Дети беженцев в российских школах - Михаил Шнейдер, Екатерина Кокорина - Родительское собрание - 2015-08-16
С. Бунтман
―
Добрый день, «Родительское собрание». Еще сколько? Полторы недели Ксюша будет в отпуске. Она в отпуске, она никуда не делась, Ксюша отдыхает. С новыми силами придет и будет вести «Родительское собрание». Я пока пользуюсь моментом и вот как-то стараюсь подобрать все темы, которые сейчас существуют. В частности, скоро начнется новый учебный год. Вроде бы его не перенесли, нет? Все нормально? С 1 сентября у нас начнется новый год, как полагается?
Ну, вот дети беженцев, дети беженцев, вновь возникла эта проблема. Несколько было у нас волн, и на рубеже 80-х – 90-х были дети. Я сейчас представлю сразу участников, и мы начнем предметный разговор. Екатерина Кокорина, координатор центра адаптации и обучения детей беженцев ( takie-zhe-deti.ru
М. Шнейдер
―
Добрый день.
С. Бунтман
―
Добрый день тоже. И скажите, вот были же у нас волны беженцев, у нас были и, скажем, в 90-е годы, начало 90-х, беженцы были из республик, тоже были.
М. Шнейдер
―
Были.
С. Бунтман
―
Как, например, бакинские армяне были, были беженцы из Таджикистана, были у нас беженцы. И вот теперь новая волна. Вот нынешние беженцы, откуда, сколько их, вот скажите, Екатерина.
Е. Кокорина
―
На самом деле, да, действительно история для нас этого вопроса давняя. И вы упомянули бакинских армян, для нас это еще были чеченские дети…
С. Бунтман
―
Да, конечно.
Е. Кокорина
―
Сейчас к нам обращаются сирийцы, афганцы, Украина и страны Африки.
С. Бунтман
―
Но это разные, эта такая вот разная градация возможностей и адаптированности, наверное, тоже разная бывает, и разные проблемы. Или у всех одни проблемы?
Е. Кокорина
―
Ну, если мы говорим о теме, то для нас сейчас острее всего стоит вопрос доступа к образованию, потому что вновь осложнился прием в школы пресловутым приказом 32-м Минобрнауки 2014 года.
С. Бунтман
―
Напомните приказ.
Е. Кокорина
―
Который определяет порядок приема, и в этом порядке в перечне документов, которые необходимо предоставить при зачислении ребенка в школу, необходимо, требуется регистрация ребенка по месту пребывания или по месту жительства. И этим требованием несколько групп беженцев, и не только беженцев, поскольку мы имеем дело не только с беженцами, с разными категориями мигрантов, дети нескольких групп этих мигрантов, и беженцев в том числе, оказываются под угрозой лишения права на образование.Ну, вот один из самых ярких примеров, который мы включили в жалобу в Верховный суд, предварительное слушание состоялось 10 августа, а 27 августа будет следующее слушание, может, там уже решение – это девочка из Сирии, мать которой получила временное убежище на территории России, снимает квартиру. Хозяин зарегистрировать не хочет или связи с ним нет, девочку в школу не берут.
С. Бунтман
―
А по каким документам они, когда нет регистрации, это какие документы, получается, как они живут?
Е. Кокорина
―
Вообще-то регистрация – это не… как это? Есть документы, определяющие легальность пребывания на территории – это вот свидетельство о предоставлении временного убежища. И все наши, там, закон об образовании, Конституция, конвенция о правах ребенка, которую мы подписали, говорят о том, что все дети, находящиеся на территории Российской Федерации, должны иметь доступ к образованию. Оно у нас общедоступное, бесплатное, дети должны в школу ходить. И противоречат этим документам какие-то вот более мелкие акты – например, этот приказ, который вновь вводит требование регистрации, как это было в конце 90-х годов, когда мы первый раз судились с Правительством Москвы и выиграли суд в 2001 году и дети в школу пошли. Вторая волна была крупная в 2013 году, и тогда ситуацию решило вмешательство замминистра образования Игоря Реморенко, который дал разъяснение, в котором говорилось о том, что наличие или отсутствие регистрации не должно быть препятствием для поступления в школу.
С. Бунтман
―
Скажите, а с вашей точки зрения, с точки зрения школы, вот как вы – ну, потом посмотрим конкретно – как вы сейчас смотрите на эту общую ситуацию, вот зачем опять ввели вот такое вот ограничение с регистрацией?
М. Шнейдер
―
Ну, собственно, это в 14-м году было сделано.
С. Бунтман
―
Да.
М. Шнейдер: 32
―
й приказ, да? И действительно там включен документ, содержащий сведения о регистрации, да? Хотя действительно федеральный закон, 78-я статья, 1-й – 2-й пункты на это не указывают. То есть, провозглашают общее право на получение дошкольного, начального общего, основного общего и среднего общего образования. Ну, то есть, естественно, тут некая правовая коллизия, как юристы говорят. Но, тем не менее, этот документ есть.Что касается мотивов, почему это было сделано, ну, я думаю, что это проще было бы, наверное, узнать у тех, кто это писал.
С. Бунтман
―
Ну да.
М. Шнейдер
―
Вот. Что касается ситуации на уровне школы, то, в общем, понятно, что пока этот приказ есть…
С. Бунтман
―
Вы просто не имеете права брать?
М. Шнейдер
―
Ну, вы знаете, у нас такой ситуации, если честно, не складывалось, потому что если иметь в виду вот нашу непосредственно гимназию, за последние два года было одно обращение, но там было совершенно очевидно, что это не беженцы. Это люди, которые хотели бы просто определенным образом воспользоваться, ну, вот как бы сказать, что они беженцы, при этом они просто переехали из соседнего государства в Москву, и вот, в общем, почему бы не пойти вот именно в эту школу, а не в какую-то другую, да? Вот.Но тут проблема-то не только в этом. Почему, собственно, многие директора, я думаю, придерживаются той же точки зрения, что все-таки регистрация или по крайней мере информация о том вообще, откуда ребенок, нужна? Потому что, ну, тут есть по меньшей мере два обстоятельства. Одно абсолютно понятное. К сожалению, очень часто с места на место передвигаются такие семьи, и, в общем, непонятно, где, в случае чего, вообще их искать.
И второе. В условиях нормативно-подушевого финансирования, почему, собственно, были введены все эти базы вот на портале государственных услуг? Чтобы сегодня поступить в школу или перейти из одной школы в другую, надо воспользоваться порталом государственных услуг. Там есть такая услуга, как подача заявления в школу. И, в принципе, одним из документов является еще так называемый СНИЛС, то есть, свидетельство о пенсионном страховании. Да, оно и у детей теперь может быть. По крайней мере, оно должно быть у родителей. То есть, вообще какой-то порядок должен существовать.
Я вот специально посмотрел, как это делается в других странах, и вот такого, скажем, заявительного принципа я нигде, кроме Великобритании, не нашел. Скажем, в Соединенных Штатах создаются для беженцев специальные образовательные учреждения. Например, в штате Калифорния, где очень много всегда эмигрантов, для того чтобы они там выучили язык, для того чтобы адаптировались, какое-то время они в таких школах учатся, и они финансируются отдельно, они финансируются отдельно. Но если взять, например, Германию, там довольно жесткий порядок пребывания беженцев в стране, и если семья подает заявление на статус беженца, то это определенное место пребывания. То есть, семья только на определенных условиях может в Германии оставаться. Сначала это вообще может быть лагерь для переселенцев, а потом, уже когда они получают этот статус, все равно четко понятно, вообще где эта семья находится и что она делает.
В наших обстоятельствах, ну, во-первых, я бы не сказал, что это проблема какая-то феноменальная. Потому что если действительно ситуации действительно какие-то там крайние, то, так или иначе, вопрос решается. В Москве есть так называемые ОСИПы – это структура, которая как раз помогает родителям регистрироваться в системе. И, в общем, этот вопрос так или иначе решается. Но когда задается вопрос на эту тему, мы всегда родителям советуем все-таки озаботиться регистрацией. Тем более сам процесс регистрации, наверное, он даже не такой длительный, как процесс получения статуса беженца. Ну, и, насколько мне, опять же, известно, в Москве жалоб по этому поводу не было до сих пор. Значит, видимо…
С. Бунтман
―
Посмотрим, сейчас вот Екатерине…
Е. Кокорина
―
Вы имеете в виду, жалоб на отказ?
М. Шнейдер
―
На отказ в приеме в школу.
Е. Кокорина
―
Конечно, были.
С. Бунтман
―
Были, да?
Е. Кокорина
―
Да. В нашей практике у нас больше сорока обращений от разных лиц, ищущих убежища, или трудовых мигрантов, об отказах. И в некоторых случаях даже нам удавалось получить письменный документ от школы, некий документ, с которым по крайней мере можно пойти в суд. И если уж говорить об опыте других стран, то тогда надо как-то начинать с самого начала и сравнивать нашу систему убежища с системой убежища Штатов или Германии, что просто… тут даже сложно что-то говорить, да?
С. Бунтман
―
В чем основная разница? Потому что вот Михаил сейчас наметил вот формальные, которые есть ограничения в той или иной стране. А в чем главная разница?
Е. Кокорина
―
Если мы говорим о Штатах, то это система, как бы процесс признания беженцев происходит за территориями страны, и люди со статусом приезжают уже на подготовленное для них место, где предоставляется жилье, обучение, всякое такое.
С. Бунтман
―
А если есть необходимость?
Е. Кокорина
―
И надо тоже смотреть на то, как эта система работает и какие цифры. К сожалению, я не могу вам статистику сейчас американскую, немецкую, но у нас в стране…
М. Шнейдер
―
Это не так. Значит, вопрос о признании беженцем решается и на территории Соединенных Штатов. Если мы имеем в виду получение статуса беженца нашими соотечественниками в определенное время, когда они просто его получали здесь, это значительно меньше, чем то, что происходит уже на территории Соединенных Штатов. Опять же, Калифорния, куда просто миллионы нелегальных эмигрантов приезжали и уже на территории, вот хотели того власти, не хотели, они этот вопрос решали. Но еще раз – я просто даже был в такой школе когда-то – создавались специальные образовательные организации, которые должны были вот заниматься адаптацией беженцев. И прежде всего нужно было такого ребенка… а это были дети, которые часто не владели английским языком, как в нашем случае есть дети, которые русским языком не владеют. И необходимо было вот эти специальные программы реализовывать. То есть, на самом деле там достаточно эта система жесткая. Там так же, как и… я думаю, что у нас статус беженца, может, даже в каком-то смысле легче в определенных случаях получить, чем в большинстве стран.
Е. Кокорина
―
Но, к сожалению, его получают единицы, там цифры смешные просто, там порядка 800 человек со статусом. У нас не работает так система, как в других странах, с лагерями беженцев. Да, они есть, но основной поток людей, попадающих в Россию, предоставлен сам себе. Он должен сам найти, где находится миграционная служба, сам обратиться…
С. Бунтман
―
Как же так, у нас столько разговоров о том невыносимом положении. Да, действительно, например, из зоны боев, Восточная Украины, где есть ведь беженцы… вот я бы даже сказал, что для пропаганды вот количество беженцев – это еще доказательство своей правоты во всем, доказательство своей правоты и рассказа о гуманитарной катастрофе. И то, что беженцы именно не на Запад, а именно на Восток, именно в Россию. Но ведь тогда то, что Россия стоит на страже всего, наверное, по логике вещей, надо было бы и обустроить беженцев и бежать им навстречу.
М. Шнейдер
―
Но ведь если даже смотреть статистику на вашем сайте вашего центра, то всего 5,5 тысяч человек попытались как-то этим статусом озаботиться с Украины.
С. Бунтман
―
Ну, и тем более, не так много.
М. Шнейдер
―
И статус получен – опять же, я вот вчера на вашем сайте был – и получен там очень небольшим количеством людей.Дальше. Давайте возьмем ситуацию, ну, если мы говорим о Москве. Еще раз, то, что я говорю, не означает, что я считаю, что дети не должны учиться. Безусловно, дети должны учиться. И надо для этого создавать все необходимые механизмы. Но если мы говорим о ситуации все-таки правовой, а любой директор школы все-таки должен руководствоваться имеющимися правовыми актами, да? Значит, мы все-таки должны исходить из того, как это все в правовом отношении урегулировано. Значит, давайте зададим следующий вопрос, который задается во многих странах: а беженец имеет право жить там, где ему захочется, или там, где ему укажет страна пребывания? В подавляющем большинстве цивилизованных стран, в которые беженцы идут, обычно они все-таки стараются выбрать те страны, где им лучше будет, а не хуже, да? В подавляющем большинстве стран существует четкое условие, где, на какой территории в этом государстве вот данные беженцы могут находиться и где, соответственно, для них создаются условия.
Если мы имеем в виду крупные города, то понятно, что в крупных городах в большинстве школ… причем, ну, беженцы бывают разные, бывают и такие, которые хотят, например, устроиться в так называемые школы с углубленными программами, да? В которых, как правило, нет мест. Отсутствие свободных мест есть также основание для отказа в приеме, причем абсолютно понятное. Даже в условиях, когда сегодня в Москве довольно много крупных образовательных комплексов, где самые разные программы могут реализовываться, все равно совершенно не обязательно, что поселившийся рядом со школой беженец, не имея регистрации, найдет такое свободное место. Значит, то, о чем я говорю, всего лишь должна быть понятная система вот документов, кто на что, собственно, имеет право. Ну, и еще один момент. Не надо забывать, что все-таки, к сожалению, в значительной степени вот эти понятия путаются. Трудовые мигранты и беженцы – это совершенно разные категории населения.
С. Бунтман
―
Закон их различает?
М. Шнейдер
―
Конечно. Если человек – трудовой мигрант, он должен определенным образом… да, он должен иметь право на работу. Сейчас, кстати, либо это целевой набор, либо это приобретение патента, да? Нужно выполнить ряд условий. Если это трудовой мигрант, значит, он приехал работать, он платит налоги. И в этом смысле оснований для отказа в регистрации ни у кого не будет. Если это нелегальный трудовой мигрант, который где-то там за серую, черную зарплату трудится, то, естественно, на него и никакие социальные блага не могут распространяться.
Е. Кокорина
―
Ну, вот раз уж вы…
С. Бунтман
―
Сейчас, одну секунду. Вы начнете через пять минут, Екатерина, мы запомним, на чем мы остановились, и через пять минут, после новостей и рекламы, мы продолжим наш разговор.НОВОСТИ
С. Бунтман
―
Мы продолжаем «Родительское собрание». Дети беженцев в российских школах и связанные с этим документы. Екатерина Кокорина, координатор центра адаптации и обучения детей беженцев, и Михаил Шнейдер, директор московской гимназии №45 имени Мильграма.Вот, Екатерина, как раз мы зафиксировались вот на документах, на том, что необходимо знать школе все-таки и учитывать условия и расселения, и так далее беженцев.
Е. Кокорина
―
Михаил упомянул еще в этой связи трудовых мигрантов и разницу между мигрантами и беженцами обозначил, что действительно важно. Но дело в том, что этот приказ, который обжалуем мы в Верховном суде, он затрагивает и трудовых мигрантов, совершенно легально находящихся на территории России, работающих по патенту. Если эти люди приезжают с детьми, что часто так бывает, и оформляют патент себе и при въезде оформляют вот эту обычную регистрацию на три месяца, то, имея патент, родитель может продлить себе эту регистрацию. У ребенка, получается, уже оснований никаких не будет. И под это действие попадают дети, которые уже учатся в школах и оказываются под угрозой отчисления.И как раз недавно у нас была такая небольшая победа в Твери, где двух детей гражданина Узбекистана, который имеет вид на жительство в России, исключили, как только у них истек срок РВП и регистрации, которые они не могли продлить, потому что миграционная служба требует подтверждения дохода. А у матери как у домохозяйки дохода не было. И был суд, судья посчитал, что право детей на образование было нарушено, их восстановили, они должны пойти сейчас в школу. Но эти дети полгода не учились, и они пережили довольно сильный стресс, когда это были и угрозы, и шантаж. И в этом эпизоде еще была интересная роль миграционной службы, которая отправила в школу предупреждение о том, что школе грозит административная ответственность за оказание иных услуг иностранным гражданам, значит, как-то там незаконно или нелегально находящимся.
С. Бунтман
―
А как вы хотите изменить приказ и отметить, чем его заменить, чтобы действовали какие правила? Потому что вот хотя бы знать, где искать семью, где родители, где они проживают. Тоже, кстати говоря, здесь спрашивает Александр из Москвы: россияне из других регионов живут без регистрации…
Е. Кокорина
―
Вот, вот, и это то же самое. И проблема регистрации, она большая и широкая проблема.
С. Бунтман
―
А на чем основываться вы предлагаете?
Е. Кокорина
―
Смотрите, если говорить про реальность, да? Мало того, что это россияне из других регионов, но, хорошо, вот регистрация, вот он хочет зарегистрироваться. Хозяин его не регистрирует. Он боится резиновых квартир, он боится, не знаю, каких-то махинаций. Вот что человеку сделать? То, что мы хотим, чтобы дети учились в школе, независимо от регистрации, не значит, что мы за беспорядок и за то, чтобы никто не знал, где искать ребенка. Известно, по какому адресу этот ребенок проживает, он свой адрес предоставляет как сведение.
С. Бунтман
―
Вообще адрес, когда человек находится легально где бы то ни было, во всяком случае, в странах Европы, заявленный адрес – это основание, там же регистрации-то нет никакой. В той же Франции…
М. Шнейдер
―
Потому что там в темную не сдают квартиры, понимаете? Если хозяин квартиры это не хочет обнародовать, то он уже нарушает закон. Потому что он же сдает не бесплатно, да? Значит, он с этого налоги не платит. То есть, на самом деле мы сейчас что имеем? Мы имеем огромное количество всяких вот противоречащих друг другу актов в разных сферах, но крайними, естественно, оказываются школы, потому что понятно, что детям надо учиться, да?
С. Бунтман
―
Крайней оказывается школа, поликлиника, оказывается все, что…
М. Шнейдер
―
Ну, с поликлиникой там, может быть, и проще, потому что можно пойти в страховую компанию и там каким-то образом вопрос этот решить. У нас нет страхового образования, да? Но тем более странно, вот если у человека есть вид на жительство, то понятно, что его права, кроме, по-моему, права голосовать и быть избранным, абсолютно аналогичны правам граждан Российской Федерации, да? Но, вот еще раз, для того чтобы эту систему выстроить правовую нормальную, все-таки мы должны исходить из того, что все будут соблюдать законы: и те, кто сдают квартиры, и те, кто за это деньги получают. И действительно можно понять ситуацию, когда, да… а что, у нас нет резиновых квартир и подвалов, где живут совершенно непонятные люди?
С. Бунтман
―
Есть.
М. Шнейдер
―
Вот. И в этом смысле не может… понимаете, мы можем сколько угодно говорить, что у нас жестокие директора, которые там что-то не хотят, жестокие образовательные власти, но совершенно очевидно, что, еще раз, бывают разные ситуации какие-то, когда надо срочно решать вопросы, и такие вопросы в срочном порядке решаются. Но все-таки вот и то, что мне известно по опыту московских школ, и не только московских, очень часто, к сожалению, люди, которые… родители, не озаботившиеся легализацией, урегулированием своего статуса, и в этом смысле обрекая детей на различного рода проблемы, вот просто этим фактом спекулируют. Еще раз: должен быть четкий порядок. А на сегодняшний день, вот даже из того, о чем мы сегодня говорим, этого порядка нет. Поэтому не может директор образовательной организации руководствоваться ничем, кроме тех документов, которые в стране есть.Да, кстати, относительно граждан Российской Федерации. 32-й приказ, вообще говоря, там ведь написано о регистрации на территории, да? Но, в принципе, регистрация, например, в Московской области, и ребенок хочет, например, в Москве учиться, родители хотят – то тоже возникает некая коллизия в связи с нормативно-подушевым финансированием. Это как с проездом. Вот совсем недавно пенсионеры Московской области на территории Москвы лишились бесплатного проезда, потому что Московская область просто не захотела это финансировать. А поскольку Москва финансирует по-прежнему московских пенсионеров, они на территории области продолжают ездить бесплатно, да?
То есть, кажется, это несущественный вопрос, но в условиях, опять же, нормативно-подушевого финансирования, когда дается государственное задание на определенное количество детей, на обучение определенного количества детей, понятно, что все дети должны быть учтены. Ну, можно сказать: а вот зачем? Ну, хотя бы затем, чтобы не было искушения, например, докладывать о, не знаю, десяти тысячах детей, а реально учить в пять раз меньше и получать при этом бюджетные деньги. То есть, здесь вот в рамках такой системы нормативно-подушевого финансирования… она не только у нас, кстати, существует, наверное, это не лучшее, что вообще в мировом опыте существует, но, так или иначе, оно есть, и надо с этим работать, да? Значит, опять же, мы оказываемся в ситуации, когда без четкого правового механизма, да, будут такие возникать проблемы. Опять же, еще раз, что касается трудовых мигрантов, я не очень понимаю, почему они не могут легализоваться, если у них есть место работы…
С. Бунтман
―
Вот смотрите, вот эта коллизия, о которой вы говорили, вот когда выиграли суд, но прошло некоторое время, коллизия понятная, здесь такой зазор, формальный зазор, когда жена не имеет доходов, ей нет способа на продолжение, и в это время ребенок не может учиться. Но, мне кажется, здесь должно быть какое-то, ну, хотя бы… Там что, ребенок, дети не доучились до конца года даже, получилось?
Е. Кокорина
―
Да, их отчислили в феврале.
М. Шнейдер
―
А вид на жительство-то у кого из родителей?
Е. Кокорина
―
У отца. Детей отчислили в феврале, и сейчас они должны пойти вновь. Это 8-10 класс. И мы как раз тоже считаем, что школы и директора школ тоже оказались, в общем, жертвами этого приказа, и совсем не считаем, что все директора такие нехорошие, детей брать не хотят. Очень многие относятся с пониманием, считают, что дети должны учиться, но лишены возможностей помочь этим детям требованием регистрации.И тут, мне кажется, что если говорить о том, что дети должны быть учтены – да. Но регистрация – это не единственный рычаг, не единственная возможность, чтобы все дети были включены в базу и чтобы на них рассчитывалось финансирование. И сколько лет это, в общем-то, происходило, по факту, когда в 2001 году дети пошли в школы, независимо от наличия или отсутствия регистрации, когда в 2013-м, после разъяснения замминистра дети продолжали учиться. И просто понятно, что, ну, вот эти дети, они есть, вот они есть, их, не знаю, сколько-то. Вот 40 родителей к нам пришло, и это не те родители, которые не заботятся о своей легализации. Понятно, что если они дошли до организации, которая специально этим занимается и помогает, они понимают, что они должны, раз они хотят здесь жить и своего ребенка здесь учить, что у них должно быть какое-то основание для пребывания. Но очень много сложностей в этом. И вот мы можем говорить о беженцах, а чтобы стать беженцем – это тоже очень длинный путь. И огромное количество людей – это так называемые лица, ищущие убежища.
С. Бунтман
―
Вообще система может быть сколь угодно жесткой достаточно, но она не должна быть вот… Сейчас, я знаю, довольно часто вот из тех, кого я знаю, сталкиваются с проблемами просто безумной волокиты, которая… не невинной волокиты, не невинной. Когда заставляют вот для регистрации, для получения патентов. Это какой-то центральный всероссийский пункт открывания консервов, куда все с баночками должны приходить. У меня такое ощущение, что их специально загоняют для волокиты. Это еще коррупциемкая невероятно. Система патентов, просто она съедает всю возможную… она вроде бы хорошая, да? А съедает весь возможный доход практически. Она съедает очень большую часть дохода. Люди начинают крутиться, паниковать, нарушать. Почти вся система способствует ее нарушению. Причем отрыв от детей: мать, отец работают, дети брошены там в странах бывают или в регионах, они совершенно брошенные. И создают проблему… В общем, такой целый клубок. Мне кажется, прежде всего, дети не должны быть брошены. Вот в этом случае, когда не могут, но, наверное, первое, что надо было добиться – это все-таки хотя бы сообразить, что до конца года надо дать доучиться. Это было бы смертельным ударом по школе?
М. Шнейдер
―
Нет. Я вообще, честно говоря, не слышал, чтобы кого-то в Москве…
Е. Кокорина
―
Это не Москва, это Тверь.
М. Шнейдер
―
… что вот кого-то взяли и, извините, вытряхнули.
С. Бунтман
―
Тем более в середине года.
Е. Кокорина
―
И получается, что школа должна выполнять какие-то функции миграционной службы, она должна проверять, у кого есть регистрация, у кого нет регистрации. Учитель вообще не обязан знать, что такое РВП, что такое ВНЖ, вот эти все…
С. Бунтман
―
Но учитель обязан знать, где живет ребенок.
М. Шнейдер
―
Учитель, может быть, и не обязан знать, а администрация обязана. Я вам скажу, что у нас был сюжет…
С. Бунтман
―
Администрация обязана?М. Шнейдер
―
Я, естественно, не буду фамилию называть…
Е. Кокорина
―
Но не регистрацию проверять.
М. Шнейдер
―
У нас был сюжет, когда граждане Российской Федерации переехали в Москву из другого региона, дети замечательно, так сказать, с полным основанием, с регистрацией учились. В один прекрасный день они потерялись. Причем там пятеро детей было. Так? Они просто потерялись.
С. Бунтман
―
Перестали в школе появляться.
М. Шнейдер
―
Да, да. Они перестали ходить в школу. И я могу сказать, что мы привлекли все возможные ресурсы и, пользуясь тем, что у нас учатся разные родители, я могу сказать, что нам активно помогали и правоохранительные органы. Они нашлись потом совсем в другой стране…
С. Бунтман
―
А что произошло?
М. Шнейдер
―
А просто папа их вывез, и все, в один прекрасный день из России. У нас два таких было случая. Один нашелся практически… мама вывезла детей. Ппросто мгновенно нам помогли, на пограничном контроле в Шереметьево, слава богу, они отразились. Но выезжать, наверное, разными способами можно. Короче, я могу сказать, что эта история продолжалась больше года. И мы за этих детей юридически продолжали нести, в общем-то, ответственность.
С. Бунтман
―
У вас пропало пять человек детей.
М. Шнейдер
―
Да, они все равно у нас в контингенте числились. Ну, слава богу, они потом в другой стране нашлись, то есть, живы, здоровы. Но вообще, когда мы говорим вот о такой тонкой материи… да, учителям вообще, это не вопрос учителей, это вопрос администрации. Потому что нет никакой гарантии, к сожалению, даже при наличии регистрации, что ребенок находится там, где указали. Во-первых, очень многие живут не по месту регистрации, да? Но нормальные люди при этом указывают, где она фактически проживают. Сегодня есть ситуации, когда у людей не одна квартира, или есть еще загородная какая-то жилплощадь, или к бабушке переехал к ребенок. Но это информация, которую, естественно, необходимо знать.Ну, и, потом, знаете, в общем, опять же, еще раз: все дети должны учиться. А для этого должны существовать необходимые механизмы. Но все-таки те, кто являются их законными представителями, должны тоже, в общем, наверное, какие-то законы соблюдать и понимать, что это в определенные взаимоотношения они вступают с образовательной организацией.
Второй вопрос: выгонять детей из школы вообще –это неправильно со всех сторон. И, конечно, тот, кто это сделал, был неправ, и суд на это указал. Но то, что касается приема детей, это действительно достаточно сложная штука. Я вам скажу, что правила приема меняются последние годы достаточно регулярно по разным причинам, да? Ну, хотя бы потому, что раньше, до принятия нового закона – ну, новый, он с 13-го года действует, 273-й федеральный закон об образовании в Российской Федерации – существовали же разные виды образовательных учреждений. И хотели, естественно, очень многие родители отправить в гимназию, в лицей и так далее. Сейчас они тоже существуют, но у них, у таких школ просто немножко другой статус. А в Москве, опять же, в рамках образовательных комплексов программу можно любую себе найти, гимназическую, не гимназическую.
И вот, естественно, до упорядочивания всего этого, да, вот вроде бы база – это вещь плохая. Но, с другой стороны, исчезли очереди, и перестали люди действительно там записываться и переписываться и продавать места в очередях в какую-то конкретную школу, потому что всем, кто на легальных основаниях живет в городе, дана возможность спокойно совершенно зарегистрироваться в базе и получить ответ. Причем, в отличие от того, что многие родители думают, что это делается один день в году, это неправда, это делается в течение многих месяцев, начиная с декабря. И за это время тоже можно урегулировать вопрос со своей регистрацией. А там, где коррупция, ну, там просто выходим из правового поля. И, кстати, с точки зрения выгоды, вот в рамках нормативно-подушевого финансирования школам, безусловно, было бы выгодно принимать детей, потому что за каждым ребенком придет финансирование. И тут, собственно, места ни для какой коррупции-то нет.
С. Бунтман
―
Вы знаете, я хотел бы еще один вопрос задать. Вот здесь, да, действительно надо упорядочение и юридической базы, и вот упорядочение отношений, и это связано с гигантской вот этой неповоротливой машиной: предоставление, не предоставление, оформление видов на жительство, патентов, гражданства, регистрации и прочего. Но, вот смотрите, центр адаптации. Вот скажите, пожалуйста, ведь, в принципе, можно устроить так, чтобы дети получали образование, скажем так, какое-то время, чтобы они не теряли форму, скажем, образовательную. Пока решаются вопросы, чтобы они могли получать образовательные услуги, может быть, общественного характера, может быть, каким-то образом поддерживать ребят, чтобы они от этого не страдали вот в ожидании всех оформлений.
Е. Кокорина
―
Тут вообще-то тоже изобретать не нужно ничего. Во-первых, до сих пор еще существует, но, к сожалению, уже в гораздо более узком масштабе, чем раньше, система школ русского языка. Я не знаю, как устроено было их подушевое финансирование. И это, на мой взгляд, был очень хороший выход, поскольку, во-первых, дети попадали в обычные школы и учились вместе со всеми и знали, что они такие же дети, как все, и были таким образом интегрированы в какой-то социум детский. Во-вторых, это были все-таки специальные программы, в малых группах преподавался русский как иностранный в течение года интенсивно параллельно с разъяснением предметов, и потом детей распределяли в обычные классы. Но таких школ было катастрофически мало, всего 12. Сейчас их, по-моему, осталось всего 7. Многие из них из-за вот преобразования, реструктуризации оказались в каком-то непонятном юридическом статусе, некоторые стали платными.
М. Шнейдер
―
Государственные школы платными не стали.
Е. Кокорина
―
Некоторые из этих…
М. Шнейдер
―
Услуга стала платной.
Е. Кокорина
―
Некоторые из этих школ русского языка стали предоставлять платные услуги.
М. Шнейдер
―
Подождите, вот то, что касается, опять же, школ московских, те, кто хотел этим заниматься, подавали… Вот сейчас у нас период как раз заполнения всех форм по государственным работам. Кроме государственных услуг, вот мы учим детей в соответствии с количеством, есть еще государственные работы. И там любая школа, в соответствии с ведомственным перечнем – а там это есть, то, о чем вы говорите – может подать заявку на получение средств на выполнение такой работы. Для этого нужно, чтобы были люди, которые способны этим заниматься, чтобы были помещения и так далее и так далее. То есть, в принципе, вот так просто эти программы никто не закрывал и не ликвидировал. Если школа действительно может такое себе позволить, то никаких по госработам ограничений я, честно говоря, не знаю. Другое дело, что, может быть, кто-то не подавал заявку, но вот чтобы кого-то принудительно закрывали, этого не было.
Е. Кокорина
―
Нет-нет, я не говорю о принудительном, я не знаю, какие причины.
М. Шнейдер
―
Да, это можно предоставлять как платную услугу тоже, если нет бесплатной. То есть, если вам уже государство деньги на это выделило, вы не можете такую же услугу предлагать за деньги…
С. Бунтман
―
А если нет?
М. Шнейдер
―
Значит, просто это уже вопрос школ, а не правового регулирования.
Е. Кокорина
―
К сожалению, я не знаю, почему их стало меньше. Лучше бы их стало больше
М. Шнейдер
―
Еще один момент. Вы знаете, мне совершенно точно известно, что многие семьи трудовых мигрантов покинули Российскую Федерацию в последнее время. Я просто знаю, потому что в нашем большом образовательном комплексе довольно много было детей трудовых мигрантов, и просто вот количество семей, которые уехали, точно, даже по нашей школе, больше…
Е. Кокорина
―
Возможно, это была проблема наполняемости…
М. Шнейдер
―
Просто изменилась экономическая ситуация, и, может быть, просто и не нужно столько…
Е. Кокорина
―
Нужно понимать, что трудно везти ребенка в какой-то другой округ в эту специальную школу. Когда тебе нужно от зари до зари быть на работе, понятно, что ты поведешь его в соседнюю рядом с домом школу отдавать. Если бы таких школ было больше, у них бы и наполняемость, может, была бы больше.
С. Бунтман
―
Да, это, конечно, да. И будь я государство, не дай бог, я бы, конечно, учитывая проблему и учитывая обязанности собственные вообще, и человеческие тоже, я бы, конечно, побуждал бы и поощрял бы всячески вот эту госработу, как именно школы русского языка, школы, которые не только русский язык, которые школы, в общем-то, такой и цивилизационной, и социальной адаптации к совершенно новому месту.
Е. Кокорина
―
Хотя бы место, куда ребенку есть пойти в течение дня, вместо того чтобы сидеть дома.
М. Шнейдер
―
Знаете, я не слышал, честно говоря, чтобы кому-то Департамент образования отказал в этой заявке. Другое дело, что если вы подаете такую заявку, вы должны понимать, что к вам эти дети придут, потому что вам потом отчитываться надо будет, как вы эти денежки потратили.
С. Бунтман
―
Да, это ответственность, конечно.
М. Шнейдер
―
Если к вам пришел один, два, три ребенка, то понятно, что такую заявку подавать бессмысленно. Значит, понятно, что на каждый округ, ну, может быть, такая одна школа нужна или две. Там надо просто смотреть по расселению. Но, в принципе, такой механизм как раз существует.
С. Бунтман
―
Расселение – опять информация, опять должна быть информация. Не для того, чтобы преследовать, а для того, чтобы было понятно у тебя. А это везде очень сложная информация, понять, кто у тебя где живет, чем занимается. И это еще лекарство от очень серьезной беды было бы, вот именно при центрах именно школы адаптации, школы русского языка и так далее. Это от беды создания вот общин, анклавов, совершенно закрытых от всего происходящего, где дети варятся в собственном и родительском соку, и национальном тоже.Нам, как всегда, не хватает здесь времени никакого. Обозначили, поставили. Главное, информируйте, как будет идти вот с этим приказом дело. Хорошо?
Е. Кокорина
―
Да, и я очень надеюсь, что для всех 73 учеников, которые сейчас ходят к нам в центр (это просто усилия общественных организаций), все решится благополучно.
С. Бунтман
―
Спасибо большое, спасибо. «Родительское собрание» мы закрываем таким образом.