Как научить детей любить свой город - Валерий Панюшкин, Сергей Никитин, Инна Кабыш - Родительское собрание - 2011-07-10

С. БУНТМАН - Ну что ж, «Родительское собрание». Я напоминаю, что Ксения Ларина в отпуске. Сергей Бунтман. Я продолжаю свой утренний эфир. От «Детской площадки» через «Открывашку» мы перешли к «Родительскому собранию». Ну, это тоже своего рода «Открывашка», потому что мы, вот, открываем и свой мир, и открываем свои места, где мы живём, где мы родились, потом выросли, может быть, стали жить. Может быть, мы куда-то переселились, родились наши дети. И дело не в том, чтобы научить или заставить любить свой город, это невозможно. Или своё место, свой посёлок, свои родные места. А просто показать им, передать, я не знаю, я не знаю, и поэтому мы будем об этом говорить и попытаемся как-то выяснить, что тут происходит. Я сразу всех представлю. Инна Кабыш, поэт, учитель литературы, здравствуйте, добрый день.

И. КАБЫШ - Доброе утро.

С. БУНТМАН - У нас Виктория Аристова, продюсер «Велоночи». И вот сразу встык. Здравствуйте, добрый день.

В. АРИСТОВА - Добрый день.

С. БУНТМАН - И мы об этом говорили, о таких тоже познавательных мероприятиях, и тут же назову Сергея Никитина, который наш давний друг и сотрудник.

С. НИКИТИН - Всем здравствуйте.

С. БУНТМАН - С культурными прогулками, культпрогами, и с «Велоночами» в разных точках мира. И Валерий Панюшкин, журналист. Валера, добрый день.

В. ПАНЮШКИН - Добрый день.

С. БУНТМАН - Вопрос такой: ну, вот, вы понимаете, когда мама мне показывала какой-то маленький мир, там, переулок Васнецова, благо, там, напротив совершенно таинственный дом Васнецова, там было, что любить. Там какие-то тополя с липами, всё это так интересно было, ходить, узнавать. Церковь заброшенная, ныне – нет. От этого места лучше не стали. Ну, вот, первые шаги. Насколько это закрепляется? С другой стороны, мы с Алёшей Венедиктовым когда работали в школе, были многие ребята, причём, из очень каких-то таких серьёзных интеллигентных семей, которые подчас… вот это юго-запад, хороший район, но почти никогда не были в центре. Только сами узнавали, когда мы на реставрации ходили, например. Ну, вот, как здесь, с чего начинается? Почему не закрепляется? Пожалуйста, Валер.

В. ПАНЮШКИН - Ну, мне кажется, очень ясно… мне кажется, что чтобы дети любили город, в котором они живут, да, дети должны по этому городу гулять. Для этого должны быть какие-то места, в которых можно погулять. Ну, я не знаю, там, например, мой 22-летний сын перемещается по городу как крот. То есть он выходит из дома, ныряет в метро и едет в университет.

С. БУНТМАН - И там объявляется где-то…

В. ПАНЮШКИН - Да, выскакивает на поверхность. Моя 11-летняя дочь перемещается по городу следующим способом. Она выходит из дома, садится в автомобиль к маме или папе, доезжает до школы, выходит из автомобиля. При этом это не значит, что она не способна как-то любить место, в котором она живёт, например, дачу она очень любит. Ты у меня был на даче, ты знаешь, что ничего особенного нет. Маленький домичек, крохотный участочек, железная дорога рядом бды-бды-бды…

С. БУНТМАН - Но там если пройти, там очень красиво, там есть… такая… нестеровские такие…

В. ПАНЮШКИН - Но там для неё всё родное. И она это…

С. БУНТМАН - Так вот это родное?

В. ПАНЮШКИН - Знает, любит. Да. А в городе никаких мест, в которых она осуществляла бы некую деятельность, у неё нет. Смотрите, там, в Гайд-парке в Лондоне, да, ты идёшь, там какие-то дети занимаются конным спортом, какие-то дети ездят на каких-то байдарках, какие-то люди приходят, играют во всякие разные игры, да, там, не знаю, в городе Флоренции на площади Санта-… всегда можно застать…

С. БУНТМАН - А это довольно большая площадь, то есть давай сделаем, чтобы все могли сказать, сделаем вывод какой-то.

В. ПАНЮШКИН - Застать детей, которые играют в футбол и рано или поздно они спросят, кому этот памятник, и таким образом узнают, кто такой… Я говорю о том, что в Москве всё закрыто, ничего нельзя и ничего нет.

С. БУНТМАН - Смело.

В. ПАНЮШКИН - За редчайшими исключениями. Детских площадок нет, площадей, открытых для жизни детской, нет. И ещё одна очень важная вещь – в Москве небезопасно.

С. БУНТМАН - Три фактора. Пожалуйста, Серёжа Никитин, да.

С. НИКИТИН - Мне, честно говоря, совершенно непонятна ваша точка зрения.

С. БУНТМАН - Пишите, пожалуйста, что у вас в городах и у вас есть какие-то свои способы, свои наблюдения. Пожалуйста, пишите, в ваших городах и весях +79859704545. Да, Серёжа, пожалуйста.

С. НИКИТИН - Валерий, мне кажется, что в Москве множество пространств детской социализации существует. И я не говорю уже о, например, о каких-то, опять же, конных кружках, которые существуют во всех крупных парках на сегодняшний момент, в том числе и для детей.

В. ПАНЮШКИН - Так парков очень мало. Их нету.

С. БУНТМАН - Ну как?

В. ПАНЮШКИН - Ну ребят, давайте сравним…

С. БУНТМАН - Ну два шага – Нескучный сад, три шага…

В. ПАНЮШКИН - Давайте сравним Москву и Лондон.

С. НИКИТИН - Здесь нужно говорить просто о том, что…

В. ПАНЮШКИН - На предмет парков. Ребят, вы что, обалдели, что ль?

С. НИКИТИН - Механизм функционирования этих парков, действительно, несколько другой. И несколько дней назад я оказался на встрече, на которой как раз обсуждалось, в том числе обсуждались концепции развития парка Горького, да? И действительно, вот это сопоставление с Гайд-парков, с Центральным парком – оно постоянно как-то звучит, и неплохо, пусть будет один парк, сделанный, условно говоря, по образцу парка или центрального парка. Но помимо этого существуют леса, да, в том числе, ну, например, Лосиный остров. Это действительно скорее лес, чем парк.

С. БУНТМАН - А Валерка сказал – небезопасно.

С. НИКИТИН - Да. Да. Это… но это тоже совершенно абсолютно относительные вещи. Я знаю Нью-йоркцев, которые боятся в Центр-парк боятся заходить после 10 вечера. То есть это всё, естественно, относительно. Для детей, конечно, пространство после 7-8 вечера, ну, если мы говорим о детях, оно, наверное, всё-таки уже должно… они должны быть уже с родителями, либо в своём дворике. Есть другая история, что вот этот старый социализирующий маленький пот, который был практически у всех у нас с детства…

С. БУНТМАН - Двор.

С. НИКИТИН - Исчез, вымер.

С. БУНТМАН - Двор. Компактное пространство и всё.

С. НИКИТИН - Но тут интересно, что сейчас появляются дети, ну, например, в нашем дворе, да, в центре города, и двор возрождается, потому что начинается снова общение родителей, начинается общение детей. Там, правда, нету уже этого строгого дворника с метлой, который выполнял, в общем-то, не только надзирательную, но и назидательную функцию, но вот это маленькое микропространство воссоздаётся.

С. БУНТМАН - Да, дворник Метулин у нас… я помню.

С. НИКИТИН - Он же учил вас?

С. БУНТМАН - Ну так, да.

С. НИКИТИН - Метлой?

С. БУНТМАН - Ну, там было несколько человек, которые несколько… вот, всегда во дворе бывало несколько персонажей таких, вот, у нас был глухонемой дед Максим, который постоянно за всем наблюдал, у нас был дворник Хамидуллин и множество его детей, и ещё контролирующая организация – это жители первого-второго этажей, выходящие во двор.

С. НИКИТИН - Понятно.

С. БУНТМАН - Вот это всегда контролирующие организации. Ну то есть компактные какие-то… девушки, пожалуйста, Инна, вот.

И. КАБЫШ - Ну, я расскажу, может быть, о школе, как в школе можно, как я пыталась это делать в школе. Вот, у меня был класс. И есть, конечно, такой предмет – москвоведение, который предназначен, да, для того чтобы как-то детей научить любить Москву. Но я такие лобовые предметы не очень люблю… там, этика семейных отношений, москвоведение. Сейчас хотят ввести предмет «патриотизм».

С. БУНТМАН - Ну, да, это все мухи, включая цеце, просто умирают и падают.

И. КАБЫШ - Это такие лобовые вещи – они, как правило, мне кажется, не очень срабатывают. И поэтому литература – это уникальный способ. Через русскую литературу можно заставить любить всё, в том числе и Москву. То есть я всегда подспудно… в младших классах я читаю Чука и Гека, и обязательно выделяю голосом цитату, что Чук и Гек жили в самом лучшем городе. Конечно, он назывался Москва. «Москва, Москва, люблю тебя, как сын». То есть я читаю…

С. БУНТМАН - Ну, это как-то общё. Меня гораздо больше греет, когда мне называют какой-нибудь конкретный адрес.

И. КАБЫШ - Вы знаете, это совсем не общё, потому что это подспудно входит в детей, а потом мы с ними ездим всегда в эти места, то есть мы ездим, там, в какой-нибудь музей Лермонтова, потом, там, музей Достоевского, то есть это же всё тоже их Москва – она им раскрывается. Через литературу. В старших классах это вообще упоительно. Там и булгаковская Москва, и цветаевская Москва.

С. БУНТМАН - Ну, конечно.

И. КАБЫШ - Всё это есть. Потом я поняла, что…

С. БУНТМАН - А девочки наши ходили уже по акунинской Москве, они, вот, всю Солянку, вот, те места, и Дом купеческого общества, где большая часть современного акунинской части происходит и где переходы между временем тоже есть. Дальше Хитровка. Ещё можно что-то посмотреть. Мне кажется, Инна, что здесь неважно сначала давать читать, а что читают, то и смотреть.

И. КАБЫШ - Конечно. Мне кажется, даже на определённом этапе я поняла, что мне уже и литературы мало, и я взяла такой предмет, как мировая художественная культура, и когда мне нужно было показать, ну, тему «Православный храм», я везу, конечно, в православный храм. Там какая-нибудь «Дворянская усадьба», я там везу их куда-нибудь в Кузьминки или в Царицыно. То есть я всякий повод использовала, для того чтобы какой-то кусочек Москвы показать. И в итоге мы очень много чего объездили. И даже если отдыхать, вот, мы ехали в какой-то парк, какой-то плот нанимали, там, на этом плоту плыли, или как они называются… плавающие…

С. БУНТМАН - Плавсредства.

И. КАБЫШ - Плавсредства. То есть у меня, конечно, всё было… и литература, и мировая художественная культура, и внеклассная работа… всё было направлено на то, чтобы полюбить город, в котором м ыживём.

С. БУНТМАН - Хорошо, Виктория, скажите мне два слова, и потом уже как кто хочет, так и будет говорить.

В. АРИСТОВА - Да, я хотела бы, может быть, так сказать, несколько, может быть, и банальную вещь, но любовь к городу возникает через узнавание этого города и через вовлечение в жизнь. Если становишься участником какого-то мероприятия, какого-то события, и это мероприятие делаешь, сам делаешь, сама делаешь мероприятие, то…

С. НИКИТИН - Вместе с родителями.

В. АРИСТОВА - Вместе с родителями, да, то есть понимаешь, что твои действия – они меняют город, они меняют обстановку. И это чудо, которое…

С. БУНТМАН - Те самые реставрации…

С. НИКИТИН - Возникают личностные смыслы, высаживаешь дерево, занимаешься реставрацией, идешь с родителями…

С. БУНТМАН - У нас у ребят в 875-ой школе тогда было ощущение. Вот, кусок китаегородской стены – это мы сделали. Художественный театр – это мы из него мусор вытащили. И вот его реставрировали.

В. АРИСТОВА - Да, и поэтому такие вещи – они остаются практически в руках. То есть есть ощущение, которое оно тянется на всю жизнь, и это ощущение хочется передать и друзьям, своим любимым, рассказать об этом, написать об этом, написать об этом в блоге в дальнейшем, сделать фотографию, потому что это личное участие, это та самая любовь, о которой можно дальше рассказать.

С. БУНТМАН - Я вам скажу, что нам слушатели уже пишут. Вот, Сергей Алексеев из Томска: «Места тусовок тут не при чём. Чтоб полюбили дети, сначала должны полюбить родители». И сразу такое… из рогатки в Панюшкина мгновенный такой выстрел. А он, похоже, не любит.

В. ПАНЮШКИН - Так дело в том, что и родителям тоже довольно сложить жить какой-то такой городской жизнью, да, потому что, ещё раз говорю, потому что, конечно, есть, там, кафе, рестораны, театры, но жизни площади, что есть в любом европейском городе, да, в Москве нету. И это совершенно понятно, почему. Потому что жизнь площади – это довольно опасная вещь, потому что это люди на площади, люди уже на площади. Сейчас они играют в футбол, завтра они устроят митинг, послезавтра они поставят спектакль…

С. БУНТМАН - Думаешь, так всё это…

С. НИКИТИН - А сколько роллеров на Октябрьской площади…

В. ПАНЮШКИН - Послушайте, в Москве живёт 10 миллионов человек или даже больше. Когда вы мне приводите 5-6 примеров…

С. НИКИТИН - А сколько примеров нужно привести?

В. ПАНЮШКИН - Тысячи, сотни тысяч примеров.

С. БУНТМАН - Ну, в городе, например, куда ни пойди, там везде…

В. ПАНЮШКИН - В городе, не знаю, там, Нью-Йорке одновременно на каждой площади происходят сотни тысяч activities каждый день. Ребят, ну… да, у нас тоже есть Третьяковская галерея. Ребят, ну посчитайте, сколько музеев в Вене на душу населения, и вы поймете, что в Москве катастрофически не хватает музеев.

С. НИКИТИН - У нас их очень много.

В. ПАНЮШКИН - У нас их очень мало. Посчитайте, сколько в Вене музеев на душу населения.

С. БУНТМАН - Я не знаю все… Инна, Виктория, вот, мне кажется, вот, то, что говорит Валера сейчас, здесь это ощущение, которое создаётся, из-за того что… у меня есть полное ощущение, когда рассказывал про сына крота, да…

В. ПАНЮШКИН - Про сына-крота, да.

С. БУНТМАН - Про сына-крота рассказывал. У меня такое ощущение, что я всё время прохожу как в «Звёздных войнах» прохожу через какое-то гиперпространство, что я здесь какой-то уголок чуть-чуть, чуть-чуть, а потом мне нужно, там, бвынь, преодолеть какие-то несколько звёздных лет, чтобы попасть в другой кусочек, в третий кусочек. Я очень любил ходить, и тогда это было… Москва принципиально такая разорванная, я обязательно, когда работал на Пятницкой, я обязательно одну ночь из июньских ходил пешком домой на Павла Корчагина. Это довольно далеко. Но я обязательно ходил. Я выбирал себе разные маршруты, но я обязательно этот длинный маршрут ходил, там, с пит-стопами, курил, там, останавливался, глядел, там, на речку, на… где был… но всё равно такое ощущение, что ты проходишь очень много, чем встретишь какой-то памятник. Даже несмотря на то, что было больше застроено.

С. НИКИТИН - Я думаю, что действительно здесь есть такая штука, как некое размораживание пространства. И это размораживание пространства, в том числе превращение его в более приятное, более безопасное, более интересное пространство – это процесс, в общем-то, который идёт последние 20 лет. И идёт он очень странным образом. Он идёт только тогда, когда возникает общественное желание что-то с ним сделать. То есть вот эта городская регуляция, да, вот это как те самые, ну, вот, наш любимый пример про когда градостроители придумывают квадратные тропинки по району, и потом все ходят по диагонали, которые протаптывают сами люди.

С. БУНТМАН - Они придумывают из головы, а не из жизни.

С. НИКИТИН - Да. То есть здесь и схемы, после того как из космоса будет это красиво видно, а здесь история состоит в том, что городу, как мне кажется, надо подсматривать то, что сейчас происходит, вот, на Октябрьской, на Манежной площади, там, в каких-то других местах, на маленьких арбатах где-нибудь в Алтуфьево, подсматривать и просто помогать организации этого пространства при помощи, там, милиции… ну, в общем-то, создании каких-то…

В. ПАНЮШКИН - Я согласен абсолютно, только есть две вещи. На Манежной площади построили вот этот вот церетелиевский фонтан, да? В котором купаются люди. Ну, я не знаю, там, на главной площади Антверпена тоже есть фонтан, в котором купаются люди, на главной площади канадского города Калгари тоже есть фонтан, в котором купаются люди. Разница заключается в том, что в Антверпене и в Калгари это безопасные фонтаны. Там упасть и сломать шею нельзя. А на Манежной площади можно. Так вот, мне кажется, что если мы говорим о городской власти, то городская власть, скорее, должно думать не о том, как поставить медведя, а о том, как сделать это место безопасным.

С. БУНТМАН - Да, хорошо. Вот, мы наметили какие-то сейчас вещи. Продолжайте присылать. Я читаю и буду читать больше ещё вслух того, что вы присылаете. +79859704545. Перерыв сейчас на новости с рекламою, а потом продолжим наше «Родительское собрание».

НОВОСТИ

С. БУНТМАН - Мы продолжаем. И сейчас у нас в студии, сразу я скажу, что журналист Валерий Панюшкин, Инна Кабыш, поэт и учитель литературы, Сергей Никитин, руководитель проектов Москультпрог и тоже организатор «Велоночей», коих продюсером наш гость Виктория Аристова. Вот, что нам пишут: «Когда я уезжал из родного городка учиться, - пишет Максим из Тольтятти, - в итоге навсегда, там летом вода в кране появлялась на 2 часа в сутки, а зимой в квартире могло быть +11. Сейчас мало, что изменилось. И как можно привить любовь к такому городу?». Нет, почему. Потому что он родной, потому что ты всё знаешь. Почему бы и нет?

В. ПАНЮШКИН - Как можно привить любовь к какому-нибудь городу на Сицилии, например? А поговорите-ка с неаполитанцами про город Неаполь. Он завален мусором до второго этажа. Но неаполитанцы любят его до посинения.

С. БУНТМАН - Это на севере могут говорить, что им может только Везувий, да.

В. ПАНЮШКИН - Они с ума сходят от любви к родному городу. И мы видим, значится, что для этого ничего не нужно, кроме культуры площади. И вот эта вот… когда они сходят…

С. БУНТМАН - Всё давит в одно.

В. ПАНЮШКИН - Когда они сходят по этим улицам, лестницам к порту, да, и это прям целая культура такая, да…

С. НИКИТИН - И при этом это очень небезопасный город.

В. ПАНЮШКИН - И при этом это совсем небезопасный город, но…

С. БУНТМАН - Тогда, значит, фокус ещё в чём-то. Фокус ещё в чем-то. А как мы… я с ужасом, с плачем и рёвом уезжал из нашей кошмарной квартиры, в которой я прожил первые 13 лет жизни. Это было лучшее место на свете, 16-метровая комната, в которой мы жили с мамой-папой и периодически с бабушкой. 12 комнат – 43 человека.

В. ПАНЮШКИН - А родители что чувствовали?

С. БУНТМАН - Г-образный коридор. Они чувствовали счастье, облегчение, мы получили 48-метровую трёхкомнатную квартиру, и все в ней потерялись. Это было гигантское пространство. У папы впервые… у мамы впервые, там, с 30-х годов было что-то, что, в общем-то, своё, не надо камфорки делить со всеми соседями… но я обожал эту комнату.

С. НИКИТИН - Это как раз такая ситуация.

И. КАБЫШ - Патриотизм. Детские воспоминания.

С. БУНТМАН - Меня никто не учил – люби нашу 16-метровую комнату с холодной стеной, у которой ты спишь. Люби её.

С. НИКИТИН - Так получилось. Это всё какая-то совокупность тех самых, опять же, личностных смыслов и ощущений и счастья семьи, которая там жила. Это ж тоже очень важно, что можно жить во дворце и не любить дворец. И таких историй в мировой литературе есть множество.

С. БУНТМАН - Разве царь в своём дворце – он не пленник? Конечно. Да.

И. КАБЫШ - Будда Гаутама ушёл же из своего дворца.

С. НИКИТИН - Вспомним «Римские каникулы», вспомним вообще практически самые красивые…

С. БУНТМАН - Ну, вот, смотрите, здесь образуется в той же самой Москве, в том же самом Петербурге, чтобы, конечно, какие… я понимаю ранимость петербуржцев, которые, в общем-то, в неизмеримо меньших масштабах испытывают разрушение сейчас, но там всё как по живому получается, и я их понимаю. Но места есть в Москве, вот, пишут, Екатерининский парк, это же с самого детства… Маша 17 лет пишет. И там сейчас и площадка снова для катания на роликах, пруд с лодками… Маш, снова лодки пустили, что ли? Лодки снова пустили там?

С. НИКИТИН - Это одно из лучших мест. Там вообще очень хорошо.

С. БУНТМАН - Здорово. Две концертные площадки. Да. Я, конечно, любил фонтан с медведями. Там был дикий совершенно аляповатый фонтан с белыми медведями. Кошмарный совершенно. Даже свой минипланетарий – это единственный планетарий в Москве, который никогда не закрывался просто-напросто. Так что есть места.

И. КАБЫШ - Места есть. На самом деле, мне стыдно, что задыхаешься. Мне так странно, что некуда повести… я всегда задыхалась, мне хотелось показать всё, и я всё это по годам расписала… что в 5-ом классе я буду показывать то, в 6-ом классе… и я понимала, что мне не хватит, что мне не хватит… когда мне друзья говорили – зачем, зачем ты их ведёшь в Третьяковскую галерею детей, зачем ты ведёшь их в театр, ведь это же, ну, в общем, это дело родителей, зачем ты ведёшь их в храм? Это должны заниматься этим родители. Я говорила – нет, а вдруг они не займутся. На всякий случай я поведу. Я поведу, повезу их в Мышкин, в Ярославль, в Новгород, Смоленск, потому что, как это ни парадоксально, у детей сейчас наступают на каникулы, их везут за границу, и они знают больше европейские города и совсем за словом «Смоленск» у них не стоит, например, никакой ассоциации. И для того чтобы это полюбить, это нужно съездить, нужно, чтобы там что-то произошло, чтоб там он упал, подвернул ногу, а Петя чемодан забыл, и ещё что-то, и их с каждым городом теперь что-то связано.

С. БУНТМАН - Вот, связанность, вот, конечно… вот, Валера, я думаю, вот, машина, да, я понимаю, что, например, дочку в школу, да, она садится в машину к папе-маме, садится в машину и едет, и у школы выходит. Может быть, это наша не то что вина, а наша какая-то…

И. КАБЫШ - Беда.

С. БУНТМАН - Беда, что мы сами так… в принципе мы сами так живём, потому что можно же куда-то завернуть и где-то остановиться. Может быть, мы и себе, и детям такое беличье колесо такое устраиваем.

В. ПАНЮШКИН - Конечно. Завернуть. Конечно, завернуть и остановиться можно. Другое дело, что я же как-то всё время пытаюсь рассказать…

С. БУНТМАН - Это несомненно.

В. ПАНЮШКИН - В Европе, несомненно, лучше.

И. КАБЫШ - Нет.

В. ПАНЮШКИН - Что значит «Нет»? Конечно, да! Конечно, да! И у этого есть простой индикатор – количество туристов, приезжающих в Москву. И количество туристов, приезжающих в Рим, в Париж, в Лондон. Ребят, у нас хуже. Это не значит, что я не люблю этот город. Я очень люблю его. И именно поэтому я констатирую то, что у нас хуже, к нам не едут. Мы хотим, чтобы дети любили места, в которые не едут. Не едут, потому что нельзя свободно выйти, потому что нельзя открыть окно в гостинице «Националь», выходящее в сторону Красной Площади. Нельзя. Служба безопасности запрещает. Ребята, что такое? Окно открыть нельзя.

С. БУНТМАН - Это как…

В. ПАНЮШКИН - Это бред собачий. Вы представляете себе инаугурацию Барака Обамы. Он выходит на Пенсильвания авеню, и вокруг на него толпы… и он идёт в этих толпах, и никто его не съел. Представьте себе… вспомните инаугурацию Медведева. Пустой город. Мёртвый.

И. КАБЫШ - А Саркози идёт, и его почти съели.

В. ПАНЮШКИН - И ничего страшного.

С. БУНТМАН - Это…

В. ПАНЮШКИН - Одного Саркози съедят – ничего страшного не произойдёт.

С. БУНТМАН - Рядом ехал на мотоцикле человек с микрофоном, подъехал к нему и брал интервью, когда он ехал, став президентом, когда его выбрали, Саркози. Там тоже… я видел, как кортежи выезжают в Париже, это происходит за 3 секунды. Это за 3 сеунды… но даже не… Валера, это очень важно. Это важное.

В. ПАНЮШКИН - Какого чёрта вы перекрываете наш город? Какого чёрта в нём какие-то заборы, за которые нельзя пройти? Какого чёрта вдоль улиц какие-то запреты? Машину не ставь, это не делай, то нельзя, сюда нельзя, так нельзя, больше двух не собираться.

С. БУНТМАН - Исчезновение целых переулков в центре, где шлагбауман и там шлагбауман стоит…

В. ПАНЮШКИН - Переулок… в эту душу моей души… а там закрыто.

С. НИКИТИН - Это, к сожалению, вещь европейских городов – приватизация улиц. К сожалению, это вещь, которая сейчас есть почти во всех крупных городах, в том числе и в Риме, и в Неаполе…

В. ПАНЮШКИН - В Лондоне стоят ворота только на Даунинг-стрит, по-моему, больше нигде.

С. БУНТМАН - А где в Риме нельзя пройти, чтобы совсем?

С. НИКИТИН - Много улиц, которые стали приватными, которые закрыты. Они причём сейчас есть и в центре города несколько, и ещё больше их в среднем поясе примерно на уровне уже… там, где начинаются жилые уже непосредственно районы. А огораживание – это такая вещь, которая время от времени возвращается в городскую культуру, когда приходит новое население, которое приходит обычно из других городов либо из других районов, и привыкла всячески огораживать себя, остерегаться, и поэтому они создают эти резервации. Но я хотел всё-таки сказать ещё пару слов.

В. ПАНЮШКИН - При этом, извините, вещь, которая не огорожена, да – это детская площадка. В Лондоне в любом парке детская площадка огорожена забором, и люди без детей не могут пройти на детскую площадку, нельзя пойти в Лондоне пить на детской площадке пиво, бить бутылки и всё такое.

С. БУНТМАН - Но для этого не обязательно обращаться к президенту, в администрацию президента…

В. ПАНЮШКИН - Совершенно верно.

С. БУНТМАН - И говорить – пусть придёт Путин и повесит нам замок, да? Дело в том, что это делается, это можно делать.

С. НИКИТИН - Да, есть такие уже…

С. БУНТМАН – Это можно делать: внутренние дворы некоторые, там, ну, что ближе, на Драгомиловке, пожалуйста, пожалуйста. Дворы совершенно изумительно сделаны.

С. НИКИТИН - На проспекте Мира вот этот дом чудесный, где был колоссальный корабль деревянный, рядом с Астраханским переулком.

С. БУНТМАН - Рядом с Астраханским переулком, да.

С. НИКИТИН - Там был невероятный совершенно двор. Не знаю, в каком он сейчас состоянии, года 2-3 назад уже. То есть мне кажется, что это всё происходит, и тенденции совершенно разные. Мы с Викторией совсем недавно были во Флоренции по поводу организации нашей следующей «Велоночи», которая пройдёт во Флоренции и будет как раз сделана на основе образования личностных смыслов, потому что идея состоит в том, что в ней будут принимать участие родители вместе с детьми. Естественно, она не будет длиться всю ночь, она будет длиться только, скажем так, часть этого ночного времени. Но это будет в любом случае такой аналог праздника непослушания, который случается на новый год, когда можно до часу ночи провести время с родителями, ну, в зависимости, естественно, от толерантности… мне не разрешали, но, вот… и когда мы стали говорить об этом с мэром Флоренции, он сказал – мы вообще практически ничего не делаем для детей. У нас практически нет такой истории, как, например, концерты для детей, потому что у нас в программе будет ещё и концерт для детей, у нас практически нет истории, экскурсий для своих по своему городу… надо сказать, что во Флоренции вообще практически не живут местные жители, они все переехали… они сдали квартиры и работают рантье. Ну, помимо того что есть другие штуки. То есть количество инициатив детских для детей – оно даже в крупных, абсолютно, да, культурных центрах, таких как Флоренция, невелико. И…

И. КАБЫШ - У нас их больше.

С. НИКИТИН - У нас их гораздо больше. Другое дело, что, действительно, знать их эти инициативы и доверять им – это действительно вот ещё один очень важный момент. И доверять в том числе их качеству. И поэтому когда мы в частности придумывали, да, «Велоночь», до этого придумали Москультпрог, мы как раз и ввели категорию того, что говорят эксперты, говорят специалисты, которые отличают своим именем за то, что они говорят в прямом эфире радио либо лицом к лицу находясь рядом со своими слушателями. Потому что это отвечанием именем для тех людей, для которых имя важно и значимо. Не безымянность. И на этом стыке личностных смыслов, личностных ощущений и передача из уст в уста, причём, из уст человека, который думает в тот момент, когда говорит, а не затвердел… в этом-то и есть спасение, ключ, выход для Питера, для Москвы, для Флоренции…

В. ПАНЮШКИН - Я, если можно, по поводу Флоренции не соглашусь, потому что я там жил, в общем, долго и довольно неплохо представляю себе, как это сделано, да? Когда вы говорите, что таких событий там типа нету, их нету кем-то организованных, это правда.

С. БУНТМАН - Начальством.

В. ПАНЮШКИН - Начальством, какими-то специальными организациями, но их есть множество организованных людьми, да, там, родители собрались, повели на день рождения куда-то там, посмотрели чего-то такое, где-то что-то такое. Школа, значит...

С. НИКИТИН - Детские сады…

С. БУНТМАН - Ну что же, так и делаем, и можем делать.

В. ПАНЮШКИН - Понятно, что муниципалитет города Флоренции экскурсию в галерею Уффици не устраивает для детей. Но школы устраивают, родители устраивают, и всё такое.

С. БУНТМАН - Это всё правильно. Это точно так же как Инна говорит, ведь Инна говорит в самом начала нашей передачи… не размышляла о том, вот, пусть ко мне придёт раньше Лужков, а теперь Собянин и покажет мне учебник москвоведения настоящий, и как мне учить детей. Инна сидит и думает, куда бы повести, там, через литературу, через что-то, вот, таким крючочком, этаким крючочком, это же всё… и когда тут какой-то человек мне написал – вот, ты хочешь вернуться в свои 16 метров, не смеши меня… там, глупостью… не хочу вернуться, но мне приснился изумительный сон по этому поводу. Мне всё время что-то, что происходит, понимаете, это детство. Моим родителям ужасно, а мне замечательно, потому что я там под столом играю – мне больше ничего не надо. Так вот, мне приснился сон, что я покупаю эту квартиру. Там уже всё давно переделано в этом доме, это невозможно. Я покупаю эту квартиру. И мы приходим с сыном, я покупаю эту квартиру, вхожу в этот коридор, поднимаюсь на 5-тый этаж, вхожу в коридор. Но я её покупаю, о ужас, такой, как она была, и со всеми соседями.

И. КАБЫШ - Где мои 17 лет? На Большом Каретном.

С. БУНТМАН - Да, я покупаю со всеми соседями. Я хожу, проверяю, живёт ли Андрон Николаевич, алкоголик, замечательный наш одноглазый экзотический персонаж, тётя Сима и так далее.

С. НИКИТИН - Они становятся крепостными, да?

С. БУНТМАН - Да нет, они имеют полную волю, я покупаю, они там живут. Они даже могут не платить ничего за коммунальные услуги. И вот… но о, ужас, я вижу – там висит какая-то занавесочка, ведущая в комнату, предназначавшуюся для ванной. Я открываю эту занавесочку пластиковую такую и вижу – там стоит ванна. Я говорю – убрать. Ванной тогда не было. Потому что до войны соседи не договорились, кто после кого моется. Это, понимаете, это ощущения, это какие-то любимые детские вещи.

В. ПАНЮШКИН - Я ещё раз, всё к тому же… продолжаю. В Москве недостаёт понятия пространства, принадлежащего всем. Около каждого кафе обязательно стоит какой-нибудь совершенно незаконный парковщик, который говорит тебе, что парковка только для посетителей этого кафе. Должны быть, ну, я не знаю, там, в пятницу вечером в городе Турине, вот, только что я был, да, люди просто выносят из ресторана столики и ставят их на площади, и вся площадь, значит, заполняется столами. И люди, значит, как эти официанты бедные понимают, это из их ресторана люди или это из соседнего ресторана люди, непонятно, да.

С. БУНТМАН - Но это очень долго приходит, вот такое пространство…

И. КАБЫШ - Размораживание.

С. БУНТМАН - Немцы как долго вылезали на улицу, просто с ужасом и опаской вылезали на улицу.

В. ПАНЮШКИН - Это правда, но представьте себе, что из... кафе вытащат столы на Красную площадь. Ребят, это же ФТСОО придёт, немедленно снесёт эти столы к чёртовой матери.

С. БУНТМАН - Нет, ну каток-то уж построили…

В. ПАНЮШКИН - Так это ж какие согласования, да? Посмотрите, как выглядит каток в городе Хельсинки, и как выглядит каток в Москве. В Москве это закрытая вещь, в Хельсинки открытая.

С. БУНТМАН - Мы гораздо более закрыты вообще и гораздо более опасливые. Но давайте вернёмся в последние у нас 6 с небольшим минут к тому, что всё-таки, вот, дети. Дети. Всё равно мне кажется, что всё равно всё зависит от нас и от нашего желания. Вот, я могу устроить кусочек Флоренции, Турина, нет, лучше не Турина, лучше Рима. Вот, могу устроить где-то у себя, могу устроить, но скорее я не буду ничего придумывать. Но есть то, что мне нравится и то, что мне не нравится, и то, что изменилось катастрофически. Ещё ко всему, это не только пространство, но это и время, которое и дети ощущают. Время очень здорово. Потому что когда мы им показываем, так и нам показывают. Я здесь жил. Здесь стоял столб или здесь стоял пыльный забор с гвоздём, о который я оцарапался. И это из них… от этого гвоздя у меня такое ощущение, что от какого-то гвоздя, от какой-то ступеньки, от какой-то ерунды или отсутствия ванны вырастают представления детей тоже, а только так мы можем какую-то преемственность сделать, потому что у нас катастрофически больше разрушено, причём, очень во многих, разрушено пространство. Мы не найдём ни той забегаловки, ни угла дома. Редко найдём неизменной. Но, может, мы просто мало передаём? Вот, просто так, даже… я понимаю, у учителя одни заботы, у человека, который организует некое мероприятие, другие заботы, но вот как родители, как считаешь, Валер…

В. ПАНЮШКИН - Мы немножко замылили очень важную тему, с которой Инна начинала, да, про литературу и всё такое. Я тут в Питере, как-то у меня выдалась половина свободного дня, я пошёл в музей-квартиру Пушкина. И, значит, вот, экскурсия, и мне рассказывают, что Пушкин тут мылся у себя в кабинете, увидел из окна Данзаса в день дуэли, да, и я, естественно, задаю вопрос, извините, пожалуйста – а как мылся? Экскурсовод мне отвечает, говорит – ну как мылся, ну здесь же ванной нету, значит, наверное, таз был, как-то… Как это всё было? И вот этот вот музей Пушкина…

С. БУНТМАН - В точности.

В. ПАНЮШКИН - Всё затянуто верёвочками, где я наклоняюсь посмотреть какую-то рукопись, не понимая, аутентичная она или нет, и мне говорят – нельзя!

С. БУНТМАН - А в квартире Блока можно. Несмотря на музей…

И. КАБЫШ - А вот не повезло с экскурсоводом, потому что когда у меня дети в лицее, стоя около комнаты Пушкина, значит, и по соседству там Дортуар, Пущин, и они читали стихи «Мой первый друг, мой друг бесценный», это запомнилось на всю жизнь им. Вот, именно в этом месте, потому что у меня есть такая поэма «Дочки-матери», и я там пишу, что детство – это не время, а место. И когда ребёнок стоит, вот, в том месте, где стоял маленький Пушкин и это нельзя… Несоразмерно. Вот, когда ответят, вот, когда, что это было, кувшин, таз или что-то ещё…

В. ПАНЮШКИН - И чтоб он там стоял, этот таз. Всё равно там 90% экспонатов не аутентичны.

С. БУНТМАН - Вот! Как сделано на Большой морской, да? Как сделано… вот, совершенно переделаны… и только кусочки дома Набокова…

В. ПАНЮШКИН - В каком российском городе есть музей науки, как есть в любом европейском, да? Где всё можно потрогать, где всё можно… Где можно в невесомости полетать… Вот это. В каком…

С. БУНТМАН - Планетарий. Только что открывшийся.

В. ПАНЮШКИН - Только что открылся. Только что!

С. БУНТМАН - Ну, пожалуйста. Так это хорошо, что открылся.

В. ПАНЮШКИН - Это отлично.

И. КАБЫШ - Есть маленькие музеечки, «Под открытым небом» они называются. Там можно крупу покрутить, там что-то… ну, какие-то ремёсла.

С. БУНТМАН - Друзья мои, всё равно… я-то настаиваю на том, я не знаю, согласны или не согласны, что, конечно, мы можем ткнуть пальцами… ткнуть пальцем… если мы узнаем – в этом доме, мы ж все, как после булгаковского бума все знают… вот, именно в этом месте здесь был разрыв решётки, вот… и даже можно… почти придумывается, что тут заварено… вот тут было как раз… вот тут Берлиозу голову отрезало.

С. НИКИТИН - Можно мне только ещё раз маленькое объявление, просто пригласить всех тех, кто со своими детьми, ну, правда, естественно, достаточно взрослыми, к участию нашей петроградской «Велоночи», которая будет в наступающую субботу, воскресенье, и которая будет посвящена как раз тем местам, куда обычно не только туристов, но и, в общем-то, люди, которые живут в Питере пока что не ходят, для того чтобы что-то посмотреть, что-то увидеть, а мы там собираемся, немного-немало, открыть мемориальную доску великому русскому поэту Введенскому на Съезжинской улице.

С. БУНТМАН - Кстати говоря, Петербург неизмеримо в лучшую сторону отличается от Москвы с мемориальными досками. Успели повесить всё, что смогли. Вот, у меня такое ощущение, что…

В. ПАНЮШКИН - Детям эти материальные доски не очень интересны.

С. БУНТМАН - Так если мы покажем пальцем-то, вот, смотря какая мемориальная доска.

В. ПАНЮШКИН - Детство - это тактильное очень время, потрогать надо, покрутить, постоять…

С. БУНТМАН - А на доме Раскольникова беленькой краской нарисован маленький топорик и написано…

В. ПАНЮШКИН - В детстве важно залезть, залезть куда-нибудь…

В. АРИСТОВА - Да, залезть и посмотреть через забор.

С. БУНТМАН - Да, конечно. Подсмотреть, посмотрите, двор какой.

И. КАБЫШ - Воспитать любовь к городу, к месту – это каторжный труд нас, взрослых людей. Нужно так этот…

С. БУНТМАН - Когда это каторжный труд, это кошмар. Это удовольствие.

И. КАБЫШ - Нет, это ещё и труд. Потому что это всё нужно продумать, нужно выбрать экскурсовода такого, чтобы он рассказал так.

В. АРИСТОВА - Даже не экскурсовода, может, а проводника.

С. БУНТМАН - Мы проводники, мы сами можем быть, главное – не лениться.

И. КАБЫШ - Можем.

С. НИКИТИН - Это момент именно…

И. КАБЫШ - Слова «каторжный труд» - это и есть «не лениться». Потому что, понимаете, в каждой семье складываются какие-то маршруты, вот такие… школа, дом, магазин… а мы их должны ломать.

С. БУНТМАН - Ничего. Второй магазин. Где начало? Ещё один магазин. Всего доброго. Спасибо вам большое.

В. АРИСТОВА - Спасибо.

С. БУНТМАН - Сергей Никитин, Инна Кабыш, Валерий Панюшкин и Виктория Аристова в «Родительском собрании».