Про возможную передачу Исаакиевского собора РПЦ - Николай Буров - Интервью - 2015-07-23
Корреспондент
―
Николай Витальевич, добрый вечер! "Эхо Москвы" беспокоит. Прокомментируйте нам, пожалуйста, новость про возможную передачу Исаакиевского сбора.
Н.Буров
―
Для меня это еще не новость, потому что я не имею перед руками. Все, что я знаю, я знаю от ваших коллег.
Корреспондент
―
Сейчас уже подтвердила епархия. Уже есть их официальный комментарий, что да, действительно, они обратились.
Н.Буров
―
Я бы хотел, чтобы ко мне обратились мои работодатели в данном случае. Я человек нанятый. Понимаете, вот меня наняли. Их нанял господь Бог, а меня нанял мой работодатель. Я был хотел, чтобы мне сначала что-то прокомментировал мой работодатель.
Корреспондент
―
То есть, Министерство культуры.
Н.Буров
―
Нет, у меня не Министерство культуры, у меня- комитет по культуре правительства Санкт-Петербурга. Вот, когда мне прокомментируют что-нибудь, я вам смогу что-нибудь прокомментировать. На сегодняшний день может быть два решения: согласиться с просьбой епархии и передать, в таком случае нужно сделать несколько простых арифметических действий – выкинуть на улицу 400 сотрудников, выплатив им пособия, на пособия у меня деньги есть; найти деньги на дальнейшее содержание и реставрацию этих объектов – это дорогие объекты, гораздо дороже, скажем, Исаакий, чем храм Христа Спасителя, - нужно НЕРЗБ налоговым службам с тем, что они будут получать те налоги, которые получали, а это от 50 до 70 миллионов рублей в год, которые платил музей. Нужно найти эти деньги где-то еще, потому что музей Исаакиевский собор – единственный в России музей, который не получал ни из бюджета города, ни из федерального бюджета никаких никогда денег, обходился сам, на все виды деятельности, включая реставрацию.Надо очень серьезно подумать Министерству культуры о том, каким образом предметы Государственного музейного фонда России будут переданы на ответственное хранение или не знаю уж как там под ответственность уже других лиц. А станет ли там больше молящихся, не знаю. Во всяком случае, мы потеряем третий музей России, а позиция посещения Исаакиевского собора третья в России, он уступает только Петергофу и Эрмитажу немножко. Это более трех с лишним миллионов посетителей в год. В этом году мы хотели довести до 3-х с половиной посещений.
И целый ряд еще других позиций. Мне бесконечно жаль усилий всего коллектива предшественников по налаживанию прекрасного добрососедства и соработничества с Русской православной церковью.
Корреспондент
―
Николай Витальевич, скажите, там же, действительно, с начала 90-х возобновились службы. Вот, что могло не понравиться?
Н.Буров
―
Все четыре наших храма являются действующими храмовыми сооружениями. Более того, последние пять лет – это уже мое директорство – богослужения разрешили проводить ежедневно. Я не знаю, чего не хватает на сегодняшний день епархии. Либо она сознательно хочет разрушить то равновесие, которое складывалось, начиная еще с того времени, когда будущий патриарх Алексей был митрополитом Ленинградским. Складывались эти отношения буквально с 90-го года. Поэтому я не знаю, чего хочет епархия. Поэтому, может быть, с такого уже разогнанного голода. Бывает уже, что человек уже и переел вроде – он все время испытывает голод, бывает такое психическое состояние. Я не знаю.
Корреспондент
―
Скажите, а к вам как-нибудь обращалась епархия, что они хотят еще как-то расширить свои полномочия?
Н.Буров
―
Мы постоянно работали в этом направлении. Дело в том, что священники, которым поручено отправлять службы в наших соборах, имеют возможность и торговли, кстати говоря, никто не облагается никакими налогами в отличие от нашей торговли. У нас были ограничения музейные. Мы не позволяли дешевые социальные свечки, потому что это портит живопись, на которую потрачено слишком много денег музея. Вы знаете, интересно так: ты вкалываешь с утра до ночи, мы первый музей, который открыт не от и до, а с 10 утра до 23 часов в сезон. И последний объект - колоннада Исаакия - закрывается в половине пятого утра. Это не случайно. Мы работаем просто как крестьяне, понимая, что, если мы не заработаем, ниоткуда мы денег не возьмем, и будем очень медленно тогда реставрироваться. А реставрироваться надо вовремя, чтобы не создавать аварийную обстановку.Так что я пока очень тяжело дышу. На меня подействовало очень сильно, потому что такой шалости я не ожидал. Я не знаю, как называть поприличнее то, что получилось. Но самое главное, что я не понимаю своих работодателей. Капитану судна заявить, что он отвечает за все, но при этом не ставить его в известность до последнего, когда эту новость узнаю от ваших коллег, - на мой взгляд, это странно. Насколько мне поручено этим заниматься, настолько я буду. Желания остается все меньше и меньше.
Меня держит только ответственность за людей, с которыми я 7 лет, 8-й год тесно каждый день работаю, и которых я призывал и не следить за 8-часовым рабочим днем, уговаривал на это – и они понимали и шли. У всех сейчас опустятся руки. Сейчас самый активный сезон. И на этом фоне такие действия – это по меньшей мере предательство и удар ножом в спину. Поэтому это немножко напоминает ситуацию с болотом: ты думал, что на кочке стоишь, а оказывается, просто в болоте. Такого отношения государства к себе, например, да думаю, что и любой из наших людей, которые проработали и по 20, и по 30 лет в этом музее, служили ему всю жизнь, такого подлого отношения явно никто не ожидал. Это предательство.
Мы люди государевы, мы, действительно временно наняты. Ну, видать, нужно относиться ко всему проще: ну наняли и наняли – хрен с ним, пускай разваривается – очевидно, нужно жить так. Не знаю, у меня так не получалось. Мне проще, я уже в пенсионном возрасте. НЕРЗБ в конце концов цветы выращивать.