О свободе слова - Русская провокация - 2018-03-24

С.Белковский

Напомню вкратце предысторию нашего проекта. Осенью 2017 года главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Алексеевич Венедиктов купил на аукционе «Сотбис» архив газеты «Известия» за 1918 год. Сумма сделки составила 12 миллионов долларов. И сделка была полностью оплачена дочерними структурами открытого акционерного общества «Газпром». Законность сделки была подтверждена Генеральной прокуратурой Российской Федерации, которая изучала этот вопрос по просьбе некоторых депутатов Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации. Поэтому мы вещаем свободно и безболезненно, как, впрочем, и всегда.

В прошлой программе я говорил о том, что есть идея создания Музея новейшей истории России, для которой председатель правительства Российской Федерации Дмитрий Анатольевич Медведев предоставляет свою резиденцию в городе Плес Ивановской области, ту самую резиденцию, воспетую известным оппозиционным политиком Алексеем Анатольевичем Навальным как отдельно, так и в системообразующем фильме российской оппозиции «Он вам не Димон».

Эта идея также поддержана мэром города Плес Темирбулатом Каримовым, который является никем иным, как родным зятем другого весьма влиятельного российского политика и бизнесмена Игоря Ивановича Сечина, председателя правления открытого акционерного общества «Роснефть».

С.Белковский: Официально цензура была введена вскоре после крещения Руси, не далее как в 1073 году

Этот проект движется. Поскольку основу коллекцию музея составит личное собрание Алексея Анатольевича… Алексея Алексеевича, прошу прощения – была оговорка по Фрейду – Венедиктова, включая архив газеты «Известия» за 1918 год и никогда не публиковавшуюся переписку Владимира Ильича Ленина с Инессой Арманд, то неформально музей будет называться Музей Венедиктова, собственно, он уже так и называется.

И я хочу сообщить вам важную для меня и, возможно, важную для кого-то новость: я получил предложение стать заместителем директор Музея Новейшей истории России по связям с общественностью. Это отвечает и моим профессиональным приоритетам - и личным, и ценностным. Я давно хотел переместиться в музейную сферу, к которой тяготел еще в детстве, в эпоху моей работы в клубе юных искусствоведов в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина.

А кроме того я давно думал о переезде в российскую глубинку. А надо сказать, что город Плес под руководством Темирбулата Каримова буквально расцвел и стал идеальным примером того, чем могли бы быть небольшие русские города Центральной России. Там есть качественно развитая инфраструктура и не только потому, что там любит останавливаться Дмитрий Анатольевич Медведев, но и в силу энергии и воли действующего градоначальника.

Собственно, это предполагает и проект музея. Его иногородние сотрудники будут жить в специальном общежитии прямо на территории бывшей резиденции Дмитрия Анатольевича Медведева. Там же на территории будут круглосуточный магазин и кафе, что, собственно, избавляет нас от всех инфраструктурных проблем.

Но, правда, есть некоторое морально-политическое ограничение, в котором я не могу не признаться. Мне ясно дали понять, что работать на должности в столь важном государственном музее на руководящей должности я смогу только в том случае если даже не вступлю в партию «Единая Россия», то, по крайней мере, примкну к сторонникам «Единой России».

Я ничего не имею против партии «Единая Россия». Там немало порядочных людей, кто бы что не говорил. Но в свое время я дал публичное обязательство – это прозвучало в эфире радиостанции «Эхо Москвы» несколько лет назад, когда российское гражданство получил знаменитый французский актер Жерар Депардье – поддержать «Единую Россию» только при одном условии – что Владимир Путин, президент Российской Федерации и неформальный лидер, хозяин, так сказать, «Единой России», предоставит российское гражданство выдающемуся американскому кинематографисту и писателю Вуди Аллену. Пока это не случилось. Я не могу раньше примкнуть к «Единой России» ни в каких формах и проявлениях, хотя к этому дело идет, насколько я понимаю, особенно в условиях череды сексуальных скандалов, очередных историй приставания к разного рода дамам, в которые сейчас вовлечен после Харви Вайнштейна, пусть и не так масштабно 80-летний Вуди Аллен.

И меня заверили круги, близкие к администрации президента Российской Федерации, что вопрос о предоставлении Вуди Аллену гражданства и убежища в России, действительно, всерьез обсуждается. Я также попросил известного российского политика, недавнего кандидата на высший государственный пост Ксению Анатольевну Собчак, которая известна своей эффективностью в решении подобных лоббистских задач, посодействовать тому, чтобы Вуди Аллен получил российское гражданство. И, как она мне сегодня сообщила, она уже связалась с Владимиром Путиным через мессенджер Telegram и адресовала ему просьбу, как можно быстрее решить вопрос с гражданством Вуди Алена. Поэтому если он будет решен, то будет снято и последнее препятствие на моем пути к лелеемой, чаемой мною вожделенной должности заместителя директора Музея новейшей истории в Плесе по связям с общественностью.

А теперь переходим к основной теме нашей программы. Напомню еще нашу основную концепцию. Мы читаем газету «Известия» за 1918 год и пытаемся вписать события 1918 года в современный контекст. Россия 100 лет спустя, через 100 лет после тех бурных революционных событий и деяний наших недавних предков, во многом наложивших отпечаток на всё наше воспитание, образование, наше мышление; что есть Россия через 100 лет, и как проецируется история России 1918 года на эту же страну года 2018, страну ту же самую формально, но фактически во многом иную, хотя в некоторых коренных вопросах неизменную.

22 марта 1918 года газета «Известия» публикует несколько заметок, связанных с журналистикой и природой новой журналистики. Например: «В Бюро печати при Совете народных комиссаров, - это объявление, - требуются опытные журналисты, репортеры и хроникеры (только с партийными рекомендациями)». Вот это «только с партийными рекомендациями» выделено жирным шрифтом, как сказали бы в наше время, болдом. Адрес: «Кремль. Здание судебных установлений, - то есть фактически журналистика приравнивается к судебной власти, - Комнаты 20, 22, второй этаж. Телефон заведующего бюро: 3-74-83». Называю телефон без трепета. Надеюсь, мы не попадем под закон о защите персональных данных, ибо этот телефон уже давно не работает.

Еще несколько заметок на заданную тему в этом же номере «Известий». О газете «Беднота» издания Центрального комитета Российской Коммунистической партии большевиков. Весьма самокритичное называние. Не знаю, имели ли в виду руководители Российской Коммунистической партии большевиков нищету духа или что-то еще, притом, что, как известно блаженны нищие духом, ибо они обретут Царство Божие. Согласитесь, трудно себе представить газету «Беднота» как орган сегодняшней российской элиты. Сегодняшней российской элите в пору издавать «Русское богатство», но она слишком скромна, чтобы так откровенно называть периодические издания.

«Ближайшее участие в газете «Беднота» принимают, - кто бы, вы думали? – «Н.Ленин, - (так и написано: Н.Ленин, не В.И.Ленин, то есть, видимо, еще параллельно псевдоним существовал в марте 1918 года; но, собственно, Н.Ленин – это псевдоним Ленина как публициста. Это для меня тоже открытие, благодаря изучению архива Алексея Алексеевича Венедиктова, что под одним псевдонимом Владимир Ильич Ленин выступал в политической жизни, а под другим в публицистической журналистской. Как вы помните, несколько программ назад мы читали анонимную статью в газете «Известия», на мой взгляд, автором которой был, безусловно, Владимир Ильич; и сопоставление ее текста с классическими работами вождя мирового пролетариата это скорее подтверждает, чем опровергает), – Л.Троцкий. К.Сталин, - не И.Сталин, то есть тоже, видимо, отдельный публицистический псевдоним Иосифа Виссарионовича, отдельно – политический, - К.Зиновьев, - хотя, на самом деле, он Григорий Зиновьев, - Я.Све́рдлов, - вернее, Свердло́в, - мы уже выясняли хтонический принцип метрополитена, в соответствии с которым ударение в фамилии Свердлов надо делать на втором слоге; здесь псевдоним один на всех… мы за ценой не постоим, - М. Альмицкий, НРЗБ, - не знаю, кто это такой, - Ем. Ярославский, - ну, Ем Ярославский – это Емельян Ярославский, он же Губельман, известный воинствующий безбожник, один из иде6ологов и главных политтехнологов борьбы с православием в первые постреволюционные годы XX века, - Демьян Бедный, - Демьян Бедный – это псевдоним, поскольку мы знаем, что его настоящее имя Ефим Алексеевич Придворов, то и, собственно, написано полностью: Демьян, - Л.Сосновский, Н.Глебов. Я. Буров и др».

Вы знаете, в соответствии с аппаратным этикетом нашего времени на это «и др» можно было бы обидеться. Но, видимо, тогда никто не обижался. Под это «и др» могли попасть весьма крупные фигуры большевистского истеблишмента.

С.Белковский: Цензура в России не умирала никогда

«Подписная плата: на 6 месяцев – 20 рублей, на 3 месяца – 10 рублей, на 1 месяц – 3 рубля 50 копеек. То есть цена одного номера – 15 копеек». То есть, как мы видим, психологическое ценообразование большевикам было несвойственно. У них подписка на 3 месяца стоит вдвое меньше, чем на 6, тем самым они не стимулируют подписку на 6 месяцев за счет относительного сокращения цены.

Еще одно объявление в том же номере «Известий»:

«На днях поступит в продажу №1 журнала «Народное хозяйство», орган Высшего совета «народного хозяйства», - причем в названии Высшего совета народного хозяйства словосочетание «Народного хозяйства» взято в кавычки. То есть, видимо, это оговорка по Фрейду, и большевики, действительно, не считали советскую экономику тех времен реальным народным хозяйством, поэтому взяли в кавычки это дело. – Содержание: Экономическое положение и революция. Внешняя торговля России. Автор: В.Милютин.

Мобилизация науки. Л.Ш. – неизвестный нам персонаж; видите, даже тогда кто-то пытался скрыться за псевдонимом практически в официальных органах.

Производство чугуна. НРЗБ.

Сельскохозяйственные машины и орудия. П.Кузьмина.

Иностранное обозрение. Несколько итогов войны. Н.Смит. – Н.Смит – это, очевидно, британский коммунист, поскольку американские коммунисты вряд ли могли из-за разницы во времени публиковаться в издании «Народное хозяйство», органе Высшего совета «Народного хозяйства».

Местная хроника. Иногородний отдел, статистический отдел, декретные постановления, рабочий контроль, справочный отдел. Объявления.

Цена номера: 1 рубль. Подписка на один год – 20 рублей»

Периодичность выхода «Народного хозяйства» в тираж не сообщается.

Надо сказать, что большевики с первых дней своего прихода к власти уделяли журналистике и свободе слова отдельное повышенное внимание. Уже 27 октября, практически через 36 часов после переворота Совет народных комиссаров издал декрет о революционной печати, в соответствии с которым было закрыто большинство тогдашних СМИ, в первую очередь газет, поскольку телевидения не существовало, не говоря уже о современной коммуникационной среде, базирующейся на всемирной паутине. То есть были формально запрещены газеты, призывающие к смене власти, ликвидации большевистского правительства и к любым преступным деяниям. Но поскольку, естественно, все свободные средства массовой информации к этому и призывали, они и попали под раздачу в полном объеме.

В ноябре 1917 года Всероссийский Центральный исполнительный комитет (ЦИК) принял декрет о национализации типографий. Параллельно было принято решение о том, что платные объявления могут публиковаться только в государственных газетах. Тем самым был нанесен удар по экономической основе независимости тогдашних российских СМИ.

Оппоненты большевиков, в частности, меньшевики, эсеры, представители интеллигенции широкого профиля – писатели, философы, включая Зинаиду Гиппиус, Дмитрия Мережковского, Максима Горького и так далее – пытались ярко протестовать против мер по ограничения свободы слова, но эти протесты, конечно, ни к чему не привели, поскольку залогом выживания большевистского режима в тот момент, равно как и развития российского тоталитаризма в последующие десятилетия было именно полное ограничение свободы слова, а точнее, его ликвидация.

И надо отдать должное Владимиру Ильичу Ленину, председателю Совета народных комиссаров: он был честен в подходе к этим проблемам и ничего не скрывал, называл всё открытым текстом. Я поэтому хочу процитировать Владимира Ильича, его беседу начала 1918 года с Анатолием Васильевичем Луначарским. Поскольку Владимир Ильич – автор сакральных текстов, я не могу их исказить и вынужден читать их с экрана компьютера.

Владимир Ильич Ленин, председатель Совета народных комиссаров России, надо сказать, был абсолютно честен и искренен в отношении к свободе слова и средств массовой информации. Он не лукавил и ничего не скрывал. И в известной беседе с Анатолием Васильевичем Луначарским в начале 1918 года сказал буквально следующее:

«Свобода печати в РСФСР, окруженной врагами всего мира, - видите, какая проекция по Фрейду: это не Россия – враг всего мира, а ее окружают враги всего мира, - есть свобода политической организации буржуазии и ее вернейших слуг, меньшевиков и эсеров. Это факт неопровержимый.

Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (то есть свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчать дело врагу, помогать классовому врагу. Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем».

Еще в этой же беседе Владимир Ильич после некоторой паузы, а также заявления, что важнейшим для нас среди всех искусств является кино и цирк, – вот про цирк часто забывают, - сказал: «Конечно, цензура все-таки нужна. Ленты, - в данном случае киноленты, - контрреволюционные и безнравственные не должны иметь место».

Лени, как, впрочем, и его коллега по ЦК партии большевиков, бывший семинарист Иосиф Сталин, прекрасно знали цену свободному слову. Все же Владимир Ильич воспитывался в православной семье, и священное писание и Закон Божий изучал с детства еще в Симбирской гимназии. А как мы знаем, евангелие от Иоанна начинается так: «Вначале было слово, и слово было у Бога и слово было Бог». То есть слово фактически в христианской традиции отождествляется с Богом. То есть Господь Бог Отец творил мир Словом, то есть Сыном. Это одно и то же. С помощью Сына, через Сына. И поэтому свобода слова есть важнейшая фундаментальнейшая свобода.

У нас в отечестве свободу слова принято отождествлять в первую очередь с журналистикой, хотя, конечно, свобода слова – это более широкое понятие, и сейчас мы к этому еще позже вернемся, говоря о тотальном сознании.

Поэтому ясно, что с первых секунд существования тоталитарный режим должен был, с одной стороны, задушить свободу слова, с другой стороны, взять журналистику под свой прямой, непосредственный контроль. Вспомним фразу из объявления, что принимаются журналисты только с партийными рекомендациями.

Кстати, само слово «журналистика» в русском языке появилось в 1820 году. Автором этого термина считается ныне мало (тогда – более) известный писатель и публицист, полемист, выходец из купеческой семьи Николай Полевой, соавтор и издатель нескольких периодических изданий.

Хотя, как считается, слово «журналист» (не «журналистика») как специальность придумал Михаил Васильевич Ломоносов, впервые употребил в русском языке, соответственно, в XVIII веке в своей известной работе, написанной на латыни, но опубликованной по-французски в переводе с латыни, которая называлась «Об обязанностях журналистов». Заметьте, не о правах журналистов, а об обязанностях. Общий тренд отношений к журналистике российских правящих элит уже тогда был Михаилом Васильевичем Ломоносовым сформирован достаточно четко и недвусмысленно.

С.Белковский: Советская цензура рухнула, когда Горбачев впервые употребил священное слово «гласность»

Правда, я не уверен, что Михаил Васильевич Ломоносов понимал под журналистом именно то, что мы понимаем сегодня. Journal, что означает ежедневное издание. А во французский язык - из латыни, где журналист мог бы называться диурналистом, потому что первым периодическим изданием в мире считается Acta diurna, что значит, ежедневные действия в переводе с латыни. Не акты, которые надо направить в урну, как можно было подумать при первом анализе этого термина, а ежедневные действия. И основаны эти Acta diurna были в 59-м году до нашей эры, до Рождества Христова непосредственно Юлием Цезарем. В этих Acta diurna публиковались в письменном виде отчеты о заседаниях сената и всякие интересные для римского народа другие новости.

Поэтому, собственно, журналист – это ежедневник фактически, это человек, который ежедневно поставляет новую информацию. В этом, собственно, стартовая философия этого термина, а в значительной степени, может быть, это и специальность.

И представления о природе журналистики на протяжении существования мира и нашей страны, в частности, конечно, менялись. Многие из нас с вами родились в Советском Союзе и помнят - кто-то в больше, кто-то в меньшей степени, – как было устроено информационное пространство тоталитарного общества. Цензура, собственно, проходила разные этапы становления на всем протяжении существования нашей страны, не только Советского Союза и не только Российской империи. Собственно, официально цензура была введена вскоре после крещения Руси, не далее как в 1073 году впервые был опубликован список, который назывался «Отреченные книги». Отреченные – это значит, запрещенные. Отреченные от их потребителя.

С тех пор цензура в России никогда не умирала. И, конечно, в истории цензуры были великие драматические события. Вспомним хотя бы, что личным цензором Александр Сергеевича Пушкина был непосредственно император Николай I, что считалось знаком особой милости и чести, хотя де-факто эти функции выполнял Александр Христофорович Бенкендорф. Но де-юре всё же цензором считался император, и поэтому Пушкин был как бы выделен из всего сонма сочинителей. «Отныне я цензор твоих африканский страстей», - как сказала Марина Ивановна Цветаева по этому поводу. Ну, и, конечно, цензура начала, будучи практически отмененной после февральской революции 1917 года, резко восставать из пепла после Октябрьской революции, после Октябрьского переворота, как он тогда совершенно официально, как мы знаем, именовался.

Сначала была введена военная цензура. Вернее, сначала были те ограничение свободы печати в конце 1917 года, о которых я уже говорил. В начале 1918 года был учрежден трибунал по делам печати, революционный трибунал, который позволял закрывать издания и арестовывать их ведущих авторов и владельцев.

Потом Лев Давыдович Троцкий, возглавивший Реввоенсовет и Народный комиссариат по военным, а затем и морским делам разработал систему военной цензуры, которая замыкалась, впрочем, не на него лично, а на ВЧК – Всероссийскую чрезвычайную комиссию, то есть на российские спецслужбы уже тогда.

Наконец в 1922 году был создан знаменитый Главлит (Главное управление по делам издательства и литературы). В составе Главлита находился также Главрепертком (Главное управление по репертуару театров и так далее). Что можно, что нельзя эти органы решали. В разное время Главлит и Главрепертком подчинялись то Совету Министров, то Наркомату просвещения во главе с одним из самых либеральных членов большевистского руководства Анатолием Васильевичем Луначарским, собеседником Владимира Ильича Ленина в той самой одиозной беседе, некоторые элементы которой мы только что обсудили.

Потом уже, во второй половине XX века возникли: Государственный комитет по печати, Гостелерадио СССР с возникновением и становлением телевидения, которые также выполняли цензурные функции. Но в целом, как правильно отмечают базовые исследователи, цензура в Советском Союзе существовала на четыре уровнях.

Самый верхний уровень – это была цензура партийных органов - ЦК КПСС и Политбюро, которая применялась в исключительных случаях. Следующий уровень цензуры, номер два - это цензура спецслужб, ГКБ Советского Союза. Дальше, собственно, шел Главлит.

И на последнем уровне, но на самом важном уровне, где отсекалось 90% всяческой крамолы и всяческой реальной свободы слова – это была самоцензура. Как остроумно заметил один из профессиональных советских цензоров: «Ерунда, что мы вычеркивали из советской печати антисоветчину. Мы никакой антисоветчины из советской печати не вычеркивали, потому что ее там не было изначально. Никакой антисоветчины никто не писал».

Советская цензура рухнула в конце 80-х годов XX века. И в этом смысле если учреждать праздники в честь свободы слова, то их может быть несколько. Первый день свободы слова – это 25 февраля. Тогда в 1986 году на XXVII съезде КПСС Михаил Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС впервые употребил священное слово «гласность». Гласность еще не означала свободу слова в полном объеме. Именно тогда родился пошловатый анекдот: Чем отличается демократия от демократизации? Тем же, чем канал от канализации. Именно это же сравнение, собственно, применялось и для характеристики гласности по отношению к полноценной свободе слова.

Но свобода слова наступила, тем не менее. Она наступила явочным порядком. И уже в 1987-88 годах миллионные тиражи журнала «Огонек», толстых журналов во главе с «Новым миром» и «Знаменем», газетой «Московские новости» завораживали людей. В единицу времени советский человек получил огромное количество информации, которая скрывалась от него десятилетиями. И в этой ситуации, перефразируя Бориса Борисовича Гребенщикова, великого русского поэта, Вавилону было не устоять.

Советский Союз не справился с наплывом свободы слова. Надо сказать, что наиболее въедливые и дотошные из советских партийных функционеров это понимали всегда. Ну, как Владимир Ильич Ленин с самого начала понимал, что любая форма свободы слова и печати вобьет все гвозди немедленно в гроб основанного им совместно с Львом Давыдовичем Троцким тоталитарного режима.

Например, Михаил Суслов, главный идеолог ЦК КПСС в начале 70 годов XX века, поскольку описываемое событие относится к 68-м году, говорил, что «нам пришлось вводить войска в Чехословакию через полгода после того, как в этой стране настала полная свобода слова и была ликвидирована цензура. Если же мы ликвидируем цензуру или хотя бы ослабим ее, кто будет вводить войска к нам?»

Существует политико-аппаратный апокриф, согласно которому если не к отмене, - естественно, не к отмене! - то к существенному смягчению цензуры склонялся сумасбродный и волюнтаристский, широкий и боевой лидер Никита Сергеевич Хрущев. И в соответствии с этим апокрифом товарищи Суслов и Ильичев, соответственно, секретари ЦК КПСС по идеологии и пропаганде, специально организовали провокацию в декабре 1962 года с визитом Никиты Сергеевича Хрущева на выставку нового искусства.

Никита Сергеевич, будучи человеком, воспитанным в определенном культурном и околокультурном контексте, естественно, этого нового искусства принять не мог. Разразился жуткий скандал. Все вы помните все эту знаменитую сцену, как обращаясь к Эрнсту Неизвестному и другим его коллегам по артистическому цеху на этой выставке, Никита Сергеевич, глядя на «Обнаженную» Фалька, сказал: «Вы что, господа, пидарасы?» Потом, кстати, эту историю Никита Сергеевич Хрущев в 70-е годы, уже будучи в отставке, изложил Владимиру Семеновичу Высоцкому, которого пригласил к себе на дачу, чтобы тот исполнил несколько своих произведений. Эта история известна именно со слов Владимира Семеновича Высоцкого. Тогда ему поведал Хрущев, - а сама эта история изложена в книге вдовы Владимира Высоцкого Марины Влади «Прерванный полет», - что он понял, что его спровоцировали и подставили специально, чтобы отложить смягчение цензуры. Этот скандал был необходим партийным идеологам и виноваты во всем товарищи Ильичев и Суслов. Такой, по крайней мере, на старости лет версии Никита Хрущев придерживался. Так или нет, неизвестно, но, по крайней мере, на склоне лет Никита Сергеевич Хрущев этой версии придерживался.

С.Белковский: Советский Союз не справился с наплывом свободы слова

Рухнула же цензура окончательно в Советском Союзе в 1990 году. Сначала 12 июня 1990 года, когда Верховный Совет СССР принял закон о СМИ, в соответствии с которым цензура упразднялась и де-факто, и де-юре. Ликвидировался пресловутый Главлит.

И, наконец, третий праздник свободы слова – это 1 августа. Тогда, в 1990 году была официально отменена полностью, фактически и технологически предварительная цензура. Все советские издания перестали сдавать цензорам свои материалы перед выходом их в свет.

Конечно, никогда в России не было такого уровня свободы слова и такой свободы СМИ, как в первой половине 90-х годов XX века. Тогда было можно всё. Но именно тогда и обнаружились проблемы нашей свободы слова, нашего понимания свободы слова и СМИ. Мы же не знали, что свобода слова – это огромная ответственность. Потому что при тоталитарном режиме ты сам за себя не отвечаешь. За тебя и в хорошем и в плохом смысле отвечает государство, твой любимый тиран. Ты говоришь только то, что позволяет тебе говорить государства. А если ты выходишь за флажки, то государство отвечает за твою негативную судьбу, например, отправляет тебя в лагерь или, как Александра Исаевича Солженицына, в Швейцарию через Германию с конечной остановкой в Вермонте (США). Но это решаешь не ты. А при свободе слова ты сам несешь всю полноту ответственности за то, что ты сказал, именно сказал.

Есть такая пошловатая, но очень правильная русская пословица: «Трындеть – не мешки ворочать». Поскольку моя карьера в Советском Союзе начиналась с того, что я ворочал мешки (я был грузчиком на овощной базе в Черемушкинском плодоовощном объединении), то я берусь утверждать, что эта пословица верна на сто процентов: Трындеть – не мешки ворочать. Мешки ворочать гораздо легче. Ты приходишь, переворачиваешь некоторое количество мешков, например, с картофелем, массой 40 килограмм каждый и уходишь, абсолютно забыв о тех обязанностях, которые только что исполнял.

Когда ты говоришь, ты несешь ответственность не только в момент произнесения текстов, но и всю жизнь после этого. Как сказал Иосиф Александрович Бродский, лауреат Нобелевской премии: «Жизнь сохраняет всё, особенно слова». Жизнь сохраняет слова.

Сейчас, в новую коммуникационную эру можно найти вообще любое твое высказывание. Оно наверняка кем-то процитировано, зафиксировано. И даже если ты воспользовался так называемым «законом о забвении», существующим в Российской Федерации и еще в некотором количестве стран мира, и стер из интернета информацию о себе, то все равно кэш, в долговременной памяти интернета всё хранится. И ответственность за каждое сказанное слово ложиться на тебя тяжелым бременем не только до конца твоих дней, но и до того момента, когда ты предстанешь перед судом Всевышнего.

Поэтому начало 90-х годов показало, насколько мы не готовы нести это бремя ответственности за сказанное, поэтому бессознательно мы во многом как мотыльки на пламя летели к концу этой свободы слова.

Ограничения свободы слова начались в середине 90-х, когда крупнейшие российские бизнесмены, впоследствии ставшие известными как олигархи, то есть властеносители в Российской Федерации заинтересовались приобретением медиаактивов и использованием этих медиаактивов и в качестве политического, в качестве экономического оружия борьбы за раздел, передел собственности и финансовых потоков. Безусловно, здесь знаковыми, самыми яркими фигурами были: мой покойный друг Борис Абрамович Березовский и мой здравствующий знакомый, дай ему бог здоровья, Владимир Александрович Гусинский.

Борис Березовский в свое время сказал, что олигархическая собственность на СМИ – это хорошо, потому что, дескать, одни СМИ принадлежат одному олигарху, другие – другому, их интересы не совпадают, и именно в этой конфликтности заложены определенные гарантии для свободы слова. Борис, как это с ним иногда бывало, глубоко лукавил.

Во-первых, интересы олигархов могут совпадать. Тогда они заключают картельные соглашения и транслируют с помощью подконтрольных им СМИ общий унифицированный месседж, как было, например, когда господа Березовский и Гусинский совместно уничтожали Бориса Немцова в качестве российского федерального политика первой звездной величины и уничтожили. Не физически (это сделали другие люди и значительно позже), а политически, причем за один год: с середины 1997 по середину 1998 года, когда рейтинг Бориса Немцова из-за скоординированной атаке на него самого популярного канала ОРТ – ныне первый канала, - и самого влиятельного в элитах тогда канала НТВ, подконтрольного Владимиру Гусинскому, упал с 29% до 2%.

А с рейтингом 29% в начале 1997 года Борис Немцов был самым реальным претендентом на президентский пост. И по всем опросам не только выходил во второй тур президентских выборов, если бы они проводились в ближайшее воскресенье, но и обходил всех конкурентов во втором туре, включая Геннадия Зюганова, председателя Центрального комитета Коммунистической партии и Юрия Лужкова, мэра Москвы. Тогда Евгений Примаков еще не рассматривался как потенциальный претендент на высший государственный пост и в опрос его не включали.

И Борис Немцов мог стать преемником Ельцина. Я хотел сказать вот небольшой оффтоп – отвлечение от нашей главной темы. С тех пор, как я стал изучать политику с применением методов психоанализа и делать ставку преимущественно на них, я понял некоторые вещи, которые бы я не понял никогда, если бы продолжал оставаться в рамках формальной классической политологии или даже грубой оценки примитивный частный интересов и баланса этих интересов. Для меня стало совершенно очевидно, что ни Виктор Степанович Черномырдин, бывший глава российского правительства, ни упомянутый уже Юрий Лужков, ни другой экс-премьер и бывший министр иностранных дел Евгений Максимович Примаков никогда бы не смогли стать преемниками Ельцина по определению, даже чисто теоретически, потому что в качестве преемника Борис Николаевич Ельцин был готов рассмотреть только своего психологического сына.

Ельцин хотел сына в своей семье, но у него сын не получился, у него две дочери. И большая часть его жизни прошла под знаком глубокой ностальгии по нерожденному сыну. Поэтому только сын, но не брат младший, как Черномырдин и Лужков или, тем более, старший, как Примаков, по возрасту мог стать его преемником.

А «сыновей» у него было двое: это Борис Немцов и Владимир Путин. Но Борис Немцов проиграл соревнование с Владимир Путин за кресло «ельцинского сына» и тем самым преемника по двум причинам. Во-первых, в силу того, что он не рассчитал свои силы и связался с олигархической машиной, в том числе, информационной и проиграл эту борьбу, будучи тогда еще неопытным федеральным политиком, а в Нижнем Новгороде привыкшего идти от победы к победе, поэтому явно недооценивавшем риски.

Во-вторых, потому что в Борисе Немцове не было достаточно должного почтения к отцу. Он психологически вел себя так, как будто клал ноги на президентский стол. Я, кстати, допускаю, что 10 лет спустя, он бы так не делал. Но тогда, будучи молодым, красивым и весьма уверенным в себе, он так делал.

С.Белковский: Никогда в России не было такого уровня свободы слова, как в первой половине 90-х годов XX века

А Владимир Путин источал по отношению к Борису Ельцину истинно сыновний взгляд. Он смотрел на своего политического отца точно так же, как на самого Владимира Путина смотрела, например, впоследствии его любимая женщина лабрадор Кони Полгрейв, подаренная ему, как известно, Сергеем Кужугетовичем Шойгу, что во многом определяет незыблемость позиций Сергея Кужугетовича в политико-административной системе современной России, ибо Сергей Кужугетович познакомил Владимира Владимировича с самым близким последнему живым существом, одним из очень немногих, кому Владимир Владимирович, действительно, безгранично, всецело доверял.

И олигархическая собственность на СМИ привела к тому, что СМИ уже не обеспечивали свободу слова. Они обеспечивали своих владельцев, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Даже если ведущие журналисты страны были свободы в своих многочисленных высказываниях, то в определенных критических высказываниях, связанных с политикой, экономической, бизнес-конфликтами они были несвободы. То есть сама система, при которой владелец не отделен от редакции, а является как бы ее органической частью и направляет ее содержательную политику, сложилась именно тогда, и создала предпосылки для закручивания гаек в медиасфере уже в XXI веке уже при Владимире Владимировиче Путине, который сам был медийным продуктом, был порождением СМИ.

Он же никогда не был публичным политиком до того, как Борис Ельцин объявил его преемником 9 августа 1999 года. Да он и сейчас не публичный политик. Он ведь не ходит на дебаты со своими формальными соперниками на президентских выбора не только потому, что он демонстративно показывает их ничтожество – это тоже, да, но есть и другой, не менее важный фактор: Владимир Путин вообще не пригоден к публичным дебатам в психологически некомфортной для него среде. Он может общаться только с аудиторией, заведомо влюбленной в него, истинно или фальшиво – другой вопрос.

Мы же помним, что когда Владимир Путин после долгих колебаний, после долгих колебаний, после большой затяжки времени приехал в Видяево на место базирования потерпевшей катастрофу атомной подводной лодки «Курск» в начале сентября 2000 года, он не выдержал психологически общения с вдовами моряков - объявил этих вдов проститутками, которые продались за небольшие деньги олигархам, в частности, уже тогда становившемуся оппонентом президента Борису Березовскому. Что это было, как ни психологический срыв, эмоциональный срыв в ситуации, некомфортной для него?

Поэтому он не готов к прямому общению с любыми оппонентами, кем бы они ни были – высоколобыми интеллектуалами или бомжами с Курского вокзала. Путин хочет слышать только то, что он хочет услышать, поэтому он неоднократно срывался в аудиториях, не проявлявших должного к нему почтения, начиная от международных пресс-конференций – вспомним хотя бы его известную перепалку с итальянским журналистом, которому он рекомендовал сделать себе обрезание и говорил: «Только обрежьте так, чтобы там ничего не выросло», - когда речь шла об исламском терроризме и о методах Владимира Путина, применяемых в борьба с ним, вплоть до известной сцены в Михайловском театре Санкт-Петербурга в 2011 году, когда Владимир Путин формально был председателем правительства, приехал встречаться с культурной элитой страны в храме имени Владимира Абрамовича Кехмана, известного «банано-порошкового короля». И тогда, как мы помним, Владимир Путин «не узнал» одного из самых известных рок-поэтов и музыкантов не только страны, но и всего мира Юрия Шевчука только потому, что Юрий Юлианович Шевчук задал Путину неудобный вопрос. И единственной формой ответа на этот вопрос у Владимира Владимировича было бессодержательное хамство, опять же свидетельствовавшее о локальном, небольшом, но оттого не менее явственном психоэмоциональном срыве.

Поэтому не случайно, первое, что начал делать Владимир Путин на президентском посту – это ограничивать свободу СМИ.

Сначала он отнял у Бориса Березовского контроль над «Первым каналом» (тогда ОРТ – Общественное российское телевидение). Я не утверждаю ни в коей мере, что Березовский – хотя он был, действительно, личным другом, и я глубоко скорблю о его безвременной кончине, и мне его очень не хватает, я скучаю по этому человеку – но, я, конечно, далек от мысли утверждать, что он был апостолом свободы слова. Нет, он был врагом свободы слова, таким же как Путин, пусть и более мягким.

Разница в отношении к свободе слова у Березовского и Путина качественно была только в одном: Березовский любил и уважал журналистов. Он любил проводить с ними время. Он ценил их таланты. Он видел за ними некий человеческий ресурс.

Владимир Путин журналистов не ставит ни в ломаный грош, поверьте мне. Он считает, что это просто дармоеды, которые паразитируют на неких канонах и стандартах публичной политики. Вот если бы журналистов не было, страна жила бы лучше – я убежден, что Владимир Путин воспринимает эту ситуацию именно так.

Так же, кстати, ее воспринимает и известный крупнейший оппозиционный политик наших дней Алексей Анатольевич Навальный, который журналистам спуску не дает. Все знают, что договориться об интервью с Навальным чуть легче, чем с Владимиром Путиным, но ненамного. В чем отличие от его вельможного оппонента: Алексей Анатольевич более открыт в своем неприятии журналистского сообщества. Владимир Путин хотя бы иногда делает вид, что он любит медиасреду. Алексей Анатольевич и этого не считает необходимым делать. Он абсолютно откровенен в донесении аудитории своих позиций по этому комплексу вопросов.

Но тем не менее, все-таки уход Березовского с ОРТ означало уменьшение уровня свободы слова, потому что управлять каналом начали государственные чиновники, абсолютно чуждые этим категориям мышления и действия вообще.

Затем в 2001 году Владимир Путин отобрал у Гусинского НТВ. Еще раз: никоим образом не считаю Владимира Александровича Гусинского апостолом свободы слова, как и Березовского. Я все же считаю, что при нем, конечно, НТВ был неизмеримо свободнее, чем после него. Безусловно, этот акт должен был привести к исчезновению независимой оппозиционной системы взглядов на любых федеральных телеканалах, ибо для Путина все равно СМИ – это в первую очередь федеральные телеканалы, во вторую – массовые газеты типа «Комсомольской правды», как мы знаем из рекламы этого издания, любимой газеты действующего президента Российской Федерации.

И в итоге эволюция с ситуацией свободы слова в стране привела нас в нашу нынешнюю точку. С одной стороны, все пессимистично. Большинство крупных традиционных СМИ – телевидение, радио, печатные СМИ – превращены в орудие кремлевской пропаганды и в этом смысле уже не могут считаться СМИ как таковыми.

С другой стороны, всё оптимистично, потому что мы дожили еще не в очень старом возрасте в основном до новой коммуникационной среды, в которой журналистом и средством массовой информации может быть любой – любой YouTube канал, будь то YouTube-канал Леонида Парфенова, легенды общественной журналистики или молодого Юрия Дудя, о котором еще вчера мы ничего не знали, а сегодня он звезда мегазвезда медиапространства; Кати Клэп, 20-летней девушки, рассказывающей про свой быт и некоторые элементы и аксессуары этого быта – может стать более влиятельным, чем «Первый канал» российского телевидения. И в этом смысле борьба со свободой слова Кремлем проиграна; не только Кремлем, а тоталитарными и авторитарными режимами по всему миру.

С.Белковский: Берусь утверждать, что пословица «Трындеть – не мешки ворочать» верна на 100%. Мешки ворочать гораздо легче

Любые ограничения интернета, которые пытается ввести Кремль, немедленно сталкиваются с десятками и сотнями технологий, позволяющих все ограничения обходить. Да, на небольшом отрезке времени можно прикрутить фитилек, но только на небольшом. Технологический прогресс в мире идет гораздо быстрее, чем скрежет шестеренок замшелых мозгов кремлевских идеологов и технологов. И это внушает основания для оптимизма.

Но есть еще одно очень серьезное основание для оптимизма, и я сейчас о нем скажу. Источник пессимизма – это наше тотальное сознание. Борьбой со свободой слова в России занимается не только Кремль, не только государство или олигархи - занимаемся ей мы все, включая прогрессивную общественность, она же либеральная общественность. Например, какие претензии мы очень часто слышим из лагеря оппозиционеров, статусных и титульных либералов в отношении, скажем, радиостанции «Эхо Москвы» или телеканала «Дождь», с которым я тоже имею честь сотрудничать на постоянно основе? Оказывается, там появляются носители точек зрения, которые нам не нравятся. Например, на радиостанции «Эхо Москвы» появляется Белковский, который нам не нравится, или Максим Шевченко, или Антон Красовский. Это же безобразие! Как же в свободном средстве массовой информации, неподцензурном может появляться человек, которого мы не любим, и чьи взгляды не совпадают с нашими? Несправедливо. Непорядок в танковых войсках.

А вот так, дорогие друзья. Если бы я был главным редактором радиостанции – к счастью этого никогда не будет, потому что я развалил бы эту радиостанции гораздо быстрее, чем Алексею Алексеевичу удалось ее построить, - то я бы тоже приглашал и Антона Красовского, и Максима Шевченко и многих других, потому что хотя они отнюдь не являются моими единомышленниками, но это яркие публицисты, искусные ораторы, спикеры, которые аудитории интересны, и аудитория заслуживает того, чтобы услышать их точку зрения по любому вопросу, независимо от того, нравится нам или нет.

Тотальное сознание, которым обуреваемы мы все – и адепты Владимира Путина, его номинальные противники, и даже я отчасти, хотя я борюсь с тотальным сознанием в себе и пытаюсь его долгие годы вытравить, но нет-нет, и оно из меня прорывается все равно, увы, ибо я порождение той страны и той системы, в которой родился и был воспитан, - предполагает, что хорошим человеком может быть только мой единомышленник. Если я за «Единую Россию», значит, в оппозицию не может быть хороших людей. Если я за оппозицию, значит, хороших людей не может быть в «Единой России».

Когда мы, наконец, поймем, что свобода слова распространяется на всех, что все равны перед лицом свободы слова, что Дух Святой дышит, где хочет, - как сказано в Писании; и что оппонент имеет точно такое же право заявлять свою точку зрения, как и ты сам, а если ты не придерживаешься этого принципа, то какое же право имеешь ты говорить? – до этого свобода слова в России не настанет, кто бы ни был у власти: враждебный ей Владимир Путин или номинально дружественный ей оппозиционер. Она настанет уже хотя бы потому, что – повторюсь, прошу прощения, - в эпоху, когда журналистом и СМИ может стать любой, благодаря современной технологической реальности, никто и спрашивать не будет. Любой новый Леонид Парфенов, Юрий Дудь или Катя Клэп могут выйти на медиарынок в любую секунду, когда они захотят, если они талантливы. Если они харизматичны, если они креативны, они завоюют внимание многомиллионной аудитории без любой санкции сверху, снизу или сбоку, с одобрения прогрессивной общественности или без него – всем будет на это наплевать.

И поэтому победа над тотальным сознанием в России – то задача задач, гораздо более важная, чем уход Владимира Путина, смена власти, политические реформы и всё тому подобное. Всё это приложится, когда мы раскрепостим свои мозги и станем европейцами по типу мышления.

Как Нина Николаевна Берберова, вдова выдающегося русского поэта Вячеслава Фелициановича Ходосевича, анализируя переписку 20-х годов XX века Максима Горько с Гербертом Уэллсом, она сказала очень правильно, что, казалось бы, Герберт Уэллс и Максим Горький были очень близки по ценностям: они были людьми левых взглядов, они номинально выступали за свободу коммуникаций, многое объединяло их по отношению к социальному государству, но даже, почитав их переписку видно, что один ее участник – сын великой Хартии Вольностей, а другой – сын Чингисхана.

Вот когда мы вычеркнем из нашего свидетельства о рождении Чингисхана и запишем туда великую Хартию Вольностей, тогда в России настанет свобода – свобода не только слова, но и мышления, свобода бытия, свобода сознания. «В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда Солнце останавливали словом, словом разрушали города», - это Николай Гумилев.

А Владимир Владимирович Маяковский по этому же поводу сказал: «Я знаю силу слов, я знаю слов набат. Они не те, которым рукоплещут ложи От слов таких срываются гроба шагать четверкою своих дубовых ножек». Нет ничего более сильного в мире, чем слово, нет ничего более опасного, чем слова. Нет ничего более замечательного, чем свобода слова, ради которой, в общем-то, и стоит жить. Потому что жить в условиях отсутствия свободы слова – это значит, умереть заживо и быть сваренным в кипятке.

Свобода слова – это внутреннее состояние, прежде всего. Если ты ощущаешь себя свободным, ты им и являешься. В этом смысле Россия не станет свободной – она уже свободна постольку, поскольку в ней есть свободные люди. Я уверен, что со сменой поколений, с развитием нашей страны их будет становиться все больше и больше.

Больше спасибо! Это был специальный проект «Белковский ТВ» для радиостанции «Эхо Москвы». Программа «Русская провокация». С вами был Станислав Белковский. Смотрите, слушайте, осязайте, обоняйте нас на радио «Эхо Москвы», сайте «Эхо Москвы», и на канале «Эхо Москвы». До скорой встречи!