Современные технологии электронной войны - Арсенал - 2014-09-29

А.НАРЫШКИН: Добрый вечер всем, кто нас слушает, в эфире программа «Арсенал», ведущие в студии Александр Куренной, Анатолий Ермолин и Алексей Нарышкин. И представлю нашего гостя - Владимир Михеев, руководитель Департамента по работе с государственными заказчиками концерна Радиоэлектронной технологии. Говорим сегодня о современных технологиях электронной войны, электронной борьбы.

А.КУРЕННОЙ: Что у наших «заклятых за рубежом»? Эта сфера была одной из самых закрытых, и там больше легенд, чем правды, - по крайней мере то, что ходит в народе, есть в информационном фоне. Мы всегда старались делать что-то в противовес, где-то опережали, где-то нет, но для этого нужно представлять, что есть у наших вероятных противников, - назовем их так. Мы хорошо сейчас представляем, чем боремся с их стороны, какие угрозы есть с их стороны нашей безопасности?

В.МИХЕЕВ: Ну да, мы всегда хорошо представляли. Сделаем небольшой экскурс – уже 110 лет отметили в этом году Дня специалиста радиоэлектронной борьбы. То есть, мы считаем свое рождение - с 1905 г.

А.НАРЫШКИН: Был такой праздник?

В.МИХЕЕВ: Да, праздник - 110 годовщина Дня специалиста, это государственный праздник.

А.НАРЫШКИН: Мы вас поздравляем.

В.МИХЕЕВ: Да. Правда, он 15 апреля был.

А.НАРЫШКИН: Тем не менее.

А.ЕРМОЛИН: Лучше позже, чем никогда.

В.МИХЕЕВ: И здесь маленький экскурс – если в 1905 г. было изобретено радио, то не прошло и 10 лет, как уже были изобретены радиоэлектронные помехи – это было во время Русско-японской войны, когда мы с большим напряжением на Дальнем Востоке осуществляли подавление тогда вражеских японских радиостанций, которые осуществляли в Порт-Артуре обстрел артиллерии. И корректировщики огня были подавлены помехами.

А.НАРЫШКИН: И японцы не могли общаться между собой.

В.МИХЕЕВ: Да, и давать координаты для стрельбы. Это как бы первый случай. Ну а дальше оно шло по нарастающей, особенно интересна была. Вторая мировая – например, в берлинской операции использовалось уже серьезное средство радиоэлектронной борьбы, и практически все немецкие радиостанции на поле боя были подавлены.

Ну да, были у нас и курьезные случаи, когда мы в свое время скопировали самолет американский ЛИ-2, и очень долго не могли понять, почему между пилотом и штурманом есть в подлокотнике отверстие – для чего оно предназначено. А это был аппарат постановки помех, они осуществляли помеху радиолокации. С тех пор мы поняли, что на самом деле, надо этой предметной структурой заниматься хорошо, и после этого были созданы, после войны сразу же, целый ряд НИИ. Это не просто так, наука прогнозирования. У нас по каждому направлению радиоэлектронной борьбы в ВПК есть головные НИИ, по некоторым направлениям их даже много. По авиационной части это Калужский радиотехнический институт, в Самаре НИИ, по наземным средствам ВНИИ в Ростове-на-Дону, по корабельным средствам - Таганрогский Институт связи. На самом деле это серьезные, практически академические институты, которые занимаются, как правило, прогнозированием того, что нужно для обороны, в том числе, анализом противника, или наших вероятных партнеров и отрабатываем все системы.

А.НАРЫШКИН: Как можно заниматься прогнозированием? У вас какой-то специалист заезжает в Вашингтон и там подключает какие-то схемы?

В.МИХЕЕВ: Мы, называемся радиоэлектронной борьбой.

А.НАРЫШКИН: Ловите сигналы?

В.МИХЕЕВ: Ловим сигналы, расшифровываем и подбираем для этого сигнала наиболее эффективные помехи. Раньше это были простые сигналы, мы работали шумами, потом это стало цифровые или со сложной обработкой – подбирали к ним сложные сигналы. Сейчас это компьютерные сигналы – подбираем компьютерные версии этих сигналов, выявляем их помеховые составляющие. Вообще это большая наука.

А.НАРЫШКИН: Но наша работа наверняка не уникальна, наши вероятные противники наверняка занимаются аналогичными разработками?

В.МИХЕЕВ: Ситуация какая? Нам всю жизнь, с 905 г., приходилось иметь дело, наверное, с самым сильным в мире электронным противником. Мы понимали, что это США, это ведущие европейские державы, Израиль, еще целый ряд стран, которые серьезно занимаются своей военной электроникой. И мы соответствующим образом готовили свой ассиметричный ответ в виде радиоэлектронной борьбы. Мы изучали противника, записывали его сигналы, иногда, конечно, нам доставалась их техника, тогда мы ее разбирали до винтика, как я рассказываю раскладывали в «ряд Фурье», и на ней тренировались.

А.НАРЫШКИН: Кто сейчас мощнее, кто дальше продвинулся в этой борьбе, мы, или США?

В.МИХЕЕВ: Здесь однозначно сказать нельзя. Есть направления, по которым мы им завидуем, смотрим, следим, и пользуемся их опытом в своей сфере. Но есть направления, по которым и они учатся у нас, это такой взаимодополняемый процесс. Здесь нельзя однозначно сказать. Но здесь, как и в области балета, мы находимся на серьезных рубежах научных.

А.ЕРМОЛИН: Были случаи, когда мы или американцы сумели потренироваться друг на друге? Мне известна история, когда наши корабли вышли на боевую службу, и в какой-то момент появился с сопредельной стороны корабль, и все компьютеры на наших судах погасли, - вот такая история. Почему так запросто американцы расправились с ПВО Ирака? И во время «Бури в пустыне»? Почему наши С-200, пусть они были загрублены, вообще ничего не смогли предпринять в момент, когда американцы точечно выбивали всю систему ПВО?

В.МИХЕЕВ: Вот такая легкость характерна для человека, который никогда не держался за штурвал самолета, радиолокационной станции, зенитно-ракетного комплекса.

А.ЕРМОЛИН: Я знаю потери – один к полутора тысячам. И пытаюсь экстраполировать.

В.МИХЕЕВ: Экстраполировать здесь нужно так: полгода длилась подготовка американцев к началу операции наземной. Эти полгода они все время занимались радиоэлектронной разведкой, подбирали ключи к каждой станции, которых было не так много, принимали меры к отключению авионики на самолетах, которые были у Ирака – после этого они не взлетели. Для каждого типа и заводского номера зенитно-ракетного комплекса и радиолокационной станции операция разрабатывалась по ее радиоэлектронному поражению, подавлению, огневому поражению, всевозможным компьютерным подходам. Плюс к этому они провели достаточно серьезную работу и с персоналом, который обслуживал эти станции – моральную, психологическую, вплоть до физического вывода техники из строя.

То есть, когда началась активная фаза, - почему были такие потери, - практически вся техника была или неисправна, или к ней были применены серьезные меры, против которых она не была рассчитана. Плюс к этому была достаточно старая техника, 40-50-летенй давности.

А.ЕРМОЛИН: То есть, они на нас потренировались. А мы?

В.МИХЕЕВ: Ну, вы знаете меры тренировки, мы иногда тоже хулиганим.

А.НАРЫШКИН: То есть? Как это мы хулиганим?

В.МИХЕЕВ: Ну, мы испытываем, часть нашего оружия находится, например, - мы же поставляли в ряде стран. Вот когда была арабо-израильская война, еще в то время СССР завез ряд новых средств радиоэлектронной борьбы, установил их на Синайских высотах, поставил их на летательные аппараты. И в результате этого в один из дней, когда началась активная фаза боевых действий Израиля против Сирии, ни один зенитно-ракетный комплекс израильский не выстрелил, и ни один самолет не пустил ракету. И тогда у них был тоже «шок и трепет», когда у них электроника не работала. А мы после этого сделали вывод и поняли, что наша техника оказалась эффективна, и после этого мы эту технику продвинули еще на несколько шагов вперед.

А.ЕРМОЛИН: Не случится ли так, что если мы окажемся одинаково сильные, если, не дай бог, что-то произойдет, то придется вернуться к бумажным картам, к старинным средствам навигации?

В.МИХЕЕВ: Есть такая шутка, что трехлинейную винтовку Мосина сложно подавить помехами. Думаю, что какое-то основание под ней есть. Но на самом деле мы понимаем, что сам термин радиоэлектронная борьба, радиоэлектронная война делится на две составляющих. Первая – это радиоэлектронное воздействие помехами на противника, а второе – защита своих радиоэлектронных средств. То есть, мы принимаем ряд мер, различных, организационных, программных, технических, по защите своей радиоэлектроники от аналогичного воздействия, от применения по ним оружия.

А.НАРЫШКИН: Если у нас есть защита наших систем, есть средства нападения, но у американцев то же самое. Получается, что все бессмысленно?

В.МИХЕЕВ: Это вечная борьба.

А.НАРЫШКИН: Или есть лазейки, где мы можем со своими технологиями просочиться?

В.МИХЕЕВ: Каждый берет что-то лучшее. Сейчас мы так, или иначе, тем или другим способом, пришли к самому производственному процессу такому же, примерно, как и в других странах, в США. Мы понимаем, кто лучшие производители авиационного РЭБа. У нас лучший концерн радиоэлектронной технологии, который специализируется на всей бортовой электронике, плюс делает весь авиационный, корабельный и наземный РЭБ. Эту нишу мы заняли.

Вы понимаете, кто первые воюют – всегда авиация. Солдат еще спит, а авиация работает за тысячу километров. Может, ему потом и наступать не надо, потому что проблема решится в воздушно-космической сфере. Поэтому РЭБ, прежде всего, исторически развивалась в авиации. А потом имела какой-то уже скос на наземные корабельные средства.

А.ЕРМОЛИН: Авиация вторая. Сначала – сверхточное оружие, которое выбивает средства РЭБа, кстати.

А.НАРЫШКИН: Как выглядят эти средства? Это машины, или стационарные установки, которые строят десятилетиями?

В.МИХЕЕВ: Через эту проблему мы тоже прошли. У нас есть демонстрационный зал в концерне, и когда я иногда туда привожу гостей и показываю некоторую современную технику, рассказываю ретроспективу, то говорю - у нас сейчас это средство умещается в кейсе, а вчера оно было на 4-осном КАМАЗе, а позавчера это было 10 супер-МАЗов и 20 прицепов. То есть, мы понимаем, что ничего не стоит на месте.

А.НАРЫШКИН: То есть, ваш концерн производит только маленькие чемоданчики?

В.МИХЕЕВ: Нет, есть машин, есть комплексы, которые находятся на нескольких многотонных КАМАЗах, есть 40-тонные тягачи, на которых стоят сверхмощные комплексы РЭБ, которые имеют колоссальную дальность.

А.НАРЫШКИН: То есть, все средств РЭБ мобильные, стационарных нет?

В.МИХЕЕВ: Ну, на кораблях.

А.НАРЫШКИН: Нет, я имею в виду задание.

В.МИХЕЕВ: Можно размещать. Есть борт самолета, он набит под завязку электроникой Мы понимаем, что там есть средства связи, РЭП, управление, что такое современный самолет? Это набор цифровых блоков. Сегодня мы говорим, что любое цифровое устройство может выполнять различные функции, если говорим о военной радиоэлектронике. Любой блок, как мы его запрограммируем, будет вести пассивную разведку, или пассивную локацию, активную локация, может быть постановщиком помех, радиолокационной станцией. То есть, расширяются функции. Прикажем мы ему в цифровом виде быть утюгом – он будет утюгом. Сегодня мы говорим, что возможности современной радиоэлектроники широкие. И когда мы понимаем, что на борту не хватает мощности для того, чтобы поставить помеху только с использованием того РЭБ, который там есть, или в контейнерном, или во внутрифюзеляжном исполнении, мы тогда обращаемся к борту, и он сам выбирает в помощью нашему комплексу РЭБ, например, использовать энергетический ресурс радиолокационной основной станции. Она еще будет помогать нашему бортовому комплексу РЭБ подавлять радиоэлектронные системы противника. Это уже реально.

То же самое говорим о зенитно-ракетном комплексе – современные антенные решетки могут заниматься и передачей информацией, быть средством связи ставить помеху.

А.НАРЫШКИН: Представим, что мы живем в военное время, наш противник – США, что системы РЭБ могут сделать в боевых условиях?

В.МИХЕЕВ: Если я скажу, что «все», наверное, это будет неправильно.

А.НАРЫШКИН: Ну, можно заглушить сообщение между вражескими танками.

А.ЕРМОЛИН: Ну, это элементарно.

А.НАРЫШКИН: А в смысле нападения, чтобы самолет упал?

В.МИХЕЕВ: Мы это только что обсуждали. Сегодня мы говорим, что современные средства РЭБ имеют широкое воздействие, воздействуют на все рецепторы самолета, танка, и так далее. Наиболее показателен самолет - на нем есть все системы. Наш современный самолет, или комплекс РЭБ, который стоит на самолете, ведет разведку по всем физическим полям. И мы понимаем противника, с которым имеем дело, подбираем его наиболее уязвимые места. Понимаем, что мы должны лишить его зрения - подавить радиолокатор, слуха – радиосвязь, ориентировки в воздухе - подавить системы навигации.

А.НАРЫШКИН: И это может привести к крушению самолета, в конечном счете?

В.МИХЕЕВ: Современные пилоты, и наши, и наших вероятных друзей, летают на цифровом самолете. Когда у вас пропадает карта местности, объекты, ориентиры, когда у вас нет средств связи и навигации, в лучшем случае пилот откажется от выполнения боевой задачи и вернется назад. А если мы стоим на пороге беспилотной авиации, то он тоже, лишившись электронной поддержки, примет решение вернуться на базу. В лучшем случае вернется, а в худшем – заблудится.

А.НАРЫШКИН: То есть, системы РЭБ будут отпугивать авиацию, танки?

В.МИХЕЕВ: Наверное, не отпугивать. РЭБ, из системы обеспечивающей, потихоньку превращаются в системы. Которые участвуют и ведут боевые действия. Уже существует термин «Радиоэлектронный удар, операция», то есть, сейчас в эфире можно успеть повоевать, может быть, никого пока не поразить, но поразить противника морально, чтобы он понял, что сюда соваться нельзя, потому что когда ты зашел за какую-то линию, у тебя перестает работать электроника и ты свои задачи не выполнишь, поэтому примешь решение вернуться, или искать другие пути.

А.ЕРМОЛИН: Артем из Ростова-на-Дону: «Можно ли перехватить управление боевой техникой, правда ли, что персияне американский беспилотник с помощью нашей автобазы посадили?»

В.МИХЕЕВ: Здесь могу ответить так: принципиально это возможно, мы над этими задачами работаем каждый день.

А.НАРЫШКИН: Работаем, или уже можем так делать?

В.МИХЕЕВ: Принципиальаная возможность такая присутствует.

А.КУРЕННОЙ: Мы говорим про сложную технику, а на западе много внимания уделяется тому, чтобы компьютеризировать и пехотинцев. Это и передача картинки с камер, закрепленных на шлемах, - мы что-то делаем, чтобы блокировать эти вещи?

В.МИХЕЕВ: Если не углубляться, то мы всегда этим занимаемся. Мы понимаем, что надо воздействовать на все оборудование, которое носит с собой пехотинец – на все его планшеты, системы связи, управления, навигацию. Потому что в его гаджетах тоже зашиты задания, связь с командиром, его боевая задача. Первое, на что мы воздействуем – мы лишаем его всех этих каналов связи, второе – принимаем меры, чтобы подменить его задание нашим заданием, чтобы он развернулся и пошел в обратную сторону.

А.ЕРМОЛИН: Мы тут в выигрыше – у нас нет пока планшетов.

В.МИХЕЕВ: У нас есть планшеты.

А.НАРЫШКИН: Сделаем перерыв на новости и вернемся в программу.

НОВОСТИ

А.НАРЫШКИН: Продолжаем программу. Дмитрий Мезенцев вас спрашивает: «Востребована ли наша РЭБ в других странах, куда идет экспорт?»

В.МИХЕЕВ: Российские комплексы и средства РЭБ традиционно пользовались спросом в широкой номенклатуре стран, причем серьезных достаточно странах. Может быть, некорректно их сейчас называть, это тайна за семью печатями, потому что это взаимоотношения государств, но это десятки стран, которые используют российские комплексы

А.НАРЫШКИН: Это Азия и Африка?

В.МИХЕЕВ: Нет, это весь мир.

А.НАРЫШКИН: И Европа тоже?

В.МИХЕЕВ: Да. У нас очень серьезные достижения, есть европейские страны, которые проявляют большой интерес и с нами взаимодействуют.

А.ЕРМОЛИН: Дмитрий Мезенцев: «Насколько система «Авакс» конкурент нашей системе?»

В.МИХЕЕВ: «Авакс» относится не к самолетам-невидимкам, это комплекс дальнего радиолокационного обнаружения, это наш излюбленный объект, против которого мы…

А.НАРЫШКИН: Упражняетесь на нем?

В.МИХЕЕВ: Готовимся с ним потрудиться, поработать всегда.

А.КУРЕННОЙ: В каком смысле?

В.МИХЕЕВ: Ну, мы его называем «объект нашего воздействия», это мощный локатор авиационный Это самолет радиолокационной разведки и управления на поле боя. Мы понимаем, что для него важно и подбираем ему соответствующий гостинец в виде комплекса соответствующих радиоэлектронных помех. Прежде всего, наземных, но также и авиационных.

А.ЕРМОЛИН: А технологии «Стеллз» построены тоже на принципах РЭБ, или это что-то другое?

В.МИХЕЕВ: Это, наверное, технологии уменьшении эффективной поверхности рассеивания самолетов-невидимок. Мы очень активно работаем в этом направлении. Потому что наши многие самолеты, перспективные, строятся по технологии «Стеллз», и мы для них делаем авиационные комплексы РЭБ. Если самолет выполнен по технологии «Стеллз», наш комплекс для него будет не менее мощный, но более умный.

А.НАРЫШКИН: Максим: «Как вы оцениваете успехи китайских и арабских коллег» - вообще у них есть успехи?

В.МИХЕЕВ: Успехи есть у всех. Китайские коллеги всегда проявляли большой интерес к ПЭБ, у них широкий арсенал импортных, отечественных и российских комплексов РЭБ.

А.НАРЫШКИН: Вот мы узнали хотя бы одну страну, которая пользуется нашими системами.

А.КУРЕННОЙ: Может и за рубежом есть удачные примеры применения нашей техники, если мы сами ее опробуем, может, кто-то уже применял в боевых условиях?

В.МИХЕЕВ: Мы уже говорили, что в арабо-израильской войне применялся весь комплекс радиоэлектронных помех. Многие страны, которые у нас закупают, активно используют у себя, на внутренней обороне, во время проведения своих учений широкомасштабных, и в своих каких-то интересах. И она показывает очень приличные результаты.

А.НАРЫШКИН: Владимир: «Используете ли вы компоненты иностранного производства, или есть что-то свое?»

В.МИХЕЕВ: Я с этого начал - в области РЭБ это наиболее закрыта область вообще электроники, и все приборы, которые используются, всегда находятся на острие самых последних разработок. Многие из этих вещей не поставляются как нами, так и нашими вероятными поклонниками, или противниками вообще на внешний рынок. Поэтому основная часть компонентов, которые мы применяем в комплексах РЭБ, - ну, могу сказать, что очень многие российские предприятия радиоэлектронной промышленности загружены именно нашими заказами. Мы разработчики и заказчики самых передовых приборов.

А.НАРЫШКИН: Ваша продукция только для нужд оборонки?

В.МИХЕЕВ: На самом деле мы делаем много и гражданской продукции, и процент такой продукции неуклонно возрастает.

А.НАРЫШКИН: И что это?

Л.НАУМОВ: Переговорные комнаты, например.

В.МИХЕЕВ: Сейчас говорят, что нужна коммерческая тайна и какие-то разговоры скрывать, прятать и проводить совещания в каких-то закрытых комнатах. Есть малогабаритные средства радиоэлектронного подавления, которые можно использовать для того, чтобы сберечь информацию в ограниченном объеме.

А.КУРЕННОЙ: Система «пелена».

А.ЕРМОЛИН: Они могут подавлять сигналы, связанные с цифровой записью звука? Тот же «белый шум» не работает на цифровые магнитофоны.

В.МИХЕЕВ: На самом деле нет электронного устройства, на которое нельзя воздействовать, они все имеют какие-то каналы – основные, побочные, вспомогательные. Поэтому средства РЭБ, через эти каналы заходит внутрь и цифрового, и аналогового устройства, и подбирает к ним воздействие. Мы повышаем уровень сигнала выше уровня приемных возможностей данных изделий, и изделие перестает функционировать.

А.ЕРМОЛИН: Насколько обеспечивается секретность таких разработок с точки зрения недоступности ее для террористов? Мы знаем много фильмов-катастроф, что делается, чтобы этого не допустить?

В.МИХЕЕВ: РЭБ двулика, как Янус. Прежде всего, это воздействие на средства нашего оппонента, второе – защита своих средств. Поэтому все наши средства, которые используются, все защищаются от воздействия террористического. Мы выпускаем комплексы защиты авиации, например, - бортовые комплексы обороны, в том числе, гражданских самолетов и вертолетов. Все, кто сейчас собрался лететь в какую-то зону конфликта, туда может полететь официально по линии КАО только судно, оборудованное бортовым комплексом обороны, иначе его просто не застрахуют.

А.ЕРМОЛИН: Теоретически можно придумать какой-то рубильник, который можно повернуть, и целую страну отключить от всех средств связи?

В.МИХЕЕВ: Теоретически для нас нет ничего невозможного, только немножко нужно потренироваться.

А.НАРЫШКИН: Таня: «Производилось ли что-нибудь для РЭБ на Украине?»

В.МИХЕЕВ: Производилось. Украина была частью СССР, поэтому ряд предприятий производил технику, был держателем документации.

А.НАРЫШКИН: А как теперь?

В.МИХЕЕВ: Ну, это было 23 года назад. Сейчас в современной России мы это производство локализовали, все производится на территории РФ.

А.ЕРМОЛИН: Капитан Колесников задает самые системные вопросы, ответ на которые может дать не одна докторская диссертация. «Участвуют ли НИИ КРЭТа и российской промышленности в целом в разработке концепции ведения войны в кибернетическом электронном пространстве?»

А.НАРЫШКИН: Ничего не понял.

В.МИХЕЕВ: Постоянно участвуем, потому что это наша тема, мы с большим пиететом к ней относимся, у нас целый пласт нашей деятельности именно эти кибер-атаки. Для этого у нас созданы подразделения, у нас есть в каждом направлении генеральный конструктор. Есть генконструктоР, который занимается защитой самолетов, систем средств РЭБ и генконструктор, который занимается защитой от кибер-атак. В концерне – зам.гендиректора.

А.НАРЫШКИН: «На какой элементной базе вы все делаете, мы же не производим в микроэлектронике ничего, отставание от США лет на 30»

В.МИХЕЕВ: Хочу сказать, что это глубокое заблуждение. Мне бы хотелось вот этого автора пригласить на одно из предприятий концерна, после которого он бы не сделал такие заявления. У нас есть и системные институты, и разработчики, и серийные заводы - в концерн входит более 128 предприятий ОПК, это огромное количество. И если бы он побывал на одном из наших заводов, которые по всей территории страны, такого мнения бы у него не было. Я это воспринимаю даже из области фантастики, как будто попал лет на 30-40 в будущее. Где чистые комнаты, где все люди находятся в герметичных упаковках, - скажем так, где экранированные, чистые, безэвуковые камеры, и где, экранированно от поля Земли, создается аппаратура. На самом деле она самая современная. Мы можем сказать такое слово, как «радиофотоника» - вот это наша специальность, по которой мы работаем каждодневно.

А.НАРЫШКИН: Вы экскурсии к себе водите? Или только по блату, только нашего слушателя и нас троит?

В.МИХЕЕВ: Вас троих я сразу же приглашаю. А все остальные могут обратиться - есть сайт концерна, постоянно действующий. В этом зале есть открытые и закрытые сегменты и в зависимости от допуска, которую имеет человек, можем показать.

А.НАРЫШКИН: Думаю, мы бы втроем в закрытый хотели бы попасть.

А.ЕРМОЛИН: Не надо. Потом за границу не поедешь.

А.КУРЕННОЙ: Это точно.

А.ЕРМОЛИН: «По оценкам американских экспертов, зависимость ВС США от электронных систем очень велика. Как обстоят дела в ВС РФ? Какие технологии электронной обороны применяются нами сегодня?»

В.МИХЕЕВ: Можно привести такой пример - наш гендиректор Маевский говорит: вечером ты кассиру забросишь три рубля в кассу, и он будет всю ночь эти деньги пересчитывать, потому что у него не сойдется количество. Так же и в современных системах – чем сложнее система, тем легче в нее попасть и внести в ее строгую иерархию неоднозначность, и тогда она будет заниматься не по предназначению функцией, а будет искать ошибку, которая в нее вкралась. Современные системы затрачивают на это иногда большую часть ресурса. То есть, это отдельная проблема, которой мы занимаемся.

А.ЕРМОЛИН: Ставит под угрозу всю концепцию единого боевого информационного пространства.

В.МИХЕЕВ: Ну да, потому что мы понимаем, что авиационное, наземное, космическое вооружение, все объекты – они до такой степени завязаны между собой, - когда мы дернем одну веревочку, этот картонный домик начинает рассыпаться. Потому что, в конечном итоге, система строит выход и пишет вероятность поражения, выигрыша в операции. И когда нет конечной цифры, потому что идет до сих пор расчет, тогда и возникает - мы с вами говорил, что к Ираку они готовились полгода, и столько же времени наши оппоненты готовились и к Югославии, когда они вначале подвели группировку, а группировка не функционирует, потому что она состоит из разнородных элементов, и чтобы это сопрячь, понадобился почти год, 9 месяцев.

А.ЕРМОЛИН: Говорят, что в качестве /РЭБа югославы использовали микроволновки.

В.МИХЕЕВ: Чем сложнее прибор, тем легче против него найти противодействие. Есть такая фраза: «чем сложнее система, тем легче вывести ее из строя».

А.КУРЕННОЙ: Мы в своих разработках отвечаем на шаг со стороны "заклятых партнеров"? Или системы развиваются независимо друг от друга?

В.МИХЕЕВ: Наверное, общие законы развития, глобализм всеобщий никто не отменял. В том числе и в вооруженной борьбе существуют конкретные правила, по которым играет весь мир, в том числе и системы вооружений. Во-первых, есть заказчик, который пишет нам технические задания, говорит, каким хочет видеть свои ВС. Второе - есть системы прогнозирования, когда мы знаем до 2025-2030 гг., что будут представлять из себя вообще ВС многих государств в мире и под них мы затачиваем свое электронное оружие.

А.НАРЫШКИН: Сергей из Петербурга: «Средства РЭБ запрещены для использования в быту, хотят уже и «вай-фай» запретить». Запрещено, или нет?

В.МИХЕЕВ: О чем мы с вами говорим? В Международном союзе электросвязи есть уровни электронных помех, которые являются допустимыми для различных систем и средств. Эти уровни для нас закон, мы их не превысим. Но от этого уровня будут зависеть радиозоны охвата, когда мы должны защитить страну, тогда мы понимаем, и Международный союз тоже понимает, у них четко прописано, что интересы национальной обороны любого государства превышают интересы какой-то корпоративной госструктуры, или того же Международного союза. И в интересах национальной обороны можно создавать средства, которые находятся за пределами этого закона. А в интересах конкретной личности мы знаем уровни, которые нельзя превышать. Мы можем накрыть несколько квадратных метров вокруг этого человека и не превысим допустимый уровень.

А.НАРЫШКИН: Наши спецслужбы все равно смогут прослушать кого угодно.

В.МИХЕЕВ: Ну, этот вопрос не совсем ко мне.

А.КУРЕННОЙ: Какие средства связи являются наиболее эффективными в условиях радиоэлектронного подавления, что вы не можете подавить, или что труднее всего подавить с помощью РЭБ?

В.МИХЕЕВ: Вопрос больше из области философии. Ничего. Все, что имеет приемник, имеет возможность быть подавлено.

А.КУРЕННОЙ: А проводная связь?

В.МИХЕЕВ: Почему нет? Провод это антенна. Мы можем навести на этом проводе любой уровень сигнала, который позволит любой прибор вывести из его динамического режима и поставить в режим насыщения. Если будет поставлена задача, мы можем создать уровень сигнала, который сожжет и провод и аппаратуру на конце провода.

А.ЕРМОЛИН: Представляю современных бойцов-связистов, которые тянут оптоволокно.

А.КУРЕННОЙ: Есть у вас проблемы с кадрами, молодежь приходит?

В.МИХЕЕВ: На самом деле, по большому счету, эта проблема есть везде. Особо была тяжелой, когда все хотели быть менеджерами, банкирами и юристами. Еще раз скажу оппонентам, которые говорят, что у нас ничего нет – придите и посмотрите, будете приятно удивлены современным уровнем радиоэлектроники РФ. Сегодня уровень молодежи достаточно большой на наших заводах и в НИИ. Практически все наши головные НИИ имеют свои группы подготовки во всех областных центрах, университетах, в серьезных учебных заведениях, где мы целенаправленно готовим для себя молодую талантливую поросль, которая приходит и на самом деле иногда творит чудеса на наших предприятиях.

А.НАРЫШКИН: Анатолий: «Планируется ли производить что-либо подобное комплексам «Сангвин», или мы окончательно похоронили область оптико-электронного подавления?»

В.МИХЕЕВ: В области оптико-электронного подавления мы опять же находимся на самых серьезных рубежах. Мы выпускаем огромное количество номенклатуры комплексов, которые занимаются вопросами оптико-электронного подавления во всех спектрах - видимом, в лазерах, инфракрасном, ультрафиолетовом. У нас есть и серийные образцы, разработки, НИРы, ОКРы, эта отрасль у нас находится на подъеме.

А.НАРЫШКИН: Артем из Ростова-на-Дону: «В свете слухов о возвращении в Лурдес, на Кубе, - там будет наше оборудование?» Кстати, мы вернулись в Лурдес?

В.МИХЕЕВ: Я знаю, что об этом идет разговор, но, наверное, это область великой политики.

А.НАРЫШКИН: То есть, вы туда ничего не поставляли? Вы заулыбались, это тайна?

А.ЕРМОЛИН: Тебя начнут подозревать, что ты специалист по выведыванию.

В.МИХЕЕВ: Да.

А.ЕРМОЛИН: Люда спрашивает про «железный купол» в Израиле. Что это такое? Там есть система РЭБ?

В.МИХЕЕВ: Там есть все – система разведки, подавления, огневого поражения. Это стандартные системы, которыми мы занимаемся испокон веков. Ничего там нового нет, это просто хорошо отработанная система против конкретных типов. «Касамов» и слабеньких ракет, которые имеют ограниченные аэродинамические характеристики, не имеют на борту средств РЭБ. Потому что если бы что-то падало к ним серьезное, то «Железный купол» был бы немножко дырявым.

А.КУРЕННОЙ: Там и «Касамы» его пробивают.

А.НАРЫШКИН: «Новые технологии только для ВПК, как и при «совке», так и будем гнить?» - можете не отвечать на подобные претензии.

В.МИХЕЕВ: Мы очень много делаем продукции гражданского назначения. Наша отрасль авионики, где мы специализируемся – более 70 предприятий делает бортовую авионику для всех летательных аппаратов - гражданских, военных, беспилотных, вертолетных.

А.НАРЫШКИН: На наших гражданских самолетах стоят средства РЭБ?

В.МИХЕЕВ: Нет, мы говорим об авионике – это радары, навигация, управление полетом. В том числе системы обеспечения жизнедеятельности летчика. Мы выпускаем достаточно интересные комплексы для медицины. Например, аппарат искусственного дыхания. Мы глубоко знаем эту тематику, потому что летчика на высоте 20 километров нужно обеспечить не просто воздухом, а нужны специальные смеси, нужно контролировать его, потому что под ним находится очень дорогой самолет. В этой области мы выпускаем достаточно большую номенклатуру аппаратов искусственного дыхания для медицины.

А.НАРЫШКИН: Дмитрий: «Что ожидает современную систему в будущем?» - порадуете перспективной разработкой?

В.МИХЕЕВ: Пусть человек зайдет к нам на сайт, мы ему покажем 5,6-е поколение. Там есть достаточно интересные разработки, и будущее там тоже есть. Достаточно интересное. Потому что мы на самом деле стоим на пороге определенного технологического рывка. Техника всегда развивается шагами, мы стоим на пороге или электронной войны, или электронной защиты, вообще на пороге электронного мира. Если мы говорим, что 19 век был веком пара, 20-й моторов и покорения космоса, 21 – это век бурного развития электроники.

А.НАРЫШКИН: Война будущего – электронная война?

В.МИХЕЕВ: Есть такое выражение: «Можете не воевать, а сесть и посчитать, кто в электронной той войне победу встретит на коне, кто на щите, кто со щитом, и что получится потом». Думаю, когда сядут все и посчитают электронную войну, после этого никто никуда не поедет ни на танках, ни на самолетах.

А.НАРЫШКИН: Наши слушатели выстроились в очередь, чтобы придти к вам в концерн.

В.МИХЕЕВ: Есть пресс-служба. Отдел маркетинга – они с удовольствием обработают заявки.

А.НАРЫШКИН: А наше время подошло к концу. Нашим гостем был Владимир Михеев. Спасибо вам огромное.

В.МИХЕЕВ: Всем большое спасибо.