4 минуты с театром - 2001-02-25
Тенесси Уильямс давно и надежно любим русскими актрисами. Роли для женщин и про женщин - большой дефицит в мировой драматургии, Уильямс всегда считался лучшим знатоком женской души, как мы поняли впоследствии - в том и числе и в силу своей сексуальной ориентации. Но в ту недавнюю советскую пору, когда секса вообще не было на Руси никакого - ни розового, ни голубого - драмы американского Чехова были популярны особо, а Виталий Вульф - главный переводчик этого автора - тщательно заглаживал опасные углы и прятал двусмысленности, отчего пьесы становились бесконечно многослойными и многословными, но эмоционального накала не теряли.
Трамвай Желание шел на сцене театра Маяковского в течение двадцати лет. Меняли друг друга Стенли Ковальские и Стеллы, но неизменной была Бланш Дюбуа - Светлана Немоляева. Роль Бланш - гордость и боль актрисы. В течение двадцати лет она отдавала этой работе свои нервы, свои слезы и свою молодость. При полных неизменных аншлагах, в атмосфере абсолютной публичности она раскрывала перед толпой свои сокровенные тайны, каялась в грехах, теряла рассудок и рвала на куски свое итак надорванное сердце. Нездешность, потусторонность Бланш выражались в ее обреченном одиночестве, в растерянности перед улицей и хамством, в беззащитности перед бытом. Ее восторженные грезы обретали черты реальности, отражаясь в китайских фонариках и искусственных цветах, в воспоминаниях искусно прятались вымысел и правда, нещадно требуя оправдания своему прошлому, в котором таилась нечеловеческая боль бесконечных утрат. Бланш колдует над уютом как фея из сказки, она щебечет над совей последней любовью, увлекаясь волшебным светом полумрака, что примирят ее с действительностью - яркий свет для нее - как сброшенная одежда, к последнее разоблачение, за которым последует только смерть. Пугающее и мучительное Ничего. Животный оскал Стэнли Ковальского - эта улыбка палача, она натыкается на нее как бабочка на спицу и в последней агонии перед ее взором проносится жизнь-мечта, которую она давным давно потеряла, бренные останки этой мечты она таскала за собой в одряхлевшем кофре - истлевшие письма и фотографии, вышедшие из моды шляпки и наряды, сухие листочки и выдохшиеся духи - вот все, что осталось от жившей когда-то Бланш, исчезнувшей и растаявшей во времени как чеховский звук лопнувшей струны. На таком эмоциональном уровне - на звуке лопнувшей струны, на отчаянии граничащим с безумием -Светлана Немоляева существовала все три часа спектакля. А потом шла пешком домой по Тверскому бульвару и Бланш шла за ней по пятам, не отпуская от себя ни на секунду в течение двадцати лет. Более сильного театрального впечатления я никогда в своей жизни не испытывала. Те, кто видел этот спектакль, никогда его не забудут. Она похоронила себя в этой роли, и воспоминания о ней даются ей нелегко. Была другая жизнь. Были другие ценности. И государственные премии и звания получали за иные заслуги. Впрочем, как и сегодня.