Андрей Бартенев - Андрей Бартенев - Доброй охоты! - 2007-04-27

АМАЛИЯ: А вот если Вы думаете, что это я пою, Вы ошибаетесь. Это поет шляпа Андрея Бартенева. "Хэппи бесдэй" поет его шляпа. Вы знаете, я даже не стала что-либо писать к сегодняшней программе. Даже пытаться что-то узнать об этом человеке, потому что все равно о нем ничего не узнаешь толком. Он такой таинственный, он всегда в маске. Вот и сегодня он в маске, в шляпе, в перчатках. Нет, я час одевалась дома, чтобы хоть как-то соответствовать. В итоге я во всем самом дорогом…

ЕКАТЕРИНА ГОРДОН: И блястящем.

АМАЛИЯ: И блястящем. А на Андрея все равно все обратят больше внимания, чем на меня, если мы появимся рядом. Зато дочь дала мне ко всему прочему к моим белым сапожкам…

АНДРЕЙ БАРТЕНЕВ: Шикарным сапожкам.

АМАЛИЯ: Андрей, неужели они заслужили Вашей похвалы! Как это прекрасно!

А. БАРТЕНЕВ: Ставьте ноги на стол.

АМАЛИЯ: Ну, так вот. Дочь мне еще выдала еще корону, красную, блестящую, которою еще можно носить, как козырек от солнца. Вот так вот. Ну, в общем, первое, что бы хотелось спросить: Андрей, а что Вы такого в своей жизни смоделировали. Вы же еще и великий русский модельер, как оказалось.

А. БАРТЕНЕВ: Добрый вечер, друзья. Давайте, мы поздороваемся.

Е. ГОРДОН: Представимся. Кроме Амалии в короне.

АМАЛИЯ: Да, представимся. Катя Гордон в студии. Да, кроме Амалии в короне, я так прямо заволновалась вся.

Е. ГОРДОН: Бедненькая, в черненьком сидит Катя.

АМАЛИЯ: Да, бедненькая, в черненьком. Просто блондинка Гордон. Не знаю уж кто она в этой жизни. Я бы плакала просто на ее месте с утра до вечера.

А. БАРТЕНЕВ: А у меня поющая голова и желтые брови. Бумажные, желтые брови. И Рома Ермаков с нами.

АМАЛИЯ: И Рома Ермаков с нами.

А, БАРТЕНЕВ: Он сегодня в образе японской матрешки.

АМАЛИЯ: Вот, японская матрешка Рома Ермаков, у него написана какая-то мадас…

РОМАН ЕРМАКОВ: Модус инфекция.

АМАЛИЯ: Модус инфекция. Что же это такое?

Р. ЕРМАКОВ: Это мы там были. Это в Литве каждый год проходит фестиваль "Модус инфекция". И я показывал в этом году перформанс, который назывался "Колбаса уходит под воду".

АМАЛИЯ: Мило!

Р. ЕРМАКОВ: Под хити группы "Аквааэробика". И там самое прекрасное было то, что мы пригласили католический хор из церкви. И они пели такую ораторию, которая называлась "Колбаса, ха, ха, ха, ха, ха. Колбаса, ха, ха, ха, ха, ха". И бросали, у них были заготовлены такие колбасы с молотком привязанным. И стояли большие 20-литровые такие прозрачные формы с водой. И они поют и туда бросают колбасу. И она так буль, буль, буль тонет. И молоток стучит о дно. И я в это время на таком длинном, невероятной красоты подиуме выстраивал пианинные клавиши, очень высокие, высокие, черно-белые.

АМАЛИЯ: Они были из людей из живых, наверное.

Р. ЕРМАКОВ: Из коробок. Но они были такие красивые. Они были тоже в виде молотков. Такие вот. Ну, вообще, перформанс очень тяжело рассказывать. Потом вышла Фролова и стала петь свой хит типа там "Итс со хард то хов хироу ин е харт".

А. БАРТЕНЕВ: Супер хироу.

Р. ЕРМАКОВ: А, супер хироу ин е харт.

А. БАРТЕНЕВ: Да, значит, давай, мир изменим вместе. А я супер герой, но ты всегда более супер герой. Давай, мир изменим вместе. Перевожу на русский язык.

АМАЛИЯ: Ну, вот и интересно проговорить про мир, который можно изменить вместе. Вот Вы его меняете, Андрей? Мир?

А. БАРТЕНЕВ: Мир?

АМАЛИЯ: Или Вы просто модельер все-таки? Великий русский. Будем от этого отталкиваться.

А. БАРТЕНЕВ: (Смех). Вы знаете самое смешное. Я все время вспоминаю песню вот эту "Дельтоплан". "Лети мой дельтоплан". Вот, наверное, я его смоделировал. Лети, порхай всеми медийными каналами. Люди, как говорят "Бартенев", сразу видят этот дельтоплан, который он смоделировал из (НЕ РАЗБОРЧИВО) американского дизайнера Дэвид и Голиаф.

АМАЛИЯ: Вот. Трусы Вы несете на день рождения.

А. БАРТЕНЕВ: Да, мы идем к Агагасферу в "Кризис жанра". Мы будем там через час. Приходите все. Мы будем плясать там до упаду. Вход бесплатный.

АМАЛИЯ: Я думаю, что сейчас слушатели "Эхо Москвы" уже засобирались.

А. БАРТЕНЕВ: Конечно, надевайте самые яркие чулки, носки, головные уборы самые зычные и юбки самые, это самое руковастые.

АМАЛИЯ: Оборчатые. Руковастые юбки.

Е. ГОРДОН: Это самое. Хочу внести в наш милый междусобойчик типа серьезное зерно. Такой практически метофизический вопрос. Чем искусство отличается от жесткого стеба?

АМАЛИЯ: Вот так вот.

А. БАРТЕНЕВ: Слушайте какая-то прямо пауза. Мне кажется, ничем.

Е. ГОРДОН: Пять балов.

А. БАРТЕНЕВ: Как только Вы говорите "Жесткий метафизический стеб", ну, конечно же, это искусство. Ну, какие еще могут быть другие варианты? Никаких.

Е. ГОРДОН: А можно все?

А. БАРТЕНЕВ: Ну, у меня то существуют такие моральные, гуманные ограничения. Я не люблю детоубийства, животноубийства. Я не люблю прямо ну всякие там испорожнения я тоже не могу им посвящать свою жизнь. Мне все время хочется, чтобы если уж ты что-то из себя выплескиваешь, то это были блестки, краски какие-т яркие, какие-то формы непонятные.

АМАЛИЯ: Сейчас кто-то подумал: вот так вот. А вот я буду какать блесками. И будет это перформансом, вот так вот.

А. БАРТЕНЕВ: Почему, да, хорошо. Вот пусть Бартенев поплачет.

Р. ЕРМАКОВ: Я могу сразу же сказать, что он станет сразу же видео художником. Ему нужно снять кино, как он эти блески в себя запихивал. Это будет самое популярное видео на всех биенале.

АМАЛИЯ: Ну, да, кстати, о биеннале.

А. БАРТЕНЕВ: Что? Что такое кстати? Кстати, у нас здесь стоит кактус.

АМАЛИЯ: Ну, вот, Андрей, когда Вы сидите за столом в Вашей шапке и в прочих других шапках… У Вас же их много, я видела много шапок. Ну, не много, но какие-то я видела…

А. БАРТЕНЕВ: Одна из них называется 52-я венецианская биеннале.

АМАЛИЯ: Да, вот в которой Вы будете участвовать же.

А. БАРТЕНЕВ: Да? в этом году такое совершенно знаменательное для меня событие, я думаю, что в целом для российской культуры. В этом году комиссар русского павильона на 52-й венецианской биеннале Василий Церители и куратор этого павильона Ольга Свиблова, всеми нами любимая. Женщина герой. Ну, если сказать "Ольга Свиблова", все сразу же знают. Это родина мать с мечом или с фотоаппаратом, которая стоит на кургане. И Ольга пригласила 7 художников. Это группа "АС" 4 человека, Юлия Бочкова, Арсений Мещеряков и Саша Пономарев и я. Т.е. 8 человек получается. 8 человек. И каждый из этих художников делает такие всякие разные прекрасные проекты на тему интерактивности, интернета, мультимедийности и засорения нашей души, нашего сознания таким мультимедийным пространством. Я делаю весь наш павильон, и вообще самое главное название всего павильона дала Юля Бочкова своим проектом, который называется "Клик ай хоуп". Т.е. там как это… ой, забыл, как клик переводится на русский.

АМАЛИЯ: Ну, чвак, чвак.

Е. ГОРДОН: Нажимай.

А. БАРТЕНЕВ: Да, типа там нажми, я надеюсь. Он уже есть, это огромный интернет проект. Там люди входят в этот портал. И там если он надеется, то он там находит свой язык. Там 50 языков. Он находит свой язык. Там нажимает. И от этого нажима слово, там счетчик стоит, слово начинает увеличиваться. На каком языке. Там русское, например "я надеюсь". Оно так пум, русский если зашли 100 человек, раз, слова "я надеюсь" больше, английское меньше. Потом англичане нашли 1000 человек, зашли туда, накликали, и английское больше. Японцы зашли и японское. А китайцы зашли, вообще…

Е. ГОРДОН: А потом пришли китайцы, и программа полетела.

А. БАРТЕНЕВ: Да, и один иероглиф такой огромный. И в контекст вот этого "Клик ай хоуп" я сделал проект такой светодиодный, светодиодная скульптура, которая называется "Коннекшн лост" – "Контакт потерян". Как вот бывает в телефоне. Вы говорите – "Коннекшн из лост". И вот значит и еще у них второе название "Поле одиноких сердец" моей вот этой вот скульптуры. Потому что вот это "Коннекшн лост", оно пришло, конечно же, от наших супер актуальных кураторов, от Ольги Свибловой. Она говорила: нет, нужно, чтобы это все понимали, чтобы все на это реагировали. Нужно чтобы это было агрессивно. И в итоге стало называться "Коннекш лост". Но я стал копаться в своем детстве и понял, что же я делаю то вообще. И вспомнил сказку Волкова "Волшебник изумрудного города". Когда наши герои там Тотошка, Элли…Энни или Элли?

АМАЛИЯ: Элли.

А. БАРТЕНЕВ: Элли. Ну, у Вас же дети, Вы лучше знаете.

Е. ГОРДОН: Дровосек и Гомофоб.

А. БАРТЕНЕВ: Дровосек и этот самый чучело…

АМАЛИЯ: Страшила, да.

А. БАРТЕНЕВ: Страшила.

АМАЛИЯ: Тотошка. Трусливый лев.

А. БАРТЕНЕВ: Тотошка и лев. Тресливый лев. Они попадают в маковое поле. И все биологические существа засыпают в этом маковом поле, в этом огромном. И я помню эту картинку. И их спасает Страшила и Дровосек. Так вот мои вот эти диодные шары, они вот так вот вращаются, носятся, носятся. И вот это "Коннекшн лост", как поле одиноких сердец. Т.е. такие уснувшие сердца. Вот в нашей супер гипер активной, не знаю, там деловой жизни это все равно поле одиноких сердец. Потому что все там в интернете чего-то ковыряются. Они, все равно они в каком-то находятся в неконтакте. Они как будто бы утеряна вот эта связь…

Р. ЕРМАКОВ: Между собой.

А. БАРТЕНЕВ: Да, я разговариваю с Вами и получаю от этого наслаждение. Нет, я Вам пишу и от этого поучаю другое наслаждение. И вот про эту ситуацию, про то, что мы в таком супернаселенном мире, супер перенаселенных городах, но мы одинокие сердца, и почему мы одинокие сердца? Потому что контакт потерян, все.

АМАЛИЯ: Глубокий, философский смысл.

А. БАРТЕНЕВ: Да, но красота невероятная.

Е. ГОРДОН: А вот значение тусовки в современном искусстве? Поговаривают, что та же Ольга Свиблова это такой тоже мега монстр и высиживают часами фотохудожники у дверей ее кабинета. И, говорят, что если с ней не подружиться, будешь в полной опе, как Вы скажите? Отреагируйте на это утверждение.

А. БАРТЕНЕВ: Я прямо не знаю ничего про опы, я знаю про поп-арт.

Е. ГОРДОН: Поговаривают, что тоже есть какая-то странная метафизическая связь.

А. БАРТЕНЕВ: Да, уж точно.

АМАЛИЯ: Уж не без этого.

А. БАРТЕНЕВ: Ну, тусовки и вот это высиживание. Вот мне бы хотелось рекомендовать этим людям, которые высиживают, найти себе предмет, который они высиживают там, и вот тогда это будет небесполезное высиживание.

Е. ГОРДОН: Ну, тусовка все-таки правда влияет на там развитие?

А. БАРТЕНЕВ: Да, конечно же. Ну, это, как и в политике существуют свои партии, свои кланы. В бизнесе существует своя политика, свои кланы. В артбизнесе, это та же самая структура, что и обычный нефтяной бизнес. Совершенно все то же самое, то же глаза порвут, моргалы выколют. Ой, рот порвут…

Е. ГОРДОН: А вот у меня к Вам прямо просьба.

А. БАРТЕНЕВ: Давайте.

Е. ГОРДОН: Научите, пожалуйста, отличать вот бяку от хорошего. Вот есть это некое современное искусство. Кто-то говорит, что это полная лажа и просто людей на деньги разводит. Вот поставят на арт поле какие-нибудь хрени, скажут, что это стоит дорого.

АМАЛИЯ: Ой, да, красиво, берите, берите, мужчина, берите.

А. БАРТЕНЕВ: Хватайте.

АМАЛИЯ: Девочки, все размерчики, берем. Попарт, попарт, попарт, берем. Бижю, бижю.

А. БАРТЕНЕВ: Биоконструктивизм. Деконструктивизм.

Е. ГОРДОН: Понятно, что есть какие-то люди от искусства, например, там Марат Гельман, который реально этим занимается. Он понимает, там не все так просто. Что не просто. чего хочешь, придумал. А есть какие-то законы. Как отличить реально талантливого человека вот в этом современном искусстве от вот голого короля, которому еще деньги надо платить.

А. БАРТЕНЕВ: Мне помогает мой безумный эгоизм. Т.е. я настолько люблю себя, что если я вдруг вижу вещь или предмет современного искусства, который меня удивляет, радует, насыщает, то я готов отдать все ради вот этого наслаждения. Потому что я думаю, вдруг я, я столько живу, я столько уже вижу, и вдруг я встречаюсь с этим экспериментом, который я вообще не мог предположить в своей жизни. И вот моя сразу же душа распахивается. И все. Я считаю, что это вот самый шедевральный момент в современном искусстве.

Е. ГОРДОН: Т.е. интуиция и мера удивления, да.

А. БАРТЕНЕВ: Для меня, конечно же, да.

АМАЛИЯ: А как же простому человеку, который сегодня одевался час. Оделся в итоге во все белое. И сапоги в камушки. Ну, вот как мне отличить. Вот я прихожу себе и тоже…

А. БАРТЕНЕВ: Амалия, ну, у Вас же огромное количество мотивации. Ну, например. Если этот предмет искусства защищает Ваших детей. Если этот предмет искусства строит позитивное будущее Вашим детям, если этот предмет радует Ваших детей, образовывает, это первая самая центральная мотивация для Вас, как для матери-героини, как верной выполнительницы путинской программы в нашей стране…

АМАЛИЯ: Но видите ли в чем дело. Если…

А. БАРТЕНЕВ: Вы сразу должны любить это искусство.

АМАЛИЯ: Отпустить детей на вольный выпас, то, что они выберут в этом артпространстве. вт допустим в районе, скажем, как это называется. Крымского моста, где Дом художника. Они выберут человека, который будет торговать воздушными шариками блестящими такими, на которых будет написано опять же "Хэппи берсдэй", опять же "Ай лав ю" или просто "Ай сердечко ю", Микки Маус, Минни Маус или что-нибудь в этом духе. Опять же вот это вот все… Блестки вот эти вот все…

А. БАРТЕНЕВ: Подождите, они хотят такого же искусства. Пусть будет встреча у них с выставкой, где будут все эти блестящие Микки Маусы, огромные скульптуры надувные, где они могут поерзать, полазить там…

Е. ГОРДОН: Так пусть они идут в Мегу и там ползают в шариках.

АМАЛИЯ: Да, в Меге, в шариках. А потом то же самое делают взрослые. Ведь там же они ползают там в своих шариках. Просто пространства больше.

Е. ГОРДОН: Да, а разницы где?

А. БАРТЕНЕВ: Есть, есть такое искусство, которое удивляет детей. Это правда. Я, правда, со своей правдой для первой московской биеннале опять-таки в рамках курирования Ольги Свибловой и галереи "Роза Азора" Любы Шакс, мы сделали такой проект, который называется "Скажи "Я тебя люблю"". Это моя скульптура, такая звуковая спираль металлическая, которая разрезана, и она декорирована 200 динамиков. И стоит микрофон. И скульптура называется: "Скажи "я тебя люблю"". Человек подходит, говорит в микрофон "я тебя люблю". Его голос начинает летать, повторяться по этой конструкции. Я тебя люблю. И в компьютере есть библиотека, где предыдущие высказывания "я тебя люблю" собираются. И в ответ тоже звучит "я тебя люблю". Дети, подростки, которые только что столкнулись с этой проблематикой, люблю, не люблю, они в восторге встречаются с этим моим шедевром. И некоторые из них даже говорят и тут же звонят своим подругам и говорят: вот, послушай, вот скульптура тут Бартенева что-то произносит "я тебя люблю", я тебе признаюсь через нее. Другие же люди, такие более серьезные люди, они делают из этого, как тренажер, как бы психотренинг. Они как в этот финтнес пришли, и им очень тяжело. Они закомплексованы. И они начинают там "я тебя люблю". Потом опять возвращаются "я тебя люблю". Потом кричат: "я тебя люблю!" уже. И вот это же прекрасно. Такая интерактивность.

Е. ГОРДОН: А Вы помните сое первое "я тебя люблю", когда Вы сказали?

А. БАРТЕНЕВ: Я, по-моему, всю жизнь это говорю. Это мое самое любимое словосочетание. Мне кажется, что мы ради этого только и появились. Чтобы говорить: ой, я это люблю, ой, я тебя люблю. Ой, ты меня любишь.

АМАЛИЯ: Сейчас ушел от ответа. А Вы все любите, или все-таки вот конкретные люди у Вас присутствуют, которых Вы любите и не можете разлюбить.

А. БАРТЕНЕВ: Я люблю всех своих друзей. И прямо разлюбить их уж …

Е. ГОРДОН: А есть что-то, что бесит в других?

А. БАРТЕНЕВ: В моих друзьям ничего.

Е. ГОРДОН: Нет, не в друзьях, но вот в людях. Что вот человек сделал какой-то неверный жест, или что-то надел на себя, что вот точно отвратит.

А. БАРТЕНЕВ: Ну, нет, про одел не знаю, а вот поступки… Одел, это знаете самое простое. Ну, и ладно. Он может там ходить и в офицерской одежде из концлагеря немецкого. Пусть ходит. У него такой сейчас период взросления. Но поступок человека, если он способен убить, ударить, сказать плохое, вот это страшнее. Вот это, конечно. Ну, как и у любого гуманиста, это, наверное, как-то отвращает.

Е. ГОРДОН А у Вас есть, кстати, какой-то идеальный образ семьи?

АМАЛИЯ: Вот Гордон, ну, хорошо.

А. БАРТЕНЕВ: Все вопросы. Амалия, следующая передача Ваша.

АМАЛИЯ: Говоришь ты у меня. Ну, хорошо, ну, ладно. Итак, Катерина Гордон задает свой очередной вопрос нашему гостю. Пожалуйста, Катерина, Екатерина.

Е. ГОРДОН: Есть какой-то идеальный образ семьи? Вот, правда, сидеть там под яблоней, за столом, не знаю.

А. БАРТЕНЕВ: Мне хочется, чтобы у меня дети были всех цветов кожи.

АМАЛИЯ: Радуги.

Е. ГОРДОН: Как у Анжелины Джоли у Вас прямо мечты. Может, Вам объединиться?

А. БАРТЕНЕВ: Да, вот я хочу, чтобы у меня были желтые, красные, черные, белые, всех размеров глаз…

Р. ЕРМАКОВ: Вы готовы усыновить ребенка, например?

А. БАРТЕНЕВ: Усыновить? Да, мне никто не даст. Куда уж мне.

Р. ЕРМАКОВ: В Питер (ГОВОРЯТ ВМЕСТЕ) на 3 дня дают напрокат.

А. БАРТЕНЕВ: Ой, блин, точно. Да, да, да. Гениально. Послушайте, я Вам все расскажу. Мы же уезжаем 3 числа в Питер открывать выставку. Мой очередной проект выставочный, который я курирую. Выставка иллюстраторов. Помните, я в прошлом году сделал книгу с издательством "Вам" "Великолепные русские иллюстраторы блестящей жизни", где там 160 иллюстраторов, которые работают во всем российском глянце. 20 журналов мы там показываем. И мы сделали в этом году с Московским музеем современного искусства, сделали выставку Любви Кутюр. И теперь она уезжает в Питер, в Петропавловскую крепость. И самое смешное, что "Эхо Москвы, питерское отделение наш информационный спонсор.

АМАЛИЯ: Вот так вот.

А. БАРТЕНЕВ: Все такое связанное.

АМАЛИЯ: Я горжусь "Эхо Москвы" питерским отделением.

А. БАРТЕНЕВ: Да, я тоже горжусь. Спасибо Вам большое, питерцы. И тут звонит мне ТНТ и говорит: Андрей Бартенев, знаете ли Вы такую передачу "Ребенок-робот". Я им говорю: слушайте, я пять лет не смотрю телевизор.

АМАЛИЯ: "Ребенок-робот"? Какая милая передача.

А. БАРТЕНЕВ: Расскажите мне, что это…

Е. ГОРДОН: Ты не знаешь?

АМАЛИЯ: Нет.

Е. ГОРДОН: Это выдают звезде ребенка компьютерного, который писается, рыгает и делает все прочее. И вот звезда должна его нянчить какой-то срок.

А. БАРТЕНЕВ: Воспитывать.

АМАЛИЯ: Так, так, так, так.

А. БАРТЕНЕВ: И они говорят, ну, я им перечисляю, открываю свой телефон, что у меня там на месяц я делаю. И они говорят: нам нравится Ваша идея поехать в Питер и открыть выставку. Монтировать ее и все остальное. И мы поэтому 3-го числа в 9 часов утра, мы принимаем из пары предыдущих родителей ребенка робота, я и Саша Фролова. У нас еще будет два педагога, психотерапевта, таких супер профессионалы, близнецы. Потом у нас вот Рома будет как раз с Димой Купером играть роботическую ветку ребенка робота. Мы их закинем на какой-нибудь электроламповый питерский завод. И они там будут в костюмах роботов. Мы к ним подъедем на шикарной машине, вынесем ребенка, скажем, вот, ребенок, вот твои прародители по твоей роботической линии…

Е. ГОРДОН: Жесть.

А. БАРТЕНЕВ: И эти, значит, сразу же: пи, пи, пи. Роботы начнут обсуждать совершенства дитяти. И мы должны успеть за это время смонтировать выставку, открыть выставку, сходить на эфир "Эхо Москвы" со всей этой группой. Т.е. нас 7 человек, у нас обязательно костюмер. Потому что два робота, два педагога, мы, папа, мама, т.е. костюмер, потому что у нас просто целый вагон одежды.

АМАЛИЯ: Гримера тоже надо опять же.

А. БАРТЕНЕВ: Да, гримера опять-таки. И съемочная группа 14 человек. Мы все приходим на "Эхо Москвы". Питер. Потом у нас встреча с моими фанатами в Питере в магазине "Буквоед" 5 числа мы встречаемся в час. Ну, в общем, такая насыщенная программа. Там рестораны, ночные клубы. Вот посмотрим, что будет с ребенком.

АМАЛИЯ: Вот скажите. Вот художники, ну, многие художники, например, Рафаэль. Ван Гог. Другие какие-нибудь художники тоже. Они все оставили в вечности. Вот у них всякие галереи есть, музеи. Их можно там посмотреть и даже купить на аукционе. А вот от Вас, Андрей, что останется?

Е. ГОРДОН: Вы такой сиюминутный.

А. БАРТЕНЕВ: У меня две скульптуры находятся в московском музее современного искусства. Это…

АМАЛИЯ: Вот так, уел сразу.

А. БАРТЕНЕВ: Это скульптура "Сэй ай лав ю" и мои электрические инопланетяне, которых мы выставляли сначала в Лондоне, в Берлине.

АМАЛИЯ: А они такие долговечные по конструкции?

А. БАРТЕНЕВ: Да.

Е. ГОРДОН: Прицениваешься?

А. БАРТЕНЕВ: Она, конечно же, такие технические. Там саунд система, какой-то видеоряд, т.е. они сложные по эксплуатации, но, тем не мене, ими можно наслаждаться. И потом вот эти электрические инопланетяне были на русском арте в Третьяковке. И Московский музей современного искусства, они приобрели вот эти две скульптуры и очень их любят. Я прямо счастлив. И потом для второй московской биеннале мы опять-таки с поддержки галереи "Роза Азора" и Московского музея современного искусства мы сделали новый проект, который я посвятил исследованиям Александра Скрябина. Это светомузыка, это такие светодиодная скульптура трехярусная. И за основу мы взяли произведения Скрябина "Поэма огня" и "Поэма экстаза". Если Вы знаете. Скрябин один из первых композиторов русских, который ввел световую, цветовую партитуру в ноты. И он еще сделал два теоретических таких предположения. О том, что, например, мы можем предположить, как музыка влияет на цвет и на свет, но мы бы хотели видеть, как цвет и свет влияет на сочинение музыки. И третье, самое прогрессивное, что он сделал. Это он сказал: хорошо, а если мы предположим себе светомузыкальную пространственную архитектуру. И вот как раз моя скульптура "Светомузыка", она вот этюд, эскиз вот к этой пространственной архитектуре светомузыкальной. И я для себя уже, так как у меня все такое бурлящее, космогенное сознание, я сразу представил, что это такое. Звездолет идеальный, что это должно соответствовать Скрябину. Который меняет форму звучит симфоническая музыка. Он меняет форму. От звучания, такая биомасса, такая механическая масса. Меняет форму в безвоздушном пространстве. Все зрители находятся в середине этого звездолета. Меняет форму, цвет и летит в бесконечность. Представляете. И звучит такая прекрасная, прекрасная Скрябинская музыка.

Е. ГОРДОН: А Вы в детстве каким были мальчиком? Вас любили, не любили, нравились девочкам, не нравились? В школе, например?

А. БАРТЕНЕВ: В детском саду точно нравился девочкам. Очень много было девочек-друзей в школе. И очень много было и мальчиков-друзей.

Е. ГОРДОН: Вы были центром внимания или нет?

АМАЛИЯ: Вы всегда так одевались? Это у Вас такая школьная форма была, Андрей? Как она у Вас выглядела?

А. БАРТЕНЕВ: Нет, вот со школьной формой было очень тяжело. В детском саду еще можно ребенку как-то влиять на свои желания.

АМАЛИЯ: А Вы влияли?

А. БАРТЕНЕВ: Т.е. я говорил, что не надену сегодня в клеточку, одену сегодня в горошек. Устраивал невероятное.

АМАЛИЯ: Вы же жили еще при советском режиме, там, вот я помню. что за колготками маме пришлось бы стоять, знаете, сколько. Знаете. А они были бы… Для мальчиков, вот у кого были девочки, выдавали красные колготки а тем, у кого мальчики серые или синие какие-нибудь, вот и все. Как Вы могли бы маме говорить, вот я надену, не надену.

А. БАРТЕНЕВ: Вот такой я был, да.

АМАЛИЯ: И что?

А. БАРТЕНЕВ: Этот самый ремень солдатский и все. И он был.

АМАЛИЯ: Ремень солдатский носили?

А. БАРТЕНЕВ: Да, т.е. моя шуба цигейковая, она так по талии, мой кулек перетягивался этим пояском.

АМАЛИЯ: А шапка на резиночке была?

А. БАРТЕНЕВ: Обязательно.

Е. ГОРДОН: А варежки, которые застревают в…

А. БАРТЕНЕВ: Ну, я же родился в Норильске, Вы что. У меня санки, мои тети все меня катали просто такого укутанного на санках, там по Ленинскому проспекту от дома. Нет, у меня вообще было замечательно. Я родился через дорогу от своего дома в роддоме. Потому что это Богдана Хмельницкого, там дом, а вот через дорогу роддом. И школа моя была тоже через дорогу 22-я. И все.

АМАЛИЯ: А Вас, допустим, когда, все-таки вот бывает, приезжаешь в родной город. Вы приезжаете в родной город?

А. БАРТЕНЕВ: Очень давно. В 89-м году я был последний раз.

АМАЛИЯ: Вами гордятся в Вашем городе?

А. БАРТЕНЕВ: Иногда норильчане звонят те, кто…

АМАЛИЯ: Вот у кого-то в городе Коля Басков родился, а у нас Андрей Бартенев. Вот так вот. Кто же над нашим городом так поглумился…

А. БАРТЕНЕВ: Нет, у нас есть еще какая группа? "Жуки", у нас есть еще рок-бэнд "Жуки".

АМАЛИЯ: "Жуки"? Да, да. Т.е. те самые "Битлз".

А. БАРТЕНЕВ: (Смех). А Вы думали они в Ливерпуле, а они в Норильске. А еще у нас есть Норильский никель. Вы знаете, я Вам хочу сказать такую вещь. На меня в детстве произвело такое шоковое впечатление, когда мои друзья, т.е. друзья моей сестры, моя сестра старше на 12 лет меня. Поэтому у нее такие кавалеры всякие. Ну, сестра моя была отличницей в школе. Она была первая ученица Чукотки. Потому что моя сестра заканчивала в Чукотке, а я уже родился в Норильске.

АМАЛИЯ: Андрей. Вы имеете отношение к Чукотке?

А. БАРТЕНЕВ: Я ко всем имею отношение. Норильск- это Ямало-Ненецкий автономный округ. Ненцы живут, это совершенно такая серьезна культура, и земля там очень, и природа совершенно уникальные. И даже ну вот если Вы как-то следили за американской культурой, то, наверное, часто…

АМАЛИЯ: Ну, когда следила, когда нет. За ней не уследишь.

А. БАРТЕНЕВ: Вы, наверное, сталкивались с такими фактами, что европейцы говорят. что когда они переселялись в Америку, сталкивались с культурой индейцев, то она в них проникала. то же самое произошло и со мной. Я как бы вот жил такой чуткий совершенно, утонченный юноша, ребенок. И вот вся земля, она просто в меня входила какой-то интуитивный шаманизм и все, все, все. Это проявляется в моих перформансах. Да, и к чему же я это говорил про Норильск?

АМАЛИЯ: Да, ладно. Это я у Вас спросила, Вас любили в Вашем городе и гордится ли Вами Ваш город. Кто-нибудь из Норильска, откликнетесь. А то все про Ельцина, по Ельцина.

А. БАРТЕНЕВ: А подождите, вот меня везли туда, где они роют в земле. Это так страшно, ужасно. Это просто чудовищно. Это огромная. Просто я не знаю, размером с Москву дыра в земле. Вы можете представить?

АМАЛИЯ: Нет. А зачем они это делают?

А. БАРТЕНЕВ: И много часов туда спускаешься, а там все они добывают, добывают, роют, роют.

Е. ГОРДОН: Из раны. В земле как будто рана.

А. БАРТЕНЕВ: И вот такие есть везде по нашей стране, вот везде такие дыры есть, откуда вот добывают, добывают и добывают. Это так страшно.

АМАЛИЯ: Это ужасно страшно. Я хочу нашим радиослушателям напомнить.

А. БАРТЕНЕВ: Таймыр с белым медведем и полярным оленем.

АМАЛИЯ: Это сказал Андрей Бартенев. Вот кто Вас еще сегодня пугает в ночи? Радует, радует, конечно же.

А. БАРТЕНЕВ: Пугает радостью.

АМАЛИЯ: Да, пугает нашей радостью. Андрей, вот вечно Вы метко попадаете. Блондинка Гордон в красной короне, которую она получила от меня, ну, по старшинству, так сказать, я отдаю. Носи, носи.

А. БАРТЕНЕВ: У меня есть розовая перчатка.

АМАЛИЯ: И розовая перчатка да. Значит, Андрей Бартенев в розовых перчатках…

А. БАРТЕНЕВ: В длинных розовых перчатках.

АМАЛИЯ: Вот собственно и все, что на нем надето.

А. БАРТЕНЕВ: Причем первый раз одеванные.

АМАЛИЯ: Да, и вот еще смеется Рома… Рома, простите, фамилию…

Р. ЕРМАКОВ: Ермаков, великая русская фамилия.

АМАЛИЯ: Простите, пожалуйста, и Амалия с великой русской фамилией Амалия.

А. БАРТЕНЕВ: Подождите, Амалия, какая у Вас теперь фамилия?

АМАЛИЯ: У меня теперь фамилия Беляева. По мужу. Вот так, как Вы думали? Вот так вот все быстро.

Е. ГОРДОН: Ребрендинг.

АМАЛИЯ: Ребрендинг.

А. БАРТЕНЕВ: Сплошной. Сейчас на этом много люди зарабатывают, на ребрендинге.

АМАЛИЯ: Я о чем все-таки хотела бы поговорить еще, вот про кич что-то один человек спрашивает. Он пишет как-то так: кич – это Ваше все? Со знаком вопроса.

А. БАРТЕНЕВ: Кич это мое все?

АМАЛИЯ: Да, вот так он подумал.

А. БАРТЕНЕВ: Кич это не все я.

АМАЛИЯ: Вот. А вот что такое кич? Чем кич отличается от такого искусства, которым Вы занимаетесь? Не знаю, как еще его назвать.

А. БАРТЕНЕВ: Ну, наверное, для кого-то мое искусство кич. Я как-то по поводу этого не парюсь. Потому что мне успеть бы ярко прожить жизнь. Кич или не кич вообще даже не волнует.

Е. ГОРДОН: А, я же вспомнила вопрос, на который Вы так и не ответили.

А. БАРТЕНЕВ: Какой? Ну-ка давайте.

Е. ГОРДОН: Вот идеальная…

А. БАРТЕНЕВ: Семья.

Е. ГОРДОН: Вы сказали, что много детей хотите.

А. БАРТЕНЕВ: Ну, вот у нас питерский проект, д. Вот мы сейчас попробуем, смогу ли я иметь ребенка робота.

Р. ЕРМАКОВ: Смоделировтаь семью.

Е. ГОРДОН: Нет, а вот есть какая-то картинка дома, например?

А. БАРТЕНЕВ: Я куплю много-много воздушных шаров с гелем, которые летают, подвяжу детскую коляску, и пусть она парит в центре комнаты, так. Мне кажется, это здорово будет. У ребенка будет развиваться ощущение…

Р. ЕРМАКОВ: Невесомости.

А. БАРТЕНЕВ: Безвоздушного пространства.

Е. ГОРДОН: А у Вас бывают депрессивные состояния?

А. БАРТЕНЕВ: Ну, конечно же, бывают.

Е. ГОРДОН: А как Вы с ними боретесь?

А. БАРТЕНЕВ: Ем очень много сахара.

Е. ГОРДОН: Сахара?

А. БАРТЕНЕВ: Толстею и ем очень много сахара. И хлеба.

АМАЛИЯ: Это у Вас целенаправленно происходит?

А. БАРТЕНЕВ: Это ужасно. Я с этим борюсь. Мне даже вот Лена, жена Славы Полунского, говорит: Бартенев, ну, как же можно съедать две банки за завтраком с джемом. Вечером приходить и опять съедать две банки с джемом.

Е. ГОРДОН: Болячки от них бывают, между прочим.

АМАЛИЯ: Подождите-ка секундочку, это вот Вы там были в Париже, где все отцы, основатели современного юмора, так сказать, отмечали 2 апреля…

А. БАРТЕНЕВ: Да, это называется Академия дураков.

АМАЛИЯ: Да, Академия дураков 2 апреля отмечала 1 апреля, которое она забыла якобы отметить 1 апреля. И Вы там в депрессии поедали столько джема? Или Вы просто в принципе в Париже поедаете всегда столько джема?

А. БАРТЕНЕВ: Нет, наверное, у меня был ребрендинг депрессии. У мня такой был восторг, радость, и я подумал, что это очень похоже на депрессию и стал поглощать сладости. Хорошо, давайте, я Вам расскажу.

АМАЛИЯ: Давайте.

А. БАРТЕНЕВ: Это было шикарно. Погода была чудесная. Я летел через Милан. И когда в аэропорту я увидел, что из миланского самолета все выходят в норковых шубах, я подумал, там, по-моему, зима. Когда я прилетел в Париж, то уже было лето.

АМАЛИЯ: Причем не в одной. А иногда и по две, по три шубы были надеты.

А. БАРТЕНЕВ: Одна на шее, одна на правой ноге, другая на левой.

Е. ГОРДОН: Это чтобы не декларировать, знаешь.

А. БАРТЕНЕВ: И когда я прилетел в Париж, то там уже была прекрасная погода. Потом туда прилетела Дуся Германова, потом прилетел Андрей Макаревич, Саша Цикало со своей прекраснейшей девушкой, потом прилетел Виктор Крамар прилетел опять-таки.

АМАЛИЯ: С кем это Цикало прилетел? Надо быстро узнать.

А. БАРТЕНЕВ: И вообще все было так чудесно, просто невероятно.

АМАЛИЯ: Так. И что же там делала вот Академия дураков то?

А. БАРТЕНЕВ: Там еще была масса народу…

АМАЛИЯ: Извините, а Петросяна не было?

А. БАРТЕНЕВ: Не было Петросяна в этот раз. Но я Вам открою секрет. Что это совершенно чудовищная тайна. Я даже, наверное, могу лишиться своего членства и звания академика Академии дураков, которое я получил в прошлом году наряду с другими званиями, которые я получил в прошлом году.

АМАЛИЯ: Какими? Ну, после скажите.

А. БАРТЕНЕВ: (НЕ РАЗБОРЧИВО) июня будет очередное заседание в Санкт-Петербурге Академии дураков. Тайное, закрытое, никто не пускается, никакая пресса. Все сидят за столами, едят, хохочут, каждый там обед, завтрак и ужин там объявляется тема анекдота. И все… Я был самый великий хохотун. Потому что я анекдотов не умею рассказывать, ничего не знаю. Я от души смеялся.

Е. ГОРДОН: А вот не складывается у Вас ощущения, что есть две, на самом деле, Академии дураков. Одна поменьше, где люди поумнее, похитрее, поталантливее. А вторая вот огромная такая Академия дураков…

А. БАРТЕНЕВ: Это Сбербанк?

Е. ГОРДОН: Которая платит деньги за то, чтобы поглазеть эту первую маленькую академию дураков.

АМАЛИЯ: Ничего подобного.

А. БАРТЕНЕВ: Вот Славину Академия дураков зрители не допускались. Там были только участники.

Е. ГОРДОН: Нет, я имею в виду вообще по жизни. Что вот…

А. БАРТЕНЕВ: А, по жизни. Так Вы поймите, что это же очень легко сделать шаг навстречу. Хочешь быть академиком, пожалуйста, давай, шути. мастери руками. Изменяй себя, трансформируй. Там все, что угодно можешь трансформировать. Можешь запросто попасть. И примеров же много. Ведь огромное количество примеров. Вот Амалия…

АМАЛИЯ: Например, да, всю жизнь мечтала клоуном. Я так хотела. И даже Вячеслав Полунин говорил: ну, что же, Вы, Амалия, давайте.

А. БАРТЕНЕВ: Приезжай.

АМАЛИЯ: Да, я с удовольствием приеду. Клоун стремя детьми это хорошо.

А. БАРТЕНЕВ: Амалия рожала, да. Детям там там чудесно.

АМАЛИЯ: Я знаю, знаю. Там, где клоуны и дураки, вообще всякие милые, там детям прекрасно.

А. БАРТЕНЕВ: Там внучка Славы показывала нам такие спектакли душевные, ой, какая красота была.

АМАЛИЯ: Вот, давайте-ка, разберемся, Андрей. Вы же все-таки мужчина. Вот Вы же должны какие-то мужские обязанности.

А. БАРТЕНЕВ: Какие-то базисные должны быть задачи, цели.

АМАЛИЯ: Вы должны ходить в каком-нибудь серьезном костюме, заниматься, вот художник у нас был Никас Сафронов, он…

Е. ГОРДОН: Серьезный мужчина.

АМАЛИЯ: Серьезный мужчина. Он родился в один день с Буддой. Мы его забыли поздравить 8 апреля.

А. БАРТЕНЕВ: Будду забыли поздравить. Блин.

АМАЛИЯ: Да, поздравляем Никаса Сафронова.

А. БАРТЕНЕВ: Да, поздравляем. Агасвер, тебя тоже поздравляем.

АМАЛИЯ: Что же Вы несерьезно как-то вот относитесь к жизни. Вот торт у Вас на голове надет с мишкой.

Е. ГОРДОН: Расчленка практически.

АМАЛИЯ: Вот какая-то расчлененка. Вот что это жизнь Вы…

Р. ЕРМАКОВ: Он не расчленился. Он просто закрыл свое тело кремом.

Е. ГОРДОН: А, т.е. это как Вы практически.

АМАЛИЯ: Так вот что же такое творится. Вы вызываете какой-то даже агрессивный интерес, я бы даже сказала. Нельзя так, Андрей. То Вы краской себя обливаете. Вот в черном костюме пришли единственный раз на программу "Что хочет женщина?" Удивительная программа была. И Вы туда пришли.

Е. ГОРДОН: Вы ее облили, чтобы она Вас точно не хотела, наверное.

АМАЛИЯ: Нет, ничего подобного. Андрей пришел в черном костюме. И ему сказали: а что это Вы, Андрей, ну-ка покажите, Вы из всего делаете перформанс, ему сказали. Ну-ка сделайте перформанс.

Р. ЕРМАКОВ: А он из чемоданчика достает три канистры краски, говорит: ну-ка, отодвиньтесь все подальше. И выливает на себя эти три канистры.

АМАЛИЯ: Да, с одной стороны одну красочку, с другой другую, по черному костюму, по белым носочкам все это растеклось. И мы спросили: а для чего же Вы это сделали? На что Андрей сказал: а вот это другой вопрос уже. Извините, Вы просили перформанс, а не для чего я это сделал в начале. Вот и все. Ну, так, а я спрашиваю у Вас. Не надо сейчас ничем обливаться. У нас тут новая студия, все покрашено, только с водой, ни с чем другим нельзя сюда заходить, так что не надо нас обвинять, что мы тут что-то употребляем и злоупотребляем. Для чего же Вы такое всяко разно? Что это за перчатки такие и Мишка на голове с тортом?

А. БАРТЕНЕВ: Я Вам честно скажу. В какой-то момент я почувствовал, что жизнь можно строить по-разному. И вообще можно жизнь прожить вот так, вот так, вот так. И я из этих вот открывшихся передо мной дорог, выбрал ту дорогу, когда я не знаю, как я могу прожить свою жизнь. И я стараюсь, чтобы каждый день он совершенно был непохож на мой предыдущий день. И чтобы я в этом дне был непохож на самого себя в предыдущем дне. Моя форма, мой цвет, мои слова, моя музыка, которую я люблю и слушаю. Книги, которые я читаю, фильмы, которые я люблю. Другой вопрос, что это все касается созидательного такого гуманного человеколюбия. Я очень редко, я единственное сделал перформанс… Да, ну, вот ответил я на Ваш вопрос? Что моя жизни – это вот не знать про то, как я могу жизнь свою прожить.

Е. ГОРДОН: Ну, это каждый день вот над Вами висит такое правило быть непохожим на себя вчерашнего. Это не меньшие обязы и правила, чем все другие.

А. БАРТЕНЕВ: Нет, это открытость какая-то.

АМАЛИЯ: Так приятно вчерашнюю одежку одеть. Вот она, во-первых, уже готова. И ничего не надо думать. Уже вот висит, как я ее повесила вечером, раз, и опять надел то же самое. И опять удобно, комфортно, уже обмято.

А. БАРТЕНЕВ: Это хорошо, правильно. Ну, вот моя открытость, она, на самом деле дарит огромное количество всяких встреч неожиданно. просто раз и все. И я человек начинает общаться. И ты меняешься. Ты общаешься с человеком, с Вами сейчас я общаюсь и отвечаю на вопросы. И я отвечаю на Ваши вопросы и Ваши вопросы меня меняют, и это меня радует, что это вообще такое чудо.

Е. ГОРДОН: Андрей, ну, смотрите такая странная штука. Вот мне, например, тяжело общаться, при том, что уже там миллион был гостей на разных эфирах, потому что, например, на Вас очки, я глаз не вижу. А у меня привычка смотреть в глаза, и я понимаю. что Вы закрылись от меня. Амалия, подтверди.

АМАЛИЯ: Я про то же. Я хотела сказать: Вы сказали: я открыт.

Е. ГОРДОН: А это не так.

АМАЛИЯ: Вы просто закрыты. Просто каждая клеточка Вашего тела закрыта одно только немножко лицо.

А. БАРТЕНЕВ: А смотрите, что происходит. Я закрыт. Вы открыты.

Е. ГОРДОН: Нет, и мы не до конца открыты. Мы с Амалией, может быть, бы ох!

А. БАРТЕНЕВ: Как развернулись бы!

АМАЛИЯ: Нет, я могу сказать, Кать, что вот я (НЕ РАЗБОРЧИВО) продраться, к сожалению, не могу. Потому что мне не становится труднее. В этом какой-то парадокс заключается нашего сегодняшнего зверя диковинного такого этакого. Что при этом я, допустим, ну, я пыталась как-то порадостнее просто порадовать Андрея. Потому что когда-то, мы когда начинали вместе работать над одним странным спектаклем.

А. БАРТЕНЕВ: Я его очень люблю этот спектакль. Чудесный, добрый.

АМАЛИЯ: Спасибо. Андрей. Он, да, он так подключился к этому спектаклю. Давно это было. А как-то Андрей ну не то, чтобы сделал мне замечание, но так намекнул что ли, ну, не знаю, как-то это по-доброму произошло, что а как-то порадостнее можно. Порадостнее. А потом встретил меня на улице в полосатых ярких джинсах и сказал: ой, Амалия, какие у Вас джинсы, вот же. вот же.

А. БАРТЕНЕВ: Можете же.

АМАЛИЯ: Ну, можете же, и вот же джинсы в полосочку себе найти. Есть такой момент, что я не закрываюсь, хотя вот все говорит о том, что Андрей вроде как и не открыт. Это мы сейчас с тобой Татьяну Толстую…

Е. ГОРДОН: С Дунькой дали.

АМАЛИЯ: Как-то немножечко пообсуждали гостя при нем.

А. БАРТЕНЕВ: Друзья, ну, я Вам хочу сказать. Но в этом же есть ненасильственное отношение к окружающему миру. Т.е. ну я такой ну, и что. Ну, тогда, значит, Вам нужно, не смотря на это, открывать себя.

АМАЛИЯ: А Вам страшно выходить на улицу в таком виде?

А. БАРТЕНЕВ: В Москве страшнее, чем в Нью-Йорке и в Лондоне. Это точно. Т.е. как-то так вот…

АМАЛИЯ: У нас с другим цветом кожи выйти страшно, а тут еще…

А. БАРТЕНЕВ: Да, да, я прямо когда вижу темнокожего в Москве, мне прямо, как же он вообще передвигается по Москве. Это меня пугает. Потому что я приезжаю в Нью-Йорк и мне прямо, думаю, какое счастье. Все такие разные. И прямо, думаю, какие все разные. И сразу начинаю превращаться в такой огромный кактус. Мне хочется и то одеть, и это, и так. А про гардероб я еще хотел про свой сказать. Если у Вас все висит, вчерашняя, позавчерашняя одежда, то у меня вот такая гора одежды. и я просто не могу до дна даже дорыться этой горы. Поэтому я беру так сверху, комбинирую там с правого боку, вытаскиваю с левого бока. Составляю себе, завязываю. И все, у меня готов сегодняшний комплект.

Е. ГОРДОН: А Вы старости боитесь?

А. БАРТЕНЕВ: Может быть, когда мне было 28 лет, да. Сейчас нет.

Е. ГОРДОН: А сколько сейчас?

А. БАРТЕНЕВ: 38.

Е. ГОРДОН: Да?

А. БАРТЕНЕВ: В этом году исполнится.

Е. ГОРДОН: Мишка не стареет.

А. БАРТЕНЕВ: Да. и я благодарен судьбе, у меня очень хорошие друзья, которым 60, 65 лет, 70. Они просто потрясающие. Они такие герои своей жизни. Они настоящее произведение искусства. И несут просто невероятную энергию в мою жизнь, вообще в жизнь этой планеты. Там Эндрю Логан, Сандра Роудс, там Владимир Рубин, композитор, Федосеев прекрасный совершенно. Вот такие примеры, которые я вижу вокруг себя, и меня радует, что это неиссякаемые источники. Мне уже не важно, какова физическая оболочка этого источника. Но я вижу, что источник неиссякаемый. И я учусь быть таким же неиссякаемым.

АМАЛИЯ: Вот эпохи больших художников, там в эпоху Микельанджело, говорят, или в эпоху Рафаэля, жили те-то, и те-то, и те-то. И такие-то правители там были, т.е. эпохи, к счастью, на земле все-таки определяются художником самым таким ярким, который жил в то время. Н а Ваш взгляд это кто вот сейчас? Вот чьей эпохой можно назвать, кроме как Ксении Собчак эпоха. Вот чья еще эпоха?

А. БАРТЕНЕВ: Вы имеете в виду русскую эпоху?

АМАЛИЯ: Ну, да, вот русскую.

А. БАРТЕНЕВ: Вы хотите меня прямо что-то такое про реальную жизнь меня спросить.

АМАЛИЯ: А Вы не хотите про нее говорить?

А. БАРТЕНЕВ: Чего-то мне прямо совсем. Я так расстроился. Я захожу в музей Московский музей современного искусства, и там стоит огромный телевизор. А я совершенно такой, подготовки этой выставки, биеннале, прихожу, смотрю, на огромном экране смотрят люди, ну, в черных костюмах ходят и все так смотрят. А я ну как бы Вася Церители из Грузии, ну, думаю, какой-нибудь грузинское документальное кино показывают. Говорю: а что это Вы такое смотрите? Типа я так оптимистично спрашиваю. Мне говорят: ты что не знаешь? Ельцин умер. И вот у меня как бы вот такое, ну, я не знаю, почему в России так любят вообще наслаждаться похоронами, какими-то очень траурными вещами. Мне вообще как-то это, мне кажется, что это очень и определяет и эпоху русскую. Я думаю, что опять вот что-то такое будет. Типа Ельцин будет образом нашей культурной эпохи. И мне вот. Хотя он был прекрасный, очень добрый человек. Ну, какой-то вот этот перехлест в темное и опять этот вот во все, это меня как-то пугает. И даже когда, есть такой удивительный совершенно композитор Владимир Мартынов, он написал музыку к кинофильму "Остров" Лунгина. И я с ним познакомился прошлым летом в Нью-Йорке, он приезжал к Боб Вилсону, они будут, по-моему, в сентябре ставить какой-то невероятный хоровой спектакль. На Воробьевых горах. И мы с ним сделали перформанс в культурном центре "Дом", который назывался три товарища. А музыкальное, фортепьянное произведение, которое там было использовано, как основа, это танец кали юги. Это танец всех страстей земных, таких вот плотских страстей нашей планеты.

АМАЛИЯ: Кали юга, поясняю, это та юга, в которую мы с Вами, граждане, живем. Тяжелый период.

А. БАРТЕНЕВ: Тяжелый.

АМАЛИЯ: Непростой.

А. БАРТЕНЕВ: Да, очень непростой. И я сделал, это для меня был совершенно нехарактерный перформанс. Была такая огромная стена. Я выбрал три символа идеализма. Это были Аэлита, Чебурашка и робот. И с другой стороны, они такие черные. Три видеопроекции. Они такие черные, монохромные, вот Аэлита там, она в момент, когда она высматривает что-то на нашей планете. А в головах мы вставили спорно сайта прямо вот совершенно чудовищные фрагменты. Там борьба супер надутых грудей такие просто женщины с таким просто, я не знаю, это как автомобильные колеса, такие груди. И вот они там ими борются. Потом секс с животными был у Чебурашки. И третье это был значит мужской такой секс с китайской, революционной оперой перемешан. И когда я это показывал, мои друзья, они сказали, нам очень тяжело это смотреть. И тем более, от тебя это видеть. Т.е. это настолько для тебя нехарактерно. И многие ушли из зала. Но я понимал, что наступил какой-то. Если Вы хотите от меня передовицу в Вашей газете, то передовица такая: жизнь очень жестока. Вот то, что я Вам показываю, и вот этот страх, который рождает мой перформанс, вот это страх, который я испытываю от этой реальной жизни. Но я не хочу. Моя жизнь и жизнь этого страха это нечто как бы это в разных сторонах. Я хочу в счастливой, в праздничной, в феерической. Каждый день день рождения. Я хочу, чтобы моя жизнь осталась в моей генетической, в моей реинкарнической памяти такой, а не вот разгребание этих всех воин, нефть, газ, не знаю, соответствие, несоответствие законам думы, не думы. Я не хочу такой жизни. И я думаю, что если каждый человек себя спросит, ведь он творец свой судьбы и своей жизни, хочет ли он вообще каждый день быть на первых страницах газет? Там погибнуть в самолете, в войне участвовать, в какой-то демонстрации быть битым. Либо он хочет свою жизнь превратить в прекрасный розовый бант, либо в летящий окуджавский шарик. Вот я хочу быть большим бантом и окуджавским шариком.

Е. ГОРДОН: Т.е. виртуальная реальность. Вы создали себе виртуальную реальность, правильно?

А. БАРТЕНЕВ: Ну, это же возможно. Это не виртуальная реальность. Это реальность. Это просто реальность. Это возможно так жить. И самое удивительное, когда ты начинаешь так поступать, ведь это же поступок, это подвиг со своей стороны. Пропагандировать, заниматься этим. И люди вокруг тебя собираются такие же светлые. И оказывается, что ты уже не один. А Вас много. И Вы хотите такого же. Вы хотите вот именно этого просветительского гуманизма. А не актуальности. Жестокой актуальности на террористические проблемы.

АМАЛИЯ: Скажите. Вы религиозный человек? Вот Вы верите? Яйца Вы красите на Пасху?

Е. ГОРДОН: Не только на Пасху, я считаю.

А. БАРТЕНЕВ: Иногда крашу, да. Но я делаю очень много перформансов с яйцами. У любимые это яичные боксеры…

АМАЛИЯ: Яичные боксеры.

А. БАРТЕНЕВ: Мы по 600 яиц на каждого человека клеим, потом они занимаются боксом, и это феерическое зрелище. Первый раз я сделал этот перформанс "Гоголь-моголь или приключение невидимых червяков в России". Мы делали это в Москве. Потом мы сделали это… нет, самый первый раз я сделал в Питере. В Питерском зоопарке, там, где клетки с птицами. Это был фестиваль декаданса, Тимур Новиков устраивал. И я сделал "Танцующий очкарик" перфоманс. Там Леша Лобанов такой теперь уже кинорежиссер. Он выходил в этих яйцах. И я так бил, просто сорвал им совершенно этот фестиваль. Потому что весь пол был залит тонными яичной жидкости. И все остановлились. Все поскальзывались, просто полтора часа все это убирали. Потом я сделал гоголь-моголь. Потом я сделал, нет, уже не потом, а вот уже в прошлом году мы сделали в Вене на фестивале "Данау фестивал" такой международный фестиваль экспериментальной музыки, мы закрывали этот фестиваль перформансом "Трусы на палке". И там тоже были яичные боксеры, которые, значит, это все разбивалось, я разрезал, оставались два голых юноши вот из этой яичной скорлупы. И там выходила девушка в таком конструкции невероятной. Какая-то космическая, зеленая голова, такая ядреная, зеленая. И она на таком шесте, еще такие огромные руки несла. И она выходила в трусах. И у нее как бы такая имитация мужского полового органа была внизу, ну, там вот внизу, где нужно. А, оказывается, там были спрятаны труся для этих обнаженных мужчин. Они доставали, вынимали эти трусы, одевали на глазах у зрителей, и все радовались. Вот для чего, оказывается, нужны трусы. Но утрам, надев трусы, не забудьте про часы.

АМАЛИЯ: Ну, так я спрашивала не про яйца, на самом деле …

А. БАРТЕНЕВ: А мы перешли на трусы. И опять в студии лежат эти чудесные трусы. Агасвер, тебе трусы в подарок от нас.

АМАЛИЯ: Вот это мы все друга поздравляем Вашего, к которому Вы уже поедете скоро совсем на день рождения. У нас осталось практически полминуты.

А. БАРТЕНЕВ: Какой ужас. Я должен что-то сказать. Подождите, наша выставка в Петропавловской крепости Любви Кутюр будет в Питере с 5 по 31 мая. Приходите все.

АМАЛИЯ: Отпиарился. Ну, так Вы верующий или нет?

А. БАРТЕНЕВ: Ну, да. У меня есть прекрасные возле меня… Вы знаете, я, конечно же, православный, но я не могу отказать и части своей души. И мусульманской религии, и буддизм, и все как бы они там живут во мне. Прямо какой-то единый космический цветок. И я не могу, и даже если какие-то обнаружатся еще другие религии. Я думаю, что в моем внутреннем вот этом душевном лотосе, там есть они тоже.

АМАЛИЯ: Ну, скажите, скажите, что-нибудь ночной Москве, что-нибудь такое. Ведь, наверняка же…

А. БАРТЕНЕВ: Ночная Москва, улыбайтесь, говорите друг другу, как Вы любите друг друга успейте это сказать. Танцуйте, делайте подарки, путешествуйте, рожайте детей. Целуйтесь чаще.

Е. ГОРДОН: Но коль скоро мы на "Эхо Москвы", не теряйте критического отношения к окружающей реальности. Не дезертируйте…

А. БАРТЕНЕВ: Теряйте критическое отношение.

Е. ГОРДОН: (ПРОПАДАЕТ ЗВУК) а мы простые люди, давайте, не будем все-таки.

А. БАРТЕНЕВ: Да, откуда. Кто знает, что Вы простые. Вы все чудо.

АМАЛИЯ: Катя, если ты не побежишь сейчас из этой реальности, то у тебя может порваться твоя узкая юбка. И это будет очень красиво.

А. БАРТЕНЕВ: Да, правильно. Рвите юбки в беге. Вы все чудесные чудеса, каждая из Вас.

АМАЛИЯ: Рвите юбки в беге это прекрасно. Я это, пожалуй, все-таки запишу в анналы нашей программы. Спасибо Вам, Андрей. Дорогие радиослушатели, приходите к нам опять Вашими сердцами в следующую пятницу. Вот так. И я Вас люблю.