Пифагоровы штаны: Что изучает и зачем нужна новая область знаний под названием Digital Humanities? - Интервью - 2019-11-26
А. Петровская
―
Добрый день, у микрофона Александра Петровская, это программа «Пифагоровы штаны». Напротив меня Антонина Пучковская, культуролог, доцент, директор международного Центра цифровых гуманитарных исследований и руководитель международной магистерской программы «Анализ культурных данных и визуализация» университета ИТМО. Антонина, здравствуйте.
А. Пучковская
―
Здравствуйте.
А. Петровская
―
Антонина, мы обычно здесь, в этому студии, встречаемся и рассказываем о новых достижениях науки, но сегодня у нас необычная программа. Потому что рассказывать мы будем не о достижениях какой-то конкретной науки, а о том, что практически новая наука появилась. Для России – это последнее пятилетие, для мирового научного сообщества – ещё побольше. Тем не менее, можно говорить о том, что достижением уже является то, что обратили внимание на то, как можно скрестить достижения технических наук: программирования, машинного обучения, – и гуманитарных наук, на которые так долго обычно не обращали внимания. Это праздник, есть ли здесь какие-то подвохи?
А. Пучковская
―
Да, всё верно. В мировой практике digital humanities появились ещё в 1960-е годы, когда теолог Роберто Буза пришел с огромным корпусом текстов на латыни к IBM и сказал: помогите мне, ребят, нужно сделать что-то типа частотного анализа, семантического анализа. В общем, я не справляюсь, хочу коллаборацию. С этого всё началось. Люди до сих пор не знают, как правильно это называть, потому что в своё время это называлось computing humanities, humanities computing. Сейчас мы не знаем, как это правильно на русский язык перевести. Одна из главных моих заготовлены шуток – это один из переводов «цифровая гуманитаристика» звучит как некое заболевание.
А. Петровская
―
Ну да, диагноз.
А. Пучковская
―
Передающееся по воздуху. Подвохи есть, как и у всего нового, интересного и зарождающегося. В Российских реалиях, да, это область активно развивается последнее пятилетие. У нас появляется комьюнити по России, и проекты появляются, и центры, и магистерские программы. Подвох следующий, когда ты гуманитарий и ты ищешь своё место в этом мире, в развивающемся, технологичном, особенно, если ты работаешь в ИТМО, то тебе нужно подумать, что тебе делать со своими знаниями, как ты можешь быть применим. Вот как раз ИТМО научил меня ставить вопрос «а зачем всё это нужно», выдвигать гипотезы, ставить исследовательские вопросы с точки зрения прикладного, в том числе, выхлопа.Digital humanities – оно сначала дарит ощущение, что мы всё сможем, что мы загрузим все большие данные, которые только найдём и всё проанализируем, и всё станет понятно. Но когда ты сталкиваешься с тем, чтобы работать в данной области… Много со мной поспорят, что это вообще наука. Это скорее такая философия, мировоззрение, область применения, методология. Ты приходишь со своей узкой темой, социологической, философской, культуроведческой, ты сталкиваешься с тем, что ничего не работает на самом деле. Ты приходишь к точке 0 и начинаешь всё заново. Главный вопрос в digital humanities – это что-то новое, или всё то же старое, но посчитанное не человеком, а компьютером.
А. Петровская
―
Это ключевой вопрос, это правда, как вы отвечаете на него?
А. Пучковская
―
Каждый исследователь отвечает по-своему. Я отвечаю таким образом, что загадка и секрет хорошего исследования кроется, на самом деле, в правильной гипотезе и в правильно сформированном дата-сете. Потому что всё-таки digital humanities – это о данных, не всегда больших, иногда об умных, что называется smart date. Это такой новый чёрный. Это сложные данные, которые надо насобирать из художественных текстов, различных библиографий, биографий и так далее. И это всё непросто, потому что ты как исследователь ты ставишь перед собой главный вопрос: а что ты хочешь собрать? Потому что мои программисты ругаются, у тебя не база данных, у тебя табличка Excel. Не важно, в табличку Excel, когда ты собираешь данные, ты должен собрать их по колонкам. И эти колонки ты как-то называешь, что в них вписываешь. Если ты на каком-то этапе сделаешь что-то неверно, то и результаты ты получишь такие же. Не очень верные и не очень новые или вообще не результаты.
А. Петровская
―
То есть меняется методология исследования. Если до этого у нас были тексты, у нас был метод простой: мы брали известные методологические подходы, собственно, голову, глаза и ручку, подчеркивая что-то выписывали. А сегодня главный вопрос, как формулировать задачу, как выстроить таблицу, заполнить данные и что туда вписать. Результат ты получишь автоматически. И что самое главное исследовательский интерес он сосредоточен на этапе сбора данных и классификации.
А. Пучковская
―
Да, очень часто ты провёл какой-то анализ и собрал данные, а выводы из разряда капитана очевидности. То есть, например есть прекрасные исследования на тему Инстаграма и селфи, и один из главных результатов – это то, что женщины делают больше селфи, чем мужчины. Это замечательный результат, но он кажется очевидным, потому что вышел на улицу и увидел, что все действительно это фоткают, а мальчики как-то поскромнее к этому относятся. Но здесь важно подойти к вопросу исследования с позиции ученого, который пытается соединить две несовместимые методологии, с одной стороны гуманитарную, с её чистым сравнительным анализом, начиткой текстов, формированием идей, мыслей и компиляции, с другой стороны – логичные, формалистские методы естественнонаучного мира, компьютерных наук. Здесь я себя ловлю на мысли, что это некий синдром самозванца. Кажется, ты уходишь от своей собственной классической, традиционной науки, плаваешь в этом не очень понятном мире компьютерных наук и пытаешься соединить несоединимое. Но от этого рождается очень интересные исследования.Мы вот сейчас, например, исследуем феномен токсичности в Твиттере. И у нас гипотеза о том, что токсичность стала слово года в 2018 году, согласно Оксфордский словарю, у нас выдвигаемая гипотеза – мы хотим найти эти признаки и какие-то ключевые события, которые поспособствовали тому, что токсичность пришла из дискурса естественно-научного, как токсичный воздух и вода, в той социально-гуманитарный дискурс, культурологический, теперь у нас токсичные пьесы, токсичные отношения. То есть, мы хотим подтвердить, что словарь был прав, выбрав слово токсичность в 2018 году. И что с этим делать в российских реалиях, насколько российской общество идёт в ногу с таким общемировым трендом. Потому что мы понимаем, что Твиттер – англоязычная платформа, не русскоязычная. И вот мы хотим поизучать российские медиа.
А. Петровская
―
Что касается какого-то такого уровня философского, может быть. О чём говорят digital humanities, какие-то новые, не знаю, формы человеческого существа, я имею в виду с точки зрения именно философского подхода и отношения к человеку, что следует за вот этим человекоцентричным миром, что там идёт дальше?
А. Пучковская
―
Непосредственно digital humanities область довольно широкая. Некоторые исследователи изучают цифровую культуру и то, как она влияет на нашу жизнь и меняет её. Кто-то изучает уже цифровую экономику и различные платформы типа Amazon, которые абсолютно взорвали, изменили рынок потребления как феномен. Я думаю, что здесь главный вопрос в том, что в современном мире нельзя отрицать технологии, как просто часть нашего мира. Здесь идёт, мне бы хотелось верить, я существую в этой парадигме, что идёт некое возвращение к человеку эпохи Возрождения, который обладал абсолютно разными знаниями из разных областей и формировал вот эту новую парадигму. Мы все знаем, как выглядит эпоха Возрождения в арт-объектах и философских текстах, литературных текстах. Мне хотелось бы верить, что мы делаем некую петлю. Все становятся энциклопедистами от википедии, когда ты всё можешь найти и необязательно это запоминать, но доступ к информации ещё формирует в тебе критическое мышление, позволяющее тебе отличать фейковые новости от нефейковых, факты от нефактов.Здесь на службе у технологий, мне кажется… Я за человекоцентричный подход, мне кажется, наши возможности и наши способности критически мыслить, не поддаваться манипуляциям со стороны больших корпораций, которые анализируют наши данные и, кажется, знают о нас всё – это новый человек. Надломие того, что мир открыт, а ты пытаешься сохранить человеческую сущность, приватность своего внутреннего мира. Тут формируется такой момент, когда впервые за историю человечества, мы, кажется, всё знаем обо всех и всё можно найти. Осталось разобраться, что с этим делать.
А. Петровская
―
Мне кажется, у вас очень позитивный взгляд. Потому что сколько не фантазируют различные, например, кинематографисты, тот же сериал «Чёрное зеркало» пытается представить себе, как будет выглядеть будущее, как будет в этом будущем выглядеть человек. И там он всегда изображен уязвимым и одиноким. В вашем представлении – это эпоха просвещения, в общем, даёт большую надежду на то, что у нас всё будет хорошо.
А. Пучковская
―
Я всегда сама цитирую «Чёрное зеркало» и, конечно, один из эпизодов, там где идёт социальный кредит, который, кстати, Китай пытается притворить, притворяет в жизнь, собирая данные о людях. Мне кажется, что почти во всех эпизодах «Чёрное зеркало» идёт момент, что человек пытается сохранить свою человечность. Это разделение между человеком и машиной хотелось бы сохранить, хотелось бы развиваться и узнавать что-то новое благодаря, а не вопреки техническому прогрессу.
А. Петровская
―
На этом мы сегодня заканчиваем. Антонина Пучковская, культуролог, доцент, директор международного Центра цифровых гуманитарных исследований и руководитель международной магистерской программы «Анализ культурных данных и визуализация» университета ИТМО сегодня была у нас в гостях. Спасибо, Антонина.