плюс пенни за то, что вы неправильно парковались в течение года, вы не можете получить талон. А если вы едете без талона, то вы за 50 рублей не обойдетесь, а обойдетесь опять долларов за 200, потому что без талона нельзя машину. Вот так это выстраивается все. Но на этом пути совершенно нет возможности мздоимства никакого. Нет. Понимаете, вот, например, я так говорю. А потом я говорю себе, а чего я лезу не в свое дело. Если бы кто-нибудь ко мне пришел и сказал, Саша, писать музыку надо не так, надо вот делать так, эдак, и это будет гораздо лучше. Что бы я с ним сделал? Сами понимаете. Поэтому я считаю, что, выстроив вокруг себя, как вы правильно сказали, своих каких-то знакомых, друзей, даже людей власти, с которыми я общаюсь, если ты ведешь себя прилично, если ты не мерзавец какой-нибудь, если ты всегда можешь отказаться от… как вы помните у Ильфа, ну, просто не про меня, но… Там Г. и снова Г. (с большой буквы) продал свою бессмертную душу за 8 рублей. Если ты можешь сказать, слушайте, ну я не хотел бы этого делать. Нет, это я не буду. Ну даже за день, даже за два, нет, я не могу, меня не поймут и т.д. Если в себе имеешь этот условный стержень, то ты, во-первых, нормально относишься сам к себе. Конечно, ошибки допускаются, ну что ж, не без этого. И говоришь ты иногда ерунду какую-нибудь, за которую потом бывает не очень удобно и даже стыдно. Но надо во время исправляться и признавать. Но вот это баланс во мнении народном, если он все-таки в плюс, очень удобно жить тогда. Понимаете, удобно жить, если ты являешься профессионалом в своей профессии. Если ты ничего не умеешь, ты все время заискиваешь, ты все время ждешь, что тебе кто-то поможет, даст вот тут, тут немножко ты поклевал, там поклевал. «А можно я здесь постою, Василий Семенович?» - «Ну постойте». «Ну вот вам 3 рубля». - «Спасибо, Василий Семенович». И говорит, ну я же должен кормить семью. Ну я буду подонком, и ладно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – То есть вы сторонник того, чтобы мир крутился все-таки вокруг вас?

А. ГРАДСКИЙ – Так оно и есть! Мир крутится вокруг каждого гражданина. Только если он будет себя порядочно вести, прилично, тогда он не будет ногой своей постоянно кому-то на лицо или даже на ногу наступать. И кстати, вы знаете, что в России интересно, на мой взгляд? У меня всегда перед глазами… я не был знаком с Высоцким, я как-то видел его случайно, мы так и не познакомились, хотя у нас было очень много общих друзей, и даже были общие администраторы, которые нас возили на концерты, правда, по очереди. Но для меня всегда было интересно, вот как этот человек, будучи абсолютно негосударственным человеком, он нигде не был отмечен, он ездил по городу аж на двух супер «Мерседесах» в то время народ говорил, Володька проехал на «Мерсе». Никто никогда не говорил, о, сволочь поганая, купил, гадюка, этот «Мерседес».

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Считали, что заработал.

А. ГРАДСКИЙ – Нет, они просто считали, что ему можно.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну да.

А. ГРАДСКИЙ – И это наш народ. Вы посмотрите… я бы не хотел конечно говорить о самом первом лице, но в принципе, у нас если кого полюбят, да и за дело, никто никогда не поверит, что этот человек способен совершить плохой поступок, потому что все то, что он делал до этого, говорит против этого. Поэтому у меня был смешной такой случай. Такой простой случай. Что-то я такое сделал, приобрел что-то, и мне сказали, вот смотри, теперь тебя журналисты за это начнут. Я говорю, никогда. И люди, и журналисты. Знаешь, почему? Потому что я пашу всю жизнь как бобик. А люди наши в России очень здорово это умеют отличать. Они умеют отличать человека, который пашет, от человека, который мелет языком. И это очень высокого стоит. И никаким телевидением, Матвей, никаким даже средством массовой информации не обмануть наших людей, они очень проницательны. Другое дело, да, на время можно. Обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад. Можно на какое-то время немножко припудрить людям мозги и даже привлечь их в зал, но это не большое время, ну так: полгода, ну – год, ну – полтора.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Мы разговариваем с Александром Градским. А как вы проводите свободное время?

А. ГРАДСКИЙ – Нету.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну есть.

А. ГРАДСКИЙ – Ну вот сейчас.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну нет, ну все равно есть. Я вот иногда читаю журналы. Не часто, но видно, вот волосатый Градский пришел куда-то.

А. ГРАДСКИЙ – Редчайший случай.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, есть, есть такое.

А. ГРАДСКИЙ – Редчайший случай.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Вот как вы любите отдыхать?

А. ГРАДСКИЙ – На диване дома: телевизор, футбол, теннис, хоккей – вот я смотрю. Диван такой вот: «бздым», кондиционер, если жарко, батареи, если холодно, телевизор, и вот там, где спорт.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А в руке виски? Что вы любите выпивать?

А. ГРАДСКИЙ – По-разному. Водку – за столом с друзьями, с закуской. Виски – да. Виски, коньяк – это один за телевизором, за столом. Но в силу своего организма, в силу его особенностей… Ведь меня посвящала в музыканты когда-то Татьяна Кирилловна Окуневская – известная наша замечательная актриса. И я был маленьким мальчиком и поехал на гастроли аккомпанировать ей на гитаре очень давно. Они посвящали в музыканты так. Они мне налили стакан спирта довольно здоровый – грамм 200 с лишним, 220, а потом налили этот же спирт еще и в тарелку, и туда хлеба черного. И задача была такая: выпить стакан спирта, потом обмакнуть эти хлебные мякиши в спирт и закусывать. Я помню, как я…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Начал эту процедуру.

А. ГРАДСКИЙ – Выпил, потом хлебные мякиши, вот на каком-то моменте я еще был в состоянии все это вспоминать, а потом на утро я был в прекрасном состоянии духа. И потом я начал действительно выписать так. И я не помню себя пьяным – ни разу. Я мог быть навеселе. Я никогда не сажусь пьяным за руль.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Но все-таки, какую выпивку вы любите?

А. ГРАДСКИЙ – Вот сказал…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Водку – за столом. А когда телевизор?

А. ГРАДСКИЙ – Виски, коньяк. Иногда вино красное, если хорошее.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Сравниваю со своими ощущениями.

А. ГРАДСКИЙ – Те же самые, перестаньте!

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – А пиво?

А. ГРАДСКИЙ – Очень. Очень даже. Но пиво иногда, знаете, мы приходим в ресторан какой-нибудь, в качестве водки, предположим, я не уверен…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Огромный бокал холодного.

А. ГРАДСКИЙ – Да, берется холодное пиво, какое-нибудь нефильтрованное, не буду делать рекламу. Вот такие есть здоровые стаканы. Называется «Хугарден» пиво. Ну уж ладно, скажу. Вот берется пара таких бокалов. Но оно же быстро выходит. К вечеру уже ничего не остается. А под пиво хорошо с ребятами общаться. Но это в ресторане. А дома – водка. И котлеты я люблю делать сам. И ко мне на котлеты…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Обычные, домашние?

А. ГРАДСКИЙ – Ну, не обычные. Я бы так выразился, у меня котлеты хорошие.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – С чесночком…

А. ГРАДСКИЙ – Со всем, с чем положено быть котлетам.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Да у каждого котлеты домашние необычные.

А. ГРАДСКИЙ – Это у каждого. А у меня есть одна девушка знакомая, не буду называть ее фамилию, она очень худа и стройна (подруга нашей семьи)…

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Сожрала все котлеты.

А. ГРАДСКИЙ – 8,5 – у нее был рекорд. 8,5 котлет за 1,5 часа. Так что не совсем простые котлеты-то у меня, если можно прийти и 8,5 котлет… и последнюю половину она не доела и унесла домой, сказала, что я дома ее доем.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Ну что ж, дорогой Александр Градский, вот мы с вами и встретились. И мы отмониторили, как это сейчас принято говорить.

А. ГРАДСКИЙ – Что это такое? А, записали.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нет, отмониторили вас сейчас. Вот в этот день 2006-го года.

А. ГРАДСКИЙ – То есть зафиксировали?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Зафиксировали.

А. ГРАДСКИЙ – «Тут примчались санитары, - написал Высоцкий, - и зафиксировали нас».

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Хочу сказать, что вы в замечательном здравии и так творчески одухотворены. И это чрезвычайно приятно. И значит, что появится эта история, которую вы сейчас пишете. Вы знаете, я считаю, что периодически надо гражданам России напоминать: через 3 года, через 4 года, вот каждые 3 – 4 года или 5 лет…

А. ГРАДСКИЙ – О себе?

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Нужно напоминать гражданам, что есть произведение «Мастер и Маргарита». Ну вы помните, был сначала один фильм, который так и не показали, после этого был телевизионный фильм, который показали. А вот сейчас вы вносите свою лепту и делаете то ли оперу, то ли мюзикл.

А. ГРАДСКИЙ – Вы знаете, я вам на это отвечу, поскольку время уже истекает, я отвечу очень быстро. Дело все в том, что то, что делаю я сейчас – это совершенно другой жанр. Люди, которые снимают фильмы или ставят спектакли, у них очень тяжелая судьба. Когда ты делаешь музыкальное произведение, ты заведомо ставишь себя в более правильные художественные рамки. От тебя никто не ждет, что это будет точно так, как это написано у автора. От тебя ждут трактовки и духа. Если удастся добиться духа или передать этот дух, вот это главное для музыкального произведения. Поэтому музыканты, композиторы певцы в более выгодном положении. Поэтому это не будет та «Мастер и Маргарита», которую все ждут, это будет совершенно другое произведение.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Да не важно, лишь бы была. Дорогие друзья, это был «Бомонд», у нас в гостях был Александр Градский. Саша, спасибо, что вы пришли.

А. ГРАДСКИЙ – И вам спасибо.

М. ГАНАПОЛЬСКИЙ – Успехов творческих и здоровья!

А. ГРАДСКИЙ – Удачи вам и вашей радиостанции тоже. Всего доброго!