Создание научно-технического задела в интересах развития систем вооружения и оборонно-промышленного комплекса РФ - Юрий Михайлов - Арсенал - 2013-05-20
С.БУНТМАН: Добрый вечер. У нас сегодня сокращенный состав ведущих, в отпуске Александр Куренной, в студии Анатолий Ермолин и Сергей Бунтман, а в гостях у нас Юрий Михайлов, заместитель председателя ВПК при правительстве РФ. Но это не новое образование, были и раньше в разных форматах организации. Которые занимались именно военной наукой. И чем еще?
Ю.МИХАЙЛОВ: Действительно, сама Военно-промышленная комиссия, которой в марте мы отметили 60 лет, как и научно-технический совет, структура, обеспечивающая ВПК неким экспертным потенциалом, научно-исследовательскими оценками, они существуют давно – примерно 60 лет. И всегда научно-технический совет ВПКомиссии, - особенно он был силен в период 1955-1957 года, до окончания существования СССР - это был очень сильный орган, который осуществлял не только экспертные оценки, но и финансирование наиболее приоритетных, прорывных работ и исследований в системе оборонной безопасности государства.
С.БУНТМАН: В основном это координация научных центров и институтов?
Ю.МИХАЙЛОВ: В том числе. Сегодня акцент смещен, в первую очередь, в область экспертных оценок, оценки возможностей того или иного научно-практического направления в интересах оборонной безопасности, либо фундаментального направления. Также в оценке тех мероприятий, которые обеспечивают выполнение функций ВПК, в частности, в исполнении военно-технической политики, политики в области развития ОПК - то есть, всего того функционала, который является задачей ВПК.
С.БУНТМАН: Вы говорите про экспертные оценки - кто эксперты, как осуществляется их подбор?
Ю.МИХАЙЛОВ: Это очень интересный вопрос. Пожалуй, расскажу о структуре ВПК и этого сразу станет ясно, каким образом осуществляется экспертиза. Наш научно-технический совет был утвержден вместе с ВПК нового образца, это 2006 г., указ президента, потом постановление правительства, и научно-технический совет стал в теперешнем формате существовать.
В состав Совета вошло примерно 50 наиболее сильных специалистов ВПК в области развития науки, техники, технологии, представители РАН, генеральные конструкторы. Из них примерно 15 были членами РАН. Было создано несколько секций по основным задачам военно-технической политики. В 2010 г. мы несколько расширили формат тех решений и задач, и сейчас у нас 70 человек, из них 24 члена РАН, среди них два вице-президента РАН, академик Алдушин и академик Осеев, председатель Новосибирского научного центра. В состав входят действительно выдающиеся ученые нашей страны, среди них нужно отметить академика Фортова, который сегодня баллотируется на должность президента РАН, другие выдающиеся ученые.
У нас есть возможность перенять опыт у наших ветеранов – это Герои Социалистического труда, академики Федосов, недавно ушедший, к сожалению, Шапунов. Есть у нас в составе академик Сокович, герой Соцтруда Сибирское отделение, город Бийск. И есть в составе также Герой Соцтруда Спасский. Он очень долгое время возглавлял ЦКБ «Рубин» - это весь наш атомный подводный флот.
Сейчас у нас в составе достаточно много Героев России – в частности, академик Михеев, это вертолеты, герой России Макаров, - это системы залпового огня, есть еще другие академики и Герои. , 19 генконструкторов по основным направлениям. Сейчас в составе совета 12 направлений - это системные вопросы, стратегические, морские задачи, воздушные, секция Воздушно-космической обороны, и практически по всем направлениям, включая нетрадиционные виды вооружений
А.ЕРМОЛИН: Можно сказать, что это некий аналог технологических платформ, такое техническое задание в широком смысле этого слова, которое формулирует государство в лице вас и Минобороны? - эти направления?
Ю.МИХАЙЛОВ: Я бы не стал это сравнивать с технологическими платформами. Если честно, мне кажется, что те задачи, которые возлагались, вернее, те ожидания, которые возлагались на платформы, к сожалению, они не реализовались. Может, в будущем что-то изменится, но пока нет. Наши направления абсолютно прагматичны. Мы под ними концентрируем ведущих специалистов в этих областях знаний. Кроме этих секций у нас есть еще рабочие группы, их существенно больше, чем секций, они работают под секциями, и они уже свои щупальца распространяют на существенно большие коллективы ученых и руководят этими группами члены Научно-технического совета, а в состав ходят привлекаемые специалисты.
И на этих платформах – я использую тоже это слово, - происходят настоящие мозговые штурмы. Там работают специалисты, которые обсуждают конкретные работы, предложения, проекты, и это очень интересно. Это фактически наша находка, иона себя оправдала. Фактически те предложения и решения, которые мы находим на этих рабочих группах, они потом выходят на секции, потом на заседания научно-технического совета.
А.ЕРМОЛИН: Повестка дня? Чтобы организовать мозговой штурм, должна быть повестка дня. На предмет чего?
Ю.МИХАЙЛОВ: Давайте я расскажу вначале про структуру. Мы же хоти узнать, каким образом формируется научное мнение и осуществляется экспертная оценка. Значит, кроме этого механизма у нас существуют так называемые расширенные секции. И по этим 12 секциям мы уже привлекаем все специализированные организации, наиболее интересные Минобороны и ОПК, - преимущественно это институты и КБ. И тогда получается, что секции, которые утверждаются ВПКомиссией, и состав утверждается распоряжением правительства, - те уже, как бы обременённые членством в Совете люди, они соединяются вместе со всей своей научно-технической братией, и на этих расширенных секциях тоже детальнейшим образом прорабатывают те документы, о которых я говорил.
Допустим, формулируется программа развития ОПК. Мы раскидываем материалы программ по соответствующим направлениям – космос, стратегические средства вооружения, и на этих расширенных секциях идет конкретное обсуждение этих материалов. Нам дают заключения, они бывают очень нелицеприятные в отношении тех федеральных органов исполнительной власти, которые разрабатывали те или иные предложения – это в части программных документов. Мы эти вещи узакониваем решением Совета ВПКомиссии, и далее направляем в ВПКомиссию. А там уже делается все, что нужно - «ат-та» этим федералам. И происходит корректировка в нужную сторону.
Должен сказать, что практически по всем программам нам удается в согласовании с исполнительными органами власти, а надо сказать, что у нас очень хорошие отношения и с Минобороны, и с Минпромторгом, с Роскосмосом, Росатомом – мы докручиваем все эти программы к общей выгоде, общим интересам сточки зрения решения государственных задач на более высоком научно-техническом уровне.
А.ЕРМОЛИН: То есть, ваш продукт – научно-техническое заключение?
Ю.МИХАЙЛОВ: Фактически да. И предложения.
С.БУНТМАН: Как может пройти интересная идея, на первый взгляд, безумная? Значит, группы могут отслеживать то, что происходит? Если группа ученых выдвигает предложения, какова технология прохождения?
Ю.МИХАЙЛОВ: Технология такова: если кто-то обращается с инициативой, то есть, разработал интересное предложение, допустим, самая нереальная идея – создание антигравитационных аппаратов, - такие предложения у нас есть. Нам, помимо плановых документов, приходится смотреть обращения граждан, разработчиков – может быть, кто-то ушел на пенсию, не работает, - есть всякие предложения. От организаций, конечно, нет, в основном идут от бывших ученых, людей, которые обеспокоены судьбами вооружений страны и стараются что-то предложить.
Кстати, эти предложения приходят на мое имя, на имя Рогозина – все предложения проходят через нас. И без внимания не остаются. Если это - не то, что мы оценили, что это интересно, - посоветовавшись, определив масштаб предложения, либо я собираю совещание в начале с ключевыми специалистами по направлению. Конечно, приглашаем разработчика и смотрим, насколько это интересно. Он доказывает нам, то есть, идет конкретный спор, обсуждение. И потом выносим уже далее.
Если есть интерес, то тогда получается, что мы даем рекомендации федеральным органам исполнительной власти, разработчиком программ федеральных - о постановке соответствующих исследований, включении мероприятий в ту или иную федеральную целевую программу. И зачастую это оказывается, по согласованию с федералами, интересным, и это включается в программу. Таких примеров много.
С.БУНТМАН: какие существуют предохранители? Вы назвали много громких имен академиков, но у каждого есть свои пристрастия к определённым технологиям, вещам, любовь к тому или иному направлению. Это требует уравновешивания.
Ю.МИХАЙЛОВ: Правильно. Это существует и сейчас, вы абсолютно правы. Это связано с интересом человека, его жизненным багажом, пристрастиями, может быть его молодостью, его взглядами в том или ином направлении. И здесь уже выступает наша воля. Мы стараемся организовать работу таким образом, чтобы взаимодействие было комплементарным, чтобы ученые дополняли друг друга и не было отрицания непроверенной идеи. Естественно, с соответственным научно-техническим обоснованием.
Есть много примеров – конечно, они выходят за грань обсуждения, поскольку большинство, 99% наших обсуждений носят конфиденциальный, либо закрытый характер. Но примеры яркие из самых болевых точек развития системы вооружений. И знаете, баталии идут такие, что вплоть до «здравствуйте» не скажет. Но потом, конечно, все приходит в норму.
А.ЕРМОЛИН: Классическая история, когда принесли микрочип и не знали, что делать – когда все было на лампах и транзисторах, изобретателя отправили куда подальше.
Ю.МИХАЙЛОВ: Должен сказать, что конечно, решение этой проблематики, которую вы затронули, конечно, еще далеко от идеала. Мы стараемся сделать так, чтобы не выплеснуть ребенка вместе с водой, но крупные вещи мы не пропускаем. Думаю, что и по мелким тоже. По крайней мере, когда мы смотрим все федеральные целевые программы, у нас есть очень много конструктивных дополнений и, конечно же, стараемся сделать так, чтобы наиболее интересные разработки не были забыты.
А.ЕРМОЛИН: Проблема коммерциализации для вас актуальна?
Ю.МИХАЙЛОВ: Безусловно. Я вообще считаю, что одна из системных ключевых работ, публикаций, которые были в предвыборный период опубликованы в «Российской газете» - это платформа Путина, статься называлась «Быть сильными», гарантии национальной безопасности для России. И в этой статье, я считаю, что это ключевая статья, в которой изложена вся идеология и фактически дальнейшие указы президента, которые делались в мае, так называемые «майские указы» и последующие действия развития ОПК, ВС, образования, науки и технологии – практически, если каждую строчку этой статьи прочитать, она реализуется в этих указах.
И я должен сказать, что в этой статье и поднимался вопрос, что ОПК не должен замыкаться сам на себе и те очень большие средства, которые вкладывает государство в развитие армии, ОПК, в виде федеральных целевых программ, - эти средства должны дать толчок развитию гражданской науки. То есть, вопросы трансферта технологий – в такой формулировке это все проходит – они, безусловно, актуальны.
С.БУНТМАН: Мы еще об этом поговорим - об уровне нашей научной мысли, после перерыва.
НОВОСТИ
С.БУНТМАН: Продолжаем программу. Итак, новые кадры. Сейчас созданы достаточно новые структуры, которые стремятся работать по-новому, под конкретные задачи. В общенаучном сообществе мы сталкиваемся во многом со старой системой – сама структура РАН, мы ей не зря гордимся, но надо с ней что-то делать.
Ю.МИХАЙЛОВ: Действительно, вопрос чрезвычайно важный и актуальный. Если говорить о кадрах, а кадры действительно решают все, - формулировка старая, но правильная. Надо сказать, что если говорить о кадрах, то конечно же, сегодня ситуация могла бы сложиться уже таким образом, что при том обилии средств, которые выделило государство на решение военно-технических задач, столько, что уже возникала боязнь, что того потенциала кадрового не хватит, чтобы грамотно, - подчеркиваю, - конструктивно, целенаправленно, обоснованно потратить эти средства.
Ведь задача не в том, чтобы переработать эти средства и получить в итоге неизвестно, что, а нужно получить самые перспективные, самые передовые системы вооружения, самые работающие, перспективные технологии, соответственно, безопасные, те, которые будут работать не один год.
То есть речь идет фактически о создании нового технологического уклада, как и для ОПК, так и в целом для страны. И конечно, решение той или иной инновационной задачи, независимо, в гражданской сфере, или военно-промышленной – это, конечно, инновационный потенциал, какой есть у общества потенциал. Потому что в первую очередь речь идет, конечно, о инновациях в технической сфере.
Мы проанализировали структуру научно-технического потенциала и пришли к выводу, что он представляет собой некую совокупность материально-технических, кадровых, финансовых, информационных и организационных ресурсов. Эти пять составляющих, собственно, и определяют возможности общества решить задачи модернизации.
Если мы говорим о кадровом потенциале, - нужны кадры, чтобы организовать эту науку, чтобы правильно и грамотно выстроить всю систему прогностических оценок по развитию направлений научно-технических, выстроить систему оценки получаемых результатов, чтобы грамотно распределят средства с точки зрения их динамики поступления, - чтобы не было чехарды и бардака.
Вот эта проблема, я считаю, на данный момент, для нас, нашего государства, не менее важна, чем собственно создание железа. Зачастую у нас в федеральных органах исполнительной власти бывают такие специалисты, которые не знают, чем они занимаются. И это беда.
А.ЕРМОЛИН: К вопросу о чехарде и бардаке. У нас были, как мне показалось, очень талантливые руководители и изобретатели одного из новых производств - «Оружейные системы, ребята занимаются снайперским оружием, и они потрясающую информацию выдали, что в их сфере, в области стрелкового оружия, утрачено безвозвратно более 600 технологий на уровне смол, пропиток, - все равно это ноу-хау, уникальные вещи. Вопрос – вы создаете свои внутренние системы управления знаниями, чтобы не терялись знания и умения? По сути дела, такая система должна быть в каждом КБ, если учитывать мировой опыт. Есть у вас нечто подобное?
Ю.МИХАЙЛОВ: У меня лично, как ученого, она существует – в моих лабораториях, в институте, где я научный руководитель. И более того, я приветствую это в КБ, институтах – по сути дела, если говорить серьезно, то и в советское время, да и сейчас, фактически решают развитее направлений люди пассионарного типа. Ну, к примеру, Королев, Шепунов, Макаровец и многие другие наши специалисты\. Я уже не говорю о наших летчиках и авиаконструкторах. Это люди-пассионарии, которые несли вместе с собой не только искру знаний, но еще и некий запал, энтузиазм поддержки, развития своего направления.
Конечно же, это проблема, которой нужно заниматься. Мы подвигаем к этому наших конструкторов, руководителей предприятий. Это задача, худо-бедно, но решается. Вы затронули чуть другую тему - утрату технологий.
А.ЕРМОЛИН: Это как часть управления знаниями.
Ю.МИХАЙЛОВ: Да, и часть системы, которая работает на создание модернизационного потенциала, это материально-технические основы создания этой базы знаний, этих технологий. Так вот материально-технический аспект: это, безусловно, материалы и технологии. Вот сейчас большая задача не только в том, чтобы вернуть утраченные технологии – кстати говоря, это успешно делается в части материалов одной из программ по стратегическим и замещающим материалам. Которой руководит в научном плане академик Абов, директора АВИАН. Там очень хорошо просматриваются все направления, и мы очень большую пользу получили от заканчивающейся программы, а сейчас будет новая программа такого плана.
Но нужно делать и самые интересные технологии проектирования и прототипирования. Начало этому положено в программе развития ОПК, поскольку там закладываются перспективные, прорывные, базовые, промышленно-критические технологии. Но на повестке дня уже стоят новые технологии. И это действительно технологии проектирования - 3Д, 4Д, - это задачи, которые стоят перед нашим обществом и нам это предстоит освоить. Сейчас я этот вопрос начинаю у себя раскручивать, привлекают людей, специалистов. /Это самое мощное моделирование, включая супер-компьютерную технику, где не проводя дополнительных предварительных экспериментов, можно уже выйти на какие-то оперативные решения, чтобы их быстро проверять.
Эти технологии – это прорыв. Это будет прорыв в будущее. И здесь нам нужно, конечно, догонять, однозначно. Если задачу поставим – догоним. Потому что таких технологий много, если мы говорим о гипер-звуковой технике, это новые виды вооружения, направленное оружие – все то, что ставится в качестве нетрадиционных средств вооружений, то, чем будут воевать в будущем. Это развитие высокоточного оружия, новые системы управления им.
Если поднять простую тему - все высокоточное оружие США, которое самое продвинутое государство в обладании высокоточным оружием, в частности, все операции, о которых мы знаем - Югославия, Ирак, Афганистан - все эти боевые операции были выполнены, в первую очередь, с помощью. Высокоточного оружия морского базирования – это ракеты «Томагавк», которые лупили по определенным целям, влетая в форточку, что называется. И эти подходы, безусловно, будут совершенствоваться.
Вы знаете, что предложение президента США недавно прозвучало по сокращению ядерного потенциала, они фактически эксплуатируют свое превосходство в области высокоточного оружия. То есть, таким образом, фактически делается попытка снижения ядерного потенциала, уменьшение ядерного потенциала – в принципе, правильно, - в РФ, - если исходить из общегуманитарных целей. В будущем, возможно, это будет и возможным, когда РФ будет обладать необходимым количеством высокоточного оружия. Но сейчас - конечно, это область политических дискуссий, а не научно-технических. Мне кажется, этот вопрос нужно еще раз взвесить.
Но продолжу про высокоточное оружие – это очень интересная вещь, потому что это перспективы. Все высокоточное оружие наводится через американскую Джи-Пи-Эс, - вы знаете, и не тот, которым мы пользуемся, когда едем в машине, где плюс-минус 30 метров, - это не то.
Джи Пи Эс в военном назначении - один метр, - у них такие критерии. Но нужно понимать, что в период ведения боевых действий, особенно против страны, которая более или менее – я уже не говорю про Россию или Китай, у которых есть технологии поражения спутниковые, но даже худо-бедно у Ирана такие технологии есть. И тогда это оружие, в период боевых действий, - если, конечно, успеют применить оружие поражения и вывода из строя систем Джи-Пи-Эс, - они начинают не работать. То есть, они уязвимы, эти средства размещены в космосе, они достаточно уязвимы.
И США ставят сейчас задачу создания инерциальной системы наведения, то есть, она не связана будет со спутниками. Фактически, как у нас первые ракеты межконтинентальные и сегодняшний - они наводятся инерциальное, то есть, там крутится гироскоп, он держит ракету по определенной баллистической траектории, и она попадает туда, куда нужно, только с радиусом 150 метров, - в лучшем случае.
А.ЕРМОЛИН: Своеобразные «Боевые информационно управляющие системы».
Ю.МИХАЙЛОВ: Да. И с учетом того, что мощность ядерного взрыва колоссальна, это особо не имеет значения. А до этих – она должна попадать уже в кол, в терминах ракетчиков. И конечно, неядерное оружие, ракеты, оснащённые боевыми головками неядерными, они должны прилетать точно в цель. Так чтобы не зависеть от этого дела, сейчас США поставили задачу выхода на новый уровень управления системами наведения. Фактически речь идет, я считаю, о революции, о создании микромеханического, фактически магнито-ядерного, на резонансе ядер в магнитном поле. Вот какие задачи ставятся - они опубликованы в интернете.
Задача ставится таким образом – чтобы все это устройство было скомпоновано в объеме 20 кубических сантиметров. Соответственно, время приведения в действие - 10 секунд. Перед тем, как заводить гироскоп, его нужно раскрутить с тем, чтобы держать потом нужную траекторию. То есть, приведение в действие значительно дольше, а здесь - 10 секунд.
С.БУНТМАН: Это задача, или реальность?
Ю.МИХАЙЛОВ: Это задача, это конкурс, они поставили такую задачу. Но походы, заделы, у них есть к этому.
С.БУНТМАН: Проблема формулировки задач.
А.ЕРМОЛИН: ДАРП вообще ставит фантастические задачи - чтобы боец мог летать, штурмовать 5-этажный дом без приспособлений - в этом суть ДАРП, - она формулирует, казалось бы, такие безумные задачи.
С.БУНТМАН: Мы можем пойти по такому пути? Или мы должны решать приземленные задачи?
Ю.МИХАЙЛОВ: Я считаю, и мое руководство так считает, Рогозин, и он ставит такую задачу нам и всем – еще дальше эти задачи поставил нам президент в той же самой программной статье, и соответственно, своими последующими указами. Поскольку мы уже проспали несколько инновационных циклов, нам не нужно догонять, нам нужно уходить вперед. Как Рогозин говорит, мы должны резать угол, и в этом плане фонд перспективных исследований, который у нас создан в конце прошлого года, он ставит себе такую задачу: искать такие прорывные разработки, которые обеспечат скачок в будущее.
С.БУНТМАН: То есть, мы не должны проходить все этапы.
Ю.МИХАЙЛОВ: Не должны. Мы должны двигаться вперед.
А.ЕРМОЛИН: Но мало технологий.
Ю.МИХАЙЛОВ: Кадров не хватает.
А.ЕРМОЛИН: Для того чтобы создавать инновации, особенно в вашей закрытой сфере – например, что такое закрытый патент, через какое время его рассекречивать? Но первый и главный вопрос, – по какой модели вы будете строить свою экосистему инновационную. Пытались последние 5 лет взять за основу Силиконовую долину, создавать креативные кластеры – не получилось. Была советская модель кластеров. Есть похожие вещи – американские ученые, европейские – у них большой люфт, у них есть большие деньги, они могут в рамках своих исследований привлекать серьезные инвестиции. Такие же полномочия были в 50-х у нас – там работали 28-летние капитаны, физики - об этом Гальперин пишет – у них были уникальные возможности. Так какая экосистема – больше советская, или а-ля Кремниевая долина?
Ю.МИХАЙЛОВ: Думаю, что будет разумное существование того и другого. Мы уже говорили о фонде – фонд действует по принципу грантов. Это значит то, что научно-технический совет фонда, увидев ту или иную перспективную разработку, как хищник, - как говорит Рогозин, - выхватывает из общего сонма разработок, смотрит ее вдоль и поперек, и соответственно, если она стоит того, поднимает и начинает реализовывать на предприятиях и внедрять в войска.
И фонд, имея достаточное финансирование – а оно будет постоянно увеличиваться, - может в свободном полете, что называется, в творческом – конечно, под контролем наблюдательного совета, в который входят руководители ВПКомиссии, - эти разработки будут финансироваться не в произвольном, а в свободном варианте. Это не программные вещи.
А есть у нас федеральные целевые программы развития, есть программа фундаментальных исследований, готовится, тоже важная – там тоже относительно свободные будут подходы к исследованиям, они уже будут заказываться по стандартной схеме заказа работ. Это о финансировании.
А о кадрах, которые к этому привлекаются – безусловно, кадровая проблема существует и будет существовать всегда, потому что всегда таланты появляются только на фоне, на площадке, на которой уже произрастает что-то достаточно сильно, когда существует сообщество интеллектуалов, которые смогут родить из своей среды – это естественным образом происходит – гения. Потому что если ты не варишься, особенно сейчас, на высоком научно-техническом уровне, либо уровне фундаментальной науки, ты выскочить с гениальным решением не сможешь. Черепанова сейчас не получится.
С.БУНТМАН: И даже из Холмогор не придешь. Поэтому о научном контексте поговорим – что необходимо в научной системе, академической, - в каких реформах она нуждается?
Ю.МИХАЙЛОВ: Давайте поговорим об этом, тем более что судьба РАН мне небезразлична, поскольку я и сам являюсь членом РАН, и мои коллеги по академическому цеху, по цеху прикладной науки, являются членами РАН и также этим очень озабочены.
Безусловно, сейчас идут жаркие споры - не в части военной науки, но конечно, и сюда имеют полное отношение, с той точки зрения, правильно ли у нас управляется фундаментальная наука, как ставятся исследования, куда мы движемся, - "камо грядеши".
И две крайние точки зрения, которые зачастую противопоставляются. Я считаю, что это, может быть, даже не совсем правильно их противопоставлять. Оппозиционеры, с одной стороны, говорят, что, как и раньше в советское время мы должны широким фронтом проводить все фундаментальные исследования, и другое нас вообще не касается. Мы смотрим за фундаментальную науку, закономерности, явления, и все, что с этим связано. А другие говорят: хватит заниматься такими исследованиями, которые не дают толка. У нас на дворе научно-техническая революция, нужен прорыв к новому технологическому укладу, поэтому нужно подумать и об ориентированных фундаментальных исследованиях, то есть, тех, которые имеют следующим шагом прикладные научно-исследовательские работы.
Истина, как всегда, по середине. Первая позиция - я бы сказал, что это в хорошем смысле ярых сторонников прежней РАН, а та позиция, вторая, о которой я говорил - такой взгляд исповедует Министерство образования и науки. Я уверен, что истина по середине. Безусловно, РАН нужно не то, чтобы перестраиваться – просто расставить акценты в своей деятельности и не пытаться показать, что РАН занимается только фундаментальными исследованиями.
Всегда, и в советское время, и потом, в РАН была масса прикладных разработок, которые прекрасно использовались в народном хозяйстве.
С.БУНТМАН: Не думаю, что Минобразования стремится свести все к общей теории болта и гайки.
Ю.МИХАЙЛОВ: Нет, это не так. Я сказал, что речь идет об ориентированных фундаментальных исследованиях. Это исследования, которые окрашены перспективой практической разработки.
А.ЕРМОЛИН: Как вы считаете, получится создать у нас университетскую науку американского или европейского типа, и не потеряем ли мы при этом традиционную отраслевую науку, за которую, собственно РАН и стоит.
Ю.МИХАЙЛОВ: Отраслевую? Я считаю, что право на жизнь имеет все три формы исследовательской организации – и РАН, безусловно, как лидер фундаментальных исследований, и вузовская наука – прекрасная наука, которая сейчас в себе воплотила массу замечательных ученых. Кстати, многие сотрудники РАН работают в вузах, сотрудники оборонных предприятий, других промышленных предприятий, тоже работают в вузах. По сути дела, это единая система людей, которые занимаются наукой. И противопоставлять их нельзя ни в коем случае.
С.БУНТМАН: Мы не стоим перед выбором?
Ю.МИХАЙЛОВ: Все должно быть комплементарно, дополнять друг друга. Мы с Рогозиным в пятницу были в МГУ. Вроде бы чисто академический вуз, прекрасные ученые, которые могли бы заниматься чисто рафинированной наукой. Но как ни странно, мы увидели там массу замечательных разработок, имеющих ориентированный характер, прикладное значение. И не просто имеющих, а которые уже используются в конкретных многих вопросах. Замечательные работы. Люди с большим энтузиазмом и интересом ожидают взаимодействия с ОПК. И как вы думаете, - в итоге этого визита родилось предложение создать при МГУ центр науки, технологии и образования - в интересах ОПК, - в скобочках, - лаборатория ВПК, - видите, цепочка продолжается: лаборатория. По сути дела, ребята спросили – что будет делать этот центр, сможет ли способствовать продвижению разработок ученых МГУ в практику? Я ответил: он для этого и создается. А вторая его задача – ребята, посмотрите за горизонт, на 30-50 лет вперед, как нам ставит задачу президент. Посмотрите вперед и работайте над теми задачами, о которых мы сейчас может быть даже и не догадываемся – только вы можете это увидеть.
С.БУНТМАН: Спасибо вам большое. Заканчиваем передачу на перспективной ноте.