Кино как политика - Олег Сысуев, Михаил Фишман, Виталий Манский - Полный Альбац - 2016-12-05
05.12.2016
Кино как политика - Олег Сысуев, Михаил Фишман, Виталий Манский - Полный Альбац - 2016-12-05
Скачать
Е. Альбац
―
Добрый вечер. В эфире радиостанция «Эхо Москвы» и я, Евгения Альбац как всегда в понедельник начинаю программу, посвященную ключевым событиям недели, тем событиям, которые будут иметь влияние на политику ближайших недель и месяцев. Каждую неделю я произношу эту фразу «влиять на политику», в то время как политики в нормальном смысле слова ее у нас уже нет. Это стало особенно очевидно после послания президента, которое как отметили многие наблюдатели, было поразительно никаким. То есть даже президенту уже неинтересно разговаривать со своим собственным истеблишментом. То есть с элитами и с избирателями. И так совпало, что одновременно с посланием в киноконцертном зале «Октябрь» в Москве, а также в Ельцин-центре в Екатеринбурге и в залах в Санкт-Петербурге началась политика на большом экране. Она пришла к нам посредством документальных фильмов, кинофестиваля Артдокфест. Который проходит в этих трех городах. И это фильм о художнике-аукционисте Петре Павленском, и фильм о разделенных семьях на Украине, родня Виталия Манского. Виталий Всеволодович в студии «Эхо Москвы». Здравствуйте. И наконец самая наверное шумная премьера – фильм о Борисе Немцове «Самый свободный человек».
О. Сысуев
―
«Слишком свободный человек».
Е. Альбац
―
Ну бывает со мной такое, извините ради бога. Соавтор которого Михаил Фишман. Здравствуйте.
М. Фишман
―
Здравствуйте.
Е. Альбац
―
Один из главных героев. Человек, который говорит «слишком свободный человек», Олег Николаевич Сысуев. Здравствуйте.
О. Сысуев
―
Здравствуйте.
Е. Альбац
―
Первый вопрос, все-таки у нас программа именно о политике. Поэтому и говорить мы будем о документальном фильме как о политике. Вы согласны со мной, что политика в России умерла? Господин Манский.
В. Манский
―
Да, я думаю, что политика в активной фазе умерла. Но даже после каких-то совершенно немыслимых катаклизмов происходит, все равно есть цикличность в природе. Есть какие-то материи, которые сохраняются. Они продолжают деление клеток, и потом возвращается жизнь бурная. Это закон природы и политика ничем не отличается. Ее конечно закатали в асфальт, но асфальт пробивают такие нежные беззащитные травинки и разъедают его, сколько бы раз его ни укатывали. Все асфальты обречены быть разъедены молодой порослью. И документальное кино в данном случае это такая поросль, потому что она существует вне системы. И ее никто не сеет, не поливает. Она вообще не существует. Но она как-то замещает все остальное, что отсутствует в массмедийном по крайней мере пространстве. Потому что понятно, что на телевидении и нигде больше этого нет, но оно есть.
В.Манский: Политика в активной фазе умерла
Е. Альбац
―
Спасибо. Я напомню, что сегодня, во-первых, день сталинской Конституции. Как известно, самой свободной Конституции, самой демократичной Конституции мира, во время которой сотни и сотни тысяч шли в лагеря, миллионы, а сотни и миллионы были расстреляны. И сегодня же пять лет с того большого митинга на Чистых прудах, с которого начались протесты зимы 2011-12 годов. Олег Николаевич Сысуев, я напомню слушателям, что Олег Николаевич когда-то был мэром Куйбышева.
О. Сысуев
―
Да, совершенно верно. Запасная столица.
Е. Альбац
―
Потом был вице-премьером в правительстве реформ, одновременно был вице-премьер и убитый Борис Немцов. Работал в администрации президента, именно в той администрации президента, которая выбрала в качестве преемника Бориса Ельцина - Владимира Путина. А потом ушел в бизнес. А вам как кажется, что у нас с политикой происходит?
О. Сысуев
―
Я являю собой пример индивидуума, который олицетворяет этот тезис. Что у нас нет политики в стране. Я тоже так считаю. Потому что я естественно никакой не бизнесмен и видимо, если бы политика в стране была, я бы все-таки был там, не работал в бизнесе. Я уходил, чтобы себя подготовить к дальнейшим каким-то шагам именно в политике. Обеспечив свою личную материальную независимость и вернувшись в политику. Но потом оказалось, что политика постепенно превратилась в удел людей, она стала уделом диссидентов. Настоящая политика. Коим и был Борис. Он был диссидентом бесстрашным и готовым выйти на площадь, готовым к сопротивлению космонавтов так называемых, силовым структурам. Готовым сесть в тюрьму. Что он проделывал в этот период. И готовым свободно изъясняться по поводу ситуации, которая происходит в стране. Но это, к сожалению, с точки зрения количества этих людей это абсолютно маргинально и с течением времени после событий, о которых вы говорите, все это стихло. И, может быть, сейчас нам покажется странным, что такое яркое проявление политического акта это премьера документального фильма с течением большого как мы считаем количества народа, и мы уже радуемся, удивляемся, как много народу пришло посмотреть этот фильм. Какие они смелые все. Я читал много в фейсбуке про это кино и все радуются, что вот оказывается, как возможно и просто это оценка нынешнего времени.
М. Фишман
―
Олег Николаевич в нашем фильме играет большую роль. Она очень значительная. Но, к сожалению, Олег Николаевич еще не видел фильм, потому что не был на премьере. Потому что не был в Москве.
О. Сысуев
―
Я не смотрел…
М. Фишман
―
И ужасно за это стыдно и обидно. Но одно из главных действующих лиц.
В. Манский
―
Мне кажется, это может быть чисто лингвистическая проблема, но он скорее был революционером. Диссидент это тот, кто слушает «Голос Америки», читает ГУЛАГ в машинописном размножении. И дальше кухни свои мысли не транслирует.
Е. Альбац
―
…о Сергее Адамовиче Королеве. Главный редактор «Хроники текущих событий».
В. Манский
―
Простите, написание хроник это уже действие. Диссидент это человек, впитывающий окружающую его реальность, но не ретранслирующий ее. А революционер впитывает и ретранслирует. В этом смысле Немцов был ретранслятором. Поэтому революционером. Документалисты, которые снимают картину, вот пять лет одному событию, год походу дальнобойщиков на Москву, вот документалист Константин Селин садится на поезд, едет в Ростов-на-Дону, не имея ни продюсера, ничего вообще за плечами и начинает снимать «Хроники текущих событий» в современной версии. В видеоверсии. Делая картину «Хроники неслучившейся революции», которые почти созвучны «Хроникам» и получается какой-то политический манифест, политическое заявление нового времени. Но это уже революционный шаг. Если бы он просто слушал по радио пусть немногочисленные, по «Эхо Москвы» просто потреблял эту информацию, думал, ну когда же они доедут, когда они там все сделают и все в жизни наладится. Вот тогда я выйду весь в белом фраке и скажу, что я с вами. Это диссидент.
Е. Альбац
―
Все-таки извините, я должна с вами поспорить. Я не могу просто не сказать. Потому что это мой круг. Во-первых, 68-й год, когда люди вышли на площадь…
В. Манский
―
Революционеры.
Е. Альбац
―
И я помню…
В. Манский
―
Революционеры.
Е. Альбац
―
Они не революционеры. Инакомыслящие.
В. Манский
―
Как только ты совершаешь действие, ты становишься революционером. Горбаневская и ее коллеги, которые тоже на Артдокфесте представлены картиной, они революционеры. А вот я, маленький мальчик в городе Львове был диссидентом. Я слушал «Голос Америки», я читал Самиздат, я был пионером и диссидентом. Разные вещи. Я был зам. председателя совета дружины пионерского отряда имени Гагарина, черт возьми. Абсолютно диссидентская позиция. Встроенный в свою школьную власть, все о ней знающий, понимающий и ни черта не делающий. Диссидент. Немцов - революционер. Настаиваю.
Е. Альбац
―
Мы просто должны сказать, что среди тех, кто называли себя инакомыслящими, диссидентами это люди Зоя Крахмальникова, которая издавала подпольный религиозный православный сборник «Надежда».
В. Манский
―
Как только издавала – революционер.
Е. Альбац
―
Светов, которого посадили за то, что он печатал свои книги за границей. Даниэль и Синявский, которые сели.
В. Манский
―
Спорить с Альбац невозможно.
Е. Альбац
―
Нет, это все люди были действия.
В. Манский
―
Значит революционеры.
Е. Альбац
―
О’кей.
М. Фишман
―
По поводу политики присутствия или отсутствия. Мне кажется так, политике как общественной сферы, делается все, чтобы ее не было. Делается давно, настойчиво. Публичной политики как публичной сферы жизни общественной, конечно, в этом смысле нет. Это правда. Очевидно, сначала ее заменяли декорациями с середины нулевых примерно, потом плюнули на декорации более-менее, но это не значит, что нет политики. Политика, разумеется, есть. И мы видим ее. Мы видим невероятное напряжение в элитах, посмотрите на эти аресты вокруг нас. Что это не политика? Конечно политика.
В.Манский: Как только ты совершаешь действие, ты становишься революционером
Е. Альбац
―
Это борьба бульдогов под ковром.
М. Фишман
―
Это и есть политика. Она просто в таких формах.
В. Манский
―
Нет, политика это многообразие. А сейчас мы живем в момент однообразия. У нас существует одновекторная политика. У нас рядом с этой политикой ей нечего противопоставить. У нас кроме напряжения элит…
М. Фишман
―
Напряжение не только в элитах. Оно на самом деле есть везде. Вопрос в том, как его померить, почувствовать, понять, увидеть. У меня есть один пример. Он имеет отношение к теме разговора. Это в фильм не вошло, все невозможно вместить. Но одним из важных моментов, как я понял для себя, работая над этим фильмом, в истории российской нулевых были выборы мэра Сочи 2009 года. Про это в фильме, к сожалению нет. Мы не можем все сделать. Немцов тогда принимал участие. Проиграл.
Е. Альбац
―
А начальником штаба у него был Илья Яшин.
М. Фишман
―
Гарри Каспаров принимал в этом участие. И тогда это был 2009 год, за 2-3 года до 2011 года. До того как выплеснулось наружу. И тогда мы жили еще при президенте Медведеве, в обстановке полной как нам казалось стабильности, нефти по сто с лишним долларов за баррель и мы во многом просто не обратили внимания на ту кампанию, потому что нам было не до этого. Потому что нам сказали, что политики нет, мы более-менее с этим согласились. Я в широком смысле говорю. А она в это время в Сочи бурлила. И победила. Потому что очевидно, что там были огромные фальсификации. Которые тогда были и в Москве. Не было бы фальсификаций, был бы второй тур. И уже тогда бы взорвалась эта ситуация. И вот эта политика когда мы считали, что ее нет, в это время на наших глазах, и мы не обращали на нее внимания. И поэтому я для себя пришел к такому выводу, я не могу его доказать с бумагами в руках, но я уверен, что это правда, что тот эпизод в нашем фильме, когда Путин отчитывает, говорит «поураганили», через полтора года после кампании сочинской, напрямую связан с этой кампанией. Является на нее ответом. Мы тогда не почувствовали, а он почувствовал, что происходит и нейтрализовывал своих политических противников.
Е. Альбац
―
Вы имеете в виду прямая линия…
М. Фишман
―
С президентом Путиным. В 2010 году. 16 декабря, кажется. Когда он сказал, что Немцов, Рыжков и Милов поураганили, наворовали миллиарды.
Е. Альбац
―
Отлично зная, что это ничего не могло быть просто в принципе.
М. Фишман
―
Да.
В. Манский
―
Кстати, в вашей картине меня зацепила такая деталь. Там буквально двумя эпизодами ранее Немцов выступая в поддержку НТВ, команды НТВ, в студии НТВ говорит: ну какое же может быть телевидение без – и перечисляет: Миткова, Мацкявичюс. И через два эпизода несколько располневший с потухшим глазом Эрнст сидит рядом с Путиным и бровью не ведет в этот момент, когда Путин пытается уничтожить и очевидно оскорбить Немцова, который… Есть такие тоже переклички, помните, естественно.
М. Фишман
―
Конечно. Та кампания, в 2009 Немцов ходил по подъездам, дворам, рынкам, электричкам. Илья Яшин этим занимался. И вот эта политика уличная создавала результат уже тогда.
Е. Альбац
―
Олег Николаевич.
О. Сысуев
―
Мне кажется, что политики не стало, были какие-то проявления в 10-11 году, в том числе в 2009 выборы мэра Сочи. Но не стало ее, когда произошло огосударствление всего и вся. Постепенно, но очень такое мощное. В том числе СМИ, особенно электронных, в том числе извиняюсь, местного самоуправления.
Е. Альбац
―
А вы же возглавляли, по-моему, ассоциацию малых городов.
О. Сысуев
―
Нет, не малых городов. А конгресс муниципальных образований. Самая большая организация. И она до какого-то момента была весьма влиятельная. Мы принимали участие в разработке законодательства. Абсолютно соответствующее европейскому и хартия европейская о местном самоуправлении. В этом отношении мы были передовики производства. У нас все и вся избиралось. Была активная политическая жизнь с активным включением народонаселения, что самое главное. В чем как мне кажется главная ошибка всего этого – то, что людей отвратили от общественной жизни, они сейчас хорошо понимают, что от них ничего не зависит. И они перестали ходить на выборы, сейчас на выборы, где остались какие-то куски выборов мэров городов, ходит 20-25%, не больше. И понятно, что людей ничего не интересует. И когда это произошло, государство стало монополистом СМИ, в парламенте, в экономике, государство стал монополистом во всем. И конечно, Артдокфест это уникальное явление на фоне того, что происходит с нашим телевидением или экраном вообще. Экраном я бы сказал, наверное, будет точнее. Это такой серьезный протестный политический акт. А почему – потому что документальное кино показывает реальную жизнь. Там уже не пригласишь депутатов, которые будут говорить ровно то, что у них в задании говорить и ими не будут манипулировать ведущие сноровистые по этому поводу. И мне кажется, что проявление реальной жизни сейчас это уникальная вещь.
О.Сысуев: Политики не стало, были какие-то проявления в 10-11 году, в том числе в 2009 выборы мэра Сочи
В. Манский
―
У нас вчера ночью на Артдокфесте была премьера фильма «Выбор». Это картина режиссера Бубенец о выборах сентябрьской думской кампании и героями картины были кандидаты от «Открытой России». То есть люди, которые по определению не имели никаких шансов стать депутатами. Но, тем не менее, режиссер провела с ними пару дней и мы видим, как они что-то пытаются сделать и как людям по большому счету фиолетово на любые попытки даже установить какой-то диалог. Все, на что там хватает людей при какой-то коммуникации, это сделайте туалет на автостанции, запретите продавать водку после 24 часов в соседнем магазине и это самые позитивные. Те, которые хотя бы как-то коммуницируют. Все остальные говорят: да достали, да уйдите. Ничего не хотим.
Е. Альбац
―
Уже много раз сказано было, народ плохой. У нас нет возможности с вами переселить народ на Луну. Поэтому тот народ, который у вас есть. Политики плохие, если народ не слышит. У меня вот какой вопрос. Что из показанного на фестивале может выйти на телеэкраны?
В. Манский
―
Прежде всего в этом году 10 лет Артдокфесту и за 10 лет фестиваля ни один нами показанный фильм, а это в те самые спокойные прекрасные годы, которые мы сейчас вспоминаем с ностальгической грустью, не выходил на центральные федеральные каналы. Один-единственный фильм немецкий был показан на Первом канале. Документальная комедия про чудака, построившего подводную лодку, она так и называлась «Подводная лодка в степях Украины». Все. И это фильмы, которые идут в программе Артдокфеста абсолютные лидеры телевизионного показа во всем мире. У нас же в конкурсе фильмы, как российского производства, так и зарубежные фильмы на русском языке. Я приведу самые очевидные примеры. Картина, на которую приходил Немцов, он вообще ходил на Артдокфест, но когда он выступал, это картина про Олимпиаду, как называлась. «Путинские игры». Фильм был показан в 37 странах мира по телевидению как главный олимпийский фильм. То есть наше министерство культуры Сережа Мирошниченко, товарищ, прости меня, ты не виноват, жизнь такая. Министерство культуры вбухало миллионы в картину официальную олимпийскую, которую не показал, насколько я знаю, ни один телеканал мира. Даже Казахстан. Может быть я в нюансах могу путаться. Хороший фильм, но не про то сейчас речь. А вот нормальным естественным олимпийским фильмом стал фильм «Путинские игры», премьера которого была на Артдокфесте. Мне обжигали ухо звонки, еще тогда со мной люди из Кремля разговаривали, сейчас наверное повычеркивали все телефоны, с требованием: или тебе будет или сними картину с показа. И так далее. Ничего этого нет. На телевидении в России нет никогда.
Е. Альбац
―
Почему тогда вам дали «Октябрь». Центр Москвы. Новый Арбат.
В. Манский
―
Мы арендовали.
Е. Альбац
―
Ну послушайте. Мы же знаем, как это происходит. А потом у вас бомбу заложили или протекла вода или свет отключили.
В. Манский
―
Мы застраховали.
Е. Альбац
―
Почему вам дали.
О. Сысуев
―
Потому что Кириенко пришел в Кремль. Что вы так все замолчали?
Е. Альбац
―
Ну просто действительно любопытно. Почему.
В. Манский
―
У нас же рыночная экономика. Мы пришли, заплатили деньги. Арендовали кинотеатр.
Е. Альбац
―
А откуда у вас столько денег?
В. Манский
―
Я хорошо зарабатываю.
О.Сысуев: Люди сейчас хорошо понимают, что от них ничего не зависит
Е. Альбац
―
Это гениальный ответ. Это здорово. Скажите, пожалуйста, что заставляет людей снимать вот эти документальные фильмы. Вот вы сняли «Родню». Вы говорите единственный показ в России. Что вас мотивирует?
В. Манский
―
Потому что он в России единственный показ. Эта картина уже вышла в прокат в трех странах, ее уже купили для показа 10 стран мира. И это картина, которую увидят миллионы людей, уже миллионы видят.
Е. Альбац
―
Но снимали вы конечно для российского зрителя.
В. Манский
―
Я снимал и для украинского зрителя, много людей, которым важна эта картина. Я снимал картину и для канадского зрителя, и немецкого, и для латвийского зрителя. Где проблема, кстати, тоже, я сейчас живу в Латвии и там не все так просто в этом смысле. Со мной все ясно, а вот что заставляет человека того же Селина или ту же Татьяну Чистову в течение года снимать призывников, которые отказываются от службы в российской армии, это вопрос очень интересный. Но они видимо тоже не могут без этого жить.
Е. Альбац
―
Мы к этому вернемся после новостей и рекламы на «Эхо Москвы».НОВОСТИ
Е. Альбац
―
Еще раз добрый вечер. В студии «Эхо Москвы» мы с Виталием Манским, режиссером и основателем Артдокфеста, фестиваля документального кино, который сейчас проходит в кинотеатре «Октябрь», с Михаилом Фишманом, соавтором фильма «Слишком свободный человек». Фильм Михаил сделал вместе с замечательным совершенно режиссером Верой Кричевской, которая к сожалению не смогла к нам сегодня придти на эфир, и с Олегом Николаевичем Сысуевым, одним из главных героев фильма. Человек, который произносит фразу о Борисе Немцове «слишком свободный человек». Они вместе с Борисом в одно время были два замечательных вице-премьера российского правительства. Мы говорим о политике на большом экране. И вот о чем я хотела, Михаил, спросить. В фильме участвует много интересных людей, вы нашли замечательное интервью Бориса, различные кадры живого Бори. Кстати, один из самых сильных моментов мне показался фильма это когда мы уже видели, как его винтили омоновцы, засовывали в камеру, как он получил по распоряжению, как говорят Суркова 15 суток и так далее. Впервые в российской истории.
М. Фишман
―
Через две недели после той прямой линии.
Е. Альбац
―
Совершенно верно. И показывают кадры его интервью на «Эхо Москвы», 1999 по-моему год, или начало 2000, где Борис Ефимович Немцов, лидер Союза правых сил говорит о том, что Путин наш президент. В этом мне показалось одна из самых тяжелых коллизий и трагедий. И Бориса, и того, что называлось российской демократией. Потому что мне кажется, что фильм не только о гибели одного из самых ярких людей короткого периода российской демократии, но фильм о рождении и гибели российской демократии. И выстрел в Немцова уже финальная точка. После этого вопросов ни у кого не осталось. Вот в российской политической истории, в том числе демократии был такой человек как господин Чубайс. Который как мы знаем, входил в первое правительство реформ, который был первым вице-премьером, когда Сысуев и Немцов были просто вице-премьерами.
О. Сысуев
―
Боря был первым вице-премьером.
Е. Альбац
―
Пардон.
М. Фишман
―
Это потом уже при Кириенко.
Е. Альбац
―
Почему в вашем фильме совершенно нет Чубайса. Что могло случиться?
М. Фишман
―
Мы обращались к Анатолию Борисовичу. Естественно. Потому что он действительно ключевая фигура как минимум для периода 1997-98, да и дальше СПС предвыборная кампания 1999 года, предвыборная кампания 2003. Это довольно серьезный значительный период. Но Анатолий Борисович не счел для себя возможным принять участие. Я считаю, что это его право. И я бы…
Е. Альбац
―
Да кто же спорит, конечно, его право. Я только не могу понять, Олег Николаевич, вы помните, когда Борю убили, Анатолий Борисович пришел на Большой Москворецкий мост и встал на колени. Перед тем местом, где лежал Боря. Там уже было много цветов, я хорошо это помню. Ваши объяснения. Чего так страшно? А вам что досталось за то, что участвовали в этом фильме?
О. Сысуев
―
Я задумался – от кого. Дело в том, что может достаться от жены, но она не видела так же, как и я. Может быть от кого-то еще, правда, возмущенных звонков не было. Не было никаких звонков, я бы сказал так. Поэтому вопрос риторический. Что касается Анатолия Борисовича, то мы знаем, что он пришел, встал на колени, это мне кажется, было выражением его чистых эмоций. Праведных. Но также и сказал о том, что нам надо заканчивать конфронтацию всем, нам понять, что это нас может довести неизвестно куда. И я не ручаюсь за точность слов, но смысл был такой.
М. Фишман
―
И смысл был в том, что он поставил на одну доску и власть, и оппозицию.
О. Сысуев
―
Может быть, мы должны учитывать то, что все-таки Анатолий Борисович является высокопоставленным служащим государства. Он руководитель крупнейшей компании государственной. Мы знаем, что у этой компании есть проблемы. Мы знаем, это было в открытых источниках его дискуссию с дочерью Бори Немцова по поводу его позиции в отношении суда над теми, кто совершил это преступление и тем…
Е. Альбац
―
Кто подозревается в том, что совершили это преступление.
О. Сысуев
―
Это мне кажется, просто видимо, проявление позиции Чубайса, он считает, что подобными действиями он не принесет пользу этой концепции умиротворения. И не принесет пользу этой концепции двигаться не революционным путем.
В. Манский
―
У меня есть ремарка как у художника. В моей практике была картина о последних 205 днях жизни Владимира Высоцкого. Она была полностью восстановлена, поминутная, почасовая реконструкция последних дней попытки борьбы Высоцкого со смертью. Уже последняя прямая. И все, кто были рядом, рассказывали те эпизоды, где они участвовали. Разные люди, и врачи, которые переливание делали и так далее. Но не менее важной, а, может быть, ключевой фигурой был Туманов в этот период его…
Е. Альбац
―
Который написал потрясающую книгу о Колыме.
М.Фишман: У нас есть номер прокатного удостоверения, раз есть номер, то появится и оно само
В. Манский
―
И вот Туманов, мы естественно его очень просили принять участие в фильме, он отказывался, но мы были настойчивы и, в конечном счете, Туманов сказал: я снимусь в этом фильме, но я не скажу ни слова. И мы вставили в картину сидящего, молчащего Туманова. И это для этой картины было одним из сильнейших эмоциональных ударов и важных вложений в понимание той трагедии и того конфликта, которым являлся предмет фильма и судьба Высоцкого. Я бы очень хотел увидеть молчащего Анатолия Борисовича.
Е. Альбац
―
Для меня это почти личная трагедия. Потому что мне всегда Чубайс представлялся человеком, у которого хватает мужества проходить из точки А в точку Б. Чубайса в чем угодно можно было обвинять. В трусости мне казалось, его трудно было обвинять. И я не могу поверить, мне хочется думать, что есть еще какие-то причины, которые не позволили ему…
В. Манский
―
А, может быть, он знает больше, чем мы.
Е. Альбац
―
Что он знает, больше чем мы?
М. Фишман
―
То, чего мы не знаем.
Е. Альбац
―
Вы имеете в виду касательно убийства Бори?
В. Манский
―
О том, что происходит с нами.
М. Фишман
―
Что вы говорите, что есть какие-то обстоятельства нам неизвестные, которые ему мешают.
Е. Альбац
―
Вас тут спрашивают Виталий, будут ли в Интернет выложены фильмы Артдокфеста.
В. Манский
―
Это дело каждого автора, продюсера, инвестора, который финансировал картину, Интернет это подарок обществу и не все особенно люди не состоятельные не готовы на эти подарки. Поэтому что-то появится, что-то нет.
Е. Альбац
―
Есть ли возможность посмотреть фильм о Борисе Немцове.
В. Манский
―
Это уже вопрос не к нам.
М. Фишман
―
Пока такой возможности нет. Но мы надеемся, что она очень скоро будет.
Е. Альбац
―
На премьере Вера Кричевская говорила, что вы собираетесь провести фильм по городам России, а если почему-то это не получится, то выложите его в Интернет.
М. Фишман
―
Нам остается только поддержать то, что она сказала. Но мы правда рассчитываем, что фильм можно будет посмотреть на большом экране. Пойти в кино и посмотреть.
Е. Альбац
―
То есть у вас уже есть прокатное…
М. Фишман
―
У нас есть номер прокатного удостоверения, раз есть номер, то появится и оно само.
В. Манский
―
Кстати, не вполне так это выглядит. Но суть такова. Я бы вам посоветовал сейчас очень активно бороться за прокатное удостоверение, потому что в прошлом году на Артдокфесте был показан фильм «Мой друг Борис Немцов», который общество ждало, она совершенно другая и ничего тут общего нет. И картину хотели очень широко прокатать по всей России. Но министерство культуры, возглавляемое известным человеком, оно…
Е. Альбац
―
К которому вы испытываете особо нежные чувства.
В. Манский
―
Да просто. Они выдали прокатное удостоверение на следующий день после годовщины смерти. Тем, чтобы заблокировать широкий прокат именно когда общество было особо готово, просто необходимо было для нормального дыхания, этот фильм должен был взорваться по всей стране. Они выдали после, с горы когда пошло и тем не менее, картина показывалась. Но вам, это важно ко второй годовщине этого убийства, выпустить картину в России широко, у вас есть два месяца, вы должны быть настойчивы, вы должны как мы с фильмом про Северную Корею четыре отказа. Мы их дожали и мы дали понять, что если вы будете отказывать, мы будем подавать в суд. У вас есть все основания требовать и на них давить. Не просить, а давить. Они обязаны выдать прокатное удостоверение заранее. Чтобы подписали все контракты с прокатными площадками, чтобы картина вышла тогда, когда ее все ждут.
Е. Альбац
―
Вот мой абсолютно человек. Вот обожаю эту позицию. Не просить, а давить и добиваться. И проходить из точки А в точку Б.
О. Сысуев
―
Женя, вы на меня так не смотрите.
Е. Альбац
―
А так на вас не смотрю. Вы хотели что-то сказать, Олег Николаевич.
О. Сысуев
―
Нет, просто вспомнил, и боялся, что я забуду отметить, что может быть как раз в связи с разговорами о фильме, с таким активным обсуждением накануне премьеры и так далее, власти Нижнего Новгорода приняли решение об увековечивании памяти Бори. И о проведении ряда мероприятий, в том числе…
Е. Альбац
―
В феврале. На годовщину.
О. Сысуев
―
Я не знаю, когда будет по срокам. Но они уже провели ряд мероприятий, уже то, что увековечивание памяти в Нижнем Новгороде обсуждалось на официальном органе дума городская или совет, я не знаю, как точно называется у них. Это вообще дорогого стоит. Мне кажется, что в немалой степени это связано с тем, что уже по-моему 4 фильма о нем.
Е. Альбац
―
Сегодня в Сахаровском центре показывают фильм Володи Кара-Мурзы младшего. Фильм Фишмана и Кричевской «Слишком свободный человек»…
В. Манский
―
Зоси Родкевич «Мой друг Борис Немцов». И немецкая предверсия вашей картины…
О. Сысуев
―
Да, это другое совсем.
Е. Альбац
―
А как вообще, Миш, получилось, что вы решили снять этот фильм? Ведь я понимаю, что вы делали тогда интервью, в частности со мной, длинное интервью, это делали фильм тогда немцы.
М. Фишман
―
Да.
Е. Альбац
―
Напомните, кто это был.
М. Фишман
―
Симона Бауманн, телекомпания ЦДФ. Они нашли компанию здесь «Твинди» Евгений Гиндилис, который возглавляет. Они позвали уже меня, я все-таки политический журналист по бэкграунду, я как бы в теме что называется. Я написал сначала сценарий. Предсценарий большую очень историю. А потом мы начали делать эти интервью. Потом с вами в том числе, с Олегом Николаевичем тогда мы разговаривали и всего взяли около 30, много очень. Не все они вошли в финальную версию. Ключевая разница заключается в том, что мы тогда делали после убийства, и нам было важно говорить об убийстве, сейчас мы этого не делаем. В этом фильме, который сейчас уже вышел. И получился фильм, несмотря на то, что я заявлен в нем сценаристом, я не имел над ним никакого контроля и меня результат совершенно не устроил.
Е. Альбац
―
Немецкий.
М. Фишман
―
Да, а материал остался на руках. И стало понятно, что надо делать что-то дальше.
Е. Альбац
―
А у вас права…
М. Фишман
―
Нет, у меня нет.
М.Фишман: Фильм Немцову скорее бы понравился просто согласно важнейшим чертам его характера
В. Манский
―
Вы знаете, я в данном случае как продюсер хочу объяснить ситуацию. Тогда стояла конкретная прикладная задача. Произошла трагедия, мир должен был узнать, толком разобраться, получить информацию и для этого делался фильм. В определенные сроки, и у всех кто делал фильм, была растерянность от самого факта этой трагедии. И невозможно было собрать все мысли в кучу. И сделали вот такую картину. Но материалы, и интервью сами по своей фундаментальности, глубине и какой-то такой эпосности что ли, требовали переосмысления художественного, режиссерского, продюсерского. И вы вовремя это поняли и вернулись к этому материалу. Он не пропал…
М. Фишман
―
Есть еще важнейший момент, что появилась Вера.
Е. Альбац
―
А Веру вы уже пригласили?
М. Фишман
―
Да. Без Веры ничего бы не было. На самом деле фильм в той же степени Верин, это наш фильм.
О. Сысуев
―
Без веры ничего бы не было.
М. Фишман
―
И мне кажется, то, что получилось, это… Очень важно, что мы и это сразу стало понятно, это всегда сложно вместе работать, трудная штука. Все творческие люди это знают. Это в журналистике так, это и в кино то же самое. И мы когда начали просто разговаривать о том, что мы хотим, настолько было понятно, что мы одинаково смотрим на то, что хотим получить в результате. Поэтому и получилось, и как мне кажется, нам чего-то удалось.
В. Манский
―
Вера Кричевская была внутри, она весь период работы, она все про это не просто знала, отчасти прошла через ее кровеносную систему вся эта история. Поэтому для нее это тоже было очень органично.
О. Сысуев
―
Интересно, я фильма не видел, и все мое впечатление складывается из…
Е. Альбац
―
Но вы Борю хорошо знали. Вы были близкими друзьями. Вы говорите фразу там, извините, потрясающую. Вы говорите: мне все время хочется ему позвонить.
М. Фишман
―
На эту фразу говорил каждый третий.
Е. Альбац
―
Я очень хорошо понимаю.
О. Сысуев
―
Я хочу сказать о качестве фильма. Я прочитал много в фейсбуке, в Интернете отзывов о фильме людей, которым я доверяю, безусловно. И я не припомню последних событий культурной жизни нашей, которые бы вызвали такое единодушное позитивное глубокое одобрение этого явления, как этот фильм. Я уже с нетерпением жду, когда я его посмотрю. И очень хотелось бы, чтобы мое ощущение совпало с абсолютным, то есть я не видел ни одной какого-то более-менее критически настроенной рецензии или мнения об этом фильме. Даже сегодня я сказал, Женя, вам об этом, что авторы удостоились похвалы от Альфреда Коха. Не побоюсь этого слова.
Е. Альбац
―
Тоже который один из участников фильма. Довольно активно представлен на экране. Миша, а вот если бы Боря, Борис Ефимович Немцов посмотрел этот фильм, вы думаете, как бы он к нему отнесся. Его бы что-то задело.
М. Фишман
―
Я не берусь сказать. Мне очень трудно ответить на этот вопрос. Единственное что насколько я знаю и помню Бориса Ефимовича, он очень открытый и жизнерадостный человек в целом. И ему скорее всего нравится, чем не нравится. Просто потому что он так был устроен. И это одно из его чрезвычайно было важных и могучих качеств. И поэтому я думаю, что в этом смысле и фильм ему скорее бы понравился просто согласно чертам важнейшим его характера.
В. Манский
―
А я бы хотел сказать, документальное кино сопряжено с реальной жизнью и чтобы это было сильное мощное кино, в этой жизни должна быть жесткая драматургия. В том числе и драматизм. И так хочется, чтобы многих-многих фильмов программы Артдокфест вообще никогда не было. Вот чтобы не было фильма «Слишком свободный человек». Потому что этот фильм есть, потому что нет Немцова. И в этом заключена парадоксальная несправедливость жизни, что документальное кино как бы вынуждено базироваться на той мерзости, в которой мы просто уже по ноздри застряли и мгновение, и уже задохнемся. И поэтому документальное кино на этом надрыве поднимается. А жизнь все глубже погружается в то, что несовместимо с нормальным существованием человека в цивилизованном вообще мире.
Е. Альбац
―
Но вы знаете, я не склонна к оптимизму, прямо скажем. Но фильм о Павленском кажется совершенно из другой оперы. Он как раз очень оптимистичный. Я была совершенно поражена этим фильмом. Я вообще не представляла себе Павленского таким. Для меня открытие абсолютно и его рациональность, и его абсолютная убежденность. И его несломленность. Его спрашивают: как ты мог в тюрьме, он говорит: все чудесно, наконец отоспался.
В. Манский
―
Конечно, когда в финале картины мы видим, что на Лубянской пощади вместо Феликса Эдмундовича Дзержинского установлен памятник Павленскому, прибившему свои гениталии к брусчатке, огромный такой, финал картины. Извините за спойлерство. Конечно, это вызывает оптимизм. Что еще.
Е. Альбац
―
Но весь фильм по настрою, по силе характера.
В. Манский
―
Павленский герой, живой действующий герой современного искусства. А Немцов погибший человек.
Е. Альбац
―
Герой, который погиб.
В. Манский
―
Немцов молодой здоровый мужик, кровь в нем кипела.
Е. Альбац
―
С переборами я бы сказала.
В. Манский
―
Да, но он имел на это право. И его права лишили на все. В этом трагизм. Я говорю о фильме «Родные» про свою семью. Там в Украине. Об этом конфликте. Я был бы счастлив, чтобы этого фильма не было. Потому что этот фильм только потому, что там война. Д бог с ними с фильмами, пусть их не будет, давайте жить по-человечески.
Е. Альбац
―
Вас спрашивает Дмитрий Мезенцев: есть ли в фильме Алексей Навальный. Есть. Довольно подробно рассказывает о том, как Борис Ефимович приходил к нему в камеру ночью, когда Алеша сидел в Москве. К сожалению, трудно очень говорить о том, что вы не видели. Я надеюсь, что вы посмотрите. Я не сомневаюсь, что так или иначе, фильм увидят в городах, и фильм рано или поздно будет в Интернете. Я благодарю звукорежиссера Светлану Ростовцеву, благодарю всех моих гостей за эту чудесную передачу. Спасибо большое. Услышимся, если все будет хорошо, через неделю.