Алексей Венедиктов - A-Team - 2019-04-03
А.Соломин
―
Добрый день. 20 часов и 5 минут в российской столице. В прямом эфире радио «Эхо Москвы» и Ютуб-канала «Эхо Москвы» программа «A-Team», самая сложная программа для наших гостей. Сегодня в гостях у троих Алексеев, точнее, один Алексей – он же Майкл, Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы», здравствуйте.
А.Венедиктов
―
Добрый вечер.
А.Соломин
―
И представлю, разумеется, все-таки ведущих. Майкл Наки, Алексей Соломин, это я, и Алексей Голубев. Алексей Алексеевич… Я, кстати, надеюсь, что в чате вы будете тоже писать свои комментарии и свои жесткие вопросы Венедиктову, потому что я пока вижу, что вы настроены поддерживать его… Алексей Венедиктов, каково быть адвокатом дьявола, имею я ввиду различных чиновников, в защиту которых вы очень часто высказываетесь? Защищаете их от Навального и других расследований.
А.Венедиктов
―
Никогда не был адвокатом дьявола, никогда не был защитником и, тем более, обвинителем. Я лишь добавляю те факты, которые неизвестны широкой публике, а дальше публика сама трактует. Пользуясь своими связями и с чиновниками, и с лидерами оппозиции, я добываю те факты, как и положено журналисту, и делаю их достоянием общественности. Дальше общественность эти факты изучает и делает свои выводы относительно чиновников. Такова идеальная схема. Обычно пытаются делать выводы относительно меня, но это делают люди глупые, необразованные, у которых уже мнение сложилось, и которым факты не интересны, а интересны их представления. Они тоже имеют на это право. Но мое дело – добыть факты и их опубликовать. Поэтому о защите речи не идет. Не моя работа. Есть адвокаты, есть прокуроры, есть политики, которые друг на друга нападают.
А.Соломин
―
Такие люди как Дмитрий Песков, Игорь Шувалов, говорили вам после этого «спасибо»?
А.Венедиктов
―
Нет, ругались. Потому что я делал достоянием того факта, который, в общем, он не хотел сделать. Они бы, в общем, предпочли отмалчиваться и не замечать эти расследования. А, когда ты достаешь, скажем, налоговую декларацию Игоря Ивановича Шувалова, и ее публикуешь, потому что иначе ты вынужден как бы просто сказать… Это не всегда приятно, это происходит в дискуссиях.Я помню, была история, когда Шувалов на встрече с главными редакторами в Интерфаксе показал эту декларацию каждому главному редактору, включая Евгению Альбац, и именно Евгения Альбац ее на память опубликовала. И я вынужден был подтверждать, что да, действительно, вот это там записано, такие цифры, не имея ее на руках. Но это был факт, он ее показал, и это был факт, она существует. И далее будет ровно так же. Это – правильный подход, на мой взгляд.
М.Наки
―
Скажите, пожалуйста, Алексей Алексеевич, а ваша мотивация добавлять фактов в разных случаях разная, в зависимости от того, состоите ли вы в приятельских или дружеских отношениях с тем или иным человеком? Вот ваше желание копать, искать, публиковать – оно разное, в зависимости от ситуации?
А.Венедиктов
―
У меня нет желания искать, копать, а публиковать – есть. Когда на сайте «Эха Москвы» или в эфире «Эха Москвы» звучит некий набор фактов, и люди воспринимают, что это – наше расследование, а ты понимаешь, что оно неполное, тогда у меня возникает желание защитить «Эхо Москвы» в первую очередь, и показать, что мы знаем всю полноту фактов. Не все факты публикуют, не все факты… Ну, например, новость «ушла», а я очень долго рыл-рыл-рыл, дорылся, получил документ, но новость «ушла».
А.Соломин
―
А правда не важнее?
А.Венедиктов: я считаю, что существует, сейчас скажу страшную вещь, бремя белого человека
А.Венедиктов
―
В данном случае люди просто не помнят стартовую позицию, поэтому, если они к ней не возвращаются, к этой новости, значит, она им не интересна. Мы все работаем по заказу. Если людям это интересно, мы и работаем. Если людям вот этот человек или вот этот факт не интересен, мы его перестаем… Как говорит Шульман, это – не событие, это – новость. Поэтому у меня огромное, здесь, в телефоне, количество всяких фактов, документов. Часть из них я проверил, я могу их публиковать, часть из них я не проверил, и я не могу их публиковать. Но отличие журналиста от политика, скажем, если там, условно говоря, политик про своего оппонента что-то публикует… Он, бывает, публикует не всю правду. Мы не знаем, знает он всю правду или не знает. И политик имеет на это право, потому что он в логике политической борьбы. И вот там, я не знаю, съел ребенка – и это правда. А потом выясняется, что он съел ребенка зайца, маленького зайчонка. Но он же ребенка съел? Это – правда, он это пользует.Но ты, когда это публикуешь, ты же не можешь быть просто публикатором, ты должен посмотреть, когда ты публикуешь, в эфире или на сайте. Понять, чего здесь вызывает у тебя смущение. Публиковать и после этого уже докапываться. Иногда это требуется несколько дней, иногда это требуются годы. И поэтому мы с Виталием Рувинским, главным редактором сайта, договорились, что даже если нам кажется сомнительным та или иная публикация… Я повторю – не неправильным, а сомнительным. Мы ее сначала публикуем на «Эхе», обсуждаем, на сайте публикуем, и если у нас есть сомнения, у него или у меня, после этого мы начинаем добирать. Но если это пройдет полгода… Ребят, мы же не суд, правильно? Уже люди забыли. Мы работаем на общественное мнение. И такие истории у меня вот здесь, в этом телефоне, и про названного вами Пескова, и про названного вами Шувалова, все здесь есть. Уже то, что было давно сравнительно, уже люди никто не вспомнит.
Еще много моих друзей вы забыли. И про Немцова, в частности…
А.Голубев
―
Про благодарность вас спрашивали. Вот, например, после того, как вы поясняете ситуацию, например, с часами Пескова, после этого он сказал: «Алексей Алексеевич, спасибо, что вот как бы разъяснили»?
А.Венедиктов
―
Он мне сказал: «Ты где это взял?». Я сказал: «Я взял там, где уже нет».
А.Соломин
―
Его же репутация от этого выиграла, он же понимает…
А.Венедиктов
―
Когда мы что-то публикуем, почему мы должны думать о репутации? Политики – да. В политике, когда существует твой оппонент, с моей точки зрения, ты бьешь по его репутации. Абсолютно нормальная политическая борьба. Но журналист, когда что-то публикует, он точно не работает на одного из политиков, условно говоря, или на одну из спортивных команд. Это не наш вопрос – репутация. Если ты, извини меня, ударил женщину, мы говорим: «Он ударил женщину». И потом мы узнаем, что это – женщина, которая его десять раз обманула… Женщин бить все равно нельзя.Но мы даем это, и не думаем о репутации человека, который там избирается. Или известного актера, или известного футболиста. И фанаты, мы не должны об этом думать, я – автор тезиса о безответственности журналиста. Я говорю, что журналист безответственен за исключением вопроса захвата заложников, мы это обсуждали на редакционном. Ответственность всегда на главном редакторе. Но журналист должен свободно публиковать факты, если он уверен в том, что эти факты полные и честные.
А.Соломин
―
Алексей Алексеевич, журналист «Эха Москвы», наверное, не должен об этом думать. Но Алексей Венедиктов – хитрый жук. И наверняка использует потом…
А.Венедиктов
―
А как же.
А.Соломин
―
…этих людей в своих интересах.
А.Венедиктов
―
Конечно. Я получаю потом эксклюзив, информацию для «Эха Москвы». Не для себя, замечу я. Конечно. Но вы не найдете ни одной публикации, которая бы стала бы громкой, про того, кого вы называете моими друзьями. Даже про часы и яхту Пескова не было на сайте «Эха Москвы», не обсуждалось это здесь с Навальным или его этим самым товарищем? Юристом. Или информация про самолет Шувалова разве не публиковалась на «Эхе Москвы»? Мог поставить «стоп»? Да конечно. Да легко. Тем не менее, общественно важно было начать это обсуждение этой публикации. И это было наше с Рувинским решение.
М.Наки
―
Скажите, пожалуйста. Я немножко переформулирую, потому что, к сожалению, не услышал ответа, плохо слушал, наверное.
А.Венедиктов
―
Наверное.
М.Наки
―
Скажите, пожалуйста. Вы прикладываете одинаковое количество усилий для добавления новых фактов в зависимости от персоны человека, о котором идет речь в том или ином расследовании или публикации?
А.Венедиктов
―
Ну, конечно, нет. Конечно, это невозможно. Каждый отдельный случай требует отдельных усилий. Например, один документ, который я вынимал по Пескову, потребовал от меня полтора месяца, в том числе переписки с Люксембургским банком. Вообще-то. Был запрос, естественно, пресс-секретарю президента. В результате я получил не от банка, а от него, тем не менее – полтора месяца. Много усилий. Напоминание о том, что я так это не оставлю. Да, было много очень усилий, чтобы вытянуть бумагу, если она будет, или получить, что бумаги не будет. Это – правда. И есть вещи, которые проверяются достаточно легко. Скажем, по земельному участку Шувалова проверяется одним звонком и одной фотографией. Понимаете, да? А есть вещи, которые по банку, по счетам Татьяны Навки люксембургский банк, из западного банка вынь бумагу! Я на вас посмотрел бы, сколько времени.И тем не менее, поскольку это – важная общественная история, была в тот момент. Я не знал, что займет полтора месяца. И полтора месяца это и заняло, правда, да. Разные усилия. И в следующий раз будут разные усилия. Есть возможность очень быстро проверять какие-то вещи. Я же бумаги прошу. Мало ли кто мне что говорит. Я же прошу мне показывать документы вполне себе частные, приватные, которые в принципе не должны публиковаться. Для того, чтобы я мог сказать: «Я видел этот документ, это так». Но чтобы сказать: «Я видел этот документ», я должен увидеть документ, а не просто по телефону или в Телеграме получить какую-то цифру. Меня это не устроит. И это знают мои, так сказать, конфиденты, скажем так. Естественно. Такая работа.
А.Венедиктов: Я не знаю ни одной корпорации, которая долгое время существовала и не управляясь авторитарно
А.Соломин
―
Маргарита Симоньян – ваш друг?
А.Венедиктов
―
Мы дружим с Марго. Я могу сказать, что мы задружились в последнее время, я бы сказал… Задружились, когда мы стали общаться, скажем, не только на производственные темы, ну я не знаю… Ну год, наверное. Не больше.
А.Соломин
―
Почему я вспомнил, сейчас очень много обсуждений в связи с Винокуровой, с Бароновой, переход на RT, пропагандистов. Вы считаете RT пропагандой?
А.Венедиктов
―
Да, я считаю, что канал RT, то, что я понимаю, потому что я не владею иностранными языками, как известно, французский не смотрю, а английские мне прилетают обратно, а на русском их нет.. То есть, я считаю, что это – пропагандистский канал, я это ей говорю, и она это знает. Я считаю, это – пропагандистский канал.
А.Соломин
―
Она с вами соглашается, кстати?
А.Венедиктов
―
Там нет черно-белой истории… В общем – нет, не соглашается. Ну и что? Я за то всегда высказываю свою точку зрения на эту тему.
А.Голубев
―
То есть, сама Симоньян, на ваш взгляд, она пропагандист, а не журналист?
А.Венедиктов
―
Марго – не журналист, с моей точки зрения.
А.Соломин
―
Она брала интервью…
А.Венедиктов
―
Я ей сказал, что это было худшее интервью, потому что «ты не умеешь брать интервью» - сказал ей я. Как друг. И объяснил. Верно, я был удивлен, потому что на RT, как мне говорили, существуют хорошие интервьюеры. Не знаю. Пришедшие с западных медиа. Не знаю, по-английски не говорю. Но при этом, конечно, то, что она брала интервью, это все равно, что я бы стал читать новости. Было бы мимо совсем. Всего.
А.Соломин
―
Если вы согласились с тем, что RT – пропаганда, в чем принципиальное отличие Маргариты Симоньян от Дмитрия Киселева? К которому вы относитесь гораздо хуже, чем к Маргарите Симоньян.
А.Венедиктов
―
Ну, Дмитрий Киселев еще и по-человечески мразь и тварь, я бы не стал с ним дружить, как вы сказали, делить чашу и есть мороженое. А Маргарита – очень трогательная женщина.
А.Соломин
―
Но профессионально они делают одну и ту же работу.
А.Венедиктов
―
Профессионально они делают одну и ту же работу.
А.Соломин
―
Эта работа наносит вред стране?
А.Венедиктов
―
С моей точки зрения эта работа наносит вред стране.
М.Наки
―
Это – недостаточное моральное обоснование, чтобы их обоих приравнивать вот к этому негативному определению, о котором вы говорили? Нанесение вреда стране…
А.Венедиктов
―
Для меня – нет.
М.Наки
―
А есть, скажите пожалуйста, какая-нибудь планка, что должен делать человек, личностно вам приятный, пусть это будет Песков, пусть это будет Маргарита Симоньян… Но планка, после которой его профессиональная деятельность для вас будет критичной? Ну, например, Дмитрий Песков – он пресс-секретарь президента. В стране вводятся расстрелы и репрессии. И он как бы при президенте, и он является частью этого государства. Вот есть такая планка, при которой профессиональная деятельность заставит вас, несмотря на личную симпатию, отказаться от дружбы с тем или иным человеком?
А.Венедиктов
―
Конечно, и такие случаи уже бывали. Я переставал общаться с людьми, которые с моей точки зрения совершали свинские поступки. Не с точки зрения профессии. Вы, конечно, извините, но профессия – это одно. Личное отношение – это другое. Они вообще совершали свинские поступки. Ну, я переставал с ними общаться. Вот и все.
А.Соломин
―
Можете указать?
А.Венедиктов
―
Нет.
А.Соломин
―
Почему?
А.Венедиктов
―
Не хочу.
М.Наки
―
Вернусь тогда немножко к этому. Так что это за планка в профессиональной деятельности…
А.Венедиктов: Моя репутация позволяет мне приносить любые плохие новости
А.Венедиктов
―
В каждом случае она разная.
М.Наки
―
Вы не задавались этим вопросом?
А.Венедиктов
―
Никогда. Ну что, я сижу и задаюсь этим вопросом?
М.Наки
―
Если вы говорите, что RT наносит вред…
А.Венедиктов
―
RT с моей точки зрения занимается пропагандой, тем самым наносит вред нашим отношениям с другими странами. На примере Франции могу сказать. Это – абсолютно деятельность RT, в том числе, сдетонировала отношения Путина и Макрона в негативную сторону. Это – правда.
М.Наки
―
Но это – недостаточное основание?
А.Венедиктов
―
Путин и Макрон без меня разберутся.
А.Соломин
―
Вернусь к разочарованиям, что ли, вашим. Леонид Слуцкий входит в число таких людей?
А.Венедиктов
―
Вы сами сказали. Да, Леонид Слуцкий входит в число таких людей. Вот вам пример.
А.Соломин
―
Это – опять личная история?
А.Венедиктов
―
Вы меня спросили про личное отношение, вот я и сказал.
М.Наки
―
Основываясь на профессиональной деятельности человека… Бывало ли такое?
А.Венедиктов
―
У меня так не случалось.
А.Соломин
―
Программа «A-Team» в эфире радиостанции «Эхо Москвы», 20 часов 20 минут, вы нас можете не только слушать по радио, но и смотреть на канале «Эха Москвы» в Ютубе. Сегодня гость программы «A-Team» - Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы».
А.Голубев
―
Можно я еще раз… Если вспомнили Симоньян, Киселева. Тогда логично вспомнить Соловьева. В интервью Павлу Каныгину сказали следующее: «Соловьев все понимает, и мы еще дождемся момента, когда он будет прыгать на пепле Путина и объяснять, как он с ним боролся, специально все преувеличивал, чтобы показать всю ничтожность и так далее». Вот, на ваш взгляд, это когда может произойти?
А.Венедиктов
―
Знать надо, шаман, бить в бубен, когда это может произойти. Когда Соловьев почувствует, что Путин рассыпается, тогда и произойдет. Если мы говорим о Соловьеве, а не о Путине.
А.Голубев
―
Да, вот «пепел Путина», это когда такие условия?
А.Венедиктов
―
Откуда я знаю? Пепел Путина – когда Путина не станет во главе государства. Если вот описать эту историю, когда Путин лишится власти по физическим причинам или политическим причинам и так далее. Я, пожалуй, сформулирую, соединю вас, чтобы было более брутально и понятно, чем Соловьев и Киселев отличаются от Марго. Марго искренняя. Вот то, что она говорит, она в это верит. А они знают, что это не так, и за деньги делают вот так. Для меня, считайте, это – одна из черт.
М.Наки
―
То есть, искренне делать зло…
А.Венедиктов
―
Это – вред, это – не зло. Вред. Вред – это зло.
М.Наки
―
Почему?
А.Венедиктов
―
Потому что вред – это зло. Потому что философски вред – это не зло.
А.Соломин
―
...не попадает под определение пропаганды, потому что пропаганда – это что-то… Некие установки, которые спускают сверху.
А.Венедиктов
―
Совсем не обязательно. У вас у каждого, как бы сказать, своя система взглядов. У меня своя. Про мою я вам отвечаю, как я считаю. Не обязательно в вашей системе должен быть.
А.Соломин
―
Про друзей еще вопрос…
А.Голубев
―
А можно в таком случае… Такие журналисты, например, как Евгений Киселев и Матвей Ганапольский. Многие на Украине называют их пропагандистами, которые работают на Порошенко. На ваш взгляд, они это делают тоже искренне, или они все понимают…
А.Венедиктов
―
Матвей точно делает искренне, я с ним на эту тему говорил. Я с Евгением на эту тему не говорил.
А.Голубев
―
То есть, он искренне работает пропагандистом на Украине?
А.Венедиктов
―
Возможно. Я не смотрю его украинские передачи. Но он искренне считает, что Порошенко спасает Украину. Вот он искренне считает, мы с ним за эфиром много раз про это говорили. А как он там работает – я не знаю, меня это не интересует. Это – другая страна, другие обстоятельства, которых я не знаю. Я там не работаю. Я не могу сказать, кто является пропагандистом в Америке, во Франции или на Украине.
А.Голубев
―
Насколько тогда уместно давать слово пропагандистам, которые в эфире «Эха Москвы» занимаются пропагандой в пользу человека, на которого они работают?
А.Венедиктов
―
Это вопрос к соведущим. Как они умеют это сделать. Это – вопрос точно не ко мне. Матвей Ганапольский – штатный сотрудник радиостанции «Эхо Москвы». И у радиостанции «Эхо Москвы», у штатных сотрудников, абсолютно разные точки зрения на разные политические платформы. И каждый раз, когда я слышу о ком-то, что журналист «Эха Москвы», что он – пропагандист, я пожимаю плечами, потому что на «Эхо Москвы» есть разные точки зрения, в том числе – от штатных журналистов. У меня с этим нет никакой проблемы.
А.Голубев
―
Тогда уж, если мы говорим про разные мнения, то, что касается Ганапольского, то он предпочитает вести программу с теми, у кого мнение не слишком отличное от его мнения.
А.Венедиктов: Подтверждаю: я считаю, что Крым незаконно забран моей страной и теперь является частью РФ
А.Венедиктов
―
Что касается Ганапольского, то соведущих ему поставил главный редактор. Это было давно, когда еще не было никаких президентских выборов. По-моему, даже Порошенко не было как президента. Поэтому вот так получилось. И это – решение точно главного редактора, с кем работает Матвей Ганапольский в эфире «Эха Москвы». Так же, как с каждым из вас. Абсолютно. Так же, как Майк с Шульман. Это – мое решение. Что мы тут будем придуриваться? Матвей ничего выбрать не может, так же, как не может выбрать Шульман, и не может выбрать Поздняков.
А.Соломин
―
Раз мы начали говорить о сотрудниках, я хотел спросить у вас о бывших сотрудниках «Эха Москвы», некоторые из которых добились очень серьезных успехов. Ну, например, Антон Долин, который работал на «Эхе», не смог, видимо, у него был какой-то потолок… И теперь его знают как одного из ведущих кинокритиков России. На «Эхе», по-моему, нет кинокритиков. Вы жалеете об этом? Вы завидуете этому успеху?
А.Венедиктов
―
Я жалею о каждом, кто ушел, особенно – о тех, кто мог бы привнести в редакцию что-то свое, индивидуальное, отличное от других, кто существует. Но мне уже жалеть времени нет, на самом деле. Ну, ушел. Люди растут. Понимаете, когда ты 20 лет был школьным учителем, каждый год от тебя уходило 30 людей, которых ты вел, ты расставался с ними, и потом ты их не видишь уже большинство никогда, есть закалка. Хотя ты с ними семь лет был душа в душу.
М.Наки
―
Они уходили из школы не потому, что им школа надоела, потому что обучение закончилось.
А.Венедиктов
―
Это не имеет значения. Мы не знаем, почему ушел Антон Долин, мы можем только предполагать. Каждый предполагает свое. АнтонДолин, условно говоря, в одно слово, хэштег.
М.Наки
―
Да. То есть, вы не считаете часть вины за то, что некоторые журналисты уходят и не могут реализоваться на «Эхе», реализуются где-то, лежит на вас…
А.Венедиктов
―
Не часть, а главная вина, в каждом уходе. Но у меня есть принцип, я никого не держу. И на этом стоит «Эхо Москвы». Если человек приходит ко мне с заявлением, я его сначала подписываю, без разговора. А потом начинаю говорить, если человек хочет. Если человек пришел с заявлением, значит, он решил. Он пришел с бумагой, он взял на себя ответственность.
М.Наки
―
Вы начинаете следить за следующими, возможно…
А.Венедиктов
―
Нет, я не слежу за следующими.
А.Соломин
―
Хорошо, если вы не жалеете…
А.Венедиктов
―
Нет, я жалею. Я жалею о каждом ушедшем. Я же сказал.
А.Соломин
―
Вы часто ловили себя на том, что вы совершили ошибку, дав этому человеку уйти?
А.Венедиктов
―
Каждый раз. Но я не могу не дать человеку уйти. Люди растут, у людей появляются другие обстоятельства, у людей появляется несовместимость. Я хотел бы напомнить, что за 21 год главного редакторства по моей инициативе было уволено 3 человека всего. Всего 3. По инициативе главного редактора. Я выгнал троих за 21 год. Или четверых, может быть. Все.
А.Соломин
―
По профессиональным причинам?
А.Венедиктов
―
По причинам, с моей точки зрения, несовместимости этих людей с профессией, с правилами «Эха Москвы». Я бы сказал так. Всего. Раз в пять лет одного.
М.Наки
―
Раз уж мы про сотрудников заговорили…
А.Венедиктов
―
Это вы заговорили. Вот вы заговорили.
М.Наки
―
Начали, вас заставили отвечать.
А.Соломин
―
Это будет интересно, я не знаю ни одного из этих людей…
А.Венедиктов
―
Это было задолго «до». А я помню каждого, естественно.
М.Наки
―
Ну, не суть. Вопрос мой в следующем. Недавно состоялась у вас заочная полемика с Татьяной Фельгенгауэр, вы давали интервью на RTVI. И говорили там про то, что планировали, чтобы она стала главным редактором, вот на прошедших выборах, которые сейчас были. И, собственно, по вашему интервью выходило, что вы четко дали это понять, делали на это ставку, но потом случилось нападение на Татьяну Фельгенгауэр. После чего она написала тоже в публичном пространстве пост про то, что она не собиралась на пост главного редактора ни до покушения, ни после, про то, что она не видела ваших намерений в действительности сделать ее главным редактором. И про то, что она не знает, зачем вы так сказали в этом интервью. Почему, что произошло, почему не стыкуются эти две вещи?
А.Венедиктов
―
Там есть еще одна фраза в ее посте. «Я надеюсь, что тема закрыта», - написала она. Тема закрыта.
М.Наки
―
Вы не хотите объяснять, откуда взялось это противоречие?
А.Венедиктов
―
Она написала: «Я надеюсь, что тема закрыта». Тема закрыта.
А.Венедиктов: Я жалею о каждом, кто ушел, особенно о тех, кто мог бы привнести в редакцию что-то свое, индивидуальное
М.Наки
―
Тут я ничего не могу поделать.
А.Соломин
―
20 часов и 28 минут, программа «A-Team». Напоминаю нашим слушателям, подключайтесь к Ютуб-трансляции на канале «Эха Москвы», сегодня гость «A-Team» - главный редактор радио «Эхо Москвы» Алексе Венедиктов. Майкл Наки, Алексей Соломин, Алексей Голубев ведут этот эфир. Начнем другую тему, новую. Правильно? Про сотрудников, может быть…
А.Голубев
―
Если с сотрудниками закончили, давайте что-нибудь другое. Перейдем плавно к Украине. Мы в этой программе всех по традиции спрашиваем про Крым и про Украину. Вот вы недавно в программе «ДайДудя» сказали следующее: «Крым незаконно забран моей страной, но все изменится». Что вы имели ввиду? Что должно измениться?
А.Венедиктов
―
Должна измениться ситуация с Крымом и отношение… Я подтверждаю, что я считаю, что Крым незаконно забран моей страной, и теперь является частью Российской Федерации. Это будет долго длиться, и все равно в течение времени, я сказал как историк, эта ситуация должна каким-то образом разрешиться к компромиссу. Изменится. Я надеюсь, что изменится. Я не уверен, что я до этого доживу. Вы тоже не доживете
А.Голубев
―
Да, но при этом вы сказали, что надо учесть интересы 80%...
А.Венедиктов
―
Абсолютно. Я всегда говорю, я подтверждаю.
А.Голубев
―
И при этом учесть интересы Киева.
А.Венедиктов
―
Конечно. И в этом история, что в нынешних условиях нет ни идей, ни лидеров, которые могли бы придумать, нарисовать, сконструировать компромисс, который бы учел интересы 80%, вернее – 100% жителей Крыма, давайте уж так говорить, из которых большая часть хотела быть гражданами, и хочет быть гражданами Российской Федерации. И учесть интересы, соответственно, той страны, у которой этот кусок территории забран незаконно. Вопреки закону. Вот, собственно говоря, вся история. Если бы я мог что-то предложить, наверное, Владимиру Владимировичу и Петру Алексеевичу, наверное, я бы давно предложил.Но история в том, что нынешняя конструкция международных отношений, на мой взгляд, и в головах людей, которые стоят во главе разных стран, не дает возможности им сесть и придумать некую другую конструкцию, которая компромиссно решала бы этот вопрос. Потому что здесь будет компромисс, здесь не может быть так или так.
А.Соломин
―
Мы должны прерваться на новости. Программа «A-Team», вернемся через три минуты.НОВОСТИ
А.Соломин
―
20 часов и 33 минуты в российской столице, продолжается программа «A-Team», самая сложная программа для наших гостей на радио «Эхо Москвы» и Ютуб-канале «Эха Москвы». Три Алексея, Алексей Соломин, Алексей Голубев, сегодня третий Алексей, самоназванный, на самом деле – Майкл Наки. Лжеалексей. И в кресле гостя – Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы». Майкл Наки.
М.Наки
―
Вы тут в перерыве, кстати, посмотрите на Ютубе, кто не видел, на трансляции «Эхо Москвы»…
А.Соломин
―
И лайк поставьте…
М.Наки
―
И лайк обязательно, и комментарий напишите. Рассказывали про студентов, как общались с ними. И вот так, плавно перекидывая себе мостик, вы как-то выступали перед студентами Высшей Школы Экономики, журфака. Это было в феврале. И вас там спросили про Максима Каца, с которым пока не очень понятно, как дело обстоит. И ответ ваш был следующий. К сожалению, записи не было, поэтому я привожу только по свидетельским показаниям. «Кац должен извиниться за то, что соврал про партию, будто я [«я» - это Алексей Венедиктов] делаю ее вместе с Собчак и Гудковым. Когда публично извинится – тогда и разбанят». Скажите, пожалуйста, ничего не понятно. Так Кац забанен или не забанен?
А.Венедиктов
―
Кац не забанен. Студентам же не объяснишь, что было принято мной решение резко сократить количество политтехнологов в эфире «Эха Москвы». Если вы напряжетесь и вспомните, когда у нас бывают политтехнологи, именно политтехнологи… Их практически не бывает, потому что они все сидят на каналах. Мы не будем повторять Первый, Второй канал. Вот эти люди, которые не обладают компетенцией, поэтому значительное число людей, включая Максима Каца, который ныне только политтехнолог, они были выведены из эфира. Это – не черный список, просто они выведены из эфира. Когда люди будут создавать новости… Потому что они не компетентны. Потому что некомпетентность для наших слушателей – это самое страшное.Наши гости должны нести либо какое-то знание, либо какую-то эмоцию. Либо какую-то должность, как и положено уважающей себя радиостанции. А представлять себе «Эхо», что каждый может зайти, что-нибудь наговорить или, скажем, написать блог, и вы его обязательно поставьте – такого не будет. Мы – профессиональная станция. Поэтому нужно на самом деле о базе. Это нужен уровень. Если условный господин Кац станет главой, займет должность, то есть – он будет нести некое представление о некой организации. Глава московского «Яблока» там, или глава питерской «Единой России» или Федерального совета, welcome, пожалуйста, даже если он некомпетентен. Это будет некомпетентность организации. Но сейчас он – политтехнолог. Это неинтересно.
М.Наки
―
Про публичные извинения…
А.Венедиктов: Сформулирую, чем Соловьев и Киселев отличаются от Марго. Марго искренняя
А.Венедиктов
―
Да, конечно. Это – тот же самый казус Веллера, на самом деле, если говорить конкретно. Господин Кац придумал и несколько раз в социальных сетях утверждал, что я создаю партию с Гудковым, Собчак и еще чем-то. Это неправда, это – ложь. Это – дискредитация радиостанции, если главный редактор даже, извините меня, член какой-то партии, уж не говоря о создателе, это не по главному редактору бьет. Это бьет по редакции «Эха Москвы», это бьет по имиджу радиостанции. Я ему сказал честно, я ему написал честно: «Возьми свои слова обратно той же аудитории, извинись и все». Эффект Веллера. Он тогда как раз еще был человеком, публичной фигурой, который бился за руководство, это была осень 18-го года, по-моему. Полгода тому назад. Он этого не сделал. Значит – эффект Веллера. Ему дополнительно к политтехнологам. Ну, чего? Я считаю, что как главный редактор, я прав.Ты хочешь деимиджировать то медиа и иметь там постоянную рубрику или приходить в гости? Не будет этого. Извините, когда Владимир Вольфович наехал на «Эхо Москвы», лидер парламентской фракции и партии, имеющей, ты помнишь, 7 миллионов голосов на выборах, был отстранен от эфира. Мы его не звали в эфир, пока он не извинился с трибуны Государственной думы. Чем отличается господин Кац? Хотя он – депутат, глава фракции, глава партии и так далее. Если я не буду защищать репутацию радиостанции, кто это будет делать? Все должны это знать. Так и будет.
Это – та же история, что с господином Дугиным, который был отстранен от эфира, и не будет в эфире до тех пор, пока не извинится. Та же история, что с господином Веллером. Да? Это – принципиальная позиция. Дугин – замечательный полемист, его не хватает в эфире. Но если ты приходишь и гадишь – извини, гадь в другом месте. И про другое.
М.Наки
―
То есть, если человек не критикует… оскорбляет…
А.Венедиктов
―
Лжет. Он не оскорбил меня. Он солгал относительно радиостанции. Он представил радиостанцию и меня как лидера партии. Закрыли тему.
А.Голубев
―
Зачем он это делал? У вас есть…
А.Венедиктов
―
А мне даже не интересно. Но если ты оговорился – извинись. Если тебе показалось – извинись. Потому что видно же, что нет. Вообще, никто больше не говорил. В голову не приходит.
А.Соломин
―
А вы всех этих людей помните?
А.Венедиктов
―
Да.
А.Соломин
―
Дугин, например, был в бане еще до того, как я пришел сюда.
А.Венедиктов
―
Дугин был... пущен в списки, этот список известен, «Эхо Москвы» в отличие от других медиа, и я, всегда говорит, кто, как говорится, забанен. Вот забанен принципиально. Господин Дугин провел митинг на Триумфальной площади с лозунгами «Закрыть «Эхо Москвы». На Триумфальной площади – «Закрыть «Эхо Москвы». Я ему закрыл «Эхо Москвы», для него. Значит, он должен провести митинг «Открыть «Эхо Москвы». Я ему открою после этого. Или он пусть публично извинится, я его буду приглашать. Если он в этом упорствует – закрыто «Эхо Москвы» для него абсолютно точно.
А.Соломин
―
Алексей Алексеевич, а если кто-то из людей, принимающих решения…
А.Венедиктов
―
Жириновский был человеком, принимающим решения.
А.Соломин
―
…на своих совещаниях. Премьер-министр, президент, глава администрации президента, требует закрыть «Эхо Москвы»…
А.Венедиктов
―
Я знаю таких людей. Их нет в эфире.
А.Соломин
―
Их нет потому что вы их не зовете или потому…
А.Венедиктов
―
Потому что мы их не зовем.
М.Наки
―
А радиостанция от этого не теряет? То есть, у человека может быть какое угодно отношение к чему угодно. У нас есть гости, которые плохо относятся и отрыто высказываются против определённых наций или полов, например. Но при этом мы их зовем, потому что они интересны для нашей аудитории. То есть, оскорбление «Эха Москвы» в этой градации гораздо хуже, чем…
А.Венедиктов
―
Да. Все должны относиться к нам с уважением. К профессии врача тоже надо относиться с уважением. Это – позиция моя. И пока я – главный редактор, она будет такая.
А.Соломин
―
Вне зависимости от того, уважают…
А.Венедиктов
―
По-разному.
А.Венедиктов: Я переставал общаться с людьми, которые с моей точки зрения совершали свинские поступки
А.Голубев
―
Нам слушатели напоминают, что Белковский, например, тоже политтехнолог. Шкляров…
А.Венедиктов
―
Белковский – давно не политтехнолог, и Шклярова уже нет. Шклярова в эфире уже нет.
А.Голубев
―
На сайте…
А.Венедиктов
―
Это – к Рувинскому. Это – его решение. Шкляров пишет еще интересно дополнительно. Надо же еще писать. У нас же не забор, у нас – профессиональная радиостанция.
А.Голубев
―
Это, как вы сказали бы, вкусовщина.
А.Венедиктов
―
Конечно. Любая редакционная политика – это точно вкусовщина. И, когда, если ты будешь главным редактором, любое медиа, где ты будешь главным редактором, будет частично отражать твою вкусовщину. Это, конечно, безусловно. Нет никакого химически чистого, чистой позиции. Белковский, конечно, никакой не политтехнолог, ну прекратите. Белковский – публицист, так же, как Невзоров. Где он политтехнолог? Где он выборами занимается? Расскажите мне.
М.Наки
―
К интересной теме мы подошли про ваши вкусы, потому что очень много… Я собирал вопросы к вам в своих соцсетях последние два дня. Очень много…
А.Венедиктов
―
То есть, своих нет? Не хватило?
М.Наки
―
Я просто корректировал. Вдруг я чего-то не заметил? Нужно же все знать, все задавать. И вы говорите, что ориентируетесь на собственные вкусы при разных аспектах расставление ведущих, приглашение гостей, прочее-прочее-прочее. Вы как-то рефлексируете над своими вкусами? Сомневаетесь в них, скептически относитесь…
А.Венедиктов
―
Самые главные решения всегда принимаются по кадровым вопросам в том числе после того, как я совещаюсь со своими заместителями. Моя рефлексия заключается в том, что сначала я выслушиваю заместителей, а потом принимаю решение. Решение принимаю я, но я его всегда обсуждаю.
М.Наки
―
У вас есть гонцы с плохими новостями?
А.Венедиктов
―
Нет. Я сам – гонец с плохими новостями, потому что моя репутация позволяет мне приносить любые плохие новости.
М.Наки
―
В том плане, что те люди, о которых вы говорите, которые вас окружают, ваши заместители, с которыми вы советуетесь… Эти люди могут вам перечить, высказывать другое мнение, критиковать, осуждать или иметь другую позицию?
А.Венедиктов
―
Безусловно. И каждый понедельник это происходит. И не всегда мои решения, с которыми я прихожу на совещание, с ними же выхожу в совещание. Поскольку Алексей – свидетель, призываю его в свидетели…
А.Соломин
―
Я здесь – ведущий программы, а никакой не заместитель главного редактора. Одна из самых интересных тем, которая возникает в ваших интервью, это – Владимир Путин.
А.Венедиктов
―
Алексей, давайте так. Дудь очень хорошо написал про заглавие интервью…
А.Голубев
―
«Путин, Путин, Леся, Путин».
А.Венедиктов
―
Я отвечаю на то, что меня спрашивают. Вы меня спрашиваете про Путина, я вам буду отвечать про Путина. Вы меня спрашиваете про Венедиктова, я вам буду отвечать про Венедиктова. Потому что я уважаю интервьюеров всегда. И понимаю, что они представляют свою аудиторию, которую я не знаю. Я не знаю. Им не интересен Венедиктов у Дудя, им был интересен Путин. Окей, хорошо. Знатный путиновед. Попробуем.
А.Соломин
―
Вы каждый раз говорите, что вы – не пресс-секретарь Владимира Путина.
А.Венедиктов
―
Не пресс-секретарь.
А.Соломин
―
Но вас называют главным путиноведом страны.
А.Венедиктов
―
Я изучаю президента, безусловно, очень пристально. Потому что в стране, где власть сосредоточена в руках одного человека, и когда от движения его бровей зависят жизни людей, как мы видим по Сирии, например… Надо пытаться понять его мотивацию, предугадать его действия?
А.Соломин
―
Как Владимир Путин, с вашей точки зрения, к вам относится?
А.Венедиктов
―
Снисходительно.
А.Соломин
―
Можете расшифровать, что это значит?
А.Венедиктов
―
снисходительно, я не знаю… Снисходительно. Во всяком случае, когда мы пересекаемся, он вполне демонстрирует дружелюбие.
А.Венедиктов: Д.Киселев по-человечески мразь и тварь, я бы не стал с ним дружить. А Маргарита – трогательная женщина
М.Наки
―
Как можно снисходительно относиться к врагу? Вы же… Он вас так называл.
А.Венедиктов
―
Он так меня называл в 2000 году, в контексте того, что любой оппонент – либо враг, либо предатель. Вот я – не предатель, я – враг. В этом смысле это – орден.
А.Голубев
―
Создается впечатление, что у вас может быть с Путиным такое соревнование. Вот он, значит, держит страну, вы держите редакцию. И есть такое своеобразное у вас, значит, вы тягаетесь. Насколько это уместно?
А.Венедиктов
―
Я не могу ничего ответить на ваше впечатление. Вы, видимо, очень впечатлительны. Нет, конечно, никакого соревнования нет, я просто напомню, что «Эхо Москвы» было до Владимира Владимировича, и я главным редактором был избран до Владимира Владимировича. Поэтому, конечно, никакого соревнования нет. И сравнивать корпорацию со страной – это тоже неправильно. Мы – корпорация, мы – коммерческая фирма. А другие способы управления, другие способы принятия решений, другие риски, все другое. В чем вы правы, Алексей, безусловно, в том, что корпорация должна, на мой взгляд, управляться авторитарно, иначе она разорится и развалится. Я не знаю ни одной корпорации, которая долгое время существовала, не управляясь авторитарно. Вообще не знаю. Ни западной, ни нашей. А страна, все-таки, это, скорее, согласительная процедура. Это, скорее, примирение интересов разных людей. И моя основная претензия к президенту…Впрочем, я ее высказывал ему в лицо, поэтому могу и сейчас, это как раз вот выбор одной части в пользу другой части. Большинство, не большинство – не важно. Нет примирительных процедур. Это мог быть парламент – его нет. Это могли быть суды – их нет. Вернее, они есть, но они вполне себе декоративны. На мой взгляд.
А.Соломин
―
Владимир Путин – единственный ваш гарант, и гарант «Эха Москвы»?
А.Венедиктов
―
На сегодняшний день – конечно. В течение как минимум десяти лет, начиная с Грузинской войны, когда мы там висели на нитках, безусловно, было совершенно очевидно, что это – его решение, что «Эхо Москвы» не закрывают, хотя тогда и военные, и силовики, и не только они, и МИДовцы приходили к нему и говорили, что это невозможно. Что мы даем слово Саакашвили во время войны, что мы даем слово во время войны и так далее. Это был тот самый кризис, даже не третьего года, а 8-й, когда я понимал, что решение в руках одного человека. Он мог кивнуть, сказать: «Надоели» - и все. И это – правда. Потому что страна авторитарная.. Это касается не только «Эха Москвы». Это касается ВГТРК, касается кого угодно.Вот газете «Ведомости» не понравился там Демьян Кудрявцев, владелец – и раз, закон об иностранных владельцах. И нет Демьяна Кудрявцева. И газета подребезжала очень сильно. Автократор, чего. Мы живем в автократическом государстве. Мы в нем живем. Не надо делать вид, что мы живем в другом государстве. Мы в таком государстве живем. И ситуация ухудшается. И это правда.
А.Соломин
―
Мнение о том, что «Эхо Москвы» - это витрина, которую использует Владимир Путин, оно основательно?
А.Венедиктов
―
Смотрите, это – основательное мнение, на мой взгляд, было бы еще лет пять тому назад. Сейчас Владимиру Путину совершенно все равно, что подумает условный Запад про то, что происходит здесь. Тем более, что в этом он прав. Вот эта вот мелкая история. Ну, еще один крик. Ну, еще… Вот лет пять назад, до Украины и Крыма, мы были… Это был аргумент. Сейчас это – не аргумент. Пять лет уже как.
А.Голубев
―
Об Украине и Крыме еще можно пару слов? Вы в начале 14-го года еще приезжали в Киев, и предупреждали, что страна может развалиться. И первым отвалятся, естественно, Крым с Донбассом, вы об этом говорили. Кроме того, за три года… Это просто ваше прогнозирование. Если взять историю с президентством Медведева, за три года до того, как Медведев стал президентом, вы говорили, что он будет кандидатом в президенты.
А.Венедиктов
―
Что он будет президентом.
А.Голубев
―
Да, что он будет президентом. И совсем задолго до того, как Лукашенко с Путиным встречались и обсуждали все это объединение двух стран, вы говорили тоже, что Путин объединит Белоруссию с Россией и станет во главе какого-то нового верховного органа. Откуда у вас такой инсайд?
А.Венедиктов
―
Это – не инсайд, Алексей. Это, знаете, это – результат наблюдения и сравнения. Это – результат изучения людей, потому что во многом в авторитарных государствах решения принимают не институты, не баланс институтов, а люди, окруженные другими людьми. И я думаю, что я неплохо себе представлял тогда верхушку нашей власти, общался достаточно тесно. Я понимал, чего они хотят, понимал пределы их возможностей. И поэтому довольно часто попадал. Это – расчет, это – не инсайд, это – расчет. Конечно, это – инсайд в том смысле, что я разговаривал с людьми, они говорили: «Ну а как? А чего?». Ну, послушайте, по Крыму. В 8-м году, после Грузинской эпопеи, мы, главные редактора, говорили с Путиным о Крыме. Напрашивался. И он тогда сказал: «Я же не буду воевать с Украиной из-за Крыма, хотя это нечестно и несправедливо, что Крым – украинский». Говорил он тогда.И, может быть, все это пропустили, а у меня это щелкнуло. «Воевать не будем», но, если сложится некая ситуация… Значит, есть папочка, как действовать. Это было за шесть лет. Я этого не знал. Я так посчитал. Интонационно посчитал. И потом я, разговаривая с разными людьми, принимающими решения, я понял, что такая папочка… Она, может, никогда не реализуется, никогда, думал я. Но я абсолютно не исключал такой возможности. Может быть, один из немногих. И накануне всей этой истории. Я же написал «Цугцванг Путина», блог, когда все меня начали клевать, что это не может быть, не может быть. Опа! Две недели прошло – и случилось.
Еще раз, это – вопрос интуиции, в первую очередь. Вторая очередь – наблюдение. Но это почти… Инсайда там не было никакого.
А.Голубев
―
С Белоруссией совсем как-то ювелирно.
А.Венедиктов
―
Да, с Белоруссией ювелирно. Смотрите, я же встречаюсь, я встречаюсь с белорусами, с людьми, принимающими решения в Белоруссии. Я переписываюсь с ними. Я встречаюсь с нашими людьми, занимающимися экономикой, внешней политикой. И ты начинаешь понимать, как это вот… В разговорах, в разговорах. Никто же не говорит, что «мы хотим захватить Беларусь» или «глубоко интегрироваться в Беларусь». Тебе рассказывают о проблемах, я всегда спрашиваю проблемы. И я начинаю понимать, что это – такой густой, переплетенный клубок, что если на него наложить политическую проблему продления полномочий Путина, то вот он там… Он ложится туда. Может, он неправильно, как в Лего, лег, может быть, там еще какие-то детали, но сейчас он ложится. Один из вариантов такой. Это – вопрос работы, извините, любого журналиста, который в чем-то специализируется. Я специализируюсь в политической науке Российской Федерации. Я в этом специализируюсь. Общаюсь с людьми.
А.Голубев
―
А насколько велика вероятность, что вот этот сценарий реализуется? Объединения.
А.Венедиктов
―
Трудно сказать, повторяю, потому что этим занимаются не институты, а один человек, который дает поручения. Трудно сказать. По времени точно не знаю. Но движение в ту сторону, в ту сторону.
А.Венедиктов: Да, я считаю, что канал RT - пропагандистский канал
М.Наки
―
Давайте про вашу другую ипостась, не только как журналиста, но и как человека, который организует наблюдения, и в каком-то смысле выборы, например, в Москве. Электронное голосование – тема, которую бурно обсуждают в последнее время. Бурно в негативном ключе, очень много негативной реакции. Хотелось бы по некоторым вещам узнать ваше мнение.
А.Венедиктов
―
Хочу, кстати, сказать, что позитивно вообще никогда никто ничего не обсуждает. Чего обсуждать, когда все позитивно? Если начинается обсуждение, то, в основном, оно негативное. Это так.
М.Наки
―
Скажите, пожалуйста. Вы же проводили панельную дискуссию по электронному интернет-голосованию 5 марта на Московском гражданском форуме.
А.Венедиктов
―
Верно.
М.Наки
―
Она записывалась?
А.Венедиктов
―
Конечно.
М.Наки
―
Проблема в том, что с сайта она куда-то пропала.
А.Венедиктов
―
Какого сайта? «Эха Москвы»?
М.Наки
―
Нет, не с сайта «Эха Москвы», а сайте opmoscow, который проводил. Вы не знали об этом?
А.Венедиктов
―
Не слежу за сайтом.
М.Наки
―
Пишут даже, что на следующий день его удалили, как-то сразу пропал. Просто вот к сведению.
А.Венедиктов
―
У меня были люди, которые вели запись. Поэтому… Да ради бога.
М.Наки
―
Вот, здорово. Почему это важно.
А.Венедиктов
―
Не знаю, почему это важно.
М.Наки
―
Объясню, почему это важно. Потому что дискуссия действительно насыщенная и очень активная. И тут к вам следующий вопрос. Вот эту вот всю историю, которую вы придумали с электронным голосованием. Вы – ее главный лоббист… Амбассадор.
А.Венедиктов
―
Да, я – придумыватель и лоббист. И амбассадор, и лоббист, и продолжаю этим заниматься.
М.Наки
―
Да. Смотрите, вы очень долго и очень сложно выстраивали систему в Москве, систему наблюдения, которая позволила бы хотя бы процедуру голосования… Не говоря про выборы, не ваша сфера ответственности – допуск кандидатов и прочее. Хотя бы процедуру голосования сделать прозрачной, чтобы ни у кого не было претензий. Ни у власти, ни у оппозиции, ни у кого. И вот – вы ее выстроили. С 2013 года, если я правильно помню. Это было сложно, я правильно понимаю?
А.Венедиктов
―
Это было непросто.
М.Наки
―
Это было непросто. И вот – у вас есть сейчас результат. У вас есть технология, у вас есть люди, у вас есть команды, которые могут обеспечить прозрачность выборов. И в этот момент, когда, казалось бы, надо радоваться и обеспечивать прозрачность выборов, вы придумываете новую историю, в которой огромное, и вы сами это признаете, количество рисков, которые могут…
А.Венедиктов: Я
―
вообще человек, который любит риски. Когда я начинал выстраивать эту систему, вы себе не можете представить, после Болотной, в какие противоречия я входил, какие риски для «Эха Москвы» я создавал. Потому что никто не делит члена Общественной палаты и главного редактора «Эха Москвы». Я люблю риски. И, главное, считаю, что результат может быть оправдан. Пять лет работы совместно с мэрией, совместно с Мосгоризбиркомом, совместно со всеми партиями и всеми кандидатами, с огромным числом наблюдателей, с Мосгордумой. Вот то, о чем я говорю – согласительные процедуры. Это не я выстроил. Это выстроила система компетенции и система сотрудничества. Кто бы как бы кого ни любил. Потому что в любую секунду федеральные власти, мэрия Москвы, Мосгоризбирком могли поставить «стоп» этой истории, потому что нет у меня никаких полномочий. Ну нет, не существует. Мне их давали, со мной ими делились, потому что моя репутация на это работала.
М.Наки
―
Но вы ставили ультиматумы.
А.Венедиктов: Когда мы что-то публикуем, почему мы должны думать об их репутации?
А.Венедиктов
―
Конечно, я сейчас тоже буду ставить ультиматумы, если я увижу, что система, которая создается, с дырками, я поставлю ультиматум ее не вводить. Что за проблема – это знают все, а кто обсуждает со мной вот эту самую электронную систему.
М.Наки
―
Скажите, пожалуйста, а вот эта ваша любовь к рискам – это авантюризм…
А.Венедиктов
―
Какой же авантюризм, когда есть победа.
М.Наки
―
...и пытаться улучшить то, что работает, одной из немногих…
А.Венедиктов
―
Это неправильно. Это работает, одно из немногих, вы абсолютно правы, но я напомню, что на прошлых выборах возникли, я был против, выносные дачные участки. «Хорошо», - сказал я. «Давайте». Это была не моя идея, я сказал: «Давайте попробуем». Огромный эффект, результат минимальный. Небольшое количество людей проголосовало, хотя там тоже все было чистенько и ясненько. Стало понятно: огромное число людей, которое хочет проголосовать, но не может – окей. Москва должна… Я живу в этом городе, это – мой город. Москва должна стать пионером, построить первый паровоз. Как бы в него не кидали камни. Тем более, что уже голосование… Правда, не выборы в других столицах, идут по разным вопросам. У меня это есть.Мне кажется, что мы к этому готовы. Тем более, что это же пожелания. Еще раз. Мы открываем людям возможность. Послушайте, возможности дополнительные. Никто их не заставит электронно голосовать, никто не заменит бумажное голосование. Еще раз, надо уметь открывать людям дополнительные возможности. Я скажу очень быстро. Знаете, в чем ценность мобильного избирателя? Это возникло в ходе, вот в ходе, об этом никто не думал, не прописывал. Оказывается, что мобильный избиратель решил проблему инвалидов в Москве. Потому что люди, которые не могут на второй этаж школы добраться, они переписывались в той же школе с того участка, который на втором этаже, на первый этаж, и приезжали… А для них это – счастье, выехать туда. Мы вообще про это не думали, когда это возникло! Ну, вот эти люди, которые живут там-то… Раз! Ба-бах! Люди просто благодарили. Они приезжали, одевались, наряжались, и им не нужно было на второй этаж затаскиваться. Вот вам результат. Мобильный избиратель. Кто про это думал? Никто. Может быть, и здесь получится? Не получится, как с дачными участками – откажемся.
М.Наки
―
С момента, когда вы придумали эту идею… Буквально короткий вопрос. И после всех обсуждений на этих панельных дискуссиях. У вас увеличилось ощущение, что рисков действительно много?
А.Венедиктов
―
Рисков действительно много, но мне никто не добавил… Эта дискуссия не дала мне новых рисков, я все их знал.
А.Соломин
―
Это ведь – совсем не журналистский челлендж, работа в общественных советах…
А.Венедиктов
―
Это – общественная работа, это – хобби.
А.Соломин
―
Означает ли это, что после «Эха Москвы» вы собираетесь уйти из журналистики?
А.Венедиктов
―
Я, в общем, не журналист, я, в общем, главный редактор. Это – другая работа. Я могу вами руководить очень даже неплохо, я думаю. Авторитарно вполне себе.
А.Венедиктов: Я лишь добавляю те факты, которые неизвестны широкой публике, а дальше публика сама трактует
А.Соломин
―
Из системы СМИ, что она вам будет неинтересна.
А.Венедиктов
―
Нет, пока мне система СМИ интересна, это – новые проекты, бумажные журналы, еще один проект, еще один проект именно в системе СМИ. Мне это интересно.
А.Голубев
―
Вы неоднократно говорили, что вы – не только реакционер и консерватор, но еще и империалист.
А.Венедиктов
―
Да.
А.Голубев
―
Что вы под этим подразумеваете?
А.Венедиктов
―
Ну, я считаю, что существует, сейчас скажу страшную вещь, бремя белого человека. Я считаю, что нации, которые технически сейчас, технологически более продвинуты, должны эту продвинутость, этой продвинутостью делиться, а не замыкаться в изоляционизм. Это может восприниматься как агрессия или как захват. Но я считаю, что своими достижениями надо делиться. И не стесняться идти туда, где этих достижений нет.Это должна делать страна, она должна быть привлекательной. Не только «езжайте все сюда», но «Ребята, мы вам придумали самолетоплан, мы вам его дарим, даже не за "спасибо", просто дарим, летайте к нам, а мы будем летать к вам. Стройте аэродром, чтобы мы могли прилететь». Вот это есть империализм, это – распространение своего умения, своих навыков, своего влияния. Делиться надо, как говорил когда-то министр финансов, делиться надо интеллектуальным богатством. И да, навязывать его таким образом. Быть убежденным, яростным человеком. Это – империализм.
А.Соломин
―
Вопрос на 10 секунд, Тимофей Сполохов пишет в чате в Ютубе. «Нет, Венедиктов не двуличен, он правильно гибок». Правильно гибок.
А.Венедиктов
―
Я правильно гибок. Правильно, Тимофей.
А.Соломин
―
Принципиальный человек?
А.Венедиктов
―
Нет.
А.Соломин
―
Алексей Венедиктов – гость сегодняшней программы «A-Team». Эфир провели Алексей Голубев, Алексей Соломин и Майкл, тоже Алексей, Наки. Спасибо большое, пересмотрите эту передачу, если не успели, на нашем канале в Ютубе. Счастливо.