96 страниц - 2020-09-24

Добрый вечер. По традиции, это я к новостям «Дилетанта». Мы же, Коля Котов, не называем по имени и по фамилии убийцу Леннона? Никогда с дядей Володей. Никогда. Вообще это имя не произносится. Хуже. Не произносится никогда. Я этой традиции следую. Ну ладно. Мы же представляем сегодня вышедшие два дня назад из печати и поступившие в продажу октябрьский номер «Дилетанта». Вы видите, вот, перерастающую статую, или статую, перерастающую в фотографию. Октавиан Август – Путин Древнего Рима. Мы очень много всего получили по шее, знаете, от кого? Не от патриотов и не от сторонников президента, а от противников. «Как?! Великий, светлый Октавиан Август, император, при котором все расцветало, все прибавлялось, и Рим стал таким великим, замечательным, с кем вы его сравниваете?!». Я ожидаю, что, с другой стороны тоже прилетит: «Как вы можете, что это такое, вы издеваетесь над портретом!». Пока этого ничего не было, но нужно сказать, почему мы это сделали. Потому что это поразительная история. Самая, наверное, известная нам и самая поразительная история в том смысле, как человек, столько лет не только делал свою власть, делал свой образ и избегал нескольких ошибок, которые совершил, по его же собственному мнению, его двоюродный дедушка и его приемный отец Юлий Цезарь. Не стать диктатором – самое главное. Не дать себя убить рано. Не остаться, не заниматься вот этой ерундой еще во внешнем виде, которой занимался Юлий Цезарь. Цезарь, лысея, надевал себе всевозможные венки, прикрывающие его лысину, а Октавиан Август все решил по-простому. У Октавиана Августа были все его статуи, все его портреты были сделаны так, что у него густющая челка. И наплевать, как он на самом деле выглядел, особенно к концу жизни. Густющая челка, вечно молодой человек и никакой, с одной стороны, никакой не золотушный мальчик времен его юности и борьбы со знаменитыми взрослыми дядьками, такими, как Марк Антоний и так далее. Люди, которые действительно могли его двумя пальцами, вроде бы как, они считали, или растереть, или же руководить им, как, например, во время Триумвирата. Он очень и очень ловко, очень и очень умно превратил демократическую власть, сохраняя все демократические институты, и наоборот – крича постоянно о том, и плача о том, что он сторонник древних ценностей, духовных скреп и вовсе никакой не диктатор, и никогда он не принимал должность диктатора и названия диктатора. То есть чрезвычайного правителя.

А, претензия к «Дилетанту», что заголовок не соответствует тексту основной статьи. Заголовок соответствует тексту основной статьи, потому что там, в основной статье и во всех остальных, объяснено. Во-первых, семь этапов движения, которые были сделаны. Семь этапов движения, семь главных шагов к вершине власти: руководство выборами, соответствие исполнения законов, но издание таких законов, чтобы все решения, которые принимает принцепс, соответствовали этим законам, а законы соответствовали решениям, которые принимает принцепс. Юлий Цезарь был диктатором. Он был диктатор. Он пытался сделать, достаточно прямо укрепить свою власть для того, чтобы придержать порядок в Риме. Октавиан поступил гораздо тоньше. Он контролировал выборы, он умело жонглировал должностями. Например, можно было стать консулом, но консул избирается ограниченное число раз. Можно было сделать неограниченное число. Но зачем? Зачем насиловать законы? Просто вот эти прыжки и, я постарался в прошлом таком прологе этого номера, в прошлом выпуске «Дилетанта», говоря об инсигниях, об этих знаках власти, которые получал Октавиан Август, говоря об этом, как он жонглировал. Он становился и трибуном, он становился цензором, он до этого был квестором, он несколько раз менял должности, но везде, на какой бы должности он ни находился, он становился у нас единоличным властителем. Да, гибридный демократ, да, Алена. Очень хорошо.

Так вот, в чем еще? Вот смотрите, давайте следовать дальше за ним. Основные вещи и удача Октавиана – это битва при Акции, когда он разгромил Антония и этим, конечно, упрочение его власти не окончательно, но состоялось. Нужно было упрочить институты. Правая рука императора. Вот это очень интересно. Были ли те сотрудники, или он один парил над всеми? Да, он парил над всеми. Но были незаменимые сотрудники. Марк Агриппа – один из них. Он великолепный полководец, талантливый человек, приведший ему на помощь македонские легионы, когда был тяжелый момент у юного Октавиана. Он мог стать наследником, если бы не умер рано достаточно. Человек, который построил массу всего в Риме и в Римской империи. В самом городе мы видим то, что он построил, с его рук, правда, это более позднее издание, но на этом месте дивный пантеон, сохранивший на фронтоне надпись, что построил Марк Агриппа, построил это здание в свое третье консульство. Он построил знаменитый Квадратный дом – это храм в Ниме. А всего здесь 700 водохранилищ, 500 фонтанов и акведуков, 130 водонапорных башен. Кем был Октавиан? Наверное, никем, если бы, ну… скажем так, может быть, он с помощью такого посмертного пиара, которого он всю жизнь добивался, может быть, он и остался таким же великим и непревзойденным императором Августом. Но памятники и те сооружения, и те улучшения, и великие победы – это Марк Агриппа во многом.

Духовные скрепы. Да, восстановление семьи. Да, он приводил к такой якобы архаике римской. Благочестие. То есть почитание родственников, предков, это здоровая, правильная римская семья. Закон против роскоши. Как казна же пополнялась изумительно! Закон, который не мешал жить богатым людям. Например, он запрещал ставить особо пышные памятники в местах погребения. Он, ну, пировать – пируй, но не особенно шикуй. Вот так это было. Вот что делал Октавиан. И мы придем здесь обязательно к человеку, который руководил внутренней политикой Октавиана Августа. Это Меценат. Гай Цильния Меценат – это удивительный совершенно человек. Человек, который, будучи абсолютно лоялен Октавиану, не плел никаких интриг, потому что себе дороже, наверное, это вам не какой-нибудь буйный – да-да, вы правильно сказали, коррумпированный абсолютно послереспубликанский Рим. Нет, тут коррупция была на высшем уровне. То есть она была на уровне государственного вполне. Она была институциональная, и коррупция эта была в руках государства. Вот смотрите, Меценат. Меценат, действительно, очень любил все это, очень любил культуру. Очень любил искусство, очень любил поэзию. Но поэзия жила тем, что была верна Августу, и при этом создавались великие стихи, великие произведения. Меценат щедро платил за это. И, в принципе, он был сказочно богат. Но ему позволялось быть сказочно богатым. Он еще очень удобно составил завещание: он все завещал Октавиану.

Так, ну, личную жизнь, я скажу всем радиослушателям, что чат сейчас обсуждает личную жизнь Марка Антония, Клеопатры. Да, это очень интересно. «Римляне не успели Россию дойти, захватить – развалились сами». В общем-то, России никакой не было. И бродили, простите меня, где-нибудь там племена, еще, как говаривал Мединский, они успели спуститься с Карпатских гор, здешние арии. Еще не успели. Но что у него не получилось, так это не получилось сделать провинцию Германия. Великолепный Египет он получил, кстати говоря, заставив опубликовать завещание Антония, сделать его публичным, и как раз пропиарить про иностранку, как здесь пишут у нас наши слушатели, про иностранку, про царицу, предательство, госизмену. И Марк Антоний рухнул и в глазах современников своих. Это тоже было очень полезно, героев оставаться было не должно.

Вот здесь мы показываем на экране, какой стала большой римская держава. Рим прибавил вот от желтенького, которое оставалось, так скажем, до 31 года до нашей эры, во времена Триумвирата, становления власти Октавиана, и потом вот эти зеленые прибавляются, а розовенькие – это зависимые всевозможные территории. Ну вот смотрите. Зачем Риму нужно было идти сюда? Там, где колония, вот зачем нужно было идти в дебри Германии? И там, и у нас пишется об этом – там пропали легионы Вара. Конечно, существует красивая история у Светония о жизнеописании 12 цезарей, в том числе, и в первую очередь, как величайший, Юлий Цезарь и Октавиан Август. Октавиан Август перестал бриться-стричься, когда пропали легионы Вара, и бился головой о притолоку, и все повторял: «Вар, Вар, отдай мне легиону, где легионы Вара». Видите, как он страдал? И патриотически страдал.

Крым? Крым сейчас скажу чей. Крым фракийский, греческий Крым. Тут Херсонес таврический, тут Пантикапей. Ни сарматы, ни роксоланы и даже не армяне не владеют. Итак, здесь… ну, с Арменией они встретились, это была суровая встреча.

Так мы прослеживаем «Вар, верни легионы». Да, хорошая статья здесь. И кандидаты на усыновление после того, как не стало у него соратника Агриппы. Здесь многие правители были через усыновление, но первым преемником стал Тиберий. И вот замечательно, смотрите, как демократические законы, он же сохраняет республику, самое главное – сохранять республику, и сохранять ее традиции, сохранять ценности. Но Сенат принимал решения важнейшие, утверждал их, но принцепс, обсуждая это со своим наследником Тиберием или с кем-нибудь еще, как говорилось, каким-нибудь человеком, мог принимать решения, которые были равны решению Сената.

Мы с вами в этом номере октябрьском смотрим на образование еще одной империи. Эта империя – Вторая германская империя, второй рейх, если можно так сказать. И это Бисмарк. Бисмарк – создатель империи. Вообще статья очень интересная, и с линией жизни Бисмарка, откуда он вышел, рождение, провинциал выходит, в Петербурге он бывал и так далее. Смотрите, очень интересная вещь, которая предшествовала потрясающей победе над французами Наполеона III в 70-ом году и создание в Версале, провозглашение новой Германской империи. Было заключено соглашение с Российской империей по поводу… Дмитрий Мезенцев, вы уже догадались, по поводу несчастных поляков, как всегда. Как всегда, Германия и Россия договариваются про Польшу. Так вот, русские войска, Бисмарк об этом договаривался, русские войска могут проходить и на германскую часть, на прусскую часть Польши, и могут преследовать до того, о чем говорил президент Путин. «О! – как обрадовались. – Замечательно!». И это была такая ловушка потрясающая. Потому что тут же Англия и Франция: «Ага! Значит, судьба Польши и поляков восставших становится предметом международных договоров. А почему в этом не участвуют другие великие державы того времени? А давайте тогда соберем Конгресс. А если не Конгресс, то будем, может, даже воевать». Войны не случилось, как совершенно правильно пишет автор статьи. Войны не случилось, но получилось большое безобразие. И поэтому, когда все переругались между собой и никто, фактически, не пришел на помощь Франции… Италия, которую создавал Наполеон III, было не до того. Никто не пришел на помощь. И потрясающими своими маневрами, они только армией, прусской армией, которая была хороша, объединил Германию и победил Францию. Вот так завершилась история интриги Бисмарка.

Для того, чтобы мы с вами как-то вошли в эту имперскую, что римскую, что германскую атмосферу, я бы хотел, чтобы вы послушали марш, который был сочинен как раз в 71-ом году. И под него возвращались к себе в гарнизон сослуживцы композитора, который его сочинил, возвращались после взятия Парижа. Марш «Прусская слава» сочинен в 1871 году.

ФРАГМЕНТ

Пишут: «Бисмарк жил в Калининграде». Да, потом он на некоторое время был завоеван и назывался Кенигсберг. Потом снова древнее название Калининград ему вернули. Да. Вот, «Бавария была не хуже прусских гогенцоллернов». Даже, я бы сказал, гораздо лучше. Она не хотела принимать участия во всем этом безобразии.

Дорогие друзья, давайте мы с вами послушаем новости, а потом вернемся.

НОВОСТИ/РЕКЛАМА

Мы продолжаем. Да, действительно, к вопросу Кенигсберга-Калининграда. Славными именами, ну, Калинин Калинином, славными именами Багратиона, Черняховского, замечательного генерала и героя, названы города Восточной Пруссии были. Но все-таки поляки, например, назвали старыми параллельными именами, теми, которые существовали давным-давно, параллельно немецким. Там, где были владения немецкого ордена тевтонского, назвали замечательно. Да, был город Королевич у нас. Ну… нехорошо. Советское время, Королевич, что-то такое. Но поляки сделали правильно. Они назвали, и снова официально появился Мальборк тот же самый. Это как-то можно было бы сделать, хотя такой, знаете, как в 1807 году был заключен так называемый «советский мир». Мир в городе Советске, ранее - Тильзит.

Так что, давайте сейчас мы переместимся по страницам нашего журнала, не забываем его основную тему. Как получилось, здесь спрашивают в СМС-ке, что имя стало должностью? Это Рупрехт спрашивает, он един в нескольких лицах. Какое имя стало должностью? Цезарь? Ну, не должностью, а титулом. Цезаря вы имеете в виду? Не Август же, не Октавиан? Император – это должность была, а Цезарь – да, получилось так. И, как нас всегда на сравнительной лингвистике учили, что можно понять, когда более раннее произношение, как германцы, перенимали, например «каэзар». Переняли гораздо раньше, чем кесарь, цезарь, потому что не было никакого «ц» до средних веков, звука такого.

Ну вот смотрите, 85 лет исполняется московскому метро. Здесь авторы нашего журнала предложили некоторые, наиболее выдающиеся станции московского метро. Я бы сказал, что вообще, в каждой станции из первых нескольких очередей, включая Кольцевую линию, в них, конечно, есть очень много архитектурных интересных решений. В детстве я страшно любил «Новослободскую». Она светится, она такая великолепная, эти витражи. А потом, когда я стал постарше и стал интересоваться архитектурой, меня стал занимать другой вопрос. Витраж – мы предполагаем, что свет с улицы светит. А здесь он идет из центра пилонов. И это мне показалось странным, но все равно восторга не отменяет.

Станция «Новокузнецкая» с замечательными мозаиками, автор которых сделал – и умер. Он в Ленинграде завершил мозаики, во время блокады, он их завершил и умер. Он же автор мозаик, кстати, в Спасе-на-крови.

Станция «Комсомольская», пышнейшая кольцевая «Комсомольская» с этими люстрами, плафонами великолепными, там коринские плафоны есть. У меня было так: один из моих старших родственников, муж бабушкинской сестры, он был большой метростроевский начальник. Мне подарила моя тетя кусочки смальты, которые остались от монтажа мозаик там, наверху «Комсомольской».

«Площадь Революции», конечно, она чудесная, экзотическая и все бегают смотреть. В фильме Елизаветы Листовой есть великолепная сцена: здесь анимация сцены, когда она переставляет на платформы идущего поезда, и во время войны отправляет в укрытие эти статуи все. Вот, пограничник Карацупа и его собака… да, это та, которой стерт нос на счастье. Но все, там и у матроса граната, там и наган стерт, каждый себе загадывает всякие всевозможные желания. Это Карацупа, действительно, пограничник, он сделан из Карацупы, и его собака, в то время, Индус. Еще из уважения к товарищу Меру и к дружбе с Индией его в Ингуса не переделали, еще тогда. Более мелкая история на ту же тему была в конце 50-ых годов: моего бабушка делала учебник испанского языка и, так как надо было проходить 25 цензур, чтобы подлинные стихи испанские туда включать. А это детский учебник был совершенно. И там маленький стишок про собачку был. И этот стишок оканчивался, что он такой веселый, замечательный песик, живет у меня, и зовут его Фидель, то есть «Верный». Наступил 60-ый год, переиздание, ей говорят: «Давайте вы как-нибудь замените Фиделя, а то получается, что Фидель – собака, а этого не стоит делать».

Станции метро. Тут прилагательное «августейший» читается. Август – это не имя, это «священный», «божественный». Потом это стало именем. Августейшая семья – значит, монаршая семья, это значит «несущее чудо власти», данной богами или богом. Потом появляется, кстати, у нас есть наиболее знаменитые монархи по имени Август, и Август Моцный тут тоже есть, Дмитрий Мезенцев, обязательно есть.

«Маяковка». Я хотел спросить у наших слушателей, какая у вас есть станция? Конечно, станция «Маяковская» - это просто шедевр. Это замечательная станция, и станция «Кропоткинская», особенно с ее светом, который выходит из колонн. И это было придумано великолепно совершенно, когда просили Душкина повесить люстры, но он сделал. Он туда, в лампочки еще не было никакой проводки подведено, он на соплях просто вкручивал для того, чтобы комиссии показать, как замечательно, когда светит потолок, стены, светит просто из колонн.

«Воробьевы горы – лучшая». Да, но сколько ее переделывали, «Воробьевы горы». Сколько переделывали эту станцию. Мне рассказывал отец, который строил этот метромост, примерно в то же время строили Крымскую эстакаду над Садовым кольцом, и он рассказывал, что это совсем недолго будет стоять. И столько тогда, по системе «давай-давай», столько там песку было, и бетон там, и от такой вибрации и нагрузки – сверху автомобильный, тут идет метромост, это дикая нагрузка. Конечно, потом под угрозой катастрофы весь мост переделали.

Сейчас вспоминают Августов, и правильно вы вспоминаете, и Август Сильный, и Станислав Август Понятовский. Другие люди. Филипп получил свое прозвище «Август» из капетингов. Филипп получил свое прозвище «Август» как «священный» и в честь уже Октавиана Августа. Да, конечно, Октавиан много сделал.

«Кропоткинская – да». Но там испортили свет от колонн, там мягче был свет. Знаете, как светильники на эскалаторах очень красивые в разные эпохи были. Сначала шары, потом как колосья или как цветки, были в 50-ых годах. Они давали хороший, но недостаточный свет. Конечно, такая модернизация – жалко.

«Люблю все старые станции метро, разумеется. Но самая впечатляющая станция для меня относительно новая – «Сретенский бульвар». Вы знаете, после предельной скромности разнообразных станций, новые станции бывают чрезвычайно хороши. Кстати, очень изящная станция на короткой линии, когда поставили, «Ботанический сад», который стал «Проспектом Мира». «Рижская – Мир – ВДНХ», потом «Щербаковская», потом «Алексеевская». Керамическая станция «Рижская» чрезвычайно хороша. Да-да-да, на «Фрунзенской» испортили свет на эскалаторе. Надо больше света, но менее энергозатратно, что же делать…

Святой Августин – это тавтология? В чем-то да, получается, конечно.

Едем дальше мы с вами и смотрим. Если говорить о прологах. Мне пришлось сделать, ну что же, правда есть правда, ужаснейший пролог. Следующий номер будет посвящен делу царевича Алексея в своей главной теме. И такую физическую, я бы сказал, кульминацию этого дела, ужаснейшую, как пытки, дыбы и кнут царевича Алексея я написал в «Штуке». Я тут предлагаю, так как хочется пожалеть нервы читателей, почитайте изумительную книгу, хотите – у нее есть более короткий вариант, который тоже выходил в «НЛО», хотите – полный вариант, который выходил в серии истории Руси НЛО. «Дыбы и кнут» Евгения Анисимова. Это о политическом сыске и о приемах следствия. Ничего здесь такого, по сравнению с другими странами, обычаями, не было особо выдающегося… бывали изощреннее пытки в разных странах. Но талантливо это применяли. Для меня самая главная это другая история. История для меня состоит в нас с вами, дорогие друзья. Что мы, я не знаю, или через Алексея Николаевича Толстого, но уж точно не через Дмитрия Мережковского, который был гораздо тоньше в этих делах, мы с вами смотрим с восхищением снизу вверх на Петра и смотрим за его переживаниями. Алексей какой-то слизняк, понимаете, он какой-то слабый, а Петр – он великий, он все, он во всем великий. Мореплаватель, плотник и вечный работник, ответственный работник. И мы следим за его переживаниями. Как он переживает, что ему надо убить сына. И вроде бы мучается, и вроде бы сенату дает возможность как-то все это… и мы абсолютно оставляем один на один с тем ужасом, который он претерпел, вряд ли за дело по-настоящему, раз он такой слабый. Вряд ли. И эти доказательства вроде писем на русском языке королю Карлу, на русском языке. Он был достаточно образованный человек, Алексей Петрович. Зачем писать на русском языке ему? Чтобы сложнее было? Чтобы шпион-толмач переводил Карлу XII? И вот это сляпанное дело, и мы не думаем о том, когда он превращался просто в кусок мяса. И зачем от него что-то человеческое, кроме подтверждения показаний, ждать нельзя было, не было никакого мужества.

Интересно было бы посмотреть обернись по-другому стрельфы, Софья, тра-ля-ля, подвергнись Петр таким вещам. Каков бы он был в застенки.

Вот, друзья мои, у нас очень много интересных вещей. Здесь вспоминали Людовика XIV. Вот его ужин с Мольером, очень показательная картина, и все здесь разбирает Алексей Нарышкин, рассказывает про всех, как происходит эта еда у Людовика XIV.

Вот чрезвычайно любопытная штука! Это статья не кого-нибудь, а Ольги Дмитриевой, о письме Фиески. Из знаменитого генуэзского рода человек, светский, написал письмо в свое время. Речь идет о смерти Эдуарда II, которого очень многие знают, прежде всего, по романам Мориса Дрюона, по «Французской волчице». Как его жутко убили. Человек был ничтожный, видите, да, ничтожный человек, как его жутко убили и вот этот заговор Изабеллы Французской, ее любовник Мортимер, будущий великий Эдуард III, ее сын. И вот Фиеско утверждает, что его не убили, что он сбежал из замка. Непонятно, как сбежал, но такие подробности, который никто не мог рассказать кроме самого Эдуарда II. Ну может быть. Во всяком случае, почитайте. Это очень любопытно – вплоть до того, что существует версия, что Фиеско свел где-то в Нидерландах, свел Эдуарда III с каким-то человеком, которого звали де Галль, то есть Уэльский. Это первый из титулов и первый в истории титул принца Уэльского, он был у Эдуарда II, у наследника престола был в свое время, после завоевания отцом Уэльса. Был не один Фиеско, Дмитрий, это огромная семья.

Так что почитайте, это любопытно. Получается, что в этом же веке у нас два объявившихся, где-то скрывающихся короля. Это получается, что Эдуард II сбежал, такой старец Эдуард Эдуардович, и Иоанн I Посмертный, который потом объявился в Сиене.

Да, Sam Stone, Диспенсеры – это были лихие люди. Это тот, кто царил и властвовал, ногами открывал все двери, обогащался за счет короны невероятно, любимец Эдуарда II.

Вот такая вот любопытнейшая, на мой взгляд, статья тут есть. Так что ее почитайте.

Про боярыню Морозову у нас есть. И вот, возвращаемся к Польше. Такая сторона здесь: в этом году автор перечисляет, Дмитрий, например, тоже, наш замечательный полонофил, говорю без всякой иронии и сарказма, здесь еще есть одна дата, и причем крупная – столетие чуда у Вислы, чуда под Варшавой. Когда, вроде бы, красная армия по всем должна была войти в Варшаву и идти дальше, на Берлин, как полагается, но не получается. И поляки отстаивают свое. Так вот, другая сторона, Юлия Кантер в этом номере разбирает другую сторону этого дела. Создание польской красной армии, естественно, советской России, создание комитета. У нас вообще был готовый польский руководитель Феликс Эдмундович, и очень интересно, как пишет, докладывает, при всех этих военных успехах и потом уже странных неуспехах, кто виноват? Сталин валит на Тухачевского, оба валит на Егорова, Егоров валит неизвестно на кого, и все вместе на Буденого и Ворошилова. Но дело в том, что Дзержинский пишет: «Встречают плохо». Колес снимают с подвод, грабят обозы, никто, в общем-то, не хочет, из тех, кого встречают, не хочет, например, делить помещичьи земли. Как-то не очень хотят. И это странно – для большевика видеть, что национальное и патриотическое взяло верх над классовым. Такое вот наивное, я бы сказал, удивление.

И армию потом расформировали, к 30 сентября она была уже расформирована.

И, наконец, у нас большое эссе Дмитрия Быкова. И не зря в этом номере оно посвящено белорусскому писателю Алесю Адамовичу. Дмитрий Быков много думает о том, кто кого воспитал – Белоруссия воспитала Алеся Адамовича, или Алесь Адамович и Василь Быков воспитали Белоруссию. Прямой наследницей Быков считает совершенно справедливо Адамовича и его, сверх прозы, считает Светлану Алексиевич, что абсолютно правильно, мне кажется. Давайте послушаем 31-летней давности выступление Алеся Адамовича во время съездов народных депутатов. Я взял это с видеокадров, где стоит Ельцин, Попов, многие стоят люди. И не забытые ныне, и не забытые уже теперь – стоят. И что они требуют во время съезда от все еще существующей партийной власти? Алесь Адамович выступает.

ФРАГМЕНТ

Ну вот, важнейшие тогда были и митинги, и выступления. И важнейшая борьба – борьба за трансляцию, за полное освещение того, что происходило на этом историческом съезде народных депутатов. Как бы подробно я ни говорил, про что бы я подробно ни говорил, все равно исчерпать журналы я не могу. Антиох тут спрашивает: «Это все в одном журнале?». Да, это все в одном номере. И это я еще не все сказал о замечательных портретах. Да, вот правильно, и о боярыне Морозове вот СМС-ка пришла – я не сказал подробно. И все равно, как бы подробно я ни говорил, и что бы я ни показывал, все равно, журнал, который ты читаешь, держишь в руках – это совершенно другое. Мы с вами сегодня пробежались по страницам октябрьского номера «Дилетанта». Жалко, что не могу все прочитать здесь – о станциях метро. «Фонвизинская» с голограммами, «Марьина роща» нравится, смальтовые мозаики… я вас, наверное, удивлю, но моя любимая станция – непритязательный «Проспект Вернадского». Он очень славно сделан. Очень собранно, светло, хорошо.

Всего вам доброго, друзья.