Петр Дмитриевич Еропкин - видный российский военный и государственный деятель, участник Семилетней войны, сенатор, московский главнокомандующий - Михаил Москвин-Тарханов - Наше все. Часть 2 - 2010-02-07

А. ВЕНЕДИКТОВ: 17 часов 14 минут в Москве, добрый вечер, здравствуйте, у микрофона Алексей Венедиктов. Пока Евгений Киселёв производит на Украине или в Украине подсчёты голосов, я должен сказать, что мы попеременно его заменяем здесь в программе «Наше всё-2». Напомню, что государственные мужи, именно государственные мужи 19-го века, но мы прихватили конец 18-го века, и прихватим начало 20-го века. Именно государственные мужи являются объектом нашего интереса. Сегодня мы говорим о Петре Еропкине. У нас в гостях Михаил Иванович Москвин-Тарханов, председатель комиссии Мосгордумы по перспективному развитию и градостроительству. Добрый день.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Здравствуйте.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Сразу скажу нашим слушателям, что я получил несколько гневных писем о том, что же вы засовываете архитектора, и ещё петербуржского, в государственные деятели. «Натурально не тот» - как написано было. Еропкин, был действительно архитектор знаменитый, и тоже государственный муж.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Безусловно, заговор Хрущёва, Волынского.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И был казнён. Но мы-то будем говорить, прежде всего, о московском главнокомандующем Петре Еропкине, потому, что такое отдельное явление, которое было в нашей истории среди государственных мужей, совершенно отдельное, совершенно явление. Прежде, чем мы перейдём к биографии Еропкина, я хотел бы напомнить вам, что у нас есть два материала по Еропкину, мы сейчас с Михаилом Ивановичем их послушаем. Первый материал касается фактов из жизни Еропкина и вокруг Еропкина, а второй это мифов вокруг Еропкина. Вот чтобы не повторяться, давайте послушаем, а затем приступим к разговору.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ

Факт первый. Дворянский род Еропкиных происходил от Рюрика и смоленских князей. Прапрадед Петра Дмитриевича был калужским воеводой, назначенным туда во второй половине 17-го века. Усадьба Графцева, которая досталась воеводе, существует и сейчас. Усадебный дом, правда, обветшал, но его сохранившиеся арочные окна всё ещё говорят о своём происхождении.

Факт второй. Крупное восстание произошло в 1771-м году, когда в Москве свирепствовала эпидемия чумы. Обезумевшие от голода и произвола полиции люди пришли на Красную площадь. Требовали они в том числе и выдачи сенатора Еропкина, и он вышел к ним, надеясь словами убедить восставшую толпу разойтись. Оберкоменданта встретили камнями. Тогда солдаты открыли огонь картечью.

Факт третий. Во время той же эпидемии в Москве для погребальных команд Еропкин вербовал преступников, осуждённых на смерть или каторгу. Содержались они за государственный счёт. Сам же главнокомандующий остался в поражённом городе всего лишь с ротой солдат в 150 человек и двумя пушками. Все остальные войска были выведены из столицы и распределены по карантинным заставам, чтобы не дать заразе расползтись сильно за пределы Москвы.

Факт четвёртый. Тот самый Дом Пашкова, который описан в романе «Мастер и Маргарита» как место встречи Воланда, Азазелло и Левия Матвея, достроили как раз при Петре Еропкине. Вообще если говорить о московских постройках, то имя Еропкина будет рядом с Мытищинским водопроводом, несколькими мостами, один из которых Крымский, а также зданием университета на Моховой улице. Кроме того, генеральный план московского водопроводного канала был разработан при руководстве именно Петра Дмитриевича. Кстати, Еропкинский переулок один из немногих, который до сих пор сохранил своё название.

Факт пятый. Смерть Петра Дмитриевича Еропкина упоминается отдельной строкой в его биографии. В 1790-м году он был уволен в отставку по собственному желанию. Правда существует мнение, что Екатерина вторая не пожелала видеть в нём более главнокомандующего в Москве. Так вот после отставки Еропкин жил на Остоженке, а про смерть губернатора в 1801-м году напишут: «Умер легко, точно уснул, отыграв три пульки в рокамболь.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Поняли? Не поняли, тогда переходим к мифам от Сергея Бунтмана.

МИФЫ

С. БУНТМАН: Московский главнокомандующий прославился своим бескорыстием и хлебосольством. Он в этом отношении стал как будто знаменем первопрестольной в противостоянии её с Санкт-Петербургом. Но молва о Еропкине пошла ещё с первого подвига, умирение московского чумного бунта. Екатерина пыталась наградить генерала землёй и крестьянами, но тот говорят, отказался, сославшись на то, что их с женой двое, детей нет, так что лишнего добра и не надобно. Еропкина почти и не помнит чумной эпидемии, победитель заразы Григорий Орлов. Ещё один миф, полумиф выводит Еропкина и Орлова на одно поле битвы в семилетней войне. Мало того, что они там рубятся с пруссаками бок о бок, но с ними ещё третий герой Емельян Пугачёв. Так написал романист Шишков. А что же хлебосольство. Главнокомандующим Еропкин назначен в 1786-м году, а на следующий год императрица приезжает в Белокаменную. Обильнейший обед, государыня довольна, и спрашивает у Петра Дмитриевича, не поиздержался ли он, и не стоит ли возместить его расходы хорошим подарком. А Еропкин в ответ: «спасибо матушка, но мы, московские люди, не бедные, кое из чего и обед можем соорудить. Любимая история замоскворецких купцов. Говорят ещё, что знаменитый Еропкинский дом на Остоженке принимал всех голодных на бесплатные обеды. Инъязовцы, учившиеся в этом здании, вряд ли могли распознать в меню столовой лингва что-либо похожее на ту благотворительность. Анекдоты ходили и о Еропкине верном друге, что нередко попадал впросак. Как-то один из друзей, чтобы проучить своего племянника, отписал главнокомандующему два имения по духовной. Друг умирает, Еропкин пеняет племяннику, что тот не хоронит дядю, а в ответ получает: «ты наследник, ты и хорони». Еропкин устыдился, похоронил друга за свой счёт, а имение передал обиженному. Более друзей Еропкин любил свою полицию. За нравами и порядком во время народных увеселений следили специальные гусары. На них часто жаловались, но всем Еропкин отвечал, как Матюшкину, чьих слуг побила полиция: «И людишки твои, и делишки твои дрянь». Но самый поразительный миф, рассказ о Еропкине и прорицателе Кочкарёве. Главнокомандующему донесли, что какой-то бродяжка предсказал пожар в доме купца Ахлопкова. Еропкин велел Кочкарёва доставить, тот позапиравшись, признался в своём даре, и предсказал Еропкину великую радость. И вправду, на другой день Еропкину доставили подарок от императрицы, табакерку с её портретом. Тогда Еропкин, поверивший в Кочкарёва, принялся его расспрашивать и помимо прочего узнал, что в 1812-м году будет война с самозваным царём из немцев. Москва падёт и сгорит дотла. Еропкин отправил Кочкарёва в Петербург к государыне с сопроводительной запиской, следы его в столице затерялись. Интересно, знал ли о том пророчестве один из преемников Еропкина Ростопчин, уж очень точно при нём сбывалось Кочкарёвское прорицание.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот такой Еропкин Пётр Дмитриевич, где факты, и где мифы переплелись, и мы будем с Михаилом Ивановичем Москвиным-Тархановым их растягивать на мифы и на факты. Итак, Еропкин Пётр Дмитриевич, 1724-й год, 1805-й год, рождение 1724-й, смерть 1805-й в Москве. Начнём с того, что он происходил действительно от Рюриков?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Смоленские Рюриковичи, там группа фамилий, которые утратили княжеское достоинство, но сохранили вот эту высокую родовитость боярскую, и, в общем, считались аристократами первого эшелона.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но фамилия такая бросовая, Еропкин.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Нет, это от Ерошко, Ерофей, это Ерофеев сын, потомок Ерофея.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Понятно. Значит он, его семья, это семья военных, он там служит.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Семья военных, он кирасир, он очень высокого роста, сутулый человек, физически крайне сильный, гвозди сгибал, подковы не знаю. Но с болезненным состоянием лёгких. Во время битвы при Кюстоне, где он как раз вместе с Орловым служил, он командовал кирасирами, и так себя плохо чувствовал, что велел себя привязать к лошади, он был привязан к седлу, чтобы не упасть, и ходил в таком виде в атаку. Это произвело очень большое впечатление. И когда его отправили с донесением к императрице, ещё Елизавете Петровне, она его наградила орденом и 6-ю тысячами рублей, которые он спокойно взял, поскольку был молодой человек, ещё не наследник, без особого имени, и такой подарок ему был очень кстати. Поэтому не то, чтобы он был такой супербессеребрянник всегда. Когда он был молодой, он эти подарки охотно принимал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну кирасиры, гусары.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Кирасир да. Он стал генерал-майором, но сильно болел, и тогда его уже в чине генерал-лейтенанта отправили на пенсию, генерал-поручика тогда с сохранением пенсии в размере жалования пожизненно, и тут же назначили его сенатором.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот я хотел обратить внимание наших слушателей на карьеру этого человека до того, как он становится московским главнокомандующим. Его отправляют на вот эту военную пенсию в 31 год. Тогда всё, что мы сейчас говорили с Михаилом Ивановичем, это до 30-ти лет, он уже генерал-поручик, он уже сенатор.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Тот же самый чин, третий класс.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И это не потому, что он Еропкин, это не потому, что он сын рижского генерал-губернатора, или потому?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: И потому, и не потому. Он дельный человек, он настоящий аристократ, он вежливый, он добрый, он справедливый, и он очень хороший, в общем, по службе имеет очень высокие отзывы о себе. Но в тоже время он Рюрикович, в тоже время он родственник казнённого Еропкина, а Елизавета Петровна помнит этих людей, которые выступили против Берона. Он принадлежит, он родственник многих князей, и поэтому, в общем, здесь две реки сливаются в одну.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вы знаете, что Михаил Иванович, я попытался найти карьеру подобного его сверстника, за исключением фаворитов, Орлова и так далее, но не нашёл. Это всё-таки в 31 год, военная карьера да, но вот он сенатор в 31 год, он вообще младший сенатор.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Здесь очень такая вещь, он очень образованный человек.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот это мы пропустили.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Умный человек, он очень понравился всем в Петербурге, и его решено было использовать на гражданской службе. Отказываться от него, и отправлять его в деревню не хотелось, поэтому сделали такой любопытный ход, и он всегда тяготился, будучи военным, своим гражданским званием. Когда ему присвоили после московских событий действительного тайного советника, он просил, чтобы не давали ему этого звания, оставили генерал-поручика, потому что гражданская служба она второсортна в его глазах. И тогда отправляя его в Москву на службу в 1786-м году, ему дали полного генерала полного, и это его уже удовлетворило.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Успокоило.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Очень интересно, куда его направляют. Он становится сенатором, кстати, сенаторы тогда работали, были департаменты сената, и сенаторы тогда занимались, это не была законодательная власть, сразу скажем.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Это была судебная, контрольная власть, это была прокуратура и суд вместе объединённые.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А затем в 1769-м году наш Пётр Дмитриевич Еропкин, ему 45 лет, и жизнь уже закончилась, грубо говоря, что такое 45 лет в конце 18-го века. Его направляют в главную соляную контору. Это было важно, как выяснил я, я думал, что это такое. Это государева служба.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, государева служба, очень интересная, очень бюрократизированная, приносящая доход. Фактически это система взимания акцизов с соли, и распределение основных потоков соли по территории российской империи.

А. ВЕНЕДИКТОВ: А соль приносила огромный доход и все её покупали.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, соль приносила огромный доход. Однажды Еропкин, как государственный человек, очень взволновавшись тем, что не хватает денег на ведение войны.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот, важно, военные расходы.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Явился к императрице и сказал ей: «а нельзя ли увеличить налог на соль в два раза с 40 копеек за пуд на 80 копеек за пуд». На что императрица ему сказала: «Мы должны беречь здоровье народа. Соль это здоровье. Если они будут хранить продукты непросоленные. Они будут травиться, поэтому это плохое предложение, и я никому о нём не расскажу». На что он сказал: «Тогда позвольте мне матушка рассказывать об этом всем, что я сделал своё дурацкое предложение, а вы из своего человеколюбия и знания вещей меня поправили». Так что он умел быть цветворцем, умел признавать свои ошибки, умел хорошо подать материал, так что потом императрица была очень довольна.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я обращаю внимание наших слушателей, поскольку мы всё время говорим о том, какую государственную пользу приносил тот или иной чиновник, или как он видел пользу. Вот наш герой, который генерал-поручик, видимо, не просто просиживал штаны в этой главной соляной конторе.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, он думал о многих вещах, он искал средства, но изыскание этих средств сопровождалось, императрица же помнила соляной бунт, она хорошо знала всю эту историю, что повышение выше определённой планки цен на соль приводит к ужасным последствиям. Поэтому она не согласилась на предложение Еропкина.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я обращаю внимание наших слушателей, насколько легко тогда государственные чиновники, аристократы переходили с военной службы на гражданскую. Вот в этой части недаром можно сказать табель о рангах Петра была выстроена таким образом, чтобы соотносилась служба.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, это верно. При этом роль наместника, или главнокомандующего, или генерал-губернатора. По-разному он называл свою должность, всегда был предпочтительнее военный человек. Потому что если этот человек был гражданский, то нужно было назначать военного коменданта, который занимался военными делами, поскольку считалось, что гражданский военными делами заниматься не может, а вот военный как нечего делать.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Так у нас сейчас ровно та же история, хотя с другой стороны наш министр обороны человек вполне гражданский.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я напоминаю, что мы говорим о Петре Дмитриевиче Еропкине с Михаилом Ивановичем Москвиным-Тархановым, членом московской городской думы, и мы сейчас как раз вместе с Еропкиным буквально через несколько минут приедем в Москву, потому что хотя императрица благожелательно отнеслась к Еропкину и отвергла его проект о повышении тарифов, акцизов, но, тем не менее, решила, что оставлять этого креативного товарища здесь не стоит, и он переводится в Москву на должность Главмосздрав охраны чего-то там, здравсоциалразвития.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Здесь так скажем, императрица очень уважала Петра Салтыкова, московского генерал-губернатора, победителя при Кюнесдорфе, человека, победившего Фридриха. Но она не верила в его административные способности, и считала, что должен молодой, ещё вполне дееспособный, имеющий опыт, как военного командования, так и гражданский опыт, так и административно-судебный опыт, чтобы он подпёр его. Это был потрясающий выбор, Еропкин оказался человеком, вовремя оказавшемся на своём месте.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но он был в 1771-м году назначен надзирать за здравием всего города Москвы, то есть он был председателем комитета по здравию.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Потому что начиналась чума.

А. ВЕНЕДИКТОВ: О том, что было во время знаменитого чумного бунта, московского чумного бунта, о котором в учебниках истории нет ничего.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, я с удивлением посмотрел школьный учебник, почему нет вообще ничего.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, мы сейчас попытаемся об этом рассказать сразу после новостей.

НОВОСТИ

А. ВЕНЕДИКТОВ: 17-35 в Москве, мы с Михаилом Москвиным-Тархановым продолжаем говорить о Петре Дмитриевиче Еропкине, который вот как раз в эту минуту в 1771 году, переводится в Москву с поста руководителя соляного комитета, и становится… Кем он становится-то изначально?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Он становится помощником, так его называют, Московского главнокомандующего. А некоторые говорят, что он оберкоммендант. Не совсем так. Он как бы назначается первым помощником. А полномочия его очень велики. Фактически он должен в любую минут быть готовым подменить в общем слабохарактерного Петра Салтыкова по кличке Голубь.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Голубь, да? Голубь наш.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, Голубь наш.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И тут, надвигается чума. 1771 год.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Чума надвигается. Она пришла с Юга из Турции. Она сначала поразила солдатские два госпиталя. Именно поэтому…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Солдаты принесли. Значит, принесли солдаты тоже.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Принесли солдаты. Там была большая скученность, началась болезнь среди солдат. Госпиталь распустили, солдаты разошлись по городу, и началась массовая эпидемия. Солдат пришлось вывести срочно, а карантинные меры осуществлял уже Еропкин. Потому, что Салтыков сначала заперся в своём дворце, и жил среди курений, а потом сбежал в Марфино. Вслед за ним убежали и остальные руководители. Московские чины. А Еропкин остался один на всём хозяйстве. И начал работать по чуме. Причём, эпидемия всё нарастала. Невозможно было справиться с её развитием. И самое страшное событие произошло, когда внезапно народ решил, что на Кулишках есть храм.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Там до сих пор есть храм.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, есть храм на Кулишках, с кривой колоколенкой.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да. Напротив Варварки, если кто не помнит.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. И вот там, Боголюбская икона Божией Матери, что она помогает от чумы. К ней побежали прикладываться, приносить ленточки, крестики. Относить всё это своим больным. И епископ Амвросий, человек высокопросвещённый.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это московский митрополит?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, московский архиепископ. Он запретил всё это. И опечатал кружки, потому, что он понимал, что передаётся зараза.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Целование иконы…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: И тут началось. Доктора в лазаретах нас стараются уморить, специально грабят наше имущество и сжигают. Потому, что сжигали тряпки, на которых лежал больной. И даже дома. Не хотят допустить нас к чудотворной иконе, и вообще, так сказать, против нас вся власть выступила. Безвластие почувствовалось, и начался страшный чумной бунт. Среди эпидемии чумы, вдруг появилось масса грабителей, начались убийства.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, обычные мародеры. Всегда когда власть…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Мародеры, и стали искать оставшихся. В первую очередь, епископ Амвросия. Он уехал из чудо-монастыря в Донской, но там его нашли. Он вышел к зачинщикам этого дела, и стал с ними разговаривать, и почти было уговорил толпу. Вдруг из толпы высунулись какие-то людишки непонятные. А это всё обратите внимание, в преддверие Пугачёвских дел.

А. ВЕНЕДИКТОВ: За два года до Пугачёвских…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: За два года до Пугачёва.

А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, уже ходило…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Высунулись какие-то людишки, которые ударили его в висок, стали топтать, и тут толпа уже бросилась, и совершила убийство. Еропкин всю свою жизнь переживал, что он послал к владыке только одного капитана, а не послал воинскую команду. Недоучёл опасность, угрожающую владыке. И на следующий день, пошли к дому Еропкина, убивать Еропкина. А в доме его нет, он не хотел попасться в своём доме в ловушку. Он собрал воинскую команду, которая у него осталась…

А. ВЕНЕДИКТОВ: 150 человек.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Около двухсот человек, или ста пятидесяти, трудно сказать. И вытащил две пушки.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это в Кремль?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Толпа вышла к Кремлю, он стал уговаривать толпу, и в него стали кидать камни, попали два раза в одну и ту же ногу. После чего, он дал холостые выстрелы из пушек. Два. В ответ, когда увидели, что выстрелы холостые, толпа взревела.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Толпа увидела, что пули мимо летят.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, не пули мимо летят, а все боятся.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Все живы остались.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Тогда он зарядил картечью, и выстрелил.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, там были крики: «Богородица нас защищает». И всё шло…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, и Богородица нас защищает, и бог знает, что творилось.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И параллельно чума…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: То есть, вот этот вот бунт, и ужас. Бунт бессмысленный, и беспощадный, среди которого действуют воры мародеры, негодяи, подстрекатели, и многие другие. И фанатичные, бессмысленные толпы. Два выстрела картечью, около сотни убитых. Картечь – вещь страшная, когда бьёт в толпу. И толпа разбегается. Еропкин начинает следствие, арестовывает около трёхсот человек, но проводит следствие гуманно, разумно и чётко. Находит убийц.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Конкретных?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Конкретных. Находит зачинщиков, находит подстрекателей, и 150 человек считает просто примкнувших. Их он отпускает. То есть, вот этого бессмысленного сатрапского чудовищного резни, которую можно было бы устроить с перепугу, он этого не делает.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Я нашёл, что было казнено 4 человека всего. Непосредственно убийцы епископа Амвросия.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Их казнили, некоторых сослали на каторгу, 25 человек, а половину арестованных просто отпустили. Потому, что они были задержаны среди всех, но не подтвердилось ничего. Вот здесь появилось абсолютно вот этот вот гуманный, и в то же время, властный стиль, вельможи.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот странно, Михаил Иванович, откуда в конце XVIII века. Век достаточно кровавый, на самом деле. Мы же знаем, как затем будут подавлять Пугачёвские восстания, как Пугачёвцы будут действовать, как царские войска будут действовать, через два года-то всего. Всего ничего, через 2-3-4 года. Мы же видим, что и Суворов, и Панин, генерал, и другие, которых мы знаем, как людей, любящих простого солдата, действовали жёстко, жестоко, и устраивали массовые резни.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Устраивали.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Устраивали. А вот Еропкин, почему?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Потому, что он высокомерен – раз, просвещен – два, добр – три. Вот эти три качества. Барственность, высокая доброта, и в то же время, вельможность и исполнительность, государственное чутьё, мужество, делает Еропкина тем, кого можно назвать «Элита». Вот он элита России. Не то, что нам сейчас показывают по телевизору. Это может быть руководство, истеблишмент, номенклатура, что угодно. Элита – это Еропкин.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Они должны быть высокомерным?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Ничего не поделаешь, воспитание. Еропкин-то например, денег-то не взял. Почему он не взял денег? Потому, что критиковал Петербург за то, что они в разгар войны, и в трудное положение, деньги выпрашивают у императрицы, и постоянно живут подачками. И когда вдруг, ему императрица предложила огромные деньги, то есть, огромную сумму. Пол тонны золота.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это после…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: После подавления, да. Он отказался. Может быть, он и хотел, бы взять.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Пол тонны золота?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Ну, четыре тысячи душ. Это около полумиллиона серебряных рублей того времени. Где каждый червонец – 11 с небольшим, грамма золота. Вот и посчитайте, пол тонны получается. Большой бочонок.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: На такой бочонок, Лафает маркиз, американскую армию вооружил. Так что, достаточно большая сумма. И он отказался бы от неё, потому, что он бы выглядел плохо. Вот оно высокомерие. Это не высокомерие наглое, а высокомерие, как чувство собственного достоинства. Высокая мера к себе, и к людям: «Если я когда-то критиковал временщиков, и всяких других попрошаек, за то, что они выпрашивают деньги, как я могу теперь взять эти четыре тысячи душ»?

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, ему предложили там не только четыре тысячи душ, ему предложили ещё 20 тысяч рублей, и Андреевскую ленту ордена Андрея первозванного.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Андреевскую ленту он взял, и был благодарен. Вообще, все регалии, все почётные звания, он очень ценил, он был кавалер всех почётных орденов. Обычных, ординарных, не Георгия, конечно. Георгий, кстати, ординарный, военный орден.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: И он требовал, вот опять же, черта человека. Чтобы его сопровождали трубачи. И когда он выходит из кареты, и когда он входит в карету, трубачи трубили. Потому, что едет особа, награждённая Андреевским крестом с бриллиантами второго класса, Московский градоначальник, точнее Московский главнокомандующий, и трубачи положены. И трубачи будут. Москвичей это ужасно радовало. Еропкин едет, трубы трубят. Красота-то какая!

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, на самом деле удивительная история, и Сергей Бунтман написал, как я понимаю, что это миф. А это не миф, что победу над чумным бунтом предписали Григорию Орлову?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Григорий Орлов очень много сделал.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Правда?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: У Еропкина не было сил. У Еропкина кончались силы.

А. ВЕНЕДИКТОВ: По 200 солдат на Москву, да?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Он встретил, да, а там карантин, солдаты не очень надёжные. С Орловым пришла гвардия. Они разделили Москву на 10 участков, они создали кладбище, потом Северогорское кладбище тогда возникло. Они сумели навести полный и идеальный порядок, и с Орловым у них было полное взаимопонимание. Они были сослуживцы, причём, Еропкин был старше немножко, как сослуживец. Григорий был сановней, потому, что он был фаворит. Но между ними не возникало ничего. Резиденция у них была в Петергофе, в Лефортовском дворце. Оттуда они всем управляли. Орлов оказался блестящий администратор, и вот что характерно. Помните, такая история знаменитая, «Наполеон в Яффе».

А. ВЕНЕДИКТОВ: Конечно, руку пожать, когда он…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Всё, да, он пожал всем руку. Потом написали про него во времена Пушкинские ещё, что он приехал туда, осмотрел двор, не входя в барак, и сказал, что умирающим дать морфий, чтобы они не мучились, и уехал. Тогда Пушкин написал, что жалко, что это напечатали, потому, что: «Тьмы низких истин нам дороже, нас возвышающий обман». Про Еропкина не надо было ничего говорить. Он посещал все чумные госпитали, он находился в толще этой чумы, и так же находился Григорий Орлов. Вот вам, пожалуйста, государственные деятели. Чума – страшная штука. В Москве умерло, как писала сама Екатерина, она насчитала 100 тысяч человек. В общей сложности, за всю эпидемию. Еропкин был ничем не застрахован. Он был такой же человек, как и все, да ещё со здоровьем, подверженным неприятностям с лёгкими. И он действовал в самом центре чумы, не боясь ничего.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Но в 74-м году, то есть, через 3 года, его увольняют. Идёт как раз разгар Пугачёвского восстания, казалось, используйте московского главнокомандующего. Ему дают отставку, на 12-ть лет, он уходит в отставку.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Вы знаете, он не в отставку уходит, он надорвал свои силы. Он очень тяжело перенёс вообще всё, что происходило во время чумного бунта. И его отставка была согласованная вещь. Это не было устранение неугодного человека, это был так сказать, нормальный отпуск.

А. ВЕНЕДИКТОВ: На 12 лет, с переходом через пустыню.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Но он не переходил через пустыню, он занимался хозяйством, он надеялся, что у него будут дети, а детей всё не было и не было, Он и отказался-то, в общем, сказал, что: «У меня детей нет, мне некому оставить». Надежда ещё была, потом надежда исчезла.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Проходит 12-ть лет. Я ещё раз обращаю внимание наших слушателей, это 1774 год, это года восстания Пугачёва, русско-турецкой войны, и вообще, Россия кипит. И в военном смысле, и в административном смысле. Наш – в резерве верховной государыни, скажем так. И в 86-м году, через 12-ть лет, вдруг, он назначен на должность снова Московским главнокомандующим. Почему? Он уже не молод, он уже 66 лет, да? Ой, нет, что я говорю, 66? Он 24-го года, минус 86, 62 года. Он уже не молод, по тем временам, 62 – это много. Он уже заслуженный, ему уже ничего не надо. Он богат и знатен Кочубей.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Вы знаете, вот вы правильно сказали, ему ничего не надо. Он идеально честный человек. Вот это знаменитые московские привычки коррупционного плана, как вы сейчас сказали, заставили императрицу, выбрать Еропкина. Уж этот никогда не возьмёт. Не при каких, сам раздаст, всё что нужно, сам за свой счёт построит, богат, славен, знаменит, опять же, высокомерен, и рука такого аристократа ни за чем не протянется. Это так сказать понятно, что это надёжно в этом плане очень. И плюс ко всему, Яков Брюс, Московский главнокомандующий, в общем, так сказать, просится в отставку. При Якове Брюсе создан (неразборчиво) план 75-го года.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Генеральный план скажем.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Он именно генеральный план, в понимании сегодняшнем. План развития. Потому, что генеральный план в понимании тогдашнем - это закреплённые уже сделанные работы. И вот, водоотводный канал…

А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот это важно, давайте чуть-чуть подробнее.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Был начат при Брюсе. Значит при Брюсе, чтобы избежать затопления Московских набережных, как вот резервная артерия такая…

А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, в Москве, тоже были наводнения, что важно?

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Затапливало вот эти вот низколежащие болота, то, что называется, на той стороне. И Москворецкую набережную. И был сделан водоотводный канал, который начат был при Брюсе, а закончен был, когда приехал Еропкин. Еропкин уже утвердил его схему, как генеральный план. То есть он к строительству большого отношения не имел к этому.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, при этом, для предотвращения недостатка в хлебе, в Москве открыли запасной хлебный магазин.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Запасный хлебный магазин. Что с ним ещё связано? Строительство благородного университетского пансиона. С ним связано ещё укрепление мостов и набережных. Он утвердил штаб английского клуба. Впервые. И самое интересное, что с ним связано – он пробил большим трудом строительство костёла Святого Людовика, на малой Лубянке. Предлагали католикам строить в Лефортово, и за Лефортово.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, понятно, туда в Немецкой слободе, и дальше.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: А он, будучи и сочувствую королю Людовику, с его отношениями с генеральными штатами…

А. ВЕНЕДИКТОВ: а тогда смотрите, 897-89 год…

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, в 89-м году, он, понимая, в каком положении находится Людовик, Он решил сделать, чтобы в Москве костёл Святого Людовика католический, был на престижном, хорошем месте. Императрица не согласилась. Он поехал в Петербург, и сказал, что это будет акт поддержки нашего друга, против возмутившейся Парижской черни.

А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть, государственной.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Ну да, но утверждений не демократических.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну, и, наконец, последняя история, может быть связанная с его любовью к полиции. Он создал ОМОН. Отдельное Подразделение Особого Назначения.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Он создал корпус быстрого реагирования. А называл их, 2 из которых, «Московский гусар». Что интересно, при этом он был либералом так сказать, праволиберальный человек. Например, как он поступил с Новиковым. Это вот живые Масонские дела начались.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: При Брюсе ещё начали инспектировать типографию. Митрополит Платон занимался вопросами Новикова и масонов. Он взял с Новикова подписку, что в типографии никогда масонских книг печататься не будет. И запретил больше проверять. Вот характерная вельможная черта. Но Новиков порядочный человек.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Дворянин.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Он пообещал, дворянин, он не будет. Если будет – пусть это будет на совести Новикова. И когда убирали в отставку уже окончательную, уже по возрасту, и по всему.

А. ВЕНЕДИКТОВ: В 90-м году, да.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Нашего героя, туда прислали Прозаровского. Потому, что Прозаровский был человек прямо противоположный по характеру. Крутой, и не приятный, разбираться, разбираться с Новиковым. А все понимали, что Еропкина на эту должность поставить нельзя. Еропкин и интеллигентными дворянскими людьми поступит благородно, по барственному, в стиле просвещения, и будет покрывать их, и защищать их, и уговаривать, чтобы ничего им не делали. Поэтому надо поставить человека пожестче. А Еропкина наградить всем, чем только можно, жене его дать тоже орден, потому, что ни к чему уже сделать ему нельзя. Хочешь, жене дадим орден, ив сё прочее. И он уехал спокойно, и попутешествовал немножко по России, и потом жил в Москве, и умер действительно за картами, как положено, умереть вельможе. Подсел на (неразборчиво), спохватился за сердце, и умер. Жизнь – такая эталонная жизнь. И очень благородная жизнь. Он меня радует.

А. ВЕНЕДИКТОВ: И он остался в памяти, к сожалению, не в учебниках, но в памяти. Во-первых, в Москве есть Еропкинский переулок, это про него.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это от него. Если кто думает, что это про другого, это про него. Кроме того, сразу хочу сказать, что наши слушатели, которые как-то связаны с инязом, с институтом иностранных языков. Лингвистический университет, а тогда имени Морисы Терезы, тоже хорошая. Это его дом. Это вот тот самый его (неразборчиво).

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да, тот самый.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Куда императрица приезжала обедать.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Где был открытый стол, где действительно выносили для бедных то, что можно было сделать. Где, в общем, и для Еропкина было характерно, что он со всеми разговаривал одинаково. Признак элиты заключается в том, что и с императрицей, ну конечно, с императрицей, но и Григорием Орловым, и с купцом Пупкиным, который пришёл к нему, он будет разговаривать одинаково, вежливо, любезно. Москва его обожала.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Это был отдельный государственный деятель, не принадлежащий никакой политической группе, никакой политической партии, никакой политической фракции. У него, как у Рюриковича, было своё видение пользы России.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Да. Вот вам что такое, политическая элита. Аристократ во власти.

А. ВЕНЕДИКТОВ: Михаил Иванович Москвин-Тарханов был гостем нашей программы «Наше всё-2», следующая передача будет, видимо, посвящена Фёдору Ростопчину, мы медленно переползаем в павловское время. Спасибо большое, Михаил Иванович.

М. МОСКВИН-ТАРХАНОВ: Спасибо вам.