Кремлевский полк - Сергей Хлебников, Служащие Президентского полка Службы коменданта Московского Крем - Интервью - 2011-07-03

А.СОЛОМИН: Радиостанция «Эхо Москвы» представляет. Алексей Соломин, программа «Кремлевский полк», итоговый отчет нашего проекта. 31 мая в одном из подразделений президентского полка умер новобранец Руслан Низамутдинов. Предварительная причина смерти – менингит, окончательная еще не названа. В эфире нашей радиостанции комендант Кремля Сергей Хлебников заявил, что помимо следователей из Балашихи ситуацией занимаются и представители полка, проводят внутреннее расследование. Результаты его должны быть известны в ближайшие дни. Родители Руслана Низамутдинова не доверяют руководству части, где начал служить и погиб их сын. На многие вопросы они не могли получить ответа, а родители утверждают, что к смерти их сына могла привести халатность, в результате которой Руслан не был сразу отправлен в госпиталь. А при острой форме инфекционной болезни важна была каждая минута.

Представители полка говорят о том, что все сделали в штатном режиме. Новобранец обратился с температурой, и сразу же попал в лазарет. Был ли состав преступления в действиях служащих или медиков, должно определить следствие, считают в полку. Следователи пытаются спустить дело на тормозах, говорят родители Руслана Низамутдинова. Разумеется, это событие не могло не повлиять на мой рассказ об этом подразделении ФСО. Однако, я постарался отразить внутреннюю жизнь этой части беспристрастно.

При первом знакомстве со структурой президентского полка с удивлением узнаешь, что полк этот не военный, он не находится в ведении Министерства обороны, хотя набирает призывников через его военкоматы. Президентский полк Службы коменданта московского Кремля ФСО России – это полное и точное название подразделения. Вообще, к точности здесь апеллирует едва ли не каждый. Нельзя, например, говорить «контрактник» - это неправильно. Вот, военнослужащий на контрактной основе – другое дело. Естественно, я спотыкался на каждом термине и каждом названии, и даже сейчас не все смогу дословно воспроизвести. Впрочем, обо всем по порядку.

Несмотря на то, что президентский полк – это, по сути, часть спецслужбы, внутри это подразделение слишком уж сильно напоминает армейскую часть. Призывники как и везде служат год, как и везде их мучения или настоящая жизнь (кому как) начинаются с курса молодого бойца. Первые несколько недель каждый призывник проводит в военном лагере в Новой Купавне.

Это небольшая часть недалеко от подмосковной Балашихи. В наследство от советских времен здесь казарма и многие другие помещения. Поэтому первое впечатление у кремлевцев не обязательно самое лучшее. Старый армейский туалет, куда ходят по расписанию и группами, умывальники, где ручке включения холодной воды не предусмотрена никакая альтернатива. Добавьте к этому привыкание к жесткому графику и, в принципе, к тяготам армейской жизни: подъем в 6 утра, зарядка, занятия. Свободное время, только когда подошел соответствующий пункт в распорядке дня. Правда, при этом есть курилки, которые посещают немного чаще. Мобильный телефон на время КМБ забирают, потом, впрочем, с ним не расстанешься. Во всяком случае, призывники демонстрировали его наличие в своем кармане. Большую часть времени они выключены, но в курилке можно и позвонить.

Никита Широков, которого как раз в курилке я и застал, призван из города Владимира, он служит всего около месяца. При всем этом поразил меня своим оптимизмом.

Н.ШИРОКОВ: Занимался я... Ну, я вообще по образованию артист, можно сказать, постановщик театрализованных представлений – вот я как раз закончил Колледж культуры у себя в городе, ну и, собственно говоря, этим и занимался. Работал в ДК в городе, занимался тем, что организовывал и участвовал во всяческого рода мероприятиях вот таких, массовых. День города, День молодежи, вот 25-го в том году мы делали его тоже.

А.СОЛОМИН: А почему решил пойти в армию-то?

Н.ШИРОКОВ: У меня все друзья мои, ну, которые по профессии, естественно, друзья, коллеги все откосили от армии, там, любыми способами. А я не знаю, почему я решил. Ну, у меня много на это причин, на самом деле. Одна из причин, то, что я считаю, что у меня плохая физуха, то есть я вот такой худой, хлипкий, можно сказать. Я за этим пошел в армию. Потом пошел в армию, потому что я считаю себя достаточно неорганизованным человеком и я считал, что армия даст, ну, как-то дисциплинирует меня, что ли.

Я боялся, честно. Я боялся вообще армии. И тоже вот эти слухи про то, что дедовщина в том же самом президентском полку. Я говорю, я пошел в армию, я не жалею. Все, что я хотел получить от армии, я сейчас и получаю.

А.СОЛОМИН: В этот же день застал крещение. Раз в год священники с военной при этом выправкой приобщают служащих к вере. Желающих, как говорят, всегда много. В июне этого года пришли 15 человек. Еще больше решили исповедаться. Все эти обряды проходят на территории части в Купавне, в спортивном зале. Купель устанавливают там же.

В Купавне есть довольно большой спортивный городок – различные препятствия для прохождения на время. Особенно меня поразили свешенные на цепях бревна, на которых кремлевцы тренируются тому, как вести себя в толпе. Надо отметить, что президентский полк не принимает участия в разгоне несогласованных митингов, но к беспорядкам, как мне пояснили, должен быть готов. Там же в Купавне тренируется рота оперативного резерва, по сути, спецназ президентского полка. На фоне многочисленных заявлений о потешности структуры, могу подтвердить: задачи этих кремлевцев вполне боевые, хотя во время службы оружие им применять не приходится.

После окончания курса молодого бойца здесь же, в Купавне, а вовсе не на Красной площади, как многие думают, проходит присяга. Затем кремлевцы распределяются по подразделениям, каждое из них не похоже на другое, у каждого есть свои особенности, с которыми всем солдатам справиться нелегко. Например, собственно Кремль.

В Кремле службу проходит 3 батальона, все они расположены в старинном здании Арсенала, построенном еще Петром I как раз для хранения оружия. Сейчас в Арсенале и казарма, и учебное помещение, а во внутреннем дворе асфальт, на котором все служащие здесь занимаются строевой подготовкой. Места не так много для тех, кто с трудом переносит замкнутое пространство. Кстати, был даже случай панической атаки у одного кремлевца. Уволили со службы по состоянию здоровья, хотя первоначальные психологические тесты не показывали каких-то отклонений.

Самое известное подразделение в этой части – 1-я рота специального караула. Это те ребята, которых мы видим каждый день с 8 утра до 8 вечера у могилы неизвестного солдата, лицо президентского полка, одна из самых сложных задач этой структуры. В течение часа нужно стоять в стойке «смирно», никак не реагируя ни на внутреннюю усталость, ни на внешние раздражители. Готовятся к этому полгода. Из-за того, что перешли на год несения службы, пришлось и создать роту-близнеца, 11-ю: одна заступает на службу летом, другая – зимой.

В небольшом интервью рядовой Новиков, служащий как раз 1-й роты специального караула заявил мне, что несмотря ни на что, заступить к могиле неизвестного солдата или к боевому знамени полка (там также стоят солдаты 1-й или 11-й роты) мечтает каждый. Это почетно.

НОВИКОВ: Призвался я из города Саратова, служу я здесь уже 7 месяцев. Специально ради того, чтобы попасть сюда, взял академический отпуск в институте у себя после 3-го курса. Потому что, насколько я знаю, насколько мне было на тот момент известно, президентский полк является, ну, даже «элитой» сказать – это не досказать очень многое. Потому что это, как бы, лицо вообще, представляет собой лицо Вооруженных сил РФ.

Конечно, я не мог даже ожидать, в принципе, что я попаду в 1-ю роту. Я даже и не знал о существовании изначально. То есть думал, что это специальные какие-то космические там люди, которые этим живут и специально для этого обучены, там получают содержание государственное и так далее.

Приехав уже сюда непосредственно, в Купавну, курс молодого бойца проходят. Путем отбора также...

А.СОЛОМИН: Подожди, я тебя немножко перебью. То есть получается, что ты учился в университете, но когда тебе сообщили, что ты по состоянию здоровья, по каким-то параметрам, характеристикам подходишь президентскому полку, у тебя есть возможность попасть туда, ты решил остановить учебу, чтобы отслужить, чтобы этот вопрос закрыть? Ну как? Или?..

НОВИКОВ: Даже не в том, чтобы закрыть этот вопрос. У меня изначально было стремление служить. Просто, как бы, в силу определенных обстоятельств, то есть я школу закончил в 16 лет и не мог сразу после школы пойти в армию. А потом уже прерывать процесс обучения, как бы, не хотелось даже. Но когда узнал, куда можно попасть, в какие войска и чем заниматься... Причем, насколько я знаю сейчас, общаясь с товарищами, достаточно большой процент людей тоже брали как и я также академические отпуска, чтобы служить именно здесь в этом полку.

А.СОЛОМИН: А где ты учился?

НОВИКОВ: Учился я в Саратовском государственном аграрном университете по специальности «Бухучет». 3 курса окончил с отличием. Как бы, учеба у меня – это определенный этап был в моей жизни. То есть необходимый этап для дальнейшего роста в плане умственном, в плане карьерном и так далее. Но для себя в первую очередь в моральном аспекте я воспитан, так считаю, что служба в армии является необходимой для каждого гражданина, человека. Хотя бы в том плане, что армия очень многому учит человека. Потому что, окончив школу, даже поступив в институт, молодой человек не может сразу сам осознать всю степень взаимоотношений в коллективе, тем более в незнакомом. А армия – она учит тому, как жить. Вот, нас 95 человек в роте, то есть 95 абсолютно незнакомых людей, которые за очень короткий период времени, всего-навсего за год становятся практически семьей. То есть умеешь уже и понять человека, и какие-то его слабости и склонности, и где-то подбодрить, где-то поддержать, где-то наоборот.

А.СОЛОМИН: А, по-моему, наоборот, сложнее. Нет? Столько людей и в замкнутом пространстве, и такое количество времени. Просто ты даже когда живешь в семье, ты регулярно можешь подраться с братом, например, да? Ну, обычные такие отношения между собой. Ну, действительно. И то семья, как бы, тут уже какие-то родственные чувства есть. А здесь люди совершенно незнакомые оказались в одной бочке, и в течение года, там, они постоянно друг с другом, постоянно видят эти лица.

НОВИКОВ: Здесь именно главную роль играет то, что все находятся в одинаковых условиях. Здесь нет кого-то, кто там выше по рангу, ниже по рангу. Ведь, даже в семье если брат старше, он на праве старшего может там и поколотить, и поругать, и что угодно. Здесь все в абсолютно равных условиях. То есть, как бы, все были призваны, все примерно одного возраста, разница там в 2-3 года, грубо говоря. Ну и также поскольку отбор шел, то и примерно одного роста, одной комплекции и так далее. То есть грубо играть мускулами смысла нет никакого.

А.СОЛОМИН: Кто-то, ведь, писарь, да? Кто-то играет в "Оптимисте", кто-то следит за клубом. Немножко разные задачи у разных людей. Не существует трений на этой почве?

НОВИКОВ: Нет, очень даже наоборот. Потому что в процессе службы, как бы, сталкиваешься и с работой писаря. То есть, как бы, рота постоянно движется, постоянно участвует в мероприятиях. То есть приходится иногда и выполнять роль и писаря того же, и приходит когда наряд по клубу, то есть смотришь как ребята и оптимисты здесь трудятся. И прекрасно понимаешь, что работа – она везде работа. И никто не отлынивает, никто не старается там где-то что-то для себя побольше урвать, там, свободное место, кресло с чаем и так далее. Этого, на самом деле, нет. То есть ребята трудятся везде.

И если, допустим, мы заступаем и на могилу неизвестного солдата, и участвуем в церемониалах, то есть трудимся в плане строевой подготовки, в плане выполнения наших непосредственных обязанностей, связанных со службой, то ребята также уходят в 8 утра и приходят в 10 вечера, просто они занимаются несколько в другом плане. Никакого влияния на взаимоотношения это не играет.

Потому что, как бы, во-первых, отбор и в оптимисты, и в писари происходил уже на этапе, когда мы прослужили уже достаточно большой период времени, практически полгода мы отслужили, и к этому времени коллектив уже сплотился. То есть не было такого, что там, допустим, «А, вот он там, папочка-мамочка его куда-то пристроили» и так далее. На самом деле, нет. То есть если человек, у него предрасположенность к тому, что он хорошо выполняет писарскую работу, то почему бы ему не быть писарем? К тому же иногда бывают случаи, когда у нас писаря в своей работе задерживаются гораздо дольше, чем все остальные солдаты. То есть уже караул пришел, лег спать, а писаря трудятся, трудятся, трудятся и трудятся.

А.СОЛОМИН: А встают, при этом, со всеми в общий подъем.

НОВИКОВ: А встают в общий подъем, если даже не раньше.

А.СОЛОМИН: Люди выражают там мнения, говорят, что это какие-то потешные полки, что реальных боевых задач у них нет. Ну, это не армия говорят. Вот, скажи, ты ощущаешь какой-то негатив со стороны, может быть, служащих других подразделений?

НОВИКОВ: Во-первых, хочу сказать, что да, вот я слышал об этом и даже непосредственно сталкивался, стоя часовым на могиле неизвестного солдата. Приходят очень разные люди и разного возраста, и разных родов войск отслужившие. И я, вот, заметил одну такую вещь. Люди, которые реально служили, которые участвовали в каких-то боевых действиях, которые служили еще 1,5 или 2 года, они приходят и они с гордостью на нас смотрят. Прекрасно же слышно, кто о чем говорит. И, вот, я был свидетелем, когда пришли 3 товарища, и один из них, я как понял, демобилизовался из морской пехоты. Причем, демобилизовался достаточно давно. То есть человек взрослый, уже видно, ему около 30 лет. И когда с их стороны послышались какие-то пьяные возмущения в плане того, что, вот, он служил, за родину кровь проливал, а мы тут стоим, грубо говоря, штаны протираем, он их в достаточно грубой форме заткнул и сказал замечательную фразу, что на нашем месте мечтает быть каждый, кто хоть немного представляет, что такое родина и что такое подвиг отцов. То есть мы, непосредственно мы, 1-я рота, мы выполняем очень важную миссию несем на себе, мы отдаем дань воинских почестей погибшим братьям, погибшим отцам, погибшим дедам. Не только раз в году – постоянно, 365 дней в году, 7 дней в неделю.

А.СОЛОМИН: Как проходит подготовка? Вот то, чего люди не видят. Они видят, что в течение часа стоит человек по стойке «смирно». Больше он о нем особо-то ничего не знает.

НОВИКОВ: На самом деле, процесс подготовки достаточно длительный. То есть призываемся мы, грубо говоря, в 20-х числах ноября, на могилу у нас было первое заступление 25 апреля. То есть полгода мы готовились. Суть подготовки заключается в чем? В Купавне когда мы жили, у нас были так называемые стажировки, в течение которых у нас был 1 день в неделю раз в 3 часа по стойке «смирно» 1 час отводился, что мы выстраивались по взводу и стояли по стойке «смирно» в течение часа, то есть подготавливали организм уже непосредственно к нахождению на могиле. Потом также у нас существует здесь – возможно, ты уже видел, да? – боевое знамя части, где также стоит наша рота. Тоже боевое знамя части мы принимаем сразу по приезду в Кремль (пост этот), и это является, как бы, да, конечно, я не спорю, это очень важный пост, поскольку боевое знамя части является символом любой воинской части. Но стояние часовым на посту у боевого знамени части – это является, как бы, генеральной репетицией уже могилы неизвестного солдата, поскольку, ну, грубо говоря, херить около боевого знамени части, конечно, нельзя. То есть также ты стоишь смирно и также ты уже морально и физически ты подготавливаешься уже стоять на могиле неизвестного солдата. И также, вот, первый месяц, допустим, только лучшие, только те, кто имел достаточно много служб часовыми у знамени, в ком абсолютно уверены. Это военнослужащие контрактной службы, которые достаточно тесно с нами общаются, также они живут в нашем расположении. То есть сначала заступали только они, затем уже постепенно, по очереди сходил весь состав роты.

А.СОЛОМИН: Были такие случаи, когда к тебе приходят родственники, там, родители, когда, ну, просто чтобы сфотографировать сына на посту? Друзья какие-нибудь?

НОВИКОВ: Да.

А.СОЛОМИН: Ну, и раскалывался? Все-таки, по-честному скажи. Эмоции какие-то человеческие, их же не спрячешь.

НОВИКОВ: Да, ко мне приезжала тетя сфотографировать меня. На самом деле, когда приезжают родные, хочется не то, что там помахать рукой или побежать куда-то. Хочется наоборот вытянуться в струнку и показать, что ты, действительно, достоин того, где ты стоишь. Потому что фотографии эти, по любому, будут показаны всем родственникам, там, начиная от троюродных бабушек и заканчивая внучатыми племянниками. И чтобы, действительно, было видно, что ты достоин того, чем ты занимаешься. Вот, лично для меня, по крайней мере, когда фотографировали меня (я не могу отвечать за всех остальных), мне хотелось наоборот, то есть не то, чтобы там улыбаться, помахать рукой. Ну, махать рукой, на самом деле, это кощунство. Поскольку это является памятником, это является могилой и могилой до сих пор даже неизвестно какого количества людей, символом, по сути, ушедшей эпохи, ушедших войн. То я считаю, это реально кощунство махать на могиле, там, тем более еще какие-то действия производить.

А.СОЛОМИН: А что делают служащие первой роты, часовые, когда они уходят со своего поста? Ну, вот, их сменяют, что дальше происходит? Чем ты занят?

НОВИКОВ: Дальше я прихожу в караульное помещение, как любой часовой, у нас отдыхающая смена есть. Я выслушиваю боевой расчет, то есть, как бы, мои действия на случай определенных вводных, там, нападения и так далее. Повторяю свои обязанности, потому что, как бы, часовой, не знающий свои обязанности, это очень грубое нарушение службы, тем более на таком ответственном посту. Идет опрос до обеда, идет опрос обязанностей часового на могиле неизвестного солдата. Потому что там очень специфические вообще обязанности и у часовых, и у резерва, и даже у элементарного оператора средств охраны, который в камеры наблюдает, у него тоже есть свои обязанности, он несет какую-то определенную нагрузку на себе. Это необходимо знать и это необходимо очень грамотно владеть.

Я в почетном карауле стою 3 часа в день, 4 смены.

А.СОЛОМИН: Каждый день или с перерывом тоже каким-то?

НОВИКОВ: Ну, на самом деле, народу очень много и стремятся на могилу заступать все. Поэтому у нас, как бы, вся служба наша распределяется по взводам. То есть у нас 4 взвода по 30 человек, и раз в 4 дня заступает взвод на службу. То есть если там как получается, то можно даже раз в 4 дня заступать. Если не получается, то где-то раз в неделю. Но раз в неделю – почти стандартно заступать получается у всех.

А.СОЛОМИН: Зам командира 3-го батальона по воспитательной работе Евгений Чистяков подтвердил, что на посту №1 не так легко и случаем на собственной памяти.

Е.ЧИСТЯКОВ: Был на моей памяти случай, свадьба возлагала цветы, жених с невестой, там мероприятия какие-то. Они цветы положили. Но так как ограждение у нас стоит перед солдатами, они решили поближе поднести. Естественно, жених с невестой решили цепочку эту перелезть, поближе цветы положить, что запрещено без разрешения. Соответственно: «Стой назад», как в уставе написано. Свидетель жениха решил выяснить отношения с часовым, типа, чего ты там орешь и так далее. И полез на часового. Тот, естественно: «Стой, назад!» Но у нас есть, так скажем, дополнительные силы, которые помогают часовым, он находится за часовым. Там стоит солдат резерва. В случае какой-то обстановки он сразу выдвигается на пост. И получается, вот, ситуация была. Я не помню, сколько лет назад, по-моему, года 3-4, где-то так. Не буду врать. И солдат из резерва выдвинулся на помощь часовому и, вот, была стычка между товарищем свидетелем с этой свадьбы и военнослужащим из резерва. Тот его стал выдвигать за цепочку, этот полез с кулаками драться на солдата. Ну, тут уже милиция подоспела, которая стоит тоже на углу в Александровском саду. Все, скрутили вместе с солдатом милиционер, там, и солдат свидетеля и увезли в милицию.

А.СОЛОМИН: Спят служащие в казармах с двухъярусными кроватями довольно плотно. Правда, как мне пояснили, сейчас в некоторых казармах идет ремонт, поэтому где-то приходится уплотнять. Кстати, особенность президентского полка, многие мои собеседники ее называют главной традицией, квадратные подушки. Когда служащие заправляют постель, то подушкам по специальной технологии придают форму квадрата. Практического значения это никакого не несет, просто унификация внешнего вида всех кроватей.

В Арсенале есть приличный клуб, в который часто приезжают именитые люди. Там же показывают патриотические фильмы. Иногда голливудские, но не призывникам. Следят за клубом, то есть несут в нем службу кремлевцы, занятые в вокально-инструментальном ансамбле «Оптимисты». Именно к ним я обратился за ответом на некоторые обвинения. Дмитрий Подоляк, рядовой, оптимист ответил.

Недоброжелатели называют кремлевский полк «потешным», потому что считают, что задачи, которые он выполняет, не серьезные. Вы при этом занимаетесь музыкой в кремлевском полку. Чувствуете ли вы какое-то отношение со стороны, нехорошее, может, презрительное? Как относитесь к подобной реакции?

Д.ПОДОЛЯК: Как можно говорить о президентском полку как о потешном, когда он соседствует со зданием, где базируется президент и прочие первые лица, когда некоторые из солдат, участвующих в службе, открывают им двери, когда на них возложены такие обязанности. Если бы вы знали, сколько часов они строевят, поднимая ногу выше 90 градусов. Мне кажется, что все эти фразы, связанные с потешностью полка, с тем, что каждый может там служить и так далее – это просто завистнические фразы.

Отбор сложный, практически сродни отбору на работу в спецслужбы. То есть уже с самого начала на подходе, так сказать, ощущаешь себя каким-то секретным агентом, сбор документов и прочее, и прочее.

А.СОЛОМИН: А здесь такое ощущение осталось?

Д.ПОДОЛЯК: Так точно.

А.СОЛОМИН: Замкнутое пространство здания в Кремле, казалось, должно провоцировать сложные отношения среди сослуживцев. Офицер Дмитрий Кундрюков, правда, говорит, что это не так.

Д.КУНДРЮКОВ: В основном же тут все бытовые вещи, ребята здесь служат. И иногда бывает кому-то что-то тяжело или что-то непонятно, и приходится обсуждать, выносить тему дня и как-то решать в коллективе. То есть выслушать, там, еще сказать свои требования или как у меня было, или как происходит по жизни.

А.СОЛОМИН: А срыва бывают из-за напряженки этой?

Д.КУНДРЮКОВ: Ну, в основном, не скажу. Срывов таких, явно выраженных нет. Тут главное влиться в этот график. Вливаешься в график, и потом уже даже в этом что-то есть. Например, для них, наоборот, время быстрее проходит, действительно, чем если он будет лежать в медпункте, например, неделю-две, ничего не делая. Тут постоянная какая-то служба, постоянное какое-то движение людей сюда-туда.

А.СОЛОМИН: В президентском полку во всех его подразделениях, и в Арсенале, в частности, особое внимание уделяют традициям. И дело даже не в уходе за комнатой истории, а это целый музей. Офицер отделения воинского воспитания Денис Варенников рассказал о том, что именно это помогло не втянуть президентский полк в политические распри, даже в самые сложные для России годы.

Д.ВАРЕННИКОВ: Служба и выполнение основных задач как были, так и остаются приоритетными, и мы не меняемся под определенных лидеров. Мы не являемся личной охраной лично Владимира Владимировича Путина или Дмитрия Анатольевича Медведева. Мы – фактически такой же символ государства как флаг, герб, гимн. Вы же видели церемонию вступления в должность. Можно сказать, что в лице президентского полка глава государства принимает командование над Вооруженными силами. Полк представляется, и мы завершаем церемонию как раз вступления в должность главы государства.

Полк является президентским. Мы охраняем сам институт президентства, мы являемся первой, именно опорной силой главы государства, а не лично кого-то. Поэтому каких-то изменений не происходит, все прописано в законах, в положениях.

А.СОЛОМИН: То есть вопрос отношения к тому или иному политику, который становится президентом, он не так важен?

Д.ВАРЕННИКОВ: У нас очень интересное положение, у нас все говорят «Армия вне политики», и мы, вроде, как бы, тоже должны быть вне политики, хотя, по сути, находимся в центре политической власти и отчасти являемся ее олицетворением. Но, на самом деле, такая, некоторая нейтральность к конкретным личностям – это даже, наверное, плюс. Мы выполняем свои функции именно с целью сохранения государственного строя больше и стабильности во всей стране. Вроде бы, охрана такого маленького рубежа, но политически, наверное, это, все-таки, очень значимо. Поэтому это, наверное, правильно.

А.СОЛОМИН: Как бы то ни было, самая ответственная часть даже не самая сложная. Больше травм, например, можно получить в подмосковном Алабине, где расположен кавалерийский почетный эскорт. Для того, чтобы попасть не в Кремль, а в подмосковное Алабино стараться надо еще больше: отбор туда особенно жесткий. Дело в том, что в Алабине располагается кавалерийский почетный эскорт, 2 эскадрона, а также рота охраны и обеспечения. Работают служащие непосредственно с лошадьми. У кавалерийского почетного эскорта своя история – это переформированный 11-й кавалерийский полк, его еще называют Мосфильмовским. Кремлевцы-всадники и их кони принимают участие в различных торжественных мероприятиях с участием главы государства. Но особенно известны они своим участием в фильмах. Мне, например, в конюшне встретился конь Грин, засветившийся в фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник».

Командир кавалерийского эскадрона капитан Александр Талько – улыбчивый человек, утверждающий, что его солдаты если и получают травмы, то от лошадей, и то редко, потому что научены.

А.ТАЛЬКО: Работа в плане именно сплочения воинского коллектива не заканчивается моим убытием с работы. Она проводится каждый день, каждую ночь, у нас постоянно находится в подразделении кто-либо из командного звена, либо офицеры, либо прапорщики, которые здесь вместе с солдатами ночуют также. Поэтому если вы имеете в виду вопросы казарменного хулиганства, то тьфу-тьфу-тьфу, на данный момент мы эти вопросы смогли благополучно решить, сплотили коллектив между военнослужащими различных призывов, различных национальностей.

Если брать именно службу, то основные проблемы, которые возникают, это научиться правильно работать с лошадью и не падать с нее. Это наша главная основная задача и проблема. То есть для того, чтобы военнослужащий пришел, первый раз лошадь увидел, и сделать все для того, чтобы он смог овладеть навыками верховой езды. Лошадь – она такое животное, достаточно непредсказуемое в определенных случаях, и для того, чтобы лошадь не нанесла травму всаднику.

А.СОЛОМИН: То есть вопросы безопасности и техники безопасности.

А.ТАЛЬКО: Вопросы безопасности и техники безопасности при обращении с лошадью у нас на первом месте всегда.

А.СОЛОМИН: Впрочем, определенный страх у новобранцев есть – это признает и капитан Талько. Прежде всего, страх неизвестности в первый адаптационный период. Основную массу работы в это время берут на себя офицеры, причем, они тоже к солдатам должны привыкнуть. Никогда не знаешь, что за ребята придут, какая работа с ними предстоит.

А.ТАЛЬКО: Буквально проходит 2-3 дня, и прямо на глазах заметны уже изменения в том плане, что... Вот, вы говорите, страх почувствовали. Там, в принципе, его уже нет. То есть они уже знают, для чего они сюда пришли, что они будут делать, чем заниматься будут, какая у них первостепенная задача. То есть мы сразу начинаем работу на будущее, на стимулирование, то есть к чему им тянуться. Выполнение одной задачи всем подразделениям вместе, смешанный призыв. И, естественно, мы стараемся, чтобы такие понятия как взаимная выручка, она присутствовала в процессе общения ребят, ну, естественно, не без участия командного звена. То есть командир всегда должен возглавлять любое мероприятие и любое дело. Солдаты не должны быть брошены и оставлены на произвол судьбы «копайте отсюда и до обеда, а я ушел». Нет, такого у нас нет.

А.СОЛОМИН: Чтобы убедиться в его словах, попросил переговорить с кем-нибудь из призывников. Служащего 2-го кавалерийского эскадрона Дениса Леонова выдернули с занятий. Немного зажат, но, похоже, менее, чем другие солдаты. Многие приехали издалека, в СМИ попадать не привыкли. На всякий случай прошу офицеров удалиться, чтобы не смущать. Денис Леонов родился в городе Ангарск Иркутской области, но призывался из Новосибирска, где окончил техникум и даже поступил на заочку в институт.

Д.ЛЕОНОВ: У меня была цель закончить образование, чтобы, ну, не прерывать это все. Потом уже пойти в армию. Ну, я до армии поступил еще в институт на заочное отделение и пошел в армию, тоже не терять времени.

А.СОЛОМИН: То есть после армии ты вернешься заканчивать?

Д.ЛЕОНОВ: И сразу, да, продолжать учебу, заканчивать институт, дальше работать по профессии.

А.СОЛОМИН: Ну, вот, в армию пошел без какого-то страха?

Д.ЛЕОНОВ: Целенаправленно. Как бы, я знал, куда иду.

А.СОЛОМИН: А предполагал, что попадешь в президентский полк?

Д.ЛЕОНОВ: В военкомат пришел, и предложили попробовать в президентский полк. Там комиссии проходил. Как бы, уверенности не было, что я попаду именно сюда, потому что отбор жесткий.

А.СОЛОМИН: Но желание было?

Д.ЛЕОНОВ: Желание было.

А.СОЛОМИН: А сколько ты уже служишь?

Д.ЛЕОНОВ: 7 месяцев.

А.СОЛОМИН: 7 месяцев, то есть скоро дембель?

Д.ЛЕОНОВ: Еще 5 месяцев.

А.СОЛОМИН: Но экватор прошел – уже считается дед, правильно?

Д.ЛЕОНОВ: Ну, как дед? У меня такого разграничения нет. У нас как, вот? Ну, вот, как я служил, у нас делится по полугодиям – первое полугодие и второе полугодие. Первое полугодие приходят молодые солдаты, второе полугодие уже более опытные получаются и обучают, помогают, подсказывают. Как бы, без этого никак. Гражданская жизнь, а в армии чуть-чуть по-другому: тут дисциплина, все строго.

А.СОЛОМИН: Были ли у тебя какие-то проблемы? Ну, тут просто надо честно ответить. Либо у кого-то из твоих сослуживцев?

Д.ЛЕОНОВ: Как бы, я работал на железной дороге и там по военной организации, там уже устроено так, что есть приказы и их надо выполнять. Поэтому не было трудно перестроиться под это. Все проходят через это.

А.СОЛОМИН: После службы Денис Леонов контракт оформлять не намерен – на железной дороге его ждут обратно. Контракт он подпишет с ними, трудовой.

На манеже прогуливали лошадей. Обычно занятия конной подготовкой занимают 3 часа, все остальное время после подъема, зарядки, завтрака и строевых упражнений тоже проводят с лошадьми. Но кормят, моют, чистят их денники. Перед отправкой в Казань для участия в президентских скачках на манеже проводят немного больше времени: лошади должны размяться, потому что на следующий день больше 15 часов они проведут в грузовиках. Личного пространства там практически нет, нельзя даже повернуться. Предложили зайти на манеж. Подозвал одного из солдат-контрактников. В выездных мероприятиях принимают участие, в основном, эти военнослужащие, поскольку у них больше опыта.

Как вас зовут?

С.ИВАНЕНКО: Старший прапорщик Сергей Иваненко.

А.СОЛОМИН: Только что буквально слез с лошади – вот, я не знаю, слышно ли. О!

При попытке записать лошадиный голос едва не остался без техники. К моему диктофону со стороны коня был определенный интерес.

За каждым закреплена своя?

С.ИВАНЕНКО: Да, за каждым всадником, за каждым солдатом закреплена своя лошадь, с которой он непосредственно работает до того момента, пока не уволится.

А.СОЛОМИН: Период адаптации – вот, какой он? Сложный, тяжелый? Сколько времени должно пройти и у кого как бывает? Бывает ли так, что лошадь, ну, вот, не принимает? Как это выглядит?

С.ИВАНЕНКО: Это уже зависит от всадника, от человека зависит. Если боится лошадь, то дольше. Ну, в среднем, здесь у нас через месяц уже солдаты привыкли к лошадям, перестали бояться и верхом ездят смены как положено.

А.СОЛОМИН: Ну, не кусают никого? Ничего такого?

С.ИВАНЕНКО: Разные моменты бывают. В зависимости от настроения лошади. Может, конечно, укусить: нужно быть осторожным, внимательным при обращении с лошадью.

А.СОЛОМИН: Укусить – это, конечно, не то же самое, как если жалит пчела. Бывали случаи, когда лошади откусывали людям пальцы. В полку, правда, таких не было. Из типичных травм от общения с лошадьми – последствия удара копытом, тем более подкованным. Правило, которого придерживается большинство из тех, кто общается с этими животными, - не подходить сзади – действует. Впрочем, чтобы испытывать панический страх от лошади, не обязательно получать от нее копытом. Были случаи, когда солдаты просто падали в обморок при первом контакте. Разумеется, такой в эскадроне служить не будет. Евгений Верфель, Красноярский край, село Ермаковское служит в полку всего 5 дней, только закончил курс молодого бойца.

Е.ВЕРФЕЛЬ: Много нового, много необычного. Все какой-то своеобразный интерес. Некоторые первый раз к лошади подходят, чего-то новое берут для себя, учат. Интересно, много интересного всего узнаешь, никакого ни страха, ничего. Просто охота больше-больше узнавать с каждым днем.

А.СОЛОМИН: Не возникло желание за эти 5 дней «уже все, нет-нет-нет, зачем?»

Е.ВЕРФЕЛЬ: Нет, наоборот, еще больше погрузиться охота во все это, чтобы попадать на всякие там тренировки, обкатки.

А.СОЛОМИН: Судьба кавалерийского эскорта сложная, но по мнению заместителя командира этого подразделения Сергея Лапшина, главное, что сумели сохранить.

С.ЛАПШИН: Еще когда мы находились в Министерстве обороны, о судьбе данного подразделения стоял вопрос такой, что могли мы, как бы, и в погранвойска уйти, потому что востребованность такая имеется, на границах лошадь до сих пор, на заставах.

А.СОЛОМИН: Сейчас, насколько я понимаю, даже вводится, наоборот, эта практика.

С.ЛАПШИН: У нас издавна сложились взаимоотношения с Голицынским пограничным училищем, они практику проходят у нас здесь. В процессе дискуссии было решено, что традиции исторические необходимо поддерживать на высоком уровне. Как существуют эти традиции во многих зарубежных странах, для поддержания этих традиций было принято решение передать нас в структуру Федеральной службы охраны, президентский полк. Ну и я думаю, что это сделано правильно, потому что постепенно исчезает направление вот этого патриотизма, исторических традиций и многие начинают забывать, что это такое. Ну и тем более лошадь – как бы, издревле это животное служило и царю-батюшке, и так далее, и так далее. И на границах защищали, и непосредственно вот эти церемонии, которые проводились, очень красочные, яркие, Время показывает, что, на самом деле, это очень важно.

А.СОЛОМИН: Живут в Алабине хорошо, отремонтированные казармы, открытое пространство, отличная еда, осилить которую в один присест я, например, не смог. При этом как и везде меня интересовал быт простых служащих в этих, все-таки, довольно непростых условиях. Дмитрий Христенко, призывник из Ростова-на-Дону рассказал о том, что все, конечно, обычные люди, но расходятся по мирному.

Месяц уже живете вместе. В принципе, наверное, должны понимать, откуда берутся неуставные отношения и почему, как вы говорите, в президентском полку, ну, во всяком случае, в кавалерийском эскорте их нет.

Д.ХРИСТЕНКО: Все зависит от руководства. Вся дисциплина, все идет от главных, кто занимается подготовкой подразделения.

А.СОЛОМИН: Не знаю, любой коллектив, вот, рабочий коллектив – там всегда могут возникать какие-то трения, ну, потому что это работа.

Д.ХРИСТЕНКО: Ну, это люди, это живые люди. Мы же не машины.

А.СОЛОМИН: Бывает такое, что случается что-то там, ну, кто-то кого-то, может, обидел чем-то? Если возникают эти трения, когда они прекращаются, на чем они останавливаются? Командир приходит и говорит «Типа, там, все»?

Д.ХРИСТЕНКО: Не знаю, в нашей части здесь у всех есть голова на плечах, поэтому чтобы возникали именно такие прямо неуставные отношения... Все знают точку, когда нужно остановиться, и все, расходятся по-мирному, по-житейски.

А.СОЛОМИН: По мнению полковника Игоря Драгунова нормальную службу по уставу можно организовать в любой части – было бы желание командиров.

Ситуация спокойная, никаких неуставных отношений нет, кормят хорошо. Скажите, все-таки, это в руках командования? Или командование неблагополучных каких-то частей войсковых не в состоянии что-то исправить?

И.ДРАГУНОВ: Не, ну это все зависит, прежде всего, от командования, как они относятся к своим задачам, как их выполняют. Все так оно и получается.

А.СОЛОМИН: Президентский полк – элитный полк, и попасть сюда не так просто. Бывали случаи, когда люди приходили и говорили «Ну, вот, очень хотим, чтобы сын служил. Вот, у него 176 сантиметров, но здоровье немножко не позволяет. Но, вот, у нас есть пара там десятков тысяч рублей. Ну, давайте как-нибудь, ну уж очень нужно»?

И.ДРАГУНОВ: Не могу сказать, потому что в президентский полк сейчас набором занимаются у нас, офицеры ездят, ребят непосредственно уже отбираем, тех ребят, скажем так, которые подходят нам или нет, кого можно использовать именно в кавалерийской подготовке. А по поводу денег, ну я, скажем так, про такие случаи не слышал. Но я думаю, что так вопрос не должен стоять, потому что прежде всего мы людей отбираем, есть требования и этих требований стараются все придерживаться.

А.СОЛОМИН: Помимо воспитательной работы, которая возложена на заместителей командиров, свою работу проводит и психолог. Офицеры говорят о том, что такие эксперты начали появляться в частях именно с президентского полка. Психолог кавалерийского почетного эскорта Ирина Бедрина рассказала подробнее о своей деятельности в полку, а также о том, с какими проблемами призывников она столкнулась.

Как вообще часто, в принципе, занимаетесь с ними?

И.БЕДРИНА: Я занимаюсь караулом каждый день. Перед караулом обязательно я с ними занимаюсь, я их чуть-чуть расслабляю, потом я их чуть-чуть взбодрю, замотивирую на службу. И я за это время наблюдаю за тем, в каком они настроении. Мы с ним порисовали чуть-чуть эмоциональный рисунок, и, как бы, могу ли я его допустить к наряду или нет. Из этих ребят я вижу всех. Я не вижу, чтобы они не могли, кто-то не мог. Ну, бывает, например, не очень хорошо себя чувствуют или письмо пришло из дома плохое, или, там, девушка позвонила, поругалась. И если я вижу, что он не может, я не разрешаю, не рекомендую заступление в наряд.

Бывают такие случаи. Это редкость. В основном, они все заступают, потому что они такие у нас ребята, физически выдержанные и устойчивые. То есть вы видите по ним, то есть они, как бы, уже все, они уже хотят. Даже кто-то на первый пост мечтает – это самый у нас считается серьезный пост (первый).

Ну а то, что сложно, я согласна здесь, да. Потому что старослужащие уволились, молодые ребята еще учебный взвод, они готовятся, они не имеют права заступать никуда и, соответственно, на них нагрузка ложится двойная, колоссальная нагрузка. А сначала им тяжело первое время, потом они сейчас, видите, привыкают. Но когда молодые начнут заступать, у них будут и выходные, достаточно выходных, и у них будут и увольнения, и читать у них будет возможность. То есть, как бы, все наладится и войдет в свое русло. Но вот такие периоды тяжелые у нас бывают каждые полгода.

А.СОЛОМИН: Вот, вы работаете с ними, видите какие-то трения, может быть, между ними.

И.БЕДРИНА: Ну, конечно. Ну, во-первых, мужской коллектив. В любом коллективе всегда происходят какие-то конфликтные ситуации, это естественно. Мы стараемся предугадать серьезные конфликты, профилактика, я провожу с ними занятия по конфликтам, мы пытаемся найти выход из конфликта не мордобоями, какой-то физической агрессией, а, например, сотрудничество, компромиссы. То есть мы с ними рассматриваем различные выходы из конфликтной ситуации.

Или, например, заранее рассказать о том, что, вот, Иванов предъявляет ко мне претензии необоснованные или там что-то хочет от меня. То есть мы стараемся делать так, чтобы предугадать тяжелый конфликт. Ну, бывает, что они и поругаются – без этого, наверное, нет вообще жизни в военном коллективе.

А.СОЛОМИН: Мне вот сейчас показалось немного, все-таки, что друг друга как будто они не очень хорошо знают.

И.БЕДРИНА: Вы слышали, мальчик сказал «Мы приехали, боялись». У нас расформировали батальон на Рублево-Успенском шоссе, и ребята буквально меньше месяца назад, половина здесь прибыла с МСБ. Конечно, за месяц очень трудно подружиться с ними. А у них свой был коллектив, они там уже сдружились. У нас – свой коллектив. Во-первых, самое трудное – влиться двум коллективам, подразделениям. У каждого свои были командиры, свои были задачи, обязанности. Ну, все было чуть-чуть по-другому, так скажем, чем у нас. Видите, они говорят «Здесь сложнее, нас пугали, нам, как бы, говорили, что здесь будет трудно». Да, на самом деле, им первое время было трудно. Это же не молодой призыв, все. Сейчас самая главная задача – их объединить. Вот эти все занятия проводятся на то, чтобы по имени узнали, просто даже элементарно. Они все называются там «солдат», «товарищ», как вы слышали. И задача командира – их сплотить: вы – не какие-то там, с другого подразделения, вы – наши, все наши. Поэтому вам и показалось, что они чуть-чуть друг друга не знают, да.

А.СОЛОМИН: Во время призыва приходят совсем-совсем, ну, школьники еще вчерашние. Насколько отличается работа с ними от тех, кто уже сейчас? Потому что, ведь, и у тех, и у тех разные проблемы, и у тех, и у тех проблемы есть, потому что первые, как бы, они адаптируются, вторым уже что-то поднадоело, что-то уже домой совсем немного осталось, но хочется все сильнее и сильнее.

И.БЕДРИНА: Да. Молодые солдаты. Сейчас самая главная цель моя – адаптировать их к условиям службы. Потому что они приходят, на самом деле, очень неподготовленные. Такое ощущение, что дома ни родители, ни в школе им вообще не рассказывали, что такое армия. Они по каким-то фильмам наподобие «Солдаты», кинокомедии учились представлять себе армию. Они не знают, что это такое. Они думают до сих пор почему-то, что тихий час должен обязательно быть. Но пока у нас этого нет, еще не приняли такого. «Нам рассказали об этом дома, в военкоматах». Когда к нам они приезжают и попадают в огромное помещение, где 200 солдат, в Купавне, соответственно, у них шок.

Потом им очень трудно понять, что такое коллективизм. Уже этого давно у нас, к сожалению, в стране нет. Коллективизм – это когда один за всех и все за одного. В армии это осталось, у нас это осталось. То есть если один провинился, ругают всех. И, как бы, берут на поруки, помогают этому. Ну, не справился – давайте все вместе. То есть этого, наверное, ни в школе сейчас уже нет... Ну, не знаю. Мне кажется, это уже ушло. А здесь оно осталось.

В той жизни они так умели, что я – это я, моих соседей по дому я не знаю, и вообще у меня 2-3 друга, а все остальное – это не мое. А здесь, вот, рота, их 100 с лишним человек, они все вместе. Не важно, какого ты призыва, не важно, с какого ты города. Ты если не выполнил, потому что ты не захотел (ну, бывает такое, да?), все за тебя в ответе. Вот это самое, наверное, тяжелое, преодоление.

Потом им трудно ходить вместе в курилку. Ну, сейчас ты не хочешь курить, но ты идешь со всеми. Или, например, всем... Это в Купавне – здесь уже этого нет. В Купавне все идут вместе умываться. Режим дня у нас определен: в туалет, на зарядку, опять же, вместе. Это, представляете, вот такая толпа из 200 человек идет. Это у них очень протест вызывает: «Я не хочу в туалет», например, или «Я не хочу сейчас – я хочу спать». И вот это у них очень тяжело с подъемом. Вообще, вжиться в этот режим достаточно жесткий очень тяжело им, особенно тем, кто родился в городе. Это, вот, у нас ребята из Новосибирска, из деревенек – они такие, они закаленные севером, наверное, такие они у нас мужички сразу, такие: «Так, я могу. Надо – давайте я помою». Они сами просятся в наряды. А, вот, балованные, нежные мамины, которые один сын у мамы. Мама его опекала, но надо. Надо в армию, потому что надо получить военный билет и потом жить, да? Потому что военный билет сейчас дает очень большие просторы для развития. И, вот, именно с ними мне тяжелее всего, вот эти мальчики, которые одомашненные, такие, нежные, балованные, вот такие вот.

Есть еще такие трудности. Например, есть девушка, она беременная, у него переживания «А как же она там, а я тут, а вдруг у нее что-то». И вот этот разрыв идет. Понимаете, он не о службе думает в этот момент, он думает, как она там. Ну и вообще таких очень много факторов. Все мы их – вот я, например, лично, как бы, с каждым беседую, каждого тестирую.

А.СОЛОМИН: Как провести последний месяц? Вот, как себя заставить? Потому что и дисциплина до сих пор нужна – серьезная, жесткая дисциплина здесь, я заметил. Как себя преодолеть? Когда ты, вроде бы, уже все, ты уже круче всех, а...

И.БЕДРИНА: Вы знаете, мы специально не отделяем их. Вот, раньше, когда было 2 года, это было очень, на самом деле, трудно, когда последние полгода они уже не могли. у них не было сил и желания. А за год они не успевают сильно устать. Это не 2 года. Вот, поверьте мне, эта разница колоссальная. Нам легче, что они служат год – они не успевают обнаглеть, они не успевают набраться каких-то таких вот отношений «Так, вроде я там уже старик, а вы тут молодые».

А.СОЛОМИН: Кстати, слово «дед» исчезло. Вот, я сегодня спрашивал у человека, который... Вот 7 месяцев как раз, я говорю: «Так, ты дед уже, наверное» - «У нас нет такого».

И.БЕДРИНА: Да. Вот это тоже плюс. Дед – это у нас всегда считалось «Ну, я крутой, я ничего делать не буду». Границы стерты. Он, получается, да, он – старослужащий, но он этого не ощущает еще. Они иногда даже и через 7 месяцев некоторые плачут, по дому скучают. Были такие случаи.

Но последний месяц я замечаю, у них очень медленно тянется время. Они мне сами говорят: «Скорее бы домой». Они считают эти дни, они их вычеркивают из календарика, они каждый день думают о доме. Мы их стараемся загружать работой, мы не даем расслабляться ни на день. До последнего дня они у нас заступают в наряды, хозработы, столовая. То есть я считаю, что солдат, в принципе, чтобы не придумал, наверное, какие-то глупости в голову не лезли, постоянно он должен быть в графике, в ритме, постоянно в работе. И если у нас есть выходной, да, пожалуйста, это твой законный выходной. Если у нас есть по субботам-воскресеньям кино – пожалуйста, театр – пожалуйста. Все остальное время работаем, служим, доказываем, что мы готовы. Ну, у нас характеристика будет хорошая и так далее.

А.СОЛОМИН: Ну, я пообщался и с теми, кто только прибыл. У них нет в глазах страха какого-то, нет забитости. То есть они как-то зажаты, я заметил, но я потому что тычу в них диктофон, они тоже люди не особо публичные, не привыкли к этому. Расслабленные. Несмотря на то, что только прибыли, вроде бы они должны всего бояться там и всех там, сержантов. Нет, абсолютно спокойно. Вот, как это? Почему здесь это есть, а нигде этого нет?

И.БЕДРИНА: Вы понимаете, мы их встречаем здесь как родных. Ну, вот, у нас подразделение считается да, оно строгое. И с МСБ ребята приехали: «Ой, у вас тут по уставу все живут». Но тем не менее, этот устав не дает возможности дедовщине, не дает возможности наглеть, хамить и использовать ребят там не по назначению. И когда они приходят, вот я, например, их всех как своих считаю. И, как бы, каждый также. Каждый командир, особенно там, где мало, вот, эскадроны вы видели, то есть они на виду. Ну как их вот? Они знают каждый его характер, они знают каждого, на что он способен, что он может сейчас отчудить, куда его пристроить, как его направить? Мы можем, например, вот, слабеньких я, например, отправляю в клуб песни петь. То есть мы всех их используем, мы не говорим «Ты не можешь, ты у нас эмоционально-неустойчив, значит ты не будешь нигде». Поэтому они, на самом деле... Они расслаблены, вы правильно заметили. Я даже иногда думаю: «Надо как-то их пожестче». Потому что так, знаете: «Ой, Ирина Петровна!» Такого раньше не было, да. Ну а с одной стороны думаю, ну а почему они должны быть забиты? Кто нам сказал, что они в армии должны быть такие запуганные как мышата? Пусть они лучше такие будут, но не наглеть. Вот эта грань, когда вот эта расслабленность перерастает в наглость – вот это мы не даем, вот тут же раз и осаждаем. Не дай бог допустить это – тогда он и с командиром будет также расслаблен, а этого нельзя – у нас единоначалие.

А.СОЛОМИН: В случае, если у кого-то какая-то проблема, он приходит, скорее, к вам в первую очередь?

И.БЕДРИНА: Не всегда. Потому что эту проблему может решить командир. Если эту проблему командир не решает, он звонит мне и приходит ко мне, мы здесь с ним пьем чай, разговариваем. Какие проблемы может решить командир? Это девушка бросила, надо пережить. Может командир там как мужик посоветовать «Ну, у меня тоже было такое», там все. Командир у нас, например, 1-го эскадрона сам был солдатом, здесь же служил. Он знает эту службу прямо от самых низов. И он всегда говорит: «Парень, у меня такое-то, такое-то было. Я с тобой, мы вместе. Давай переживем». А есть случай, когда, например, мальчик из молодых ребят: «Я не буду служить. Ну, не хочу. Вот, я хочу домой и мне здесь плохо». Причину он не называет. Я говорю: «Тебя обижают? Тебе что-то недодали?» Вот, как вы их спрашиваете тоже, да? «Что тебя не устраивает?» Он говорит: «Меня все устраивает, я просто хочу домой, я соскучился по дому. Я никогда от мамы далеко не отрывался, меня там девушка ждет, я боюсь, что она мне начнет изменять». Ну, вроде бы, сумбур. Но он этим живет. И у него направлена в одну сторону мысль, он ее не может поменять. Без меня он, то есть, может все, что угодно – и через забор перелезть, все, что угодно. Поэтому мы тут же его хватаем в охапку и через родителей. Мы родителям можем позвонить, сказать: «Вы понимаете, такая ситуация у ребенка». Они могут приехать с ним поговорить – они-то его лучше знают. Я с ним: «Давай поговорим». То есть выговаривается-выговаривается и начинает понимать, что он глупости говорил до этого. Из простой беседы выходим на то, что «парень, давай послужим» - «Давай».

Иногда комбат вызывает его, может строго, прямо там: «Ты – солдат, ты пришел служить, ты год должен отдать армии. Что это за поведение?» То есть подключаем все, чтобы мальчика вывести из этого состояния. Потому что нам нельзя терять людей, у нас и так не хватает.

А.СОЛОМИН: Бывает такое, что кто-то уходит? В принципе, это возможно?

И.БЕДРИНА: Это возможно. Очень-очень редко, потому что нам это не выгодно. Мы его уже здесь научили, обучили, он сдал здесь экзамены, и на посту в 16-й роте, и в кавалерии. А прийти какой-то другой, да? А кого мы переведем в кавалерию, если он не умеет, да? И это, знаете, это когда уже бывают, например, у нас случаи, была аллергия на шерсть лошади у мальчика. Мы перевели его по болезни в 16-ю роту, и у него там аллергия закончилась.

Были случаи, когда он испугался лошади, ну, фобия началась, страх. То есть он нормально-нормально-нормально, а потом в один момент она его где-то то ли зажала в деннике, и он испугался и сказал: «Все, я не могу. Я захожу, у меня ладошки потеют, я начинаю бояться лошадь». Мы его перевели – это нормально. А когда он приходит «Переведите меня – я хочу», конечно, это детский сад, я говорю: «Нет, извините, но ты сюда пришел по желанию».

А.СОЛОМИН: А говорят, что природа неуставных отношений в армии идет с ранних этапов, с детского садика, со школы, да? Ну, вот, из сериала «Школа», который многие видели по телевизору, то, что мы называем «неуставные отношения» - это отношения среди людей в определенном замкнутом коллективе. То есть то же самое, что было там. Согласны?

И.БЕДРИНА: Я вообще полностью с вами согласна, потому что я – мама двух детей и наблюдала эту дедовщину. А как психолог, я постоянно наблюдаю, мне этот сам процесс нравится. В песочнице мой ребенок, которому там 1,5-2 года сидит и сидят с ним дети, тоже там такого же возраста, 5-6 человек. Вот она, маленькая песочница, 2 года детям. И они начинают завоевывать место под солнцем: один отнимает лопатку, второй не плачет, а отдает. У другого эту лопатку забрать невозможно, третий этой лопаткой может бить, да? Другой плачет и молчит. То есть это с рождения. Это как стая, что ли, мы как животные, в принципе, относимся.

Ты сильнее физически, морально, ты – лидер, ты проявляешь свои качества. А есть люди, которые не хотят быть лидерами, они сразу говорят: «Я – не лидер, я – ведомый». То есть он даже знает, что он такой, середина золотая. А есть которые приходят и говорят сразу: «Я хочу быть командиром отделения, я хочу быть младшим сержантом» (из молодых прямо сейчас мне говорят). То есть они изначально уже лидеры. Нам только надо самое главное вот этого лидера выделить, узнать и направить его в нужное русло – не антилидером чтобы он стал, а лидером положительной направленности.

Тут очень сложно с ними. Они, на самом деле, такие мужички, изначально по ним видно, что он готов за собой вести толпу. Самая главная цель, чтобы эта толпа была положительная. То есть это называется социометрия. Мы проводим социометрию, смотрим антилидера, лидера, микрогруппы, как они в роте, в подразделении находятся, как они взаимосвязаны, кто с кем воюет, кто с кем контактирует. Если мы находим сразу плохого лидера, так скажем, мы его можем из этой группы вытащить и все, группа распадается сразу же. Это как шахматная игра. А он там, в другой группе уже не лидер – там свой лидер. И он уже приспосабливается к этому.

А.СОЛОМИН: Какие вообще вы занятия проводите? Вот я сегодня видел, занимались рисованием, причем так, достаточно, не спустя рукава, так, нормально. Они отрываются на этом, да?

И.БЕДРИНА: Да, они любят рисовать. Сначала говорят «Мы не умеем». Как дети они рисуют с упоением, язык высунув, рисуют-рисуют-рисуют. И занятия всевозможные. Я собираю в клубе, всегда, когда молодые приезжают. Я рассказываю о том, куда они попали, как им придется служить, какие будут трудности, как преодолеть кризис первого месяца. То есть я им говорю, что «вы не думайте, что вам одному плохо – плохо всем», чтобы они не остались один на один с этой проблемой, да?

Потом я рассказываю о том, что у нас есть контракты, как можно туда попасть к нам служить. То есть, ну, вот, как информативная беседа, раскрывающая все. Вопросы – любой вопрос они задают, я на все отвечаю. Занятия, каждый месяц у нас проходят занятия обязательно, у меня по плану психологической работы, в которые включаются различные темы. Например, со старослужащими или с командирами отделений помощь в адаптации молодому призыву. То есть они должны научиться помогать им, а не обижать, и не кричать на них, а какие методы воздействия вы знаете в помощи для молодого призыва. То есть беседа, поддержка. Там не физические нагрузки, а именно, вот, что? С молодыми, в основном, на сплочение, на знакомство, на соединение – они должны познакомиться друг с другом, они не знают никого, они в шоке, они попали в новый коллектив, им надо подружиться.

А вот эти игры – они очень хорошо. Видели, они сразу рассеялись, им хорошо. И также молодые совершенно спокойно начинают говорить. А в этих беседах очень много говорят того, чего они не скажут один на один. То есть я говорю: «У тебя хорошо все?» - «Нормально».

А, вот, когда они садятся в круг, это самый идеальный вариант для раскрытия душевно, ну, близости, так скажем, соединения. Тем более, я с ними рядом сижу, они перестают меня бояться, как бы, я для них не начальник становлюсь, а вместе с ними. Ну, опять же релаксация и для караула, и для тех, кому тяжело, опять же, адаптироваться, у нас снятие тревоги, снятие напряжение идет. Аутотренинги «Я сильный, я могу». Вот, мы зачитываем, бубним вот это одно и то же, и вроде ничего.

С офицерами занятия тоже проводятся, с контрактниками занятия. И на вред алкоголя и наркотиков, фильмы – я обязательно подбираю подборку фильмов, там, вред алкоголя для организма с жуткими картинками. Суицидальные – что становится с людьми, которые пережили суицид, не умерли, а, например, вот, последствия, да? Там, перелом шейных позвонков, удаление желудка. Ну, то есть прям для ребят иногда это бывает полезно, потому что бывают такие мысли «Вот, я не хочу здесь служить – я сейчас что-нибудь выпью», да? Сейчас этого уже давно нет, но были такие случаи, что, например, он мне говорит: «Я все равно служить не буду, вы меня не заставите служить. Я что-нибудь с собой сделаю, и все».

А.СОЛОМИН: То есть это протест, так сказать, да?

И.БЕДРИНА: Да, это, как бы, демонстрация. Просто он, как бы, заявляет, он не понимает, что он говорит. «Я там сейчас что-нибудь там... А вы мне что сделаете?» Я говорю: «Я, конечно, ничего не буду делать». Я его сажаю, включаю фильм, он смотрит. Я говорю: «После этого ты будешь что-то, да?» А он говорит: «Да нет, я просто пошутил. Я не хотел. Просто, вот, мне плохо, я не знаю, как выйти из этой ситуации». Я говорю: «Давай вместе выходить. Что ты один? Конечно, ты один». Если острая фаза, какой наряд? Вы что? Нельзя.

А.СОЛОМИН: А командир нормально к этому относится?

И.БЕДРИНА: Ну, они как мужчины считают, что солдат изначально сильный морально и духом, и телом. Они первое время, когда я здесь работала, они сначала, ну, не то, что сопротивлялись, они говорят: «Ну, потерпит. Потерпит-перетерпит». И я, все-таки, добилась того, что они по первому сейчас зову. Вот он только сказал «Мне тяжело», они сразу ко мне: «Разбирайтесь, Ирина Петровна. Чего хотите с ним делайте, только чтобы он вернулся здоровым, нормальным, в состоянии работать». То есть, ну, слава богу, это уже давно позади. У них было недоверие к женщине-психологу, потому что они здесь все мужчины и, как бы, они: «Ну, что ты понимаешь, ты с нами не стреляешь», хотя я стала и стрелять ездить, и все. Я сейчас и на лошадь садилась, и все (чтобы знать).

А.СОЛОМИН: Командование вы тоже перевоспитывали?

И.БЕДРИНА: У них психолога здесь не было до меня. И для них это было ново. Они сами – папы, отцы, они сами воспитывают, какая-то женщина тут еще командует «Его снять с наряда, его поменять, его туда». Они: «Как это? Ты вообще, что ли? Зачем ты так говоришь?» А сейчас они уже все, по первому звонку. Нет, проблем нет.

А.СОЛОМИН: Раньше в составе президентского полка были и некоторые другие подмосковные части, но от них было решено отказаться. Таким образом, Арсенал в Кремле, Кавалерийский почетный эскорт в Алабине и военный лагерь в Новой Купавне и есть то, что представляет собой президентский полк. В заключительном интервью для проекта комендант Кремля Сергей Хлебников рассказал о том, чем сегодня является это подразделение ФСО. Еще 5 лет назад оно могло шокировать, сегодня – приятно удивляет.

Когда вы пришли в президентский полк, я имею в виду когда стали уже комендантом Московского Кремля, в каком виде вы принимали участие?

С.ХЛЕБНИКОВ: Есть такое правило, что ли (оно мне очень нравится, какой-то мудрец его сформулировал), но я его сейчас нарушу, это правило. Вводил улучшения без похвальбы, без поношения предшественников и прежних порядков. Но возьми себе за правило не только следовать достойным примерам, но и самому создавать их. Вот, в принципе, хорошее правило, если говорить о каких-то проблемах (а они были в прошлом и до меня), то, конечно, мне бы не хотелось называть фамилии, возлагать на этих должностных лиц ответственность за это дело. Ну, это не совсем даже уже корректно – люди уже не работают в этой среде. А проблем в период моего пребывания в этой должности хватает – в этом, наверное, тоже имели возможность убедиться.

А.СОЛОМИН: Когда вы пришли, стали комендантом, это решение руководства – оно было связано как раз с какой-то обстановкой?

С.ХЛЕБНИКОВ: Да, это было связано с обстановкой. И тоже с трагичным случаем. Я служил в другом месте, мне очень интересна была служба. Но мне дали указание поучаствовать в работе комиссии по расследованию суицида одного мальчика. Тоже молодой солдат, год он, по-моему, прослужил, который попал в Кавалерийский почетный эскорт. Следовало разобраться, почему это произошло, и я в составе комиссии, которая была назначена руководством Федеральной службы охраны, нынешним руководством, и обратил внимание на то, что обстановка, действительно, крайне тяжелая.

В чем заключались эти крайности? Люди большей частью были предоставлены самим себе, потому что задач на это подразделение никаких особых не возлагалось. У нас не было тогда ни разводов караулов, ни участия в каких-то мероприятиях заметных, видных. То есть не было, говоря военным языком, таких, настоящих боевых задач. То есть бездельничали люди. И в этой атмосфере очень успешно процветали элементы нарушения взаимоотношений, что ли, среди военнослужащих, нарушения устава. Причем, в диких формах это совершенно происходило: вымогательство денег, родителям сказать, что «пришли мне деньги не переводом, а сбрось мне на телефон, на такой-то номер». Вот, один из элементов с помощью телефонных карт пересылались деньги.

Потом родители многих солдат – это не очень обеспеченные люди. Когда сын просит в один месяц 2 тысячи, 3 тысячи, еще сколько-то прислать, то они задаются вопросом, где эти деньги взять, во-первых, потом, что происходит. Зачастую дети сами не говорят, для кого это предназначено, стесняются брать у родителей, зная о том, что надо либо на преступление пойти, либо занять эти деньги. И кончается это трагично, вот, как в том случае, который мне приходилось расследовать.

Собственно говоря, и выводы комиссии, которая тогда работала, они были очень такие, конкретные, что непосредственной причиной гибели, суицида этого парня послужило вымогательство со стороны старшего призыва денег у него. Не единственный случай был – таких случаев было много. Просто трагически кончалась, слава богу, не каждая такая история. Ну, оставлять это так просто было, как бы, нельзя.

Не знаю, это послужило или что-то иное, но через какое-то время мне предложили, наш руководитель предложил эту должность, которую я занимаю, и сказал о том, что следует, прежде всего, заняться обстановкой в полку. Я, действительно, начинал службу лейтенантом после окончания училища в полку, горжусь этим, горжусь тем, что и сейчас это подразделение у меня в подчинении. Ну, как бы, было сказано, что «пойди, разберись и постарайся вернуть полку то доброе имя, которое он когда-то имел». Ну, не мне судить, насколько это получилось, но, повторяю, я начинал с того, что мне каждый день, а иногда через день там, ну, не менее одного раза в неделю докладывали подчиненные офицеры о том, что кто-то порезал себе вены, не желая служить, кто-то глотнул иголку, кто-то еще что-то такое выкинул, кто-то убежал из части из какого-то городка. То есть если бы это было сказано широко в ту пору обществом, естественно, встал бы вопрос, кого вы призываете, что у вас там за порядки? Надо было как-то с этим бороться. Ну и, вот, это заняло определенный период времени.

Перелом наступил где-то лет 5 назад, это была 70-я годовщина полка. К этому времени мы постарались многое сделать. Во-первых, всем объяснили (и офицерам, и солдатам), что такое хорошо, что такое плохо. И не все в это поверили, в серьезность наших намерений – пришлось это потом на деле подтверждать, серьезность намерений.

А.СОЛОМИН: Сколько примерно было процессов и чем, как правило, они заканчивались?

С.ХЛЕБНИКОВ: Не один, не 2, не 5. Заканчивались они в одних случаях условным осуждением, когда там тяжелых последствий не наступило. В некоторых случаях просто увольнением офицеров, ответственных за это дело, в некоторых случаях реальным уголовным преследованием.

А.СОЛОМИН: То есть автоматически состав управленческий – он как-то обновлялся, менялся?

С.ХЛЕБНИКОВ: Обновлялся. Но, знаете, была еще такая картина, которая... Ну, назову такой пример. Она, в принципе, говорит о переменах, которые произошли. Вот, если раньше из училищ приходило в полк (а мы из разных училищ берем офицеров), скажем так, 20 человек приходит осенью по выпуску, то примерно такое же количество увольнялось из полка. То есть стабильного офицерского состава, с которым можно было работать, ну, в общем-то, не было. У меня сейчас нет вакантных должностей, потому что офицеры не увольняются. И это говорит об изменении, как бы, обстановки. Да и статистика, честно говоря, сейчас в нашу пользу.

Потом, может быть, следует сказать, что большую роль сыграла система отбора – мы ее восстановили, потихонечку приближая ее к советскому, что ли, периоду, когда полк назывался «Кремлевским». Может быть, просто возвращали к здравому смыслу.

Допустим, мы никаких ограничений, на самом деле, по полку кроме этого роста метр 72 и выше не вводили. Ну, татуировки – я уже объяснял в передаче, почему должно быть исключено. Потом главное, чтобы человек был психически здоров и желал служить. А дальше уже, там, из полной семьи, или неполной семьи (это в советское время исключалось, там, из неполной семьи).

А.СОЛОМИН: Ну то есть формально, я так понимаю, это осталось где-то в документах, да?

С.ХЛЕБНИКОВ: Совершенно верно, совершенно верно: сейчас это не правило. Есть, действительно, приказ, которым мы руководствуемся, постановление правительства – вот там, в принципе, все есть. Исключения бывают. Много же писем приходит, можно с ними ознакомиться, что ребята сами пишут, что хотят служить в президентском полку или родители их пишут, бабушки, дедушки. Иногда приходится отказывать в виду того, что регион, откуда мы не призываем. Ну, далекий, Забайкалье, Дальний Восток, та часть Сибири, которая далеко, восточная часть Сибири – мы оттуда, действительно, не призываем ребят. Это сложно по организационным, в общем-то, причинам. Расширяли географию призыва (об этом я уже говорил), старались снять нагрузку с учетом демографической ситуации, с регионов. Ну, как это можно прокомментировать? Если допустим, раньше из Брянской области призывалось 30-35 человек, то сейчас в виду демографической ситуации мы призываем 15-20 человек. Это легче подобрать здоровых, мотивированных на службу людей.

Кстати, события... Армия и общество – это, в принципе, единая штука. Армия - часть общества. Все язвы, все болезни общества – они тоже коснулись и Вооруженных сил. Наркотики – может быть, самая такая, яркая страница из этой истории. Вообще, в полку, в любой воинской части (не только в президентском полку) проблемы одинаковые: как в капле воды отражается проблема определенного периода. Самое страшное было в 90-е годы. Вот, я захватил как раз в полку последствия.

Ну, потом, знаете, как бы, что плохо? Когда громко и торжественно врут, а, на самом деле, прикрывают какую-то недееспособность, там, отсутствие всякого движения, желания что-то улучшить. В полку был такой, если можно сказать, уговор, чтобы офицеры не боялись доложить о происшествии, о проблеме, которая возникла. И за это офицеров не стегали, не привлекали к ответственности, так, формально. У тебя произошло, ты виноват, ты получил взыскание и так далее. Вот, не сразу офицеры в это поверили. У нас еще был такой, инерционный период, когда мы знали, что, там, в такой-то роте, в таком-то взводе произошел межличностный какой-то конфликт, который перерос в неуставные взаимоотношения, офицер побоялся об этом доложить. Терпеливо объясняли, что этого бояться не надо – надо разбираться в причине произошедшего.

Сейчас 99,9% офицеров (это я, как бы, положа руку на сердце могу утверждать) не боится доложить о происшествии. Я каждый день получаю доклады о том, что кто-то мог там ногу подвернуть, кто-то там ударился, кого-то там копытом ударили, кто-то при десантировании с бронетранспортера или с автомобиля получил травму. Всегда следует письменный доклад помимо устного, всегда подключаются здесь те, кто должен подключаться к расследованию. Бумаги стало, конечно, больше, но и порядка стало больше. Все-таки, главное – ничего не бояться и быть открытым. Внутри себя. Не скрывать какие-то недостатки, проблемы, которые существуют. Тогда реально возможно улучшение. Наверное, так это происходит во всех подразделениях, частях, видах. В целом, Вооруженные силы, где есть командиры, которые сумели создать такую атмосферу, а, вот, в моем случае это командование нынешнего президентского полка, там больше порядка. Где нет таких командиров, которых называют обычно «батяня-комбат», то там, конечно, процветает.

А.СОЛОМИН: Я задаю этот вопрос практически всем офицерам, с которыми я сталкивался. Командование части может решить эту проблему? От нее зависит?

С.ХЛЕБНИКОВ: Конечно. Тут, как бы, сомнений у меня нет в этом смысле никаких. От командования части зависит атмосфера, которая существует. Если командир не вор, с ориентацией на военную службу у него все нормально, то люди и трудности, которые там, и бытовую неустроенность, и еще чего-то, они переживают без каких-то искривлений.

А.СОЛОМИН: Скажите, а вам никогда не приходилось сталкиваться с обвинением или с какими-то разговорами о том, что, вот, президентский полк – он получает самых здоровых, самых психически устойчивых, тех, действительно, кто хочет служить в президентском полку. А остальным частям, как бы, остается то, что осталось, и поэтому, дескать, вы можете, а мы не можем.

С.ХЛЕБНИКОВ: Такие упреки звучат постоянно, но они большей частью происходят из-за того, что реальной ситуации не знают люди. Мы, да, действительно, стараемся брать людей по системе отбора, которая восстановлена, пригодных к военной службе. Уж насколько они там лучше или хуже... То есть я знаю, что, допустим, аналогичный полк Министерства обороны – он покрасивее ребят к себе отбирает, у него есть возможность это делать. Мы, как бы, не первые в этом плане. Тем более, военкоматы-то – они подчинены, собственно говоря, Министерству обороны. Они себя не забывают.

А.СОЛОМИН: Вы говорите «аналогичный полк»?

С.ХЛЕБНИКОВ: Ну, 154-й полк Министерства обороны, это рота почетного караула. Это военная комендатура города Москвы. Нас часто даже путают.

А.СОЛОМИН: Ну, вот, сейчас у могилы неизвестного солдата стоят ваши ребята.

С.ХЛЕБНИКОВ: Да.

А.СОЛОМИН: Рота специально караула. А рота почетного караула Министерства обороны?

С.ХЛЕБНИКОВ: 154-го комендантского полка отдельного – они обеспечивают церемонию встреч, проводов глав государств в аэропорту, возложение венков на могиле неизвестного солдата – это их непосредственная обязанность.

Потом, когда ребята прибывают на учебный пункт, там работают психологи. Вот, психологи – это непосредственно в моем подчинении, в подчинении командира полка. Они с каждым беседуют, проводят тестирование, уже на современном уровне они работают и определяют помимо предрасположенности того или иного солдата-призывника к какому-то виду военной службы, будь это техника, будь это работа с животными, будь это караульная служба, будь это какие-то подразделения спецназа, которые вы видели, они определяют еще и степень психологической устойчивости. И процентов 10-15 (я это готов цифрами подтвердить – они у меня есть) – это ребята, которые не очень устойчивы к конфликтам, которые возникают, не очень стойки к тем изменениям, которые произошли в их жизни. У них специальный медицинский термин существует – сложная адаптация к военной службе. Военная служба – она сложна, вот, особенно в тот период, когда парень попадает из семьи, где он рос, воспитывался, из круга друзей, с которым он общался, попадает в армию. Здесь все по-другому: ты не хочешь, а тебе надо вставать, ты не привык, но тебе надо делать зарядку. За тобой раньше ухаживали или ты не обращал внимание, там, на свой внешний вид, а здесь тебе приходится все делать самому. Потом тебе не нравится этот предмет, а его приходится изучать. Тебе хочется после плотных занятий отдохнуть, а тебе еще надо в наряд заступать. Ну, тут такая ломка идет человека первые месяцы. Она сложная. Я не понаслышке, по себе знаю, поскольку мне пришлось службу начинать от солдата рядового. Это очень сложный такой период, и психика каждого из нас, и внутреннее устройство – оно индивидуально, каждый по-своему это переживает. Кто-то там начинает закуривать, кто-то писать письма, кого-то тянет уединиться, кого-то тянет, наоборот, с кем-то пообщаться. Это такая тема, она заслуживает отдельного разговора и, может быть, даже не со мной. Это самый сложный период, когда происходит некое становление, что ли, человека в новом формате, переформатирование личности. Очень сложный период, но от этого никуда не денешься.

Вот, мы берем на учет, если можно так выразиться (это отвечая на ваш вопрос, насколько лучше или не лучше), тех ребят, которые имеют проблемы с адаптацией к военной службе. И часть из них, ну, допустим, они не работают в Кремле, они служат там, где есть возможность посмотреть на небо, на лес, на деревья, на реку. Это помогает. А в Кремле служить тяжело. Я объясню почему. Потому что здесь ты все время на виду зачастую неба не видишь. Потом апатия, замкнутое пространство – это дополнительные такие обстоятельства, которые давят на личность. И тут покрепче должны быть ребята.

Есть тут другие плюсы для молодых людей. Там, куранты звонят – он ложится спать, он слышит куранты на Спасской башне. Потом город, увольнения и так далее. Но это вопросы другого порядка.

А.СОЛОМИН: Пострадал ли призыв президентского полка во время демографического спада? Потому что, вот, вы говорите, что в регионах вы сократили необходимое число призывников, а в целом-то, получается, насколько сокращение было?

С.ХЛЕБНИКОВ: Конечно, пострадало, качество призыва пострадало. Но это общая беда, и мы еще вот эту демографическую яму после, опять же, 90-х годов, мы еще не прошли. Вот сейчас призываются ребята, которые родились в тот период, когда плохо жили семьи, когда бедствовали, не многие решались на то, чтобы завести ребенка. Сейчас призывной контингент – он меньше, чем в обычные годы, скажем так, был в России, в Советском Союзе. Это такая истина, которую не обойти – это просто надо пережить. Нам надо подумать, как ее пережить.

Что мы делаем? Мы не можем призвать в полк меньше того количества, которое требуется для выполнения основных задач, там обеспечения караульной службы, охраны объектов и так далее.

А.СОЛОМИН: Тем более, учитывая, что у вас все заняты постоянно.

С.ХЛЕБНИКОВ: Да. Более того, у нас вот этот призыв на год требовал тоже определенную подготовку внутри не только полка, но и других воинских частей (это и армии касается, прежде всего). Что значит «подготовиться к этому»? Это надо было программку боевой подготовки так перестроить, чтобы человек за полгода дошел до того уровня, когда он может из себя реально представлять защитника отечества, извините за высокий штиль. А как это сделать? Это надо создавать какие-то параллельные подразделения. Мы так и сделали. Допустим, полгода рота учится, занимается исключительно служебно-боевой подготовкой, а вторые полгода она выполняет задачи службы. Это вы, наверное, могли наблюдать на примере роты специально караула, роты оперативного резерва. Ну, это такая же история и по другим.

Первые полгода – это, в основном, учебка получается. А, вот, вторые полгода он уже непосредственно отдает то, чему его научили. И потом дальше эта вся схема работает. Это вот то, что было сделано офицерами полка в последнее время. И таким образом мы выходим, как бы, из положения.

Потом другое. Мы, действительно, стали переводить людей на контракт. Отслужил, хочешь стать профессиональным военным – пишешь рапорт и оформляешься на контракт. И если он становится контрактником, на это место уже не надо призывника. И за счет этого мы сокращаем количество призываемых ребят.

Ну, скажем так, механик-водитель, оператор-наводчик, хороший снайпер, гранатометчик, водитель автомобиля и так далее. Это человек, который должен хорошо знать свое дело. Потому что, ну, вот, за полгода не подготовишь хорошего военного профессионала. Это, кстати, мы подсмотрели и в армиях других стран, где бывали с визитами. Это было поводом, собственно говоря, для того, чтобы посмотреть, как это устроено там в Дании, в Норвегии, в Германии и так далее. Мы там очень много подсмотрели для себя полезного. И получается, что солдат, который отслужил в полку год по призыву, он практически уже прошел необходимую подготовку для того, чтобы стать профессиональным будущим военным. И у нас очередь на контракт, мы, как бы, отбираем из числа этих ребят. Постепенно это все делаем, отбираем. Уже говорили о том, что порядка 30% у нас – это контрактники. Хороший показатель, на мой взгляд. Хотя, можно было бы быстрее это сделать, имея в виду эту очередь. Но зачем? К сожалению, в Вооруженных силах есть примеры, когда вот эта спешка – она привела совершенно к обратному результату. Ведь, для того, чтобы человек потом без всяких кавычек стал профессиональным военным, надо инфраструктуру, которая обеспечит ему прохождение военной службы, построить, чтобы у него там было служебное жилье, чтобы он был в медицинском плане, в финансовом плане, в социальном плане у него был пакет сформированный и обеспеченный бюджетом, какие-то задачи, собственно, должны быть уточнены для этой должности с учетом того, что он уже профессионал. Структура подразделения должна измениться, где он служит. Это все надо делать своевременно. Мы это делаем, и через какое-то время вы захотите поинтересоваться, как идет комплектование по контракту. Цифра, наверное, будет другая.

А.СОЛОМИН: Вы сейчас можете сказать условно какую-то дату, когда, допустим, президентский полк может полностью перейти на контрактную службу?

С.ХЛЕБНИКОВ: Леш, могу сказать. Дело в том, что есть решение президента РФ, оно касается сокращения призыва на военную службу по целому ряду ведомств, в том числе и по нашему. И перевод на контракт. И до 2015 года та цифра, которую я называл, она должна увеличиться, эта цифра до 50%.

А.СОЛОМИН: 50% – контракт, 50% - призыв.

С.ХЛЕБНИКОВ: Да.

А.СОЛОМИН: А так, вот, чтобы совсем, пока еще не стоит вопрос?

С.ХЛЕБНИКОВ: Вы знаете, не получится.

А.СОЛОМИН: Не получится?

С.ХЛЕБНИКОВ: Не получится и не нужно к этому стремиться. Почему? Во всяком случае, по полку – тут я бы его выделил в отдельную такую воинскую часть. Дело в том, что есть задачи, которые, ну, вот, в моем возрасте, да даже помладше решать должны молодые люди. Вот эта вся красота государственных церемоний, которая работает на имидж не только руководства, но и вообще, в целом, страны, несение службы на посту №1 и так далее, и так далее. Это надо делать людям вашего возраста, когда молодые лица, красивые люди – они олицетворение страны. Если там будут стоять дедушки с усами и под 40 лет, то это... Потом физически это невозможно сделать.

Другое дело, что и полк заинтересован в том, чтобы всегда был приток. И приток не со стороны, скажем... Я почему так обособляю полк? Потому что в полку на контракт, на профессиональную службу военную должны оставаться люди, которые хорошо знают, чем занимается полк. Но уж лучше тех ребят, которые у нас год прослужили, прожили, которые и нас знают, и мы их знаем, материала, если позволите такое выражение, нет.

А.СОЛОМИН: Вот, 2 вопроса в связи с тем, что вы уже сказали. Первое, по поводу призывников, по поводу того, что просят у родителей выслать деньги. Сегодня призывник, служащий в президентском полку, нуждается в каком-то дополнительном материальном обеспечении со стороны родителей? Или, вот, он попадает в полк и, по сути, ни копейки денег он может извне не получать?

С.ХЛЕБНИКОВ: В принципе, военнослужащие всем обеспечены. Денег не бывает много или мало – это касается не только солдата, а касается вообще любого человека в обществе. Надо как-то себя сообразовать просто с тем количеством денег, которые ты получаешь. Многим, кстати, ребятам (об этом они сами говорят) на пользу тот аскетизм, в котором они оказываются. Потому что в семьях их часто балуют, там, начиная с детского возраста, когда он садится в магазине, закатывает истерику и говорит: «Не уйду, пока не купите какую-то игрушку». Некоторые выросли в этом пространстве, в этой атмосфере. И сюда когда они попадают, конечно, тут по-спартански все, переосмысливают и даже свое прошлое зачастую ребята.

Никогда солдат не голоден, никогда солдат не оборван, у него все для этого есть.

А.СОЛОМИН: Вопрос по поводу контрактников, опять же. Насколько я понимаю, денежное довольствие служащих по контракту здесь и служащих в Министерстве обороны отличается? Или нет? Или я не прав?

С.ХЛЕБНИКОВ: Не отличается, на самом деле. Во всяком случае, отличается не в лучшую сторону. Вы это легко проверите. У нас несколько человек, вот, на протяжении двух лет переходили во внутренние войска, подмосковные бригады. Там получался побольше у них социальный пакет, получали на денежное содержание.

А.СОЛОМИН: А я просто слышал, что, наоборот, стремятся из других бригад приходить...

С.ХЛЕБНИКОВ: Нет, нет. Еще есть такой пример. Мы раньше получали изрядное количество желающих из пограничных училищ, из числа курсантов, которые становились офицерами и стремились в полк именно по этой причине. Мы всегда получали значительно больше армейских офицеров. Более того, я сам когда был лейтенантом, мне все время говорили, что у лейтенанта, командира взвода оклад как у командира полка в армии. У меня не было возможности это проверить. Ну, я не жаловался никогда на денежное содержание.

Вот сейчас происходит, по-моему, обратная штука: из училищ не очень хотят к нам идти по этим соображениям. Потому что, вот, на границе, я знаю, там обеспеченность служебным жильем в порядке.

А.СОЛОМИН: Сейчас в президентском полку какая-то проблема с жильем для контрактников, она существует?

С.ХЛЕБНИКОВ: Со служебным жильем – нет. Комфортабельное жилье, комфортное, во всяком случае, жилье. В мои лейтенантские годы не металось о таком. Наверное, так и должно быть в наше время. То есть это современные квартиры, 3-х, 4-х, 5-тиэтажные дома во всех военных городках есть. Все необходимое, включая мебель, холодильники, телевизоры, все есть. Предусмотрена возможность для стирки, для химчистки и так далее, и так далее. Мы будем наращивать дальше развитие этой темы. У меня-то опыт гарнизонный большой, я хорошо понимаю, что мы в полку начинаем организовывать такую, гарнизонную жизнь. Там должны быть территории для детей, для семей. Это новое, как бы, явление, которое должен полк осваивать. Справимся с этой задачей. Я считаю, что жилье военнослужащие полка в настоящее время обеспечены. Наверное, мы просто своевременно в эту тему вошли, и последовательно сделали все. То есть телега не бежала впереди лошади. Просто сначала было жилье, сначала те вопросы социальные, о которых я докладывал уже, были решены. А потом мы или параллельно набирали ребят на контракт – они не приходили на пустое место, что там надо было снимать где-то квартиру, платить какие-то несусветные деньги, там, пытаться в московском регионе по ценам, которые здесь существуют. Нет, нормально.

Потом там же в этот так называемый социальный пакет что еще входит? Возможность учиться. У нас многие ребята учатся.

А.СОЛОМИН: Параллельно?

С.ХЛЕБНИКОВ: Параллельно. То есть заочно учатся. Университеты, институты очень интересно, осваивают какие-то специальности. Некоторые по окончании контракта уходят. Уходят, потому что освоили другую специальность. И полку он отдал все, что положено было по контракту.

А.СОЛОМИН: Как удается бороться с коррупционной составляющей, которая неизбежно, мне кажется, возникает в случае потока каких-то денег?

С.ХЛЕБНИКОВ: Что касается непосредственно наличных денег, мы попросили установить банкоматы в полку, перевели зарплаты военнослужащих на карточки. Это снизило остроту этой проблемы, еще несколько лет тому назад. Я последнее время не слышал о том, чтобы - вообще, хочется постучать по дереву – чтобы были проблемы какие-то в этой среде. Потом наказания достаточно жестокие, даже по намерениям, которые у кого-то могут быть. Это не для красного словца говорю, это, слава богу, действительно, так.

Коррупционная составляющая – она может быть, знаете, в таких службах, которые занимаются закупками продовольствия, фуража, вооружений, средств связи и так далее. Не хотел бы, ну, как бы, подробно освещать эту тему. Проблемы тоже были. Она всегда будет, эта коррупционная составляющая, где есть почва. Как мы ее исключали? Мы перевели все закупки (по полку это возможно) на электронные торги. Ситуация изменилась в корне. До 40% экономия у нас получается, торги происходят фактически мгновенно. Я сам не ожидал такого результата.

Сейчас перевод торгов на электронный вот этот метод – это путь, который реально может существовать. А что касается системы, когда конкурсы какие-то непонятные по 94-му проходили, когда там кто-то с кем-то общался, кто-то кому-то уступал, оговаривались какие-то моменты, когда с конкурса убиралась какая-то фирма, организация – я думаю, это уже недавнее прошлое. Там, действительно, была почва для злоупотреблений. Злоупотребления были. У нас есть службы, которые за этим следят. И мне тоже приходилось применять меры к таким людям.

Сейчас это электронные торги. Будь это мясные консервы, будь это там морковка или капуста, или картошка, все это уходит на площадку открытую в Москве, там все видят, предлагают свои цены и мгновенно заключается контракт, и потом осуществляется. Вот, очень сильное дело.

Вот я не буду дальше критиковать 94-ФЗ, который регламентирует все это дело, тем более высшие должностные лица государства по этому поводу требуют навести порядок. Ну, для полка в нашей части, на нашем таком уровне решение проблемы, опять же, в электронных торгах – это та же гласность, та же открытость.

А.СОЛОМИН: Последний вопрос. Как вы вообще, боялись идти на этот проект с нами? Боялись, что что-нибудь найдем, отыщем, узнаем? И если вдруг по каким-то причинам что-то, что вы хотели еще высказать или сказать, уточнить, вот, у вас как раз сейчас есть возможность.

С.ХЛЕБНИКОВ: Ну, я хотел бы, прежде всего, поблагодарить «Эхо Москвы» за то, что оно этот проект придумало, и мне как гражданину не хотелось, чтобы вы на этом останавливались. Проблемы общества и армии – они должны как-то обсуждаться, конечно, не в благостном каком-то таком варианте. Просто полк (может быть, не очень в этом имели возможность убедиться) – не самая такая воинская часть, где проблемы одна за другой и другую подгоняет. Но начинать – может быть, и правильно сделали, что начали с кремлевского полка. Все-таки, он заметен, он, все-таки, каким-то символом является и надо было реально показать, что здесь происходит.

Я поначалу очень пожалел, что согласился. Я начал читать комментарии, и у меня настроение упало, я не очень хорошо даже и спал. Потому что в некоторых случаях какая-то злобность, циничность. Но есть комментарии, они связаны с незнанием, как бы, структуры полка, задач реальных, которые на нем есть, людей, которые здесь служат. И это я понимаю, это, вот, хорошо, что была возможность как-то немножечко рассказать об этом. И есть комментарии, к которым я отношусь положительно. Их по определению не много – такие люди, как правило, не очень в блогосфере участвуют, ну, настоящая такая боль есть и за проблемы армии и общества, их хватает (что там говорить?). Вот, ради них, собственно говоря, мы это все и делаем.

Я потом как-то успокоился, и начал уже как-то комментировать вопросы, которые в том числе и вы задавали. Каждый, наверное, на своем участке должен отвечать за свой участок службы и работы. Я, вот, допустим, за всю страну ответить не могу. За эту воинскую часть, в которой вы были, я просто обязан отвечать. Если есть что-то хорошее, почему бы об этом не рассказать? Есть что-то плохое, такого было много – об этом тоже как-то я пытался сказать. О проблемах армии и общества, конечно, нужно говорить, и давать возможность высказываться тем, кто служит в конкретных частях и подразделениях. И есть проблемы душераздирающие. Мы общаемся с ребятами, которые, отслужив в полку, закончив военную службу, попали там в какие-то части, в подразделения вне зоны нашей ответственности. И наоборот, к нам приходят военнослужащие, которые служили в других частях. И поэтому обмен такой, достаточно живой.

Ну, тут уже об этих проблемах, как бы, как я уже сказал эту фразу, не надо громко и торжественно врать, скрывать их. Но надо и объективно показывать людей, которые добились какого-то результата, несмотря ни на что. Есть такие люди, я их лично знаю. Это и во внутренних войсках, в воздушно-десантных войсках, да, собственно, в армейской среде в целом. По пограничникам очень интересно было бы осветить вопросы, которые они переживают, пережили за это время. В общем, любить надо родину с открытыми глазами.

Мне кажется, что вам не стоит, я имею в виду «Эхо Москвы», бояться этих разговоров, даже когда идет какой-то позитив. Плохо, когда, ведь, либо разговор неоткровенный, пафосный, либо какая-то заказуха, извините меня, с какой-то стороны. Если этого нет, то надо вести разговор и стараться сделать объективным.

Андрей Максимов, писатель, журналист, он часто свою колонку ведет – я люблю его читать. Как-то обратил внимание на это веяние времени. Речь шла о балерине нашей, Ульяне Лопаткиной знаменитой. Вот, критики ее пинают, можно сказать, за что? За то, что она выступает под музыку Чайковского. Ну, конечно, Чайковский – это коммерческий композитор. Да и ноги у нее длинные. Ну, вот, больше ничего не напишет, потому что танцует великолепно, Чайковский замечательно звучит. Но, вот, все равно хочется какой-то негатив сказать об этом, какой-то негативный комментарий. Вместо того, чтобы, в принципе, гордиться тем, что у нас, слава богу, есть еще такие в данном случае балерины, как-то не очень приветствуется у нас и позитив, который должен быть. Стесняемся мы, когда-то что-то вот такое, настораживаемся, когда что-то позитивное обсуждается. Хотя, это, наверное, неправильно. Исключать из разговора нельзя ни негативные какие-то вещи, ни позитивные – надо постараться просто быть объективным. Ну, я очень долго на эту тему, как бы, думаю, и поэтому так долго говорю.

Я еще раз хотел бы сказать большое спасибо от имени офицеров, с которыми мне придется продолжить службу, с офицерами, на воспитании которых находятся молодые ребята. У них не должны руки опускаться и, все-таки, они должны видеть, что общество замечает не только чрезвычайные происшествия, которое явилось там, может быть, одним из поводов для нашей встречи, но и замечать какой-то позитив, который там какими-то ростками где-то пророс. Спасибо.

А.СОЛОМИН: Разумеется, 5 дней, которые я провел в президентском полку, - вовсе не срок для того, чтобы хорошо узнать его, узнать людей, которые несут там службу, хотя бы тех, кто служит лишь год. Однако, судя по всему, проблем у этой структуры намного меньше, чем у многих других. С одной стороны, элитность подразделений уже подразумевает, что попасть туда не так легко, а, значит, вылетать нежелательно. Солдаты редко жалуются на свои проблемы, даже если проблемы эти вследствие неуставного поведения сослуживцев. Но у них хорошо заметно желание служить именно в этом подразделении. Для кого-то это дальнейшая жизнь, военная карьера, для кого-то просто возможность отслужить не в самой худшей части. Главное – что определенный комплекс проблем в ней решили и ее пример может и должен быть заразительным. Алексей Соломин, Кремлевский полк, радиостанция «Эхо Москвы».