Евгений Ройзман - A-Team - 2017-01-18
А.Дурново
―
Это программа A-Team, которую по традиции ведут исключительно Алексеи, самая сложная и трудная программа для наших гостей. Сегодня состав Алексеев такой: Осин, Соломин, Нарышкин, и я, Дурново. А наш гость Евгений Ройзман, мэр Екатеринбурга. Кстати, Евгений Вадимович, мэр все-таки или глава? Есть какая-то разница: мэр или глава?
Е.Ройзман
―
Слушайте, я не знаю. Как вам удобнее.
А.Осин
―
А вам как удобнее?
А.Соломин
―
Принципиальной разницы нет.
Е.Ройзман
―
Я думаю, что нет. Но официально это звучит очень торжественно: глава Екатеринбурга, председатель Екатеринбургской городской думы. Надо, если скороговорки учить, а так-то - глава города, мэр города.
А.Осин
―
То есть, получается, что у вас законодательная власть совмещена с исполнительной, если вы глава думы?
Е.Ройзман
―
Наоборот. То есть я как раз от исполнительной отсечен именно этими своими полномочиями, что я возглавляю думу еще. Но это, на самом деле, достаточно хитрая схема. Это в свое время, когда Сурков боролся с сильными мэрами, то есть в те годы власть боялась сильных городов, не доверяла, и всех сильных мэров потихонечку убирали, убирали, ну, и должности дробили. Считается, может быть, так легче управлять. Но я не знаю. На самом деле, думаю, что это лишнее. И, на самом деле, конечно, необходимы прямые выборы мэра.
А.Соломин
―
Правильно я понимаю, вы же сейчас встречаетесь с Сурковым иногда…
Е.Ройзман
―
Нет, не встречаюсь, я не стремлюсь…
А.Соломин
―
То есть не высказываете ему своих претензий.
Е.Ройзман
―
А я их высказываю вслух, потому что я же умею говорить вслух, поэтому я могу очно, заочно... Если я что-то говорю так, следовательно я могу то же самое сказать в глаза.
А.Соломин
―
Но вы не воспринимаете себя сегодня чиновником? Потому что, если вы говорите так публично, то вам по идее могут позвонить и накостылять - ну, ментально.
Е.Ройзман
―
Не-не-не! Что значит?.. Мне могут накостылять только мои избиратели. То есть за меня люди голосовали, это мои избиратели, люди, с которыми я живу в одном городе, и они имеют право с меня спрашивать. А все остальное – в рамках законодательства.
А.Нарышкин
―
Евгений Вадимович, можно вопрос? Я, честно говоря, не понимаю. Я вас давно читаю в Живом Журнале, в Фейсбуке, давно про вас знаю, даже был у вас в Екатеринбурге, вы показывали свой замечательный музей с иконами. Объясните, пожалуйста, зачем хороший уральский мужик сидит в Екатеринбурге и не идет в федеральную политику? Почему вы не в Государственной думе? Почему вы не боретесь? Спрятались там, у себя в домике и всё и периодически аккуратно, а, может быть, не аккуратно кого-то критикуете. Ну, выйдете на уровень выше. Чего вам мешает?
Е.Ройзман
―
Смотрите, Алексей, вы же уступаете дорогу автобусу не потому, что вы вежливый, правильно? И поэтому существует какая-то определенная логика событий…
А.Осин
―
А почему?
Е.Ройзман
―
Секунду. Я сейчас просто закончу. Я попытаюсь сформулировать, потому что для меня это тоже важно – то, что Алексей сказал. Есть вещи…, допустим, если ты не можешь изменить и как-то повлиять – ты можешь хотя бы не участвовать. У меня свой вопрос стоит: по истечению полномочий, участвовать мне в этом дальше или не участвовать. То есть у меня есть свое представление.Неожиданно получилось так, что приехал Григорий Явлинский накануне выборов, и мы с ним встретились. Вот мы с ним сидим, вот так разговариваем вдвоем, и он говорит: «Какие у тебя мысли?» Я говорю, что у меня мысли такие, что мне не нравится, то, что происходит, мне не хочется в этом участвовать и я постараюсь отстоять до конца свой срок, как-то достойно закончить, ну, и уйду в частную жизнь, как-то наукой заниматься.
Он так на меня посмотрел, говорит: «Ну-ну, здорово! Так же, - говорит, - когда война будет, можно будет сказать, что «я на фронт не пойду, потому что я пойду в частную жизнь и буду наукой заниматься»», - чем меня озадачил, то есть тоже я задумался.
А.Соломин
―
А вы согласны, что положение близко к военному сейчас в политической жизни?
Е.Ройзман
―
Слушайте, в принципе, страна достаточно милитаризирована и сознание милитаризировано, и ситуация, скажем так, во всяком случае, внешняя, она сродни военной. То есть в моде камуфляж, страна надела сапоги, зазвучали песни и так далее. Мы же все это проходили. У нас же достаточно в жизни параллелей. Но страна уже в силу своей величины имеет огромный запас инертности, прочности.
А.Осин
―
Или инерции? Это разные вещи.
Е.Ройзман
―
Чтобы была инерция, ее нужно разогнать. Так вот эту страну еще, слава богу, никто сильно не разогнал за последние 70-80 лет. Поэтому это долго, процесс долгий. Поэтому, я думаю, что в глубине нормальных-то людей вот эта милитаризация и желание ходить строем и слушать военные марши – у большинства-то, я думаю, нет.Е.Ройзман: Мне могут накостылять только мои избиратели
А.Нарышкин
―
Зачем вы себе сами установили этот потолок: мэр Екатеринбурга?
Е.Ройзман
―
Нет, я не установил. Я был в свое время вынужден баллотироваться в меры, вынужден. У меня ситуация сложнейшая была. Я был вынужден баллотироваться. Я понимал, что я выиграю. У меня была еще мысль – расторговать ситуацию. Я пугал, набирал вес и говорил: «Смотрите, если вы не отпустите этих людей, если вы меня не отвяжетесь, я пойду в мэры и выиграю». Я считал, что я им создаю проблемы. Они видели, что я им создаю проблемы и хотели меня победить.В результате получилось так, что я выборы выиграл, в чем не сомневался. Но, поскольку я выиграл, поскольку я в своем городе родился, вырос и всю жизнь прожил, и человек я добросовестный, конечно, я вынужден работать, стараться. Но я не могу загадывать. Я не понимаю, что будет. Я вижу, как развиваются события и понятно, буду действовать сообразно обстановке. Вот так вот.
А.Осин
―
Нарышкин сейчас пробил модератора спокойно и забрал все вопросы. И правильно сделал. А вы все время уходите в сторону. Вот вы сказали нельзя остановить автобус. Но есть люди, которые выходят на дорогу, вот так становятся и останавливают не то что автобус – танк. Вот эти люди двигают историю дальше – своей страны, любой, неважно. Вы не из их числа, получается?
Е.Ройзман
―
Алексей, очень хорошая есть история, когда Высоцкий разговаривал с людьми и говорил: Вы знаете, если перед идущим поездом на рельсы лягут сто человек, то поезд сто переедет, на сто первом остановится – так неохота попадать в первую сотню».
А.Осин
―
Неохота, да. Понятно. А никто, собственно, так и не говорит, что это плохо или как-то. Но просто есть люди, готовые для чего-то, а вы, получается, не готовы. Вот вы на этом своем уровне готовы, а дальше – нет.
Е.Ройзман
―
Вот очень хорошо в этом плане сказал Миша Прохоров. Он говорит: «Знаешь, я готов бежать, но мне надо понимать, куда бежать». То есть у меня ровно то же самое: я готов двигаться, но мне требуется полное понимание, потому что не понимая, я не стану двигаться. Я буду сидеть, смотреть по сторонам, смотреть, что происходит, анализировать.У меня нет понимания. Вот сейчас у меня нет понимания. Тенденции вижу, тренды вижу, а понимания у меня полного нет. Когда что-то определится – вполне возможно, я человек решительный, я могу что-то выстрелить. Но пока нет понимания, я не буду этого делать.
А.Дурново
―
Евгений Вадимович, я вас правильно понял, что вы, когда закончатся ваши полномочия как главы города, из политики уходите и больше уже ни за что не боритесь?
Е.Ройзман
―
Это у меня, на самом деле, искреннее такое желание. У меня накопилась усталость, недосып, и у меня подспудное такое желание, потому что у меня есть недописанные книги, мне надо защититься. И, мне кажется, что когда все закончится, я с чистым сердцем уйду, отдохну и отосплюсь. Но я для себя понимаю, что вот я отдохну, отосплюсь, чем-нибудь позанимаюсь, а потом у меня что-нибудь начнет зудеть – я тоже это допускаю. Поэтому я боюсь что либо говорить…
А.Дурново
―
Ну, подождите, у меня есть просто некоторое количество знакомых в вашем городе, которые за вас голосовали в свое время, которые вас поддерживают. И вот поставьте себя на их место. Они вас поддерживали, а вы говорите: «Ребята, я устал. Я иду писать книги. Дальше – сами».
Е.Ройзман
―
Ну, давайте так, по-честному: каждый своей жизнь распоряжается сами. И я своему городу отдал много лет жизни, много денег ввалил, много энергии, много рисковал, приходил на помощь. И поэтому, если я скажу, что всё, хватит – то люди меня поймут. Другое дело, я не знаю, как сказать, всё, хватит, потому что оно, может, сегодня все хватит, то есть сегодня устал, а завтра опять не устал. Всяко бывает в жизни.И, кстати, очень важный момент. Поскольку вы тут здесь сидите – люди умные – я вам одну вещь скажу, с которой я столкнулся. Я всегда считал, что свобода дороже всего, что свобода – это то, к чему стремится человек, то, к чему надо стремиться, отстаивать всеми силами. И вдруг я попал в ситуацию, когда обнаружил, что востребованность дороже свободы. То есть у меня был случай, когда я в полную силу работал, был депутатом Государственной думы, столько звонков, на меня было замкнуто столько.
И вдруг разом, когда я ушел из думы, и у меня образовался вакуум. И этот вакуум – это была полная свобода. И оказалось, что такая свобода, она мне, в общем, не нужна. Мне востребованность была дороже. Я с этим столкнулся сам.
А.Осин
―
Свобода – это вообще фетиш.
А.Соломин
―
Подождите, получается, что вы, будучи востребованным в качестве главы города, жертвуете свободой – свободой в широком смысле. Вот вы как поменялись, как только заступили на эту должность?
Е.Ройзман
―
Слушайте, конечно, это вопрос настоящий, серьезный. Конечно, мне пришлось от многого отказаться. То есть, есть вещи, которые я не могу проговаривать, ну, просто не могу проговаривать, потому что я встроен в систему.Е.Ройзман: Я ближе к здравомыслящим людям, коих я встречал, извините за выражение, даже в ЛДПР
А.Соломин
―
А почему? Что мешает человеку, встроенному в систему?.. Вы же только перед людьми отчитываетесь.
Е.Ройзман
―
Объясню. Я не могу критиковать коллег за глаза. Я не могу высказываться там о каких-то чиновниках, о своих коллегах, мэров других городов, потому что я понимаю вдруг, что это, действительно, некрасиво. Что-то мне не нравится, но кто я такой, чтобы их критиковать? Возможно, я чего-то не понимаю и так далее. Это уже серьезно. То есть, есть вещи, которые я не могу проговаривать, чтобы не навредить своему городу. Есть вещи в поведении, за которыми я обязан следить и к этому надо всерьез относиться.Я вот сейчас смотрю, что происходит с Трампом. Вот по ощущениям: он пока не понимает, куда попал. То есть он потом потихонечку выстроится, что-то поймет. Понятно, что в 70 лет сложно меняться. Но, тем не менее, вот сейчас он до конца не понимает, что произошло. Потом он потихонечку выстроится.
А.Соломин
―
А чем это отличается от того, когда вы не были главой города. Почему вы тогда, судя по вашим словам, могли говорить о людях за глаза – это получается логически чисто – что вы тогда могли не выбирать выражений – что изменилось-то? Я не очень понимаю.
Е.Ройзман
―
Смотрите, сейчас я представитель полуторамиллионного города. И, конечно, сейчас что бы ты ни говорил, ты стараешься цедить каждое слово. Ситуация такая: я не могу даже какие-то свои серьезные политические предпочтения высказывать, потому что тут же придут люди и скажут: «Женя, мы за тебя голосовали. Как же так?» Я не могу людей разочаровать. Понятно, что есть какие-то принципиальные вещи, которые я буду говорить до конца и ни миллиметра уже не подвинусь. Пусть их не так много, но они ключевые для меня. И обманув себя в этом, ну, дальше мне уже вообще некуда больше отступать.
А.Соломин
―
А что это за вещи?
Е.Ройзман
―
Ага, давайте я вам еще подскажу!
А.Осин
―
Хорошо. А вот вы про Трампа сказали. По-моему, у вас совершенно сходная ситуация. Вот есть человек – я имею в виду Трампа, - приходит и выигрывает в пику истеблишменту. Есть некий американский истеблишмент, который против Трампа. Все против буквально. И есть либерал Ройзман, который приходит и выигрывает выборы в Екатеринбурге и тоже против истеблишмента. И у вас одинаковый механизм встраивания в эту систему. Ведь вы должны общаться с милицией, с МЧС, с финансовыми органами. А они представляют то самое, ради чего вы и боролись. Как вы эту ситуацию разруливаете для себя? Вы сейчас говорите, вы понимаете Трампа.
Е.Ройзман
―
Слушайте, а я либерал, да?
А.Осин
―
Мне кажется, да.
Е.Ройзман
―
Нет, я просто на всякий случай.
А.Осин
―
Но вы оппозиционер все-таки.
Е.Ройзман
―
Почему? Я не думаю. Я просто здравомыслящий человек. Я здесь живу. И единственное, что я позволяю, если мне что-то не нравится, называть вещи своими именами.
А.Осин
―
Нет, но я тоже считаю себя здравомыслящим, но я не либерал. Я не отказываю вам в здравомыслии при либеральных взглядах.
Е.Ройзман
―
Я не знаю. Я на всякий случай спросил – вы мне пояснили.
А.Осин
―
Но вы можете сказать, что нет. А кто вы тогда?
Е.Ройзман
―
Я не знаю. Я просто человек…
А.Осин
―
Нет, здравомыслящий – это не политический взгляд.
Е.Ройзман
―
А почему обязательно мне надо взять и навесить какой-то ярлычок? Я свободный человек, стараюсь говорить то, что я думаю.
А.Соломин
―
К либералам как вы относитесь?
Е.Ройзман
―
Ну, тогда надо рассказать, кто такие либералы.
А.Соломин
―
У нас есть люди, которые относят себя к правительству 90-х, ну, разного рода министры в то время. Они представляют сейчас собой костяк либеральной мысли.Е.Ройзман: Я никогда не поеду, потому что это будет бегство
Е.Ройзман
―
Да ладно! Я не уверен.
А.Соломин
―
В смысле?
Е.Ройзман
―
Я не уверен, что это так.
А.Соломин
―
Чубайс… те, кто пришли с Гайдаром.
Е.Ройзман
―
Слушайте, если говорить, что либералы – это те, кто за свободную экономику и за свободу слова – ну, тогда понятно, тогда с удовольствием…
А.Соломин
―
А кого вы еще можете в эту категорию, с кем вы не согласны из либералов?.. Вы говорите: давайте определимся, кто такие либералы.
Е.Ройзман
―
Слушайте, я так не могу такими категориями-то мыслить.
А.Дурново
―
А какими можете?
Е.Ройзман
―
То есть я такими не могу. Вот за моими плечами полуторамиллионный город. Я общаюсь со всеми. Там могут быть такой направленности и такой направленности. В одном вопросе они проявляют себя так, в другом так, и наоборот. Это слишком сложная схема. Здесь не может быть черного и белого, потому что, как только появится черное и белое, - это будет такой раскол в стране. Оно все немножечко сложнее и немножко мягче.
А.Дурново
―
Давайте с базой определимся. Евгений Вадимович, вы политик?
Е.Ройзман
―
В силу обстоятельств в данным момент, наверное, да, а по складу характера – не особо.
А.Дурново
―
Ну вот в данный момент, поскольку вы в данным момент политик, вы к чему склоняетесь, к какому флангу: вы ближе к коммунистам, вы ближе к центристам, вы ближе к либералам, вы ближе к монархистам? К кому вы ближе? Я не понимаю, к кому вы ближе.
Е.Ройзман
―
Скажем так: я ближе к здравомыслящим людям, коих я встречал, извините за выражение, даже в ЛДПР. Поэтому мне не хотелось бы так… За меня голосовали самые разные люди из самых разных… Чего я буду обязательно себя в какое-то это… ставить? Так мне гораздо свободнее. Так я могу руководствоваться здравым смыслом, а не партийной принадлежностью.
А.Дурново
―
Тогда объясните, пожалуйста, что вы называете здравомыслием?
Е.Ройзман
―
Здравомыслие – это когда человек способен собирать посылки, видимые и невидимые глазу, способен их анализировать и делать какие-то выводы и жить так, чтобы не причинять вреда другим людям и чтобы приносить какую-то пользу обществу. Но это я на вскидку сказал. То есть, если бы мы собрались с вами устраивать научный диспут, мы бы каждый с вами посидели бы, определились бы в терминах и продолжали бы спор на другом уровне.
А.Осин
―
Мы и пытаемся это сделать, чтобы понять, кто вы есть, на самом деле, как политики, понимаете? Если человек может играть за «Спартак» или за ЦСКА. Он не может говорить: «Я просто играю в футбол».
Е.Ройзман
―
Он при этом спортсмен, он футболист.
А.Осин
―
Да, а вы политик. Поэтому вы должны за кого-то играть.
Е.Ройзман
―
Когда он будет играть за «Спартак», он должен честно играть за «Спартак». Когда он будет играть за ЦСКА, он должен честно играть за ЦСКА. И кто он при этом? Вот всё.
А.Осин
―
Он или спартаковец или армеец…
А.Соломин
―
Слушайте, вы на эту тему можете ругаться достаточно долго.
А.Осин
―
Мы не ругаемся.
А.Соломин
―
Не, ругайтесь, это нормально для нас. Вы сказали о том, что надо осторожней себя вести. Вы были последовательным достаточно критиком свердловского руководства, руководства Свердловской области…
Е.Ройзман
―
Я и сейчас совершенно последовательный критик.
А.Соломин
―
В частности, губернатора Евгения Куйвашева. Сейчас вы вынуждены сдерживать себя в том, что вы говорите или делаете в отношении губернатора?
Е.Ройзман
―
Я должен единственное, я считаю… да нет, уже «единственное» неправильно сказал, я должен отслеживать две вещи: чтобы полемика велась нормальным, человеческим, русским языком – раз, и второе – чтобы эта полемика не вредила моему городу, в частности, бюджетному процессу. То есть вот эти два фактора я должен учитывать. Я их стараюсь учитывать.
А.Соломин
―
Конфликта между вами нет сейчас?
Е.Ройзман
―
У нас перманентный конфликт, то есть он не может терпеть меня, а я не могу терпеть его. Но я не хочу, чтобы это как-то распространялось на мой город.
А.Соломин
―
Но вы терпите друг друга, тем не менее, вот уже сколько лет.
Е.Ройзман
―
Ну, а куда денешься? Варианты-то какие, есть предложения?
А.Соломин
―
У вас есть понимание, вас хотят сместить с этой должности? Ждете постоянно этого удара в спину?
Е.Ройзман
―
Да, я постоянно жду. Механизмы есть, но механизмов не так много. Но сместить меня можно путем следующих выборов. Если их не отменят, то путем следующих выборов кто-то может прийти, заявиться, сказать, что он для города сделал больше, а сделает еще больше и у меня выиграет. И это будет совершенно честный, справедливый и понятный подход.
А.Дурново
―
Вы пойдете на следующие выборы?Е.Ройзман: Прохоров очень по-мужски себя повел. В современной политике это поступок
Е.Ройзман
―
Я не уверен. Еще раз: я смотрю сейчас, как развивается ситуация. Сейчас настолько велика плотность событий, что сейчас надолго закладываться невозможно вообще. Поэтому я сейчас буду смотреть по выборам губернатора. Я не хочу, чтобы этот губернатор оставался, шел на выборы, потому что, если он пойдет на выборы, любой губернатор, которого назначает администрация президент, скажем так, облекает доверием идти на выборы, любой губернатор выигрывает, и других вариантов нет и не бывает, и в природе не существует на сегодняшний день. Поэтому мне не хотелось бы, чтобы этот губернатор в силу ряда причин, в силу каких-то личных качеств шел на выборы.
А.Дурново
―
Коммунист, по-моему, где-то побеждал.
Е.Ройзман
―
Это одна история иркутская, но она совершенно точно проговорена в администрации президента, потому что иначе быть не может. Ну, реалии таковые, чего тут? Надо называть вещи своими именами.
А.Соломин
―
Вы это знаете или вы догадываетесь?
Е.Ройзман
―
Я это понимаю, я это вижу. Я просто это вижу, потому что мне известны механизмы, какими снимают, не допускают и так далее. Если человек прошел муниципальный фильтр, значит, уже на это было получено добро. Если человек собрал подписи, на это точно получено добро.
А.Соломин
―
Извините, я вас перебил. По поводу участия в выборах.
Е.Ройзман
―
И мне бы не очень хотелось, чтобы этот губернатор пошел на выборы, потому что, если он пойдет, он выиграет, останется на 5 лет, а потом еще на 5 лет, и за это время можно Свердловскую область просто убить. Поэтому мне это не нравится. Но, с другой стороны, мало ли – мне не нравится снег или дождь – что я в этом случае делаю? Я же на стихийные бедствия не обижаюсь.
А.Осин
―
Крышу строите.
Е.Ройзман
―
Да, и в данном случае я это тоже буду считать стихийным бедствием. Я попытаюсь что-то противопоставить. Если я не смогу что-то противопоставить, я буду считать стихийным бедствием. Поскольку я не хочу в этом состоянии находиться, в какой-то момент я уйду в отставку и не буду об этом жалеть. Ну, так получилось, буду ждать своего часа.
А.Соломин
―
Получается, что если вы заранее говорите, что, возможно, не пойдете на выборы, вы заранее говорите о том, что вы проигрываете в этой вашей долгосрочной битве с губернатором. Вы выиграли однажды эту битву и теперь собираете ее проиграть.
Е.Ройзман
―
Я выиграл там, где я сумел зайти в лобовое противостояние. Вот здесь до лобового противостояния тебя никто не допустит. В свое время Навальный с этим столкнулся, когда они собирали подписи, когда муниципальный фильтр здесь проходили. Ну, нет шансов пройти муниципальный фильтр. Он не просто так выстроен. Он выстроен не просто для красоты, он выстроен для того, чтобы его невозможно было пройти. Они здесь с этим столкнулись, но они столкнулись на Москве, которая компактная, а Свердловская область в сто раз больше. То есть я очень хорошо понимаю.Дальше. Цена губернаторских выборов. Вот, допустим, они сейчас закладываются на будущие выборы. Это притом, что им принадлежат СМИ, что там порядка полумиллиарда в год уходит – есть такая статья – на поддержку СМИ.
А.Нарышкин
―
Рублей.
Е.Ройзман
―
Ну, рублей, да. Притом, что все СМИ в руках, все в руках плюс «Единая Россия», вся сетка в руках. И даже в этой ситуации они закладываются – ну, порядка миллиарда – на следующие выборы. То есть, чтобы выигрывать, надо хотя бы не меньше. То есть это достаточно серьезные деньги и в открытую тебе их никто не даст, потому что это чревато. Если в администрации президента не согласована кандидатура, только самоубийца сейчас будет ставить на человека, который не согласован в администрации президента. То есть мы же должны понимать, где мы живем, как.
А.Нарышкин
―
А работать по схеме Навального с кубами, использовать эти наработанные им схемы?
Е.Ройзман
―
Область другая. Это можно делать в компактном городе, каковым является Москва. Но, когда область из угла в угол там по 800 километров…
А.Дурново
―
У вас же компактный Екатеринбург.
Е.Ройзман
―
Послушайте, Екатеринбург – это одна треть избирателей. Я просто понимаю трудности, но я же вам еще не сказал нет. То есть просто мы сидим рассуждаем, разговариваем. Просто для меня, допустим, нужна какая-то серьезная внутренняя мотивация, внутренний какой-то серьезный толчок. Я знаю, что у нас прокуратура, замгенпрокурора Российской Федерации потихонечку собирает, какие-то старые дела хотят поднимать, выстреливать, старые уголовные дела возобновлять, отменять решения о прекращении, запускать, выходить с этим в паблик…
А.Соломин
―
В отношении вас.
Е.Ройзман
―
Да. И для меня четкое понимание, что только они это делают, только это выходит – для меня это страт губернаторской кампании, уже несмотря ни на что. То есть я все равно постараюсь как-то в ближний бой зайти. Пока этого не происходит, ну, лишнего вроде нет такого… Потому что каждая кампания – кто принимал участия в выборах – это же не только седые волосы…
А.Соломин
―
Это может произойти после того как выборная кампания завершится. А вы уже не будете…
Е.Ройзман
―
Смотрите, мы свою страну знаем. Может произойти все что угодно. И понятно, что пока у меня какая-то должность, пока на виду, пока люди за мной, лишний раз связываться не станут.
А.Дурново
―
С Урлашовым связались, простите. Очень похожая история.
Е.Ройзман
―
С Уралшовым, конечно, сильная история. Сразу скажу, я считаю, что Урлашов не виноват в том, в чем его обвиняют. Это вот моя позиция. Я сколько-то это дело знаю. Ну, а что касается меня. Когда ты уходишь, ты на какое-то время остаешься беззащитным. Это, действительно, так.
А.Соломин
―
Какие меры вы принимаете или будете принимать?
Е.Ройзман
―
Первые меры, они для каждого русского человека одинаковые. Это переходить улицу только на зеленый сигнал светофора, не заплывать за буйки…
А.Соломин
―
Соблюдать закон.
Е.Ройзман
―
Не просто соблюдать закон, а еще водить с собой нотариуса и адвоката. То есть мы же все понимаем.
А.Нарышкин
―
Евгений Вадимович, а в итоге уехать?
А.Соломин
―
Не собираетесь?
Е.Ройзман
―
Слушайте, я скажу на всякий случай вслух: я никогда не поеду, потому что это будет бегство. Для меня это принципиально. Это моя земля, я буду стоять до конца.Е.Ройзман: Я знал, что если я выдвинусь, я сумею победить
А.Нарышкин
―
Лучше сесть в тюрьму, если что?
Е.Ройзман
―
Алексей, нисколько не лучше, совсем неохота, но я не могу себе позволить убегать, потому что это будет бегство, этого я не могу себе позволить.
А.Нарышкин
―
Так в итоге выборы губернатора, они когда будут?
Е.Ройзман
―
Объявлены они будут в мае. В мае будет все понятно У губернатора срок заканчивается, по-моему, 29 мая. Будут объявлены выборы. Будет все понятно.
А.Нарышкин
―
Единый день голосования, видимо. Но вы пока боитесь говорить о том, что вы выдвигаетесь.
Е.Ройзман
―
Я не хочу пока. Я слежу внимательно за ситуацией. В какой-то момент мне, возможно, придется делать очень серьезный шаг. Если как-то по-другому будет складываться ситуация, будут какие-то достойные кандидаты – Москва кого-то предложит, или они попытаются сделать иллюзию демократических выборов… Я даже не знаю, как это назвать. В общем, понимаете, о чем я говорю. Вполне возможно, что я поддержку какого-то достойного кандидата, если такового увижу.
А.Дурново
―
Мы сейчас прервемся буквально на пять минут. Короткие новости и реклама у нас впереди. Никуда не уходите, программа A-Team продолжится сейчас.НОВОСТИ
А.Дурново
―
Продолжается программа A-Team. Евгений Ройзман, мэр Екатеринбурга и четыре Алексея: Осин, Соломин, Нарышкин и я, Дурново. Второй тайм. Евгений Вадимович, Алексей Нарышкин извелся здесь, очень хочет задать вопрос.
А.Нарышкин
―
Вы говорили в первой части про здравомыслящих людей. А сталинисты, люди которые, например, с портретами Сталина выходят на разные акции, они к таковым относятся? Что с ними делать – надо ли их лечить током?
Е.Ройзман
―
Давайте я коротко сформулирую, в чем проблема. Ко мне не так давно, перед Днем Победы незадолго пришли два бодрых, румяных комсомольца, говорят: «Евгений Вадимович, накануне Дня Победы надо поставить памятник Сталину». Мне так лень долго с ними разговаривать, ну, сложно. Я говорю: «Парни, давайте я вам просто скажу накануне Дня Победы, чтобы у вас было какое-то понимание. Из Свердловска, из тех, кто был призван на фронт из Свердловска с 41-го по 45-й года погибла 21 397 человек, - они так смотрят внимательно, я говорю, - это непосредственно на поле боя погибли. А в 37-38 годах здесь, в 12-ти километрах отсюда за два года были расстреляны 20 816 человек (это те, кто реабилитированы, по фамилиям установлены)». Я говорю: «Ну вот, цифры». Они говорят: «Ну, и что вы хотели сказать?» Я говорю: «Слушайте, ну, давайте чуть-чуть дальше. Представьте себе, что страна в 37-38 годах, на протяжении двух лет 1 человек своих граждан каждый день». Они вот там на меня смотрят и говорят: «И чё?» Представляете просто уровень полемики? Как разговаривать? Очень сложно разговаривать.
А.Дурново
―
А они откуда пришли, эти комсомольцы?
Е.Ройзман
―
Комсомольцы с улицы пришли, КПРФ-овцы какие-то молодые. У меня еще смешнее ситуация была. У нас один депутат, нормальный совершенно парень от коммунистов взял и вывесил портрет Сталина на заседании думы. Я подошел к нему, говорю: «Слушай, убери. Вот у меня есть репрессированные. Вот Александр Эдмундович сидит - у него родители репрессированы. Вон Костя Киселев - у него репрессированы. Вот сидят эти – у них репрессированы». Он мне говорит: «Я сам в лагере родился». Я говорю: «А чего же ты тогда?!» Он говорит: «Ну, так я же так, по приколу».
А.Нарышкин
―
Так, а что делать-то?
А.Осин
―
Табу должны быть? Вот типа Сталин – его нельзя ни вывешивать, запретить…
А.Нарышкин
―
Запретить Сталина.
Е.Ройзман
―
Смотрите, чтобы было табу, как в истории с Гитлером, это надо публично осудить, признать и после этого можно на законодательном уровне какое-то табу, как это сделали немцы. Поскольку у нас этого не было…
А.Осин
―
Почему не было? 20-й съезд был.
Е.Ройзман
―
Да нет…
А.Осин
―
Ну, как «да нет»? И тогда убрали, названия убрали и памятники убрали.
Е.Ройзман – 20
―
й съезд на законодательном уровне… у на этого нет. У нас нет на законодательном уровне. Мало ли что там партия? Пока была партия, это было какое-то решение. Потом партии не стало.
А.Осин
―
Так. Партия управляла страной, была 6-я статья Конституции.
Е.Ройзман
―
Всё, потом она закончилась, партия.
А.Осин
―
Но тогдашнее руководство страны приняло такое решение: Сталина отовсюду убрать и вымарать, и это было сделано. Что вам еще надо, я не пойму?
Е.Ройзман
―
Стоп-стоп! Это в какой стране было? Это было в Советском Союзе. Сейчас-то мы в России сейчас, Алексей.
А.Осин
―
А Россия – правопреемница Советского Союза. Какие еще нужны решения?
Е.Ройзман
―
Следовательно надо вносить статью в Конституцию.
А.Осин
―
То есть у нас меняется президент – и снова становится на колени и говорит: «Я против Сталина» и так далее. Что нам еще нужно сделать?
Е.Ройзман
―
Можно гораздо проще сделать. То есть мы же не можем оправдывать… вот для этого не нужен закон, что осуждать оправдание массового людоедства, массового убийства, осуждать серийных маньяков – это же не обязательно на законодательном уровне. Поэтому я считаю, Сталин очень четко подпадает под это определение.Е.Ройзман: Когда все закончится, я с чистым сердцем уйду, отдохну и отосплюсь
А.Осин
―
То есть табу нужно. Я же сейчас не говорю… я против памятников Сталину. Табу нужно? А в другую сторону нужно?
Е.Ройзман
―
Я думаю, что здесь внутренние какие-то ощущения.
А.Осин
―
Это общественная вещь, да?
Е.Ройзман
―
На законодательном уровне не представляю, как это сейчас сделать.
А.Осин
―
То есть кто-то должен подойти, начальник какой и сказать: «Сними», или: «Я не дам разрешения». А кто-то другой скажет: «А я дам», - где-нибудь, на Чукотке, условно.
Е.Ройзман
―
Да, такое есть. И вот это, на самом деле, немножечко настораживает – оправдание террора, оправдание массовых казней. То есть появилась потребность в тех лидерах, которые ломали через колено, которые проливали реки крови. И это настораживает и пугает. Но хотя бы на своем уровне я для себя принял решение: если я не могу изменить ситуацию, я хотя бы могу декларировать свое отношение к происходящему.
А.Осин
―
Понятно. А в другую сторону табу должно быть? Зою Космодемьянскую тут ошельмовали: сумасшедшая, не подвиг. Ленинград надо было сдать. Вот вы лично вы?..
Е.Ройзман
―
А кто сказал, что Ленинград надо было сдать?
А.Осин
―
Ну, это у нас на радио был опрос такой.
А.Соломин
―
Нет, это неправда. Это не было про «Ленинград надо было сдать». Совсем другая была формулировка. Не было такого, не было призывающих сдать Ленинград.
А.Осин
―
О’кей, ребята, простите. «Попили бы баварского» - вот эта вся тема.
А.Дурново
―
Как будто ты не пьешь баварское пиво сейчас, Леша. Баварское пиво продается - простите, что я встряну – в каждом пабе.
А.Соломин
―
На самом деле, от вопроса просто увели. Если должно быть табу на Сталина, должно ли быть бату на тех, кто в своей ненависти к сталинистам доходит до крайних пределов?
Е.Ройзман
―
Ну, слушайте, тогда есть какие-то вещи, которые надо объявить религией, и все, что не укладывается в символ веры, это тогда надо называть кощунством, еретичеством и сжигать на кострах. То есть тоже можно далеко зайти.
А.Дурново
―
Это идолопоклонничество уже называется, если это какая-то новая религия.
А.Нарышкин
―
А вы говорили про памятник Сталину – Сталину-палачу. Какова судьба этого проекта?
Е.Ройзман
―
Ну, достали меня с этим Сталиным. Я говорю, если ставить памятник, то поставить тогда, чтобы в одной руке удавка, а в другой топор.
А.Нарышкин
―
Отлично! Так получается, что-нибудь?
Е.Ройзман
―
Послушайте, ну я же не будут этим заниматься.
А.Нарышкин
―
Почему?
Е.Ройзман
―
А зачем?
А.Нарышкин
―
Это часть вот этой кампании по десталинизации. Только что вы об этом говорили. Это бы имело смысл.
Е.Ройзман
―
Слушайте, я вам скажу, в чем я вижу опасность. Когда общество легитимирует тирана и людоеда прошлого, те, кто легитимируют, они открывают дорогу тирану и людоеду будущего, развязывают руки. То есть это очень опасная такая история.
А.Дурново
―
Кому бы вы поставили в Екатеринбурге памятник? Вот к вам придет кто-то с проектом…
Е.Ройзман
―
Я вам скажу, кому, я вам скажу… Я бы поставил в Екатеринбурге памятники тем, кто не вызывает полемики.
А.Соломин
―
Таких нет.
Е.Ройзман
―
Нет, есть. Подождите. Сейчас настолько поляризовано общество и наэлектризовано – я с этим сталкиваюсь на каждом приеме, я вижу, как в некоторых людях, особенно пожилых просто клокочет и бурлит ненависть, которая не находит своего выхода. Поэтому, если бы я ставил памятники… мне вот неохота в эфире проговаривать какие-то вещи, но ко мне пришли: «А вот тут надо поставить памятник…». Я говорю: «Стоп-стоп! У нас вот Пологов, летчик, герой Советского Союза командовал полком, причем был известен очень добрым отношениям к подчиненным, своим летчикам, сбил 59 самолетов и к нему с огромным уважением все относились. Вот он жил в наше городе, в нашем городе умер. Вот ему бы я поставил памятник. И пока мы ему не поставим памятник, про этих вы мне даже не рассказывайте ничего».
А.Осин
―
А Демидовы? Тоже двойственная картина. Они много сделали, но упыри были еще те.
Е.Ройзман
―
Да, там надо ловить этот аспект. Потому что, вообще, горнозаводской Урал, он держался на дешевом рабочем труде, вообще, на бесплатном зачастую. Поэтому есть вещи, где Демидовы прошли вперед: помогли выиграть Северную войну, еще есть заслуги. А здесь… Но, с другой стороны, когда проходит 100 и 200 лет, и вот это забывается и остаются какие-то дела… Но для себя-то помнить имеет смысл.
А.Осин
―
А что мешает так к Сталину относиться? Он, конечно, был упырь, но что-то было сделано.
Е.Ройзман
―
Я объясню, что.
А.Осин
―
Вот как Демидовы.Е.Ройзман: Я не могу людей разочаровать
Е.Ройзман
―
Я объясню, что. Я считаю, что Сталин отбросил страну назад по-настоящему, потому что выжимать из людей бесконечно невозможно. То есть он задал именно этот тренд, и огромные людские потери – это я уже сейчас говорю как историк – демографический провал был такой, который до сих пор невозможно наверстать. Но самое главное другое – есть люди, которые ощущают до сих пор, очень много из раскулаченных, это сумасшедшая вопиющая несправедливость именно по отношению к крестьянству. Это соль земли. Очень много людей, которые прошли через лагеря, и есть люди, их потомки, которые живы и с этим столкнулись. И чтобы начать о чем-нибудь спокойно говорить, ну, может быть, еще надо, чтобы лет 50-70 прошло.
Я хотел такую, очень важную вещь проговорить. Знаете, когда заходит разговор о репрессиях, есть всегда несколько аргументов. Говорят: «Вы же понимаете, он там чекистских палачей, разную номенклатуру, верхушку…». Я говорю: «Люди, ничего подобного. Постарайтесь понять одну вещь: самая категория репрессированных, больше всех пострадали – это русские крестьяне, русские колхозники и рабочие. Это вот самая пострадавшая категория населения».
А.Соломин
―
Правильно я понимаю, что Борис Ельцин, человек, которому в Екатеринбурге, наверное, точно должны бы ставить памятник, в вашу концепцию не подходит?
А.Осин
―
Про демографию поговорить, а про раскол страны…
Е.Ройзман
―
Нет, мы можем нормально сейчас про демографию поговорить… Потому что эти слухи пытаются все время вбросить – что очень много народу погибло и так далее. Я вам скажу: при Ельцине не было голода, при Ельцине не было голода.
А.Осин
―
Был.
Е.Ройзман
―
Не было голода.
А.Осин
―
Был.
Е.Ройзман
―
Вот слушайте. Я вам расскажу, как голод был. Вот голод был с 32-го на 33-й года, когда 7 миллионов…
А.Осин
―
Извините, а вы когда родились?
Е.Ройзман
―
Я историк. Я просто этим занимался. И я родом из деревни.
А.Осин
―
А мы эти пережили 90-е.
Е.Ройзман
―
Послушайте, вот он я перед вами сижу!
А.Осин
―
И я перед вами сижу.
Е.Ройзман
―
И чего, мы поголодали?
А.Дурново
―
Не было продуктов 3 месяца.
А.Соломин
―
И нас предупредили об этом.
А.Осин
―
Я не о том, что не было продуктов…
Е.Ройзман
―
Я и говорю, что голода не было, ну не было голода, не придумывайте…
А.Осин
―
Понятно, что люди не гибли, но люди недоедали.
А.Дурново
―
Давайте я переформулирую этот вопрос по поводу памятника. Евгений Вадимович, смотрите, Ельцин пришел в большую политику из сферы строительства. Все знают прекрасно, как, чьими руками, ногами, костями в Советском Союзе проводилась стройка. Это фактически использование рабского труда.
Е.Ройзман
―
Я не знаю. Я-то работал на заводе. И у нас часть «Уралмаша» строилась самостроем, то есть люди после работы шли, сами себе строили. Кроме того у нас были объекты такие, как Дворец культуры – он до сих пор считается одним из лучших – его тоже хозспособом строили, и люди отрабатывали на этой стройке.Ельцин, он возглавлял Домостроительный комбинат…
А.Дурново
―
Зэки, зэки…
Е.Ройзман
―
Зэки строили немножечко другое. Зэки строили всегда и зэковский труд всегда использовался. Это одна из русских таких традиций. Ельцин был, говорят, хорошим строителем. То есть у него куча своих специальностей была. Ну, он был строителем…
А.Соломин
―
Памятник бы вы ему поставили?
Е.Ройзман
―
Слушайте, он ему уже стоит.
А.Соломин
―
Если бы вам пришлось принимать решение… Дело не в том, стоит он или не стоит. Вам нужно принять решение. А у вас есть концепция…
Е.Ройзман
―
В какой ситуации?
А.Осин
―
Вот сегодня, например.
Е.Ройзман
―
В сегодняшней ситуации просто бы воздержался, чтобы людей не накалять – хотя бы вот поэтому. Просто, видите, я уже как политик рассуждаю. В целом у меня к Ельцину свое отношение. Я хочу тогда уже его задекларировать. Я считаю, что Ельцин – нормальный русский мужик, сильный, крупный человек со всеми вытекающими. Понятно, да? Со всеми своими полюсами и минусами. Плюсы понятны, минусы известны. Но у него есть один очевидный плюс: он никогда никого не преследовал, то есть у него могли быть конфликты, но он никогда никого не преследовал. Он не преследовал журналистов вообще.
А.Осин
―
Это правда.
Е.Ройзман
―
Он не преследовал своих политических оппонентов, он им давал потом даже избираться. Тот же Руцкой, тот же Хасбулатов был всегда прикреплен к Кремлевской поликлинике и никто его оттуда не отлучал.Дальше, что я еще думаю про Ельцина - Ельцин заложил такой краеугольный камень в русскую историю: он показал, что можно добровольно отказаться от власти и продемонстрировал бескровную передачу власти при жизни. Это очень важно, и дай бог, чтобы этот краеугольный камень сохранился и чтобы это здание потом на нем нарастало. И человек, который сумел сам отказаться от власти и попросить у народа прощения за все свои ошибки – ну, тоже дорогого стоит.
А.Дурново
―
У нас тут есть такой вопрос, мы давно его на задавали, но в какой-то момент в этой программе каждый гость фактически на него отвечал: в российской истории из российских лидеров вы себя с кем ассоциируете?
Е.Ройзман
―
Да нет, слушайте, да ни с кем я себя не ассоциирую.
А.Осин
―
Кто вам близок?
Е.Ройзман
―
Мне близки некоторые вещи петровского времени, потому что, когда закладывался горнозаводской Урал, я, сколько-то понимая, как они думали, чего хотели, чего добивались, и мне очень нравится – когда закладывался Екатеринбург, он закладывался как образцовый город-завод, а потом он стал открытым европейским городом.И на старте у русских есть одно очень серьезное качество: русские всегда умели учиться. И во времена Петра I никто бы никогда не услышал слово «Гейропа», «загнивающая», еще что-то. Потому что умели учиться. Мало того, что умели учиться – умели брать лучшее, переносить на свою почву, как-то адаптировать, а потом еще миру возвращали сторицей. Поэтому у меня уважение к деятелям петровским, то есть я понимаю, насколько это были крупные, серьезные и открытые люди, и они заложили очень серьезный вектор развития России, который ну, до Екатерины II точно дошел и немножко дальше.
А.Осин
―
А Питер на костях?
Е.Ройзман
―
Есть такое, да. А потому что и отношение такие и опять же люди бесправные, и люди воспринимались как материал. Я считаю, что это одна из самых больших проблем страны.
А.Осин
―
Вот в данном случае, смотрите, вы берете, говорите: вот это хорошее, а вот это плохое. То есть вы не используете одну краску – у вас пятьдесят оттенков серого.
Е.Ройзман
―
Да. Потому что 300 лет прошло. Потому что прошло 300 лет, и я уже не знаю тех людей, у меня уже нет такой боли, как за крестьянство и деревню, которую босиком на мороз выгнали и многих потомков, которые выжили, я их уже знал. Поэтому время должно пройти.
А.Осин
―
А вот эта полемика с Иваном Грозным? Там еще больше прошло. Вы на какой стороне?
Е.Ройзман
―
Я, как историк, скажу про Ивана Грозного. Ну, это просто конченный упырь. Упырь, немножечко еще больной, человек, державший в руках абсолютную власть и использующий ее, в частности, для того, чтобы придумывать новые виды казней. И особенно, когда этот памятник освящают, для меня это просто… Ну, представляете, они ставят памятник человеку, который отдал приказание убить другого человека, который был признан святым. Ну, это просто не укладывается в голове.
А.Осин
―
Смотрите, как странно: у вас в одних случаях – с Демидовым, с Петром I – принцип ваш работает, и я его понимаю. Со Сталиным и Иваном Грозным он не работает.
Е.Ройзман
―
Нет-нет-нет, вы не передергивайте. Слушайте тогда внимательно. Иван Грозный, он олицетворение этого зла, это человек, который сосредоточил в своих руках абсолютную власть и употреблял ее, эту власть как конченный садист. И этот человек, он не должен олицетворять русскую власть, потому что, когда ты прощаешь предыдущему тирану именно этот садизм, ты развязываешь руки следующему тирану. Потому что, Петр I, каким бы он ни был, мы его уважаем, ценим и знаем совсем из-за другого.А Иван Грозный, он не просто так ужас наводил на всех своих современников и не просто так его потомки лишний раз старались не упоминать и вытаскивать эти страшных мертвецов-зомби из преисподней на свет Божий. Слушайте, они так и ожить могут.
А.Нарышкин
―
Фамилия Ройзман часто в интернете упоминается в связи с группировкой «Уралмаш». Это такие были бандиты, преступники. Еще раз у вас есть уникальная возможность, а может быть, не уникальная, объяснить слушателям: вы бандитом были или не были?
Е.Ройзман
―
Я никогда не был бандитом. У меня просто ситуация такая: я родился и вырос на «Уралмаше». И в данном случае, когда меня пытаются привязать к «Уралмашу» как у преступной группировке…, меня гораздо легче привязать к «Уралмашу» как к заводу, потому что я там работал, мой отец работал, мой дед работал и так далее. Я считаю, что это дискриминация по географическому признаку.На самом деле, у нас всегда, когда человек идет в политику… вот два человека идут в политику – один человек говорит: «Я иду, чтобы с «Уралмашем» бороться». А про другого говорят: «Он «Уралмаш», я вот его буду побеждать». И другой то же самое говорит. То есть это определенные тренды. «Уралмаша» как группировки по заявлению Нургалиева не существует уже 13 лет. Ну, а потом, те, кто там были, им уже всем под 60, за 60, кто жив остался. У них там внуки и правнуки…
А.Нарышкин
―
Значит, смотрите: в разборках не участвовали, никого не убивали…
Е.Ройзман
―
Слушайте, Алексей, когда меня куда-то… в Государственную думу, в мэры или еще куда-то, меня не просто в стекло увеличительное, меня в микроскоп вот так разглядывали. И если бы там нашли какое-то пятнышко, поверьте, я бы сейчас сидел в другом месте.
А.Нарышкин
―
Даже на сходках не присутствовали бандитских?
Е.Ройзман
―
Ну, какие сходки?
А.Соломин
―
Если обратить внимание на Государственную думу, то очень сложно поверить, что там, действительно…. То есть в лупу, может быть, всех и разглядывают, но как-то сведения эти… ну, не важно.
Е.Ройзман
―
Про меня, на самом деле, много говорят, но оно как-то не прилипает, поэтому я так, спокойно…
А.Соломин
―
Сложно поверить просто, что люди, которые жили, вертелись, начинали жизнь свою взрослую в тот период, абсолютно могли абстрагироваться от деятельности преступных группировок.
Е.Ройзман
―
Слушайте, я знал очень многих. Я в своем городе вообще очень многих знал. Я там родился, вырос и прожил жизнь. Конечно, очень многих знал.
А.Нарышкин
―
Давайте вас сейчас поднимем до федерального уровня, до федеральной политики. Путин должен уйти – вот скажите?
Е.Ройзман
―
Давайте я попытаюсь так сказать: я за сменяемость власти, власть должна сменятся. Потому что у человека после одного-то срока усталость возникает. Но если он в первый свой срок заложил начал какое-то движение, ему хочется закончить, поэтому за второй срок он должен это заканчивать, я так считаю.
А.Нарышкин
―
А применительно к Путину?
Е.Ройзман
―
Слушайте, власть должна меняться – это обязательно. Это предохранит страну от застоя, он неправильных тенденций. Она постоянно должна корректироваться, другие команды должны находится. Сменяемость необходимо вообще. К чему приводит несменяемость власти, мы видели.И попробую еще одну вещь сказать: вот если человека каждый день кормить черной икрой, то его тошнить начнет. А здесь ведь кормят совсем не черной икрой.
А.Дурново
―
«Опять ты мне икру эту поганую поставила».
Е.Ройзман
―
Поэтому я считаю, что власть должна меняться. Это объективно, нормально.
А.Осин
―
То есть сменяемость ради сменяемости. А если народ голосует за человека?
Е.Ройзман
―
Значит, народ получает того человека, за кого голосует. То есть нет проблем. То есть, если у нас демократия и народ решает.
А.Соломин
―
Пока мы на федеральном уровне, я вас к другому кейсу тогда ваше внимание обращу. Вы говорили, что шли на выборы главы города, потому что для вас это был такой Change, вам нужно было победить в битве.
Е.Ройзман
―
Не-не, я не хотел в ней участвовать, я не хотел доводить до этой битвы. Я знал, что если я выдвинусь, я сумею победить, у меня сомнений не было. Но я хотел им показать свою уверенность, показать, что я точно выиграю и поэтому отвяжитесь от меня, от моих товарищей, не трогайте, дайте мне возможность жить своей жизнью – и я никуда не пойду. И они этого не поняли. У них не было переговорщика какого-то внятного.
А.Соломин
―
Когда вы присоединились к кампании «Правого дела», в результате чего «Правое дело» в первой итерации развалилось, в итерации Прохорова развалилось, вы тоже исходили из этих соображений?
Е.Ройзман
―
Нет, там Прохоров предложил интересный очень ход… Я же говорил, что был невостребованный, море энергии, все получается – я совершенно невостребованный. И я хотел вернуться, поэтому Прохоров совершенно внятное сделал предложение. Кстати, мы понимали, что так может произойти, и он очень по-мужски себя повел. В современной политике это поступок.
А.Дурново
―
Спасибо большое! Евгений Ройзман, мэр Екатеринбург. Программа A-Team, мы прощаемся до среды.