В российских архивах ведётся уничтожение карточек заключённых сталинских лагерей - Роман Романов - Бомбардиры - 2018-06-08
08.06.2018
В российских архивах ведётся уничтожение карточек заключённых сталинских лагерей - Роман Романов - Бомбардиры - 2018-06-08
Скачать
А.Орехъ – 10
―
35 Теперь мы поговорим…
В.Уткин
―
О дорогих, холеных булках Германа Стерлигова. Сильно зацепило здесь людей в YouTubе, но не только их.
А.Орехъ
―
Об этом чуть попозже мы вернемся. Сейчас мы к такой, немножко странной истории, которая нас удивила этим утром.
В.Уткин
―
Удивительна своей бессмысленностью.
А.Орехъ
―
Да, про уничтожение картотеки, карточек репрессированных во времена сталинских репрессий и ГУЛАГа.
В.Уткин
―
НРЗБ секретное распоряжение существует: за давностью срока, да?
А.Орехъ
―
Мы это сейчас всё уточним у директора Музея истории ГУЛАГа Романа Романова. Роман с нами на прямой телефонной связи. Роман, доброе утро!
Р.Романов
―
Здравствуйте!
А.Орехъ
―
Как-то нам для понимания. Вот смотрите, карточки уничтожаются просто по сроку давности, потому что надо уничтожать – ну, вот все карточки всех там домушников, карманников, заодно репрессированных…
В.Уткин
―
Они портятся, что ли?
А.Орехъ
―
Просто потому, что они там долежали и их пора выкидывать, или в этом есть, что называется, еще какой-то смысл?
Р.Романов
―
Надеюсь, только первое. И даже первое – это ужасно. Если это по административно-хозяйственным каким-то сложностям уничтожается, то, безусловно, мы это должны установить. Надеюсь, что никакого дополнительного смысла или нагрузки здесь нет. Но даже само уничтожение учетных карточек, оно приводит просто к уничтожению информации о людях.
В.Уткин
―
Роман, а для вас это тоже новость сегодняшнего дня? Вы, в общем, об этом не осведомлены глубже?
Р.Романов
―
Вы знаете, я могу рассказать просто предысторию небольшую. У нас уже два месяца в нашем музее работает Центр документации. Этот центр призван помогать людям в поиске информации об их репрессированных родственников. И у нас уже сотни запросов со всего мира, в основном, конечно, это наши соотечественники, это Россия. И мы как раз получили информацию о том, что дело уничтожено (по конкретному запросу). Дальше следующий вопрос: тогда предъявите информацию об учетной карточке. Учетные карточки должны сохраняться. Дело уничтожено было в 50-е годы, а сейчас нам прислали информацию о том, что учетная карточка уничтожена согласно этому приказу 2014 года. И нам нужно понять, поскольку этот приказ для внутреннего пользования, мы его содержания не знаем…
Р.Романов: Уничтожение учетных карточек приводит просто к уничтожению информации о людях
В.Уткин
―
Понятно, что мы с вами этого не знаем, и указ секретный, но какие могут быть резоны для этого, зачем это делать?
Р.Романов
―
Административно-хозяйственная… отсутствие [мест] хранения, отсутствие персонала по обработке…
В.Уткин
―
Я понимаю, что вопрос помещений, захламленности предметами какими-то, неважно, что на них изображено, он может существовать. Но послушайте, мы живем в цифровую эпоху. А почему ставиться вопрос об уничтожение карточек, а не об их оцифровке, например?
Р.Романов
―
На самом деле, помимо музея у нас еще есть Фонд Памяти, и это Фонд Памяти, он как раз призван аккумулировать средства для реализации концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. В этой концепции есть блок, посвященный как раз архивам. И мы, конечно, за то, чтобы эти материалы оцифровывались.
В.Уткин
―
Я немножко о другом, Роман. Я понимаю, что человек, который занимается тем, чем занимаетесь вы, он, безусловно, заинтересован, и он должен заниматься подобным проектом. Но почему люди, которые принимают решение, казалось бы, административно-хозяйственное, не обсуждают такую вроде бы напрашивающуюся дилемму: негде карточки хранить – ну давайте их оцифруем. Зачем их уничтожать-то, резон в чем?
Р.Романов
―
Для этого тоже нужны деньги, для того, чтобы оцифровать.
В.Уткин
―
Так они же могут поставить вопрос со своей стороны вместо того, чтобы принимать решение об уничтожении этой информации.
Р.Романов
―
Это как бы вопрос, наверное, не ко мне.
В.Уткин
―
Как вы предполагаете, почему они решают уничтожать, а не ставят вопрос «Давайте как-то оцифруем, что ли».
Р.Романов
―
Мне трудно сказать, почему принимают решение по уничтожению. Просто вот этот вопрос про уничтожение. НРЗБ в 50-е годы уничтожались просто тоже по каким-то хозяйственным нуждам, потому что мешал или начиналась какая-то новая геологическая разведка.И вот эта история про уничтожение документов и всех свидетелей, она доходит и до сегодняшнего дня. То есть почему эта линия не прервалась в 90-е годы, почему мы уже после 2014 года продолжаем в этом же направлении, для меня это вопрос. Просто разрабатывалась же федеральная целевая программа, в которой оцифровка архивов и соответствующее финансирование тоже, собственно, предполагалась. Эта целевая программа не была утверждена и осталась только концепция.
Р.Романов: Уничтожение карточки нереабилитированного человека - потом мы не можем ни на что ссылаться для реабилитации
А.Орехъ
―
У меня к вам вопрос, Роман, совсем глупый. Вот, действительно, стоит такой вопрос, что это либо будет уничтожено, потому что им там действительно негде хранить, либо что? Вот вы могли бы сказать: «Слушайте, вы же все равно будете выкидывать куда-то. Давайте мы приедем и заберем»?
Р.Романов
―
У нас есть как бы готовый ответ. Центр документации, который сейчас у нас функционирует в музее, мы готовы филиалы этого центра открывать. Он может быть передвижной, мобильный, что он приезжает, сканирует, и это может быть сканирование там, например, полгода или год. То есть мы готовы оцифровывать десятки и сотни тысяч документов. У нас такая возможность есть. То есть альтернативу мы можем предложить.
А.Орехъ
―
Хорошо, но тут ведь возникает еще один вопрос. Те люди, которые были по политическим статьям, которых относят к репрессированным – это одна история. Но, как я понимаю, уничтожается если всё, то, в конце концов, все равно память о людях… не все же там были убийцы. Кто-то, может быть, действительно, просто что-то украл, а потом стал хорошим человеком, а о нем никакой памяти не остается, об этом гражданине, его истории, в конце концов. То есть мы же, наверное, не можем поделить, что эти мы сохраняем, потому что они были репрессированы, а всё остальное выкидываем, потому что мало ли, чего он спер на базаре.
Р.Романов
―
Мне кажется, это какое-то особое рассмотрение должно быть, разделение. Потому что многие не реабилитированы. И сейчас уничтожение карточки нереабилитированного человека… а потом мы не можем ни на что ссылаться для процесса реабилитации.
А.Орехъ
―
То есть не осталось просто документов никаких.
Р.Романов
―
Да. И я как музейщик за то, чтобы сохранить всё. И цифровые технологии, они позволяют это делать. Мы можем сейчас всё это сканировать и потом в спокойной обстановке реализовывать, а когда это всё уничтожается, мы уже не сможем разобраться.
А.Орехъ
―
А это уничтожается вот сейчас, по вашим сведениям, все-таки в масштабах всей страны? Потому что вот мы слышали про Магадан…
Р.Романов
―
Нет, у нас нет сведений. Мы как раз хотели бы это выяснить, в каком масштабе. Или это только в Магадане по решению местного руководства и всё, локальная история. Но мы хотели бы просто это выяснить. Поэтому наше обращение к Михаилу Александровичу Федотову, оно было как раз с тем, чтобы уже на уровне рабочей группы при президенте Российской Федерации этой вопрос был рассмотрен.
А.Орехъ
―
Ну что, будем следить дальше, как будет вся эта история развиваться. Роман Романов, директор Государственного музея истории ГУЛАГа был у нас в прямом эфире. Спасибо, Роман, вам!