Ирина Винер - Интервью - 2005-01-04

Н. КАЛУГИНА – Ирина Александровна, этот год для вас каким был, он был удачным, он был нервным, он был счастливым, как он для вас прошел?

И. ВИННЕР – Он прошел по-разному, он прошел с большими радостями, и они остались больше в памяти, с большими нервными потрясениями, они остались более в тени. Во всяком случае, случалось все, это всем людям, которые занимаются, интересуются спортом, должно быть ясно.

Н. КАЛУГИНА – Кстати говоря, никогда не было обидно, что Олимпиада проходит в високосный год?

И. ВИННЕР – Я об этом не думаю.

Н. КАЛУГИНА – Был очень тяжелый чемпионат Европы, была Олимпиада, когда вам было тяжелее, когда, может быть, волновались больше?

И. ВИННЕР – Я думаю, что эти волнения сравнивать трудно, но, во всяком случае, предолимпийские соревнования на территории Украины, дружественной, где нас встречали с распростертыми объятиями в кавычках, известно, что борьба за проведение этих соревнований предолимпийских шла очень большая, именно за проведение, место, Москва тоже претендовала на это. Но, в общем, предпочтение международная, европейская федерация гимнастики отдала Украине, Киеву. И многие думали, что мы туда побоимся поехать первым составом, но нам это в голову даже не приходило. В общем, поехали, конечно, первым составом, и это было очень волнительно, потому что предшествовали различные угрозы нашим судьям, не нашим судьям, судьям из зарубежных стран, которые считались нашими союзниками. Поэтому все это было очень неприятно.

Н. КАЛУГИНА – Когда готовился этот чемпионат Европы, в тот момент, как я понимаю, за год до старта решалось, где он будет проводиться, это была неудача нашей спортивной дипломатии или удача украинцев?

И. ВИННЕР – Дело все в том, что мы просто предложили провести соревнования на высоком уровне, у нас проходил чемпионат Европы, «Мастерс», по спортивной и художественной гимнастике весной, там определили, международная федерация гимнастики Европы, что одни соревнования прошли в Москве, вторые пусть пройдут в Киеве. И там были обещаны какие-то невероятные суммы за проведение, которые, в общем, мы платить не могли и не имели никакого желания. А там заплатили, в общем, такие астрономические цифры за проведение, поэтому мы вышли из борьбы, что оказалось совершенно верным, потому что если бы выиграли мы на территории Москвы, сказали бы все, что это все, как говорится, выиграно какими-то неправедными путями. А так как мы приехали в Киев и выиграли прямо там на глазах у всех украинских болельщиков, это было уже хорошим, как говорится, знаком перед Олимпийскими играми. Поэтому нет худа без добра.

Н. КАЛУГИНА – Я понимаю, что девочки знают, что вы член руководящих органов международной федерации, и на чемпионатах мира вы их не выводите, а ведь Олимпиада – это немножко другой турнир, как вы переживали то, что вы не могли быть со своими детьми рядышком?

И. ВИННЕР – Это уже вторая Олимпиада, когда я не могу быть рядышком со своими детьми. Они приучены к этому, я стараюсь на международных турнирах на всех быть как-то, особенно последних, стараться их не опекать в непосредственной близости и все внушать им во время тренировок о том, что меня рядом не будет, что только на площадке может им помочь их подготовка, их правильное поведение на тренировках. Ни в коем случае не выводящие тренеры, ни тем более какие-то экстрасенсы и т.д. Все это вторично. Первично – это только сама подготовка и гимнастка, которая готова, прежде всего, морально.

Н. КАЛУГИНА – Я знаю, что Амина Зарипова вас зовет «мамусяка», большинство детей у вас, ваших учениц, детей, это не оговорка, а истина, у вас живут. В то же время их приходится заставлять работать, как это удается совместить, и любовь, и работу?

И. ВИННЕР – Все дело в том, что любовь и работа – это идентичные понятия в нашем деле, поэтому любить себя и любить детей – это значит делать их красивыми, умными, талантливыми от бога, если они получили какой-то дар, чтобы он претворился в жизнь, чтобы они имели какую-то звезду в небе, к которой они стремятся. Все это достигается трудом. Если получается, что ребенка к этому направляешь, то это и называется любишь. Поэтому дети – очень справедливый народ, они прекрасно понимают, что если их просто гладить по голове и ничего не делать с ними, они этого человека просто не уважают и не любят, никогда не назовут «мамусякой». А те люди, те тренеры, те педагоги, которые идут на результат, но не, как говорится, всеми путями, как говорится, все пути хороши для достижения цели, нет, а именно честным путем, в спорте надо жить ярко, надо побеждать честно. И я очень люблю эту песню, поэтому цитирую иногда такие эти слова, особенно я цитирую слова олимпийского девиза «Преодолеть себя». Если тренер смог научить ребенка преодолеть себя, тогда ребенок его уважает, и когда чувствует уже силу, внушенную тренером и природой которая ему дана, в какой-то степени, от природы, а тренер ее раскрыл и подвинул на это дело, то тогда все получается. И тогда получается и взаимопонимание, и любовь, а уже потом, когда выходишь из зала, это превращается уже просто в такую дружбу. Именно взрослого человека и ребенка, я не считаю, что диктат в зале и за залом является полезным, нет, но я думаю, что не тот генерал, который не старается сохранить жизнь и здоровье каждого своего солдатика. Только таких любят солдаты. Точно также дети любят только тех, которые сохраняют им жизнь, здоровье, дальнейшее их счастье, которое зависит от их здоровья, но в то же самое время на тренировках требуют того, что дает им возможность потом поднимать флаг России, слушать ее гимн в честь себя.

Н. КАЛУГИНА – Кстати говоря, как удается найти баланс между необходимым диктатом в зале и той душевной теплотой, которая от вас всегда исходит на всех, в первую очередь, на ваших гимнасток? Ведь, в общем, работа с подростками требует диктата, гимнастика – такой вид, который требует диктата, в то же время никто же никогда не говорил о вашей диктатуре.

И. ВИННЕР – Все дело в том, что я этого баланса никогда не искала, просто, видимо, мне это дано от бога, я чувствую это, эту тонкую грань, никогда через нее не перехожу. А если перехожу, у меня начинает звенеть в ушах, значит, это нарушена черта справедливости. И дети это очень четко понимают, что когда они сделали какой-то неправильный шаг, это несправедливо, у Ирины Александровны начинается замыкание. Поэтому они стараются, уже те, которые хорошо меня знают, и те, которые долго со мной работают, они меня стараются никогда не обманывать, никогда не манкировать. А если все-таки это случается, то следует такая реакция, которая потом долго остается у них в памяти, постепенно это нивелируется, исчезает.

Н. КАЛУГИНА – А что вы называете замыканием?

И. ВИННЕР – Замыкание – это когда я выхожу из себя, если вижу, что что-то несправедливо. Это вне зависимости от того, что, например, если ребенок что-то не понимает, гимнастка не понимает что-то. Я могу очень много раз объяснить, рассказать, но если я вижу, что она не понимает, потому что ей лень понимать, что ей не хочется сейчас понимать, что ей неохота, что она это делает, этот вид, я выхожу из себя и размазываю, что называется, всю ее теорию о ее непонимании просто начисто. И тогда возникает эта волна такая, волна, которая должна, в общем, моментально разрушить все эти построения, которые она себе воздвигла, сама себе воздвигла, что она не понимает, что она не умеет, что она неспособна или что она нездорова, не может пока по состоянию своей подготовки это сделать, из-за того, что я всегда очень точно чувствую, что ребенок может, а что он не может на сегодняшний день. И никогда эту грань не перехожу. Поэтому постепенно это воспитание, кстати, на некоторых оно действует, это уже генетически на некоторых оно действует очень быстро и стабильно остается, а с некоторыми приходится бороться всю жизнь. С Алиной Кабаевой мне никогда не приходилось бороться, кроме последних нескольких лет, когда эта уже моральная ее усталость от всех передряг в жизни, в смысле в спорте имеется в виду, в жизни в спорте, сказалась на ее каком-то таком иногда неадекватном поведении. Мне приходилось ей долго объяснять и стараться и внушать и возвращаться, и по-доброму, и жестко, но когда она было до 15, до 16, до 17 лет, пока не случились эти непредвиденные обстоятельства, это была девочка, которая внушаема, которая никогда не перечила, которая работала, которая получала удовольствие от работы и доставляла всем другим это. Поэтому она и стала Алиной Кабаевой, поэтому это звезда номер один, которая, в общем, с нашей помощью, тренеров и всех-всех, подняла художественную гимнастику на такие непревзойденные высоты. Из Золушки художественная гимнастика стала принцессой. Но если только остановить этот процесс где-то на какую-то секунду, пробьет 12 часов, кони превратятся в крыс, а карета – в тыкву, я это очень хорошо чувствую. Поэтому надо продолжать и работать очень серьезно, вот так.

Н. КАЛУГИНА – Глубокий кризис в середине цикла после всех неприятностей, как ее удалось из него вытаскивать?

И. ВИННЕР – Очень тяжело было, очень тяжело вытаскивать ее из этого кризиса, очень было тяжело и физически, и морально. Физически потому, что она прибавила веса, морально потому, что она была убита, а для нее эмоции – это все. И воскресить эти все эмоции, в общем, было очень нелегко. Я думаю, что это отняло и у нее, и у меня очень много сил и нервов. Но пройдя через все препятствия, самое главное, преодолеть себя, это и мне было, и ей было, проходя через препятствия, потом открывалась какая-то определенная отдушина для того, чтобы можно было в нее снова, как говорится, окунуться. Потом опять вставала стена, которую нужно было разламывать лбом. Но, в конце концов, слава богу, все закончилось. Все закончилось так, как хотелось.

Н. КАЛУГИНА – Ирина Александровна, ведь конец олимпийского цикла еще может означать и расставание, может, кратковременное, но расставание со своей гимнасткой, со своим ребенком, который прощается с большим спортом. Это очень тяжело?

И. ВИННЕР – Как вам сказать, мне это не тяжело, мне, слава богу, господь бог дал эту возможность не убиваться и не страдать, когда уходят гимнастки. Я не знаю, я их очень люблю, когда они тренируются, и думаю о них, и сплю с мыслями о том, как они выглядят, как они будут выглядеть в новых программах, новых костюмах, в жизни, но когда наступает тот момент, когда они должны уйти, когда они уходят, у меня на душе покой. Я не могу сказать, что я страдаю, переживаю. Нет. И на сегодняшний день то же самое Ира Чащина, она осталась, она тренируется, я счастливо захожу в зал и вижу ее, в то же самое время Алина сейчас отдыхает. Отдыхает или закончила – это второй вопрос. Но я совершенно спокойно к этому отношусь, что ее нет в зале, она сделала много, она молодец. И если она даже не вернется никогда, мне будет очень спокойно. А если она вернется, я буду тоже счастлива. Поэтому любое ее решение совершенно адекватно на мне скажется, и в том, и в другом случае буду ее всегда считать самым близким человеком своим. Именно за то, что она сумела нашу художественную гимнастику поднять на такую высоту.

Н. КАЛУГИНА – Алина – уже взрослая девушка, собственно, и другие взрослеют. Вы являетесь той жилеткой, в которую они плачутся? Ведь помимо сложнейших элементов, сложнейших программ, у них же есть еще своя жизнь?

И. ВИННЕР – Без сомнения, а как может быть иначе, как может быть? Я знаю всю их личную жизнь, знаю всех их ухажеров, я знаю все их домашние дела, которые в семье происходят, с родителями, со всеми их проблемами. Я знаю все.

Н. КАЛУГИНА – А что должно произойти, чтобы Ирина Виннер разрешила ухажеру прийти в зал на тренировку?

И. ВИННЕР – С удовольствием, даже могу подарок ему дать, чтобы он пришел.

Н. КАЛУГИНА – Почему?

И. ВИННЕР – Потому что девочка как только рождается, она уже женщина. Когда заходит в зал человек, который ей нравится, она становится просто великолепной, она старается, она делает все. Это и есть тот допинг, который для художественной гимнастики необходим. Я бы за этот допинг, я не знаю, какие бы средства нашла для того, чтобы эти допинги у меня все время сидели на тренировках.

Н. КАЛУГИНА – А часто приходят?

И. ВИННЕР – На этой базе раньше были футболисты, жили, я всегда их пускала, с удовольствием пускала, если они просили зайти посмотреть. Но сейчас как-то что-то не получается в последнее время.

Н. КАЛУГИНА – Ирина Александровна, вкладываешь душу в одну девочку, дальше она заканчивает, приходят другие, легко происходят переключения?

И. ВИННЕР – Легко, для меня легко.

Н. КАЛУГИНА – И та же любовь, та же теплота?

И. ВИННЕР – А почему нет? Конечно, то же самое, все то же самое, и та же любовь, и та же теплота, и ребенок талантливый, в России столько талантливых детей. Чем они меньше, тем больше они мне нравятся, хоть я их больше уже, может быть, никогда и не увижу, когда им будет уже по 20 лет, имеется в виду, что время-то идет, мы же не вороны, 300 лет не проживем, все равно у меня глаза горят, когда я вижу 4-летнюю или 5-летнюю малышку с прекрасными данными. И у них тоже, они дома играют с сестренкой, они играют, младшая – Ирина Александровна, а старшая – Алина Кабаева, и вот они так играют.

Н. КАЛУГИНА – А почему младшая – Ирина Александровна, а старшая – Алина?

И. ВИННЕР – Так они играют, младшая почему-то всегда хочет быть Ириной Александровной, есть такая пара, парочка сладкая, две сестренки Зариповы, так вот, папа все время говорит, что младшая – Ирина Александровна, а старшая – Алина Кабаева. Потом они меняются.

Н. КАЛУГИНА – Новый год, у вас хоть эти дни будут выходными?

И. ВИННЕР – У меня как раз новый год – это дни очень напряженные, новый год у меня каждый день, новый год, сейчас приехала ко мне моя коллега, моя подруга, с которой мы работаем много лет уже, Люся Димитрова, приехала со своим супругом. И мы сейчас делаем новую программу почти всем детям, а их 11 человек, этих новых детей, которых мы должны выбрать, из них мы должны выбрать четырех, но пока четыре, четыре, почти в три состава, 48 упражнений мы должны поставить и сделать, подобрать музыку новую, это нелегкая работа, из болота тащить бегемота. После получения в «АиФ» такого признания читателей, 8.5 тысяч людей сказали, что художественная гимнастика – это национальная гордость России, это обязывает ко многому, обязывает именно к тому, чтобы не отступать.