Приемная кампания 2012 - Владимир Варфоломеев, Григорий Канторович, Максим Кронгауз - Родительское собрание - 2012-08-05
С.БУНТМАН: Добрый день, Сергей Бунтман у микрофона. Я заменяю ушедшую в отпуск Ксению Ларину. Сегодня «Родительское собрание» мы решили посвятить кое-каким результатам приемной кампании. У нас в гостях Григорий Канторович, проректор НИУ-ВШЭ. Добрый день.
Г.КАНТОРОВИЧ: Добрый день.
С.БУНТМАН: Владимир Варфоломеев, добрый день.
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Добрый.
С.БУНТМАН: В этот раз ты уже был со всеми правами член экзаменационной комиссии?
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Да, в этот раз нас оформили уже официально. Расписка была о том, что мы не занимаемся репетиторской, подготовительной работой.
С.БУНТМАН: Это правильно. Максим Кронгауз, директор Института лингвистики РГГУ, профессор, доктор филологических наук. Добрый день.
М.КРОНГАУЗ: Добрый день.
С.БУНТМАН: Это уже не 1-ый прием ЕГЭ?
Г.КАНТОРОВИЧ: В полном объеме, наверное, 3-й. а до этого мы широко участвовали в эксперименте по ЕГЭ, так что для нас уже 12, наверное.
М.КРОНГАУЗ: Если я говорю об Институте лингвистики, а не об РГГУ в целом, то у нас примерно 10 или 12.
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: А журфак МГУ среди других факультетов творческой направленности находится на обособленном положении, т.к. есть дополнительные испытания, кроме ЕГЭ.
Г.КАНТОРОВИЧ: Это не только в МГУ, на журналистику везде так. И не только на журналистику.
М.КРОНГАУЗ: Нужен еще иностранный язык на лингвистику. В форме теста. Министерство дает право некоторым университетам по некоторым специальностям проводить такой дополнительный экзамен. Мы попали в этот перечень и как университет, и как специальность. Это право дополнительной проверки для популярных специальностей.
Г.КАНТОРОВИЧ: У нас тоже было такое право. Но мы им не пользовались нигде, кроме журналистики и чистой математики. На остальных мы сочли это излишним, что отбирать среди тех, кто набирает в среднем 85 баллов в ЕГЭ. С прагматической точки зрения мы не видим в этом смысла, более того это заставляет наших иногородних приезжать.
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: С журналистикой там все понятно. Но с математикой что?
Г.КАНТОРОВИЧ: Многие математики считают, что только устный экзамен или приближенный к устному дает возможность почувствовать студента. Это спорный момент, я думаю, что нет смысла о нем спорить.
М.КРОНГАУЗ: Для творческих специальностей, понятно, нужен дополнительный экзамен. Для некоторых специальностей другого рода нужен экзамен не такой как общий по стране. Сегодня ЕГЭ не слишком дифференцировано, мы только к этому идем. Я учился на филфаке МГУ на отделении структурно-прикладной лингвистики. И у нас был экзамен по математике, но он был совершенно другой, не такой как у математиков. Какой-то смысл в этом, очевидно, есть.
С.БУНТМАН: Значит, отобрать тех, кто сможет у вас с большей гарантией учиться до конца и дать результат, соответствующий уровню вашей школы.
Г.КАНТОРОВИЧ: Да. И мы выбрали другой путь. Мы не делаем между ними отбора, мы берем их больше. И учатся они как все студенты, иногда с большим перебором. Т.к. иногда не можем разделить между теми, у кого официальная сумма баллов по ЕГЭ одинаковая. А дальше выживает тот, кто работает.
С.БУНТМАН: Я знаю, что когда в ВШЭ образовался факультет истории к концу 1-го курса, мне говорили, происходила такая работа и семинарская, и по направлениям. И приходит один из профессоров: я к маю с ужасом вспомнил, что они 1-курсники. Просто это была какая-то работа, ну и появлялся кто-то, кто не смог этого сделать.
Давайте, какие были разочарования, очарования? Что ребята знают, чего не знают?
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Я принимал участие в одном из 2-х элементов этого дополнительного испытания, т.к. есть еще сочинения, которые они писали, и дается за него 70 баллов. Потом идет собеседование, оно было обычным в прошлые годы. А в этом году решили провести эксперимент: решили предложить ребятам редакционное задание. Простой билет, например, тема – бюрократия, и нужно придумать, для какого СМИ можно сделать сюжет ,в каком жанре. И такая форма помогает лучше распознать предрасположенность человека к профессии. Тем более что мы все-таки в той или иной степени приоритет абитуриентам ,у которых уже есть опыт журналистской работы: неважно, школьная газета, местная, радио, местный телеканал. А дети были самые разные – москвичей не больше половины. Не было Северного Кавказа, за исключением одного человека, который нас сильно удивил. Он южанин. За все время собеседования – 20 минут – не поднял глаза, и можно понять, почему он с трудом связывал русские слова в какие-то короткие фразы. Потом мы спросили, какой у него результат ЕГЭ. Там результат почти максимальный, немного недобирает до 300 баллов. Как у него это получилось? Он не смог раскрыть тему простого творческого задания. А одной абитуриентке досталась тема – реклама. И она решила раскрыть эту тему через футбол: спортсмены, которые начинают увлекаться рекламой, показывают худшие результаты. Молодец.
С.БУНТМАН: Вот нам Светлана пишет: «Если в школьной программе нет журналистики, откуда абитуриент ее узнает? Испытания должны быть основаны на школьной базе, а научить журналистике задача вуза, не так разве?».
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: А здесь нет особого противоречия. Мы пытались найти предрасположенность к нашей профессии.
С.БУНТМАН: У меня тут Дмитрий снял с языка вопрос: «Господа, это профанация, обман, потому что такие дополнительные вступительные испытания полностью нивелируют реформу ЕГЭ».
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: А мне кажется это удачное дополнение ЕГЭ. Потому что одного ЕГЭ для некоторых специальностей недостаточно.
М.КРОНГАУЗ: С моей точки зрения, есть вещи абсолютно бесспорные. Есть различные художественные институты ,там не может не быть творческого экзамена. Если художник хорошо сдает эти экзамены, это еще не значит, что он хороший художник, и его надо брать.
Г.КАНТОРОВИЧ: Мы говорим о каком-то институте среднем, смешиваем. И никак не хотим признать, что есть разные вузы, есть разная степень конкуренции. То, о чем вы говорите, наверное, характеризует 10 лучших университетов страны, в каждом 5-6 факультетов. У всех остальных задача совершенно другая: хоть кем-нибудь укомплектоваться. И для некоторых возможность провести своих. Мы не хотим ответить себе на вопрос, зачем мы проводим вступительные экзамены. В советские время мы говорили, что отбираем лучших, талантливых. А сейчас у нас поступает 83-85% выпуска. И второе, что нам мешает. Это совершенно окостеневшие цифры. Вот у нас на журналистике 40 мест. Комму будет плохо, если мы возьмем 45 или 35? И в прошлом году мы взяли 400 сверхконтрольных цифр. В этом году на бакалавриат 1709 человек. Если с магистратурой, у нас самый большой бюджетный прием в стране стал. Где-то 1600 еще в магистратуру берем. Ну, взяли лишних и взяли.
М.КРОНГАУЗ: Не все могут взять, это тоже надо понимать.
Г.КАНТОРОВИЧ: Тут надо перестраивать механизм так, чтоб все могли. Ну, в меру свою рисковать.
М.КРОНГАУЗ: Я абсолютно согласен с тем, что самый справедливый способ зачисления в университеты это безэкзаменационный: смотреть, как студенты учатся, и отчислять уже студентов. И если говорить о высшей справедливости, то экзамен вообще не нужен. Он, может, нужен как оценка работы в школе. Я знаю страны, где благодаря такой политике проводится финансовый ценз. Берут тех, кто живет в районе университета, и поэтому резко повышаются цены на сдачу квартир. Так во Франции.
Г.КАНТОРОВИЧ: Да, вы правы. В Европе перешли на то, что высшее образование у них фактически бесплатное. Во Франции все, кто сдал аналог нашего ЕГЭ, имеет право на высшее образование.
С.БУНТМАН: Сейчас Новости, потом продолжим.
НОВОСТИ
С.БУНТМАН: О безэкзаменационном зачислении, когда и ЕГЭ пошел, говорили. А если все захотят в МГУ, РГГУ, где возьмут помещения?
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: С одной стороны, нет проблем. Хорошо, 4 человека на место было сейчас на журфаке в МГУ. Хорошо. Будет в 4 раза больше аудиторий, в 4 раза больше преподавателей. Через год конкурс изменится: будет 7 человек на место. Подстроимся и под это. А потом демографическая яма – и 2 человека. Я не совсем понимаю, могут ли такие учебные заведения так гибко меняться?
М.КРОНГАУЗ: Сначала о том, что есть. Заметьте, бюджетные цифры, конечно, ориентируются на ситуацию, но очень не гибко. Можно ли снять бюджетные цифры и жить более гибко? А представьте, что в один вуз не поступают вообще студенты. Что с ним делать? Закрывать, не финансировать… Да, есть разные степени жестокости. Но университету дается определенный план, который нужно выполнять. Например, 10 мест, и они должны быть заполнены в любом случае, кем угодно. Могут ли крупнейшие вузы выдержать большой наплыв? Не факт. Но проблемы буду скорее бытовые, чем содержательные. Первое, не хватит общежитий и аудиторий. Проживание становится неким имущественным цензом. Также проблема с аудиториями. Проблема с преподавателями меньше, если мы говорим не о семинарах.
Г.КАНТОРОВИЧ: У нас еще с советских времен давит центр – Москва, потом Питер, потом немножко Новосибирск, потом Воронеж. В других странах славные вузы распределены по территории.
С.БУНТМАН: Ну, они тоже не 100 лет назад к этому пришли.
М.КРОНГАУЗ: Вообще, если начинать разговор об образовании, то надо начинать со службы в армии, т.к. именно она гонит мальчиков в университеты. И если снять эту проблему, уйдет и проблема конкурса.
С.БУНТМАН: Здесь нам пишут: «Дополнительный экзамен по истории в МГУ был организован крайне не прозрачно. Формат экзамена был объявлен на консультации накануне экзамена, было всего 2 варианта по 4 вопроса. Если экзамен по вопросам, то должны быть билеты, иначе это подозрительно выглядит».
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: На моем факультет журналистики элемент непрозрачности был в прошлом году. В этот раз сами экзаменаторы уже в чем-то ограничивали факультет, т.к. звучали предложения, чтобы сразу оттестировали абитуриента и сообщать оценку. Комиссия тогда будет вступать в дискуссии, человеку придется отвечать на вопросы. Далее ты за день опрашиваешь 15 человек, и на средний уровень выходишь только после 5-го, и у 1-ых пересматриваешь оценки, исходя из среднего уровня.
Г.КАНТОРОВИЧ: Это общая проблема. Оценка есть абсолютная или относительная средняя.
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Другое дело, что после всех этапов в этот же вечер выкладываются на сайте их оценки.
С.БУНТМАН: Ну, здесь оценки не «фигурнокатанные» надо поставить. Вдруг у тебя придет человек несравнимо лучше.
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Ну, больше 30 ты ему все равно не сможешь поставить, ты ограничен.
С.БУНТМАН: Я понимаю. Но когда объявляешь сразу, будет такой психологический фокус: вдруг там лучше будут, поставлю-ка я ему поменьше.
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Ну, скажешь ты, допустим, абитуриенту, вы выступили отлично, у вас 25 баллов. А потом он придет на апелляцию, скажет, что ему объявили 30. Как я потом докажу, что объявил другую оценку?
С.БУНТМАН: Ну, экзаменационный лист.
Г.КАНТОРОВИЧ: С одной стороны, хотим сделать все максимально открыто, а значит, проверяемо. И значит, мы заранее не можем оговорить критерии, как оценивать творчески.
С.БУНТМАН: Да, в этом отношении для меня странно многое, это не связано с процессом дополнительного собеседования.
М.КРОНГАУЗ: Хороший преподаватель понимает, кто сидит перед ним после 2-минутного разговора. Вопрос, какова наша цель. Хотим ли мы хорошего экзамена или хотим максимально открытого и закрытого от злоупотреблений?
С.БУНТМАН: Есть по-настоящему творческие вузы, в них всегда все субъективно решалось. Т.к. есть человек, который набирает себе учеников. А если это школа, которая должна в определенной области дать знания и умения, то дополнительного испытания вообще не нужно, мне кажется.
Г.КАНТОРОВИЧ: Не все дети равны и не все университеты равны. Французская школа Grande école отъединена от университетов, там другие правила приема.
С.БУНТМАН: В этих школах обязательства, которые берет на себя государство перед человеком, прошедшим 2 подготовительных курса, экзамены. Какие обязательства: он становится госслужащим сразу после приема. Он сдал, и он получил: теперь его государство будет обучать тому, чему считает нужным, проведя через фильтры сложнейших экзаменов.
М.КРОНГАУЗ: Ценность наполеоновских больших школ не только в том, что они становятся служащими, а в том, что они сразу входят в некую среду, завязывают связи. Но там тяжелейшая система испытаний. Я знаю детей, которые пройдя все это, срывались. Но эта система хороша тем, что если тебя уже взяли, тебе доверяют, ты можешь ходить по любым университетам города и слушать любые курсы. У нас ведь нет доверия ни преподавателю, ни студенту.
Г.КАНТОРОВИЧ: Ни доверия общества системе высшей школы, ни доверия высшей школы обществу.
М.КРОНГАУЗ: Да, профессора взяли, ему не доверяют, его контролируют. Если меня пригласили во Францию приглашенным профессором, все: я делаю все, что считаю нужным. Я прошел некий отбор, и мне полностью доверяют. Никакого контроля нет и над французскими студентами. Выплывают те, кто хочет выплыть. И сегодня мы пытаемся совместить несовместимое: с одной стороны, влиться в эту общую систему образования – болонский процесс, с другой стороны, сохранить контроль тотальный. Но вообще болонским процессом не довольны не только у нас, везде, где я работал. Он снизил планку везде, т.к. объединение везде снижает планку.
Г.КАНТОРОВИЧ: Мы говорили об армии. А какую альтернативу мы предлагаем девушке после школы, кроме высшего образования? Ей просто некуда идти. На работу ее возьмут только на побегушках. Это проблема многих стран. В этом возрасте безработица выше, чем везде. Снизили альтернативу высшему образованию.
С.БУНТМАН: Нам здесь пишут: «Все очень хорошо, я всех уважаю, но почему вы так редко приглашаете или не приглашаете вообще преподавателей технических вузов?». Да, интересно как живут те, которые могли считаться бы отраслевыми… Володя, ты был в приемной комиссии. Скажи, какими бы ты хотел видеть мальчика или девочку, которые поступают, потом будут работать, например, у нас?
В.ВАРФОЛОМЕЕВ: Я во многом только поэтому и соглашаюсь туда идти, чтобы присматриваться к этим людям.
С.БУНТМАН: Нам надо завершать. Спасибо вам большое.