Книжная кухня: Памяти Михаила Жванецкого - Вениамин Смехов - Интервью - 2020-11-13

Н. Дельгядо

В. Смехов

Н. Дельгядо

В. Смехов

Ну и начало… Я не помню, какое было начало. Наверное, это всё-таки было на Таганке. Ибо молодая «Таганка» собирала лучших людей; известных, неизвестных – всё равно. Академических или каких-то, может быть, партийных, но честных. А может быть и готовых уже к бою антисоветчиков, так сказать, боевой фронт, людей, которые по-настоящему любят своё Отечество и поэтому терпеть не могут лжи, пафоса и высокомерного партийного руководства, абсолютно пустоголового, как выясняется. Но я не собираюсь в это внедряться.

А Жванецкий, как событие произошёл в те самые годы, когда он ещё приезжал из Одессы в Ленинград, а из Ленинграда переехал в Москву. Я был дружен с Наташей Теняковой и Серёжей Юрским, они были близки, и поэтому я помню несколько вечеров в Ленинграде, вечером остроумных людей, в том числе Семёна Альтова чудесного. И Миша был среди нас. Потом «Таганка», и уже более плотный разговор о том, чтобы Любимов захотел поставить спектакль по Мишиному тексту, по Мишиным произведениям. И Миша с Володей Высоцким сговаривались, я был отчасти и свидетелем этих разговоров. Тем более что это всё на сцене должен был оформлять, и делать дизайн этого возможного спектакля Давид Боровский, гениальный художник, главный художник Театра на Таганке. Как говорил его коллега, великий художник и писатель Эдуард Кочергин, он и был главным художником и страны и может быть даже Европы.

Я помню какой-то налёт Ромы Карцева, Вити Ильченко и Миши Жванецкого во время наших гастролей в Ростове. Они посмотрели наш спектакль и потом все трое в каком-то большом помещении, репетиционном что ли, сидят и разговаривают. Нам до этого было холодно на белом свете, а стало горячо и счастливо. И мы переехали с севера на юг в те минуты, когда произносили свои слова эти три волшебника. Конечно, это были воплощённые Жванецкие – Витя и гениальный артист Роман Карцев. Извините, вы всё это понимаете, поэтому я лучше чего-нибудь просто возьму и прочитаю из того, что я давно записывал. А сейчас это можно взять и вычитать, наверное, в «Википедии».

Вот одна из любимых фраз Жванецкого: «Чем человек к себе хуже относится, тем он лучше выглядит». Ну и известное: «Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах». А вот это очень личное. Я был знаком с предыдущей женой Михал Михалыча, если хотите я могу рассказать о его 50-летии. Вот это мне нравится, недавно написано: «Из жён надо выбирать весёлых. Из весёлых – умных. Из умных – нежных. Из нежных – верных и терпеливых. И терпеливых!» «Мудрость не всегда приходит с возрастом. Бывает, что возраст приходит один».

Вот это гениальное, сегодняшний день: «Наша свобода напоминает светофор, у которого говорят три огня сразу». Вот задумаемся. Это же роман! Он не любил длинно, он любил кратко, и господь снабдил его даром, гениальностью уместить в короткой фразе то, что могло бы быть предметом большого и серьёзного рассказа или эссе. «Как жаль, что вы наконец-то уходите!» Как вам нравится такое отношение к нежеланному гостю?

А это интонация абсолютно Жванецкого, совершенно необыкновенно усвоенная и развитая Романом Карцевым, это такая фраза… Тоже, пожалуйста, воображайте, что за ней стоит. «Не можешь любить – сиди дружи!» Или, ежели вам угодно: «Нашедшего выход затаптывают первым». «Каждый человек по-своему прав. А по-моему нет» Это ещё игра слов, которая в худшем случае отдаёт каламбурами – вот я специалист по каламбурам, например, и это низкий уровень обожания языка.

То, чем занимался Жванецкий, то, что ему было дано и что действительно развивалось жизнью – человек необыкновенного внимания. В любой из эпизодов жизни, когда рядом был Михал Михалыч, я видел нацеленные глаза. Если ему интересны люди, с кем он знался, и вот прошли годы – ему очень интересно, во что ты превратился. Ну, это уже другая тема.

Н. Дельгядо

В. Смехов

Но прежде всего он свободный человек, я бы тут сравнил его с Иосифом Бродским. Очень легко возьмут и подтвердят близкие люди, как Яков Гордин, например, что он был удивительно свободен. Это и раздражало, и удивляло. Потому что к этому никто не готов! Всё равно ты понимаешь, что если ты входишь к секретарю райкома – тебя вызывают что-то узнать… У него был случай, Косарева такая знаменитая, первый секретарь Дзержинского района города Ленинграда, и она потом честно написала, что на вопрос: «А почему вы не хотите учиться?», – он говорит: «Потому что там преподают диамат, а это профанация». Это сейчас я могу легко сказать, а в те времена мы знали, что можно, что нельзя.

У человека такого уровня, как Бродский, Жванецкий, Высоцкий, Зощенко, Гоголь и так далее, не такой уж большой список – это врождённое качество, с которым, может быть, кто-то из них и хотел бы расстаться, хотя бы на время, но расстаться невозможно, потому что это органика. Как у детей. Это продолжение детства. Ребёнок в глаза говорит: «Король-то голый!» Это не у Андерсена, это происходит и сегодня, скажем, в Минске. Да и сами понимаем, что это живущее в природе человека, вот это – задержаться с уходом ребёнка из тебя. Так вот, Жванецкий был большой ребёнок, конечно. Он мог очень уныло смотреть на то, как рядом повествуют коллеги или ещё кто-то, те, кто старается ему понравиться, например, я это видел. Он уныло смотрит, но более или менее вежливо. Потом он может просто покинуть эту зону.

В. Смехов: Жванецкий был большой ребёнок, конечно.

В моей жизни было два таких приметных момента. Когда Жванецкому было 50 лет, и он нас с Глашей усадил у осветительного фонаря в этом огромном Театре эстрады в Москве. Это было обозначено, в «Вечерней Москве» или ещё где-то, как «Вечер юмора и сатиры», но все, кто шёл на этот вечер, знали, что это вечер 50-летнего юбилея Михал Михалыча Жванецкого. Но организатором было сказано: «Хотите вечер – забудьте про 50 лет Жванецкого. Просто пусть это будет в ваше удовольствие. Можете читать, хотите – Салтыкова-Щедрина, хотите – Жванецкого». Так и было, выходили и читали, все, кого мы с вами знаем и любим. Конечно, по зову сердца и радости бытия все были там.

И все выходили на сцену и читали, до тех пор, пока не вышел Серёжа Юрский, и не в силах побороть в себе ненависть к вранью, сказал: «Сейчас я прочитаю рассказ Михаила Жванецкого. Ну как сказать? Можно сказать «Вечер юмора», можно сказать «Вечер сатиры», а можно просто сказать: «Вечер 50-летия Жванецкого». Зал бурно, как будто открыли клапан какой-то, и вырвался пар мощный, который может повезти состав на железной дороге, такой вот силы. А в первом ряду, и это было очень близко мне, потому что этот человек издевался не только над Жванецким, но и над «Таганкой», не буду называть его фамилию – не боясь, но это дурной человек. Ну хорошо, Селезнёв его фамилия, он был заместителем начальника управления, и очень большой чин КГБ, конечно. И он следил за тем, чтобы все выполнили то, что они велели.

Вот этот маразм, конечно, это то, что происходило все эти 70 лет после октябрьской катастрофы – или хотите, революции, всё равно. Но это было исключено в жизни Жванецкого. Он и уходил оттого, что здесь надо быть, но при этом, значит, надо испытывать ответственность за то, чтобы соврать вот так, а не этак. А он вообще не хотел.

Н. Дельгядо

В. Смехов

Однажды на дне рождения Владимира Высоцкого, отыграв какой-то концерт памяти его, поднялись в большой конференц-зал в новом здании «Таганки» и рядом была Алла Пугачёва. И я обратил внимание, как они друг к другу теплы, потому что, наверное, отношение Миши было внеполитическое, оно было художественное или… Ему был дорог талант человека, вот. И он видел это в Алле Пугачёвой. Не убеждён, что он много слушал её песни, но это было. Было до конца. И вот сейчас даже я знаю, что на Новодевичьем Аллочка Борисовна произнесла… И действительно, это была дружба.

А тогда, когда мы сидели, я поднял тост в память о Высоцком в связи с драматургией и выделил присутствовавшего там Александра Моисеевича Володина, которого время уже выделила так, что вот «этот ушёл, этот ушёл, этого читать не интересно, а Володин как был, так и остался». Ни перед кем не кланялся, писал, не ожидал, что будет такой успех. И для Жванецкого это был, конечно, любимый творец. Я помню, как Алла шёпотом спросила у Миши и у меня: «Расскажите мне, а кто это?» Она не обязана была знать, что в нашем цехе происходит, она в своё цехе всё знает. Потом, я помню, она сказала: «Миш, ты мне рассказывай, пожалуйста».

Вот если бы сейчас Михал Михалыч стал бы подключаться к нашему разговору, конечно бы он сказал: «Господи, Володя Высоцкий, Булат Окуджава, Юлий Ким, Давид Самойлов». Это всё круг, так как я называю это, немножко цитируя Пастернака – искусство живёт не правилами, а исключениями. И то, что сейчас я могу это говорить, не оглядываясь, и вы меня слышите… И ничего особенного я не говорю ужасного про наше правительство, потому что с ними и так всё ясно всем и ему, в том числе. Но то, как отзывался на это Жванецкий – это параллельная территория, или место работы таланта Михаила Жванецкого в кругу вот таких же необыкновенных людей. Сюда входил, конечно, и Пётр Фоменко, если говорить о театральной стороне.

Н. Дельгядо

В. Смехов

«Сейчас наступило время, когда аккомпанемент выступает с сольными концертами», - вот, пожалуйста. Если любите филармонию, понимаете, о чём речь. «В России закон – не указатель. Это совет». И мне очень нравится про актёров у него: «У плохой актрисы лицо меняется за секунду до известия». «Всё идёт хорошо, только мимо». «Если вам долго не звонят родственники или друзья – значит, у них всё хорошо».

Н. Дельгядо