Тамара Гвердцители - Бабник - 2011-01-01

Н. ТАМРАЗОВ: Над Москвой ночь. Сегодня ночь необыкновенная, сегодня ночь праздничная, ночь новогодняя. А для нас с вами, ну, во всяком случае для меня, это абсолютно точно, она будет еще и необыкновенна тем, что я сегодня могу говорить о любви. И не только могу, но и хочу. И не только хочу, но, может быть, даже и обязан, и должен. И несмотря на то, что, возможно, это последняя любовь. «Последняя любовь – не первая, обманет. Я это знал и быть старался с ней в разлуке. Мне лет и зим, если признаться, стыдно станет. Уже с проказами Амура дружат внуки. Уже устала память в 20 возвращаться. Морщины, седина, взгляд, некогда лукавый, не хочет больше увлекать и увлекаться. Не манят берега ни левый и не правый. И не звучит в душе та песня, что звучала. Умолкла музыка закатов и рассветов, уснула глупость жизнь с нуля начать сначала. Утихла ветвенность, дарившая обет. Тогда зачем, скажите мне, вечной безбрежной вы осень дней моих решили растревожить, стрелой смертельной и улыбкой дивной, нежной печаль и боль мою задумали умножить? Тогда зачем, скажите мне, вам быть любимой необходимо чьей-то грустью и тревогой? Ведь сто дорог могли позволить пройти мимо меня, стоявшего в конце своей дороги. Наверное, все затем, что жадность вами правит. Она, к несчастью, добрых чувств людских сильнее. Последняя любовь – не первая, обманет. Я знаю, но хочу обманутым быть ею…» Вот то, что мне сегодня пришло в голову, и то, что сегодня затронуло мой внутренний мир. И это все неслучайно, поверьте мне. Это все потому, что сегодня у меня в гостях дала согласие, чему я несказанно рад, совершенно удивительная женщина, удивительно талантливый человек, народная артистка, подлинно народная артистка России, народная артистка Грузии Тамара Гвердцители. Здравствуйте, Тамарочка.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Здравствуйте.

Н. ТАМРАЗОВ: Я очень рад нашей встрече, правда, потому что вы человек неуловимый какой-то, вас поймать невозможно. С одной стороны, это замечательно, когда человек востребован, когда у него есть возможность быть нужным. А с другой стороны, ведь когда я вас приглашаю, то я вас приглашаю на встречу с миллионами. Поэтому хочется вас вырвать не только для той публики, которая сидит в ваших залах, но и для миллионов любящих, уважающих, почитающих ваш талант. Спасибо вам, что вы сегодня с нами.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Спасибо.

Н. ТАМРАЗОВ: И я вас поздравляю с Новым годом.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Спасибо.

Н. ТАМРАЗОВ: Чего-нибудь придумали себе, чтобы в этом году исполнилось?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Ну, наверное, да…

Н. ТАМРАЗОВ: Но это секрет. Ну, это ваше личное.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Мечту невозможно рассказать. Это вы пишете такие замечательные стихи, а я мечту… о мечте мне говорить немножко сложно.

Н. ТАМРАЗОВ: А вообще, говорят, все мечты сбываются. Вот почему люди держат мечту в секрете? Чтобы не сглазить, чтобы там чего-то… А вот скажите, Тамарочка, вы человек публичный. Вы верите вот в это – сглазить, актерские какие-то приметы? Или это все игра слов?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Верю. Конечно, верю. Потому что это же до меня, с тех времен, как существует, наверное, греческий театр, я думаю, что и люди выходят выступать на сцену, им, наверное, есть, что сказать. В лучшем случае, там есть, что спеть. И наверное, все неслучайно. Наверное, существуют добрые ангелы.

Н. ТАМРАЗОВ: Вы знаете, я в одном театре ставил когда-то оперу, было в моей жизни такое. И там вся сцена забита какими-то монетами. На этом промежутке забит пятак, а там – 20 копеек, там, значит, 10 копеек. Я спрашивал: «А что это такое?». Вот каждый забивает свою монету. У него здесь, скажем, прозвучала «до» третьей октавы, и он знает, что в этом месте ему надо идти, когда у него будет подходить к высоким нотам, вот это его святое место. Значит, он знает, где его пятак. Вы знаете, где ваши 20 копеек. И вот когда режиссер сделал спектакль, все нормально, все в порядке, открывается занавес, все задумки режиссера выполняются, и потом расползается каждый по своим монетам. И все мизансцены летят вдребезги. У эстрадников, наверное, все-таки по-другому, потому что микрофон дает возможность, чтобы звучание было везде ровным и одинаковым. Я хочу знаете что сказать? Что вы правда явились гордостью двух народов. Может быть, и не двух, может быть, всех народов, которые были объединены в составе Советского Союза. И наверное, вы и сейчас посещаете эти республики с гастролями. Как так случилось? В какой семье вы выросли? У вас были музыкальные родители? Вас били розгами, чтобы вы учились музыке? Или это вот Бог, и больше ничего? Как это вот произошло? Где вы росли? Вы расскажите о маме, о доме. Это так интересно, поверьте мне! Вот в эту ночь новогоднюю мы же всегда что-то вспоминаем, и вспоминаем родных, близких, добрых людей. Мы знаем Гвердцители как певицу, мы знаем Гвердцители как красивую женщину. И так хочется поковыряться в тех каких-то вещах, которые мы не знаем! Откройте какие-нибудь маленькие секреты, дозволенные секреты. Мы народ любопытный, но не очень, не пошло любопытный.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Ну, Гвердцители родилась в Тбилиси. Мама – педагог русского языка и литературы. Папа – кибернетик, но эта наука тогда, в 60 – 70-е годы, конечно, была…

Н. ТАМРАЗОВ: Востребована.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Ну, не очень. Но, тем не менее, наверное, люди, которые тогда начинали свою жизнь в науке, они очень верили. Может быть, поэтому сегодня мы имеем компьютер и нанотехнологии. Потому что я как музыкант понимаю, что из чего происходит, даже, так сказать, ни одним крылом не касаясь науки. И я все-таки понимаю, что во всей человеческой деятельности, особенно интеллектуальной, одни и те же какие-то законы существуют.

Н. ТАМРАЗОВ: В искусстве тоже.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: В искусстве тоже. И поэтому я помню вот это отчаянное служение. И вот «кибернетика» - это слово я просто слышу с двух лет. Что кибернетика – запрещенная наука, что существует определенное табу на все на это. Но мне было очень интересно… когда я произносила, что отец мой не просто инженер, а кибернетик, это делало как бы семью очень интеллигентную очень интеллигентной советской семьей.

Н. ТАМРАЗОВ: На ступеньку выше других.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, да. Потому что мама – педагог, а папа – кибернетик. Ну, как бы не совсем просто.

Н. ТАМРАЗОВ: Ну да, да.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, не совсем просто все звучит.

Н. ТАМРАЗОВ: Конечно.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Хотя моя бабушка со стороны папы, которая Тамара Ивановна, в честь которой меня назвали Тамарой, она была пианисткой, заканчивала консерваторию. И потом так получилось, что когда я начинала уже заниматься музыкой серьезно, классической музыкой, с пяти лет, и я считаю, что как раз это то время, когда нужно начинать заниматься классической музыкой.

Н. ТАМРАЗОВ: С пяти лет?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, с пяти лет. В пять лет вот я поступила в эту школу музыкальную. И я думаю, что остальные дети, которые позже начинали заниматься музыкой, они, конечно, мучились. А я не мучилась, потому что начала с пяти лет, и я как-то вот…

Н. ТАМРАЗОВ: А вы поступили по классу фортепиано?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: По классу фортепиано, да.

Н. ТАМРАЗОВ: Ну естественно, это все нормальные дети поступают в этом возрасте. Это правда.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Если нет скрипки, они поступают в класс фортепиано.

Н. ТАМРАЗОВ: Если нет денег на скрипку. Потому что фортепиано может быть в Доме культуры.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да. (Смеются.)

Н. ТАМРАЗОВ: Скажите, пожалуйста. Я был когда-то в Грузии на гастролях, и я, в общем, с вашей республикой хорошо знаком. Я снимался в кинофильме даже у Вахтанга Кикабидзе. Если вы помните, был фильм «Мужчина и все остальное», где мужики играли женские роли. Семь новелл таких было.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, да, да…

Н. ТАМРАЗОВ: И вот там играю старика 90-летнего. Ну, в общем, тогда мне было вообще лет… я молодой был совершенно мужчина, но решил заглянуть в свое будущее и дал согласие сыграть этого старика. Это первое. Второе – я бывал там много раз на гастролях. И вот когда-то была на гастролях Иованна, кажется, певица…

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, Иованна, греческая певица.

Н. ТАМРАЗОВ: Да, греческая певица Иованна. Вот тогда я встретился уже с вашим коллективом «Мзиури». Он уже существовал, кажется, тогда.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да.

Н. ТАМРАЗОВ: Вот вы были тогда или нет уже?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Была. Это первый состав, который в этом году отметит 39 лет со дня создания.

Н. ТАМРАЗОВ: Видите, я говорю абсолютную правду. И меня тогда… я не знаю, как это пересеклось, но мы с вами участвовали в одной программе. И я работал со своим партнером – братом, и вот этот ансамбль, он… Вы пели, что-то вы пели, смешно для меня было. Знаете, что? Ну, типа «День Победы». Ну, тогда песни «День Победы» тогда еще, кажется, не существовало. Но типа что-то гражданское. И это так было смешно!

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Это трогательно, да.

Н. ТАМРАЗОВ: Трогательно и смешно. Это была такая абсолютная неправда, понимаете? Дети были совершенно полны другого начала. Вообще дети Кавказа – это неописуемо красивые…

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Это особое.

Н. ТАМРАЗОВ: Это особое что-то. И вот когда вот это особое что-то, эти глаза, которые горят, хрен знает на каком расстоянии их видно, и вдруг: «Этот День Победы!..». Это смешно, ужасно смешно. Но когда вы запели ваше, родное, то дыхание сперло, слезы, и божество, и вдохновение – все-все вместе.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да.

Н. ТАМРАЗОВ: Вот этот ансамбль появился. И далее что?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Когда человек, даже ребенок, чувствует, в своей органике существует, это, конечно… вы бы это не пропустили, и вы бы это прочувствовали. Но просто существовала для нас тоже репертуарная часть, и нашим педагогам велено было, чтобы мы выучили все патриотические песни.

Н. ТАМРАЗОВ: Пели о дружбе народов.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да-да. И вкрапление было такое лирическое, такое детское, шутливое. И действительно это существовало вот в таком разрезе. Иначе не дали бы существовать ансамблю.

Н. ТАМРАЗОВ: А вы принесли подарки слушателям, которые сегодня настроились? Вы как-то так глазом забегали. Вы принесли подарки, я абсолютно убежден.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да.

Н. ТАМРАЗОВ: Да, конечно. Потому что ваши подарки, они всегда с вами. Это человеку, который выпускает ракеты, строит машины, ему трудно с подарками бегать. Ему нужно пойти, купить где-то. А вам чего подарок? Вздохнула, и уже мы счастливы, что вы с нами. Подарите нам правда сегодня какую-нибудь музыку, какие-нибудь песни. Вот все, что захочется, то и подарите.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, действительно. Я думаю, что очень хочется, чтобы еще раз услышали эту песню, которая называется «Моя любовь». Эту песню мы редко исполняем, это мы записали с «Би-2» где-то в 2003 году. И вот в такую новогоднюю ночь, в такую волшебную, я думаю, что это прозвучит, и это будет такой настрой благодаря этой музыке…

Н. ТАМРАЗОВ: Ну и замечательно, давайте. «Моя любовь».

ЗВУЧИТ ПЕСНЯ

Н. ТАМРАЗОВ: У микрофона Николай Тамразов. Сегодня наша гостья с вами, дорогие радиослушатели, народная артистка России, народная артистка Грузии Тамара Гвердцители. Тамарочки, еще раз с Новым годом вас!

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Спасибо, вас также.

Н. ТАМРАЗОВ: Счастья вам, удачи. Чтобы самая плохая встреча через весь год была только встреча со мной…

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Ну что вы…

Н. ТАМРАЗОВ: … все остальные пусть будут лучше. Давайте, скажите… мы сейчас с вами тут, когда играла музыка, мы говорили о том, что как бы мы потеряли. А вот вы же еще молодой человек, вы потеряли чуточку, а люди старшего поколения потеряли больше. Есть какая-то вот такая жалость о чем-то – о той общей какой-то стране, о той общей музыке? Или, наоборот, не об общей музыке, а о тех музыках, которые существовали. Вот у вас есть ощущение, в вашем доме грустят по этому поводу? Или поют сегодняшнюю ноту, которая звучит в сегодняшнем мире?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Ну, человеку свойственно тосковать. Конечно, не понятно… самое главное, что вот жили мы в этой большой стране, и каждый сохранял свое, каждый нес что-то свое, каждый любил свое, конечно, но вот понимал не чужое… Как-то хочется найти слово помягче…

Н. ТАМРАЗОВ: Родственное.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да-да, родственное. И каждый из нас что-то улавливал такое действительно родственное. Например, всегда доставляло удовольствие, и с огромной радостью мы слушали украинскую музыку, молдавскую, восточную. И это все как-то мы понимали, что это другое, но мы это принимали как большой дар, что у нас есть возможность вот сейчас взять и полететь в Киев, или в Кишинев, или в Ташкент…

Н. ТАМРАЗОВ: Как к себе домой.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, да.

Н. ТАМРАЗОВ: Я все побережье ногами исходил, никогда не думал, что там кто-то мне скажет, какой я национальности, даже подумает об этом. Ну идет человек, идет, ночь – ночь, день – день.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, да. И я думаю, что, наверное, людям и моего поколения тоже как-то странно, что…

Н. ТАМРАЗОВ: Тамарочка, вот вы сейчас бываете на гастролях, я убежден. А вот эти вот излюбленные фокусы артистов – приезжая в Киев, выучить украинскую песню, приезжая в Белоруссию, выучить белорусскую песню, в Азербайджан – азербайджанскую – вот этими фокусами вы пользуетесь как актриса или не очень?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Нет, я считаю, что это такой реверанс, который нужен всегда.

Н. ТАМРАЗОВ: Нужен, да?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Когда я приезжаю в какую-то страну, если песня есть в репертуаре – очень, а если надо учить – конечно, мне пишут большими русскими буквами. И даже если не хватает там, например, «гхх», которая есть в украинском…

Н. ТАМРАЗОВ: Украинская, да.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: В грузинском есть «гхх», поэтому я использую все, что я знаю – все языки, все звуки.

Н. ТАМРАЗОВ: А что вы из украинских песен пели когда-нибудь?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Я пела немало украинских песен, потому что мой друг -Юра Рыбчинский… как-то человек должен влюбить тебя в свою страну. И обычно люди появляются через одного человека, и этот один человек является тем проводником, и вот эта магическая его сила тебя приводит к тому, что, например, я…

Н. ТАМРАЗОВ: Через этого человека веришь в народ, в нацию, да?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да. И влюбляешься, и не может быть разочарования. И через вот украинские песни, конечно… я совершенно счастлива, что почти каждый месяц я бываю на Украине - в Киеве, в Одессе, где родилась моя мама. А вот то, что касается украинских песен, я, конечно, начиная от песни «Скрыпка грае… сердце крае…» (поет на украинском языке)…

Н. ТАМРАЗОВ: У, хороший язык! Хороший язык, поверьте мне! Я же оттуда, я этот язык хорошо знаю. Я семь лет работал в украинском театре, и вообще русского не знал.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Я бы не спела при вас, если бы знала!

Н. ТАМРАЗОВ: Нет- нет, это замечательно! Это из не очень давних песен, это из новых, да?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, это из новых. Если считать, что 30 лет тому назад Рыбчинский с ….(неразб) написали эту песню.

Н. ТАМРАЗОВ: 30 лет назад? Серьезно? Тогда я уехал оттуда много лет назад… Я Рыбчинского знал лично, мы знакомы были. И …(неразб) знал хорошо, да. Это замечательные ребята! Я еще Майбороду застал. Помните, классика песни?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Конечно, конечно! Это удивительный народ! Италия, вот сплошная Италия! Мне кажется, украинцы – это итальянцы в музыке. Но не только они одни. Пусть не обижаются на нас никто другие, потому что мы просто затронули одну страничку. Но мы может так о каждом народе. Я был когда-то в Казахстане, ставил огромную программу. И мне привели мальчика-немца - там же в казахских степях жило много немцев – и у него погибли папа и мама, и он жил где-то в ауле заброшенном. И казахская семья взяла его к себе на воспитание. И он вырос абсолютным казахом! Он пел горловым пением так, что все казахи могут ему позавидовать! И красивый ариец, блондин… – ему тогда лет 18 было. Когда мне его показали в Караганде, - а мы должны были программу Караганды везти в Алма-Ату – и я этого мальчика – не поверите! – знаете, во что одел? Я его одел в смокинг и в парусиновые белые туфли. Помните, были парусиновые туфли? Мне говорят: что вы делаете, вы с ума сошли! Я говорю: он не может быть без изъяна, он не может знать эту цивилизацию. И чтобы было видно, что мы его одели в смокинг, а он сам стоит на своей земле в парусиновых туфлях! Это было неимоверный успех! Когда он вышел и запел, этот ариец, горланным звуком… Но как! Поэтому, вот видите, мы уже о Казахстане поговорили как об очень певческом народе, о молдаванах… о ком угодно можем говорить. Но мы счастливы тем, что мы сегодня… А я не знаю – вы же не грузинка, вы же какой-то человек мира. Правда! Корни остаются грузинские, но вы во Франции свой человек, и в Москве вы уже наша, родная, народная артистка нашей страны. Так что мы радуемся, что вы сегодня с нами. Вы не очень жадная? Подарите еще что-нибудь?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, конечно. Я хочу, чтобы вы послушали грузинскую народную песню «Светлячок». Исполняет Московский камерный хор Минина. Владимир Николаевич дирижировал, и мы исполняем эту песню вместе.

Н. ТАМРАЗОВ: Замечательно совершенно! Это гениальный коллектив!

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Человек эпохальный - Владимир Николаевич.

Н. ТАМРАЗОВ: В зале «Россия» мининский хор стоит на сцене, в проходе сидит Путин, члены правительства, в следующем ряду сидят, наверное, охранники, и дальше я сижу. Все идет нормально, он поет что-то неимоверное, пианиссимо какое-то… Изобрести пианиссимо в ходе – это может только гений. Он это умеет делать, Минин. И вдруг я как сумасшедший кричу: браво! Как вскочила эта команда! А у меня свои тараканы в голове, мне это нужно. Так что я представляю, насколько это интересно, и вы умничка, что себе позволяете вот такую роскошь. Давайте, будем слушать.

ЗВУЧИТ ПЕСНЯ

Н. ТАМРАЗОВ: Тамара Гвердцители сегодня наша гостья с вами, дорогие радиослушатели. Сейчас мы услышали грузинскую песню «Светлячок». Такой «Светлячок», который вы сейчас нам показали, им можно осветить всю планету.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Спасибо!

Н. ТАМРАЗОВ: Правда! Он так горит, он так греет… Это замечательно! Тамарочка, я знаю многих людей, которые имеют голос. А кто-то из итальянцев, стариков, - я не помню сейчас, кто – сказал: когда научишься петь, уже голоса нет. Так вот, что это такое «певческая душа»? Что это такое? Где это брать? Вот у нас в консерваториях то ли некому учить медведей понимать музыку, то ли незачем, чтобы понимали музыку. Почему это вот выколачивание нот становится первостепенным? И когда-то была у нас певица в Большом театре - Алла Соленкова – которая пела так, что ее в каждом зале было слышно. Но если уж ты ее услышал, то ты услышал ее не ушами, а сердцем. Это что, такая необходимость – учить людей выколачивать ноты? Или как? Вот вы поющий человек, вы поете так, что…вот вы с хором спели сейчас, и если бы не наша с вами беседа, впору плакать. Правда! И плакать не от печали – плакать от радости.. Или этому нельзя научить – чувствовать музыку, понимать музыку?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Научить, наверное, сложно. Невозможно. А вот так, чтобы люди были музыкально образованными – это желательно.

Н. ТАМРАЗОВ: Но консерватория? Это же не просто музыкальное… Это же, чтобы потом за деньги человек пел, чтобы отбирал у людей заработок и приковывал сердца, души.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Это вы высокую очень планку…

Н. ТАМРАЗОВ: Ну, а как петь за деньги и плохо петь? Нельзя же.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Я думаю, что петь – то божий дар. И когда слушаешь или хор Минина, или замечательных певцов, я думаю, что, действительно, радость зарождается – ты можешь быть сопричастен к великой музыке, понимать эту музыку, чувствовать… А то, что касается выпевания нот…

Н. ТАМРАЗОВ: Но это тоже никому не запрещают. Вы же выпеваете все ноты! Вы чисто поете, вы никогда… ни чуть не ниже, ни чуть не выше. И все это прекрасно, замечательно! Но если светлячок требует светлячка, вы светлячка даете! Клавдия Ивановна Шульженко вообще без голоса была, но там такой «Светлячок» был, что можно было сойти с ума.

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Это уже актерский талант, наверное, которого сам человек не понимает.

Н. ТАМРАЗОВ: А кто ваши кумиры? Кому вы кланяетесь? Вот у каждого есть, наверное, своя творческая икона? У вас есть?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, конечно. Вот есть настольные книги, и есть настольные диски. Есть певцы, музыканты, которых я стараюсь каждый день слушать. Это от Марии Каллас, Эллы Фитцджераль, до Барбары Стрейзанд. Клавдию Ивановну Шульженко, которую я очень люблю, и наверное, слушать ее, зрелую Аллу Борисовну – для меня это как бы… это имеет хрестоматийное значение, потому что есть певцы, у которых ты учишься музыке, языкам. В данном случае русский язык … через слово.

Н. ТАМРАЗОВ: В музыке?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: В музыке, да. Поэтому совершенно разные кумиры, они существуют в разных жанрах, но они оставляют неизгладимый след в моей душе, и поэтому я стараюсь их слушать чаще и чаще.

Н. ТАМРАЗОВ: Это и замечательно! Тамарочка, у нас сегодня необыкновенная ночь, и обычно здесь в эту ночь, когда люди собираются, они рассказывают, они хохочут, им всем весело. А мне с вами весело, когда мы на такой ноте с вами разговариваем. А вот все-таки… вы еще подарок имеете какой-нибудь в запасе?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да. Я имею подарок, да. Несколько. Я хотела сказать, что я стараюсь – если, конечно, мне не навязывают, и нет каких-то обязательств, мощных, перед какими-то телевизионными программами, объясняться с редактурой – конечно, в своем сольном концерте я стараюсь петь… И я вообще человек, который очень слышит поэзию. И не случайно, наверное, я пою Цветаеву. Поэтому, что бы там ни было, как бы мне не говорили: а что есть для молодежи?… я на моих концертах видела столько молодежи! Я, честно говоря, не ожидала, и у меня прямо вырвалось… Девушка преподнесла цветы после исполнения песни на стихи Марины Цветаевой. Эта песня называется «Дон Жуан», и вот сегодня мы ее, я надеюсь, услышим. И я говорю: а я думала, что все пользователи интернета быть не могут на моих концертах. Вы что здесь делаете? Абсолютно молоденькая девочка, и она говорит: я не одна. И я думаю…

Н. ТАМРАЗОВ: Вы знаете, вы сейчас сказали ту истину, которую я повторяю всегда своим студентам. У меня был случай. Я сидел в Кремлевском Дворце съездов и слушал оперу «Князь Игорь». И со мной была моя дочка и ее подружка, им было тогда лет по 7, детям. Но они учились в музыкальной школе при Консерватории, и поэтому я обязан был их таскать по таким сложным вещам, музыкальным. И вот они крутились, они вертелись, и уже невозможно было их… - неинтересно им было! Нестеренко вышел - Кончака пел – и дети застыли! Я посмотрел на детей – и всё! Там есть искусство, там кончается интернет и все на свете, там начинается Мария Гвердцители, и мы это будет сейчас с вами слушать и ощущать. Что поем?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: «Дон Жуан».

ЗВУЧИТ ПЕСНЯ

Н. ТАМРАЗОВ: В эту новогоднюю ночь мы сегодня получаем подарки от Тамары Гвердцители. Она сегодня наша гостья. Тамарочка, знаете, что самое страшное в этой жизни для всех для нас, живущих однажды? Мне кажется, это время. Время, которое стоит над каждым из нас, и особенно, когда тебе хорошо. Полсекунды вырывают зуб, и помнишь ты всю жизнь, как кошмарный сон! И сколько ни прибываешь рядом с замечательным, добрым, красивым, талантливым человеком – все равно мало! И сколько бы ни длилась наша передача с вами, смотреть вас, слышать вас – все рано будет мало! Говорите тем, кто был с вами с удовольствием в эту новогоднюю ночь, говорите им какие-нибудь слова. Они вас любят, я знаю точно. Говорите им как можно больше. И пообещайте им еще раз придти в нашу передачу, а я зацеплюсь за эту и обязательно вас вытащу еще!

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Обязательно! В эту волшебную ночь я хочу пожелать всем счастья! Действительно, счастливые часов не наблюдают, а для несчастных и мгновение – век. Мы будем расставаться с той мыслью, что скоро опять встретимся, и будем с вами беседовать вот так же, со светлой грустью, с вашими потрясающими стихами, которых я так заслушалась, что пяти минут мне не хватило, чтобы придти в себя после того, как вы прочитали стихи…

Н. ТАМРАЗОВ: Боже мой! Зачем я женился? Зачем я женился?

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Я думаю, все, кто сегодня услышал ваши стихи, каждый из нас, наверное, услышал это для себя. Это в свой адрес.

Н. ТАМРАЗОВ: Это ваши стихи! Я услышал у вас песню когда-то – «Последняя любовь» - и я знал, что я иду к вам на встречу сегодня, и я написал эти стихи. И это ответ, что последняя любовь, она обманет, но болеть ею хочется…

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Да, быть обманутым. Спасибо вам большое!

Н. ТАМРАЗОВ: Вам спасибо!

Т. ГВЕРДЦИТЕЛИ: Я думаю, что мы скоро встретимся опять.

Н. ТАМРАЗОВ: Тамарочка, позвольте от себя лично – радиослушатели, конечно, шлют вам и приветы, и всякие пожелания, это естественно, - а я хочу вам подарить подарок. Я бы не набрался этой наглости, но я пел когда-то даже в присутствии Клавдии Ивановны Шульженко – она меня попросила в Одессе. Я пел ее песню, песню из ее репертуара. И коли я набрался наглости петь при ней, позвольте мне эту наглость продемонстрировать перед вами. Я дарю вам новогодний свой подарок, я дарю эту песню о ваших глазах, о вашей красоте, о вашем таланте. А песню эту вы знаете – она называется «Очи черные».

ЗВУЧИТ ПЕСНЯ