Интервью Ивана Дыховичного "Эху" - Иван Дыховичный - Интервью - 1998-07-09

К. ЛАРИНА: В студии у нас актёр и кинорежиссёр, а так же телеведущий Иван Дыховичный, которому я говорю, добрый вечер.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Добрый вечер.

К. ЛАРИНА: Почему телеведущий – напомню вам дорогие друзья, что есть такая передача со странным названием «Уловка 22», именно этими уловками ведает наш сегодняшний гость. Ну, я так понимаю, всё-таки, основное поле его деятельности направлено на создание большого российского кинематографа. Так ли это?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Я не знаю, насколько большого, но, по крайней мере, надеюсь, что хорошего.

К. ЛАРИНА: Если говорить о кинематографе, то я думаю, что многие из вас конечно же видели фильм «Прорва», который был показан по телевидению. А есть ещё фильм «Женская роль» по-моему, называется.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Это документальная картина.

К. ЛАРИНА: Документальная картина.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: «Чёрный монах», я подскажу, «Музыка декабря».

К. ЛАРИНА: «Чёрный монах», «Музыка декабря», но то, что видели точно «Прорва», и «Чёрный монах». Я думаю, что это точно. Потому, что они точно по телевизору шли.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну, «Музыка для декабря», тоже по первому каналу была, просто она была единожды.

К. ЛАРИНА: Мне очень жаль. Я очень люблю ваш фильм «Прорва», просто абажаю.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Спасибо большое.

К. ЛАРИНА: И «Женская роль» мне очень нравится. Такое эстетское кино. И теперь вы закончили уже «Крестоносец» делать, да?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да, я закончил буквально позавчера.

К. ЛАРИНА: Поздравляю вас.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Спасибо.

К. ЛАРИНА: Это хороший фильм.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Я надеюсь, что он хороший.

К. ЛАРИНА: Ну, вам нравится?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Мне весело.

К. ЛАРИНА: Это значит что?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Это комедия.

К. ЛАРИНА: Комедия?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. От меня никто не ждёт, и я снял комедию.

К. ЛАРИНА: «Крестоносец» - это тот самый «Крестоносец», который уже был с Александром Иньшаковым, да? Это продолжение этого фильма?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, единственное, что здесь правда, это то, что это с Александром Иньшаковым. Потому, что «Крестоносец2», это называется мне кажется, больше в общем конечно в коммерческих целях, поскольку это раскрученное название. Я думаю, что многим людям оно нравится, а многим, может быть, и совсем даже не нравится. Поэтому, эта картина является, я бы даже сказал, некоей пародией, на «Крестоносец1». И вот как это я сумел уговорить продюсеров и исполнителей главных ролей на то, чтобы снять пародию самих на себя, Мне во всяком случае приятно, что люди на столько по отношению к себе ироничны, во-первых. Во-вторых, что они имеют смелость на это пойти, и потратить на это деньги. А история этой вещи, если она вас интересует, я в двух словах потом могу рассказать. Или сейчас, как вам угодно?

К. ЛАРИНА: Расскажите, раз уж мы об этом заговорили.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: История очень проста. Я написал сценарий «Копейка», вместе с замечательным писателем Владимиром Сорокиным. Копейка – это имеется в виду «Жигули 2101». Это история этого автомобиля, выпуска 70-й год, до наших дней, поэтому она охватывает целый мир, который за эти 30 лет случился, произошел, и так далее. Эта машина, которая переходит, она героиня фильма, переходит из рук в руки, от человека к человеку, от новеллы к новелле, и так же, из времени во время. И в результате мне кажется, что мы сделали очень занятный, очень интересный, культовый такой сценарий, фарсовый, совершенно такой не мрачно-эстетский, а очень живой. Но, к сожалению, мы не могли никак найти естественно, как обычно, спонсора, или деньги, впрямую могу назвать в эфире. Называя вещи своими именами. И в результате, на это подписался господин Иншаков, вместе с ассоциацией каскадёров, которым эта картина абсолютно попадает в жанр. Там очень много всяких трюков, много всяких вещей, связанных с автомобилем, потому, что он живёт своей жизнью, развивается, уменьшается, бьётся, восстанавливается, и так далее. И под это нашлись ещё деньги у банка, и так далее, но условие было такое, что я им помогу разобраться с картиной, которая у них один раз уже не получилась, и у них снят огромный материал, и жалко выброшенных денег. И тогда я пошёл на такой компромисс, снять для них эту картину, переснять её ещё раз, и дальше, мы продолжаем работать над этим проектом. Я их ни в чём не виню, они достойнейшие люди, и очень уважаемые мной и профессиональные абсолютно, но у них есть свои обстоятельства, сложности. То есть, может быть, и не кончились деньги совсем, но сложности теперь есть у всех. И поэтому, они продолжать мой проект не могут, но им, их картину, и теперь уже и мою картину, я снял. Вот и вся история, так сказать, из-за которой… Но не было бы счастья, да несчастье помогло, потому, что я бы в жизни может быть не подвигнулся снять комедию. И от меня никто не ждёт комедии, потому, что я вам обещаю.

К. ЛАРИНА: Вы такой весёлый человек, так странно. А почему от вас никто не ждёт комедии?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, видимо потому, что те картины, которые вы тоже видели, вы наверное понимаете, что в общем, в них очень мало смешного.

К. ЛАРИНА: Ну, всё равно, ирония, она тоже присутствует. Это видно.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ирония присутствует, но меня считали очень таким печальным, мрачным, исследовательским режиссёром, который ну? конечно, не может ничего снять для народа. Понимаете, вот такими словами играли. Мне кажется, что эта картина абсолютно открыта к тому народу, который я очень люблю, я называю их просто зрителями на самом деле, потому, что слово народ – такое немножко странное. И она может быть весьма ему любезна. Не за счёт низкого уровня и дурного вкуса, а за счёт просто того, что она по жанру такая картина, что она экшен отчасти. Я извиняюсь, не люблю иностранные слова, но, в общем, она картина неких действий. Кроме всего прочего, она действительно в своём сюжете, смешная.

К. ЛАРИНА: Вы знаете, «Крестоносец» первый, который как бы считается уже первым, поскольку есть уже второй. Я тоже думаю, что это не плохой фильм. Иньшаков его снимал по-моему сам.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Нет, его снимал не Иньшаков. И там было два режиссёра, и он как бы сорежиссёр этой картины, и мне она кажется во многих отношениях достойной.

К. ЛАРИНА: Она лучше, чем «Пираты XX века»?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Это уже безусловно, и она, во-первых, по своим намерениям, по какой-то человеческой ясности и доброте, она, безусловно, достойная картина. Но эта картина, мне кажется, ещё новый шаг, поскольку там есть одно обстоятельство, которое любопытно слушателям. Безусловно, в этой картине участвуют люди, которых я раньше никогда не снимал. Ну, скажем, это Николай Ерёменко, который считался как бы, не мой считался артист. В этой картине, я могу сказать, признаться ему в абсолютной любви, потому, что он достойнейший, интереснейший артист.

К. ЛАРИНА: У него есть чувство юмора?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Не просто есть, он просто один из лучших комедийных актёров, которых я видел. Сейчас я вам сделаю второе открытие. Это Василий Лановой, которого все знают, как Павлика Корчагина, а так же как…

К. ЛАРИНА: Иван Варавва.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. Генералов, которых он переиграл, туча, на своём веку, и замечательный театральный актёр. Но в кино – это очень серьёзный красавец мужчина, и так далее. Вы не представляете, какой замечательной комедийной историей он себя проявил, как абсолютно комедийный актёр.

К. ЛАРИНА: Кстати, ведь же он очень давно, по-моему, не снимался?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Не, вы знаете, он всё время снимается.

К. ЛАРИНА: Да?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Он просто…

К. ЛАРИНА: А, последний раз он снимался, тоже, играл очень серьёзного человека, страшного генерала КГБ, в фильме «Серые волки».

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. Но это совсем другая работа. Он тоже играет как бы генерала милиции, такого человека, который прохиндейничает от милиции, но у нас в милиции безусловно, все достойные люди, это есть такой жанр, где они, два полицейских, потому, что второго играет такой Виктор Павлов, если вы знаете такого замечательнейшего артиста, который в общем известен более, как комедийный, как характерный, талантливейший совершенно человек, но с такой плеядой артистов, я раньше не работал. У меня было некое всё-таки предубеждение осторожности. Мы не только поняли друг друга, но, как говорит профессионал, он никогда друг друга не подводит. И мне кажется, что и у них осталось очень хорошее ощущение от работы.

К. ЛАРИНА: Ну, так теперь что? С «Копейкой»? Ведь вы с ней будете работать?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Теперь я с «Копейкой», но опять всё с начала. Вы понимаете, опять всё с начала, я не хочу утомлять наших слушателей тем, что с деньгами плоховато, что я ищу деньги. Всегда трудно, но я думаю, что мы победим. В этом я не сомневаюсь.

К. ЛАРИНА: Нет, вы как-то говорите очень оптимистично на эту тему. Когда говорят про деньги серьёзно, то лица несколько другие. Я так думаю, что вам всё-таки повезёт. Мне кажется, что человек, который хочет работать, он будет работать.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Я абсолютно в этом убеждён.

К. ЛАРИНА: Тут уже смешно сейчас рассуждать на эту тему. Найдутся эти деньги обязательно. Кто хочет, тот находит. Я другого не видела во всяком случае.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ура, вы оптимист.

К. ЛАРИНА: Нет, это действительно правда, потому, что мне очень приятно в течении последнего года, уже появились разговоры с режиссёрами не на тему, как всё плохо, а на тему – вот, я сделал кино. Вот это кино поедет туда-то, его посмотрят те-то. Теперь, у меня такие-то планы. Это очень приятно, потому, что уже можно через запятую говорить о каких-то людях, которые работают в кино сегодня.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Согласен с вами, хотя, есть некоторые обстоятельства, которые, мне кажется, тоже должны быть весьма осторожно воспринимаемы в этой области.

К. ЛАРИНА: Что вы скажете, про большой съезд кинематографистов?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну, я во-первых скажу, что я надеюсь, что он принесёт нашим кинематографистам какие-то новые успехи, и откроет перед ними свежие горизонты. Хотя, я не был на этом съезде, не потому, что я в какой-то позе стою, я просто много работал, это во-первых, а во-вторых…

К. ЛАРИНА: Ну, вы же в курсе, естественно, да?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Я абсолютно в курсе, мало того, я просто посчитал, и я думаю, что многие меня слушатели поймут, живущие вместе со мной в этой стране от рождения, что когда во главе этого дела становится такой авторитарный человек, как Михалков, честь ему и хвала. Я поклонник его таланта, но собственно, голосование бессмысленно. Потому, что все вопросы он будет решать самостоятельно, может быть, он в этом деле по-своему прав, хотя я не все его мысли и разделяю не только идеологически, как говорят, но и производственные непосредственно. Мне кажется, что притом, что он человек, обладающий невероятной энергией, возможностью пробивать какие-то истории и так далее, он человек, не способный мне кажется разделить этот пирог не с кем, и его мнение будет очень предвзятым. Но дай бог, что оно будет. Потому, что он человек безусловно деятельный.

К. ЛАРИНА: Он же не чиновник. Мне кажется, это очень важно. Он работающий, действующий.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, мне кажется, что он должен быть чиновник. Как раз, я против абсолютно того, чтобы директором сумасшедшего дома был сумасшедший. Поэтому, я твёрдо считаю, что кино должен управлять чиновник.

К. ЛАРИНА: Ну, он там привёл же с собой целую бригаду специальных людей, экономистов, юристов.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Это все люди будут выполнять полностью его указку, и они будут делать то, что он велит.

К. ЛАРИНА: Ну, а что он может велить? Вот я не очень понимаю. Он же цензуры не ведёт, он же не будет принимать проект, скажет: «Вот это разрешаю снимать, вот это не разрешаю. На это дам деньги, на это не дам». Так ли?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Может быть. Я не правильно понимаю его схему, но он хочет, чтобы всё отдали ему. Почту, телеграф, мосты, и всё остальное, потом, он это всё возьмёт в свои руки, все эти деньги, которые якобы он не берёт у государства, а просто берёт другим образом, из другого кармана у государства, раздаст это тем людям, кому он считает нужным, потому, что он человек абсолютного вкуса, и он будет ориентироваться на тех, с кем у него нормальные отношения, в кого он верит, и разделять и властвовать он будет очень своеобразным методом. Дело в том, что в нашей стране есть общие тенденции, сейчас как называемой сильной руке, мы хотим быстро себе царя, и мы поплатимся за это такое опять экстремальное и бешенное желание, потому, что мы всё делаем впопыхах. Мне кажется, что для России человек, который так быстро может… Дело в том, что про Петра I там сказано: «Россию поднял на дыбы». А часто читают, почему-то я обратил внимание, «Вздёрнул на дыбы». Вот, к сожалению, у нас в основном вздёргивают Россию на дыбы, а «Поднял» - это совершенно другая проблема. Поэтому, мы побыли так сказать свободно, а теперь мы хотим опять в клетку. Ну, мы получим эту клетку, тут вопросов нет. И Михалков является, между прочим, одним из явно людей, которые в общем, он отрицает всякую демократию. С моей точки зрения, он весьма авторитарный человек, и считает, что «Я сказал, и так и будет, как я сказал. А почему это плохо? А потому, что я сказал, что это плохо. А почему это хорошо? Потому, что я сказал, что это хорошо». Вот если вы серьёзно с ним поговорите, то он от этого не уйдёт. Он обязательно скажет именно то, что сейчас я сказал.

К. ЛАРИНА: Ну, в принципе, я с вами согласна. Но меня больше даже знаете, что удивило? Вот это вот стремление делать кино с хорошим концом. Грубо говоря. То есть, нам нужен светлый герой, настоящий, и национальный герой сегодняшнего дня, и хорошо бы, чтобы вся эта чернуха, порнуха, и прочая дрянь убралась бы с экранов не только телевизоров, но и кино, и чтобы мы все говорили только о светлом будущем. И вспоминала кстати, прекрасные советские фильмы, в том числе «Кубанские казаки», и прочее. Вот это мне кажется гораздо опаснее, хотя я ни в коей мере, не могу призывать вас в том, что это будет цензура.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну, если вы хотите моё мнение по этому поводу, то я вам отвечу на это так: сейчас все говорят о том, что наконец, давайте нам мажорные концы, давайте нам оптимистические кадры, давайте нам хорошее изображение, хватит этой чернухи, и так далее. Но я ещё раз повторяю. Мы такая удивительная нация, которая не может держать середину, по-моему. Мы всегда заваливаемся или в одну сторону, или в другую. Когда-то Михалков, я в этом совершенно не сомневаюсь, мне очень приятно, что на его имени сходится наша передача. Ибо я его знаю с шести лет, и поэтому, я много раз его фамилию упоминал в своей жизни, в разных контекстах. Но он, я думаю, так в возрасте лет 15-16, а может и 20, терпеть не мог фильмы типа «Кубанские казаки», считал это лакировкой нашей действительности, плевался от всех этих хороших концов, и собственно и он, и его брат. И все они стали так сказать жить и существовать и народились в результате отрицания фальши чудовищной, которая на наших экранах существовала. То, что Пырьев абсолютно одарённейший человек, но живший к сожалению, в такую тяжёлую эпоху, когда только таким лубком он мог просуществовать и себя проявить, и так далее, это опять называется, выход из положения. Вообще, кино и искусство – это всегда выход из положения, понимаете? Но, не знаю, мне оптимистический Маяковский, в 100 раз не милее, чем печальнейший Маяковский, с его потрясающими стихами. То же самое касается и Пушкина, то же самое касается и многих других авторов.

К. ЛАРИНА: Я напоминаю, что сегодня у нас в гостях режиссёр Иван Дыховичный, я бы хотела немножечко предаться воспоминаниям, понастальгировать, что называется, поскольку я Ивана Дыховичного впервые в своей жизни узнала и увидела, как актёра театра на Таганке, на спектакле «Мастер и Маргарита». Вообще, это было время золотое. При всём при этом, высшие режиссёрские курсы тоже, насколько я знаю, вы учились в мастерской Андрея Тарковского.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да.

К. ЛАРИНА: Любимов, Тарковский, вроде бы такие, достаточно… Действительно, элитарные люди советского времени, что называется, не для всех. Блюдо не для всех. Но при этом, сейчас, вот такой хулиган, как мне кажется по жизни. И в телевизоре, и в кино. Так?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну, вы знаете, я и на сцене был хулиган, если вы помните.

К. ЛАРИНА: Да. Хулиган.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Поэтому, я правильно свою позицию, пока сохраняю.

К. ЛАРИНА: Ну, а что остаётся от Тарковского, допустим в вашей жизни? И творческой, и если может быть и не творческой. Не знаю.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, мне кажется, что есть кино культуры, я называю это так. Снобы и люди, которые ненавидят культуру, мне кажется, называют это элитарным кино, или каким-то ещё кино, это полная ерунда на самом деле, потому, что на это кино стояли толпы людей, и его смотрели миллионы людей.

К. ЛАРИНА: Ну и уходили толпы людей.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну и что? Уходили, и уходили, а что? Многие Шекспира что ли читают, или Толстого без конца? У нас, за последние 2 года по-моему, Достоевский ни разу не был переиздан. Это вы знаете, не категория. Я никому не навязываю с утра до вечера читать одного Достоевского, или Антидюринга, и тому подобное. Поэтому, Андрей Тарковский – это просто человек, который не нуждается, мне кажется, ни в каких моих оценках, он доказал себя его произведения имеют полное отражение и образ того, что он из себя представлял, а это очень много. И мне кажется, что то, что они живут уже достаточно долго, свидетельство того, что сделано это крайне качественно, и удивительно эмоционально, что очень важно. Есть продукты, которые портятся на следующий день, но это продукты ежедневного спроса, и ничего в этом такого нет. Есть вещи, которые делаются на века и надолго, и так далее. Это звучит очень пафосно. На самом деле, это ремесло. И Андрей, кроме всего прочего, кроме высоких своих идей, кроме абсолютному служению тому, что кино, и кроме того, что он человек был человек удивительно изящный в смысле мышления, он мне кажется, был блестящий ремесленник, что очень важно. Он прекрасно знал, как делается кино, из каких фактур оно состоит, и так далее. Поэтому, он никогда не учил нас никаким хитростям, он не учил нас каким-то ловкостям профессии. Он учил нас сначала поставить перед собой, главный вопрос. Зачем мы это делаем? И кто это не понял, тот и стал, мне кажется, снимать другое кино. А кто как теперь говорят, подсел на эту историю, тот от неё никогда не откажется. Вот и всё. Мне очень жалко просто, что в результате тех обстоятельств, в которых он работал, он не снял картину, может быть совсем для многих не типичную для него, и удивительно. Потому, что он был значительно шире, чем то, что он после себя оставил. Вот так. Я его знал близко.

К. ЛАРИНА: Ну а он всё-таки думал о том, кто его будет смотреть, или ему это было не важно?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, мне кажется, это совершенно разные вещи, потому, что есть люди, которые прежде чем начать что-то делать вообще, они думают о том, кто будет их смотреть. Так же, как есть женщины, которые прежде чем родить кого-то, думают: а вот как этот человек, от которого я буду рожать, вообще, он будет содержать меня потом? А вообще, что мы будем делать дальше? В какой квартире мы будем жить? А есть другие женщины, которые рожают этого ребёнка, потому, что они любят этого человека, и потому, что они хотят этого ребёнка. И это не значит, что они не думают о том, как они будут жить. Есть дети любви, а есть дети не любви. Это совершенно разные дети, с моей точки зрения. Вот если такой образ понятен, то дальше демагогия начинается.

К. ЛАРИНА: А что происходит с детьми не любви?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну, мне кажется, что потом, эти дети являются заложниками тех родительских понятий, которые они им принесли. Может быть, из этих людей, вырастают достойнейшие люди потом. Но жизнь их крайне непроста, и обычно, она достаточно уродлива, с моей точки зрения. Это не значит, что вся жизнь должна быть идеальной, что она должна быть в розовом цвете. Но если не заниматься со мной демагогией, то все на свете люди, кто умеют любить, они знают, что такое любить, и что такое ну, не любить, а жить просто с кем-то. Это разные вещи, но я не отрицаю ни того, и ни другого.

К. ЛАРИНА: Я думаю, что да. Хотя мои родители жили очень сложно, и между ними были страсти-мордасти, но это были чувства. И это была жизнь людей, а не прозябание, и не выживание.

К. ЛАРИНА: А у вас есть дети?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да, у меня двое детей.

К. ЛАРИНА: Но, любви дети?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Абсолютно. Да, это оба ребёнка точно любви. Я думаю, что если бы у них была возможность, они бы подтвердили эти слова.

К. ЛАРИНА: А которому 28, он что делает?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Он учится в Германии. Но не потому, что я его отправил туда учиться, и заплатил за него деньги, а потому, что когда он… Он снимался у меня в фильме «Прорва», если вы помните, и снимался в «Воспитателе». Он не хотел быть актёром, но он хотел быть художником в кино. Он поступал во ВГИК на постановочный факультет, его не приняли, хотя это был знакомый даже человек, я никому не звонил никогда по этому поводу, и ему сказали, что у него не академического рисунка. Я не буду называть фамилию, кто это сказал. Но может быть для слушателей, это не совсем понятно. Но в кино, это всё равно, что сказать… Вы знаете, я хочу полететь на луну, а вам говорят: «Да, но вы не умеете делать фуэте». Я не очень понимаю, зачем делать фуэте, если вы летите на луну, но потому, что к конструированию декораций, к дизайну, прямой академический рисунок не имеет прямого отношения. В общем, он был ужасно расстроен, и любой молодой человек поймёт, что такое, получить такое вот по носу. И он решил, что он бездарный, что он не умеет, и так далее. И в отчаянии, он решил идти в армию. Не в смысле того, что это как наказание, но он понимал, что у него другого выхода нет. И в этот момент, его знакомая приятельница училась в Дюссельдорфе, в академии, которая считается одной из лучших в Европе школой дизайна и художников, и она его просто позвала на 2 недели посмотреть их общежитие, где они живут, замечательный мир этих ребят. Он попросил у меня разрешения заработать деньги на картине, он поехал туда с ней в Дюссельдорф, и, позвонив мне оттуда сказал, что идёт набор на факультет. Что набирает такой художник Юкер, очень известный в Европе художник, один из выдающихся людей.

К. ЛАРИНА: И он пошёл туда, да?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Он сказал: «Могу, как ты думаешь, я пойти, просто показать свои работы»? Я говорю: «Да, конечно». Он сказал: «Тогда ты не можешь хотя бы слайды моих работ»? Я прислал ему слайды. Юкер принял его, и сказал ему, что это лучший человек, которого он принял за последние несколько лет. И когда он сказал: «Вот вы знаете, мне сказали, что у меня нет академического рисунка». Юкер сказал: «Слава богу, что у тебя нет академического рисунка». И теперь он пятый год, заканчивает уже эту историю, и я надеюсь, что он вернётся сюда, и я должен сказать, что к чести, вот эти пять лет, которые он был там, и то, что я видел, и люди, которые с ним приезжали – это люди, которые скажем, в субботу и воскресенье, работают в баре, в ресторане, в независимости от того, сколько денег получают их родители. То есть, они живут там совершенно другой жизнью, очень не похожей на жизнь благоустроенных детей этого возраста, этого круга здесь, поэтому я счастлив, что его не коснулись очень многие вещи, что он автостопом ездит по Европе, что он совершенно по-другому понимает эту жизнь. Здесь, всё равно косвенно, его бы коснулось то, что вокруг меня здесь всё равно существует. Но это не искусственно было сделано, вот он само собой так произошло. И у него другое лицо, у него другие глаза, он когда приезжает сюда, у него есть некоторое недоумение от того, что здесь вход на дискотеку стоит сумасшедшие деньги, что рестораны такие пафосные, что мы такая буржуазная сейчас ужасно страна, но, во всяком случае, в этих местах, и так далее. Потому, что там это считается дурным тоном, понимаете? И весь он состоит из… Он одет в другие вещи, он не носит галстуков, шикарных пиджаков, и ему в голову это придти не может. Ну, короче говоря, я думаю, что люди, которые это понимают, они понимают, про что я говорю.

К. ЛАРИНА: Ну, хочется надеяться, что это тоже пройдёт у нас здесь, и переживётся каким-то образом. Во всяком случае, мне например нравится, что сейчас молодые люди понимают, что надо учиться. Раньше они не понимали этого. Раньше даже и язык никто не учил, никакой.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да нет, огромное количество достоинств со временем пришло и мне кажется, что мы просто, как всякий молодой народ, совершенно не замечаем тех достоинств и радостей, которые пришли в нашу жизнь. И их можно перечислять безусловно. А всегда замечаем те недостатки и ужасы, которые тоже вместе с этим, вошли в нашу дверь. Я согласен с этим.

К. ЛАРИНА: Вы пишите что-нибудь? Я имею в виду прозу. Или что-нибудь.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Нет. К. ЛАРИНА: А почему?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, у меня есть абсолютное уважение к ремеслу. То, что я начал говорить. И поэтому, я никогда не занимаюсь не своим делом. Вот мне кажется, что для того, чтобы начать писать, надо всё бросить, и заниматься только этим. Какое-то время быть просто школяром, и опять войти в эту среду, войти в это понятие, войти в эту культуру, и там остаться. Когда если вы заметили, я был артистом, ну, плохим, или хорошим, не мне судить, но достаточно успешным, в общем-то, в какой-то момент, я ушёл в самом пике карьеры, и никогда больше на сцену не ступил ногой. И ни в одной своей картине, я не сыграл ничего, кроме эпизода, только потому, что не пришёл артист в этот момент на съёмку. И это моё табу, и это мой закон. Потому, что я не умею сидеть на двух стульях сразу.

К. ЛАРИНА: Ну, всё равно, вы в кадре работаете, я имею в виду телевизионную программу. Наверное, тоже в этом месте какая-то тоска сказывается по актёрской работе?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Нет, вы знаете, в этом нет никакой тоски по актёрской работе. Я лишён абсолютно, болезни узнаваемости. Меня больше всего на сцене в театре смущал финал и аплодисменты. И я думаю, что очень многие люди меня поймут потому, что в этом есть какая-то ужасная пошлость в конце. И когда на вас тыкают пальцем, узнают вас, это всё конечно кому-то очень приятно, но что-то из-за этого, очень важное убивается. И потом, вы волей - не волей, попадаетесь на этот крючок, и делаетесь больным человеком. Вы без этого не можете жить. Вас все должны узнавать, вас должны любить, вы должны быть нарциссом, и я не хотел бы, чтобы ни в коем случае, меня не правильно поняли, это немножко так сказать… Ну, ещё женщине, это можно простить. Но мужчине быть нарциссом. Мне кажется, это невероятно стыдно.

К. ЛАРИНА: Ну, это же для артиста, по-моему, это чуть ли, не самое главное. То, что называется тщеславием актёрским, Почему говорят, что артист – это не мужская профессия? Именно наверное потому, о чём сейчас вы говорили.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ну, вы знаете, я отчасти с этим согласен, а отчасти нет. Потому, что если мы возьмём, к примеру, выдающихся наших артистов и старого поколения, таких настоящих людей, то я думаю, что в них жили нарциссы. Это, во-первых, было что сказать, или люди, которые обладали фантастической техникой. Которая, просто виртуозно, и уже само ремесло говорило о том, что они супер люди. Первый класс, что я называю. На западе, безусловно. Существуют люди, которые в силу своего положения, силу того, что они обладают огромными возможностями, и убедительно материальны, скажем так, не чувствуют себя зависимо, и ведут себя довольно свободно. Депардье, тому пример, ну, я не знаю, Николсон. Я думаю, что люди понимают, про что я говорю. Они себя ведут как мужчины, у них нет такого самолюбования, красования. И на экране нет, если вы заметили.

К. ЛАРИНА: Да.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Поэтому… В нашей стране это сложнее, потому, что артист очень зависим. Тем более сегодня, когда вообще, люди искусства не уважительны, и они уважаемые, извините.

К. ЛАРИНА: Они никогда не были уважаемыми.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Нет, были. Они были любимцами народа. Неправда, сейчас этого ничего нет. Не надо меня убеждать в том, чего нету. Бывают такие времена. Бывают взлёты, и бывают падения. Это нормально. Сейчас, уважаемые люди из всей когорты искусства, это всё-таки, попсовые люди. Когда-то это было просто не совсем историей.

К. ЛАРИНА: Да. Героев кино, заменили герои шоу-бизнеса.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. Я их тоже очень ценю и уважаю, но вы знаете, не всё то золото, что подорожало, и аргументом, что меня слушают миллионы, ну, во-первых, это навязано. Тебя слушают миллионы потому, что ты раскручен. Это разные вещи, понимаете, это не естественным путём произошло. Тем более, что сегодня, как доказывает не безызвестная песня «Потому что нельзя быть красивой такой». Может быть, никем.

К. ЛАРИНА: У меня так сын любит эту песню.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. И кстати, за этим, вы на первом номере, он первый номер, этот человек. И я преклоняюсь перед ним, что он доказал всем, что это не зависит ни от вашей личности, ни от того, на сколько вы умеете петь. Зависит только от того, как вы умеете правильно поставить дело. И он поставил дело, и он на первом месте, и он не только ведь записал. Этот «Белый орёл», я знаю очень хорошо, кто этот «Белый орёл».

К. ЛАРИНА: Кто это? Скажите.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Нет, я не скажу никогда в жизни, потому что я уважаю этого человека, если он не хочет это открывать, он не хочет это открывать. Но если вы внимательно просмотрите клип, то на куртке написано, кто это такой.

К. ЛАРИНА: Серьёзно?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Вот вам пожалуйста, интрига.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. Он абсолютно талантливый человек, я его очень за это уважаю, но он это сделал левой рукой. Понимаете, да? Когда-то, писатель Эрдман, сказал по-моему… Ну, я не помню, какому-то из известных наших поэтов-песенников, когда тот ему сказал: «Ну, кто вы такой»? Эрдман, который написал пьесу «Самоубийца», Эрдман, который написал на самом деле «Волга-Волга». Он великий человек, но он мало, что написал, потому, что он сидел долго. И ему Исаковский, по-моему, сказал: «Ну, что же вас все так уважают, так все любят, слушают, а на самом деле, меня знают миллионы, а вас не знает никто». Он сказал: «Голубчик, ну, это не проблема». Он заикался. Он говорит: «Что значит не проблема»? «Дайте перо и бумагу, я напишу текст, и это будет петь вся страна». Потому, что с него (неразборчиво), взял свой характер, кстати говоря. Он взял бумагу, и написал: «В Киптаунском порту, с пробоиной на борту…». И эту песню, поёт по-моему, уже десятое поколение людей.

К. ЛАРИНА: До сих пор, да.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Конечно, это блистательная история. Мне очень хотелось бы, чтобы их было много, таких историй. Но понимаете, вот я говорю, не всё то золото, что подорожало. Нельзя мерить всё только монетой, понимаете?

К. ЛАРИНА: Скажите Иван, как вы относитесь к Губенко?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Я очень люблю этого артиста. Я абсолютно не понимаю этого политика, я не разделяю абсолютно его взглядов. Мне кажется, что он применил свои страсти и талант в какую-то другую степь. Это моё мнение, я ему ни бог, ни судья, и ни воинский начальник. Просто был конкретный момент, который характеризует абсолютно ситуацию. Когда я снимал «Музыка для декабря», вы её видели или нет, я не знаю, я подарю вам тогда кассету.

К. ЛАРИНА: Спасибо.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: И там есть такой персонаж, такой Лопахин новый. Я предложил ему играть эту роль. Он прочёл и сказал: «Я не могу это играть по той причине, что это не соответствует моим идеологическим понятиям, и зачем я буду играть человека, который мне глубоко неприятен». И пока я не погублю Любимова, я не могу заниматься ничем. Понимаете, когда твоя задача в жизни погубить кого-то, Любимов это, Петров, Иванов или Дыховичный, то мне кажется, что нужно передохнуть или попить холодной воды, и начать спокойно опять замечательно работать и жить своей жизнью. То ли обидела его очень эта история ГКЧП, то ли случилось что-то такое, толи какая-то внутренняя справедливость, не знаю. Я считаю его одним из лучших советских артистов и русских артистов соответственно. Мне очень жалко, что он ничего, как артист не делает, и я бы с огромным удовольствием пригласил бы его играть и дальше.

К. ЛАРИНА: А когда вся эта история произошла с театром на Таганке, вы каким-то образом были причастны к этому, как очевидец, вас это волновало?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, бог спас меня, я в этот момент уже не был в театре.

К. ЛАРИНА: Я понимаю, но вас это волновало?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Волновало, но я вам могу сказать так, что есть ситуации, в которых вы не можете сделать ничего. Это не значит, что вы не должны делать ничего. Это значит, что вы должны в своей другой жизни параллельной, и не буквально входя в этот конфликт, потому что все, кто вошли в этот конфликт, они все в нём и погибли с моей точки зрения. Они все занялись замечательной…

К. ЛАРИНА: В том числе и физически.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. Российской историей, а ты кто такой. Вот когда начинается, а ты кто такой, кончается всё. И поэтому, сколько я в тот момент, когда это было, не произнёс слов о том, что перестаньте делить пирог, вам нужно поверить в одного человека, и всё равно для меня этим человеком был Любимов, только надо было до конца в него поверить. Хотя у меня с ними были сложнейшие отношения, когда я там работал, но он непростой человек. Это его детище, это его театр, это его рука, и надо было вместе с ними перейти в другое качество, но ни в коем случае не начинать делать 3 театра в одном. Это всё делёж этого пирога, это бессмысленное занятие. Вот моё отношение к этому. Мало того, это совпало со всеми событиями, умер Володя, многие покинули театр. Вот был такой страшный момент. Два раза в одну и ту же реку наверно не входят. Плюс ко всему Любимов когда-то произнёс зловещие слова: «Я верю, что наше слово отзовётся». Он сказал, что театры живут 15 лет, а потом умирают. Всё это правда, и мы были фантастической жизнью 15 лет мы прожили, про которую я теперь могу петь и рассказывать, но конечно мне никто не поверит, подумают, что я старый козёл, который просто ностальгирует по каким-то временам. Просто даже никто не может себе представить, какой зал сидел у нас каждый день на спектакле, когда в одном ряду сидели Шнитке, Солженицин, Адельман, Тарковский. Это было просто один ряд людей. Можете себе представить, что было дальше, и какие люди стояли на галёрке.

К. ЛАРИНА: Я стояла на галёрке.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вот видите, вот вам и разгадка. Это нельзя объяснить. Дело в том, что в искусстве, и в театре тем более есть зрители и исполнители, но исполнители полностью зависят от зрителей. Вот какой будет зал, таки будете и вы, такой будет у вас и зал, поэтому тут чудес никаких не бывает. Вот в «Ленком» очень определённый зал, и такой театр, я ничего плохого не хочу сказать про этот театр. Но он такой, какой у него зал. И когда на Таганке зал стал больше реагировать на фразу: «Осетрина бывает только первой свежести, я сказал, что наш театр закончился. Потому что в нём сидели в основном директора гастрономов и комиссионных магазинов, а также это и были новые русские в том мерзком понимании. На самом деле новые русские совсем другие люди, себя отношу к их числу, и готов весьма за них постоять, кто эти люди, которые делают и пытаются делать это новое время.

К. ЛАРИНА: Иван, я бы говорила бы ещё с вами.

Перерыв.

К. ЛАРИНА: Итак, «Булгаковский час», а сейчас у нас почти при свечах актёр, режиссёр, вообще личность выдающаяся, Иван Дыховичный. Здравствуйте Иван Владимирович, добрый день.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Здравствуйте дорогие радиослушатели.

К. ЛАРИНА: У нас сегодня такой вечер воспоминаний, поскольку напомню нашим слушателям, что Иван Дыховичный являлся первым, и, по-моему, долгие годы бессменным и единственным исполнителем роли Фагота-Коровьева в инсценировке «Мастер и Маргарита» в легендарном спектакле Юрия Петровича Любимова. Кстати, и Вениамин Борисович там играл как раз Воланда, и ни как он не может расстаться с этой ролью, с этим романом. А вас Иван, этот роман надолго захватил, начиная с этой актёрской работы?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, он меня захватил ещё до этой работы естественно, поскольку это была тайная книга всех людей, которые в те годы, были такие вещи, которые были паролем в жизни. При этом уже неприлично считалось говорить об этом романе, но его без конца цитировали. Вообще есть люди, одни, которые потом цитировали Ильфа и Петрова, эти люди мне чуть дальше. А другие люди, которые цитировали «Мастер и Маргарита». Потом это передалось их детям, вообще это было любопытно. И у этой книги, как мне кажется, существует, вокруг неё происходит такая таинственное, постоянно загадочные вещи, аномальные явления, назовём это так. Анормальные, потому что трудно представить себе, как появилась вообще в свет не только эта книга, хотя это тоже абсолютная вещь, но и как спектаклю появился. Потому что сегодня весь контекст уже давно никому не интересен, всем надоело слышать про коммунистов, про плохую жизнь, она может была не такой уж и плохой, но она была весьма непростой… И в нашем театре, где закрывали практически каждый спектакль, который выходил, закрывали его раз 6, и потом он входил, или не выходил.

К. ЛАРИНА: Давайте я просто напомню, в каком году была премьера.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: По-моему это был 1976-й год.

К. ЛАРИНА: Я просто вспомнила, что я этот спектакль смотрела в 76–м году, я ещё естественно не читала «Мастер и Маргарита», мне было сколько лет, по-моему, 13. Ещё никакого «Мастер и Маргарита», я только о нём слышала, а прочитала я где-то в школе лет в 15 на ночь. Так пришла я с папой на спектакль «Вишнёвый сад по школьной программе. И тут нам объявление. Я понимаю, что необходимо было этот спектаклю как-то на зрителя показать. Папа долго мучился, выкурил сигаретку, и говорит «нет, останемся». И нет, не пожалели, он боялся, что я там чего-то не пойму. Я была просто в восторге, и я прекрасно помню и вашу работу. Тогда правда Иван Дыховичный был кудрявый очень.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Как Анжела Дэвис.

К. ЛАРИНА: Да. Ну, давайте вернёмся, каким образом вышел спектакль?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы знаете, они действительно очень загадочная история, потому что Любимов уехал. Вообще уехал в Италию ставить оперу. Это был первый раз, когда он уехал. Ему разрешили, по-моему, он ставил её в «Grand opera», в общем, в Италию уехал. Мы остались одни, и Вилькин предложил нам, нескольким артистам увлечься тем, что называлось самостоятельная работа, что загруженные артисты не очень любят. Но так, как это был Булгаков, и так, как это была абсолютно несбыточная семья, он сказал: «Что же мы для себя не можем, для ребёнка». Короче говоря, мы срепетировали первый акт в буфете, если вы помните, у нас был верхний буфет. И когда Любимов приехал, то ему об этом сообщили, и он сказал: «Ну, безнадёжное дело, давайте я приду, позвоню». Когда он пришёл, посмотрел, при том, что Юрий Петрович не очень любит, когда без него что-то такое делают, не любил во всяком случае. Он отреагировал на это надо сказать тоже загадочно... Вот несвойственно ему. Это всё связано опять же с этим романом. Он вдруг сказал: «Давайте немедленно репетировать второй акт». Вызван был Давид Боровский, душа и хранитель нашего театра, ДАО, и он ему сказал: «ДАО, придумай, в какой декорации мы должны это делать. У нас денег сейчас нет, да и никто сейчас не даст на это деньги, чтобы делать и так далее». И Давид сказал: «Это нужно делать из всех декораций, которые мы наделали за 10 лет». Вот всё, что у нас есть, мы бросили на этот спектакль, не надо делать отдельную декорацию. Там был маятник из «Час пик», кубики из «Послушайте», кибитка из «Пушкин». В общем всё, что у нас было, мы бросили вот туда. И вдруг оказалось, что всё то очень удобно, что это правильно, и что это абсолютно без претензий на потугу сделать такой фантастический реализм, понимаете.

К. ЛАРИНА: А собаки откуда?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Собака это была абсолютная идея Юлия Петровича. Ему очень вдруг захотелось собаку вывести на сцену. Может быть, он начитался воспоминаний о Станиславском, что ему захотелось эту чушь повторить. Надо сказать, что собака, у нас было три собаки за всё это время, и я это хорошо помню. Вы ведь знаете, что люди собак очень любят, но боятся. Поэтому когда собака начинает в реальности действовать на сцене, то во-первых, зрители смотрят только на собаку, чего артисты очень не любят. Она отвлекала от нашей изумительной игры, и это раздражало. Но собака одна была, и просто постепенно она стала реальным Булгаковским персонажем. Потом эта собака вместе с хозяином уехала в Израиль, привели другую собаку. Та собака была абсолютно не вставлена в произведение. Конечно, самое гениальное было, кода мы сдавали этот спектакль. Это было совершенно безнадёжно, потому что не было никаких шансов сдать. Было полное возмущение управления культуры, они пришли на это посмотреть. Они посмотрели, и у них видимо было готовое за пазухой решение, как это закрывать как всегда. Они сказали: «вы знаете, мы не можем это принять, потому что на этом не стоит виза цензуры. А визу цензуры вы знаете, что получить её невозможно. Была страшная такая трагическая ночь, мы ждали и думали, что же нам делать, и решили, что надо послать в цензорский комитет, «Главлит». Это было такое место, там было окошко, куда вы сдавали, и оттуда из окошка практически в нарукавниках, Булгаковская абсолютно сцена, вам рука выдавала обратно с печатью «Запрещаем» или «разрешаем», что было редко. И вдруг оттуда раздался странный голос: «А это мне не нужно разрешать» - сказал главный цензор – «Это классика». И тут началась чертовщина, потому что тогда закрыть это нельзя, они сказали, художественно нас всё устраивает». Считали, что шансов пройти через цензуру, у нас нет. И вот, получилась такая история. И мы реально в тот же вечер сыграли спектакль.

К. ЛАРИНА: Без всяких поправок, ничего там не просили убрать, одеть Маргариту?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Ничего, они растерялись, а что там убрать, вопросы крови королевы, очень сложные вопросы в мире, даже это не смогли убрать. А дальше я могу вам бесконечно рассказывать, что было с этим спектаклем, потому что там было гениально следующее.

К. ЛАРИНА: Во Францию не выпустили, я помню.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Во Францию не выпустили, жаль, но что делать. Не выпустили, потому что вышла статья в «Правде», которая называлась «Сеанс чёрной магии в театре на Таганке».

К. ЛАРИНА: У меня есть другая статья, которую я храню, это газета «Юманите»: «Любимов – храбрый капитан, что хорошо для Москвы, плохо для Парижа», и ваша фотография, команда Воланда, это 1977-й год.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да. Она вообще вышла в «Times» первый раз эта фотография. Мы все волновались, что нас всех посадят, потому что это тогда было. Вот скажите сейчас, фотография в «Times». А дальше началась чертовщина вот какая. Я не говорю о том, что конная милиция, люди, это очень приятно всегда в театре конечно, но если это по какому-то пустому поводу, то это всегда чушь, люди лезут смотреть иногда полную белиберду только потому, что это модно. Здесь была совершенно другая толпа людей, которые хотели попасть на этот спектакль. И кроме всего прочего конечно тут же власть имущие, и те люди, которые с ненавистью закрывали этот спектакль, никогда не читали этот роман, его презирали, не любили, считали его антисоветчиной, они все полезли смотреть этот спектакль. И поэтому всё, что было до 6-го ряда, это были одни члены ЦК КПСС, члены политбюро, их жёны и так далее. И вот я ходил, бегал в трусах, хватал их за коленки, это всё было со мной. Вот как это всё соединилось, и мало того, они были в восторге, вот это было мне совершенно ясно. Потом они врали, как только это кончалось, они тут же брали себя в руки и говорили: «да, это как-то вульгарно, голая» - у нас же была голая Маргарита, первый раз на сцене была русская голая женщина. С этой голой женщиной была отдельная история, потому что их репетировало 7, Маргарит было 7. Юрий Петрович раздевал последовательно 7 актрис, и я с ними репетировал со всеми. Они сидели спиной в зал, но лицом ко мне, понимаете. По тем временам это потрясающая история, как каждый придумывал, как закрыть стыдливо свою грудь. С моей точки зрения неприкрытая грудь является никакой порнографией, тем более что мы люди рабочие. О когда я увидел, я не буду называть фамилию, наклеенную бороду, вот вся грудь у женщины была заклеена волосами, это Булгаковская история, я забыл текст на спектакле от полного потрясения.

К. ЛАРИНА: Кстати, там кроме собаки ещё было животное, которую ели, мышка.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Мы её не если, что вы. Сейчас люди подумают. Гоша Родинсон, мы лепили из зефира мышь, которой был вставлен хвост, и мы её ели, но подмена была такая ловкая, что зритель реально считал, что мы сейчас едим мышь, но этого не было. А вы знаете на самом деле, что я был назначен на кота.

К. ЛАРИНА: Юрий Смирнов играл его.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Да, а Юрий Смирнов был назначен на Коровьева. Так как театр был абсолютно хулиганский, нас называли подворотней, я ему говорю: «Юра» - а нас было по 5 человек назначено на каждую роль – «всё равно этого ничего не будет, давай поменяемся», потому что все хотели играть кота. Кот это абсолютно литературный образ на самом деле. Там реприза у него, 6 фраз, но они крылатые. А у Коровьева разные. И Юрка поменялся со мной сдуру. А потом оказалось, что Коровьев вертел весь спектакль, и там было такое количество возможностей что-то ещё придумать, сделать и так далее. Я последнюю вещь расскажу, я могу тысячи вещей рассказывать. Но я помню, что когда приходили члены политбюро, то с ними всегда приходила их челядь, свита, их люди, которые смотрели не спектакль, а на морду главного начальника, как реагирует. Если так, то они так. А некоторые, кто хотел сделать карьеру, реагировали раньше, чтобы показать, как они возмущены происходящим. А я же вижу всё это. И пришёл такой Сизов, он был член какой-то комиссии ЦК КПСС, то есть был самый страшный человек на свете, это был абсолютный Фантомас, лысый череп такой. Мы поняли, что это конец, нас сегодня закроют, он сидел в третьем ряду. А у нас ещё ест занавес шерстяной. А когда он проезжал, то такое количество пыли из него сыпалось и волос, и вот все начальники, они же в первом ряду всегда сидят, им всё по морде. И я видел, как он покрылся, стал вытираться платком, закрыл себе рот, чтобы не надышаться этой гадостью. И тут какой-то его подчинённый в этом ряду сидящий, возмущённо встал с женой и сказал: «Это невозможно смотреть», и пошёл мимо него. Тот ему сказал: «Сядьте». И тут началось такое, это же чистый Булгаков. Я ещё к концу припас одну историю.

К. ЛАРИНА: Почему никто не написал отдельную историю истории этого спектакля, она так и просится на бумагу?

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Вы абсолютно правы, но вы знаете, есть два способа жизни. Один японский, кода вы ездите по всему миру, и всё время смотрите в глазок фотоаппарата и без конца нажимаете на кнопку. То есть вы ничего не видели, и сделали много плохих фотографий, вместо того, чтобы купить нормальные открытки в этом месте. Но вы не видите страну, место, гору, дерево, и так далее. Есть люди, которые всё время пишут воспоминания, и даже когда они уже смотрят спектакль, они уже пишут воспоминания. Это тоже, они не видели ни одного нашего спектакля. Не знаю, я прожил такую жизнь с этим всем, что у меня не было желания, меня ужасно удручает и огорчает одна вещь, это то, что есть вообще во всех нас. Вы знаете, не осталось ни одного кадра от этого спектакля. Этого не может быть, потому что век Щукина, я могу ещё понять, что робко с кино, это сложно было снимать и так далее. Но это уже был век носителей, это был век радио, это же не записано. Тонны плёнки, макулатуры полной пошлости нечеловеческой было снято, сделано на всех телевизионных каналах. Как можно было это не сохранить даже в анналах КГБ для чего-то. Приехал один американец студент, который поставил камеру посреди зала, и снял все спектакли, в том числе «Мастер», от начала и до конца с одной точки. Где найти этого человека, недавно у меня в гостях был один очень богатый человек из новых русских, он оказался страшным поклонником, он 6 раз смотрел «Мастер и Маргарита», и сказал: «Вы даже не представляете себе, что вы меня привели на спектакль когда-то, а я вообще приехал из далёкого никуда. Скажите, что я могу для вас сделать». Я ему говорю: «Вот если вы можете что-то сделать, вы очень богатый человек, найдите в Америке эту кассету, потому что мне даже детям нечего показать». Потому что это был такой спектакль на самом деле и с точки зрения живости, и восхитительности. Его нельзя сравнивать с романом, потому что роман это немножко другое. Но вы знаете, это был настоящий театр. Мне очень жалко, ведь не осталось ни от «Гамлета» ничего, вот обратите внимание, ни от чего из наших спектаклей, как будто мы жили в 17-м веке. Устные воспоминания, всё, что я хочу сказать по этому поводу.

К. ЛАРИНА: Заканчивается время, у нас короткая встреча Иван, поэтому историю, которую вы хотели рассказать, давайте.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: О себе любимом последняя история. История такая, я поступил на актёрский факультет МХАТа, и был оттуда выгнан за профнепригодность, не состоялся я как артист, Родомыслинский был такой ректор МХАТа. Когда он меня выгонял, Вениамин Борисович, он мне сказал: «Голубчик мой, я даю вам правую свою руку, что актёром вы не будете никогда». Я это запомнил в своей жизни. Он меня выгнал, я поступил в Щукинское училище вольнослушателем, потом меня взяли, и всё состоялось. Вы помните эту роль. Я в трусах выбегаю в зал и вижу, Родомыслинский сидит в 6-м ряду. Гасится свет в этот момент, я должен убегать обратно. Я схватил его за руку и сказал: «Отдай руку, сука». Он испугался так, и решил, что я её сейчас правда оторву. Он поверил, он так задёргался. Вот я дожил до этого момента. Вот это последняя история.

К. ЛАРИНА: Спасибо. Я напомню, наш сегодняшний гость Иван Дыховичный и этим всё сказано. Благодарю вас.

И. ДЫХОВИЧНЫЙ: Спасибо вам, всего доброго.