Книжная кухня: О биографии Ивана Бунина - Татьяна Двинятина - Интервью - 2021-02-26
Н. Дельгядо
―
Здравствуйте. С вами Наташа Дельгядо, и мы на «Книжной кухне». Сегодня у нас на кухне свежие новости: книга «Иван Бунин. Биографический пунктир», которая вышла в самом конце 2020 года в издательстве «Вита Нова». У нас в студии автор, филолог, ведущий научный сотрудник Пушкинского Дома Татьяна Двинятина. Здравствуйте, Татьяна.
Т. Двинятина
―
Здравствуйте, Наталья и все, кто нас слушает.
Н. Дельгядо
―
Наверное, о Бунине существует много разных биографий, исследований. Чего вам в них не хватало, и почему вы решили написать своё? Хотелось что-то поправить, дополнить, было недостаточно данных, были какие-то тёмные пятна?
Т. Двинятина
―
Я боюсь, что это иллюзия, что о Бунине существует много разной литературы и биографий. По-хорошему существуют материалы по биографии Бунина, которые уже к 1967 году подготовил первый биограф Бунина, Александр Кузьмич Бабореко. Книга «Бунин: Жизнеописание» выходила ещё несколько раз, и финальное издание случилось в 2009 году. Акцент в этой книге сделан на дореволюционную биографию Бунина. Эмигрантский период в ней очерчен бегло и по тем материалам, которые были доступны на тот момент, когда эта книга писалась. Но существует много изданий-спутников.К настоящему времени вышло два огромнейших, тысячестраничных тома «Летописи жизни и творчества И.А. Бунина». Их сделал Сергей Николаевич Морозов. И эти тома доведены до 1919 года — то есть, практически до отъезда Бунина из России. Что касается эмигрантского периода, то существует три сборника новых архивных материалов Бунина, которые вмещают в себя главным образом материалы Бунинской коллекции, хранящиеся в Русском архиве в Лидсе, Великобритания, и включают разностороннюю переписку Бунина с разными его современниками. Существуют тома «Литературного наследства»: две книги вышло в 1973 году, и в 2019 году мы начали новый том, посвящённый Бунину, где огромный пласт архивных материалов отражён.
Не хватало общего взгляда на писателя — так, чтобы его жизнь была очерчена от и до. Он прожил 83 года — это огромный период, в истории литературы тоже. И не хватало, может быть, нового ракурса. Дело в том, что и «Летописи», и биография по лекалам «Жизни замечательных людей», и издания, прообраз которых мы знаем по книгам Вересаева («Пушкин в жизни» или «Гоголь в жизни») — это всё жизнеописания автора, данные с позиции истории литературы. Мне хотелось дать Бунину возможность самому рассказать о себе. Это было первоначальным толчком. В 2007 году я в первый раз оказалась в Лидсе и увидела потрясающую коллекцию бунинских материалов, которые там хранятся. Это и дневники, и письма, и записные книжки, и рукописи, и черновики, и фотографии — всё-всё-всё. В этих материалах столько было живой сохранившейся жизни, столько остановленных мгновений … Хотелось их собрать и, наверное, с 2007 года эта идея мною владела. Дать возможность Бунину самому рассказать о себе.
Н. Дельгядо
―
А хотелось бороться с какими-то клише? Я думаю, что наверняка существуют разные клише восприятия Бунина. «Русский барин», какие-то стандарты в массовой культуре, как мы представляем себе Бунина, клише в эмигрантских воспоминаниях, где он чаще всего предстаёт как комический персонаж. Большинство историй, связанных с Буниным, которые вспоминают эмигранты — иронические и смешные. Было какое-то главное представление о Бунине, с которым хотелось побороться в этой книге?
Т. Двинятина
―
Вы знаете, нет. Пусть о нём говорят, что он желчный, задиристый, злой, ревнивый, резкий. Пусть. Бунин повторял слова своего отца: «Я не червонец, чтобы всем нравиться». На самом деле люди с помощью клише проще объясняют себе то, что им, может быть, непривычно или просто не укладывается в их сознание. Для меня он прежде всего очень органичен, естественен и целен во всех своих поступках и сочинениях. Он просто не опускался до того, чтобы в этой жизни что-то из себя представлять. Он хотел и имел смелость быть, и это — большая разница между его артистизмом и лицедейством. Лицедейство он презирал.Мне хотелось не бороться с какими-то представлениями о нём, а продолжить ту линию, которая была услышана мной ещё тогда, когда я училась в университете, когда я слышала семинар Людмилы Александровны Иезуитовой и лекции Бориса Валентиновича Аверина. Эта книга — в том числе поклон моим университетским учителям. Борис Валентинович тогда привил нам восхищение перед тем чувством жизни, которое было присуще Бунину, перед тем, что значит настоящая, подлинная автобиография. А бороться — нет. Я знаю, что есть такие расхожие мнения и, конечно же, мемуары Нины Берберовой и фильмы вроде «Дневника его жены». Но мне кажется, что они говорят сами за себя, и бороться с ними мне не хочется.
Н. Дельгядо
―
А какое-то адекватное, на ваш взгляд, изображение Бунина вам попадалось?
Т. Двинятина
―
Если говорить об образе Бунина в массовой культуре, то при моём очень негативном отношении к фильму «Дневник его жены», пожалуй, тот образ, который воплотил Андрей Сергеевич Смирнов — ближе всего. Он замечательный актёр, и в этой роли тоже. Сам фильм недостойный, это слишком беспардонно и примитивно — так пользоваться драмой значительного человека, который уже не может вам ответить.
Н. Дельгядо
―
Вы говорите, что Бунин презирал лицедейство. Но всё-таки очень многие авторы, писатели так или иначе строят миф о себе, носят какую-то маску. Бунин сознательно строил свой образ, или это было спонтанно, он жил, как жил?
Т. Двинятина
―
На этот счёт существуют разные мнения. Один из самых интересных исследователей бунинского образа, Даниил Риникер, считает, что Бунин сознательно строил свой литературный образ: подчёркивал одни стороны, затушёвывал другие. Некоторые данные для этого даёт и анализ бунинских рукописей, особенно датировок. Когда для стихотворения, которое в черновом автографе датировано 1915 годом, Бунин в собрании сочинений ставит 1895-й, выдавая таким образом свою зрелость творения заранее, то разницу в 20 лет вряд ли можно счесть случайной. Таких опережающих датировок, пусть и не таких глобальных, у Бунина много, они представляют собой особую проблему для издателя.Но если Бунин и поправлял какие-то отдельные составляющие своего образа, то едва ли они складывались в некую цельную стратегию, заранее ясную, прочерченную программу. Мне кажется, что стоит различать писательскую, человеческую органичность, порой невольные поправки, которые человек вносит в свою биографию — и продуманную литературную стратегию писателя, существующего в определённых условиях издательского, читательского и журнального мира.
Н. Дельгядо
―
Вы говорите, что в вашей книге вы хотели дать слово самому Бунину, услышать его голос. Почему вы выбрали именно такую форму, как раз отсылающую к Вересаеву, к «Пушкину в жизни» — дневниковые записи, свидетельства современников, заметки самого Бунина?
Т. Двинятина
―
Как-то Бунин сказал Галине Кузнецовой: «Разве можно сказать, что такое жизнь? В ней всего намешано... Вот у меня целые десятилетия, которые вспоминать скучно, а ведь были за это время миллионы каких-то мыслей, интересов, планов... Жизнь — это вот когда какая-то там муть за Арбатом, вечереет, галки уже по крестам расселись, шуба тяжела, галоши… Да, что! Вот так бы и написать...» Вот это было некоторым прообразом для моей книги.Но это только один уровень, потому что на следующем, конечно, мне нужно было вплести и погрузить это бунинское мироощущение в исторический литературный контекст всей его жизни. В ней было несколько эпох: условно говоря, до 1905 года — первого большого слома русской жизни; затем до 1917 года — то есть, до революции, полного обвала; затем до 1933 года — Нобелевской премии, первый большой, очень насыщенный период жизни во Франции; и последние 20 лет, ничуть не менее драматические, часто трагические, в которых Бунину тоже было уготовано множество испытаний. А дальше, поскольку на сегодняшний день существует уже целый ряд научных изданий, представляющих тот или иной период или сегмент бунинской жизни, я понимала, что моя книга должна быть своего рода путеводителем по всем актуальным изданиям, связанным с Буниным. И должна быть интересна не только читателям, но и полезна специалистам.
И поэтому третий уровень образует сеть ссылок на источники, книжные и архивные, где тот или иной сюжет бунинской жизни может быть прочитан наиболее полно и глубоко. Плюс дальше шла система перекрёстных отсылок и система указателей не только упоминаемых лиц, которых сотни в этой книге, но и изданий Бунина и отдельных его произведений. Что тоже представляло собой отдельную проблему, так как Бунин мог несколько раз переименовывать одно и то же произведение, с одной стороны, а с другой — одним и тем же названием называть разные свои тексты. Чтобы читатель мог ориентироваться и проследить историю того или иного сочинения, его включали в разные авторские собрания — нужно было всё это точно обозначить. И плюс к этому, конечно, существует очень впечатляющий видеоряд, больше 200 фотографий. У Бунина богатейшая иконография. Уже давно мы хотим сделать фотоальбом его жизни, для этого есть весь материал. Будем надеяться, что когда-нибудь такое издание состоится.
Н. Дельгядо
―
Всё-таки Бунин дорог нам не только тем, что он был умный и здравый человек, и можно проследить, что он думал о своём времени, историю его взглядов; но, собственно, в первую очередь тем, что он создал. Вы как-то прослеживаете связь его судьбы, связь тех событий, которые с ним происходят — и его творчества, как это переливается в его тексты?
Т. Двинятина
―
Да, конечно. Но дело в том, что Бунин для этого очень сложный автор. Между его жизнью и его произведениями всегда есть магический кристалл его воображения, и нет никакой прямой связи между тем, что он испытал в жизни, и тем, что он отразил в своих сочинениях. Его воображение — главное действующее лицо его творчества, конечно же. Я могу обозначить некоторые жизненные впечатления, которые так или иначе преломились в его творческом сознании, но тайна этого преломления останется с Буниным.
Н. Дельгядо
―
Какое для вас было главное свойство его личности? Опять же, простите меня, клишировано, но первое, что приходит в голову — что это умный человек, умный писатель.
Т. Двинятина
―
Ум — это очень много. Цельность, органичность, чувство своей связи с древностью и вечностью, бесконечные отзвуки вечности в миге и мига в вечности. Это та проблема, над которой он бился всю жизнь. Он старался удержать миг в вечности. Мыслил личную память как прообраз личного бессмертия. Это очень много. Упоение жизнью, боль от осознания её конечности — они чередовались в нём, как вдох и выдох. В этом неутихающем взаимном напряжении жизнь была сладкой мукой — это главное, наверное, бунинское выражение, «сладкая мука».То, что он был очень скрытен в жизни и при этом очень смел и открыт в творчестве, был лёгок, звонок и трагичен — вот это для меня его, может быть, основные черты. То, что он считал себя поэтом и в прозе, и в стихах, точно так же, как поэтами были для него Тургенев, Чехов и Толстой, потому что он мыслил поэзию как основу жизни и творчества. Это не был для него род литературы, это была квинтэссенция и самый главный состав жизни. Он был широк, щедр и смел. Мне кажется, это очень здорово.
Н. Дельгядо
―
Как вы относитесь к его поэзии?
Т. Двинятина
―
Как к одному из преломлений его мироощущения. То, что он мыслил себя поэтом во всех своих произведениях, независимо от того, в прозе или стихах они написаны — кажется, что это парадокс. На самом деле этот парадокс мнимый, потому что поэзия лежала в основе его мироощущения, и стихи — это только одна из форм выражения этого мироощущения. Другой вопрос — зачем Бунину, который всегда подчёркивал, что он прежде всего поэт, и страшно обижался, когда его стихи не ценили, нужно было писать и в стихах, и в прозе? Зачем тогда он писал в прозе, если считал себя поэтом?Здесь мне кажется, что доминантой его поэтического мира было великое разнообразие земной жизни, её центров, миров, предметов, состояний поэтических и чего угодно. А доминантой прозаического мира — сплошные вопросы, предельное устремление к границам земного бытия, за них. В стихах есть место всем явлениям и оттенкам мира, есть место для его авторского «Я», есть гармония между миром и словом. И есть утешение. А в прозе больше звучит отчаяние. Это две стороны одного явления, это вопрос и ответ, и это единое высказывание Бунина о мире, как он его видел, чувствовал и переживал.
Н. Дельгядо
―
Среди его высказываний о мире было немало политических высказываний. Каковы были политические взгляды Бунина?
Т. Двинятина
―
Я думаю, что говорить о политических взглядах Бунина в современном понимании этого слова довольно сложно. Он был дружен с эсерами, близок с кадетами, он печатался и в либерально-демократической газете «Последние новости», и скорее в консервативной газете «Возрождение». Единственное, что когда в Одессе в 1919 году к нему явился Пуришкевич… Бунина не было дома, была его жена Вера Николаевна. Пуришкевич пришел к нему с воззванием за конституционную монархию и против евреев, и тут даже Вера Николаевна сказала, что Иван Алексеевич — человек непартийный и не антисемит, и Пуришкевичу пришлось ретироваться. Я думаю, что у Бунина доминировал здравый смысл, точность зрения и интеллектуальная смелость.Его речь «Миссия русской эмиграции», произнесённая уже в Париже, стала событием для всех русских эмигрантов, и это, конечно же, его ключевой текст и, можно сказать, манифест. То ли это политические взгляды, то ли человеческая позиция — здесь их сложно разделить. Он говорил: «Россия! Кто смеет меня учить любви к ней?» И его представление о себе, «я, Божиею милостью не последний сын своей родины» — это огромное достоинство, огромная гордость, которую он пронёс через всю жизнь, и независимость. После 1945 года, когда очень многие пытались его вернуть в Советский Союз и уговорить, он остался независим. Он фактически осудил исключение из парижского Союза русских литераторов тех, кто принял советские паспорта, но к этому моменту он сам уже оставил все мысли о возвращении в Советский Союз.
Н. Дельгядо
―
Опять же, судя по воспоминаниям, он знал о том, что происходит с теми, кто вернулся.
Т. Двинятина
―
Дело не в этом. Дело в собственной человеческой независимости, в самостоянии. Он предпочёл бедность, нищету и независимость. Это многого стоит.
Н. Дельгядо
―
Если попытаться представить себе фантастическую картинку… Сейчас у нас официальный идеал — это Российская Империя времен Александра III. Бунин, который жил в Российской Империи времен Александра III, как бы отнёсся к тому, что происходит сейчас в России?
Т. Двинятина
―
«Кто я такой, чтобы говорить об этом?» Я могу сказать, что мы сейчас не можем точно об этом судить. Мы должны иметь в виду, что координаты, в которых жили русские люди конца XIX — первой половины XX века, это совсем не те координаты, которые мы можем даже себе вообразить. Тут был хороший вопрос, был ли Бунин русским интеллигентом, и этот вопрос — совершенно так же, как и о его возможном отношении к современной политической жизни в России — слишком гипотетический. Они жили в других координатах.Могу привести маленький пример: летом 1930 года Бунины едут в маленький городок в приморских Альпах, Ла-Напуль, к Дмитрию Семеновичу Стеллецкому. И тут показывают расписанную им маленькую церковку и рассказывают, что однажды Дягилев Стеллецкому предлагал писать декорации и костюмы для балета из жизни Христа. И Стеллецкий отказался, сказав: «Во-первых, я дворянин. Во-вторых, я русский дворянин. В-третьих, я православный русский дворянин. Вы на смертном одре вспомните мои слова». Вот координаты, в которых жили русские люди того времени.
В нашем времени есть то, чего Бунин себе представить не мог — например, открытые границы. С одной стороны, это очень важно, потому что люди, которые уехали после революции, уехали навсегда и всю жизнь мучились. Как Набоков писал: «Господи, я требую примет: кто увидит родину, кто нет, кто уснёт в земле нерусской». Это очень важно, это то, что определяло их сознание ежедневно. И когда Бунины уезжали в 1920 году буквально на последнем пароходе из Одессы, они ещё 10 лет надеялись вернуться. 10 лет! Из нашей сегодняшней точки зрения кажется, что они уже тогда знали, что это навсегда. Нет! 10 лет они мечтали, что вернутся. Этого не произошло. Это первое, что абсолютно меняет горизонт и перспективу.
А второе — это то, что Бунин мог надеяться, что в конце XX — начале XXI века произойдет некоторое общественное осмысление тех трагедий, которые произошли в России в XX веке. По большому счёту этого не произошло. Мне кажется, что хотя бы вот эти два момента могли бы определять его отношение. Без осмысления тех трагедий, которые случились в России в XX веке, мы останемся в той же точке, в которой были в 1917-1920 годах.
Н. Дельгядо
―
Если жизнь Бунина, судьбу, биографию воспринимать как сюжет отдельной книги, то можно там найти какую-то стержневую линию?
Т. Двинятина
―
Да. Сохранение мига перед вечностью и бессмертие личного «Я» — есть оно или нет, или человек, его «Я», его личность полностью растворяется во всеедином, в космосе, в вечности, и не остаётся именно его очерка судьбы, характера, души. Пожалуй, вот эти два момента, над которыми он бился всё время во всех своих произведениях всю жизнь.
Н. Дельгядо
―
Двухтомник Татьяны Двинятиной «Иван Бунин. Биографический пунктир» вышел в издательстве «Вита Нова» в конце 2020 года. И там помимо огромного количества текста и иллюстративного материала… Всё-таки два тома в жизнеописании —большая редкость для этой нашей серии. Помимо огромного указателя упоминаемых лиц, ещё и огромное количество источников, которые вы использовали. Чем вы пользовались?
Т. Двинятина
―
Эта работа была задумана тогда, когда я увидела всё разнообразие бунинских материалов, которые хранятся в Бунинской коллекции в Русском архиве в Лидсе, Великобритания. Сотрудничество с хранителем этого архива, Ричардом Дэвисом, стало порукой тому, что это издание состоится. В течение многих лет в режиме почти ежедневных консультаций мы работали над этой книгой, можно сказать, вместе с Ричардом Дэвисом и Сергеем Николаевичем Морозовым — автором-составителем «Летописи жизни и творчества И.А. Бунина». Материалы Бунинской коллекции в Лидсе образуют огромную часть этого издания, точно так же, как бунинские материалы в российских архивах: и в московских архивах, и в орловском музее Бунина, и в Институте русской литературы Пушкинский Дом. Все материалы, которые доступны на сегодняшний день, были учтены в этом издании.
Н. Дельгядо
―
Спасибо большое, Татьяна, за эту книгу и за разговор.
Т. Двинятина
―
Пожалуйста. Очень рада.
Н. Дельгядо
―
С нами был филолог, ведущий научный сотрудник Пушкинского Дома Татьяна Двинятина, автор новой книги «Иван Бунин. Биографический пунктир». Над программой работали журналист Татьяна Троянская, звукорежиссёр Илья Нестеровский и я, автор Наташа Дельгядо. Всего доброго. Читайте.