Почему и зачем становятся учителями? - Александр Тубельский, Мария Петракова, Александр Артамонов, Александр Глозман - Родительское собрание - 2004-11-21
К.ЛАРИНА: Начинается наше родительское собрание, как обычно, мы собрались за «круглым столом» и обсуждаем проблемы образования и воспитания. Сегодня, в который раз, мы обращаемся к профессии учителя, и спрашиваем друг друга – почему и зачем люди становятся учителями, идут в школу. Обычно вопрос ставится по-другому- почему люди не идут в школу, а сегодня - почему идут, что хотят там найти и увидеть. Состав участников сегодня большой - Александр Тубельский, директор школы «Самоопределение», Александр Глозман, директор Центра образования №293, как сказал Александр - я молодой директор, Мария Петракова, студентка 5 курса Московского государственного педагогического университета, также Мария учитель русского языка и литературы средней школы №323 и Александр Артамонов, студент Ш курса Московского государственного педагогического университета. Вы каким учителем будете?
А.АРТАМОНОВ: Моя специальность – русский язык и литература, с дополнительной специальностью «православная культура».
К.ЛАРИНА: Уже есть такая специальность?
А.АРТАМОНОВ: Не знаю, но специальность в университете такая есть.
К.ЛАРИНА: Вот так и узнаем – уже готовят. Хочу добавить, что А.Глозман является еще членом жюри «Учитель года», и создателем «педагогических классов» в школе. В этого бы я начала что это за «ноу-хау» такое?
А.ГЛОЗМАН: В общем. Это не «ноу-хау», в этом году «педагогическим классам Москвы уже 25 лет, и при Московском государственном педагогическом университете они существуют достаточно давно. Это классы, где детей учат не только базовым предметам, которые необходимы для получения аттестата, но и создают условия, где они себя попробовали бы в педагогической деятельности – такая профессиональная проба, можно сказать. Они занимаются с детьми младшего возраста, ведут уроки, изучают педагогику и психологию, и если это их привлекает, в дальнейшем их профессия может стать профессией учителя.
К.ЛАРИНА: Вспоминаю замечательный фильм «Дневник директора школы», где О.Борисов сыграл главную роль – он там принимал учительницу на работу, и пытался у нее узнать, как она произносит слово «трамвай», потому что до этого, оказывается, было слово «трамвай» - было и такое. Александр Наумович, как вы принимаете учителей в школу, у вас есть свои секреты?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Есть. Просто приходят люди в школу, я не могу сказать, что очередь стоит, как и везде. Я спрашиваю - вы какой предмет собираетесь преподавать? - Математика. - А что такое математика для вас, лично? Одни начинают обсуждать и про это думать, потому что никто об этом их никогда в жизни не спрашивал. Другие теряются, и не знают. А зачем нужна математика человеку. Который не собирается быть ни математиком, ни инженером, а обычным людям? Только не говорите, что Ломоносов сказал, что "м«тематика ум в порядок приводит" » у очень многих математиков ум не в порядке. И человек начинает про это задумываться. Ну а дальше уже спрашиваю тогда - а как же тогда эту математику преподавать, и что надо преподавать. То есть для меня очень важно личностное отношение у этого педагога к тому, что он собирается делать, его личность. Потому что убежден, что если мы действительно в школе хотим воспитывать индивидуальности и личности, то нужны такие же учителя. Они должны над этими вещами задумываться, с моей точки зрения.
К.ЛАРИНА: Вот давайте и спросим у молодых кадров - что такое русский язык и литература.
М.ПЕТРАКОВА: Хочется дать определение не по учебнику. Русский язык – это мое любимое занятие. То, на что мне нравится обращать внимание и то, в чем мне очень нравится разбираться. Литература – это жизненный опыт, которого у меня пока еще очень мало, и когда я занимаюсь со своими ребятами литературой. Мне кажется, что в первую очередь очень важно дать им какие-то представления, которых у них еще нет. И попытаться их поставить в какие-то ситуации, которые будут связаны с принятием решения тех или иных героев, попытаться их поставить на место этих героев. То есть литература – это необходимый им опыт, которого у них еще нет.
К.ЛАРИНА: Только вот ничего не читают сейчас.
ММ.ПЕТРАКОВА: Это не правда. Они читают не то, что мы хотим – вот в этом загвоздка.
К.ЛАРИНА: И что делать? У вас своя программа, у них - своя?
М.ПЕТРАКОВА: Во-первых, я считаю, что нужно взять быка за рога, и знать своего врага в лицо. Я начала с того, что прочитала «Гарри Поттера», и может быть, я скажу крамольную мысль, и со мной не согласятся многие словесники. Но я считаю, что это замечательная книга.
К.ЛАРИНА: Во всяком случае, ничего вредного в ней нет.
М.ПЕТРАКОВА: Абсолютно. И лучшей книги для тогО, чтобы пристрастить ребенка к чтению, мне кажется, не найти.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: А почему все дети всего мира так увлеклись «Гарри Поттером» - для меня это какая-то загадка.
М.ПЕТРАКОВА: Во-первых, это задача жанра «фэнтази» - увлечь. То есть это закон жанра. Это действительно волшебная книга. Я помню свои ощущения - я познакомилась с четвертой книгой "Гарри Поттер. Кубок огня» - когда я выпроваживала ребят на перемену для того, чтобы проветрить класс, а сама в эти 10 минут открывала книгу, и мне надо было хотя бы эти 10 минут провести в Хогвардс. Увлекательный сюжет, волшебство - все это, безусловно, увлекает.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Правда, перевод ужасный.
М.ПЕТРАКОВА: Но самое главное – это тренинг для ребенка, и возможность разобраться в отношениях со своими друзьями…
К.ЛАРИНА: А может быть, вы просто хотели им понравиться?
М.ПЕТРАКОВА: Нет, я хотела понять, что они считают, и что им интересно.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Мне кажется, что «Гарри Поттер» потому так увлек ребят во всем мире, что они соскучились по хорошей доброй компании друзей, поддержке и так далее. Потому что все, что они видят вокруг – все это разъединяет, расчленяет людей. А мы, когда закрыли все наши пионерские организации вообще перестали про это думать. А им очень хочется друга, друзей, чтобы была теплая, хорошая компания. А там этого как раз много.
К.ЛАРИНА: Понятно, что угадала Роулинг, и спасибо ей большое. Но мы сегодня не про нее. А.Артамонов, добавите что-нибудь про литературу и русский?
А.АРТАМОНОВ: Я бы добавил про язык. Язык - это система, в которой происходит мышление. То есть язык - это само мышление. Но родной язык тем более нужно изучать.
К.ЛАРИНА: Это же очень скучно – правила всякие.
А.АРТАМОНОВ: Не в правилах дело. Само изучение языка что-то дает – не важно, что вы изучаете.
К.ЛАРИНА: Вот это вы им скажете, они скучно покивают головой - понятное дело, что что-то дает. А как убедить, чтобы было интересно?
М.ПЕТРАКОВА: Позвольте не согласиться с вами. Я занимаюсь с ребятами 6 класса, и когда пришла в 9 класс, а это коррекционный класс, очень сложные ребята. Я пришла к ним в 8-м – там речь шла о затухании навыков письма и чтения. Вот сейчас ребятам уже можно ставить даже не "тройки",» а "четверки" за работу, и их любимый предмет - русский язык, - это недавно в школе проходило анкетирование. Я не знаю, чем я смогла им понравиться, я пыталась их учить грамотно писать, как учили меня. Но почему-то это нашло в них отклик, и русский язык для них - действительно интересное время занятий, и если с других уроков со звонком они пытаются убежать, то после звонка с моего урока обычно мой стол окружен – ребята подходят с вопросами.
К.ЛАРИНА: Идеалисты сегодня собрались.
А.ГЛОЗМАН: Я хочу сказать, что жалко, что слушатели не видят, как у Марии блестят глаза. Но я думаю, что блеск глаз на уроке - залог успеха учителя.
К.ЛАРИНА: И Тубельский хочет таких к себе в школу. А приходят другие?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: По-разному приходят. Хотя у меня был такой известный ученый в Лаборатории, Е.Е.Шулежко, известный методист, - я его спрашиваю - что ты возишься с этой девочкой. Она только что закончила пединститут. Он говорит: «Так теперь еще ее год надо реанимировать». Не секрет, что из поступающих на 1 курс педуниверситетов чуть ли не 90% студентов хотят быть учителями. А к пятому курсу это желание все меньше и меньше. Что-то такое в нашем педобразовании есть, что постепенно убивает интерес молодого человека… - не к предмету, с предметом все в порядке, потому что очень хорошие специальные кафедры у институтов, а к главному делу учителя – к педагогической деятельности. Вот это сильно убивается, и поэтому реанимировать надо.
К.ЛАРИНА: Наверное, потому, что у нас все больше говорят об образовании как о сфере услуг – уже не стесняются этого определения. Александр, это творческая профессия - учитель?
А.ГЛОЗМАН: Несомненно, что это творческая профессия, и важно, чтобы школа создавала условия не только для развития детей, создавала условия для тогО, чтобы учитель смог раскрыться в школе. К сожалению, мы говорим о зарплатах, материальном обеспечении школы. Но не говорим о том, что учитель это не только «урокодатель». В школе должно быть что-то еще кроме уроков. Должна быть атмосфера духа, определенный уклад. И вокруг каждого учителя должны собираться ребята. С учителем должно быть интересно не только во время уроков, но после урока. Если такая атмосфера в школе есть, то тогда можно назвать эту школу с большой буквы.
К.ЛАРИНА: А платить кто будет учителю?
А.ГЛОЗМАН: У нас образование не бесплатное, как сказал министр – либо платит государство, либо платят инвесторы. Наверное. Заинтересованные люди должны платить.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Да уж, инвесторов много…
К.ЛАРИНА: Большинство учителей говорит, что оставаться после уроков не получается – большинство либо бежит на другую работу, либо дают платные уроки с теми же учениками. То есть о то атмосфере, о которой вы говорите, можно только мечтать.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Я бы сказал, что учителя не только бегут на другую работу. Учителя реально мало кто умеет создавать эту атмосферу, мало кто умеет создавать этот уклад жизни. Я вот сам придумал по отношению к нашей школе это понятие «уклад школьной жизни» - гуманистический, толерантный, и так далее, но никто этому учителя не учит. Слава богу, если у него в детстве из школы сохранилось это представление - о духе школы, - но это ни в каких учебниках, программах, семинарах, в самой жизни педуниверситета , ничто не напоминает вот этот самоуклад жизни будущей школы. А студенты - вот мои студенты, когда я спрашиваю – назовите несколько слов. Которыми характеризуется уклад жизни школы, они говорят: «страх перед завучем, когда учитель водит по журналу пальцем, все вздрагивают». Хотя каждый вспоминает хорошего учителя. А вот это самое главное - тот бульон, та среда, которая в школе создается - она одинаково нужна как детям, потому что без этого нельзя - вот американцы придумали такой термин «хетун хуриклум» - скрытая программа, скрытое содержание, - и это в школе влияет гораздо больше на человека, чем всякие программы по предметам. Но такая атмосфера нужна и самому учителю, особенно молодому человеку. А когда он входит в учительскую, и ненавидящим и глазами завуч ему говорит. Что он что-то там не записал в журнал, или не так записал – я, например, всегда жалею коллег-мужчин. Женщины они более или менее привыкли к каким-то обязательным, ритмичным занятиям, а мужчина, который представляет, что это он 25 лет будет ходить в этот класс, параграф 15 объяснять, журналы заполнять, накопляемость оценок делать…
А.ГЛОЗМАН: Это ужасно.
А.АРТАМОНОВ: Вы отменили журналы?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Пока не отменил. Но, между прочим, ни в одном документе - ни министерском, ни в законе, нет такого понятия - классный журнал . Просто так повелось. Многие страны, кроме Кореи и еще каких-то, обходятся без этих журналов.
К.ЛАРИНА: Может быть, у них классы малонаселенные?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: ну да. Тоже большие классы. Но не в этом дело. Дело в том, что очень много заморочек в школе, которые мешают творческому человеку быть учителем. Я не только про зарплату, но и про это: вот эта обязаловка, это неуклонное следование ч ему-то, хотя вроде у нас такой либеральный закон, который позволяет учителю заниматься по своим программам…
К.ЛАРИНА: Все равно какие-то распоряжения поступают из РОНО.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Обязательно. Обязательно по методикам, обязательно так, эдак. Теперь придумали обязательные учебники - должно быть не более трех по одному предмету. Все это, конечно же, человека ставит в недоумение. И он думает – на что же я потрачу всю жизнь? Не говоря уже о том, что надо бы спросить наших слушателей и моих коллег - насколько это мешает, и насколько сама школа, ее устройство, однолинейное, однотипное - отвращает людей от школы.
К.ЛАРИНА: Вопрос поставлен, попробуем ответить. Маша преподает в обычной школе. Вы согласны с тревогами Александра Наумовича?
М.ПЕТРАКОВА: Я помню наши занятия по методике преподавания литературы. Когда нам говорили - столько вариативных программ, одна другой интереснее, а когда я пришла в школу и попыталась узнать, по какой программе работает школа, выяснилось, что это не самая любимая мною программа, и сделать что-то свое мне будет весьма сложно. Как раз по той самой причине, что есть установка округа. Но мне в школе своей работать очень интересно. У нас не прекращается в школе научная работа, в этом году запущена…
К.ЛАРИНА: хвалиться мы будем потом. Мне интересны ваши опасения, чего не должно быть в школе.
А.АРТАМОНОВ: Перед тем, как поступить в институт, я год вел шахматный кружок. И там тоже была эта морока - там надо было вести журналы, составлять планы. Причем это все делалось задним числом – никому не нужно, а все делают. Но с другой стороны, вроде бы, люди, которые придумывают методики, методисты – они тоже должны за что-то деньги получать…
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: У меня тоже давно было предложение - давайте методистам платить зарплату, можно даже добавить. Только при одном условии – они никогда в школу не пойдут.
А.АРТАМОНОВ: Платить зарплату за то, что они работать не будут.
К.ЛАРИНА: Но получается, что будет полная анархия?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Конечно.
К.ЛАРИНА: Все равно какие-то распоряжение поступают из РОНО.
А.ГЛОЗМАН: Я бы с вами не согласился. Можно работать методистами, только нужно сделать так, чтобы они были твоими коллегами. У нас, например, есть несколько программ, где методисты вместе с учителями отрабатывают учебники, программы, сами проводят уроки. Это интересное начинание.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Я, конечно, не про всех методистов. Я про наличие этой службы - особенно теперь у нас есть служба надзора за образованием - такие милиционеры полицейские. Ну пусть бы они себе на Чистых Прудах работали, а в школу бы не ходили надзирать. Потому что это странно все-таки. Мы говорим - учитель – творческая профессия. А при этом за ним нужен надзор. А как за человеком установить надзор? Ну, Сталин установил надзор за писателями. Понятно, что большинство из них согласились, и понятно, какая была советская литература. Очень мало из них остались, а остальных кто помнит? Так и учительская работа. Какой надзор? Почему надзор? Или, как у нас называют «контроль и руководство»? Вот это определяет деятельность учителя - но это же не продавец в магазине, а учитель. Тем более, что как ты над ним ни надзирай, всем понятно - дверь за собой закроют, он останется наедине с ребятами…
К.ЛАРИНА: И скажет всю правду.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: И честный и совестливый человек, конечно же, реализуется. Я начинал работать, когда мои учителя были лейтенанты, прошедшие войну, историки. Так они, конечно, во-первых, ничего не боялись – это очевидно. И уж тем более женщин из РОНО. Мне директор говорил – в РОНО женщина так на меня кричала, раскраснелась - пугала, что ли? Но он свое отбоялся. И они закрывали дверь в классы и говорили по совести.
К.ЛАРИНА: Все-таки вернемся к критериям. Безусловно, требования к учителю изменились за это время – и страна другая, и методы другие, и очень многое из школ ушло, уехало. Прежде всего, та самая идеология. Дети изменились, программы изменились. Как изменились требования к учителю на сегодняшний момент, что является главным? Я уже не беру профессиональный уровень подготовки в области предмета - это не обсуждается. А еще?
А.ГЛОЗМАН: Есть такой анекдот. Первое сентября, учительница рассказывает детям о правилах поведения в школе, и говорит - если вы хотите что-то спросить, поднимите руку. И сразу мальчик поднимает руку. Она его спрашивает: Ты что-то хочешь спросить?» Он: «Нет, я проверяю как система работает». Хочу сказать, что очень важно, что ответит учитель на такую реплику ребенка, в какой образовательной парадигме она работает. Она может его резко оборвать, может принять эту шутку и пошутить тоже. Поэтому мне кажется, что главный критерий на сегодня, и наверное, навсегда - уважительное отношение к ребенку и стараться делать так, чтобы он не чувствовал, не ощущал, что ты над ним довлеешь. Создавать такие условия, чтобы учитель и ученик были равноправными участниками.
К.ЛАРИНА: А как же ими управлять?
А.ГЛОЗМАН: А управлять все равно приходится. Но это не обязательно делать, используя кнут. Это можно делать другими способами. Если у ученика есть к тебе доверие, то совершенно спокойным и тихим голосом все будет восприниматься совершенно нормально. И здесь ничего нового не надо придумывать – мне кажется, эти требования были всегда, и они вечны.
К.ЛАРИНА: Все-таки раньше коллектив был главное, а сегодня – индивидуальность. Мне кажется, что не все учителя готовы к этой внутренней перестройке. Может быть, я ошибаюсь?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Детская общность всегда тяготела к этой самой общности, что бы ни говорили про индивидуальность. Да, сейчас не принято говорить «коллектив», все говорят - группа, малая группа, - это нормально для любого ребенка. И, конечно, надо уметь эту общность создавать – это одно из умений учителей, чего они, как правило, делать не умеют, во всяком случае, их этому не учат. Во-вторых, конечно же, чувство равноправия с ребенком, когда ты не можешь ему сказать то, чего он не может сказать тебе – для меня такой критерий. И это очень трудно. Это тоже нужно в себе воспитать, и груз прошлого у нас у всех… но без этого нельзя. Потому что изменились не только методики или требования к учителю, изменились сами дети. Потому что черпают информацию вовсе не от учителя, а из других источников. Если учитель пытается заменить собой телевидение или интернет – это смешно. Он должен уметь другое делать. Вы говорите – как же ими управлять, - а людьми не управляют вообще, управляют процессами.
К.ЛАРИНА: Идеалист.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Я говорю про свои убеждения. Но какие процессы в школе? Управляют процессами обретения знания, видения проблемы, управлять процессами коллективного действа, процессами поиска своего интереса - это все процессы. Они имеют свои параметры, приемы, а обогащенные интересами самого учителя они еще интереснее становится. А как только ты начинаешь управлять детьми, на этом все и заканчивается.
К.ЛАРИНА: Но в учительской тебя поджидает директор школы, а то и представительница РОНО.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Или Аттестационная комиссия – кого только нет.
К.ЛАРИНА: Которые вам скажут - а почему у вас 17 «троек»? А почему у вас из 50 выпускников поступило только 40? Как здесь метаться между молотом и наковальней, до каких пор распространяется свобода учителя? ДО двери в коридор? Маша, вы еще не встречались с чиновниками от образования?
М.ПЕТРАКОВА: Нет, бог миловал, еще не встречались.
А.АРТАМОНОВ: Я встречался. Но по-моему, это надуманная проблема.
К.ЛАРИНА: Успеваемость для вас важна?
А.АРТАМОНОВ: Это объективный показатель. Если вы плохо преподаете, или ученики плохо занимаются.
К.ЛАРИНА: О чем беспокоится учитель – чтобы у него были хорошие показатели, или чтобы у него хорошо учились дети?
А.АРТАМОНОВ: Как раз о втором. А зачем думать о хороших показателях – это следствие.
А причина…
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: ОБ этом думают директора. У нас был такой директор, который вдруг дал 102% успеваемости. Мы спрашиваем - как это может быть? Он: «вы все время требуете больше - я дошел до 100, теперь уже 102».
А.АРТАМОНОВ: Это как с начальством. Приезжают - мы красим забор. Уезжают - про забор забывают, и он наполовину ржавеет.
А.ГЛОЗМАН: Мне кажется, не нужно драматизировать ситуацию. Методики обучения детей решению изобретательских задач – я сам учитель технологии, - есть такой прием введения ограничений на использование каких-то средств. В школе похожая ситуация. И сколько бы комитетов по надзору ни было, это все может являться катализатором развития творческих способностей учителя. То есть он все равно будет приспосабливаться. Если он горит на работе и хочет этим заниматься, он найдет возможность свои идеи, мысли и программы реализовывать.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Но как-то очень странно: есть какая-то данность, которая не бесплатно, а за деньги существует, а учитель должен преодолевать эту самую данность. Может быть, ее лучше убрать?
К.ЛАРИНА: Пожалуй, мы это с вами сейчас не решим. Наверное, наши слушатели думают, что у нас происходит какая-то параллельная жизнь – какие-то идеальные школы, идеальные учителя, которые не думают о показателях, об оценках. Говорят, что управлять детьми не надо, или даже чиновников никогда в глаза не видели, как Маша. Кстати, интересная вещь про чиновников – когда к нам приходит Л.Кезина, руководитель Департамента образования Москвы, на пейджере масса жалоб от родителей. И каждый приписывает: очень прошу, не называйте мою фамилию в эфире. Не говорите ничего вслух. Видимо, этот страх все равно существует. Потому что когда с этим сталкиваешься, все равно ты боишься, что тебя за твои жалобы либо лишат возможности посещать эту школу, либо будут неизбежные конфликты с директором или учителем. Какая-то здесь связь нарушена. Все равно эта система живучая, как ни крути. Как с этим бороться?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Она живуча не только в нашей сфере, но и во многих других. Я помню, как ко мне входили в самом начале родители – они почему-то сгибались. Я спрашиваю: «дама, почему такая испуганная входите?» Она: «Так к начальству пришла. И привыкли, что обязательно откажут». Как это преодолеть? Конечно, это разлито во всей нашей жизни – не он мой слуга, не я его поставил, чтобы он улучшал мою жизнь, жизнь моих детей, а я от него завишу. Это школой одной только не уберешь, но в школе можно создать с ситуацию совета с родителями, ситуацию открытости с родителями. Ко мне одна мама пришла с жалобой на учительницу, я ей сказал - собирайте родительское собрание, меня можете даже не приглашать, и разберите, это действительно типично, или это случайно произошло. Немножко посопротивлялась - ну зачем же, давайте я вам нажалуюсь, а вы что-нибудь сделаете. Но все же провели собрание, и получилась совсем другая картинка. Вот эти способы, которые мы делаем для детей – чтобы они были открыты, не боялись, это можно делать и с родителями. Если забота директора - чтобы учитель ничего не боялся.
К.ЛАРИНА: А подарки вам не несут?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Моя жена тоже педагог, и она мне сказала - одна ее мамаша, которая работает на рынке, - они ее позвали, чтобы обсудить, как помочь ее ребенку, а она вдруг раз - и у воспитательницы в кармане оказалась тысяча рублей. А она, убегая, сказала: «разделите там, присмотрите за моим Петькой». Когда люди переносят этот стереотип с рынка в школу - конечно, тут ничего не получится. Думаю, что очень многое с рынка, или даже с нашего базара, переносится в школу.
К.ЛАРИНА: А что вы сказали, когда первый раз принесли?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Меня первый раз оскорбили, когда на родительском собрании подарили рубашку. Тогда с рубашками был дефицит, но я устроил такой скандал, меня это настолько возмутило: что я бедный, или у меня рубашки грязные? Сейчас не носят. Тем более, что в нашей школе не бывает такой кампании: на день учителя каждый класс собирает деньги. Если я подобное вижу, я очень ругаюсь. Но зато нам приятно, когда ребятишки от души дарят нам цветы, рисунки. Иногда даже какие-то смешные штуки. Я вот лежал в больнице, а по коридору шел мальчишка, ел конфету. Он половину откусил, и мне протягивает. Вот это важно, и это то, чем не заменишь… Помню, как мне под дверь кабинета подсунули записку анонимную, а там написано: «Спасибо за вашу школу. Мне тут очень хорошо». Ну, кто еще получит такую анонимку, какой режиссер или актер?
К.ЛАРИНА: А как у молодых директоров? Вам приносят?
А.ГЛОЗМАН: Я молодой, поэтому мне нечего рассказывать. Я бы повернул в другую сторону. Нам все-таки многие ученики благодарны, и выражается это по-разному. Я в этой школе 20 лет работаю, и живу недалеко. Идешь по улицы, и в друг с другой стороны кричат - Александр Евгеньевич, здравствуйте. Вот это как бальзам на душу - проявление таких чувств всегда запоминаются, и ради этого хочется работать.
К.ЛАРИНА: И все-таки – взятка или благодарность? Деньги у нас в школе бродят, и вы это все прекрасно знаете, и учителя многие принимают дорогие подарки - либо в виде золотых цепочек, либо в виде денег в конверте. Принимают. Что делать? Это является должностным преступлением, или нет?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: На мой взгляд, безусловно. Главное, что это задевает не только тебя, твою личную судьбу, это задевает всех твоих коллег. И это, конечно, если сказать по-старому, надо выжигать каленым железом. Но это не так просто все делается. Это нужно, чтобы у учителя было такое внутреннее самоуважение…
А.АРТАМОНОВ: Чтобы он был верующим человеком. Он придерживался какой угодно веры - если он мусульманин - он не будет этого делать, православный – не будет этого делать, даже если он буддист.
К.ЛАРИНА: вы идеалист. Мне кажется, что это абсолютно не связано.
А.АРТАМОНОВ: Этому невозможно научить.
К.ЛАРИНА: А батюшки в церквях как берут? Уж такие верующие.
А.АРТАМОНОВ: Батюшки тоже разные бывают.
К.ЛАРИНА: Так же как и верующие.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Замолил грех, да и все.
К.ЛАРИНА: К сожалению, это вера - не гарантия кристальной честности, к сожалению.
А.АРТАМОНОВ: Показатель веры это не сан в церкви. Может быть человек верующим гораздо выше по своей вере и духовности, чем…
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Конечно. Вы только не обижайте учителей-атеистов.
К.ЛАРИНА: Это вопрос личной порядочности, конечно.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Но то, что одна из учительских ценностей – бескорыстность и то, что ему невозможно вступать в рыночные отношения в своей работе - это должно быть.
А.АРТАМОНОВ: Но это религиозная ценность.
К.ЛАРИНА: Нет, ну что вы. Это общечеловеческая ценность.
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Религиозных ценностей много, но вся суть в том, готовят ли человека к тому, чтобы у него формировались эти ценности. Для меня, например, это очень большой вопрос по отношению к педагогическому образованию. Формирует ли институт эту ценность? Это должны быть не рассказы о жизни в школе, а сама жизнь. Получается, что самое главное в вузе – получить оценки, а нормальная жизнь – она потом, или во время практики. Я давно сторонник того, что учителя в институте должны воспитывать как актера в студии – он должен заниматься своей деятельностью и предметом. Когда-то, в первые годы перестройки, в нашей школе мы открыли вуз – тогда все было еще не так жестко с этими стандартами, - и мы выпустили одну группу. Сейчас у меня в школе две учительницы. Они запроектированы на развитие. На поиск. Потому что они варились в этой школе. Но пока такой путь не предполагается. Наоборот - стандартизируется высшее образование, и жизнь студента-педагога превращается в эту самую сдачу экзаменов и зачетов. Это очень серьезный вопрос. Я бы поговорил на эту тему – педагогическое образование по-другому должно строиться. Надо хотя бы поиск другой делать. Иначе, даже если будет повышена зарплата, мы будем отвращать молодежь от этой замечательной профессии. Я, например, когда-то собирался стать актером, учился у Охлопкова, но ушел в педагогику, потому что мне было интересно. Теперь в ответ на вопрос – ты не жалеешь, отвечаю – нет, потому что я здесь и актер, и исполнитель роли, и автор пьесы, и режиссер, и директор театра. Я все могу делать, и мне ужасно интересно.
К.ЛАРИНА: Тогда у меня вопрос к молодым учителям - по каким причинам вы могли бы уйти из школы, что бы вас могло заставить?
М.ПЕТРАКОВА: Мою конкретную школу? Мне очень далеко туда ездить.
К.ЛАРИНА: Вывернулась. А серьезно? По каким причинам можно оставить эту профессию?
М.ПЕТРАКОВА: Если честно, не знаю. Сейчас не могу предположить. Какие-то глобальные перемены должны произойти в жизни. Я не собиралась быть учителем, я, можно сказать, вообще в школе случайный человек. Я никогда не мечтала об этой профессии. В прошлом году когда я пришла на 4-й курс, оказалось, что некоторые из моих сокурсниц устроились работать в школу. И мне захотелось попробовать, и я пошла за ними. А сейчас из всех них в школе работаю только я одна, потому что затянуло только меня.
К.ЛАРИНА: Саша, а для вас?
А.АРТАМОНОВ: Поскольку я в школе не работаю, мне вообще сложно об этом говорить. Не знаю, может быть, если бы я увидел, что я могу сделать больше в какой-то другой области.
К.ЛАРИНА: А как скоро вам нужно видеть результат своей деятельности? Быстро? Если говорить о работе учителя?
А.АРТАМОНОВ: Не знаю, так сразу сложно сказать.
К.ЛАРИНА: Маша, вы видите результат своей работы?
М.ПЕТРАКОВА: Я работаю второй год. В прошлом году, когда уходили на летние каникулы, я была настолько уставшей, что даже возникало желание оставить школу, подождать диплома, потому что совмещать учебу на дневном отделении и преподавание в школе очень сложно. Но когда пришла в сентябре и увидела, что многое из того, что мы делали с ребятами на уроках они помнят, умеют, и занимаются на порядок лучше. Чем в прошлом году - меня это настолько вдохновило, что сейчас я работаю с прекрасным настроением, и на работу иду как на праздник. Наверное, этого можно только пожелать многим.
К.ЛАРИНА: Александр Наумович?
А.ТУБЕЛЬСКИЙ: Ну, разве что на пенсию уходить. А вообще, то, что я сказал – монотонность этого процесса, заданность - если она будет усиливаться все больше усиливаться, то конечно, она будет отвращать - монотонность, однолинейность, ощущение себя какой-то пешкой во всем потоке. Если не влюбишься в ребят - тогда рискуешь. Мне всегда жалко молодых директоров – на них всегда обрушивается такая лавина всевозможных справок, сведений и так далее, что многие из них и думают, что это и есть работа директора - вот что меня больше всего бесит. Эти бесконечные планы, все остальное - и он начнет думать, что это и есть его главная задача. Она совсем другая. Работа директора – создавать ситуацию для учителей, детей, родителей, - в которой они могли бы самостоятельно работать, находить решения. Вот это и есть моя основная работа.
К.ЛАРИНА: Мне кажется, сегодня у нас получился красивый разговор, какой-то оптимистический. Мне кажется, что после нашего разговора в московских школах прибавится учителей. И я благодарю наших гостей, и напоминаю, что в студии были Александр Тубельский, директор школы «Самоопределение», Александр Глозман, директор Центра образования №293, Мария Петракова, студентка 5 курса Московского государственного педагогического университета, а также учитель русского языка и литературы средней школы №323 и Александр Артамонов, студент Ш курса Московского государственного педагогического университета. Приходите к нам еще.