От единого учебника к единой педагогике: какой учитель востребован сегодня? - Елена Бирюкова, Рустам Курбатов, Константин Ушаков - Родительское собрание - 2014-06-22
К. ЛАРИНА: 12 часов 20 минут, добрый день еще раз, у микрофона Ксения Ларина. Мы начинаем наше «Родительское собрание». Тема сегодняшней программы: «От единого учебника к единой педагогике: какой учитель востребован сегодня?» Тема эта у нас возникла на фоне ухода с медийного рынка газеты «Первое сентября», которая вот неделю назад заявила о своей самоликвидации, о закрытии. И вот сегодня нам в студию главный редактор Елена Бирюкова принесла предпоследний номер газеты «Первое сентября». Последний выйдет через неделю, да? Это будет какого числа-то? 30 июня. Так что, своеобразное прощание у нас сегодня с газетой. Ну, естественно, тема нам подарена обращениями со стороны редакции к читателям, в которых они, Елена Бирюкова, редакция, пытались нам объяснить, в чем же дело, почему редакция приняла такое решение.
Итак, вы уже поняли, что в нашей студии Елена Бирюкова, главный редактор газеты «Первое сентября». Лена, здравствуйте.
Е. БИРЮКОВА: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: Здесь же Константин Ушаков, главный редактор журнала «Директор школы», который входит в холдинг издательского дома «Первое сентября», да? Нет, не входит, это отдельное издание?
К. УШАКОВ: Это отдельное. Издательство и холдинг – это «Сентябрь». У нас случайное совпадение очень близкое, еще и по духу, и создание было в одно время практически.
К. ЛАРИНА: Хорошо. Ну, коллеги. Спасибо, Константин. И Рустам Курбатов, директор лицея «Ковчег – XXI». Здравствуйте, Рустам.
Р. КУРБАТОВ: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: Один из читателей и один, может быть, и автор, наверное. Вы писали туда что-нибудь, да?
Р. КУРБАТОВ: Писал и пишу.
К. ЛАРИНА: Да, да.
Р. КУРБАТОВ: Но я не один читатель, их много.
К. ЛАРИНА: Давайте мы вернемся к причинам. На самом деле я хотела вот с чего начать. Поскольку все люди, которые комментировали вот это событие, уход «Первого сентября», все так или иначе говорили о том, что очень сильно изменилось время. Собственно, и вы про это писали, что время сегодня такое, что в этом времени места для такой газеты, которую задумывал ее основатель Симон Соловейчик, для такой газеты сегодня нету места. И мой первый вопрос ко всем участникам сегодняшней передачи: а в чем же все-таки главные изменения этого времени, в чем они заключаются? Ну, естественно, применительно к сфере образования, хотя я думаю, что здесь все близко: и общественная атмосфера, и политическая жизнь, и образование. Давайте мы с Лены и начнем.
Е. БИРЮКОВА: В чем главные изменения? Наверное, в том, что реформы школы, которые проходили все эти, может быть, 10 с лишним лет, окончательно закрепили ту систему, в которой школа становится исключительно объектом управления. Объектом управления становится не только школа как учреждение, но и все, кто в ней работают. Директор становится объектом управления, учитель в свою очередь становится объектом управления. Ну, про детей я уже не говорю, да? Это школа перешла на позицию функционирования. И для меня чрезвычайно значимым стала такая норма, которая была введена в отношении директоров, что директора можно уволить без объяснения причин, о чем я вот уже несколько раз говорила. И это никого не возмутило, никто не собрался и не сказал: ребята, это нарушение конституционного права на труд директора. При том, что директор – просто центральный человек в школе, да? Потому что от него зависит, какой будет атмосфера в школе, будет коллектив дружен или будет разобщен, будут дети вот в этой атмосфере прекрасной жить или не будут, да? И вдруг директор, который становится просто человеком, который напрямую зависит от указания… и не только от указания он зависит, а он зависит просто своим возможным продолжением деятельности или ее окончанием, да? Вот этот крючок, на который подвесили главного, главного человека в школе, правда, да? Это, конечно… ну, для меня это беспрецедентная вещь и с точки зрения законодательства, и с точки зрения вообще конституционного права.
Я сейчас говорю просто вот о конкретном. Если мы этого не замечаем и продолжаем говорить о том, что а давайте мы школу вот это, а у нас, например, школа автономная, да? А у нас, например, предоставлено сейчас школе столько свобод, сколько ей никогда не было предоставлено. Вы посмотрите, что такое стало с директорами и со школами, которые перешли на свой автономный вот этот вот статус. Дальше оказывается, что провозглашается, что это автономная, но дальше существует огромное количество подзаконных актов, которые или ухудшают это положение, когда ты в еще большую кабалу попадаешь, или настолько законодательство размыто, что эти правовые пробелы позволяют толковать заинтересованным людям в отношении директоров и школ так, как они себе могут это позволить.
К. ЛАРИНА: То есть, школа, и директор в частности, стали более уязвимыми, стали более зависимыми от каких-то чиновничьих игр и интриг.
Е. БИРЮКОВА: Да. Более того, после этого, вот я считаю, что после этого уже ни о чем нельзя было говорить: ни о каких автономиях, свободах и так далее – уже бессмысленно говорить, если мы эту проблему не решили и никто не возмутился. А нам, когда я обратилась к юристу и спросила, а что же такое происходит, как вообще такая норма может существовать?.. просто это нарушение конституционного права на труд. Ты после этого не можешь обратиться в суд, потому что тебя уволили без объяснения причин. Ты с какой мотивацией пойдешь подавать?
К. ЛАРИНА: У меня такое ощущение, что в нашей студии продолжается какой-то разговор, который был у нас в редакции, при котором я не присутствовала, и мы как-то так вот плавно вошли…
Е. БИРЮКОВА: А дальше уже ты начинаешь обслуживать...
К. ЛАРИНА: Леночка, я думаю, правильно, если мы дадим слово директору школы «Директор школы», а потом директору школы. Пожалуйста.
К. УШАКОВ: Еще раз, значит, журнал «Директор школы» - это часть издательства «Сентябрь». Я просто хотел бы отделить. А «Первое сентября» - это немножко другое. Просто…
К. ЛАРИНА: Что вы так боитесь, что вас примут за другого?
К. УШАКОВ: А это довольно частая ситуация. Я ужасно сожалению, что «Первое сентября» закрывается, потому что, на мой взгляд, это уход с медийной площадки очень сильного, во всяком случае в области образования, очень сильного бренда. Его очень было трудно набирать, но потерять силу этого бренда можно довольно быстро. И поэтому мне действительно ужасно жалко. Так что, по этому поводу мы довольно сильно переживали, честно говоря. Ну, еще и потому, что мы на этой поляне не конкурируем, я могу быть относительно объективным. Что касается…
К. ЛАРИНА: Ну, тоже неплохо, конкурировать, учитывая, что у нас такой дефицит подобных изданий, у нас их…
К. УШАКОВ: Их есть несколько…
Е. БИРЮКОВА: Можно я только скажу по поводу бренда? Потому что очень много учителей, читателей звонили и спрашивали, а будет ли существовать «Первое сентября» издательский дом.
К. ЛАРИНА: Да, там же 24 приложения, по-моему, да?
Е. БИРЮКОВА: Да, и я хочу сказать, что издательский дом «Первое сентября» существует, продолжает существовать, продолжает работать. Все журналы замечательные цветные продолжают выходить…
К. ЛАРИНА: И все приложения вот по предметам, да?..
Е. БИРЮКОВА: Все 24 предметно-методических издания продолжают выходить, как обычно, все проекты работают. Работает педагогический университет «Первое сентября». И мне было просто это очень важно сказать, что это касается только газеты. Издательский дом «Первое сентября» продолжает работать.
К. УШАКОВ: Но я бы попробовал сейчас отвлечься, наверное, от таких чисто эмоциональных соображений и попробовать посмотреть, какие экономические бизнес-процессы легли в основу того, что происходит в педагогической прессе. Значит, это как-то, как я понимаю, будет совпадать с анонсированным названием передачи. Дело в том, что я абсолютно убежден, что холдинг «Первое сентября» в плане вот реализации своих предметных приложений будет крайней успешен по-прежнему. Но почему это происходит? Вот здесь я думаю, что успешность «Первого сентября» даже обсуждению не подлежит, да? Их предметные приложения будут востребованы.
На мой взгляд, там происходят другие и очень серьезные процессы в плане понимания педагогической профессии вообще. Это обеспечивает успешность предметных приложений и неуспешность каких-то более общих философских позиций, да? С чем это связано? Возможно, очень спорно. Дело в том, что педагогическая профессия существенно меняется за последнее время, и мы не являемся в этом плане каким-либо исключением, потому что это мировой тренд.
К. ЛАРИНА: Мы как Россия, да?
К. УШАКОВ: Да. Просто у нас сейчас очень сильно заметно и выражено, потому что очень быстро происходит. Педагогическая профессия крайне быстро за последние годы упрощается. Она не становится легче, но она становится интеллектуально проще. Это связано со все углубляющейся специализацией людей. Я напомню, специализация эта началась не сегодня. Когда-то еще около 30-х годов, когда первое упрощение произошло, мы разделили образование, обучение и воспитание, и у нас появились специалисты в области обучения, в области воспитания. А затем стало происходить разделение на уровне предметов. Например, привычное нам, но справедливое ли разделение русского и литературы – это стали два разных предмета, разные возникли специалисты все более узкие. Алгебра и геометрия не очень образуют единое математическое поле. Затем это углубление стало еще сильнее. Но я работал в школе в качестве учителя физики 12 лет.
К. ЛАРИНА: Ради бога, простите, я должна вас прервать, выпуск новостей у нас сейчас, потом продолжим.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Сегодня мы прощаемся с газетой «Первое сентября», хотя, напомню, еще один последний выпуск произойдет через неделю, 30-го числа, вы сможете с газетой познакомиться, попрощаться. Я так понимаю, что там будет такой дайджест самых интересных материалов. Или нет? – спрашиваю у Лены Бирюковой, главного редактора.
Е. БИРЮКОВА: Лена Бирюкова отвечает, что мы готовим очень большой номер, который будет 64 полосы. И это будет, мы его внутренне назвали, это называется «Свидетельство о времени». Но это свидетельство о времени…
К. ЛАРИНА: Ну, вот, собственно, ответ на наш вопрос.
Е. БИРЮКОВА: … которое не сумело сберечь свою свободу. Это будет просто большой очень номер серьезный, который… ради этого можно было уходить, чтобы по горячим следам вот сделать то, что происходило за эти 20 лет.
К. ЛАРИНА: Ну, вот, собственно, и попытка ответить на главный вопрос: что же случилось сегодня, почему в этом времени, спустя 20 с лишним лет после выхода первого номера газеты «Первое сентября», она оказалась чужой в сегодняшней обстановке? Лена Бирюкова говорила о том, что, как я понимаю, пространство свободы в отношении школы и системы образования уже до размеров точки сужается, на примере вот этого странного нюанса, связанного с увольнением директоров без объяснения причин. Константин Ушаков, главный редактор журнала «Директор школы», говорит о том, что упрощается, к сожалению, профессия педагога, и связано это не с политическими какими-то реалиями, не с общественными, которые касаются исключительно нашей жизни, но с общей тенденцией к упрощению, поскольку углубляются специализации. Сейчас я дам слово Константину Ушакову, чтобы он продолжил свою мысль, которую мы прервали. И не забудем, что у нас еще Рустам Курбатов присутствует в студии, да, обязательно Рустам получит слово. Пожалуйста, Константин.
К. УШАКОВ: Если позволите, я закончу.
К. ЛАРИНА: Да, конечно.
К. УШАКОВ: Я работал в школе, повторюсь, 12 лет физиком. И снова возникает новое разделение: есть в школе физики, и математики, и филологи с большой буквы, а есть с маленькой. С большой – это те, которым доверяют выпускные классы, и ты крутишься все время из года в год в рамках одной и той же программы, одних и тех же усилий. И есть люди, которых никогда не пустят в старшую школу, например, которые будут работать только в средней. Все более тонкая специализация. А, в принципе, вот эта все углубляющаяся специализация – у нас, очевидно, никакого времени нет говорить о ее причинах сейчас – она разрушает профессию. И поэтому вывод в области экономики очень простой: все, что связано… то есть, с моей точки зрения, вот холдингу «Первое сентября» как холдингу абсолютно ничего не угрожает, наоборот, я полагаю, они будут крайней успешны, потому что они в своих предметных приложениях…
К. ЛАРИНА: Они как раз занимаются проблемами узкой специализации.
Р. КУРБАТОВ: Абсолютно верно. Очень поддерживают, это совершенно справедливо, эту узкую специализацию. В этом отношении востребованность этих материалов, она никогда не убудет.
К. ЛАРИНА: Ну, вот перед тем как передать слово Рустаму, я хочу процитировать еще одного эксперта и человека, который имеет тоже непосредственное отношение к газете «Первое сентября», поскольку тоже стоял у самых истоков и считает своим учителем Симона Соловейчика – это Александр Изотович Адамский, который написал свой грустный комментарий в журнале «New Times». И вот он как раз говорит, продолжая вашу мысль: «Я думаю, что здесь многое сплелось в один узел: финансовые проблемы, маленькая подписка, но главное — изменившийся климат вокруг школы. Наступили холода — время инноваций, поиска, творчества, поддержки учительских поисков и расцвета свободы в образовании закончилось, – говорит Адамский. – В образовательной политике мы видим уничтожение многообразия, вариативности, выбора. Единые учебники, монополизм, бездумное приведение всего и вся к единому знаменателю и подчинение школы высоким политическим целям и задачам». Он все-таки несколько обобщает и расширяет вашу мысль, уважаемый Константин. Давайте Рустаму передадим слово.
Р. КУРБАТОВ: Я надеюсь, что мы все-таки не прощаемся с этой газетой. Газета особенная, газета уникальная, газета лучшая. Газета, которая 20 лет создавала педагогическое сообщество. Если что-то у нас есть, то во многом это благодаря этой газете. Я думаю, что учителя за это время стали, в целом, добрее и лучше стали относиться к детям. Если мы вспомним, что было 20 лет назад в той самой советской педагогике, то я думаю, что многие стереотипы нам удалось преодолеть, и это благодаря «Первому сентября». Я надеюсь, что «Первое сентября» будет в каком-то формате (скорее в электронном) существовать. Это вот первое, что я хотел сказать.
К. ЛАРИНА: Так. А что касается изменившегося времени?
Р. КУРБАТОВ: Значит, по поводу холодов. Я думаю, что именно в холода нужна теплая одежда. И поэтому я надеюсь, что «Эхо Москвы» не закроется…
К. ЛАРИНА: Замечательно сказал.
Р. КУРБАТОВ: Аплодисменты – спасибо, да. Я надеюсь, что «Первое сентября» будет существовать, потому что учителям это надо. Учитель, он вообще такая фигура странная. Я бы сказал, это только на лицо они послушные, учителя, а внутри они вполне добрые и любящие детей. И поэтому, хотя мы можем, конечно же, рапортовать, что мы проводим уроки по поводу Крыма, пишем все отчеты, переходим на единый учебник – ничего подобного, так сказать, этого не будет. И учителя все равно закроют дверь и будут работать так, как им совесть позволяет и профессионализм велит. Поэтому, я хочу сказать, что с учителями просто так не получится, и единого учителя не будет. Так же, как не будет, собственно говоря, единого учебника в эпоху интернета. Вот.
К. ЛАРИНА: То есть, как бы это некая формальность будет соблюдена, исполнение каких-то директив законодательных…
Р. КУРБАТОВ: Да, да, мы научились жить в условиях двоемыслия. Это, конечно, ужасно, это дико, с точки зрения Европы, но я хочу сказать, что это двоемыслие замечательно, оно лучше, чем единомыслие. И поэтому, когда мы пишем одно, говорим другое, делаем третье, это, конечно, «Кин-дза-дза», я понимаю, но, тем не менее, в этих вот условиях это способ существования, и мы так будем жить.
А вопрос, почему все так стало плохо в школе и ухудшилось – да, на мой взгляд, ничего даже и не ухудшилось. Вот плохо-то в том, что ничего не изменилось за 20 лет. А не изменение – это уже реванш, это уже регресс. И поэтому, конечно, в 90-е годы, когда Лена Бирюкова начинала эту газету, это был совершенно другой период, это был период педагогического романтизма, это был период надежды на другие школы, это был период вот такой вот немножко сентиментальной педагогики. Сейчас этого нет, сейчас все очень практично, все очень закостенело…
К. ЛАРИНА: Я вот с вами не соглашусь, Рустам. Я тоже в 90-е годы жила и была уже достаточно… уже просто взрослым человеком. Я прекрасно это помню. Да, я согласна, что романтическое время, но это было время абсолютной свободы дискуссии – вот что было самое главное. Романтическое – это уже фон, на котором все это происходило. Вы вспомните, если уж мы про это говорим, про так называемые лихие 90-е, на которые сегодня навешивают всех собак, но, извините меня, в телевизионном пространстве обсуждались самые болезненные проблемы общества и образования в частности, и воспитания, и проблем подростковых. Ни одна тема не замалчивалась, она была открыта для обсуждения. И, мало этого, это были невероятно… как вам сказать? Это интересовало людей, в этом принимали участие самые разные люди, не только те, которые имеют отношение к школе. И это стимулировало образовательную систему к какому-то самоочищению, как мне кажется.
Р. КУРБАТОВ: Это был период надежд, тогда возникли действительно многие альтернативные интересные школы, которые сейчас потихонечку загибаются. И та ситуация, которая есть в педагогике, я хочу сказать, если быть очень лаконичным, понимая, то это эфир, мне напоминает вот сцену из Василия Гроссмана, когда бойцы, обреченные на смерть, держат там какой-то дом в Сталинграде, к ним засылают политрука, и первый вопрос, который задает политрук, он говорит: журнал боевых действий ведете? И вот мне кажется, что в школе это вот как раз так оно и происходит. Потому что для тех, кто управляет школой, самое главное сейчас – это журнал боевых действий. Притом, что все хорошие люди.
К. ЛАРИНА: Ну, и как выжить в таких условиях, я не очень понимаю, каким образом? Вот вы говорите, что все равно не будет единого учебника, не будет единой педагогики, каждый учитель будет индивидуален, и у каждого будет свой индивидуальный подход, продолжая вашу мысль. А это возможно? Послушайте, мы же тоже все жили, и до 90-го года были такие интересные времена… помните? Мы тоже в них жили. Вот вы говорите про двоемыслие, но вместе с двоемыслием приходят рычаги, которые этим двоемыслием управляют.
Р. КУРБАТОВ: Нет, конечно, в двоемыслии можно выжить, это другого ничего не остается. По большому счету, конечно, единственное, что правительство должно было бы сделать по отношению к школе (это очень просто, это совершенно не требует никаких денег) – это просто дать немного больше свободы учителям. Отменить все вот эти вот бумажные баррикады, которые сейчас существуют, проверять конечный результат, но не проверять пошаговое выполнение инструкций. Вот. И вот это и была бы свобода, больше ничего не надо.
К. ЛАРИНА: Лен, а насколько… у меня к вам вопрос, поскольку вы все-таки знаете свое цеховое сообщество, я имею в виду, не журналистов, а именно людей, которые работают в системе образования. Насколько вот они готовы к той самой свободе, которую отнимают сегодня у учителей, у школ, с чего мы начали? Как они к этому относятся? Как им удобнее, вот по вашим наблюдениям?
Е. БИРЮКОВА: Вы знаете, это очень по-разному, да? Но если мы говорим о том, что меньшинство, для которых потеря свободы является просто роковым каким-то, роковым знаком, и если мы говорим о большей части, для которых потеря свободы является просто… ну, была свобода, ну, нет свободы, да? И в этом смысле мы же не говорим о каких-то базовых вещах, как эта свобода, от чего, как-то получилось, что она как-то сама вот взяла как-то и улетучилась, да? А теперь вот в этой системе координат, системе координат несвободы, ну, вы нам дайте немножко, вот здесь немножко сделайте, вот здесь немножко песочницу – и мы там будем копаться. Я удивляюсь, что можно говорить совершенно спокойно, например, о двоемыслии как просто нормальном явлении жизни. Причем об этом можно говорить тогда, когда ты имеешь дело с детьми. Я не очень понимаю. Я, наверное, радикал и экстремист.
Р. КУРБАТОВ: Две мысли – это лучше, чем ни одной.
Е. БИРЮКОВА: Ни для человека, ни для человека, который рядом с ребенком находится, представить, что можно двоемысленничать и говорить: слушай, а как по-другому выжить в нашем обществе? Надо двоемыслие. Вот здесь ты пошел на работу – ты здесь смалодушничал. Но ты пришел – ты приличный человек, ты, там, Толстого читаешь или Герцена читаешь. Но это там, для разнообразия.
Р. КУРБАТОВ: На уроке так не говорится.
Е. БИРЮКОВА: Я не знаю, как говорится на уроке, да? Я вижу, что…
К. ЛАРИНА: Но вы фиксируете эту данность, Рустам, я готова с вами согласиться.
Е. БИРЮКОВА: Почему вот я сейчас говорю про директора, смотрите – ничего, абсолютно. Мы говорим про… ну, вот профессия учителя, она как-то, знаете, размывается, вот здесь она становится более… Никто даже не говорит: ребята, просто это же ваши человеческие проблемы. Вы директор школы в том смысле, что вы издаете журнал «Директор школы», да? Рустам – директор школы, да? Но какая-то защита должна быть. Нет, мы разговариваем опять: вот у нас как-то финансово, там, экономически, вот здесь мы немножко сдвоедушничали. Вы чего? Ребята, вы чего?
Р. КУРБАТОВ: Я не говорил слово «двоедушие».
К. ЛАРИНА: Двоемыслие.
Е. БИРЮКОВА: Это замечательно, это очень корректное наименование.
Р. КУРБАТОВ: Ну, можно еще корректнее – просто сказать «дипломатия».
К. ЛАРИНА: Ну, это совсем другое.
Е. БИРЮКОВА: Это что?
К. ЛАРИНА: Про двоемыслие сказали совершенно точно: нас в это втаскивают. Могу так сказать, я это так понимаю, да? Что это же не мы устанавливаем этот тумблер именно на эту риску, которая называется «эпоха двоемыслия». Нет, нас туда втаскивают. Другой вопрос: надо ли сопротивляться? Ну, вот Лена считает, что необходимо, да? Иначе вообще смысла нет.
Е. БИРЮКОВА: Я считаю, что сопротивляться, нужно открыто говорить что-то, а не разбирать какие-то частные вещи, которые и возникают оттого, что вы не разбираете общие вещи. А тогда можно, конечно, говорить: да это во всем мире тренды такие, еще что-то…
К. УШАКОВ: Если позволите, если мы все-таки сопротивляемся, то не надо закрывать газету – это первое, да?
Е. БИРЮКОВА: Я просто одну вещь… К. ЛАРИНА: Давайте Константин пусть скажет.
К. УШАКОВ: Конечно, это форма сопротивления, если вы считаете нужным. Но я бы так немножко попробовал вернуть разговор немножко к более аналитическому формату. Значит, вы говорите, свобода и несвобода, да? И хорошо бы вернуться к ситуации свободы. Это замечательно. Но есть некоторые вещи… я понимаю, что была негативная коннотация словосочетания «мировой опыт», да? Тем не менее. Если вы имеете такую разнородную систему образования, как у нас, то свобода может привести – на уровне директоров, да? – свобода будет выглядеть следующим образом. Те, кто имеет потенциал… понимаете, в ситуации «свобода», чтобы организация стала развиваться, она должна иметь определенный потенциал. Если этого потенциала нет, организация захлопывается и становится еще хуже, чем была, потому что свобода позволяет ей…
Е. БИРЮКОВА: А что, есть еще что-то хуже, чем сейчас?
К. УШАКОВ: Нет, я бы хотел идти очень конкретно. Я прекрасно понимаю, что если моему визави Рустаму дать ту свободу, то потенциал его и его организации будет достаточен для того, чтобы приращивать достижения своей школы. Но значительно больше образовательных организаций находится в ситуации, когда вы дадите свободу, то потенциала, силы, мощности этих людей…
Е. БИРЮКОВА: А вы дайте свободу.
Е. БИРЮКОВА: Нет, уже давали. Они сами бегут, говорят: зачем нам столько свободы? Нам не надо.
Р. КУРБАТОВ: Модности этих людей не хватает, для того чтобы что-то реализовать, и ситуация ухудшается в них. И проблема здесь, на мой взгляд…
К. ЛАРИНА: А, стойте, дайте я уже перебью вас. Так давайте – простая реплика у меня – так лучше ориентироваться на Рустама, чем на тех, кто боится этой свободы, правда же? К. УШАКОВ: Абсолютно верно. Просто таких, как Рустам, значительно меньше.
К. ЛАРИНА: Нам так тоже казалось, но их будет больше, если будет свобода.
Е. БИРЮКОВА: Да.
К. УШАКОВ: Теперь еще одна проблема. Рустам, я понимаю, что вы хотите что-то сказать. Можно я договорю? Ключевая проблема, если мы говорим об учителях – это проблема профессионального одиночества. Это исключительно атомизированное сообщество, а атомизированное сообщество крайне легко управляется. Поэтому… и вот эта болезнь, профессиональное одиночество, которое только усиливается со специализацией, вот это тренд значительно более опасный. Это характерно для учителей, профессиональное одиночество, это очень характерно для профессии врачей, да? И если мы всерьез говорим о каких-то конкретных целях, которые можно было бы достигать, для того чтобы попробовать улучшить ситуацию в образовании, то одна из первейших задач – это борьба с профессиональным одиночеством в этой профессии, которое непрерывно нарастает, подстегиваемое определенными экономическими трендами.
К. ЛАРИНА: Какими способами можно бороться с этой болезнью?
К. УШАКОВ: С профессиональным одиночеством? Эта болезнь базируется на крайне низком уровне профессионального доверия. Это речь идет о том, что на самом деле у этих организаций у образовательных крайне низкий показатель так называемого социального капитала. Социальный капитал – это способность ваша и моя образовывать добровольные устойчивые группы ради достижения какой-либо цели. Вот это… мы, грубо говоря, умом понимаем, что в группе что-то должно происходить лучше, но для нас длительное взаимодействие с другими людьми обременительно, скучно, нам кажется, что это потеря времени и так далее. В результате чего, вот этого доверия не возникает. И вот успешная организация, типа (неразб.) Рустама – это померить можно, это организация с достаточно высоким социальным капиталом, с достаточно высоким уровнем доверия. Определим доверие только в контексте, что если вы про меня что-то узнаете, о моих профессиональных неумениях или промахах, то эта информация не будет использована мне во вред. Вот этот уровень доверия достаточно низок, из-за того каждый погибает в своем окопе.
К. ЛАРИНА: Рустам.
Р. КУРБАТОВ: По поводу специализации. Я думаю, что, да, я согласен с Константином Михайловичем, специализация учителей есть. Единственное, эта специализация – дело производителей. Потому что от учителя требуют быть Акакием Акакиевичем, от него фактически требуют одного – это бумаг. Мне кажется, в этом единственное зло, которое вот вообще-то… это причина всего нехорошего, что есть в школе. Если мы говорим о том, что… моя ситуация исключительна, я понимаю – я директор частной школы. Мне неловко и стыдно, я заикаюсь. У нас 15 человек в классе, у нас привилегированные условия, это Московская область. Но я хочу сказать, и государственные, и обычные школы могут быть хорошими школами, и дети туда будут радостно ходить, и для учителей работа будет приятной, при условии, что просто не будет такого количества бумаг. Больше даже ничего не надо.
Что сейчас происходит? Вот мы опять вернулись к тому, что было 30 лет назад. Это есть инспекторская проверка, и завуч объясняет, что вот календарно-тематическое планирование, вот… я забыл, как называется, образовательная программа; вот там концепция школы, вот еще какие-то новые там документы – и все по линейке должно совпадать. Вот причина зла. То есть, когда мы… я не могу сегодня в начале июня, в середине июня планировать свою работу на конец апреля. А это от нас требует чиновник. Вот если это снять, то тогда школа просто продохнет. И та самая свобода, она…
Е. БИРЮКОВА: И это все?
Р. КУРБАТОВ: Да. Это первый пункт, очень ощутимый и очень понятный.
К. УШАКОВ: Можно?.. Я согласен с Рустамом, но я бы здесь ложку дегтя в эту замечательную бочку меда добавил. Количество бумаг…
К. ЛАРИНА: Прямо пропорционально…
К. УШАКОВ: Нет-нет-нет. Количество бумаг и нарастающее количество бумаг оказалось достаточно удобно не очень квалифицированным педагогическим кадрам, потому что это позволяет им укреплять свои позиции. Огромное количество бумаг не может существовать вопреки согласованному нежеланию делать миллиона двухсот тысяч человек. Но это количество бумаг, которое сегодня является мерилом профессионального уровня, достаточно удобно большому количеству педагогов. И только поэтому это существует.
Р. КУРБАТОВ: Константин Михайлович, неудобно.
К. ЛАРИНА: Давайте мы дадим слово Лене.
К. УШАКОВ: Это легче, чем педагогическая работа.
Е. БИРЮКОВА: Да. Ну, вот мы так замечательно рассуждаем, а я бы просто хотела маленькое прочитать чуть-чуть письмо, которое пришло из маленького города. Вот просто у нас тут будет еще один герой в нашей передаче, не только директор и замечательный издатель, но и учительница.
«Добрый день, уважаемая редакция газеты «Первое сентября»! Давно уже мысленно пишу вам письмо, целый год, а изложить все письменно не хватает времени. 31 мая девятиклассники сдали экзамен по математике». Это очень интересно, когда учитель начинает всегда с детей, да? «Ждала результатов. Ожидание растянулось до 12 июня. В очередной раз органы управления продемонстрировали неуважение к ученикам, родителям, учителям. Чтобы начать этот прошедший учебный год, долго настраивала себя, настраивалась на работу так, чтобы не реагировать на самодурство администрации, не обращать внимание на требования выполнять то, что не относится к работе учителя, не ждать никаких поощрений и благодарностей, не думать про баллы, которые выбивают из колеи. Настраивалась на то, чтобы смириться с унижениями и оскорблениями. Но больше терпеть рабское положение сил нет. Каким бы ни было трудным материальное положение, решила уйти из школы.
Сегодня утром ждала очередной номер газеты. Прочитав первую страницу, я была ошеломлена. Весь день не могу переварить эту новость. С газетой я была с самого первого номера. Уходя из школы, я не предполагала, что расстанусь с «Первым сентября».
Вот просто я хочу сказать, что мне кажется, что то, о чем мы говорим сейчас, здесь… почему я еще говорю про газету и почему она уходит? Потому что мне кажется, что очень цинично, зная, что происходит в школах, продолжать производить аналитические подсчеты, рассказывать, что именно происходит, да? Не совершать поступков. Почему я опять возвращаюсь к директору? Смотрите, мы опять уходим, да?
К. ЛАРИНА: Ну как это не совершать поступков? (неразб.) своим фактом существования и тем, что вы про это говорили – это и есть поступок.
Е. БИРЮКОВА: Ксения, есть времена, когда самим фактом существования это становится совершенно ничего не значащим.
К. ЛАРИНА: Ну как? Тогда и мы ничего не значим. Давайте мы закроемся. Вы им помогли.
Е. БИРЮКОВА: Вы с большой аудиторией работаете.
К. ЛАРИНА: А вы работаете с профессиональной аудиторией, которая нуждается… вы такое письмо нам цитируете.
Е. БИРЮКОВА: есть какой-то момент, когда ты совершаешь поступок тем, что ты замолкаешь. Вот газета, которая по определению должна говорить, говорить и говорить, да? Этот номер сделали… ну, как бесконечно такое, крутишь швейную машинку. Но ты за это перестаешь себя уважать. Потому что слова обесцениваются. Все, о чем мы говорим… сейчас получается, личностно ориентированные результаты – это не личностно ориентированные результаты. Вы посмотрите, что написано, какого мы ребенка должны воспитать при выходе из школы. Ты про что будешь писать? Тогда ты понимаешь, что ты хорошо устроился. У тебя нет проблемы с тиражами, у тебя нет проблемы с финансированием, ты вообще принадлежишь большому издательскому дому, и никто на тебя не давит, потому что считают, ты делаешь газету так, как ты ее делаешь. И оказывается, что ты, из такого благолепия, ты ее закрываешь. Невозможно это понять, невозможно! Все говорят: да не, ну, наверное, там какие-то финансовые экономические условия…
К. ЛАРИНА: Я вам абсолютно верю, просто…
Е. БИРЮКОВА: Невозможно понять, что человек должен замолчать.
К. ЛАРИНА: … вслух сомневаюсь: правильно ли это? Тот ли это путь, замолчать?
Е. БИРЮКОВА: Я говорю о том, что, знаете, как вот…
К. ЛАРИНА: Они же хотят, чтобы вы замолчали.
Е. БИРЮКОВА: … несколько раз вспоминала этот замечательный эпизод из «Войны и мира», когда Пьер приходит мирить князя Андрея с Наташей Ростовой, да? И говорит ему в качестве примирения, что, князь, вы же говорили о том, что падшую женщину можно простить, да? И князь Андрей ему отвечает: да, но я не говорил, что я могу простить. И это великая вещь, да? Что все правильно, когда мы так говорим, но есть какие-то вещи, которые ты не можешь, тебе стыдно, потому что ты чувствуешь, что ты просто хорошо устроился и откуда-то пишешь свои душеспасительные статьи.
Р. КУРБАТОВ: Лена, вы не очень хорошо устроились, и вы писали хорошие статьи, и газета была очень хорошей. И я хочу сказать, что с тем, что газета замолчала, отчасти замолчала и школа. Потому что ваша газета давала совершенно уникальный и непохожий язык, она говорила на языке нормальном, человеческом, простом, а не на том языке, вот который вы сейчас там цитировали из школьных циркуляров. И, к сожалению, сейчас вот это школьное сообщество, так сказать, оно остается такой безъязыкой массой, потому что действительно учителей заставляют говорить и писать на казенном языке. И в этом смысле очень жалко, что «Первое сентября» уходит.
Е. БИРЮКОВА: Рустам, вы знаете, это просто время, когда каждый делает свой выбор.
К. ЛАРИНА: «Мне 46 лет, - нам пишут; вот, кстати, к вашему письму наше письмо на смс, - 18 лет работаю в школе. Такого кошмара не было никогда. Впервые за много лет не хочу работать. Бессмысленность и хаос. Ужасно жаль «Первое сентября» - это была огромная помощь нам. Спасибо. Нана».
Е. БИРЮКОВА: Я очень благодарна учителям и очень благодарна нашим читателям.
К. ЛАРИНА: Давайте погадаем на прощание. «Первое сентября», советы газеты. 145 страниц. Константин Ушаков, номер страницы. Быстро говорите.
К. УШАКОВ: 17-ая.
К. ЛАРИНА: Смотрим, сейчас, сейчас, сейчас… «Надо помнить, что зло и вырастает из добра, когда мы не умеем им правильно пользоваться. Не добро, конечно, в этом случае виновато, а нетерпение нашего сердца, стремящегося это добро осуществить во что бы то ни стало». Прекрасная глубокая мысль. Рустам.
Р. КУРБАТОВ: 17.
К. ЛАРИНА: Опять 17-ая?
Р. КУРБАТОВ: А, уже было?
К. ЛАРИНА: Уже прочитала, да.
Р. КУРБАТОВ: 117.
К. ЛАРИНА: Пожалуйста, смотрим, так-так-так, быстро-быстро-быстро, есть у нас еще несколько секунд… «Педагогические приемы, правила порой кажутся волшебной палочкой, выстраивающей отношения между учителем и классом, но это лишь опора, которая поддерживает уже достигнутые взаимоотношения между взрослыми и детьми». Ну, и Елена Бирюкова, быстро.
Е. БИРЮКОВА: 5.
К. ЛАРИНА: Небось знает, что там написано.
Е. БИРЮКОВА: Нет, я не знаю, просто по дню рождения.
К. ЛАРИНА: «Если у вас несколько трудных ребят, сосредоточьтесь на одном и до конца. Вы сами увидите, как это поможет остальным». Вот вам, вот вам ответ на все вопросы. Спасибо большое, спасибо.