«Самурай Особого Назначения": загадочный чекист Роман Ким - Александр Куланов - Агенты - 2021-12-16
16.12.2021
«Самурай Особого Назначения": загадочный чекист Роман Ким - Александр Куланов - Агенты - 2021-12-16
Скачать
Л.Аникина
―
22.06, В Москве, это программа «Агенты», Лиза Аникина и Юрий Кобаладзе. Здравствуйте.
Ю.Кобаладзе
―
Здравствуйте.
Л.Аникина
―
И наш сегодняшний гость Александр Куланов, как и в прошлый раз, историк, писатель. Добрый вечер.
А.Куланов
―
Добрый вечер.
Ю.Кобаладзе
―
Здравствуйте.
Л.Аникина
―
Поговорим мы сегодня о другом загадочном разведчике, хотя, наверное, они все загадочные. Роман Ким – очень таинственная фигура, про которую мало что известно. Его называют самураем особого назначения, и поподробнее про его историю мы как раз сегодня расскажем. Но, в основном, конечно, рассказывать будет Александр. Что мы знаем о Романе Киме?
Ю.Кобаладзе
―
Очень много.
А.Куланов
―
Одновременно и много, и немного. Это такой человек-луковица, у которого очень много слоёв. Снимая каждый из них, обнаруживаешь очередной, думаешь, он последний – ничего подобного. Где сердцевина у этой луковицы, не смогли узнать даже кадровики НКВД в 30е годы, не знаю до сих пор и я. Отвечая на вопрос Лизы о том, что мы знаем о нём, могу сказать: точно известно только одно. 14 мая 1967 года этот человек умер. Всё остальное в его биографии дискуссионно.
Ю.Кобаладзе
―
Ну всё-таки, кто он больше? Писатель, исследователь, японовед, краевед – или он всё-таки чекист или сотрудник тогдашних органов или агент, кто он? Вы нашли ответ на этот вопрос?
А.Куланов
―
Знаете, это очень сложный вопрос, действительно сложный вопрос, потому что большую часть своей жизни, с 22го года, грубо говоря, ему было 25 лет, и вплоть до 45го года 20 лет, самые зрелые такие годы, активные, скажем так, он провёл на службе, сначала в качестве агента, потом в качестве штатного сотрудника ОГПУ НКВД.
Ю.Кобаладзе
―
Есть документ, что его привлекли к работе именно?
А.Куланов
―
Есть, да. Есть документы, подтверждающие, что он был завербован осенью 22го года во Владивостоке. Потом в 32 году он был принят на, скажем так, действительную военную службу в качестве оперуполномоченного особого отдела ОГПУ. В 37 году арестован, через 3 года, 39 месяцев, осуждён – но когда в 45 году его освободили, время заключения под стражей – 8.5 лет, ему зачли в срок службы в органах госбезопасности и наградили медалью, забегая вперёд немножко в его биографии. Более того. Недавно в моём распоряжении оказались совершенно уникальные документы из одного из семейных архивов (он был женат несколько раз, вот архив одной из его жён), который упоминает о том, что ещё с 39 года, ещё до суда, ей начали передавать с Лубянки его денежное довольствие, в общем-то, несмотря на то, что он был заключённым, его ещё не судили – ему опять начали выплачивать денежное довольствие, потому что он уже работал. А вот после того, как он освободился в 45 году и спустя ещё какое-то время он стал профессиональным писателем, но я застал в живых несколько человек, знавших Романа Николаевича лично по работе, даже одного из его учеников в этом самом ведомстве. И этот ученик, ныне покойный, рассказывал, что до самого своего конца, насколько он мог, его приглашали на всякие мероприятия, связанные с Японией, с посольством Японии, которые проводило посольство – он с удовольствием потом заходил по прежнему адресу и составлял отчёт.
А.Куланов: Точно известно только одно. 14 мая 1967 этот человек умер. Всё остальное в его биографии дискуссионно
Ю.Кобаладзе
―
На Лубянку?
А.Куланов
―
Да, на Лубянку. Кроме того, сохранились документы, переводы с японского языка, адресованные руководству КГБ, это уже 60е годы, они не секретны, переводы статей, посвящённых известному детству в Токио известного сотрудника разведки Растворова, подписанные псевдонимом, которым всю жизнь пользовался Роман Николаевич. У него всю жизнь был один и тот же псевдоним, его звали Мартен. Это уже 60е, когда уже…
Ю.Кобаладзе
―
Он сидел, но не сидел в тюрьме.
А.Куланов
―
Он сидел, причём весьма загадочно, одновременно работал, причём весьма продуктивно – и в оперативном смысле, занимался, участвовал в операциях и занимался переводами, и писал учебники для контрразведчиков.
Ю.Кобаладзе
―
Вообще, другой такой случай встречался в вашей практике?
А.Куланов
―
Встречался, были очень похожие. Мы сейчас вклинились сразу в биографию, но поскольку передача называется «Агенты», давайте пойдём нестандартным путём. Его взяли 2 апреля 37 года, Долго не предъявляли обвинения, но было понятно, что, поскольку он сотрудник японского отделения особого отдела, ясное дело, пойдёт за шпионаж в пользу Японии, судьба его ждала, в общем, самая незавидная. Через полгода, даже меньше, был подписан 00593й приказ о харбинцах, по которому изничтожили значительную часть нашего японоведения, которые служили и тех, которые не служили. У него потребовали признаний в том, что он является японским агентом, довели его до крайнего исступления, скажем так. По легенде одной из семей – скажем так, у него получилось несколько наследных кланов таких – по легенде одной из семей, он решил покончить с собой, для этого съел свои очки.
Ю.Кобаладзе
―
Стекло
А.Куланов
―
Стёкла от них, да. Но он выжил, и когда стало понятно, что он не умрёт – он применил необычную тактику – ну я бы не сказал, что не совсем необычную, потому что мне в архивах попадались аналогичные случаи. Что сделал Ким: он на допросах отказался признать, что является резидентом японской разведки, а заявил, что является агентом генерального штаба Японии Второго управления, на особый период – то есть, он руководит шпионской сетью, которая находится в таком спящем состоянии, и начнёт действовать со дня начала войны между СССР и Японией.
Ю.Кобаладзе
―
Представляю, какой восторг это вызвало у следователя.
А.Куланов
―
Следователь был в полном шоке, тем более, что Ким добавил, что он является сыном быстрого министра иностранных дел Японии и гейши, причём он оперировал вполне себе реалистичными деталями, потому что Роман Николаевич действительно вырос в Японии, японский язык для него был такой же родной как русский, он учился там в элитной системе образования кейо, и, в общем-то, ну, к аристократии его не причислишь, но со знанием дела он рассказывал о японском истеблишменте. И конечно, следователей тут, наверное, можно отчасти и пожалеть. Естественно, он это дело быстро свернул, написал докладную записку Ежову, Ежов обратился к Сталину, и дело застопорилось, потому что не очень понятно, что делать.
Ю.Кобаладзе
―
Ежову и Сталину докладывали прямо о деле Кима?
А.Куланов
―
Не знаю, к сожалению, резолюции Сталина – но Ежов Сталину о Киме докладывал точно. Дело, так или иначе, повисло, а Ежова вскоре расстреляли.
Л.Аникина
―
Дело повисло о Киме.
А.Куланов
―
Почему это не единственный случай – я встречался с одним из высокопоставленных сотрудников госбезопасности, который тоже в таком состоянии оказался сломлен, но не так, как ожидал этого следователь. Он сказал, что да, (это другой человек, не Ким), я иностранный шпион, но не агент, я руковожу целой сетью, но вам о ней рассказать не могу, вызовите начальника из Москвы. Дело происходило в Иваново. Приехал начальник из Москвы в Иваново, которому подследственный сказал, что в его сеть входит его следователь! И следователя расстреляли.
Ю.Кобаладзе
―
Как японского шпиона?
А.Куланов
―
Как агента вот этого резидента. А резидент сказал, что одновременно он ещё и является женихом наследной принцессы Эфиопии, чем точно поставил следствие в тупик.
Ю.Кобаладзе
―
Чувство юмора не покидало советских людей даже в тюрьме.
А.Куланов
―
Так что случай Кима уникальный, но не единственный.
Ю.Кобаладзе
―
Понятно
А.Куланов
―
Так или иначе, он выжил.
Л.Аникина
―
Давайте вернёмся чуть-чуть назад, потому что мне кажется, мы жестоки к нашим слушателям, рассказываем сразу много деталей, но не вводим как бы в основной курс дела. Кто такой Роман Ким, откуда он вообще родом, и как его занесло в подвалы Лубянки?
А.Куланов
―
Потрясающая вещь. Мы точно знаем, как я сказал, когда он умер. У меня есть ксерокопии трёх, строго говоря, даже четырёх документов о его рождении на разные даты, на разные годы.
Л.Аникина
―
Место хотя бы одно?
А.Куланов
―
Место одно и то же, и в нём Роман Николаевич Ким родился трижды в период с 1897 по 1899 год.
Л.Аникина
―
Может, поэтому он такой живучий оказался?
А.Куланов
―
Вот вы смеётесь, а я, когда писал книгу о нём, дошёл до состояния, что начал и его подозревать и себя в некоторой…
Ю.Кобаладзе
―
Обязательно скажите, как вы к психиатру ходили.
А.Куланов
―
Моя редактор сказала, что обязательно надо проверить и Кима, и тебя – как-то это всё очень странно получается. Я нашёл психиатра, к тому времени уже вышли две мои статьи о Киме, он прочитал, я с ним побеседовал, он сказал: понимаете, в чём дело, Ким точно был нормальный, потому что по его показателям, которые мы знаем, больной человек не мог так работать. С вами тоже всё в порядке, хотя я не ручаюсь. Но резюмируя, могу вам сказать, что ищите брата – потому что один человек такую жизнь прожить не мог. Ищите брата-близнеца. Брата мы пока не нашли, будем считать, что он всё-таки был один.
А.Куланов: У меня есть ксерокопии четырёх документов о его рождении на разные даты, на разные годы
Ю.Кобаладзе
―
Я тоже думаю, что один
А.Куланов
―
Вот он родился в семье беженцев из Кореи, бежавших от японской оккупации
Л.Аникина
―
Не простых беженцев.
А.Куланов
―
Похоже, что, во всяком случае, сам Роман Николаевич это всяческим образом подчёркивал всегда, что его мама, Надежда Тимофеевна Мин, принадлежала к корейской аристократии, собственно, как и его отец. Я вам скажу больше. Найдены документы, что впервые под негласное наружное наблюдение Рома Ким попал в шестилетнем возрасте в городе Санкт-Петербурге, когда он там был со своей мамой, потому что уж очень это была подозрительная корейская женщина, с её связями. Её муж, отец Ромы, был крупным купцом во Владивостоке, тесно связанным с японцами, а брат мужа в это время находился в Петербурге и был переводчиком корейского посланника.
Л.Аникина
―
Я читала, что его мама была связана с правящей династией корейской.
А.Куланов
―
Я как раз об этом и говорю. Ким напрямую называл её сестрой великой корейской королевы Мин Йонг Сон, убитой японцами в 1895 году.
Ю.Кобаладзе
―
Что не соответствует действительности. Или соответствует?
А.Куланов
―
Мы не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть. И это абсолютно обычная история в деле Кима. Ровно сколько аргументов за – столько же и против. Такое впечатление, что он биографию свою написал сам, и это самое лучшее его литературное произведение, просто он поручил в каком-то смысле записать её мне. А автором был Ким.
Ю.Кобаладзе
―
А вы с ним были знакомы лично?
А.Куланов
―
Он умер в 67 году.
Ю.Кобаладзе
―
Не знакомы. Это я глупый вопрос задал, простите.
Л.Аникина
―
Хорошо, ну вот родился он во Владивостоке в неизвестно каком году, неизвестно какой день, но известно хотя бы примерно, от каких родителей. Как его кривая дорожка привела в агентуру?
А.Куланов
―
Скажем так, официальная версия, которую он сам изложил в нескольких автобиографиях, говорит о том, что его отец был тесно связан с антияпонским корейским подпольем в русском Приморье и такое существовало на самом деле. Было действительно активным и опасным для японской стороны.
Л.Аникина
―
Как он тогда оказался в японской школе элитной?
А.Куланов
―
Вот для того, чтобы наследник одного из руководителей, судя по всему, казначея этого подполья изучил наилучшим образом изучил нравы, характеры, привычки и язык основного противника, 8летнего, судя по всему, ну примерно в этом возрасте, мальчика Кима отправили в Японию, где его усыновил японец, он там поступил в японскую школу, потом в японский колледж, собирался продолжить обучение в университете и стать писателем, стал гражданином Японии, получил японское имя, под которым, кстати, признался в 37 году, что он на самом деле не Роман Ким, Судиуро Киндзи, и даже мы до сих пор не знаем, кто его усыновил, потому что у него в документах один человек, а одноклассник, который с ним вместе учился в школе и ходил к нему домой в гости, называет совершенно другого человека, и этот человек не хухры-мухры, извините за вульгаризм – а наставник наследного принца, будущего императора Хирохито
Л.Аникина
―
Кажется, юный Ким в таком окружении должен был проникнуться духом Японии и как-то войти что ли скорее…
Ю.Кобаладзе
―
Так он и проникся
А.Куланов
―
Он очень полюбил Японию, японскую литературу. Он полюбил дочь своего приёмного отца и собрался на ней жениться, но в этот момент получил строгий окрик из Владивостока. Как он писал: «Отец прислал мне письмо», и Роман Ким вернулся – в промежутке с 1913 по 1917 год.
Ю.Кобаладзе
―
Зачем надо было отрывать мальчика от такой красивой жизни?
Л.Аникина
―
Слишком проникся.
А.Куланов
―
Он почувствовал, да, что сын слишком уж проникся, и затея может пойти прахом.
Л.Аникина
―
Это получается, что он разведчиком был с 8 лет.
А.Куланов
―
Судя по документам нашей охранки, с 6. Он был рождён разведчиком.
Ю.Кобаладзе
―
Думал, после Григулевича и Быстролётова нос им утереть нельзя, но биография Кима – это, конечно, тысяча и одна ночь
А.Куланов
―
Это полная фантастика, и не случайно этот человек в 1947 году стал замзавсектора приключений и фантастики Союза советских писателей.
Ю.Кобаладзе
―
Точно, отдельная тема.
А.Куланов: Впервые под негласное наружное наблюдение Рома Ким попал в шестилетнем возрасте
А.Куланов
―
Говорю вам сразу, братья Стругацкие с большой теплотой вспоминали о Р.Н.Киме, который первый дал им рекомендации по вступлению в Союз писателей. Он знал толк в фантастике.
Л.Аникина
―
Как в это японо-корейское противостояние вписался шпионаж на СССР?
А.Куланов
―
Когда он вернулся, не позже 17го года, скажем так, и окончил гимназию, собирался поступать в университет, Восточный институт тогда ещё – уже шла гражданская война. Его мобилизовали как переводчика с японского языка в колчаковскую армию. Но Роман Николаевич предъявил подлинный документ, что он является гражданином Японии, и его из армии, естественно, демобилизовали – потому что не мог иностранный гражданин служить в нашей армии, даже колчаковской.
Л.Аникина
―
То есть ,советского гражданства у него не было?
А.Куланов
―
После чего он отправился в университет и представил такие же подлинные документы о том, что он является российским гражданином Романом Николаевичем Кимом. Поступил в университет.
Ю.Кобаладзе
―
Колчаковский период как-то изучен?
А.Куланов
―
Это одна из самых больших загадок в деле Кима – ну вроде бы учился и учился, но дело в том, что примерно в 1964-5 годах Роман Николаевич сошёлся близко с тогда ещё начинающим советским писателем Юлианом Семёновым. И рассказал Семёнову о том, как он, Ким, работал в 22м году во Владивостоке на большевистское подполье, и был связным молодого чекиста из Москвы по имени Максим Максимыч. И Юлиан Семёнов потом, уже после смерти Кима, написал, что Штирлиц своим рождением (первая книга о похождениях Максима Максимовича Исаева) произошла из первого рассказа Р.Н.Кима, которого Юлиан Семёнов знал лично и вместе работал в Меркуловском Владивостоке.
Ю.Кобаладзе
―
Штирлиц – не такой уж и выдуманный образ, был прототип?
А.Куланов
―
Скажем, у Штирлица масса прототипов, это выдуманный образ, но толчком для создания образа послужил рассказ Кима. И в этой первой книге «Пароль не нужен» у Семёнова образы ещё такие фотографичные – ему проще было описать реальных людей. Потом он уже становился всё более и более матёрым писателем и синтезировал образы. А чекист Ченов в книге «Пароль не нужен» - просто словесный портрет Кима, каким он был на самом деле. Только его в книге Семёнов убил, а Роман Николаевич прожил ещё благополучно 45 лет.
Л.Аникина
―
Что ещё он делал в эти годы?
А.Куланов
―
Выпустился в 22 году из института
Л.Аникина
―
А на кого он учился?
А.Куланов
―
Прошу прощения, в 23м. Он учился, как тогда говорили, по японскому разряду. И как только окончил университет, ему сразу же предложили стать профессором на кафедре японского языка и литературы. Он отказался, потому что к тому времени он уже был Мартеном.
Л.Аникина
―
Разведчиком
А.Куланов
―
Разведчиком. И он отправился в Москву, его отправили (не знаю, как это назвать по-русски, по-японски это называется ондин – человек, которому Ким был должен). Дело в том, что 5 апреля 20 года, во время японского мятежа в Приморье, японского переворота, Кима арестовали как корейца и должны были расстрелять японцы. Его спас знакомый журналист по фамилии Отаке, который взял к себе секретарём. Этого Отаке отправляют в 23 году в Москву, и он едет с ним личным секретарём.
Ю.Кобаладзе
―
В качестве кого? Отаке
А.Куланов
―
Отаке едет журналистом, который должен вести работу с Кремлём, тайное зондирование на предмет установления дипломатических отношений. И в 25, когда отношения были установлены, Отаке вернулся в Токио. Ким остался в Москве, и вот с 25 года работает в Москве в качестве секретного сотрудника, агента Мартен ОГПУ, контрразведывательного отдела, особого отдела. В 27м его прикомандировывают в специальный отдел знаменитый Глеба Бокия, где Ким принимает участие в вскрытии японских шифров. В этом же году он едет в Балаклаву, где принимает участие в подъёме золота с затонувшего парохода «Принц», японская экспедиция, и он там с ними. Это был человек, который был везде.
Ю.Кобаладзе
―
Это подтверждено, что это он?
А.Куланов
―
Да, причём там есть масса любопытных деталей, несмотря на то, что он был чрезвычайно жёстким, я бы даже сказал, даже жестоким человеком (есть сведения о том, как он вербовал)
Ю.Кобаладзе
―
Это кто? Сам Ким?
А.Куланов
―
Да, он занимался оперативной работой, и он даже признавался на суде, что в результате неверно рассчитанной вербовки (а вербовал он, как правило, на шантаже) один из японских разведчиков в Москве был вынужден совершить сеппуку, харакири – он вскрыл себе живот. Ким не рассчитал степень нажима, скажем так. Несмотря на это, он был человеком увлекающимся. В его деле содержится два выговора за утерю служебных удостоверений. А когда он ехал в Крым в поезде, 27 год, лето, август месяц, представляете, как на курорт, он настолько был воодушевлён поездкой, что рассказал в купе попутчику, что является секретным агентом ОГПУ. По счастью, попутчик оказался секретным агентом ОГПУ, и выдал это своему руководству, за что Ким получил очередной выговор.
Л.Аникина
―
Мне кажется, что за такое выговор – это как-то мало. Странно, что он так легко отделался.
А.Куланов
―
Ещё были вегетарианские такие, травоядные времена – 28й, вплоть до 34го это легко обходилось. Но претензии к Киму постепенно накапливались, и к 37 году накопилась эта самая критическая масса, и основные вопросы на первых допросах к нему относились даже не к его работе, не к его деятельности как предполагаемого японского шпиона, а к деятельности его отца во Владивостоке в дореволюционный период ещё – настолько это была значимая и ассоциируемая с японской диаспорой в Приморье фигура. И действительно, загадочная такая персона – ещё более загадочная, может быть, чем Роман Ким
Л.Аникина
―
У нас в гостях Александр Куланов, историк и писатель. Тут Лиза Аникина и Юрий Кобаладзе, можете писать нам вопросы +7 985 97045 45. Сделаем перерыв на новости и через несколько минут продолжим.НОВОСТИ
Л.Аникина
―
Продолжаем программу «Агенты», Лиза Аникина и Юрий Кобаладзе, и наш гость, историк и писатель Александр Куланов, мы говорим про судьбу и биографию Романа Кима, очень загадочного человека. Я всё ещё до конца не понимаю, как он, приехав из Японии с этим журналистом японским, переметнулся и начал шпионить против Японии на советскую разведку?
А.Куланов
―
Кстати говоря, хороший вопрос – его задают все люди, не связанные напрямую с изучением Японии того периода, потому что в нашем представлении Япония – совершенно другая страна. Но Япония на самом деле это и есть другая страна, современная, послевоенная Япония. Япония тех лет, того периода, начала 20 века и вплоть до 46 года – совершенно другая история, и очень многие наши востоковеды, когда у них появилась возможность выбора, или она была создана искусственно в результате революции и гражданской войны – выбирали вовсе не японскую сторону, потому что они понимали: живя там, владея обстановкой, что в общем-то ничего хорошего их там точно не ждёт, а в отношении новой советской России либо испытывая какие-то иллюзии, либо стараясь просто вернуться на родину. Тут как раз, скажем, как только вы погружаетесь в ту ситуацию, приводите себя и своих героев на тот исторический фон, всё становится понятно. Плюс ко всему, Роман Николаевич чётко идентифицировал себя как корейца вплоть до 1930х годов. А для корейцев многих по сей день Япония остаётся врагом, ведь Корея была официально колонизирована Японией в 1910, то есть, японцы для очень многих – угнетатели. А для потомка семьи, которая вышла ещё до этого времени из Кореи, за 15 примерно лет до этого времени, которые ушли от японцев – это было особенно естественно. А если его мать действительно имела отношение к семье Мин, к этой погибшей королеве, которую (вдумайтесь только) зарезали японцы в её собственном дворце – а поскольку у них не было портрета королевы, её фотографии, рисунка, они убили тогда всех женщин в королевском дворце Кореи, просто чтобы добраться до неё.
Л.Аникина
―
Ничего себе.
Ю.Кобаладзе
―
Это в то время, когда Корея была оккупирована, да?
А.Куланов
―
Это ещё до оккупации, за 15 лет до оккупации.
Ю.Кобаладзе
―
Как они проникли туда, специальная была послана группа?
А.Куланов
―
Ну в общем, можно её назвать и так – причём это были не правительственные, скажем, диверсанты, а это были добровольцы, как же их назвать: дикие гуси своеобразные, среди которых военные, дипломаты, журналисты – их объединяло только членство в националистических обществах.
Ю.Кобаладзе
―
И ненависть к Корее.
А.Куланов
―
Не к Корее конкретно даже, а к королеве, которая склонялась совершенно явно к России. Ну раз у неё такие настроения, то её надо было убрать. И раз это так. То у Романа Николаевича не было никаких причин любить Японию. Он любил японскую литературу. Любил культуру.
Л.Аникина
―
Но он же и Японию полюбил и чуть не женился там.
А.Куланов
―
Ну по молодости всякое бывает.
Ю.Кобаладзе
―
Любовь зла
А.Куланов
―
это верно.
Л.Аникина
―
Мы выяснили, что этот журналист уехал, Ким остался в России, начал работать как разведчик. Что он делал?
А.Куланов
―
Он работал как контрразведчик, в долгое время в качестве агента, в качестве оперативного переводчика (переводил материалы, добытые каким-то путём), а потом начал участвовать сам в добыче этих материалов, сохранились про это документы, они рассекречены, приводятся в разных изданиях, в том числе он лично проникал в японское посольство в Москве, тогда посольства не охранялись так, как сейчас, и, как записано в одном из документов, «занимался выемкой секретных документов из сейфа японского военного атташата». У него были ключи, печати, по ночам он доставал эти материалы, перефотографировал их, закрывал обратно, относил на Лубянку и сам потом переводил. И в 31 году им были добыты и переведены документы такой важности, и такого политического значения, что он был принят на штатную службу уже, в качестве оперуполномоченного, и награждён именным маузером с надписью «за беспощадную борьбу с контрреволюцией от коллегии ОГПУ». Надпись была стандартная, его подвиги, естественно, не раскрывались. Должен сказать важную вещь для понимания характера Кима, когда вот эти все события случились в феврале-марте 32 года, это был настолько серьёзный для него эмоциональный подъём, настолько глубоко он переживал вовлечённость в борьбу против японской разведки, что, когда через несколько недель у него родился ребёнок, второй сын, несмотря на протесты жены, он назвал сына Виват. Полностью его имя звучало «Виват, Ким».
Л.Аникина
―
Нескромно.
А.Куланов: Материалы, которые в то время через него прошли, были такой важности, что ему в знак благодарности освободили жену
А.Куланов
―
Ну семья, да, просто Виват. Он был на взводе. Ребёнку это имя не нравилось, он сам себя называл Алёшей. Ну с папой не поспоришь, особенно корейским.
Ю.Кобаладзе
―
Сын по его стопам пошёл?
А.Куланов
―
Судьба ребёнка печальна, когда в апреле 37 арестовали Романа Николаевича, через 2 недели взяли его тогдашнюю жену, маму Вивата, Марианну Самойловну Цин, оперативного переводчика НКВД, она тоже известный японовед, дожила почти до наших дней, и вот как раз я сейчас изучаю часть её личного архива, переданного родственниками. Мальчика отправили к её сестре, потому что ну он остался один, по счастью не попал в детский дом, но он всё равно дожил только до 44 года, заболел и умер от пневмонии, пока его родители, вернее, отец ещё находился в тюрьме, маму тогда выпустили благодаря усилиям Романа Николаевича.
Ю.Кобаладзе
―
Тоже он провёл такую блистательную операцию – по крайней мере, жену свою вытащил.
А.Куланов
―
Он провёл массу блистательных операций, потому что когда 16 октября 41 года из Москвы эвакуировали разного рода важные правительственные учреждения, организации, эвакуировали и посольство, в том числе и японское в Куйбышев (Куйбышев тогда был посольской столицей), и вместе с японским посольством в вагоне для заключённых был эвакуирован и Роман Ким. И до 43 года, пока посольство не вернули в Москву, он там работал. Не знаю, участвовал ли в добыче, но в переводах – точно. И те материалы, которые в то время через него прошли, опять же, были такой важности, имели такое политическое значение (речь идёт прежде всего о невступлении Японии в войну на стороне Германии), что ему в знак благодарности освободили жену, которая сидела в Котловских лесах на лесоповале.
Ю.Кобаладзе
―
А он продолжал быть заключённым, сидел?
А.Куланов
―
Продолжал быть заключённым, и его дело подали на пересмотр только с началом советско-японской войны в августе 45 года. Отменили приговор, вынесенный в 40, госизмена в форме шпионажа, и дали 8.5 лет за превышение должностных полномочий – это ровно тот срок, который он отсидел к тому времени. Ну за что-то же он должен был сидеть.
Ю.Кобаладзе
―
Дело как-то было раскручено, следователя-то расстреляли. А его признания, что он резидент…
А.Куланов
―
Следователя не расстреляли, расстреляли Ежова, следователь куда-то делся
Ю.Кобаладзе
―
А, понятно. Ну это было как-то дорасследовано?
А.Куланов
―
Было дорасследовано, все обвинения были сняты, признаны просто нелепыми, из всех обвинений вытащили – хвостиком был один пунктик, что его агентессы, Кима, а он владел большим штатом женщин, которые занимались работой с японскими разведчиками, дипломатами – вот эти агентессы принимали от разведчиков и дипломатов подарки. Ким, в свою очередь, передавал их наверх руководству ОГПУ НКВД, но, поскольку он участвовал в этой фарцовой цепочке, за это ему и дали 8.5 лет.
Л.Аникина
―
Понятное дело, что тогда арестовывали приблизительно всех – но его-то за что, чем именно он не угодил?
Ю.Кобаладзе
―
Японский шпион.
А.Куланов
―
У кадровиков НКВД была масса к нему вопросов – потому что Роман Николаевич, как я сразу сказал, сочинял свою биографию. И, поскольку он это делал на протяжении нескольких десятилетий, он иногда путался в показаниях. Он забывал, что он писал когда-то. И если сложить, рядом просто положить несколько его автобиографий – окажется, что данные расходятся, в датах, событиях, местах. Он сам этого не мог сделать, потому что у него не оставалось, естественно, копий – а кадровики смотрели. И задавали вопросы: а что было на самом деле и почему он так себя ведёт? И этот ком рос. И, когда он дорос до критической массы, начался 37й год, Сталин выступает несколько раз перед коллективами органов госбезопасности и военной разведки, и говорит о том, что, товарищи, в наших рядах слишком много иностранных шпионов. И начинают брать всех подозрительных. Ким – один из самых подозрительных, это человек с непрозрачной биографией. И он попадает сразу в тюрьму, но ему ещё более года, могу сейчас ошибиться, но, по-моему, около года, не было предъявлено никакого обвинения. Он просто сидел.
Л.Аникина
―
Так на всякий случай.
Ю.Кобаладзе
―
Может быть, тогда понимали, что он слишком ценный кадр, знающий японский, что не надо его так уж гнобить, или это уже мясорубка вертелась?
А.Куланов
―
Там масса деталей в этой истории, потому что сначала, видимо, не понимали несколько недель, но его арестовывают 2 апреля, и в мае начинается дело Тухачевского. К делу Тухачевского пристёгивается много разных хвостов, в том числе японский хвост. Предъявляется документ для прочтения Киму, свидетельствующий о том, что Тухачевский является японским агентом. Кроме Кима документ прочесть не может никто, потому что Роман Николаевич был единственным специалистом такого уровня в стране, который мог читать японскую скоропись. Японскому разведчику можно было даже не шифровать свои письма. Если вы умели писать скорописью, просто никто не мог прочитать, вот совсем. А он мог, он расшифровал этот документ и на свою беду выразил уверенность в том, что это подстава – что Тухачевского хотят обвинить специально, причём сделано это поляками и немцами. И после этого начинаются события в Лефортовской тюрьме, где он чуть не кончает с собой. Время тянется, одного за другим расстреливают или ссылают других японоведов, и оказывается, что работать больше некому. И к Киму в камеру приходит его начальник Александр Гузновский, который предлагает, в общем-то, сделку: ты там в чём-то частично начинаешь признаваться, но мы будем долго-долго расследовать твоё дело, а ты будешь работать. И вот когда состоялся суд в 40м году, через 39 месяцев после заключения, в последнем слове Роман Ким сказал: «Три последних года я занимаюсь тем же самым, чем занимался до ареста, только с той разницей, что меня не пускают домой ночевать». И когда он вышел в 45м, он вышел 29 декабря 45 года, в мае 46 года его наградили медалью за победу над Японией.
А.Куланов: У кадровиков НКВД была масса к нему вопросов – потому что Роман Николаевич сочинял свою биографию
Л.Аникина
―
Потрясающе, притом в тот момент ещё, вроде, не сняв обвинений, да? Или тогда уже сняв, да.
А.Куланов
―
Он тогда уже отсидел за превышение должностных полномочий.
Ю.Кобаладзе
―
А что приписали – передачу подарков?
А.Куланов
―
Передачу подарков, якобы склонение женщин к интимной связи, причём женщины отказались от своих показаний при доследовании 45 года, те самые агентессы, в общем, мелочь – ну за что-то же должен был сидеть, не просто же так он 8.5 лет. Ему этот срок притом засчитали в срок службы в органах госбезопасности.
Ю.Кобаладзе
―
И наградили пистолетом.
А.Куланов
―
И вот после этого начинается карьера писателя, очень странная карьера с очень странными произведениями, которые вышли тиражом больше миллиона экземпляров
Ю.Кобаладзе
―
Вы читали, естественно, его книги.
А.Куланов
―
Да, читал, надеюсь, все его книги. Часто это очень тяжёлое чтиво, совершенно непроходимое – часто идеологически заряженное, послевоенное, иногда с массой непонятных деталей – но в этих книгах раскрывается его судьба.
Л.Аникина
―
Настоящая или выдуманная?
Ю.Кобаладзе
―
Никто не знает.
А.Куланов
―
Вы знаете, он описывает, например, американского разведчика, и вдруг, там идёт описание характера, каких-то там привычек, и вдруг он упоминает случайно, что этот разведчик в юности жил в Японии, мечтал стать писателем и окончил университет кейо.
Ю.Кобаладзе
―
Свою биографию вплетает.
А.Куланов
―
И вот это всё разбросано по всем книгам. И надо сказать, что у Роман Николаевича было ещё одно удивительное увлечение всю жизнь, он изучал ниндзя, поскольку он вырос в Японии. И он первый человек, который на русском языке рассказал о ниндзя, и первый среди не-японцев, кто это сделал. Произошло это в 1926 году. Многие вещи, которые зашифровал в своих книгах Роман Ким, их можно объяснить только с точки зрения парадигм ниндзю-цу. Потому что о чём бы Ким ни писал – это вызывает бурное негодование специалистов. Когда он рассказывает о контрразведывательной работе, контрразведчики говорят – ерунда какая-то, такого не бывает. Когда рассказывает о криптографии, криптологи говорят: бред какой-то. Когда он говорит о боевых искусствах – даже я могу сказать, что так не бывает, не существует таких техник, приёмов и так далее. Такое ощущение, что Роман Николаевич перехитрил сам себя. Можно было бы поверить, если бы мы не знали, что он участвовал в криптографической работе, если бы не знали, что он был выдающимся совершенно чекистом-оперативником, награждённым дважды именным оружием, орденом красной звезды, знаком «почётный чекист» - это был человек высокого профессионального уровня. Но у него в голове была концепция – без мастерства и имени выдавать себя постоянно за того, кем ты не являешься. И человека, который вырос на японском языке, для которого этот язык был родной, про которого японцы говорили, что он говорит с аристократическим выговором, наши – кто его слышал – потом рассказывали, что он вообще не знал японского, что он еле-еле на нём изъяснялся. Роман Николаевич играл всю жизнь кого-то, может быть, себя. Но луковица до конца ещё не очищена.
Ю.Кобаладзе
―
Есть надежда, что вы доберётесь ещё до сердцевины? Дело его вам показывали, оперативное дело – или оно засекречено?
А.Куланов
―
Оперативное дело, естественно, никто не показывал, но рассекречено следственное дело его, которое завели когда арестовали. Есть у меня дело на его маму Охранного ведомства, есть копия дела университетского и масса других материалов. В 2016 вышла книга о нём в серии ЖЗЛ, но сейчас материалов накоплено столько, что ту надо переписать и заново писать новую, тем более литературный аспект – там горы всего.
А.Куланов: Многие вещи, которые зашифровал в книгах Ким, можно объяснить только с точки зрения парадигм ниндзю-цу
Л.Аникина
―
В какой момент широкая общественность узнала о нём как о разведчике? Когда он только начинал писать свои книги, его воспринимали как – ну вышел какой-то дядька и пишет там фантастику, сочинения…
А.Куланов
―
Говорили, что он странный. Те же самые братья Стругацкие –они не могли, видимо, даже в письмах это писать, но они говорили, что Роман Николаевич всё понимает
Л.Аникина
―
То есть, они знали, что он разведчик?
А.Куланов
―
Я не знаю.
Ю.Кобаладзе
―
Думаю, они догадывались.
А.Куланов
―
Догадывались, как и многие другие знакомые, потому что Роман Николаевич был игрок, он умел создать впечатление. Чтобы вы понимали, его японский приятель, японский журналист Кимура Хироси, был настолько очарован его рассказами, что в своей статье «Человек с тремя лицами» написал о Киме, что тот участвовал в Гражданской войне в Испании, потом был арестован и сидел в лагере в Северной Африке.
Ю.Кобаладзе
―
В Испании он точно не был или был?
А.Куланов
―
Не был, и в Африке в лагере тоже не сидел, хотя в командировку не реабилитированный ездил в Америку, Эфиопию, в Китай…
Л.Аникина
―
Как это возможно?
Ю.Кобаладзе
―
Какое-то задание ему давали, как ещё это объяснить?
А.Куланов
―
Как писатель!
Л.Аникина
―
Будучи писателем, он продолжал работать разведчиком?
А.Куланов
―
Он продолжал быть связан с органами.
Ю.Кобаладзе
―
А как вы узнали о нём, впервые?
А.Куланов
―
Мне о нём рассказал историк ниндзю-цу, Алексей Михайлович Горбылёв из МГУ, у которого преподавала, если не ошибаюсь и фамилию не перевру, преподавательница японского языка Килиенко из школы КГБ, которая знала Кима, соответственно, по этой линии. И она ему рассказала, был такой человек, который в ниндзю-цу хорошо разбирался. Алексей Михайлович уговорил меня заняться этим делом, перепоручил таким образом. Вот с его благословения, включив огромное количество людей в эту историю, японцев там, замечательного переводчика с японского языка Вадима Бушмакина, моих друзей в Токио, очень много людей у нас людей занимается до сих пор делом Кима – мы продолжаем собирать, аккумулировать, разбираться, в какой-то момент мечтать о психиатре – конца этому не видно, не очень верю, что этот конец когда-нибудь будет. Там много интересного .
Л.Аникина
―
Что о нём говорили люди, члены его семьи, в принципе люди, хорошо его знавшие, как о человеке? Помимо того, что он был потрясающим мистификатором.
А.Куланов
―
Он был невероятно обаятелен. Я поддерживаю отношения, в основном, сейчас эпистолярные, с его внучками, которые, естественно, это их родной девушка, они в самых комплиментарных тонах о нём отзываются. Те люди, которые знали его как специалиста, просто были с ним знакомы (к сожалению, почти все они уже ушли) вспоминают, что он был невероятно интеллигентен, подтянут, всегда одевался истинным денди, никто не помнит его без галстука и даже в самую сильную московскую жару он выходил на улицу только в костюме, с отутюженными брюками, часто даже с палочкой, в берете, курил трубку, в общем , это был невероятно элегантный человек, каким, кстати, молодого его описал Юлиан Семёнов в 22м году. Ничего не изменилось. Есть даже тюремная фотография, сразу после ареста сделанная, он, естественно, без галстука – но у него пиджак и торчит платочек из кармана.
Л.Аникина
―
Ничего себе.
Ю.Кобаладзе
―
Это говорит о гуманизме следователей НКВД!
А.Куланов
―
А на фотографии, отправленной им первой жене в 45 году, ему ещё почти год сидеть, он на тюремной фотографии в белой рубашке с галстуком и в костюме.
Л.Аникина
―
Потрясающе.
А.Куланов
―
Невероятно подтянутый и в то же время творчески-романтичный и где-то даже рассеянный человек, писатель-чекист, или чекист-писатель, я не знаю.
Л.Аникина
―
Его приверженность советской идеологии – искренняя или вынужденная?
А.Куланов
―
Думаю, искренняя. Может быть, он мог создавать такой образ – но выглядит это совершенно вот так от души. Тем более, что его книги делятся, по большому счёту, на две части. Первые, ранние произведения связаны с Японией, позже они уже никак с Японией не связаны, там много фантастики, приключенческих рассказов. Есть рассказ о Шерлоке Холмсе, например.
Ю.Кобаладзе
―
С которым он общался в Лондоне, очевидно.
А.Куланов
―
Ну он же ездил в Лондон. Не удивлюсь даже, что с Холмсом его знакомил Михаил Петрович Любимов.
Ю.Кобаладзе
―
Нет, у Михаила Петровипча другая заслуга – он меня с вами познакомил, за что ему отдельная благодарность.
А.Куланов
―
Это очень сложные рассказы. Могу сказать, я проводил конференцию, посвящённую творческому наследию Кима, у нас выступал японский исследователь с докладом «Тема юмора и фрейдизма в творчестве Романа Кима».
Ю.Кобаладзе
―
В Японии его изучают?
А.Куланов
―
Кимоведы есть в разных странах, к нам приезжали докладчики из США, Южной Кореи, приезжал специалист из Японии, ваш покорный слуга. Сегодня, кстати, по телевидению Южной Кореи должна была выйти о нём программа – не знаю, вышла или нет. Так что проходит время, и он возбуждает всё больше интереса к своей персоне, и документов набирается всё больше – к сожалению, люди уходят, которые его ещё помнят. Ч недавно письмо написал человеку, который оставил о нём очень интересные воспоминания, в Facebook написал, и вижу, что сообщение прочитано – а ответа не дождался, человек в тот же день умер, не успел ответить. Вот это, конечно, обидно. Только сопоставляя показания из разных источников, мы можем каким-то образом понять, что там происходило на самом деле, что он придумывал и что было реальной историей.
Л.Аникина
―
В Корее как к нему относятся?
А.Куланов
―
Сейчас к нему появился интерес, изучают. В силу их исторического фона и международной обстановки его в первую очередь видят как представителя антияпонского течения, существовавшего с конца 19 века, как выходца из корейской – может быть, не аристократии, но точно из дворянства. Корейский исследователь и литературовед, анализируя тексты романов Кима, уверенно заключил, что да, этот человек происходит из очень образованной корейской семьи. Есть такое сословие «янбан», вот Ким из янбан – такая аристократия почти. А может быть, и аристократия на самом деле. И третий вопрос – его отношение к Корее и Японии в его литературном творчестве.
Ю.Кобаладзе
―
С вами общаться одно удовольствие. Вы мне ещё одну подкинули книжонку, Елена Феррари, это ещё одна загадочная личность. Я изучу эту книжку, мы обязательно про неё поговорим.
Л.Аникина
―
В камеру покажите для наших зрителей.
А.Куланов
―
Елена Константиновна – ещё одна интересная история, трогательная, трагическая, с известными именами, стихами, любовью, разлукой.
Л.Аникина
―
Так почему бы не посвятить ей отдельный выпуск?
Ю.Кобаладзе
―
Обязательно отдельно поговорим о ней.
Л.Аникина
―
Спасибо огромное, Александр Куланов, историк, писатель…
А.Куланов
―
Спасибо.
Л.Аникина
―
рассказал нам историю Романа Кима, разведчика, писателя. Прощаемся с вами – Юрий Георгиевич прощается, я остаюсь, потому что через несколько минут будет программа «Эпизод», мы поговорим про сериалы с аутичными героями, будет интересно, оставайтесь, конечно же, ну и после полуночи – программа «Один» с Дмитрием Быковым – никуда не уходите. Теперь Яков Широков с новостями. Всего доброго, спасибо.