Евгений Дога - Аргентум - 2007-10-14

А.ПЛЮЩЕВ: Доброй ночи! Это программа «Аргентум». Пользуясь отсутствием, как в студии, так и стране моей милой соведущей Ларисы Ясногородской, предлагаю вашему вниманию продолжение интервью, которое я несколько недель назад взял у прославленного композитора Евгения Доги. Для тех, кто не слышал первую часть, поясню, что повезло мне ехать с Евгением Дмитриевичем в одном купе в поезде Санкт-Петербург – Москва, так что прошу прощения за нестудийное, зато очень камерное качество звука. Самое забавное, что поезд ночной и разговор проходил примерно в то же время, в которое выходит наша передача…Вы сейчас выступаете с концертами?

Е.ДОГА: Да. Обязательно, все время.

А.ПЛЮЩЕВ: Но ведь мне кажется, что сейчас организовать такого рода концерт сложней, чем в советское время.

Е.ДОГА: Не сложнее, а очень сложно. Почти невозможно! Я боюсь, но я не очень так сказать думаю, что я привру…и скажу, что единственный, который сегодня занимаюсь на постсоветском пространстве, этой деятельностью, будем называть. Потому что живые симфонические программы поднять сегодня, я не знаю, кто занимается этим. Это по юбилеям только. А я делаю это постоянно. Вот недавно у меня был в Петербурге в Октябрьском зале, с оркестром, губернаторским оркестром петербуржским. Сейчас в октябре будет в зале Чайковского в Москве. Хотя до этого у меня был с камерным оркестром «Времена года» а в начале года в культурном центре МИДа России, очень достойное место. Вообще с этим коллективом я уже несколько раз выступал с «Временами года». Хороший очень коллектив. Ну, хороший, потому что они ко мне хорошо относятся и хорошо играют мою музыку. Я оцениваю, только пропуская через себя. Мне нравится и я это делаю, так же как и с исполнителями…кстати я никогда, у меня есть свои исполнители, певцы, певицы в основном, потому что я как-то так к мужчинам отношусь, не интересуют они меня. У меня свои прекраснейшие певицы. Не моя вина и не их вина, что их не знают. Но они выходят, во-первых, они соответствуют трем критериям, которым я следую: это талант, красота и молодость. Потому что если певица не понравилась, еще до того как открыла рот, потом компенсировать очень тяжело ей. Нужно очень здорово напрягаться, а время идет, песня не такая уж длинная, чтоб успеть завоевать публику. Поэтому она еще из-за кулис, вот должна сразу публика «Ах!» - затаить дыхание и ждать, когда откроет рот, ждать, не: «Вот, неужели это еще и поет!». Поэтому у меня очень красивые талантливые, молодые девушки, которые поют. Кроме всего я выступаю и не только в России, ну нельзя сказать, что…к великому сожалению у меня нет менеджера, который занимался бы моими концертами. Вот в Бишкек я выступал, в Новосибирске выступал, в Краснодаре, Липецке, в Калининграде, в Смоленске, в Минске, в Киеве. В Киеве еще вот будет сейчас у меня. Когда же…когда же будет? В октябре месяце, где-то через неделю после московского концерта. В Москве будет еще вот концерт на поклонной горе 30 октября. Там для ветеранов с камерным оркестром, как раз «Времена года» будут. Я люблю просто это, ну, я не говорю о Кишиневе, где я выступаю не часто, но, во всяком случае, буду чаще, когда я смогу иметь свой музыкальный салон, который строится там. Не знаю, как это все будет выглядеть, в принципе я хочу его, потом нарастить и превратить его в музыкальный центр, где хранились бы все мои фонды, потому что их страшно много. Я даже не предполагал, что у меня так много музыки! Тысячи партитур, которые нужно, где-то им храниться, так чтобы могли ими пользоваться, во-первых. Я плачусь, что много не записанного, оказывается даже в советское время все-таки многое записано. И в Москве и в Кишиневе, в Ленинграде по тому времени и все это, если собрать, это нужно куда-то поместить. И у меня много оказалось музыки для детей. Когда дети играют в музыкальных школах. Очень много из этой литературы издано. То, что опять таки не многим это везет. Чтобы напечататься надо какие-то усилия, а тут меня просто тянут, заставляют. И я с удовольствием поддаюсь этому тяготению, потому что я понимаю, что это временно, сегодня тянут, а завтра могут наоборот – отталкивать. Все может случиться. Я прекрасно понимаю эти временные параметры, нужно не отходить, а наоборот с этим, как то согласованно работать. И в дальнейшем, конечно же, если у меня…Я уверен, что эти концертные программы, у меня их 9 программ. Во-первых, «Колокола» - программа, в которой звучат все жанры. «Песни» - песенная программа, камерная программа, инструментальная, потом вокально-инструментальная, кино-музыка, детская музыка, крупные вокально-симфонические, какие-то там кантаты, поэмы. Потом большие развернутые арии, я даже не знаю, когда меня спрашивают: «В какой это форме?». Это ваше дело. Не знаю. Я пишу музыку. А форму определяйте вы уже. Потому часть из них я все время играю. Как скажем, камерную программу играл и в Москве, и в Кишиневе с камерным оркестром. Сейчас очень…кстати, с камерным же оркестром играл в Минске, сейчас предполагаю до конца года в Смоленске с камерным оркестром. Эта программа могла быть весной, но к великому сожалению руководитель решил умереть и перенесли на осень. Я думаю, если б появился бы хороший менеджер, я думаю, что этим менеджером, я настаиваю на своем мнении, раньше было государство, не знаю, как бы это называлось, ну негоже композитору ходить, искать, где играть. Должно быть, какое-то учреждение или человек, не знаю или там… Сол Юрек, который был в свое время до революции в Нью-Йорке и занимался прокатом русских артистов. Я уверен, что такую программу, которую я предлагаю, не потому что она лучше, просто она другая, она бы нашла бы своего слушателя и на Западе, я уверен абсолютно. Нет такого у меня, к великому сожалению, такого человека, потому что я знаю, что масса российских артистов выезжает туда, правда я бы не хотел такое, что в основном с диаспорой общаются, а мне хотелось бы с аборигенами общаться. Тем не менее, меня устраивает даже на этом, потому что очень много… А кстати, я в Бухаресте выступал часто. Я хочу до конца года, у меня идея фикс выступить в самом престижном здании отеля Ромен, где площадка номер один, где в Москве КДС, если это номер один, я не знаю, для меня не очень. Но она есть. Потому что там меня не знают, как великого человека, в России знают, а в Румынии нет. Потому что к нам они относятся, бесарабцы, очень плохо, и это нормально, потому что мы к ним плохо относились. Какой тебе… «…какое у тебя здрасьте, такое тебя до свиданья» - вот такая есть у нас народная мудрость. Так что занимаюсь концертами.

А.ПЛЮЩЕВ: Можно ли рассказать словами как приходит музыка?

Е.ДОГА: Если бы я знал, если бы кто-нибудь знал. Я думаю, что были бы сплошные композиторы. Вообще как приходит какая-нибудь оригинальная мысль! Музыка это мысль. Потому что никто не знает, потому что природа любого творчества – это интуиция. А что такое интуиция – это только, наверное, Бог знает. Хотя я тоже могу в силу своего понятия, я могу сказать, что такое интуиция, это энергическая масса, которая в человеке заложена при его зачатье. И она как чип разворачивается. В одном заложена, в другом нет. Или в одном заложено возможно качество, в другом…в общем чип. Вот то, что сейчас делается электроникой это попытка соревноваться с природой. Еще одна попытка, но, тем не менее, она …Я не знаю, но, тем не менее, это не значит, что это такое процесс хаотичный и абсолютно не управляемый, нет. Я думаю, что и даже этим процессом, ну, если изначально нельзя управлять, то потом можно все-таки задать программу своей интуиции, вот этой массе заявку задать. И там начинается вся работа. Ты сидишь, там занимаешься, может быть, чистишь картошку, там, на кухне сделать, не важно, а там работа идет самостоятельно. И она, в конечном счете, потом и вдруг неожиданно выдает результат и говорят: «О! Я за одну ночь написал!». Да, ничего подобного! За одну ночь и полгода. Потому что просто врут многие, к великому сожалению. Потому что если я говорю, что я написал самое расхожее за ночь и это правда, но с другой стороны абсолютно не правда, потому что я задал этот вопрос на полгода еще до того. И может быть, я занимался другими картинами, писал масляную картину, но я об этом не знал. Он думал, что я занимаюсь его картиной, а на самом деле я занимался другими вещами. Но та заявка, где-то там была отложена участок той энергетической массы, какая-то ячейка работала там на эту картину. Поэтому когда он прижал меня, сказал, что завтра у меня запись, естественно эти ячейки другие, которые работали на другие фирмы, они притихли, потому что эта крикнула «Сос!» и все заработало там! И конечно, не поддается управлению, если очень сильно хотеть и если запрограммировать себя. Потому что она думает, я смотрел фильм, что-то шел там скажем «Большой вальс» и Штраус по парку идет, услышал птички поют и… это…это такое банальное понятие, как же эта «Фабрика звезд» и прочее. Это нельзя так примитивно смотреть на это, это не так все просто. Там за две недели, там посидели, там пообнимались, там полобызались, и сразу уже звезд! Да, извините меня, звезда миллиардами лет зажигается! А тут прям за один вечер или за одну ночь, будем говорить, так более грубо. Поэтому, я думаю, музыка появляется, ее хочешь, чтобы она появилась. И если не хочешь, она не появится. Она, во-первых, музыка женского рода, если женщины не хотят, не очень она так сказать… Ничего тут особенного в появлении музыки нет. Точно так же женщина появляется, так же и друг появляется, я так думаю, если он нормальный, естественно.

А.ПЛЮЩЕВ: Можно ли научить человека сочинять музыку?

Е.ДОГА: Я думаю не только надо. А надо учить хорошо! И самому учиться здорово! И никогда собственно не прекращать этот процесс. Всю жизнь для меня каждая работа - это школа, для меня каждая работа – это академия. Для меня каждая работа – это все равно, что опуститься в океан, вот как Магеллану, там или кому… Они не знали куда двигаются. Я, значит, начинаю работать я в панике каждый раз! Потому что я не знаю, что это такое? Когда зацепку найду какую, а там зерно, я уже тогда начинаю уже кайфовать от этого! Но до этого сплошная паника! Ужас! И я чувствую свою несостоятельность, я просто, если бы не нужда, я бы это бросил, наверное, бросил бы навсегда. Вот нужда двух порядков, одна, которая идет со стороны, которая тебе заказывает вот, эту музыку, будем говорить. Да? А другая нужда в борьбе с самим собой, доказать свою состоятельность, потому что сдаваться перед самим собой – это, по-моему, хуже, чем получить пощечину. Потому что это пройдет, а вот перед собой это стыд, что ты перед собой спасовал. Я каждый раз боюсь, у меня страх, у меня есть такая слабинка записывать свои состояния в своих дневниках. Если проследить все из моих ежегодников, там можно всю мою… помимо творческого дневника, который я веду уже с 57 года. И все что мной написано, все имеет обозначение, когда написано, где храниться, кем исполнено. Вот такая, и она до сих пор ведется. Вот эта толстая тетрадь. Думается, имеется воздействие, можно оказать воздействие, можно управлять этой энергией.

А.ПЛЮЩЕВ: Бывают ли такие состояния, когда вот вам кажется, что вдохновение больше не придет? Ну, вот, практически то, о чем вы сказали, эта несостоятельность и не когда вы беретесь за что-то делать, а когда вы ну, скажем, не делаете ничего. Ну, если боязнь, что больше ничего не получиться?

Е.ДОГА: Это очень просто делается. Меня научил очень хорошо мой профессор по композиции. Говорит: «Не получается сначала, возьми с конца. Если сидеть на том, что не получается, это можно погубить себя запросто. Тут же на корню. И больше никогда не вернешься к творчеству!» Поэтому не получается с этой стороны, возьми его с другой стороны. Так как битва. Не получается с левого фланга, возьми с правого фланга! Или возьми с тыла. И все! И тогда вообще наголову расшибешь этого врага. Это мой тоже противник. Только тот видимый, а этот невидимый мой противник. Вот задача – это противник. А вот воплощение этого противника, мотивчика, этой музыки нет, где его найти? Поэтому я беру, какой есть. Потом он начинает наращиваться, как картошка, вот я говорил уже про картошку. Потом начинаешь чистить, оказывается, там…потом начинаешь ее варить, потом начинаешь ее с приправой. Пять лет я говорил изначально, что все в природе банально, на столько банально, что гениально банально. Какое то, что ничего общего потом с конченым результатом не имеет, но это уже отправная точка и это уже самозаряжающееся устройство. Вот, все равно что вот спичка или все равно, что у дизеля…по утрам там у нас дизель…ведь никогда ж не заведется, это ж страшная машина, мотор, огромный и такой масенький когда моторчик, ил скажем у машины стартер, маленький динамика…Да? Который приводит в движение все. Вот эту маленькую динамо машину или стартер или моторчик, надо в себе ее найти, для начала, может быть, она будет не той марки, не той, которая тебе нужна для конечного результата, чтоб давала тебе искорку. Эта масса твоя с какой-то с левой стороны слева, справа, сзади спереди, чтоб она зажглась, а когда она зажигается, начинается самозаряд. Вот, начинается накопление энергии, то уже сюда начинает поступать к голову и ты «Точно!» и уже на коне и у тебя появляется... Вот это и есть вдохновение, а не от птичек там и не от красивой женщины. Красивую женщину надо просто обнять и делать все, что полагается с женщиной, а не привязывать это к творчеству, потому что это не имеет никакого отношения к творчеству. Потому что все творчество, так же как и любовь, все вот здесь, а не там! Не везде! Это дотация, все равно, что кислородная подушка для больного. Да, он хорошо себя чувствует, когда дают кислородную подушку, отними и он умирает. Поэтому лучше зарядное устройство свое заставить работать. Это самая сложная задача, но процесс осознанный, он не стихийный, то есть им нужно управлять, и нужно заставить этот организм работать, производить вот эту энергию, чтобы то, вот внутреннее пространство, которое притихшее там, естественно, как вулкан Этна, там…Вот, сейчас заработал. Нужно, вот ту искру от которой возгорится пламя, приходить к Ленину Владимиру Ильичу.

А.ПЛЮЩЕВ: Вы сказал, что пишите музыку для кино, но наверняка и смотрите тоже кино современное российское. Нравится ли вам там музыка, которая там звучит, в современном кино, и может быть, сериалах? Потому что сейчас это…Очень многие музыканты которые в том числе приходят к нам в программу, они рассказывают, что пишут музыку для сериалов, и так далее.

Е.ДОГА: Есть разные по качеству музыки. Есть которые нравится, знаете, я слушаю, и не нравится вообще…А что вообще не нравится, потому что исчезла симфоническая музыка. Все что вот дается по телевизору, за очень-очень небольшими исключениями все это электроника. Электронная музыка, как правило, пишется полупрофессиональными людьми, которые прекрасно знают компьютер, которые прекрасно знают синтезатор, и управляют этими механизмами великолепно. Но что отсутствует в этом великолепии, отсутствует мотивчик, про который я говорил. Мотивчик он рождается, так как я все это описал, как я понимаю это, не вовсе что именно так и других должно быть. Или быть ключом к любому творчеству. Для меня лично, я все только опираюсь на собственный опыт и на собственное видение этого процесса. Бывает очень удачное оформление фильмов. Хотя мне трудно бы сказать, что такая музыка могла бы быть самодостаточной, что она могла бы жить сама по себе. Такой музыки, честно говоря, я даже не могу назвать. Вот действительно хорошо ложится на экран, хорошо очень сопровождает там это…Но самодостаточной я бы ее не назвал. И, наверное, потому что люди работают в узком направленном каком-то русле, что ли - вот кино. Вот все сопровождать вино. А я когда пишу скажем, я опять же для себя…Вовсе не значит, что даю оценку этой музыке. Пусть она себе живет на здоровье. Делаю немножко иначе. Вернее исхожу немножко из других позиций. Из того из образного какого-то обобщения. Если это там бой, я отношу это к борьбе добра и зла, а не просто к конкретной обстановке там боя. Вначале, да. Когда я только начал писать для кино, да. Для меня немцы были немцами, советские - советскими, это имело музыкальные символы, сейчас я просто вижу иначе просто - обобщениями большими. И это мне дает возможность не только вот идти не просто сказать сопровождать, а идти параллельно наравне с героями, с актерами, с ситуацией. То есть эта музыка претендует на роль, на свою роль. Не на оформление, как обычно там – коврика. А на такую же ноту в этом звукоряде, без которой нельзя обойтись. А если можно обойтись, значит, она может и отсутствовать, и не заметишь. Собственно так же, как и на улице в огромнейшем потоке людей, вряд ли кто-нибудь достойный, скажем достойный человек, захочет пройти, и чтобы его почитала публика, вряд ли…его не заметят, он там утопнет. И надо быть или очень разраженная обстановка или быть очень ярким, чтобы заметили. Вот в кино музыка должна быть яркой. Она должна быть яркой образно, не обязательно мелодия, потому что музыка это не только мелодия - здесь все. Потому что, так как и человек не только лицо, но и все остальное, это тоже человек и это должно быть гармонично. А если молдавская морда и китайский костюм, как будто кто перепутал. Кстати, такие случаи бывают, я часто люблю наблюдать за людьми думаю: «Бог тут перепутал явно голов. Не к этому человек должна была голова эта относится».

А.ПЛЮЩЕВ: Говорят, что при советской власти было легче. Прежде всего, потому что была система, с одной стороны, те которые были вне системы, они с ней боролись, люди творческие, и в этом находили творческие силы. Сейчас не с кем бороться и творческих людей не осталось. С другой стороны, те, кто были в системе, она о них заботилась, она позволяла безбедно существовать. А сейчас не для тех…и тем плохо и другим плохо. Что вы думаете по этому поводу?

Е.ДОГА: Я думаю, что советская система я меня, занимает это очень часто этот вопрос. И у меня абсолютно для себя такие видения проблемы, что система была - механизм сам, потрясающий точно отработанный, он был сбалансированным. Скажем в той же музыке или в той же академической науке, музыке я имею в виду академической. Потрясающе, она жила всегда очень хорошо. Почему? Кстати, и государство на этом ничего не каких затрат не несло. Вот так умно построена система была, что государство не тратило денег. Сейчас государство пытается тратить деньги. Зачем? Когда можно потратить их другим способом? Вроде все находится в балансе, все, что выходит за рамки баланса, приводит к цунами, «Катринам» и другим. Баланс в чем заключался, скажем, эти массовые жанры, которых тогда не было этого шоу там, музыки или попсы. Не было этих понятий, но была массовая музыка, это называлось. Массовая советская музыка. Песни, эстрада. И была академическая музыка. Доходы, которые одно и другое получает -разные абсолютно. Не в пользу академической музыки, конечно, она была всегда дотационной и была сверхприбыльна легкая музыка. Сверхприбыли шли на покрытие этой дотационной классической музыки. Или музыки серьезных жанров. Сейчас этого нет. Сейчас шоу- бизнес, который обладает огромнейшими средствами, которые абсолютно никуда не идут, кроме как в собственный карман. И никто ничего не покрывает. Исчезли фонды музыкальные или там киношные фонды. Исчезли там творчество таким образом. Исчезли всякие льготу, которые были для ….Сейчас членство, состоять членом в союзе композиторов, абсолютно, чисто номинально, не имеет никакого смысла, практического, я имею в виду. Потому что естественно, тогда было лучше. И дело не в идеологии, в идеологии много добровольно, можно было…я лично не относился к идеологическим композиторам, руководил секцией творческой молодежи ЦК комсомола. Вовсе это не обязывало меня писать только о партии. Я писал, о чем хотел. И то, что я писал тогда, я же говорил вам, что я исполняю в концерте, что было написано 30-40 лет тому назад. То есть именно в то время, и ничего не устарело. Потому что я выбирал те темы, которые живучи, что ли. Но я не знаю, чтобы, что-то из того, что написано…Даже вот буквально я слушал праздничную увертюру Шостаковича посвященную 19 съезду партии который я играл будучи еще студентом консерватории, в студенческом оркестре. Она настолько совковая, настолько схематичная, настолько она заказная, что просто диву даешься. Кто его заставил что ли? Нет никто не заставлял, он написал ее абсолютно добровольно. Сплошные фанфары, сплошная…ну, что это такое?! Ну, нет, я уже не говорю о самой схеме. Там точно прочитывается. Ну, учебник «Теории музыки» там тебе главная партия, там тебе точно вычерчена побочная партия, потом они сталкиваются, потом побеждает главная партия, предполагается. И жизнеутверждающий финал. Это ужасно! Никто не заставлял такие вещи. Заказывали. Можно отказаться, они другим заказывали. Ты отказался, напишет кто-то другой. Мне заказывали, и я выполнял эти заказы, но я выбирал темы для себя, и это устраивало партию.

А.ПЛЮЩЕВ: Я слышал о том, что вы практически открыли Софию Ротару?

Е.ДОГА: Жалко, что она этого не делает, потому что мне, честно говоря, обидно…не столько за нее..потому что она от этого не теряет и не приобретает, а обидно за прекрасную легенду ее появления. Вообще у каждого из нас есть легенда. И мы ею с удовольствием делимся. Вот скажем, как я состоялся. Как она состоялась. Это всем очень интересно. Она начинает там...Она поет «Червону Руту», ее в помине не было. Она бы до сих пор…Я уверен было масса достойнейших певиц, которые поют потрясающе, никто ими не интересуется, потому что нет вот этой спички, которая, этого моторчика, дизель огромный…На самом деле она может быть не дизель, а огромнейший титан. Вот не было запала, запальника в ружье…и все. Значит, этот запальник получился чисто случайно, не по моей воле, ну, так сложилось. Я написал песню «Мой белый город». То, что не только она появилась, и я появился вместе с ней. И кто исполнит? Была в это время…А София занималась тогда заочно с Черновиц, она в Черновицах в самодеятельном коллективе «Семеричка» или «Северичка» там называлась коллектив. Она училась на заочном факультете, на хоровом факультете на втором курсе и сдавала сессию в это время. Знали мы все, не так уж много молдаван на этом белом свете. И она поет великолепные старинные романсы. Когда встал вопрос, кто будет петь? Кадрян у нас там тогда была, но она че то она закапризничала или больная была, или какие-то дела были, я не знаю…Конец года надо сдать фильм. Не сдашь премиальных не будет и там взбучка по партийной линии короче была проблема очень остро стояла и вот она …. И вот режиссеру фильма Георгия Воды вспомнил, что есть сейчас на сессии какая-то София Ротар, она великолепно поет старинные романсы. Пусть она напоет нам эту песню, потом мы найдем хорошую певицу, главное сдать фильм вовремя. Ее разыскали в консерватории, она стала отбрыкиваться: «Нет, я вообще не эстрадная певица, у меня вообще еще и сессии». В общем, не ее это дело. Но мы были поставлены перед очень жесткими условиями, которые нам диктовала ситуация, киношники народ не очень то церемонный ее в автобус и в студию. Вы понимаете, опять таки, вот так должно было быть. Каким образом, получилось так, что и тональность и фонограмму, которая была уже записана – все абсолютно сошлось. И диапазон, вот который…один к одному. Я только наиграл, она схватила. Она вообще музыкальная девушка. Спела она первый раз, мы там обалдели от всего, что услышали, она сама. Она сама потом пришла туда: «Очень тяжело!», злая вся. Смотрю, увлажняются глаза, стала… Она себя первый раз услышала на профессиональной записи, потому что у нее ничего не было подобного, в этой… у нее. Попросила: «Можно я еще раз спою?». Она еще раз спела, и это стало ее судьбой…потому что эту запись потом в Москве на …Как его… назывался? Телефильм, не Телефильм? Телефильм, по-моему, назывался, студия, которая выпускала эти фильмы заказные. Телефильм, по-моему, те слушали несколько раз, вот эту песню, специально ставили концовку, потому что она в конце фильма была. Весь фильм там просто импровизации, она тоже очень здорово их сделала. Потом это еще не дало в рамках там, этого ведомства, но песня взяла потом вторую премию на конкурсе Всесоюзном и дальше уже песня толкала. Песню записали, сдали фильм, и она ушла в свои Черновицы, но туту пошло уже другое, надо было ее вернуть. И пришли мы, пришел я к Юрию Васильевичу Селантьеву, для записи, тогда они нас искали, а не мы их. Тогда они нас искали, а не мы их! Вот, что было хорошо! И мы записали фонограмму, притащили Софию туда, это дело, курировал запись радиостанция «Маяк», был Чермян Касаев такой, редактор и Люда Волосова. И сейчас живые люди, которые есть и сегодня. Там была страшная мука потом, у нее был акцент, потому что у нее была такая немножко цыганского налета, чего нельзя было в те времена, особенно. И, тем не менее, сделали эталонную запись, которую можно слушать до сих пор. Это вот она пошла вот эта запись. «Музыкальные встречи» - были тогда. Получасовая программа на телевидении, пошла она, пошла Кадрян и пошли Суручаны…она вышла в этой получасовке, дальше пошли, дальше пошли «Огоньки», дальше пошла «Песня года» раз, пошла «Песня года» два. Потом песню рекомендовали на «Золотой Орфей» - от всего Союза. Опять таки, вот так сложилось. И кто будет петь? Вот здесь вот пошла, и могла быть закончена, вот эта лестница. Кто будет петь? Вот, там я говорю «Певица, которая сделала эту запись, она должна петь» - Нет, нам нужна хорошая певица, и Свету Рязанову готовили, сняли даже ее клип, в то время слова такого не было. Поет он на Арбате «Мой белый город…из камня». А я настаивал на своем. Тогда борьба была, ЦК же решал этот вопрос, не столько Министерство культуры. И я уже был в Болгарии, а Софию все никак не пускали. Потому что не она должна была идти. Лишь потом она появилась, пока они все-таки…Я говорю: «Или она или…». Не потому что я был против там Светы: «…она хорошо поет, какие претензии? Потому что ее никто не знает?»…А получилось так, так свела судьба и Свету Резанову кто знает как певицу? Ну, знает кто-то кто в те года…, а София осталась. Далее…опять таки…перед этим еще…не так все просто. Надо было все-таки, потому что я знаю, как она должна быть, София Ротару, а не Ротар. Потому что всем молдаванам убрали «у», чтоб не было похоже на румынские фамилии. Раз есть такой народ, раз придумали такой народ, он должен был обозначен чем-то - всем убрали «у». Слава, Богу, в моей фамилии нет этого «у», и нечего было убирать. У нее убрали - она была София Ротар. Я пошел к секретарю Обкома Черновицкого, к товарищу Дэкосарову. У меня все ест об этом, есть фотографии, есть это все…Она об этом ничего не знает. Кстати, она могла и не знать, я ей об этом…Она не знает источников. Так же она не знает, как закончила консерваторию. Я пошел к секретарю ЦК по идеологии в Кишиневе и просил, чтобы у нее приняли экзамен. Есть масса таких…не потому что…Да, меня уважали, слава Богу, и я мог просить, хотя сам нуждался в помощи. Стала она София Ротару, пришла она София Ротару в Солнчев бряк в Болгарию, получила первую премию, не Гран При. Гран При подучила шведка. Вот. Но все равно это было хорошо. И отсюда пошло дальше. И три года она жила по сути дела на моем репертуаре. Вот я сейчас нашел сейчас в своих архивах фильм, снятый в те времена Эмилием Лотяном. Не просто так просто. Как раз там четыре вещи она моих поет, на которых она была на «Огоньках» на всяких, всяких и ничего никаких там «Рут» в помине не было. А дальше ее перехватил этот бизнес. И, слава Богу! Пусть она себе живет на здоровье. Я хотя, очень переживал, потому что я уже привык к этому голосу и писал не на ее голос, а писал в таком плане. И стал искать подмену, потому что она пошла, дальше действительно «Червона Рута» пошла, прочее…Там уже пошла другая музыка, другого направления, она такая бодрячковая. Потому что я люблю мелодию. У меня другая музыка просто, другое направление. И она очень справедливо однажды сказала: «После этого «Белого города» я ж должна целую программу еще петь! А там надо выложиться!» У меня голосовые вещи, а не опускать на полтона…Поэтому она очень решила…я не знаю, я не могу это осуждать. Каждый имеет право на свою самостоятельную жизнь, поэтому на свой выбор. Она выбрала и, слава Богу! Но почему она, так сказать, как-то умалчивает это? Я не вижу оснований. По-моему наоборот, она приобрела бы еще больше симпатий, которых у нее достаточно, но другого качества еще симпатии. Чисто человеческие, потому что я помню…Я вот рассказал, кому я обязан! И Павлу Ивановичу Бочинину, и Гершвельду, и этой Вере Ивановне, и массе людей, которым я обязан тем, что они мне помогли в становлении. И я думаю, не будь этого случая, я думаю, что она могла бы, я может быть, конечно, она хуже бы не стала петь. Но тот случай, когда у нее нет никакой школы. Ей дал Бог, в готовом виде, в упаковке. В то время, когда другие учатся, учатся много и достигают действительно хороших результатов, но так особо блеска так и не добиваются. Потому что все, что сделано природой, тут уже поспорить с ней очень сложно. Вот у нее была готова изначально. Потому что она уже на «Белом городе» уже была той Ротару, которую мы знаем. Или как она спела «Молдавские Кодры»! До сих пор никто лучше, моя же песня, лучше нее никто так и не спел. Она, так походя, просто так это делала, такой удивительный человек!

А.ПЛЮЩЕВ: Хотел спросить, какое ваше произведение вам самому наиболее близко? Какое самое любимое? Можно ли вообще из них выделить, какое-нибудь одно?

Е.ДОГА: Можно. Хотя я, для меня я в каждом произведении большом или малом, большой или малой формы, я стараюсь выложиться максимально. И говоря о страхе, о котором я уже говорил, я каждый раз боюсь чего-нибудь недосказать в большом или маленьком произведении. Потому что страшно! Еще страшнее, боюсь, не дай Бог, кто-нибудь заметит это. И тем не менее, есть…Когда менялось тысячелетие, меня спросили, чтобы вы взяли в 21 век? Я говорю, что я готов отказаться от всего, и взял бы только балет «Luciafarul», который мне очень нравится эта работа. Ту, которую я за два с половиной месяца и одиннадцать лет. Потому что вот - это всплеск, это был какой-то, это не семь картин, это просто один какой-то большой ритуал, посыл, вот туда вверх, который думаю, что исходил вот отсюда. Но видимо, привнесенный оттуда же!. Видимо просто было возвращение, какое-то этой энергетической массы вот сюда. Потому что, я не могу отнести это к каким-то земным категориям, потому что мне не понятно самому, когда я анализирую, иногда я слушаю свою музыку. И не понятно, она не могла у меня появиться. Просто ей неоткуда было появиться. Потому что там Карпатские какие-то, какого-то колорита вещи, которые…я там никогда не жил и никогда там не был! Какие-то вещи, которые я не знаю откуда?! Каким образом они ко мне попали?! И там танец калушар, это вот эти саамы, которые свое начало берут от древних римлян! Каким образом попали, я их никогда не видел! Вот такие вещи, которые мне не понятны, поэтому я очень дорожу этой работой. И таким образом, она мне доказывает то, что все-таки из себя можно там, извлечь очень многое, если очень сильно себя подготовить к этому и себя подготовить можно очень сильно, если этого очень хотеть. Я думаю вот сейчас на данном этапе, говоря о «Диалогах любви» я страшно очень хочу. Я сейчас закончил, наконец-то самостоятельно либретто, которое я упорядочил. Потому что все равно ж мне писать. Уж лучше сам я его сделаю, какое я хочу. Тем более, что оба героя у меня поэты сами. И Минеску и Вероника Микли, которая его возлюбленная, она тоже поэтесса и ничуть не ниже его самого. Поэтому не надо придумывать стихи, там все написано. Их нужно только… часть уже музыки исполнялась в концерте дважды. И это производит очень хорошее впечатление. Так я думаю, что ее и сделаю. Так что вот.

А.ПЛЮЩЕВ: Для Вас вообще есть разница в походе к написанию произведения большого масштабного или небольшого, не только по продолжительности и по жанру? Симфония, песня…

Е.ДОГА: Нет. Для меня одинаково сложно. Потому что я говорил, что я пишу очень быстро и очень легко, но очень медленно, и очень тяжело, потому что я очень долго готовлюсь. Это мучительный процесс. Но для меня тяжело, писать и симфонию и песню, потому что я, опять таки, повторюсь, я пишу не формы, а пишу музыку. Музыку придумать очень, очень тяжело, Именно придумать или извлечь, будем говорить точнее, извлечь оттуда это. Потому что для меня и в том и в другом случае нужно найти зерно. Это зерно найти, мотивчик, я его называю, очень примитивными такими словами. Вот этот мотивчик, который он странно… и не надо мучиться ответом, ковыряться и его все время трогать этот мотивчик. Я не поступаю так. Я ищу такую формулу его проявления, которой нельзя было бы ничего поменять и в данном балете и в той же песне в «Белом городе» я ничего не могу поменять, и в этом вальсе, который из «Ласкового зверя». Ни одной ноты я не могу поменять там! Там все на месте! Вот я ищу такую формулу, складывания своей музыкальной идеи, в которой все должно быть совершенно. Но, по моему пониманию, естественно. Потому что любой взялся бы за любую из этих тем, и он бы ее развил иначе. Но опять таки исходная, и отправная точка – это заказ. Сам себе заказываешь, заказ в своему внутреннему Я и оно пусть там разбирается, а ты спи в это время.

А.ПЛЮЩЕВ: И, наверное, последний вопрос. Есть ли у вас не изданные произведения?

Е.ДОГА: Да сколько угодно!

А.ПЛЮЩЕВ: Да? Будете издавать? Или вы уже оставили…

Е.ДОГА: Вы знаете, у меня есть одно издательство, которое уже много лет настаивает на то, чтобы я у них издал все, что я написал. Я очень благодарен этому издательству, но я не могу этого делать, потому что много вещей не стоит того, чтобы их…Скажем у меня пять струнных квартетов, которые я параллельно переделаю оркестровые сюиты. Чтобы можно было исполнять не четырьмя инструментами, а камерным оркестром. Лучше звучит. Это я убедился первый раз, Когда исполнил это в Бухаресте камерным оркестром в Доме радио. И потому я уже все последующие все квартеты, я писал уже параллельно и квартет и, чтобы можно было…например, пятую строчку писал, для того чтобы можно исполнять или там шестую даже строчку добавлял, какую-нибудь там флейточную или там габой, чтоб можно было исполнять камерным оркестром. Но не все скажем…Первый струнный квартет, который я написал в консерватории под руководством своего профессора, я не считаю это самостоятельной работой. Потому естественно я не могу издать, хотя, было бы нормально все пять издать. Вполне возможно, что я так и буду издавать. Но пока еще не созрел, чтобы рискнуть, чтобы выдавать свой первый квартет за свой. Это под руководством моего учителя. Все мы знаем, что такое руководство учителя. Он там вычеркивает целые страницы, и там поправляет так, что там живого места не остается.

А.ПЛЮЩЕВ: Это был Евгений Дога, знаменитый композитор, которого я, пользуясь, случаем благодарю, за это интервью. В программе «Аргентум» уже в полном составе ведущих, с Ларисой Ясногородской, мы встретимся уже через неделю. А на сегодня все. Пока.