Волшебная гора: поэт в России - больше, чем поэт? Как рождается современная драматургия - Дмитрий Данилов - Интервью - 2021-04-26
Т. Троянская
―
В студии Татьяна Троянская, программа «Волшебная гора». Я приветствую у нас в студии (как мне приятно говорить, когда гость находится в студии, не на экране!) Дмитрия Данилова – поэта, писатели, драматурга и лауреата высшей российской театральной премии «Золотая маска». Дмитрий, добрый день.
Д. Данилов
―
Добрый день.
Т. Троянская
―
Во-первых, поздравляю вас с выходом книги, «„Человек из Подольска“ и другие пьесы». Там 4 или 5 пьес, да?
Д. Данилов
―
Шесть.
Т. Троянская
―
Поздравляю с выходом книги и хочу начать именно с «Золотой маски», поскольку на прошлой неделе (в четверг, если я не ошибаюсь) было торжественное вручение. До этого, в среду, у нас по всей стране были акции небезызвестные. Церемонию, среди прочих актрис, вела Варвара Шмыкова. Меня знаете, что удивило? Сейчас это просто наблюдение, не осуждение: никто из тех, кто выходил на сцену никаким намеком ничего абсолютно не сказал о том, что происходит в стране. Лия Ахеджакова, которая получала награду за спектакль Андрея Могучего, тоже выходила, говорила очень много приятных слов, но ни одного слова об этом. Что-то поменялось? Что-то случилось, что-то произошло, что мы не заметили? Артисты приняли, может быть, для них мудрое решение – лучше промолчать?
Д. Данилов
―
Конечно, я должен сделать оговорку, что это знают только сами артисты, потому что я на этой церемонии не присутствовал и даже ее не смотрел. У меня была встреча долгая и интервью, ровно в это время, поэтому я не знаю. Когда я сам получал «Золотую маску» в 2018 году за лучшую работу драматурга, тогда в разгаре было дело «Седьмой студии», Кирилл Серебренников был под домашним арестом, и буквально через одного все лауреаты говорили слова в его поддержку. Тогда было так, но надо делать скидку на то, что Серебренников – это один из важнейших людей театра и понятно, что его задержание и задержания его коллег, уголовное дело очень волновало театральную общественность. То есть, это было цеховое дело, поэтому проявленная солидарность была неудивительна.Почему сейчас никто ничего не сказал… Знаете, я внесу нотку, может быть, такого... я бы не стал это называть цинизмом, но чего-то такого. Все-таки премия театральная, речь идет о театре. Мне кажется, если происходит что-то такое, что происходило тогда, протесты, задержания – это не значит, что нужно использовать любую возможность высказывания для того, чтобы высказывание свернуть на эту тему. Конечно, это важно, то, что происходит, но мне кажется, не является гражданским долгом человека, если он выходит на какую-то сцену по совершенно по другому поводу, отодвинуть в сторону текущую тему и начать говорить, допустим, о задержаниях или о подавлении протеста. Поэтому я не могу сказать, что лично меня это как-то возмущает, но люди решили, что в данный момент они…
Т. Троянская
―
То есть, это самостоятельное решение? Или может быть организаторы «Золотой маски» попросили: «Пожалуйста, давайте не будем делать скандала».
Д. Данилов
―
Этого я не знаю. Я бы даже тут не стал никаких предположений делать. Потому что это надо либо знать, либо не знать. Я не знаю.
Т. Троянская
―
Вы же, наверное, как человек, который наблюдает за тем, что происходит в нашей стране, видите, как быстро случаются перемены. И даже в 2017 году все было совершенно по-другому.
Д. Данилов
―
Вы знаете, для меня это не так очевидно, я бы не сказал, что это какие-то очень существенные изменения. Наверное, это мы с вами сейчас чувствуем какие-то оттенки, а пройдет лет 30 и для них весь этот период будет просто неким огромным массивом, причем заранее неизвестно, с каким знаком эти будущие люди будут это время оценивать.
Т. Троянская
―
Ну это естественно. В зависимости от того, чем оно завершится.
Д. Данилов
―
Я бы не сказал, что с 2017-го года что-то кардинально поменялось. Вот после 2014-го года многое поменялось, это да. А после 2017-го – я не знаю.
Т. Троянская
―
Смотрите, я по журналистской работе: мы сейчас, произнеся название издания, например, «Медуза», обязаны сказать, что это – иностранный агент. Началось рассмотрение иска по Фонду борьбы с коррупцией и вполне возможно, через некоторое время его назовут экстремистской организацией. Соответственно, чтобы произнести в эфире ФБК, мы должны сказать – иностранный агент, экстремист и прочее. Всё усложняется, и ты понимаешь, что придраться можно к чему угодно. Самоцензура, возможно, появится. Возможно, пришло время эзопова языка. Вот вам, как писателю…?Д. Данилов
―
К счастью мне, как писателю, не приходится прибегать к эзопову языку. С другой стороны, я в своих писаниях, в пьесах, в прозаических текстах, в стихотворениях никаких острых тем не затрагиваю, поэтому, к счастью, не ощущаю на себе внимания государства. Моё творчество ему не интересно. И очень хорошо, меня это абсолютно устраивает.
Т. Троянская
―
Когда я читаю ваши пьесы и смотрю по ним спектакли, у меня ощущение, что они действительно абсолютно прозрачны и понятны, но при этом, возможно, за счет их прозрачности каждый видит в них то, что видит. И это могут быть абсолютно различные вещи. И в этом, может, такая загогулина.
Д. Данилов
―
Может быть. Но вы знаете, автору всегда трудно об этом рассуждать, получается, что это еще один шаг до того, что автор начнет объяснять, что он хотел сказать. Чего, как известно, автору лучше не делать. Но действительно, я видел разные трактовки моих пьес, особенно пьесы «Человек из Подольска». Есть буквально полярные трактовки. Часто я слышал условно патриотические трактовки, когда мне говорят: «Это такая патриотическая пьеса, нас призывают любить свой город, свою родину». Что меня, конечно, удивляет, я этих смыслов не закладывал. Но неважно. А есть трактовки условно оппозиционные, когда люди говорят, что эта пьеса –метафора современной России, где государство насильственно насаждает патриотизм, заставляет любить этот свой Подольск, а не Амстердам. И таких смыслов лично я не закладывал, но они, тем не менее, есть.
Т. Троянская
―
А какие смыслы вы закладывали?
Д. Данилов
―
Не сочтите за кокетство – я никаких смыслов не закладывал. Я считаю, что это вообще не дело автора – закладывать смыслы и использовать своё произведение, как рупор для трансляции своих идей. Я веду драматургические курсы и прямо на первом же занятии говорю, что мой подход заключается в том, что если у тебя много очень идей, которые ты хочешь сообщить миру – тебе надо писать философский трактат, или политический трактат. Какой-нибудь. Аристотель придумал для нас прекрасную форму философского трактата. Сядь, возьми лист бумаги или открой новый файл и пиши, что считаешь нужным.А в художественном произведении, мне кажется, этого не стоит делать, потому что сразу появляется ходульность. Зритель, слушатель и читатель, чуткий к языку сразу чувствует, когда персонажи начинают изрекать идеи автора. Это сразу придаёт искусственность, всё становится не очень серьёзным. Я свои пьесы рассматриваю, как пустую структуру, сравниваю с пустым трубопроводом, который заполняют чем-то режиссёры, актёры и зрители. Пусть они думают, о чём это. Не я должен говорить: «Это о том-то».
Т. Троянская
―
То есть, пустота – как начало начал? В буддийском смысле пустота.
Д. Данилов
―
Надо оставить простор для того, чтобы режиссёр, актёры, художник, вообще все, кто делает спектакль, и как финал – зритель в зале, стали об этом думать и наполнили эту структуру своим смыслом. А не я им заранее указал: «Вы сейчас увидите нечто, это будет про то-то и пожалуйста, думайте вот об этом». Тогда никакого простора для ума, для творчества у людей не остаётся. А творить должны все, не только сам автор.
Т. Троянская
―
Но, наверное, какое-то наполнение вам нравится больше, а какое-то меньше. Значит, некая склонность имеется.
Д. Данилов
―
Единственное, что я могу сказать, что у меня некоторое удивление вызывают сильно политизированные трактовки, потому что об этих вещах я лично совсем не думал. Ни о путинской России, ни даже о полицейском насилии. Несомненно, в пьесе «Человек из Подольска» присутствует полицейское насилие, но оно вообще в жизни России присутствует. Сколько я себя помню – всегда было полицейское насилие. Поэтому это всё равно что писать про плохую погоду в декабре.
Т. Троянская
―
То есть, это данность.
Д. Данилов
―
Это некая данность. Я, правда, так осторожно надеюсь, что это когда-то изменится, но на данный момент – это данность, и снова эту тему, как главную, поднимать и обращать внимание людей: «Вот, смотрите, какое у нас происходит дикое полицейское насилие» – ну как-то… Уже сказано об этом столько. Поэтому такие ультра-политизированные оценки меня удивляют. Они меня не возмущают, люди вправе, пожалуйста. Если человек, в отличие от меня, очень близко к сердцу принимает происходящие политические события – окей, пусть он для себя увидит что-то близкое ему, я только за.
Т. Троянская
―
Произведение искусства – это как зеркало, и каждый в нём видит какие-то свои ключи и открывает в себе что-то благодаря тому или иному произведению. Вот вы говорите про политику, а что значит…? Я сейчас не про Путина, а например, про закон этот, поправки к Закону о просвещении. Он в пятницу был опубликован, за выходные все прочитали и обалдели. Сейчас любая женщина, которая поучает, как правильно приготовить торт, может быть привлечена.
Д. Данилов
―
Да.
Т. Троянская
―
Вот видите. И это абсурд, который в ваших пьесах тоже бывает. Причём его ещё не было тогда, когда вы писали.
Д. Данилов
―
Как всякий хоть немного разумный человек я, конечно, не могу к такому закону относиться с одобрением. Единственное, я надеюсь, что все эти законодательные российские ужасы (причём не только современные, а всю историю России так было), все эти странные законы, которые не вызывают ничего, кроме тяжёлого недоумения, компенсируются нашей традиционной необязательностью их исполнения.
Т. Троянская
―
Они будут избирательно исполняться.
Д. Данилов
―
Они будут использоваться, наверное, избирательно, либо почти никак. Это некое заготовленное на всякий случай орудие, что если вдруг конкретно кого-то надо будет как-то публично привлечь и наказать – тогда, может быть, достанут из загашника это орудие и его используют. Так, чтобы начать любую активность отслеживать и применять – это просто физически невозможно, поэтому я очень надеюсь, что каких-то серьёзных последствий это не будет иметь. Ну посмотрим. У нас нужно быть ко всему готовым.
Т. Троянская
―
Очень многие пишущие люди говорят о том, что всю боль, которую они испытывают, глядя на происходящее, они используют в творчестве. Как у Гребенщикова: «Возьми твою боль и пускай она станет крылом». У вас так или по-другому? Вас вдохновляет вот этот ужас, который вы перерабатываете в прекрасные сочинения?
Д. Данилов
―
Вы знаете, я тут рискну навлечь на себя гнев части или, может быть, всей аудитории, но я не отношусь к происходящему, как к какому-то… Есть анекдот, он заканчивается фразой: «Ну ужас. Но не ужас-ужас-ужас». Я человек, который вырос в настоящей ужасной тоталитарной империи, в Советском Союзе. Где была жесточайшая цензура, где строго регламентировались все стороны человеческой жизни, где всё оценивалось через политику, в том числе, допустим, талант писателя. Нельзя было сказать, что антисоветски настроенный писатель – талантлив. Нет, его объявляли бездарем, потому что талантливый человек не может быть против социализма, против СССР.Я этой советской еды наелся, и я этого очень не люблю, я очень не люблю всё советское, честно скажу. Я это всё видел, я в этом вырос. Когда СССР распался, мне было 22 года, я знаю на себе, что такое советская армия, я всё время вспоминаю вот то. И по сравнению с тем то, что сейчас – это, знаете, честно, не ужас. Ну неприятно всё это, ну плохо. Конечно я, как человек, который пишет, довольно болезненно реагирую на проявление цензуры, это да, плохо. Но друзья, я помню, как человека останавливали на улице, находили у него книгу Солженицын и реально сажали в тюрьму надолго.
Т. Троянская
―
Сейчас сажают за репост.
Д. Данилов
―
Да-да-да, тоже вот…
Т. Троянская
―
Просто другие формы.
Д. Данилов
―
Другие формы, но и другая, совершенно несравнимая степень давления. Она несравнимая. Тогда тоже была какая-то минимальная свобода, что-то можно было тихо делать, но в целом было страшное давление, колоссальные информационные ограничения. Это смешно говорить сейчас, но невозможно было просто пойти и купить в магазине Библию. Она не продавалась вообще нигде. Или книгу Набокова. Ну казалось бы, Набоков – ну что такого? Просто Набоков. И невозможно. Поэтому уровень давления совершенно несопоставим. Помня то давление, я понимаю, что для меня лично – это вот не трагедия. Плохо всё, конечно, хотелось бы жить в условиях свобод, в условиях более-менее нормального современного государства. Ну что? Ну вот так вот.Я вижу иногда людей, наблюдаю их состояние и понимаю, что они прямо жить не могут с этим, для них это реально личная трагедия. У меня этого нет. Я не политический активист, я политикой не занимаюсь, я хотел бы, чтобы её было как можно меньше в моей жизни. Я писатель, у меня есть моя работа, я за неё отвечаю. Я стараюсь принципами стоицизма руководствоваться: беспокойся о том, что ты можешь и должен контролировать. Вот об этом беспокойся. А если ты что-то контролировать не можешь и не должен – просто не думай об этом. Я стараюсь, чтобы не сойти с ума, не искалечить свою психику, думать о своих каких-то… Остальное – бог даст, как-то будет получше. Ну а не даст – значит, не даст.
Т. Троянская
―
А включается внутренняя цензура в последнее время? Например: «Ой, здесь могут не так понять, а тут я могу оскорбить кого-то». Такого не возникает?
Д. Данилов
―
Нет. У меня нет. Но с другой стороны, опять же, я в этом плане автор достаточно спокойный. У меня практически отсутствует мат в текстах – он мне просто не нужен. Не то, чтобы я против. Я как раз против всех ограничений, я считаю, что в творческой работе можно абсолютно всё. Если тебе для решения твоих творческих задач нужен мат, то он нужен. Представьте себе…
Т. Троянская
―
Ерофеева сразу вспоминают.
Д. Данилов
―
Да, я как раз хотел сказать: представьте себе «Москву – Петушки» без мата. Всё рухнет, вся эта конструкция рухнет. Там это необходимо. А мне не нужно как-то, я обхожусь. Поэтому у меня в текстах нет ни политики, ни мата.
Т. Троянская
―
А полицейские, например? Чтобы не оскорбились. Они же очень нежные стали в последнее время.
Д. Данилов
―
Вы знаете, во-первых, не думаю. Я думаю, что они как-нибудь потерпят. А во-вторых, надо отметить, что полицейским нравится это всё.
Т. Троянская
―
Ну да, они по-своему понимают.
Д. Данилов
―
Потому что был очень смешной случай, я его всегда рассказываю, это очень весело было. Ещё в 2017 году, когда пьеса «Человек из Подольска» ещё особо никому не была известна… Каждый год в Тольятти проходит фестиваль драматургических читок, и её туда отобрали почитать. И вот на эту читку неожиданно пришло целое полицейское подразделение, причём оно пришло не кого-то задерживать или закрывать, а просто послушать. Их начальство, узнав о том, что в городе проходит драматургический фестиваль, просто их отправило: «Вот ты, ты и ты, идите и повышайте культурный уровень, потому что полицейский должен быть культурным».Они пришли и случайно… Они не знали, что это про полицию, и случайно попали на «Человека из Подольска». Посмотрели и потом долго благодарили организаторов, говорили: «Нам очень понравилось, это замечательный образ полиции, полиция такой должна быть». Так что они совершенно не травмируются, им нравится.
Т. Троянская
―
Я в связи с этим, кстати, вспомнила богомоловский спектакль «Слава» – не знаю, вы видели или нет этот спектакль в Большом драматическом театре. Там та же самая история, пьеса Гусева 1930-х годов, которая, с одной стороны, может восприниматься как абсолютный ура-патриотизм, а с другой стороны, издёвка над этим патриотизмом. Поэтому довольными выходят все. Одни думают: «Боже мой, как это здорово!», другие говорят: «Это же просто насмешка».Ещё сегодня ночью вручали «Оскар» в Америке, в Лос-Анджелесе. И удивительно… Я смотрела на всех номинантов, теперь уже часть лауреатами стали… Во-первых, «Оскар» вручался по новым правилам – вы, наверное, слышали о том, что среди номинантов должны быть задействованы представители разных рас, все соц. меньшинства, ЛГБТ. Только наличие всего этого допускает картину до конкурса. И здесь, кстати, единодушно против этого выступали и Андрей Звягинцев, и Никита Сергеевич Михалков – их мнения сходятся, что нельзя так оценивать всю эту историю. И в итоге это был абсолютно социальный «Оскар». Я не против социалки, но это вопрос художественного языка. Как вам кажется, не дошли ли мы во всём мире уже до какого-то абсурда?
Д. Данилов
―
Мне кажется, если ещё не дошли, то стремительно идём, потому что то, что вы сказали, вот эти квоты – это новый тоталитаризм.
Т. Троянская
―
Новая этика.
Д. Данилов
―
Мы это всё проходили в Советском Союзе. Опять же, как человек, выросший в этом мраке, я это помню. Все эти квоты, все эти «обязательно должно быть то, это, а почему у вас не показана роль коммунистической партии, а почему в вашей диссертации по химии нет цитат Ленина и Маркса?» Вот это бесконечное… Советский Союз был царством политкорректности, как известно. Там были свои абсолютно чёткие политкорректные нормы. Просто они были другие, но по сути своей они мало чем отличались. И мы видим, во-первых, тоталитаризм, и во-вторых, цензуру.Автор должен быть свободен. Если ему для его замыслов нужны только белые люди, пусть будут только белые люди. Если для его художественных замыслов в его тексте, в его фильме должны звучать, допустим, какие-то оскорбительные высказывания в адрес чёрных – пусть они звучат. Это искусство. Не надо слова персонажей приписывать автору. Всё должно быть можно, абсолютно всё, просто всё. Сделайте пометки, если у вас какие-то дикие сцены есть, чтобы их, допустим, не посмотрели дети до какого-то возраста, потому что детей это может травмировать. А остальное всё – пусть.
Т. Троянская
―
Дмитрий, мы сейчас прервёмся на московские новости, но останемся на YouTube.НОВОСТИ
Т. Троянская
―
Продолжаем наш эфир. Дмитрий Данилов, писатель, драматург, поэт, лауреат Высшей всероссийской театральной премии «Золотая маска» у нас в студии. Кстати, завтра (27 апреля) презентация вашей книги. Где она будет, и как на неё попасть? Давайте проанонсируем.
Д. Данилов
―
Она будет в книжном магазине «Во весь голос» на улице Маяковского. Только я не помню дом, но, думаю, это легко найти.
Т. Троянская
―
Интернет вам в помощь.
Д. Данилов
―
Это будет, если я ничего не путаю, в 19:30. Можно просто прийти и там побыть, это бесплатно, естественно.
Т. Троянская
―
И вы будете отвечать на вопросы, правильно?
Д. Данилов
―
Да, у нас будет какой-то разговор с модератором. С удовольствием отвечу на вопросы гостей, тех, кто придёт. Приходите, пообщаемся, буду рад.
Т. Троянская
―
Так что, если какие-то вопросы я не задала, вы можете. А вообще общение с читателями вам интересно? Что вам интересно от читателей – всё-таки узнать, чем они заполнили ваше произведение?
Д. Данилов
―
Общение с читателями мне очень интересно, потому что я подозреваю, что оно интересно практически любому автору, если это не такой титан духа, как, допустим, Эмили Дикинсон, которая писала все свои великие стихи и просто складывала в стол. Но это такой человек. Я думаю, что подавляющему большинству авторов интересно впечатление, которое их текст производит на человека.Творческий процесс – это коммуникация. Всегда книга, пьеса, стихотворение – это некоторое высказывание, которое в принципе предполагает, что если не сейчас, то когда-нибудь у этого высказывания всё-таки будет адресат. Сколько бы мы ни надевали на себя маски снобов и говорили: «Зритель/читатель для меня не важен»… В процессе письма он действительно не важен, я вот, когда придумываю и пишу, не думаю об этой рецепции. Но когда уже всё написано, дальше интересно, что из этого получится.
Т. Троянская
―
Хочется отклика.
Д. Данилов
―
Да, уже дальше отклик очень интересен. Поэтому я всегда с удовольствием участвую в таких встречах с читателями. Очень интересно слушать трактовки и то, что люди поняли, интересно слушать случаи, когда люди поняли как-то странно или вообще не поняли. Всё интересно. Так что я очень люблю это дело и всегда с удовольствием приезжаю, если я могу физически, и у меня по расписанию получается.
Т. Троянская
―
Я сейчас читаю книгу Дональда Рейфилда «Жизнь Антона Чехова». И когда ты читаешь это, ты понимаешь, что вообще всё, что он пишет, было у него так или иначе в жизни, и все герои узнаваемы. Вы берёте из жизни героев, или…? Вы сказали слово «придумываю», поэтому я и захотела вас спросить об этом.
Д. Данилов
―
Вы знаете, тут у меня немножко разная ситуация в прозе и в драматургии, потому что моя проза, за какими-то редкими исключениями – это абсолютно не придуманные какие-то вещи. У меня есть четыре книги романного объёма. Я бы не назвал их романами, но большие тексты. Они все написаны по принципу – я брал какой-то кусок реальности и его просто описывал прямо в его течении. Я заранее не знал, чем так кончится.
Т. Троянская
―
То есть, вы просто наблюдали и всё это…
Д. Данилов
―
И фиксировал, да, как наблюдатель. Там я ничего не придумывал, но там и нет каких-то персонажей особенно. Например, у меня есть книга «Описание города». Название полностью соответствует содержанию, я выбрал город, с которым решил познакомиться, и действительно в течение целого года ездил каждый месяц, 12 раз за год.
Т. Троянская
―
Это вы сами себе такое задание дали?
Д. Данилов
―
Сам себе дал такое задание. Я не ездил по какому-то делу, делом было написание книги. И я знакомился с этим городом, описывал его. Но там нет каких-то персонажей человеческих. А в пьесах по-другому, пьесы я полностью придумываю из головы. Никаких прототипов реальных, ничего такого нет.
Т. Троянская
―
Всё равно, я не знаю, какая-то зацепка, что-то услышали, что-то увидели, весь этот замес?
Д. Данилов
―
Зацепки бывают, конечно. Бывает, что пьеса возникает из какой-то жизненной ситуации. Самый характерный пример в этом плане – это пьеса «Серёжа очень тупой». Я просто помню, как я её придумывал. Мне позвонил курьер утром и говорит: «Здрасьте, вы Данилов Дмитрий Алексеевич?» Я говорю: «Да». – «Адрес вот такой у вас?» – «Да, всё верно». – «Для вас посылка, это служба курьерской доставки». – «Да, отлично, давайте привозите». – «А вы сейчас дома?» – «Дома». – «Если я сейчас приеду, вам удобно?» – «Да, приезжайте». И он говорит: «Хорошо, я у вас буду в течение часа».Всё, поговорили, и я эту последнюю фразу вдруг стал как-то переосмысливать. Какая интересная фраза: «Я у вас буду в течение часа». Мы привыкли, что это значит, что его приезд состоится на временном отрезке длиной в один час. А можно это по-другому понять: что он придёт и будет находиться у меня в течение часа. Я очень быстро себе представил, что будет, если он будет не один, а их будет, допустим, трое – такая бригада курьеров, если они как-то убедят хозяина квартиры их пустить, придут, сядут, и что из этого получится. Я стал как-то разминать, и придумалась пьеса. Пока курьер ехал, я основу этой пьесы уже придумал. Дальше ещё допридумывал. Вот так бывает, да. Но видите как, курьер остался безымянным. Я не написал конкретно про него. Он меня просто своей фразой…
Т. Троянская
―
И там история закончилась по-другому.
Д. Данилов
―
Он приехал, дал мне посылку и уехал, да. Бывает, что сюжет пьесы берётся из жизни, но он не берётся из наблюдений за конкретными людьми. Что у меня есть, допустим, мой приятель – писатель А, дай-ка я его выведу в качестве персонажа. Такого нет. Да и я это не очень люблю, если честно.
Т. Троянская
―
И люди тоже не очень любят, потому что на Чехова многие обижались и оскорблялись. Вы знаете, конечно же, театр «Практика». Он скооперировал две пьесы, и играют в один вечер «Серёжа очень тупой» и «Человека из Подольска». Причём половина зрителей смотрит один спектакль, а вторая половина – другой. Я даже не знаю, с чего лучше начинать. У вас есть рецепт? Я начинала с «Человека».
Д. Данилов
―
Вы его видели?
Т. Троянская
―
Да, я здесь в театре «Мастерская» видела.
Д. Данилов
―
Я видел и так, и так. Я всего два раза видел этот спектакль, оба варианта. Мне кажется, предпочтительного нет. Как повезёт, так и будет. Мне кажется, оно работает. Действительно интересный проект, мне он самому нравится, когда зрители сначала видят одну пьесу, потом меняются залами и видят другую. Просто эти обе части сделаны в единой стилистике.
Т. Троянская
―
Да, и ощущение возникает… Потому что когда читаешь пьесы, они же разные! Самостоятельные.
Д. Данилов
―
Они похожи, но всё равно разные. А тут они сливаются в какое-то единство. Это очень интересный эффект. Там, конечно, прекрасная работа и режиссёра Марины Брусникиной, и художника Саввы Савельева. Художественная работа и сценография там очень мощная, я считаю.
Т. Троянская
―
Плюс ещё работа ведётся в антракте.
Д. Данилов
―
В антракте что-то происходит, какие-то действия, акции, активности. Люди разучивают танцы полицейские. Там чего только не происходит. Действительно очень интересно придумано, очень здорово. Я обращаюсь к любителям театра: если вы на этот спектакль попадёте, не переживайте, что вы увидите первым, а что вторым. Оно всё как-то сработает.
Т. Троянская
―
Да. Стоит туда попасть.
Д. Данилов
―
Мне самому спектакль очень нравится. Не потому, что он по моим пьесам, а потому, что это великолепная работа всех, кого я перечислил, плюс прекрасных актёров-брусникинцев, студентов курса Дмитрия Брусникина, который, к сожалению, нас покинул. Там прекрасные актёры, и получился сильный спектакль, мне он очень нравится.
Т. Троянская
―
Семён Серзин поставил фильм, и, насколько мне известно, вам этот фильм понравился. Что вашему творчеству даёт вообще театр и кино? Вы как-то по-другому стали писать?
Д. Данилов
―
Во-первых, и писать совершенно по-другому, потому что пьесы… У меня пока нет полностью написанного мною сценария, чтобы я его весь от начала до конца написал. Я надеюсь, что это ещё будет. А пьесы я пишу совершенно по-другому, чем прозу. Да, для меня это новый способ письма. Потом, для меня это новая реальность, новые люди. Я пишу пьесы четыре года с небольшим, недавно в общем-то. Я познакомился с огромным количеством новых людей.Театральный мир для меня – новый мир, я его изучаю. Я человек совершенно не театральный был и, честно говоря, остаюсь. Я не очень много хожу в театр, я мало что видел по большому счёту. Но я с этим миром с огромным интересом знакомлюсь, и я очень благодарен театральному миру и его людям, что они меня хорошо приняли, по-доброму, потому что я долгие годы и даже десятилетия его просто игнорировал. Я не ходил в театр, не интересовался.
Т. Троянская
―
Вы просто не знали о том, что бывает такой театр.
Д. Данилов
―
Я, конечно, не совсем дикий человек. Я понимал, что есть экспериментальный театр, есть новая драма. Но это всё далеко было, есть и есть. Когда я написал первую пьесу, мои познания в области драматургии ограничивались школьной программой: «Гроза», «Вишнёвый сад», «На дне».
Т. Троянская
―
Классика жанра. В общем, Дмитрий, пишите. 27 апреля презентация на улице Маяковского в 19:30. Дмитрий Данилов, писатель, драматург был у нас сегодня в студии. Спасибо, удачи.
Д. Данилов
―
Спасибо.