Максим Шевченко - A-Team - 2018-02-07
А.Нарышкин
―
Всем здравствуйте, в эфире радиостанции «Эхо Москвы» - программа «A-Team», четыре злобных Алексея против одного несчастного героя. Четыре Алексея сегодня – это Дурново, Соломин, Нарышкин и Голубев, приветствую вас. Несчастный наш гость, он же – герой, журналист Максим Шевченко.
М.Шевченко
―
Я бы уточнил, я – счастливый герой, поскольку герой всегда должен быть счастливым, когда сталкивается с хорошей битвой. Давайте меня считать счастливым героем, а не несчастным гостем.
А.Дурново
―
Максимуму Леонардовичу хочется драки!
М.Шевченко
―
Мне всегда хочется драки, как каждому нормальному мужчине.
А.Голубев
―
Максим Леонардович, правильно лия понимаю, что всякий раз, когда вы ложитесь спать или просыпаетесь, вы сокрушаетесь: «Почему же я родился не мусульманином, а православным христианином»?
М.Шевченко
―
Никогда такого в моей жизни не было, потому что я не придаю значения конфессиональным перегородкам. Я абсолютно вменяемо отношусь ко всем людям…
А.Голубев
―
Вот это идея, «бог один, он у всех один и неважно, кто во что и как»…
М.Шевченко
―
Почему, важно кто, кого и как. Для каждого, естественно, это важно, как в философии важно, являетесь вы кантианцем, гегельянцем или, допустим, ницшеанцем. Это имеет значение. Но важно само по себе ваше стремление к мышлению, к интеллекту. Так и для меня важно. Я, естественно, верю в единого бога, в единственного, я не язычник. Но у меня просто есть принцип – я никогда не смеюсь над чужой религией. И никогда не декларирую особенно свою религию. Иногда я говорю что-то про свои религиозные взгляды, чтобы от меня просто отвязались с этими дурацкими вопросами, честно вам говорю.Потому что как, во что я верю, я, когда умру, один на один потом с господом сам разберусь. По партийной принадлежности он будет меня судить или будет меня судить по моим делам, словам и мыслям… Я лично верю во второе.
А.Голубев
―
Просто вы, очевидно, очень так склоняетесь к исламу. Вам, безусловно, близка вся вот эта вот мусульманская, исламская эстетика. Вы даже часто одевается так же, как ваши кавказские друзья, правда.
М.Шевченко
―
Например, я должен одеваться как? Когда я одет в костюм…
А.Голубев
―
Но очень часто вас можно поставить вместе с Рамзаном Кадыровым, вы прям – как будто кадыровец стоит.
М.Шевченко
―
Серьезно?
А.Голубев
―
Да. Знаете, на кадыровца похожи, только усы вам немного подстричь.
М.Шевченко
―
У вас такая визуализация интересная, по которой вы судите людей, верно?
А.Голубев
―
Ну, это логично, по одежке встречают.
М.Шевченко
―
В том числе и по одежке, естественно.
А.Голубев
―
Почему вы даже одеваетесь как чеченский какой-нибудь деятель политический? Вам не хватает сейчас только полумесяца.
М.Шевченко
―
Я никогда не одевался, во-первых, как чеченский деятель. Два раза в жизни я надевал чеченский костюм, один раз это в телевизионном, мне в свое время подарили чеченцы, даже пошили специально мои друзья, сразу скажу, что это были не представили власти, такой очень удобный чеченский костюм, облегающий, свободные штаны, очень по фигуре.
А.Нарышкин
―
От Кадырова подарок, от Рамзана?
М.Шевченко
―
Я сказал – не представили власти. Я очень многих чеченцев знал в своей жизни. Масхадова знал. Вот я в первую войну, во вторую я там не работал, а вот в первую и между войнами, какую фамилию вы ни назовете, я с каждым делал интервью. Иных уже нет, иные убиты, иные фамилии даже вспоминать надо. Поэтому – я знал очень многий чеченцев в своей жизни.
А.Нарышкин
―
Вам Рамзан Кадыров дарил что-нибудь?
М.Шевченко
―
Кадыров, Рамзан Кадыров дарил, когда я был в составе делегации, часы какие-то с эмблемой Чечни, но, как видите, я часы вообще не ношу.
А.Нарышкин
―
То есть, вы их там куда-то в музей «Поля Чудес»?
А.Соломин
―
Обиделся Рамзан…
М.Шевченко
―
Нет, они у меня где-то дома. Нет, никто не обиделся, я же не грублю, не хамлю никому. Я просто могу сказать, что вот ваш интерес к одежде… У меня совершенно разная одежда. Больше всего я люблю джинсы и майку, но вы правы, я люблю одежду, которая закрывает горло. Я стараюсь закрывать вот это внешне. Только вот это не влияние чеченцев, это влияние, может быть, даже я горжусь этим, моего учителя, друга, умершего год назад, Гейдара Джемаля, который был москвичом коренным, родился на Арбате, как и его сын Орхан, которого вы очень хорошо знаете. Мусульманин. Я горжусь тем, что я был учеником и близким другом выдающегося поэта и философа Гейдара Джемаля.
А.Нарышкин
―
У меня, прости, я просто хочу немножко заострить вопрос Голубева, потому что Алексей у нас обычно любит рубить с плеча и вопросы задает более…
М.Шевченко
―
Кавказская одежда, кстати, была очень популярна среди русской интеллигенции в XIX веке. Лермонтов ходил в черкеске. Кавказская вот эта черкесская рубашка, застегнутая…
А.Голубев
―
Черкеска – это уже не мусульманская одежда.
А.Нарышкин
―
Не про это! Не про одежду!
М.Шевченко
―
А какая она? Черкес – это мусульмане. Во-первых, я очень люблю черкесские рубашки. Ваши стереотипы, что мы обсуждаем ваши стереотипы.
А.Соломин
―
При всей моде на кавказскую одежду в то время с кавказцами поступали, по-моему, гораздо хуже, чем в XX веке.
М.Шевченко
―
Ну, поступали в ХХ веке еще хуже, потому что тот ужас, который я видел во время первой и наездами, я постоянно просто там не работал, во время второй войны – это сравнимо было с тем, что описывает Толстой в Хаджи-Мурате или в своих записках. Там полное истребление и выжигание аулов. Но при чем тут это?
А.Голубев
―
А истребления русских вы, случайно, не наблюдали? Вы просто как-то обронили в каком-то интервью, что, на самом деле, геноцида никакого не было…
М.Шевченко
―
Геноцида не было, да. Могу сказать это точно.
А.Голубев
―
Но десятки тысяч убитых и изгнанных с территории Чеченской…
М.Шевченко
―
У вас абсурдная какая-то информация. Вы же все-таки журналист федерального СМИ, вы не можете распространять недостоверную информацию. У вас какой источник?
А.Голубев
―
Слушайте. Во-первых, Путин говорил о 30 тысячах.
М.Шевченко
―
То есть вы, как журналист «Эха Москвы» цитируете Путина, и вы считаете, что…
А.Голубев
―
Чеченские власти говорили о 160-150-ти тысячах…
М.Шевченко
―
Кого?
А.Голубев
―
Убитых. Убитых разных человек, из которых большая часть – это русские.
М.Шевченко
―
Кто вам это сказал?
М.Шевченко: Я – счастливый герой, поскольку герой всегда должен быть счастливым, когда сталкивается с хорошей битвой
А.Голубев
―
Это говорили чеченские власти. Они еще, видимо, включили туда пропавших без вести.
М.Шевченко
―
Я не знаю, какие власти вы имеете в виду. Я знаю, что того, что вы называете геноцидом, до начала войны не было. Был общий фон криминала, бандитизма, на который накладывалось этническое противостояние, которое было, не поверите, в Москве, в Екатеринбурге – везде. Бандитский Петербург, описанный Андреем Константиновым в его цикле романов и потом – в фильме Бортко. Только вот наложите на бандитский Петербург, там тоже есть противостояние группировок этнических, это все. У слабых отбирали квартиры, это было по всей стране.
А.Голубев
―
Не у слабых, а у русских. В Чечне.
М.Шевченко
―
У слабых. Можно я договорю? У слабых забирали квартиры. Ваши фантазии достаточно примитивные меня не особенно интересуют, потому что я все это видел своими глазами. Я могу сказать, что русских чеченцы в массе своей не геноцидизировали, не истребляли и не изгоняли. Большая часть русского населения Грозного погибла, когда ельцинская банда начала артиллеристские обстрел густонаселенного города, в котором жили преимущественно русские. Поэтому русские погибли под ельцинским…
А.Голубев
―
Там уже русских осталась меньшая часть.
М.Шевченко
―
Это – ваши фантазии! А я там был.
А.Голубев
―
Русские уезжали оттуда.
М.Шевченко
―
Вы там не были, а я там был. Не рассказывайте мне сказки. Слушайте, здесь тоже в Москве отбирали квартиры у старушек.
А.Голубев
―
Только чеченцы остались, их еще больше стало в Москве. А в Чечне русских не осталось вообще.
М.Шевченко
―
Вы сознательно сейчас сеете ненависть к чеченскому народу. Распространяете эти фантазии. Вы лжете, это – ложь, это – наглая ложь, которую вы ни на чем не можете основывать, нет такой статистики, это просто домыслы фашистской пропаганды, которую вы повторяете.
А.Голубев
―
«Русские — в Рязань, ингуши — в Назрань!» - таких вот лозунгов, ничего этого не было, да? Это политика, которая полностью поддерживалась самопровозглашенной властью в Чечне и реализовывалась на практике.
М.Шевченко
―
Это – абсолютная хрень, это – просто ложь и тупая глупость, которая не имеет ничего общего с реальностью.
А.Голубев
―
Население Грозного, половина – русские, половина – чеченцы. Русские…
М.Шевченко
―
Да не русские там были, там армяне, евреи жили, русских там было мало!
А.Голубев
―
Да там армян с евреями было с гулькин нос.
М.Шевченко
―
Ну что вы мне рассказываете, вы хоть раз были в Грозном? Вы хоть раз в жизни в Грозном бывали?
А.Соломин
―
Я попрошу всех… Не будем себя…
М.Шевченко
―
Секундочку. Вы хоть раз в жизни бывали в Грозном?
А.Голубев
―
Нет, никогда.
М.Шевченко
―
А я бывал там сотни раз. Поэтому ваше мнение оставьте при себе. А мое мнение будет при мне.
А.Голубев
―
Это – не мнение, это факт, сколько народу…
М.Шевченко
―
Какой факт? Человека, который никогда не был, но все равно знает! Пастернака не считал, но…
А.Голубев
―
Вы были в Грозном в 80-м году, в 85-м? Вы были там, когда там половина города, русского города, основанного русскими, жили половина русских людей? И половина чеченцев.
М.Шевченко: Важно стремление к мышлению, интеллекту. Так и для меня. Я, естественно, верю в единого бога, я не язычник
М.Шевченко
―
Вы ничего не знаете про то, что жил в Грозном.
А.Голубев
―
Почему я не знаю?
М.Шевченко
―
Просто не знаете. И все. Вы распространяете недостоверные слухи, которые вы считываете с фашистских сайтов в интернете.
А.Нарышкин
―
Правда, не договоримся, может быть.
М.Шевченко
―
Что тут договариваться?
А.Нарышкин
―
В другом формате НРЗБ… Максим, подождите…
М.Шевченко
―
О чем? Человек не был ни разу там, человек просто транслирует, просто транслирует…
А.Голубев
―
Это не мешает человеку владеть статистикой!
М.Шевченко
―
У него нет статистики! У него нет статистики!
А.Дурново
―
Нарышкин!
А.Нарышкин
―
Дурново!
А.Соломин
―
НРЗБ сказала Ксения Собчак, можно взять и поехать в Грозный, прогуляться по проспекту Владимира Путина, я предлагаю вам с Максимом…
А.Голубев
―
Посчитать сколько русских там осталось, да.
А.Нарышкин
―
Максим, не поддавайтесь на провокации Голубева, это наш штатный провокатор.
М.Шевченко
―
Просто я для наших слушателей хочу сказать, что уважаемый мною Алексей Голубев не может основываться ни на какой статистике.
А.Нарышкин
―
Хорошо, хорошо. Максим Шевченко, журналист в программе «A-Team», четыре Алексея здесь. Я все-таки с того, с чего начал Голубев, но не про Грозный, не про количество русских. Ваш интерес, может быть даже кому-то показаться нездоровый к исламу, он откуда берется?
М.Шевченко
―
Кому может показаться нездоровым?
А.Нарышкин
―
Кому угодно. Вы потому что всегда говорите, вот в эфирах «Эха Москвы», вы всегда говорите…
А.Соломин
―
А.Голубев
―
М.Шевченко
―
Какие вопросы вы задаете. В эфирах «Эха Москвы» я никогда сам не начинаю тему за редким исключением. Про какие вопросы…
А.Дурново
―
А.Нарышкин
―
Умоляю вас. Сколько раз вы говорили, например, когда обсуждали историю с «Шарли Эбдо» и, помнится, вот этот был флешмоб, когда было написано «Je suis Charlie» и так далее. Вы, я помню этот эфир с Кариной Орловой, популярный в YouTube, вы рассказывали, а почему никто не стоит в каких-то пикетах с надписями…
М.Шевченко
―
«Je suis la Palestine»…
А.Нарышкин
―
Вы перечисляли фамилии журналистов, которых…
М.Шевченко
―
Да. Je suis Хаджимурад Камалов, Je suis Ахмеднаби. Во-первых, эти люди были моими друзьями, я думаю, что, несмотря на вашу критику меня, я думаю, что вы согласитесь с моей идеей абсолютно русской…
А.Нарышкин
―
Я еще ничего критического не сказал.
М.Шевченко
―
Абсолютно русской идеей, подчеркну, что друг не имеет этнической национальности. И когда у тебя убивают друга, как убили Хаджимурада Камалова или Ахмеднаби, который работал еще со мной на кавказской политике, то, конечно, я до самого последнего вздоха буду за своих друзей мстить и искать справедливости. Я примерно, мы примерно понимаем, кто был заказчик убийства, и понимаем, кто был исполнитель. Тем более, что есть показания в Следственном комитете по СКФО о заказчиках убийства Хаджимурада Камалова, это чиновники, в том числе – современного Дагестана, которые скрываются, эти данные.И для меня, честно говоря, разницы нет. Я знал Анну Политковскую, я знал Хаджимурада Камалова, я знал Бориса Немцова. Я был на месте смерти Бориса Немцова через буквально час, когда поехал в Москву и услышал об этом убийстве, я жил на Чистых Прудах и ночью мы тогда с моей женой, Надей, которая бывшая жена, поехали сразу туда на этот мост, еще кровь Бориса была там. Я с ним спорил при жизни, но это был порядочный, нормальный мужик, который вот классный человек был, Борис. Был, что называется, пацан настоящий.
Поэтому, вы знаете, для меня тут есть корпоративная верность профессии. Про убийство дагестанских журналистов циничное, наглое, скрываемое властью, я буду говорить всегда. Путину я об этом трижды говорил на встречах с ним. Буду говорить и по «Эху Москвы», спасибо «Эху», что вы даете возможность возвращаться к этой теме.
А.Нарышкин
―
Роль Кадырова в убийстве Немцова какой вам видится?
М.Шевченко
―
Роли Кадырова в убийстве Немцова никакой мне не видится. Также я сомневаюсь в том, что Заур Дадаев был убийцей Немцова, честно скажу. Я материалы суда и материалы следствия… Лично меня не убедили в том, что какие-то группы непонятно зачем, немотивированных чеченцев пошли и зачем-то убили Бориса Немцова.
А.Нарышкин
―
Ваша собственная версия тогда?
М.Шевченко
―
Я думаю, что это спецслужбы убили. Но какие спецслужбы – не знаю. Я не думаю, что это было выгодно ФСБ. Нет, моя версия она такова: я считаю, что так как Борис Ефимович имел отношение к составлению первого списка санкционного, по которому люди потеряли десятки миллионов долларов здесь, в России потеряли. Может быть, сотни потеряли. И он лично, пальцем, он сам об этом рассказывал, это не выдумки, говорил: «Вот этих – вносить, вот этих – вносить». Знаете, за меньшее убивали.Я думаю, надо искать среди тех, кто потерял деньги, реального заказчика этого убийства. А исполнитель… Может быть, и эти чеченцы были. За пять миллионов, как говорилось, рублей – это достаточно большая сумма заказа для киллера. Взяли их в Ингушетии, когда они там закупались, взяли их совместно ГРУшники и ФСКновцы. Поэтому может все, что угодно быть. Но заказчика так мы не знаем до сих пор. А заказчик, я думаю, находится где-то в российских элитах на очень высокой позиции. Но я не верю, что это Путин. Путину невыгодна была смерть Немцова.
А.Нарышкин
―
А Рамзан Кадыров…
М.Шевченко
―
Нет.
А.Нарышкин
―
Я не об этом. Рамзан Кадыров в Чечне самый влиятельный человек?
М.Шевченко
―
Безусловно.
А.Нарышкин
―
Ему подчиняются силовые структуры?
М.Шевченко
―
Безусловно.
А.Нарышкин
―
А почему Рамзан Кадыров не может и не мог сделать так, чтобы, например, допросили Руслана Геремеева, на которого показывали много раз, что вот он, возможно, очень-очень причастен к этому убийству?
М.Шевченко
―
Ну, не «очень-очень», а его подчиненные обвинялись в убийстве и были осуждены. «Очень-очень» - это когда против Руслана Геремеева все-таки были косвенные доказательства, точнее так – его привлекали даже не обвиняемым, его привлекали как свидетеля. Почему Кадыров и его сподвижники не дали допросить Геремеева? Ну, я думаю, тут играло роль такое ощущение, которое у них формируется, у Кадырова, у его окружения, у Адама Делимханова, у Магомеда Даудова, что так как их постоянно атакуют со всех сторон, они, типа свои, вот такая группа своих, которых выдать, условно говоря, на расправу во внешний мир, как говорится, западло.У Путина тоже такое же ощущение. Вот почему Путин Мутко не сдавал, которого просто все уже говорили, что это – человек, который разрушил и погубил все.
А.Нарышкин
―
Это же получается… Просто объясните логику. Есть вот Россия и внешний мир, а есть Чечня и внешний мир.
М.Шевченко
―
В России закона нет, в России есть, вам же Путин все объяснил: «Я рос на питерских улицах». На питерских улицах своих…
А.Нарышкин
―
Потом Путин по сто раз в год ссылается на суд, который…
М.Шевченко
―
Не важно, на что он ссылается. Он в этой фразе сказал абсолютную правду о своем мироощущении. На улице. Есть такое понятие «идти по улице», знаете? «Идти по закону» есть, а есть понятие «идти по улице», там, где есть воры, есть смотрящие, есть авторитеты. Это называется «улицей». Когда улица в таком языке говорится, «улица» - это не улица, на которой вы живете, а «улица», на которой существуют блатные понятия и криминальные.
А.Соломин
―
В России нет суда, нет закона…
М.Шевченко
―
В России есть формальный суд, есть формальные законы. Но в России есть «улица», на которой рос Владимир Владимирович Путин, он рос на этой «улице», питерской. Это – криминальный город, Питер, который был в советское время одним из самых криминальных городов как всякие порты. И на улице есть понятие – своих не сдавать, даже если свой совершил косяк, условно, как они говорят, свой не прав, его не сдавать все равно. Я думаю, что Рамзан по такому же принципу действует и в отношении Руслана Геремеева. Своих чужим не сдавать.
М.Шевченко: Друг не имеет этнической национальности. Убьют друга - до последнего буду мстить, искать справедливости
А.Дурново
―
Максим Леонардович, простите, сколько вот эти самые криминальные элементы и это у Андрея Константинова тоже описано, своих пускали, как они говорят, в расход.
М.Шевченко
―
Если очень сильный косяк, если очень сильный конфликт, но, заметьте, чтобы своего пустить в расход, из ближнего круга, это должно быть очень сложное решение, которое может стать сюжетом для драматургического произведения. И у Андрея Дмитриевича Константинова есть такие вот моменты, когда его журналист попадает с Антибиотиком в какие-то коллизии. Но в целом могу сказать, что отказ Кадырова сдать Геремеева так же говорит о глубочайшем недоверии Кадырова к следствию и к суду.Он прекрасно понимал, что ни о каком законе речи не будет, что не будет речи ни о каком реальном следствии. Он прекрасно знает, как ведется следствие, он знает о пытках, которые применяются, очевидно, следственными органами, если сверху требуют как можно быстрее дать результат. Поэтому он прекрасно понимал, что попади любой человек им в руки, знаете, после того, как к яйцам электроды привяжут, ты все подтвердишь.
А.Соломин
―
Вы поддерживаете такой подход? К экстренных ситуациях…
М.Шевченко
―
Я такой подход в принципе не поддерживаю. В принципе. Но ситуация в России, где закона нет, где царит произвол, где есть абсолютное отсутствие суда и юридического следствия. У нас нет другого выхода. Я бы своего друга, который совершил преступление, никогда бы не отдал им в лапы, скрывал бы его до последнего.
А.Дурново
―
Получается так, Максим Леонардович, что вас устраивает, что мы идем «по улице», а не «по закону».
М.Шевченко
―
Меня не устраивает. Я просто реалист. Мне хотелось бы жить в стране, в которой соблюдается Конституция.
А.Соломин
―
Как реалист, скажите, пожалуйста, получается, что Владимир Путин слаб? Он не контролирует ситуацию, он не является гарантом Конституции, и он не может сделать так, чтобы Рамзан Кадыров выдал своего человека?
М.Шевченко
―
Может. Он очень силен. Его сила основывается не на формальном следовании процедуре, а его сила основывается на личном к нему доверии и на авторитете, который он имеет у людей сильных, подобных Рамзане Кадырову, как человек сильный и справедливый.
А.Соломин
―
Это с вашей точки зрения именно доверие, а не контракт?
М.Шевченко
―
Это доверие. Это не контракт. Поверьте, что сила структур, которые подчиняются Путину, ФСБ, спецподразделения, такова, что если бы кто-то, гипотетически предположим, из таких вот людей реально задумал бы, как Кадыров, например, влиятельных людей, которые имеют на своей территории вооруженные отряды, которые подчиняются ему, Рамзану Кадырову, еще по этническому признаку, потому что эти отряды – чеченцы преимущественно. Там на Ханкале есть группировка…
А.Соломин
―
А вот зачем там на Ханкале группировка, если это доверие?
М.Шевченко
―
Группировка, я уверен, там стоит, собственно говоря, главная северокавказская ударная группировка военная, там порядка 30-40 тысяч войск расквартировано на Ханкале.
А.Соломин
―
А зачем прямо там, в Грозном?
М.Шевченко
―
Объясняю. Но не ради Грозного. Ради того, что оттуда есть все коммуникации, чтобы, условно говоря, контролировать весь Кавказ. Это и аэродром грозненский «Ханкала», с которого могут наносить удары боевые самолеты, вертолеты разных типов, в том числе – тяжелая бомбардировочная авиация. Это и позиции для разного рода артиллеристских и ракетных систем. А Чечня, в которой очень много вооруженных людей, до 40 000 по некоторым оценкам, может – меньше, может – больше, я не считал, естественно, это чеченцы.
А.Соломин
―
Вооруженные простые жители?
М.Шевченко
―
Нет, почему, это с-силовые структуры. Это Росгвардия, структуры МВД, Главного разведывательного управления. ГРУ, оно на Ханкалу позиционируется, особенно – после смерти Ямадаевых, которые были ГРУшниками, естественно. Я думаю, что Чечня и Кадыров выполняют функцию предполья вокруг этой крупнейшей базы, чтобы не было ситуации с Хмеймимом, когда неизвестные свободные НРЗБ бомбят и уничтожают самолеты. Вот в Чечне есть такое предполье, которое нейтрализует террористическую угрозу по отношению к этой военной группировке.
А.Соломин
―
Я напомню…
А.Нарышкин
―
Максим Шевченко в эфире.
М.Шевченко
―
Это моя версия, естественно, я не знаю, так это или не так, но, в общем, то, что Ханкала – это крупнейшая военная база на юге России, может быть, на юге Европы – это, безусловно, так.
А.Соломин
―
Я просто хотел добавить, что я-то в Грозном был, в Ханкале как раз я был. С моей точки зрения, люди, которые служат там, прекрасно понимают, для чего они там находятся. И роль какого-то плацдарма для выполнения каких-то операций, возможно, присутствует, но такая, чисто формальная, наверное, функция.
М.Шевченко
―
Формальная? То есть, вы считаете, что Южноосетинская война – это формальная была война?
А.Соломин
―
Нет. Я считаю, что люди, с которыми я общался, они прекрасно знают, что одна из основных их функций – это контроль за происходящим в Чечне.
М.Шевченко
―
Не думаю, что это так. Я думаю, что контроль за происходящим в Чечне… С эти контролем прекрасно справляется Федеральная служба безопасности, которая, поверьте, контролируется и Рамзана Кадырова, и Адама Делимханова, и Магомеда Даудова, и Руслана Геремеева. Поверьте, это люди не отмороженные, которые делают, что хотят. Многие свои шаги они согласовывают, уверен, с вышестоящими структурами, с руководством Росгвардии, там, по-моему, генерал-лейтенант, генерал-майор Делимханов он в структуре Росгвардии находится.
А.Голубев
―
В том числе, преследования геев согласовываются?
М.Шевченко
―
Это я не знаю. Геев – это не доказанная тема, это вы Лену Милашину спрашивайте. Я, собственно говоря, то, как это описала «Новая газета», про это я не слышал. Но, поверьте, геев в чеченском обществе, масса найдется любителей и без Кадырова попреследовать, это достаточно нетолерантное общество само по себе по отношению к сексуальным девиациям.
А.Нарышкин
―
Еще раз, я просто хочу, чтобы вы это проговорили. То есть, по вашей версии, у Владимира Путина есть средства по закону снять Рамзана Кадырова, если он чем-то ему не понравится…
М.Шевченко
―
Рамзан Кадыров полностью… Когда Рамзан Кадыров говорит «Мы – пехота Путина» - это не фигура речи, вы неправильно слышите его. Он на самом деле говорит: «Я – пехотинец настолько, что Путин захочет – и меня снимает». Он прекрасно понимает границы своих возможностей, поверьте. Если я занимаюсь Кавказом подробно, все могущество Кадырова не выходит за рамки Чечни.
А.Дурново
―
То есть Путин может его снять и не вызвать конфликта?
М.Шевченко
―
Абсолютно спокойно. Ничего не будет.
А.Нарышкин
―
И что Кадыров будет делать?
М.Шевченко
―
Когда мы это обсуждали, я лично предлагаю, чтобы Рамзан Кадыров возглавил, допустим, УФСИН. Вот Чернокозово. Это не моя позиция, это позиция Федотова, Бабушкина, это – лучшая тюрьма России, самая гуманная тюрьма России.
А.Нарышкин
―
Это в Чечне?
М.Шевченко
―
Да. Во время войны Чернокозово было настоящим концлагерем просто нацистским, где людей убивали, пытали, мучали.
А.Нарышкин
―
С должности главы руководителя республики Кадыров, по-вашему, может вот так вот спокойно…
М.Шевченко
―
Глава УФСИН – это очень большая должность по статусу в России, я уверен, что…
А.Нарышкин
―
И деньги те же, и влияние..?
М.Шевченко
―
Я не знаю. Один сидит у нас. И главы регионов тоже сидят, поэтому, давайте мы…
А.Дурново
―
А сам Кадыров хочет УФСИН возглавить?
М.Шевченко
―
Я просто знаю, что он там точно навел бы порядок, он точно гуманизировал бы, как ни парадоксально это звучит.
А.Дурново
―
Может, ему Минспорта лучше возглавить?
М.Шевченко
―
Нет, я вот сказал, я официально предложил бы ФСИН. Я считаю, что это было бы хорошо.
А.Нарышкин
―
А вы ему предлагали?
М.Шевченко
―
Я видеоролик записал в своем блоге, где, когда вот обсуждали, куда уйдет Кадыров, УФСИН – самая лучшая позиция. Он точно сделал бы это нормальной тюрьмой.
А.Дурново
―
Максим Леонардович, вот вас очень много на YouTube, ваших роликов и роликов из наших эфиров с баталиями вашими с нашими журналистами. И очень часто, когда что-то делают уже сами пользователи YouTube из таких материалов, они это озаглавливают так «Вот кремлевский пропагандон Шевченко кого-то заткнул» или «От кого-то огреб». Это их формулировки. Когда вас называют кремлевским пропагандистом, вам это обидно или у вас это вызывает гордость? Вот какая реакция Максима Шевченко, когда его называют кремлевским пропагандистом?
М.Шевченко
―
Я просто не являюсь кремлевским пропагандистом. Я работал на «Первом канале» лет 6 подряд, когда моя программа «Судите сами» была в такой топовой, ток-шоу, политической программой. Были какие-то элементы согласования, которые не выходят за рамки того, что возможно, я никогда не присутствовал на ваших планерках, как бы, демократическая ситуация обсуждается с Алексеем Алексеевичем. Но честно скажу, что никогда Константин Львович Эрнст, которого я очень уважаю, который является моим учителем тележурналистики во многом, он научил меня этому языку, не требовал от меня говорить, как сказал Кремль. Так получилось, что на каком-то этапе моего развития внутреннего, интеллектуального, политического мои позиции… В 2005 году я пришел на «Первый канал», совпадали с позицией тогдашней команды путинской.Это было время, когда в Кремле была достаточно свободная интеллектуальная ситуация, при Суркове. Сурков сам интеллектуал, Марат Гельман работал тогда. Кстати, я делал тут с ним интервью на днях о ситуации политической в России на моем видеоблоге, скоро оно должно выйти, может, когда уже эта программа там появится, посмотрите обязательно, не поленитесь.
Поэтому, когда меня называют разными бранными словами, я клянусь, я вообще на это не реагирую.
НОВОСТИ
А.Нарышкин
―
Продолжается программа «A-Team», в эфире «Эха Москвы» четыре Алексея – Соломин, Дурново, Голубев и Нарышкин против журналиста Максима Шевченко.
А.Дурново
―
Ваше шоу, выходившее на «Первом канале», когда-нибудь были ли со стороны руководства «Первого канала» попытки его отцензурировать, как-то внешне отредактировать?
М.Шевченко
―
Понимаете, я до «Первого канала» работал порядка восьми лет в «Независимой газете» при Виталии Третьякове. И для меня отношения с главным редактором не являются цензурой. Для меня есть принципиальные вопросы, с Третьяковым несколько раз были такие: я хочу вот так и никак иначе. «Ну, тогда статья не выйдет». Хорошо, тогда на принцип шел.Например, когда началась вторая чеченская война, я написал такую статью «Надлом кавказского хребта России». Я сказал, что это приведет к тяжелейшим последствиям. Ну, она была заверстана, она была вычитана корректурой, Третьяков тогда был в Италии или где-то там в отъезде. И вот он сказал, он позвонил и сказал: «Максим, я предлагаю убрать вот это». Я сказал: «Вот это – принципиальный момент, убирать это.». «Ну, тогда она не выйдет». Он очень корректно действовал.
М.Шевченко: На улице понятие – своих не сдавать.. Рамзан по такому же принципу действует в отношении Геремеева
А.Соломин
―
Вы осуждаете его? Вы обижены на него за это?
М.Шевченко
―
Слушайте, я – человек дисциплинированный, я считаю, что в рамках свободы журналистики каждый человек сам для себя делает выбор. Я мог встать, хлопнуть дверью и уйти.
А.Соломин
―
Вы обозначили свою принципиальную позицию.
М.Шевченко
―
Принципиальную позицию, но я зато в ответ на это… Мне был предоставлен ряд уникальных командировок. В Афганистан у талибов. Мы были первые с Володей Павленко, кто были на территории Талибан, это – покойный журналист, фотограф, кто его знал, из «Независимой газеты» мой друг.
А.Соломин
―
Про талибов мы сейчас отдельно…
М.Шевченко
―
Я был на Ближнем Востоке. То есть, как бы у Третьякова были возможности компенсировать интересными разными предложениями. Это был один такой конфликт, очевидно, на него тогда надавили. На «Первом канале», я вам скажу, ни разу такого конфликта не было. Ни разу Эрнст на меня не повысил голос, ни разу Эрнст мне не сказал: «Ты что, офигел, что ты несешь?». Никогда в жизни этого не было.
А.Нарышкин
―
Нормальная история и вообще, насколько характерная история для телевидения в частности, когда, может быть, журналист свою позицию куда-то задвигает внутрь, а потом руководство его за это благодарит? Я не знаю, машину, премию…
М.Шевченко
―
Понимаете, я же жил в параллельных ситуациях. На «Эхо Москвы»… Нет, мы же говорим про «Первый канал». «Первый канал» - это достаточно жесткий дискурс вещания на многомиллионную аудиторию, который вынуждает журналиста, который работает в этом пространстве, к определенному внутреннему понимаю того, что является заказчиком и каков дискурс, который ты выдаешь, работая на эту аудиторию. Не хочешь – не работай, пожалуйста, иди куда угодно.Но параллельно, я же с самого начала обозначил свою позицию, приходя на «Эхо Москвы», которое является, конечно, гораздо более свободным пространством, для меня, с точки зрения дискуссий. Я сразу тогда обговорил с Венедиктовым, я не обсуждаю «Первый канал», потому что это – контракт мой с «Первым каналом», так же, как и вы «Эхо Москвы» не обсуждаете в других медиа, также и для меня это было так. Во всем остальном по многим вопросам у меня в ту пору позиции совпадали с тем форматом путинской власти, который тогда был. С пятого года примерно до десятого года, до одиннадцатого, скажем вот так. Сегодня я считаю, что мы достаточно далеко разошлись друг от друга.
А.Голубев
―
Если сейчас Кремль опять будет свозить со всей страны людей на митинг на Поклонную, вы проведете этот митинг?
М.Шевченко
―
Я, во-первых, никогда не проводил митинг за Кремль. Вы можете посмотреть видео с Поклонном, там нет ни слова «Путин», которое я произносил. Я говорил о квадриге тьмы, которая сегодня господствует в России, о четверке. Криминальной бюрократии, криминальной олигархии, криминальных силовиках и чистом криминале. Я никогда не вел ни один митинг за Путина или в поддержку Путина.
А.Соломин
―
Он же был такой…
М.Шевченко
―
Это вы так его видели. Как вы видите геноцид русских.
А.Голубев
―
Это было в противовес, это было против, его устраивала оппозиция…
М.Шевченко
―
Это ваше… Да, конечно, я вел митинг антиоранжевый. Я вел антиоранжевый митинг, в этом совсем не раскаиваюсь. Сегодня я, во-первых, ситуация резко изменилась на улице. Ситуация резко изменилась политическая. Я с Сергеем Удальцовым, кстати, и тогда, и в ту пору, я выделял Удальцова и «Левый фронт» из общей этой коалиции. Для меня было невозможным находиться рядом, вы уж не обижайтесь, это ваши коллеги, с Пархоменко и Шендеровичем, например. В основном, это не по внутреннему политику, а из-за их фашистской позиции по палестинскому вопросу.А с Удальцовым у меня не было никогда разногласий, были достаточно добрые отношения с Сергеем и тогда, и с его женой Анастасией тоже, я очень уважаю эту семью замечательную. Я сейчас я просто член «Левого фронта», мы вошли с Удальцовым в одну коалицию.
А.Дурново
―
Вопрос один короткий. Сейчас вы готовы вести антиоранжевый митинг? Вот сейчас, в 2018?
А.Нарышкин
―
Максим Шевченко в эфире «Эха Москвы».
М.Шевченко
―
Сейчас никакой оранжевой угрозы нет.
А.Соломин
―
Вы в своем интервью рассказывали о своем пути в журналистике, говорили, по-моему, что у вас нет именно журналистского образования…
М.Шевченко
―
Я закончил Московский авиационный институт.
А.Соломин
―
…есть некие представления, что из себя представляет журналистика. Что такое журналистика? Журналистика – это оружие во многом в руках каждого, кто отдает себе в этом отчет. И есть принципиальные вещи, за которые я лично готов сражаться. Поэтому журналистику я выбрал как эффективную возможность влиять на историю и воплощать в жизнь мои знания, мои взгляды, мои представления. Если я не ошибаюсь, вы брали интервью в свое время у Шамиля Басаева.
М.Шевченко
―
Да, три интервью.
А.Соломин
―
Три интервью. Скажите, в ходе этих интервью вы высказывали ему свои взгляды и представления? Человеку, который является автором самых страшных преступлений в истории современной России.
М.Шевченко
―
Скажем так, на 98-й год, находясь на территории, полностью контролируемой боевиками, окруженной вооруженными боевиками, просто вот так вот высказывать взгляды в интервью, разговаривая с человеком… Честно говоря, вы, наверное, никогда не были военным журналистом и не брали, условно говоря, интервью в той ситуации, когда за вашей спиной не стоял никто, кто бы вас защищал, кроме слова того, кто вас принимает.
А.Соломин
―
Только у меня и… Это ваша позиция, что такое журналистика. У меня она несколько иная.
М.Шевченко
―
Я считаю, задавал принципиальный тогда вопрос, в первую чеченскую войну, мне было очень жалко погибших наших солдат, но ельцинский режим, и те, кто эту войну развязал, я считал преступниками. Я не мог согласиться никогда с такими преступлениями как Будённовск или Кизляр, то есть, захват гражданского населения. Я прекрасно видел, как обращались вообще с гражданским населением тогда на территории Чеченской республики.И в целом, напомню, что тогда Шамиль Басаев был человеком, с которым есть фотографии, Иосиф Давыдович Кобзон стоит с поднятым в руке пистолетом, который ему подарил Шамиль Басаев. Есть фотография, где генерал Трошев с Шамилем Басаевым вместе. А на вопрос Орхана Джемаля, который работал в «Новой газете», Ахмат-Хаджи Кадырову о том, кто такой Шамиль Басаев, можно поднять подшивку «Новой», Ахмат-Хаджи сказал: «Что ты меня спрашивает? Ты Мишу Бабича спроси. Он лучше меня знает, что такой Шамиль Басаев». Бабич – это полпред федерального округа в Приморском федеральном округе.
Поэтому поверьте, чеченская война, особенно – первая, это гораздо более сложный карточный пасьянс и шахматная игра, чем вам кажется.
А.Соломин
―
Вам было страшно, когда вы общались с Шамилем Басаевым?
М.Шевченко
―
Мне не было страшно. То, что я увидел в Чечне и чем была Чечня, это было настолько запредельным пространством по отношению к тому, что мы росли, то, что вся жизнь моя там, советская, гуманистическая. Я впервые в жизни видел полностью разрушенные, снесенные с лица земли города. Я понимал, что на территории моей страны есть фильтрационные лагеря, где человеческие кости перемалывают в пыль и потом в бетон закатывают. Где жуткие пытки. Где есть совершенно жуткие просто поступки. Там мужчина, выйдя из дома, абсолютно мирный, только случайно может дожить до вечера.
А.Дурново
―
Сейчас в Чечне такого не происходит?
М.Шевченко
―
Такого сегодня, конечно же, не происходит.
А.Голубев
―
Вы просто перепутали журналистику и публицистику.
М.Шевченко
―
В Чеченской республике вы сегодня не встретите даже блокпостов. Это вот два региона на Кавказе, которые вы пересекаете, кроме гаишников, там нет блокпостов. Вот вы в Дагестане, там шесть блокпостов, Махачкала, Хасавюрт, потом – Чечня и Ингушетия. Вообще нет блокпостов военных. Потом вы доезжаете до Чермена, это уже на границе Ингушетии с Осетией.
А.Дурново
―
Там дпсники с автоматами стоят.
М.Шевченко
―
Это разные вещи. Это КТО какая-нибудь бывает, контртеррористическая операция.
А.Соломин
―
Вот сейчас Ксения Собчак гуляла по проспекту, и сотрудники ДПС…
М.Шевченко
―
Собчак – это визит. Слушайте, в Москве ДПС тоже имеет на руках оружие.
А.Дурново
―
Возвращаясь к теме вашего интервью с Басаевым.
А.Голубев
―
Вы перепутали, конечно же. Ваше определение журналистики – это не журналистика. Вы поскольку не учились журналистике, мы вам можем подсказать, что видим, то, чем вы занимаетесь, чем вы хотите заниматься, это, естественно, публицистика.
М.Шевченко
―
Очень хорошо.
А.Дурново
―
Возвращаясь к теме, прости Леш.
М.Шевченко
―
Прекрасные русские имена – Герцен, не знаю, Леонтьев, Ленин, в конце концов, это были публицисты.
М.Шевченко: С контролем за происходящим в Чечне прекрасно справляется ФСБ, которая контролируется и Кадырова
А.Дурново
―
Простите, я хочу к теме с Шамилем Басаевым вернуть Максима Леонардовича. Мы же знаем другой пример интервью, которое делалось, знаменитое интервью Анны Политковской с Рамзаном Кадыровым, в котором она, оказавшись ровно в такой же ситуации, когда за ее спиной не было никого…
М.Шевченко
―
Это не ровно такой же.
А.Дурново
―
…она ему задавала, она с ним спорила, она получала в ответ оскорбления.
М.Шевченко
―
Это не ровно такая же ситуация.
А.Дурново
―
Получается, что Анна Политковская сильнее была, чем Максим Шевченко?
М.Шевченко
―
Гораздо сильнее. И Анна Степановна, которую я знал, заплатила жизнью за то, что она, конечно, была гораздо лучше меня как журналист. Я ни одной секунды с этим спорить не буду. Я не пробирался на Ханкалу, не беседовал с солдатами, как это делала Анна Политковская в страшном 2003 году или 2002. Я, безусловно, не делал…Выдающийся я помню репортаж из Аргуна о безногом, по-моему, чеченце-банщике, к которому вечером приходят мыться боевики, днем – федералы. То есть, это аргумент, что Анна Политковская гораздо лучше меня была, чем журналист, я это твержу и всегда – с готовностью.
Я просто задавал те вопросы, которые были мне интересны тому же Шамилю Басаеву, которые имели отношение, эти интервью, не знаю, если тогда еще архивов не было, тогда еще бумажной была газетой, тогда интернета, по-моему, не было. Но, в общем, которые имели отношение к актуальному какому-то моменту. Что происходит в Гудермесе, на чем основан ваш конфликт с, допустим, Вахой Арсановым. То есть, сейчас, может, вы эти вопросы, даже и не вспомните некоторые имена, которые там были. Я уж так не помню.
Но я помню, что Шамиль Басаев начал первое интервью со мной, это был август 96-го года, уже после Хасавюрта это было, естественно. Я спросил: «Вот как, вы террорист? То, что в Будённовске – это терроризм». Он мне сказал: «Ты знаешь…». Он, кстати, сначала на «ты», по-чеченски, на Кавказе в чеченском языке «вы» нет. Там всегда на «ты» даже в возрасте. Но когда я понял, что я на «вы» к нему, он тоже на «вы» перешел.
Очень хорошо говорил по-русски, почти без акцента, он жил в Москве достаточно долго, он сказал: «Когда я был студентом», - я цитирую террориста, человека запрещенного, но я ничего террористического цитировать не буду. «Я был студентом и был счастлив. Я ездил в стройотряд, мы пели хором «Мой адрес не дом и не улица», у меня была русская девушка, которую я любил, но вы сами разрушили эту страну. Вы сами довели до того, что сегодня мы убиваем друг друга. И это будет продолжаться». Он искренне верил в распад России.
А.Дурново
―
Получается, что он – жертва. Вот сейчас получается, что он- жертва.
М.Шевченко
―
Он, конечно же, не жертва. Он, конечно, вооруженный…
А.Дурново
―
Яндарбиев тоже…
М.Шевченко
―
Это разные вещи. Зелимхана Яндарбиева я не буду обсуждать.
А.Соломин
―
После взрывов домой, после «Норд-Оста», после Беслана у вас были интервью с ним?
М.Шевченко
―
Нет. Никогда. После 99-го года я никогда не видел Шамиля Басаева, не вступал с ним ни в какой контакт.
А.Соломин
―
И не хотели.
М.Шевченко
―
Нет. Его позиция в это время уже исключала для меня с моральной точки зрения любые возможности интервью.
А.Нарышкин
―
Кто Политковскую заказал? У вас какие-то версии есть? Просто, по-моему, часто…
М.Шевченко
―
Там офицер ФСБ какой-то фигурировал, проходил по делу обвиняемым. Вам бы на Лубянку этот вопрос задать.
А.Нарышкин
―
Были комментарии следственного комитета, которые в сторону Запада показывали, что это чуть ли не туда, смотрите, что это чуть ли не Березовский, может быть, заказывал.
М.Шевченко
―
Я не исключаю любые возможности, потому что…
А.Нарышкин
―
А Кадыров?
М.Шевченко
―
Нет, Кадыров тогда был еще слабый. И это тогда был не тот Кадыров, который сейчас. Я не верю ни одной секунды, что он решился бы на такое тогда.
А.Нарышкин
―
Сейчас он может решиться на такое?
М.Шевченко
―
Тоже не думаю. Если бы вот, допустим, Путин был уверен, что Кадыров имеет какое-то прямое отношение к смерти Немцова, Кадыров не был бы во главе Чечни, я вас уверяю просто в этом. Не был бы любым способом.
А.Нарышкин
―
Может, неправильную информацию доносят?
М.Шевченко
―
У Путина нет неправильной информации при наличии таких спецслужб, как есть в России, он реально в положении дел и том, что думает и что хочет…
А.Нарышкин
―
Разве здесь нет пространства для манипуляции Путиным? Вот мы ему бумажку, Путин нам верит…
М.Шевченко
―
Нет такого у него, потому что это человек… Просто я не хочу хвалить Путина, но этот человек обладает огромным политическим опытом, больше, чем мы с вами все вместе взятые. И человек, который еще обладает навыком оперативной работы, оперативного интеллекта. И его коллеги, и Патрушев, и Бортников, люди, которых он знает много лет, естественно, они тоже вполне создали гиперэффективные тайные охранные подразделения какие-то, которые вполне, поверьте, держат руку на пульсе, потому что они за нами с вами вот не следят, что за интеллигентами следить, мы сами все рассказываем.А когда речь идет о вооруженных до зубов сообществах людей, объединенных тем более этнически, поверьте, все, что там происходит, у них в специальных папках лежит на столе каждый день. Думаю, онлайн.
А.Нарышкин
―
Про телевидение хочу вас спросить. Вы смотрите на «Первый канал», на ваших коллег…
М.Шевченко
―
Я, к сожалению, 7 лет не смотрю телевизор вообще.
А.Нарышкин
―
Вообще не смотрите?
А.Соломин
―
По ночам смотрите, я знаю.
М.Шевченко
―
Я вас приглашаю ко мне домой, я живу тут неподалеку, у меня даже антенна не подключена. Но у меня есть ApplePay, с помощью которого я смотрю сериалы и смотрю то, что мне интересно.
А.Нарышкин
―
Вы не смотрите ведь телевизор по какой причине? Что с ним не то? Профессия вырождается или что?
М.Шевченко
―
Зачем мне телевизор, если у меня есть, как говорится, две трубы захода в интернет – Facebook и YouTube, в смысле – Facebook и Яндекс.
А.Нарышкин
―
Вы сами когда-то работали на телевидении, вы считали, что это – важная история…
М.Шевченко
―
Я никогда не относился к этому как к источнику достоверной информации.
А.Нарышкин
―
А как вы там работали?
М.Шевченко
―
Я вел, во-первых, я никогда не работал в информации – это раз. Я работал в организации дискуссий.
А.Нарышкин
―
Мнения, хорошо.
М.Шевченко
―
Спектакль. Как спектакль, я к этому отношусь…
А.Нарышкин
―
Спектакли стали гаже? Вот по…
М.Шевченко
―
Я не вижу. Я участвовал в последнее время в программе «Время покажет». Но я изнутри участвовал.
А.Нарышкин
―
Шейнин, Кузичев…
М.Шевченко
―
Замечательные люди. И Артем Шейнин…
А.Нарышкин
―
А у него лучше получается, чем у вас?
М.Шевченко
―
Гораздо лучше. Потому что они профессионалы. Тема иногда перебарщивает. Его как бы афганско-десантная такая порывистая натура… Он гиперинтеллектуал, из московской очень образованной семьи, пошел добровольцем в Афганистан, он все это описал в своей прекрасной книге, как московский мальчик пошел в Афганистан и, пройдя Афганистан, не помню, как называется, посмотрите обязательно. А Толя Кузичев – это один из самых интеллигентных и взвешенных мягких людей, кого я знаю.
А.Дурново
―
Почему же вы их не смотрите?
М.Шевченко
―
У меня нет на это просто времени.
А.Дурново
―
Было бы – смотрели бы?
М.Шевченко
―
Я не знаю. Я думаю, нет.
А.Дурново
―
Замечательные ведущие, почему…
А.Нарышкин
―
Вы сами с недавних пор занимаетесь видеопроизводством…
М.Шевченко
―
Не интересно. Я просто вижу это изнутри, я это знаю все, я, когда сижу там в этом пространстве «Пусть говорят», я понимаю, насколько великолепна эта идея вот этого как бы интерактивного ток-шоу живого, продолжение ток-шоу… Вот у меня была проблема, допустим, как найти экспертов. А когда, это – гениальная идея, я не знаю, кому она пришла в голову, Эрнсту… По-моему, Эрнсту первому, потому что, все-таки, «Первый канал» …Они превратили ток-шоу в сериал. Одни и те же люди раз за разом выходят. Это резко повысило долю, потому что, смотрите, потому что люди каждый раз… У меня была проблема, вот приходит новый эксперт, допустим, вы. Вы там разбираетесь в каком-то вопросе. Я каждый раз должен вас представлять зрителю, терять время, потому что новое лицо для зрителя…
А.Нарышкин
―
А домохозяйки гадают, что завтра сделает Бом…
М.Шевченко
―
Вот! Вы совершенно правы! Теперь и так там, есть Майкл Бом, есть этот, есть тот, есть Максим Шевченко иногда, понимаете.
А.Нарышкин
―
Максим, уже просто очень мало времени… Тот факт, что вы сейчас занимаетесь собственным видеоблогом, означает, что вы для себя признали, что телевидение умирает, умерло и за интернетом будущее?
М.Шевченко: Мне было жалко погибших наших солдат, но ельцинский режим и развязавших войну я считал преступниками
М.Шевченко
―
Я считаю, что за интернетом будущее, за YouTube, 73 миллиона, по-моему, в России находятся на YouTube и 43 миллиона – это активные пользователи. И, безусловно, я еще когда понял, что, оказывается, с помощью YouTube можно зарабатывать деньги, ни от кого не зависеть, ни у кого не получать никакую зарплату, я решил создать такую ситуацию, при которой я буду, мое слово, если оно имеет какой-то смысл, звучание, на самоокупаемость.
А.Дурново
―
Сколько приносит вам денег сейчас YouTube?
М.Шевченко
―
У меня 100 тысяч подписчиков вот скоро будет на днях, на тот момент, когда мы с вами разговариваем приносит, не знаю, около 1300 долларов в месяц.
А.Нарышкин
―
То есть он не кормит вас, это не ваш основной заработок?
М.Шевченко
―
Нет, он меня не кормит, я пока живу на старых запасах фактически.
А.Голубев
―
Можно вопрос? Вы пару лет назад говорили про то, как все хорошо будет в Донбассе, верили в такое светлое будущее Новороссии, но ничего не случилось. Как вы думаете?
М.Шевченко
―
Вы – мастер не давать точных цитат. Я не верил в светлое будущее, я с первого дня был во время этого донецкого конфликта буквально вот так вот получилось, так вышло, весь 14-й год я там с перерывами был. Я считал, что война не должна ограничиваться вот эти вот пространством двух анклавов.Я, например, всегда считал, что надо было брать Мариуполь, несмотря на просьбы Ахметова, из-за которого его не взяли, поверьте, только из-за этого, чтобы не заставлять Рината Леонидовича как бы определяться, потому что Мариуполь – это крупнейший сталепогрузочный порт Восточной Европы. Если бы он был в ДНР, тогда и судьба украинской экономика, в том числе – группы Рината Ахметова, которая и так пострадала, была бы совсем иной. Я полагал, что останавливаться нельзя. Но, очевидно, тогда были другие резоны у Москвы. ДНР, ЛНР перевели на самообеспечение, там Курченко, Януковича и Ефремова…
А.Нарышкин
―
Максим. Полминуты… Не могу не спросить. Ваша любовь к Грудинину на чем держится? Это – какой-то контракт, вы…
М.Шевченко
―
Это не любовь, это – уважение, я – его доверенное лицо, я – член его фронта. Я не пиарщик Грудинина.
А.Нарышкин
―
Деньги он вам платит?
М.Шевченко
―
Нет.
А.Нарышкин
―
На вашем канале в YouTube очень много Грудинина. Вы его защищаете…
М.Шевченко
―
Это моя искренняя позиция просто, потому что Павел Николаевич Грудинин говорит о рейдерских захватах, он говорит о беспределе…
А.Нарышкин
―
Денег не платит вам?
М.Шевченко
―
Нет. …о котором знает каждый в нашей стране.
А.Соломин
―
Разочарован Алексей.
А.Нарышкин
―
Ну ничего. Я думаю, продолжим потом разговор. Я думаю, мы с Максимом еще встретимся как-нибудь.
М.Шевченко
―
С удовольствием.
А.Нарышкин
―
Кто-нибудь из нас встретится в «Особом мнении». Спасибо, огромное, Максим Шевченко в программе «A-Team». Счастливо.
М.Шевченко
―
И вам спасибо.